"«Если», 2004 № 9" - читать интересную книгу автора («Если» Журнал, Бенилов Евгений Семенович,...)
ПРОЗА
Наталия Ипатова
Несколько шагов, чтобы исчезнуть
 |
Время от времени начальник участка устраивает разнос, который детективы меж собой прозвали неприятным словцом из орочьего языка. Кто-то, может, и пореже огребает, а кто — чуть не каждый день, по делу и без, в зависимости от ноги, с которой поднялся этим утром Баффин, и мухи, его укусившей. Недаром Рохля, утешаясь миллионной чашкой кофе и моим молчаливым сочувствием, пустил рыжую гриву по плечам — спрятал пылающие уши, и уж я не стал его добивать. Тем более, в паре человек-тролль второму следует знать свое место, будь он, как я, хоть триста раз в костюме и галстуке.
Он сказал, что не возражает ловить за руку растратчиков, взяточников, нелегалов, даже бандитов за горло… и даже маньяков, неудобно повторить — за что, поставил локти на стол и в жесте отчаяния запустил пальцы в шевелюру. С детьми пусть возится детский отдел. Маньяки проще.
Я сказал, что, по-моему, он своими руками хоронит свою карьеру, получил ожидаемый ответ, что процесс саморазрушения запущен давно и что вообще это не мое собачье дело, я примирительно согласился и молча продолжил рассматривать стильные кожаные заплатки на рукавах его зеленой куртки. Детективный и психологический опыт подсказывают мне, что назначение их скорее практическое, чем декоративное, что иглой — никогда ведь не признается! — сам, чертыхаясь, орудовал поздно вечером или в выходной… к слову, а когда у нас был последний выходной?… Мнится мне, видел я эту куртку в ее прежние времена, задолго до наивной попытки выдать ее за нечто совершенно иное.
Молодой мужчина любой расы по закону обязан отслужить либо в армии, либо в полиции, либо в пенитенциарном учреждении, и Дерек Бедфорд всем своим видом демонстрирует: «Посмотрите, что будет, если вы тут застрянете!». Бледное, припухшее от недосыпа лицо, удивительным образом сохраняемое в состоянии двухдневной небритости, пожалуй, даже мужественной, когда б не портил впечатление набор из двух стандартных сменных выражений: «сколько можно!» и «на фиг надо?». Глядя на него, запущенного и неухоженного, последним гасящего свою лампу, молодые кадры утекают у нас буквально сквозь пальцы.
Женщины любят веселые глаза. Даже тролльчихи.
Холост Рохля отнюдь не по убеждению. Так получилось. Еще одно практически обязательное качество «задерживающихся»: все мы однажды и с изумлением обнаруживаем себя перешедшими из состояния «знаешь, дорогая, просто некогда» в «объект, не представляющий особенного интереса». Причем люди — быстрее. Мы все, по существу, женаты на работе.
Была, собственно, одна певичка, от которой напарник поутру являлся с особенно красными глазами, несколько раз фатально проспал, дважды лишился премии, а после она нашла себе приятеля с графиком посвободнее, да и с кошельком, я подозреваю, потолще, заставив Рохлю впредь избегать продолжительных контактов. Какая, мол, разница, времени все равно нет.
А будет еще меньше, начальству только повод дай.
Со стороны детектива Бедфорда было крайне неосторожно в прошлом квартале откопать на пепелище торгового склада дельце о поджоге, в которое страховщики вцепились, как гномы в вексель, владельцы не получили рассчитанной компенсации, а шеф, как мы запоздало догадались, бывший в доле, оказался в глупейшем положении. Для того, чтобы благоденствовать на нашей должности, следует культивировать в себе несколько большую… э-э… моральную гибкость.
Напарник допил кофе и, судя по всему, задумался о перспективах найти работу: лицо стало пустым и безнадежным. Желая выказать причастность, я осведомился: не прокормится ли он стихами. Из толстой тетради в клеенчатой обложке секрета не делалось, сослуживцы утянули ее у Рохли из стола несколько лет назад, секретных стучалок на себя там не нашли, и тем дело кончилось. В ответ Бедфорд, ухмыльнувшись, сказал, что лично он готов признать «Мартовского кота» шедевром современной любовной лирики, но прочий бред а-ля «чмо в конфликте с мирозданьем» даже самому ему вспоминать противно, а уж послать в журнал… Отрадно было, впрочем, что он зубы показал. Этот мимический знак у людей свидетельствует о повышении духовного градуса, и я потратил много времени, отрабатывая его у зеркала. Очень важно владеть ритуалами этикета смежных рас. Вкупе с белым воротничком эффект от моей улыбки прямо-таки парализующий.
