"Четверка сравнивает счет" - читать интересную книгу автора (Иванович Джанет)Глава 9Я стиснула зубы: — Прочь от телефона! Морелли уступил телефон, но продолжал держать ногу в проеме двери. — Что? — спросила я Кунца. — Хочу узнать, как продвигаются дела. — Да никак не продвигаются. — Ты ведь обещала мне? — Ага, точно. А, между прочим, кто-то облил мою машину бензином и бросил в квартиру зажигательную бомбу. Ты, случаем, не знаешь, кто бы это мог сделать, а? — Черт. Нет. Ты думаешь, это Максин? — На кой черт Максин сжигать мою квартиру? — Не знаю. Может, потому что ты работаешь на меня? Морелли протянул руку и забрал телефон. — Позже, — бросил он Кунцу. Потом отсоединился и швырнул телефон в раковину. — Нехорошая идея, — произнесла я. А сама подумала: «Почему бы и нет?» У меня затряслись поджилки. У меня даже маломальской одежды не было, чтобы избежать этой неловкой ситуации. И потом, после всего, через что я прошла, я просто заслужила оргазм. Я имею в виду, это самое малое, что я могу для себя сделать. Морелли наклонился и, втягивая воздух, провел носом вдоль моего голого плечика. — Я знаю, — согласился он. — Это ужасная идея. И провел губами прямо под мочкой уха. Мы закрыли глаза на мгновение, и Морелли стал целовать меня. Рот его был нежным, а поцелуи длились вечность. Когда я была в старшем классе, моя подружка Мери Лу говорила, что, по слухам, у Морелли быстрые руки. На самом же деле, все оказалось в точности наоборот. Морелли знал, как растягивать удовольствие. Морелли знал, как медленно свести женщину с ума. Он снова меня поцеловал, наши языки переплелись, и поцелуй стал глубже. Сначала он держал меня за талию, потом руки сместились на спину и крепко прижали меня к себе, и, либо у него была дьявольская эрекция, либо это его полицейская дубинка уперлась мне в живот. Я сильно подозревала, что это была эрекция, и подумала, а не принять ли мне глубоко в себя эту прекрасную, огромную, твердую волшебную штуковину, чтобы все тревоги отлетели прочь. — Я тут кое-чем запасся, — сказал Морелли. — Чем это? — Несколькими презервативами. У меня их целая коробка. Серьезное вложение. Самые лучшие. По моим представлению, исходя из того, что я чувствую, этой упаковки нам до воскресенья не хватит. А потом его рот снова оказался на мне, вовсю целуя шею, ключицу, выпуклость груди над полотенцем. А потом уже и полотенце исчезло, Морелли прихватил ртом сосок, и жаркая вспышка пронзила меня. Руки его были повсюду, исследуя, поглаживая… дразня. Рот спустился ниже, проложив дорожку поцелуев к пупку, нижнюю часть живота… ОБОЖЕЖМОЙ! Мери Лу тогда говорила, что, по слухам, у Морелли язык, как у ящерицы, и сейчас я из первых рук удостоверилась в точности этого слуха. Благослови Господь дикое царство природы, подумала я, пересмотрев свои взгляды на рептилий. Я запустила пальцы в его волосы, моя голая попа упиралась в умывальник, а я думала: «О, ум-м-м!» и приближалась к краю. Я уже чувствовала, как это наступает… восхитительное напряжение, жар и жажда освобождения без единой мысли в голове. А потом он сместил рот на дюйм влево. — Ну-ка, вернись назад! — задыхаясь, завопила я. — Вернись назад. НАЗАД! Морелли поцеловал внутреннюю часть бедра: — Еще не время. Я просто обезумела от ярости. Я была так близко! — Что значит, по-твоему: еще не время? — Слишком скоро, — пояснил Морелли. — Ты издеваешься? Какое же это «слишком скоро»? Да я годы ждала! Морелли выпрямился, сгреб меня в охапку, отнес