Может показаться, будто я недоволен своим старшим. Отнюдь. У меня полтораста лет выслуги, оклад пределен, во всяком случае для моей расы, социальный пакет — по максимуму, и пенсия будет начисляться с того дня, когда я решу, что с меня хватит. Рохля… прошу прощения, конечно, детектив Бедфорд из тех, кто в лицо начальству говорит либо «мы сделали это», либо «я провалил». Честный малый, но это не профессия. В кресло Баффина Рохля не переберется никогда.
— Они повесили на банду Марджори Пек ограбление в пакгаузе. С убийством сторожевого гоблина. Уже и в прессу пошло.
— На банду Пек это не похоже, — осторожно сказал я. — Мокруха… Разве что несчастный случай? Сторож застал врасплох, перепугались… Дети ж. Зверята.
— Зуб даю, это не Марджори… — Рохля опасливо покосился в сторону, откуда Баффин гипотетически мог возникнуть и потребовать проспоренное. С него и фунт мяса вырезать станется, между нами. — Ни ассортимент вынесенного, ни масштаб… Зачем ей, спрашивается, помада «Лан'ор» коробками? Это не аптека и не продуктовый склад. А Мардж повесили на нас. Какого, спрашивается, черта? Крысы — и те наносят больше вреда.
Усилием воли я удержал на месте кончики ушей. Из всех заданий, которыми мстительный Баффин обременял пару Бедфорд-Реннарт, это выглядело самым мертвым. Даже на фоне памятного подвального дельца, где магический заслон против кобольдов выставлен был только на бумаге. Выяснилось это только в ходе утомительных многочасовых засад, на всю жизнь наградивших меня аллергией к цементной пыли, а шефа — панической боязнью прививок от бешенства. Обоих нас сильно покусали.
— Кому-то, видно, Мардж сильно наступила на ногу.
— Баффин предполагает, будто она растет. Амбиции, знаешь ли. Или ее кто-то нанял. Или принудил. Сколько она уже на арене?
— Третий год слышу это имя, — подумав, вспомнил я. — Продукты, одежда, наркотики, игрушки. Смешанная орава беспризорных подростков, в основном, разумеется, орчат, хотя очевидцы утверждают разное. Да и пара эльфиков у них есть, из беглых; в хоромах им, понимаешь, не жилось.
— Кстати, Рен, возможно, тебя порадует, что при задержании нам позволено требовать в помощь
— Не порадует, и ты это знаешь.
Он кивнул.
— Формально дело веду я, но нас, как бы сказать… курируют. В любой момент может прийти дядя со словами: «Вы все сделали неправильно».
Выражение его лица сделалось таким тоскливым, что с высоты своего опыта я сразу представил себе, как это у них было: «Если в этот последний раз, со всеми мыслимыми полномочиями, Бедфорд, вы завалите дело…»
— Как предлагаете работать по Марджори, шеф?
— Как обычно, Рен. Тебе — существа, мне, — он вздохнул, — документы… Как ты думаешь, по добру Баффин бы нам Марджори не бросил?
Само собой, мальчик мой, само собой.
Несколько дней мы работали по банде Пек в обычном режиме: я опрашивал свидетелей, проходивших по смежным делам и каким-либо образом сталкивавшихся с Мардж очно, а Дерек, поминутно смаргивая зуд из-под век, таскал из архивов записи, где так или иначе поминалось ее имя. Привычный ритуал, с каких начинается каждое дело, и все же воздух полнился неким мистическим электричеством, от которого у меня покалывало кончики ушей, и даже нечувствительный к этим материям напарник ерзал на стуле и вообще вел себя нервнее обычного. У него, впрочем, на то были свои причины. Грубо говоря, обоих нас мучили дурные предчувствия.
Бурые сумерки наполнили участок, вечер набряк усталостью, сотрудники утекли. Рохля погасил лампу и кивком указал мне на выход: сменить обстановку и обсудить достижения вдали от мерцания палантиров. Я с готовностью поднялся, и мы вышли в распашные стеклянные двери.
Далеко вверху, в щелях меж высотными домами, смог был подсвечен неоновой рекламой и выхлопами дракси на воздушных линиях. Мы свернули за угол, где приютился дешевый чистенький кабачок без особенных претензий к форме черепа посетителей, и в связи с окончанием дня позволили себе по пиву. К концу дня при одном только запахе кофе желудок сжимается в спазме и угрожает хозяину немедленной язвой. Человеческий желудок, само собой. Мне-то не повредит и позавчерашний гамбургер.
— Мардж-то, — я значительно посмотрел на шефа, — якобы не без эльфийских кровей. Слышали?
Дерек меланхолично кивнул.
— Не люблю эльфов, — с чувством сказал я.
— Да кто их любит…
Реально производительным трудом в нашем обществе заняты гномы и люди, орочьё асоциально по определению, в лучшем случае образовательной системе удается обтесать орка до сомнительного пролетария, а эльфы устранились и живут в праздности на проценты с капиталов, помещенных в гномские банки в незапамятные времена, оставив за собой разве что шоу-бизнес. Видимо, потому, что сфера сия позволяет наиболее эффективным способом сотворять кумиров, а эльфы не без слабости к этому делу.
Долгоживущая эльфийская элита, по общему мнению, не занимается ничем, кроме сбережения чистоты своих рядов, куда никакому инородцу не пролезть даже намылившись. Соответственно, не ко двору им и дитя беззаконной любви, в каком бы поколении Мардж им ни оказалась. Работать с ними невозможно. Лица, похожие на закрытые двери, и такие же речи. Надо было видеть, с какой убийственной вежливостью меня выставляли за порог, когда я пытался отыскать корни происхождения нашей героини. Субъект, виновный в появлении на свет прапрабабушки Мардж, скорее всего, живехонек.
Зато нашел ниточки к эльфикам из ее банды. На каждого из них в свое время заведено было дело о похищении, кланы отказывались признавать, что и из их дворцов по собственной воле способны сбежать дети. То, что дети не вернулись, познав прелести свободной жизни, сказало мне о царивших там порядках больше, чем все высокомерные умолчания. Ниточки эти, впрочем, тоже оказались обрезаны. Кланы позаботились лишить каждого беглеца права на фамилию. Потомство их, если случится, будет в общественной иерархии парией вроде Марджори Пек.
При всей внешней толерантности общества к составляющим его расам, на межвидовые связи смотрят косо даже те, кому, как говорится, и коза — компания. Эльфийская кровь прослеживается долго, притом только эльфы с людьми могут дать способное размножаться потомство. Говорят, метисы получаются очень красивыми. Не знаю, не видел. На Мардж вот посмотрю, если доведется.
— Шеф, осмелюсь спросить, мы работаем по всей банде или только по Мардж?
Рохля сделал два длинных глотка.
— Мардж брали неоднократно, — заметил он. — Но даже до стойки в участке ни разу не довели. Сказывают, однажды она исчезла в коридоре, прямо из наручников, будучи прикована к офицеру. Помнишь, как кобольды проходят сквозь камень? Никакого следа.
— Пресса склонна преувеличивать такие вещи, шеф. Особенно эль-фийская пресса.
— Но не полицейские же отчеты, Рен.
Я могу с ходу назвать дюжину причин, почему полицейские отчеты могут лгать, но напарник мой слишком юн, и крушение устоев у него впереди. Вместо этого я предположил:
— Может, у нее и кобольды в корешах есть?
— Очевидцы говорят, мисс Пек исчезает на ровном месте, сделав лишь несколько шагов и оставляя вместо себя дрожащую радужную дымку. Со всем, что держит в руках. Рен, я хочу это видеть!
Я только плечами пожал. Неуловимость Марджори Пек всегда казалась мне того свойства, когда субъект не пойман исключительно потому, что никому не нужен. С другой стороны, время от времени приходится сталкиваться с мутациями, дающими способность к какому-нибудь одному уникальному волшебству, как правило, специфичному и нелепому. Ничего особенного. Рано или поздно до них добираются спецслужбы, и больше мы про них ничего никогда не слышим. Впрочем, нельзя не признать, что по роду деятельности, избранному Мардж, природа не могла презентовать ничего более подходящего.