в спальню и швырнул на свою кровать. Стянул свою футболку и шорты, все время поглядывая на меня глазами с расширенными зрачками, одни черные зрачки из-под бахромы черных ресниц. Руки действовали уверенно, но дыхание было неровным. А потом и трусы полетели в сторону, и он остался обнаженным. А я уже не испытывала уверенности, что все получится. Прошло много времени, а он выглядел ужасно огромным. Больше, чем я запомнила. Больше, чем когда чувствовала его через одежду. Он вынул презерватив из коробки, а я, струсив, отодвинулась к передней спинке кровати. — При зрелом размышлении… Морелли схватил меня за лодыжки, стянул вниз и развел мои ноги. — Никаких зрелых размышлений, — произнес он, целуя меня. А потом положил палец прямо на то самое место. Немного подвигал пальцем, и сейчас я уже думала, что он вполне подходяще выглядит. И совсем на самом деле не огромный. Сейчас я уже подумывала о том, как бы найти способ заполучить эту чертову штуковину внутрь. Неплохо бы еще посмотреть, но мне, в самом деле, толку никакого, если она тут вот так просто болтается сама по себе. Я крепко схватилась и попыталась направить эту штуку, но Морелли уклонился. — Еще не время, — сказал он. Да что это такое, все время «еще не время»! — Думаю, я готова. — Не совсем, — возразил Морелли, спустившись пониже и творя своим языком еще более ужасную пытку. Ну, ладно, ежели он, в самом деле, этого хочет, то прекрасно, потому что вообще-то мне такое сильно нравилось. Фактически, я уже была там. Еще секунд тридцать, и я улечу в великое запределье, вопя как баньши. А потом он сдвинулся на дюйм влево… опять. — Ублюдок, — произнесла я… в общем-то нежно. Я приподнялась и погладила его, услышав, как его дыхание сбилось от моего прикосновения. Я провела пальчиком по маленькой щели на вершине его штуковины, и Морелли весь замер. Уж тут-то я привлекла его внимание. Потом наклонила голову вниз и лизнула. — Боже, — задохнулся Морелли, — не делай так. Я же не Супермен. То-то же, будешь еще со мной шутить. Я отправилась в более решительную экспедицию по испробованию его на вкус, и вдруг Морелли возбудился и приступил к действиям. Мгновенно я оказалась на спине, а Морелли устроился сверху. — Еще нет, — сказала я. — Еще не время. Он натянул презерватив. — Черта с два не время. «Хе-хе-хе», — подумала я. На следующее утро я проснулась в спутанном клубке из влажных простыней и теплого Морелли. Мы проделали солидную дыру в запасах презервативов, и я чувствовала себя расслабленной. Морелли рядом заворочался, и я крепко его обняла. — Ммм, — произнес он. Спустя два часа в коробке стало несколькими презервативами меньше, а мы с Морелли лежали лицами вниз, раскинув усталые конечности по кровати. Я думала, какая же все-таки превосходная вещь — секс, но, наверно, больше мне не будет ее нужно лет десять или пятнадцать. Я прикидывала расстояние от кровати до ванной и размышляла, смогу ли пройти так далеко. Зазвонил телефон, и Морелли передал его мне. — Я вот тут думаю, во что одеться вечером, — произнес Салли. — Как ты думаешь, мне кем лучше стать: мужчиной или женщиной? — Мне все равно, — ответила я. — Мы с Лулой собираемся быть женщинами. Ты хочешь подождать нас на месте или желаешь, чтобы я за тобой заехала? — Я встречу вас там. — Вас понял, прием. — Я повернулась к Морелли: — Ты сегодня работаешь? — Может, полдня. Нужно поговорить с парочкой людей. — Мне тоже. Я вытащила себя из постели. — Насчет обеда вечером… — Даже не вздумай меня подвести, — предупредил Морелли. — Я тебя выслежу, найду и превращу твою жизнь в ад. Я мысленно скривилась и, настроившись, потащилась в ванну без заметного хныканья или мычания. Сексуальная богиня немножечко побаливала этим утром, ощущая себя чуток нанизанной на шампур. Я приняла душ, оделась и неторопливо спустилась на кухню. Никогда не видела Морелли поутру и не уверена, что именно я ожидала увидеть, но оно не было получеловеком, полузверем, которое читало газету и пило кофе. Морелли был одет в уродливую футболку и мятые шорты. А однодневная щетина уже переросла в двухдневную, и волосы, которые уже несколько недель нуждались в стрижке, он не причесал. Ночью это было сексуально. Утром смотрелось устрашающе. Я налила кофе, наполнила чашку хлопьями и уселась напротив него за маленький столик. Задняя дверь была распахнута, и проникающий в кухню воздух веял прохладой. Через час прохлада обернется жарой и духотой. Уже вовсю пели цикады. Я вспомнила о своей кухне, о бедной обуглившейся квартире, и мое горло сжалось. «Вспомни, что тебе говорил Морелли», — подумала я. Сосредоточься на положительных моментах. С квартирой все будет в порядке. Новый современный ковер и краска. Лучше прежнего. А что он говорил насчет страха? Сосредоточься на работе, а не на страхе. «Ладно», — подумала я. Я могу это сделать. Особенно сидя напротив мужчины моей мечты. Морелли допил кофе и продолжил чтение газеты. Я обнаружила, что мне хочется снова наполнить чашку кофе. И на этом я не хотела останавливаться. У меня возникло желание приготовить Морелли завтрак. Горячие лепешки, бекон и свежевыжатый апельсиновый сок. Потом бы затеять для него стирку и перестелить простыни на кровати. Я оглянулась вокруг. Кухня ничего, но могла бы быть и поуютнее. Свежие цветы, может быть. Банка для хранения печенья. — Охо-хо, — подал голос Морелли. — Что «охо-хо»? — У тебя тот самый взгляд… словно ты собираешься перестроить мою кухню. — У тебя нет банки под печенье. Морелли посмотрел на меня, словно я марсианка какая-нибудь. — Это то, о чем ты думаешь? — Ну, да. Морелли секунду переваривал. — Никогда не видел смысла в банке для печенья, — наконец, произнес он. — Я открываю коробку. Съедаю печенье. Потом выбрасываю коробку. — Да, но банка для печенья придает кухне жилой вид. И заработала один из этих фирменных взглядов Морелли. — Я держу в банке для печенья свой пистолет, — пустилась я в дальнейшие объяснения. — Милая, мужчина не может держать свое оружие в банке для печенья. Это просто не принято. — Рокфорд так делал.[30] Морелли встал и поцеловал меня в макушку. — Я собираюсь принять душ. Если соберешься уйти, пока я там буду, обещай вернуться домой до пяти. Хватит с него, с мужчины моей мечты. Я послала ему один из своих любимейших итальянских жестов, который он не увидел, потому что уже вышел из комнаты. — Да пошла она, эта банка для печенья, — сказала я Рексу. — И пусть сам себе стирает. Я доела хлопья, сполоснула миску и положила на сушилку. Потом закинула свой черный кожаный груз на плечо и отбыла в контору. — ОБОЖЕЖМОЙ! — воскликнула Конни, когда я вошла в контору. — Ты сделала это! — Прости, о чем ты? — Ну, и как это было? Я хочу подробности. Лула выглянула из-за стопки папок, которые сортировала. — Ага, — произнесла она, — ты здорово потрудилась. Я почувствовала, как глаза мои лезут на лоб. — Как вы узнали? — я обнюхала себя. — Я пахну что ли? — Просто у тебя такой вид, будто тебя