— Будем работать по ней, так увидим, не сомневайтесь.
— Стало быть, рассуждая логически, банда Пек — это Марджори Пек. Остальные детали несущественны. Рен, а… куда деваются подростковые банды? Ну, если их не выловить и не распихать по детприемникам и дальше, куда их там распределяет детский отдел?
— Распадаются, — подумав, ответил я. — С возрастом их потребности растут, для выживания им становится недостаточно просто есть. Мальчишки, в основном, идут «шестерками» к взрослым… Девочки к этому моменту уже настолько разрушены, что не годятся даже для панели. Бывает, что и вымирают в полном составе, подцепив какую-нибудь болезнь. Работный дом, само собой, не сахар, но какое-то место в обществе, в структуре он даст. Марджори им будущего не обеспечит. Через два-три года им встанет поперек горла сам факт ее главенства. Ты знаешь орчат?
— Никогда не занимался детьми, — буркнул мой старший, словно приводя это себе в извинение. — По лежкам их ты что-нибудь нарыл?
— Нароешь тут, — вздохнул я. — Трущобы, коммуникации, зоны,
предназначенные под снос. Там и кобольдом не нужно быть, чтобы уйти сквозь землю.
— Предлагаешь сказать это Баффину?
Не люблю эльфов, а эльфов-журналюг не люблю стократно. Этот ничем от прочих не отличался: ни осанкой, напоминающей об остроте рыбьей кости, ни водянистостью глаз, в тон которым были подобраны голубые джинсы, ни общим абрисом лица, сложенного в иероглиф «презрение». Жир, с каковым, скажем, троллю в определенном возрасте бессмысленно даже бороться, к эльфам почему-то не липнет. Вдобавок и волосы у него были выбеленные, длинные, движущиеся плавно, словно колеблемые течением водоросли. Сколько бы ни выезжало с нами этого брата, репортажи их пронизаны мерзейшим чувством, будто общество оказывает услугу туповатым, начисто лишенным артистизма и интуиции сыскарям, позволяя тем зарабатывать на свой кусок хлеба из трудовой копейки налогоплательщика. И, кстати, не слишком ли тяжела та копейка?
Мистер Альбин, так он назвался. Баффин его притащил, да он и на Баффина взирал, как на жабу. Начальнику, впрочем, было не до обид. Народу в комнате, где Дерек развернул на столе планы операции, набилось до неудобства много, и особенное внимание лейтенант уделял неприятному типу, человеку, в отношении которого уместнее всего было бы слово «никакой». Все высокооплачиваемые клерки так выглядят. Будто их накрахмалили вместе с сорочкой да и прогладили вместе с костюмом. Целлулоидная внешность, резиновое лицо. Баффин перед ним едва не приплясывал. Рохля только глянул на гостя и сразу видом из окна заинтересовался.
А вот тот, напротив, смерил моего напарника взглядом, будто покупал: от кончика пиратской косички до ботинок, в которых Рохля по земле ходил, не перепархивая с одной VIP-башни на другую. И уже довольно давно.
И еще было много всяких: шеф группы захвата, например, ну, этот из тех, кто нужен, ответственный за связь, командир транспортной группы для поддержки с воздуха, проектировщики здания, коммунальщики, две старых девы из детского отдела и угрюмая женщина-гном из отдела боевых и усмиряющих заклинаний.
Она-то и начала дискуссию, ткнув пальцем в планы:
— Что вы намерены использовать здесь?
— «Подушку», — немедленно ответил Дерек, вчера при мне сгрызший над схемами два карандаша. — Подать ее снизу, через коммуникационные шахты. Волна поднимется по лестничным маршам и лифтовым шахтам, выжимая все живое наверх. С крыши мы их снимем.
Дама подошла к окну и влезла на стул, чтобы оценить здание, которое мы предполагали штурмовать. Наш временный стратегический центр располагался прямо напротив, в пустой квартире новостройки.
— Оно негерметично, — указала она. — Напор «подушки» должен быть очень сильным. Откуда вы взяли эти схемы, молодой человек? От застройщика? Есть еще отверстия снизу, кроме указанных.