хорошенько оттрахали, — пояснила Лула. — Типа такая вся расслабленная. — Ага, — подтвердила Конни. — Удовлетворенная. — Это просто душ, — стала оправдываться я. — У меня утром был по-настоящему расслабляющий душ. — Хотела бы я такой душик, — заметила Лула. — Винни здесь? — Ага, вернулся вчера вечером. Эй, Винни, — заорала Конни. — Здесь Стефани! Мы услышали его бормотание «О, Боже» из глубины кабинета, а потом отворилась дверь. — Что? — Джойс Барнхардт, вот что. — Ну, дал я ей работу, — Винни окинул меня быстрым взглядом. — Иисусе, ты только что перепихнулась? — Не могу поверить, — воскликнула я, воздев руки. — Я приняла душ. Сделала прическу, Наложила макияж, надела новую одежду. Позавтракала. Почистила чертовы зубы. Как все узнали, что я перепихнулась? — Выглядишь другой, — пояснил Винни. — Удовлетворенной, — произнесла Конни. — Расслабленной, — добавила Лула. — Не хочу об этом говорить, — заорала я. — Я хочу обсудить Джойс Барнхардт. Ты дал ей Максин Новики. Как ты мог? Новики — мое дело. — У тебя с ней ничего не выходит, поэтому я подумал, какого черта, пусть Джойс рискнет тоже. — Знаю я, как Джойс получила это дело, — возмутилась я. — И я поговорю с твоей женой. — Ну, расскажешь ты моей жене, ну, пожалуется она своему папаше, ну, убьют меня. И тогда ты знаешь, где очутишься? На улице без работы. — Тут он прав, — заметила Лула. — Мы все останемся без работы. — Я хочу, чтобы ты забрал у нее это дело. Мы с Лулой уже взяли, было, Максин под опеку, а тут вмешалась Джойс со своим шлюшным воинством и все испортила. — Ладно, ладно, — сказал Винни. — Я с ней поговорю. — Ты заберешь у нее Новики. — Ага. — Звонил Салли и сказал, что собирается вечером в бар, — сказала я Луле. — Хочешь тоже пойти? — Конечно, не хочу пропустить все веселье. — Тебя подвезти? — Только не меня, — сообщила Лула. — Я достала новую машину. Ее взгляд скользнул мимо меня к входной двери. — Что мне сейчас нужно, так, чтобы вмешался какой-нибудь мужик. А этот еще имеет репутацию. Мы с Конни повернулись и посмотрели. Это был Рейнжер, облаченный в черное, волосы его были гладко зачесаны и завязаны в хвост, маленькие золотые колечки в ушах сияли, как солнышки. — Йо, — поздоровался Рейнжер. Он на секунду уставился на меня и улыбнулся. Потом поднял брови. — Морелли? — Черт, — произнесла я. — Это уже начинает надоедать. — Заскочил за делом Томпсона, — обратился Рейнжер к Конни. Конни вручила ему папку: — Удачи. — Кто такой Томпсон? — Норвил Томпсон, — пояснил Рейнжер. — Выпендривался в винном магазине. Взял четыре сотни долларов, сдачу и кварту виски. Начал праздновать на парковке, где поставил машину, вырубился и был обнаружен служащим парковки, который вызвал полицию. Не показался в назначенный срок в суде. — Как всегда, — добавила Конни. — Он уже проделывал подобное? — Дважды. Рейнжер поставил свою подпись на контракте, вернул его Конни и взглянул на меня. — Хочешь помочь мне управиться с этим ковбоем? — А он не будет в меня стрелять? — Эх, — заметил Рейнжер, — если бы было так просто. Рейнжер водил новехонький черный «рейндж ровер». Машины у Рейнжера всегда черные. Они всегда дорогие. И всегда новенькие. И обычно имеют сомнительное происхождение. Я никогда не спрашиваю Рейнжера, где он достает свои машины. А он никогда не спрашивает о моем весе. Мы сократили путь через центр и свернули направо на Старк Стрит. Рейнжер проехал мимо автомастерской и гимнастического клуба в район трущоб. Был разгар дня, на верандах торчали мамаши с детьми, живущие на пособие, с облегчением покинувшие душную обстановку не проветриваемых комнат. Я пролистала дело Томсона для формального ознакомления. Мужчина, черный. Рост пять футов девять дюймов, вес 175 фунтов, возраст шестьдесят четыре. Проблемы с легкими. Это означало, что мы не можем использовать перцовый баллончик. Рейнжер припарковался перед трехэтажным кирпичным зданием. На веранде и под двумя окнами первого этажа краской из баллончиков были выведены бандитские лозунги. Вдоль бордюров скопились обрывки упаковок от «фаст-фуда», тротуары устилали смятые обертки. А весь район пах, как буррито с бобами. — Этот парень не столь опасен, как выглядит на бумаге, — сообщил Рейнжер. — По большей части он просто заноза в заднице. Он вечно пьян, поэтому пистолетом его не запугаешь. У него астма, так что мы не можем пшикать на него из баллончика. А поскольку он старик, то будешь выглядеть по-дурацки, если дашь ему в морду. Что мы хотим, так это надеть на него наручники и вынести вон. Вот зачем нужна ты. Требуется двое, чтобы вынести его наружу. Чудненько. За две двери от нас сидели две женщины. — Вы за стариной Норвилом? — спросила одна из них. — Он что, снова сбежал из-под залога? Рейнжер поднял руку в знак приветствия: — Привет, Реджайна, как дела? — Теперь повеселее, раз уж ты здесь. Она наклонила голову в сторону открытого окошка на уровне цокольного этажа. — Эй, Дебора, — окликнула она. — Туточки Рейнжер. Собирается устроить нам вечеринку. Рейнжер двинулся в здание и стал взбираться по лестнице. — Третий этаж, — произнес он. Меня начали одолевать мрачные предчувствия: — Что она имела в виду… под вечеринкой? Рейнжер был на лестничной площадке второго этажа. — На третьем этаже обитают двое жильцов. Томсон слева. Одна комната и одна ванная. Только один выход. Должно быть, он дома в эту пору суток. Реджайна сказала бы мне, если бы видела, как он выходил. — У меня такое чувство, что мне следует кое-что еще знать об этом парне. Рейнжер был уже на середине лестницы третьего этажа. — Только, что он долбанный чокнутый. И если он вытащит свой член, чтобы отлить, уйди с дороги. Однажды он окатил Хансона, и Хансон клянется, что он стоял футах в пятнадцати в стороне. Хансон был другим охотником за головами. По большей части работал на залоговую контору «Золотая Звезда» на Первой улице. Хансон никогда не производил впечатления болтуна, рассказывающего фальшивые военные байки, поэтому я развернулась и начала обратный спуск по лестнице. — С меня достаточно. Я звоню Луле, пусть забирает меня отсюда. Меня схватили сзади за шкирку и остановили. — Еще раз подумай, — сказал Рейнжер. — Мы в этом деле повязаны. — Я не хочу, чтобы меня обоссали. — Просто смотри в оба. Как только он вытащит свой член, мы оба отпрыгнем. — Знаешь, я могла бы иметь кучу других хороших работ, — пожаловалась я. — Не нужно мне связываться с такой вот. Рейнжер обнял меня и повел вверх по лестнице. — Это не просто работа. Мы на службе государства. Мы вершим закон, милашка. — Ты поэтому этим занимаешься? Потому что веришь в закон? — Нет. Я делаю это за деньги. И потому что охота за людьми лучше всего мне удается. Мы добрались до двери Томпсона, и Рейнжер поставил меня сбоку, а сам постучал. — Вшивые ублюдки, — прокричал кто-то изнутри. Рейнжер заулыбался: — Норвил дома. — Он еще раз стукнул: — Открой дверь. Нужно с тобой поговорить. — Я видел тебя на тротуаре, — заявил Норвил