— Реннарт обнаружил еще три. Здесь, здесь и здесь. Их надо залатать. Сделаете?
Сделаем, отчего ж не сделать, — леди задумчиво пошевелила сросшимися бровями. — Здание предназначено под снос, стало быть, не имеет ни малейшего значения, что после применения «подушки» оно будет непригодно для жилья. Но вы представляете себе, какой агрессивности должна быть мэджик-масса, чтобы не выдохнуться на пути к крыше? Индекс реагирования на живое существо окажется поистине бешеным. Группа захвата просто не сможет подойти близко, чтобы не спровоцировать ее на себя. Грубо говоря, вы не сможете поставить оцепление, если ваши клиенты начнут сигать через свободные окна.
— Какое эффективное расстояние вы мне обеспечите?
— Оно в любом случае будет намного большим, чем дальность полета капсулы из духовой трубки.
— Я предполагал использовать дракона.
Баффин и резиновый человек переглянулись.
— Облетая здание на драконе, мы, несомненно, не пропустим момент, когда банда Пек полезет наружу, — сказал лейтенант, дергая себя за бакенбарду. — Но, учитывая специфику контингента… тьфу… короче, у нас хватит времени увидеть ее, но не забрать. Растворится.
— Ну хоть детей заберем, — парировал мой напарник.
Баффин не обратил на него внимания.
— Я бы хотел знать, — обратился он к резиновому, — как далеко мы можем зайти? Сопротивление при задержании, невозможность иных мер…
— Ваше право. Конечно, не хотелось бы, но, полагаю, я должен доверять профессионалам.
— Тогда, как это ни прискорбно, мисс Пек придется снять из снайперского оружия. Мэм, мы выйдем на дистанцию поражения шестифутового боевого лука?
— Несомненно, — ледяным голосом отозвалась гномесса.
Мы с Рохлей ошеломленно переглянулись. Я бы ухо… да что там — голову положил: все эти прискорбия звучали исключительно на публику. Им не нужны были способности Мардж, им нужен был ее труп. Но сказать об этом Дереку, а тем паче согласовать с ним тактику не было никакой возможности. Человеческий же слух не столь тонок, чтобы слышать ложь. Ну и… слово мое, скажем, в суде по этому поводу признано не будет.
— Тогда, Баффин, посылайте за снайпером.
— Никуда посылать не надо. Здесь лучший снайпер Управления.
Рыжие брови Рохли встали домиком, а Альбин посмотрел на него с интересом. И отбояриться было нечем. Года два назад народ в участке сговорился выяснить границы этого феномена. Дерека затащили в бар с тиром, влили в него пива не меньше восьми пинт, а потом сунули ему лук.
Я это видел.
Стрелы летели так, словно на каждой из них он сидел верхом и правил. Наконечники втыкались один в другой, а выпустив последнюю, Рохля рухнул от души. Лицом вниз и, кажется, даже того не заметив. Словно, покуда стрелы были в воздухе, он за них держался. Взглядом, а может, мыслью. Потому что волшебства в Дереке Бедфорде ну ни на ноготь мизинца нет.
Был мучительный предрассветный час, самой физиологией предназначенный для штурма. Мало кто способен в это время бороться с дремотой. Даже бледные лица напротив маячат, кажется, в какой-то дымке, и не приходится сомневаться, что стая грязных голодных детей под руководством Марджори Пек спит вповалку в старом пустом доме, предназначенном под снос.
Первой покинула нас гномесса, предварительно установив волну, на которой группа магов собиралась связываться с коммунальщиками, буде из-за конструкции здания возникнут осложнения. Потом с внутреннего двора совершенно бесшумно подали дракона, и основная группа отправилась грузиться в транспортный отсек. Я попытался перехватить Рохлю, но меня оттерли, а сам он, находясь в некотором ступоре, попыток моих не заметил.
«Резиновый» у самого драконьего бока, пышущего нутряным жаром, притормозил.
— Теоретически, — спросил он, — группа, находящаяся здесь, рискует?
Баффин вытаращился на него.
— Ну… теоретически… минимальный статистический риск… не выше, чем на трассе.
Я заметил: начальник ни разу не назвал его по имени. Впрочем, если бы и назвал, едва ли оно было настоящим.