через все еще закрытую дверь, — и я открою дверь, когда ад замерзнет. — Я считаю до трех, а потом взломаю ее, — предупредил Рейнжер. — Раз, два… — Он потрогал ручку, но дверь была закрыта. — Три. Никакого отклика изнутри. — Проклятый упрямый старый пьяница, — выругался Рейнжер. Он отступил и с силой пнул дверь в точности слева от ручки. Раздался треск дерева, и дверь вышибло. — Вшивые ублюдки, — вопил Норвил. Рейнжер осторожно ступил в проход с пистолетом в руках. — Все нормально, — обратился он ко мне. — Старик не вооружен. Я двинулась в комнату и встала позади Рейнжера. В дальнем конце комнаты спиной к стене находился Норвил. Справа от него стояли обломанный по краям пластиковый столик и единственный деревянный стул. Половину стола занимала картонная коробка с едой. Крекеры «Риц», сухие завтраки, пакет с маршмэллоу, бутылка кетчупа. У стола на полу стоял небольшой холодильник. На Норвиле была потрепанная футболка с надписью, которая гласила «Добудь горючее из пива», и грязные мешковатые штаны цвета хаки. А в руках Норвил держал упаковку яиц. — Вшивые ублюдки, — произнес он. И, прежде чем я сообразила, что происходит… ЧПОК. Мне по голове ударило яйцо. Я отскочила назад, а мимо уха пролетела бутыль кетчупа, стукнулась о дверной косяк, и кетчуп брызнул во все стороны. За кетчупом последовали банка с маринадом и следующий залп из яиц. Рейнжер поймал яйцо рукой, а другое попало прямо мне в грудь. Я увернулась от банки майонеза, но схлопотала еще одним яйцом по голове. Норвил вошел в раж, швыряя, что под руку подвернется… крекеры, гренки, хлопья, ножи, ложки, миски и обеденные тарелки. В руках у него оказался пакет с мукой, и мука полетела во всех направлениях. — Поганые коммунисты, коммуняки-ублюдки, — орал он, выискивая в коробке, что бы еще такое бросить. — Вперед! — скомандовал Рейнжер. Мы оба рванули к Томпсону, нацеливаясь на его руки. Рейнжер защелкнул наручники на одном запястье. Мы сражались за второе, чтобы обезвредить Норвила. Норвил нанес мне боксерский удар, задев плечо. Я поскользнулась на раскрошенных крекерах вперемешку с мукой и грохнулась на пол. Потом услышала щелчок второго наручника и посмотрела снизу на Рейнжера. Рейнжер улыбался: — Ты в порядке? — Ага. Мне просто замечательно. — На тебе достаточно еды, чтобы кормить неделю семью из четырех человек. Рейнжер-то был чистехонек. Всего лишь маленькое пятнышко на руке, которой он поймал яйцо. — И почему это ты такой чистый, когда я вся в грязи? — Во-первых, я не торчал посреди комнаты, изображая из себя мишень. А во-вторых, не падал на пол и не валялся в муке. Он протянул руку и помог мне встать. — Первое правило в бою. Если кто-то кидает что-то в тебя, уйди с дороги. — Чертова шлюха, — заорал на меня Норвил. — Послушайте, — заорала я в ответ. — Да я просто была обязана. И, вообще, это не ваше дело. — Успокойся. Он всех называет чертовыми шлюхами, — сказал Рейнжер. — А-а. Невил уперся, расставив ноги. — Никуда я не пойду. Я посмотрела на электрошок, пристегнутый к ремню Ренйджера: — Как насчет того, чтобы бабахнуть его? — Вы не можете меня бабахнуть, — заявил Норвил. — Я старый человек. У меня электрокардиостимулятор. Если вы его испортите, у вас будут большие неприятности. Может, даже прикончите меня. — Черт возьми, — заметила я. — Как заманчиво. Рейнжер отцепил от ремня рулон клейкой ленты, и, обмотав, связал вместе лодыжки Норвилу. — Я буду падать, — заканючил Норвил. — Я так не могу стоять. У меня проблемы с алкоголем, знаете ли. Иногда я падаю. Рейнжер подхватил Норвила за подмышки и оттащил назад. — Хватай его за ноги, — произнес Рейнжер. — Давай отнесем его в машину. — Помогите! — завопил Норвил. — Меня похищают! Звоните в полицию. Звоните мусульманам! Мы дотащили его до второго этажа, а он все еще вопил и извивался. Мне было трудно его удерживать. Из яиц и муки на голове затвердел колтун. Я пахла, как уксусный рассол, и обливалась потом. Мы стали спускаться со второго этажа, тут я пропустила ступеньку и остаток пути проехала на спине. — Никаких проблем, — заверила я, поднимаясь и прикидывая, сколько позвонков сломала. — Чудо-Женщину не сокрушить. — Чудо-Женщина выглядит малость побитой, — заметил Рейнжер. Когда мы выволокли Норвила, на веранде уже поджидали Реджайна с Деборой. — Боже, девочка, — воскликнула Реджайна. — Что с тобой стряслось? Ты похожа на большой «корн-дог»[31]. Вся обваляна в сухарях. Рейнжер открыл заднюю дверь «рейндж ровера», и мы бросили внутрь Норвила. Я с трудом доковыляла до пассажирской дверцы и уставилась на новехонькое кожаное сиденье. — Не беспокойся ни о чем, — успокоил Рейнжер. — Если запачкаешь, я просто достану новую машину. Я уверена, что он шутил. Я стояла на крылечке, шарилась в сумке, выискивая ключ, когда отворилась дверь. — Я даже гадать не буду, что стряслось, — произнес Морелли. Я протолкнулась мимо него. — Ты Норвила Томпсона знаешь? — Старый парень. Грабит лавки. Крыша съезжает, как напьется… обычное дело. — Ага. Это Норвил. Я помогала Рейнжеру его арестовывать. — Я так понимаю, что Норвил не был готов идти. — Швырял в нас всем, чем попало. — Я посмотрела вниз на себя: — Мне нужно в душ. — Бедная малышка. Я мог бы помочь. — Нет! Не подходи ко мне! — Дело ведь не в банке для печенья, а? Я вскарабкалась с трудом на лестницу и проковыляла в ванную комнату. Там разделась и ступила под струю воды. Я вымыла волосы дважды с бальзамом-ополаскивателем, но они от этого чище не стали. Я вылезла из-под душа и бросила взгляд на волосы. Все то же яйцо. Оно затвердело как цемент, и в цементе торчали кусочки яичной скорлупы. — Почему я? — вопрошала я. По другую сторону двери в ванную стоял Морелли. — Ты в порядке? Ты что там с собой разговариваешь? Я рывком открыла дверь. — Только взгляни на это! — произнесла я, указывая пальцем на волосы. — Похоже на яичную скорлупу. — Это не вымывается. Под видом того, чтобы лучше разглядеть, Морелли наклонился ближе ко мне, но на самом деле стал пялиться на полотенце. — Хмм, — произнес он. — Послушай, Морелли, мне нужна помощь. — У нас не так уж много времени. — Помоги с волосами! — Милая, не знаю, как тебе это преподнести, но, думаю, что твои волосы вне моей компетенции. Лучшее, что я могу сделать — это отвлечь твои мысли от них. Я порылась в аптечке и вытащила ножницы. — Отрежь все яйца. — Черт возьми. Пять минут спустя Морелли полюбовался на дело своих рук и встретился взглядом со мной в зеркале: — Дело сделано. — Насколько плохо? — Помнишь, когда у Мэри Джо Кражински был стригущий лишай? Я раскрыла от шока рот. — Так вот. Не так плохо, — успокоил Морелли. — По большей части просто короче… местами. — Он пальцем провел по моему голому плечику. — Мы могли бы на несколько минут опоздать. — Нет! Я не собираюсь опаздывать к твоей матери. Твоя матушка чертовски меня пугает. Матушка Морелли чертовски пугала всех, кроме Джо. От глаз его матушки ничего не могло укрыться. Папаша был пьяницей и бабником. А матушка была безупречна. Она была женой героического масштаба. Никогда не пропускала мессу. Ящиками покупала чистящие средства «Эмвей». И ни от кого не терпела дерьма. Морелли скользнул рукой под полотенце и поцеловал меня в затылок. — Займет всего лишь минутку, милашка. Жаркая волна прокатилась по животу, и пальцы на ногах поджались. — Я должна одеваться, — напомнила я. А сама подумала: «О-о-ох, как здорово». И я вспомнила, что он сотворил прошлой ночью, и от этого почувствовала себя еще лучше. Его руки отыскали мою грудь, а большие пальцы, ясное дело, соски. Он нашептал несколько вещей, которые хотел со мной проделать, и я ощутила, как у меня слюнки потекли. Полтора часа спустя я носилась по комнате в поисках пригодной одежды. — Не могу поверить, что позволила тебе уговорить себя на это! — вопила я. — Посмотри, как мы опаздываем! Морпелли стоял полностью одетый и улыбался. — А эти дела с сожительством не так плохи, — заметил он. — Даже не знаю, почему давно не поспешил с этим. Я сунула ноги в трусики. — Ты не спешил, потому что боялся брать на себя обязательства. И фактически, у тебя все еще нет никаких обязательств. — Я же купил полную коробку презервативов. — Это обязательство перед сексом, а вовсе не перед отношениями. — Это начало, — заметил Морелли. Я взглянула на него: — Может быть. Потом вытащила из шкафа летнее ситцевое платьице. Оно было цвета бледно-желтой соломки и застегивалось спереди, как рубашка. Я натянула платье через голову и разгладила руками складочки. — Черт, — произнес Морелли. — Ты выглядишь великолепно в этом платье. Я бросила контрольный взгляд на его джинсы. Он снова затвердел. — Как это у тебя получается? — Хочешь научиться играть в новую игру? — спросил Морелли. — Она называется мистер и миссис Пираты. — У меня для тебя новости, — сообщила я. — Я не железная. Я не ем сырую рыбу. И не делаю никакого собачьего дерьма. Прикоснешься ко мне, и, клянусь, я возьмусь за пистолет. Миссис Морелли открыла нам дверь и чмокнула Джо в щеку. — Сексуальный дьявол. Просто вылитый отец, да прости Господи его поганую душу. Морелли усмехнулся матери в ответ: — Это проклятие. — Я не виновата, — произнесла я. — Честное слово. — Здесь твои бабушка Белла и тетушка Мэри Элизабет, — предупредила миссис Морелли. — Следи за языком. Бабуля Белла! У меня пересохло во рту, и перед глазами заплясали черные точки. Бабуля наложила сглаз на Дайан Фрипп, и у Дайан не проходили три месяца месячные! Я застегнула все пуговички до горла и проверила, на месте ли нижнее белье. Бабуля Белла и тетушка Мэри Элизабет сидели бок о бок на диване в гостиной. Бабуля Белла — невысокая женщина с убеленными сединами волосами, одетая в традиционный для итальянок черный цвет. Она приехала в страну еще молоденькой девушкой, и поскольку тогда Бург был более итальянским, чем сама Сицилия, она продолжила традиции своей родины. Мэри Элизабет — младшая сестра бабули Беллы и удалившаяся от дел монахиня. Обе держали по стакану виски с содовой, а во рту у них торчали сигареты. — Итак, — произнесла бабуля Белла, — охотница за головами. Я села на краешек крылатого кресла и сложила вместе коленки. — Рада видеть вас, бабушка Белла. — Слышала, ты живешь с моим внуком. — Я… снимаю у него комнату. — Ха! — закричала она. — Не пудри мне мозги, а то я наложу на тебя сглаз. Я обречена. Я, черт возьми, приговорена. Как раз, сидя здесь, я уже почувствовала, как начались мои месячные. |
||
|