— Что касается меня, — процедил мистер Альбин, — я рискну своей ничтожной жизнью ради этих кадров. Будьте любезны, освободите проход. Любопытство можете удовлетворить и позже, из выпуска новостей.
Безымянный представитель вспыхнул вареным раком, Баффин, как ему казалось, незаметно пожал плечами: эльф, мол, что с него… И мы взмыли в воздух, на виражах со всех сторон озирая призму обреченного на штурм здания. Пусто. Квартал обнесен желтой лентой и оцеплен. Впрочем, в зону под снос и без того вход запрещен.
В транспортном отсеке вышколенного дракона можно стоять, даже не держась за поручни: настолько ровен его ход. Приданная группа захвата рядком сидела вдоль окон, набрав полные рты капсул — на всякий случай. Дерек расположился впереди, зажав в руке переговорную раковину. Альбин перебросил на грудь хрустальное яблоко, похожее на увеличенный, извлеченный из глазницы глаз, готовый фиксировать все, что будет происходить. Из всех нас эльф ближе всех держался к проемам. Дьявольская раса.
Холодный верховой воздух пронизывал отсек: вдоль — по направлению движения, и поперек — нагнетаемый взмахами могучих крыльев. Клубок сквозняков крутился тут такой, что даже я знобко поежился. Рохля предусмотрительно надел свитер.
— Давайте! — сказал шеф в раковину, и все мы уставились вниз.
— Займите позицию, Бедфорд.
«… и только попробуйте мне что-нибудь выкинуть!» Не надо быть троллем, чтобы перевести интонацию в слова.
Подчеркнуто неохотно Рохля снял лук с плеча, наложил стрелу. Внешне расслабленный, почти сонный, внутри — тугой трепещущий комок нервов. Но это видел, пожалуй, только я, да вот еще Альбин все косился через плечо с несомненным и каким-то извращенным интересом.
Первые минуты, когда мэджик-масса «подушки» вырывается из коммуникационных каналов, зрителям ничего не видно. Заполняются подвалы, цокольные этажи, на гребне волны барахтаются крысы, но все это происходит пока внутри здания. Потом наше здание словно задымилось, со стен посыпалась штукатурка, из всех щелей потянулись струйки летучих мышей, неизменно облепляющих любые постройки, пустующие хоть неделю. И мне показалось, я услышал испуганный крик из самых недр. Детский или, может быть, женский.
Потом полетели стекла, и Дерек за моей спиной помянул черта.
Грамотно. Я не мог не восхититься. Мэджик-масса хлынула наружу, напор ее ослаб, но, очевидно, не прекратился. Мы могли наблюдать за ее уровнем по брызгам стекла — окнам, которые отступающая банда Пек била, уступая этаж за этажом.
— Вон она, — сказал Альбин, перевесившись наружу, и я не заметил момента, когда Дерек вскинул лук и оттянул тетиву к уху. Воздух вокруг него затвердел, приобретя смертельную хрустальную ясность.
— Там, внизу, хм-м… на карнизе.
— Снижайтесь, — распорядился Баффин. Дракон устремился вниз, а наши внутренности — вверх, и мы ее наконец увидели.
Тоненькая девушка-подросток, чумазая, лица почти и не видно под черной спутанной гривой. На ней длинная запашная юбка из тартана, бурого в зеленую и лиловую клетку, никакому клану, насколько я мог тогда припомнить, не принадлежащему, и такая же шаль. Черная водолазка, черные чулки. Удобные остроносые туфли на низком каблуке, с пряжкой, довольно щегольские. Вжимаясь в стену спиной, Марджори выбралась на карниз на высоте двенадцатого этажа. Переступала мелко, стараясь не глядеть вниз.
— Проклятье, — процедил Дерек, забыв разжать зубы. — С ней ребенок. Даже если я ее подраню, они сорвутся.
И в самом деле из складок шали торчала скрюченная зеленая ручка. Марджори прижимала к груди орчонка.
— Я не могу…
— Ой, только девственника не надо из себя строить! — заорал Баффин.
— Можно подумать, тебе эти зеленые отродья родные. Я видел, как…
Я тоже видел, как холодно и совершенно безразлично Дерек Бедфорд влепил стрелу между глаз психу, державшему нож на горле девчонки-заложницы.
Драконьи крылья затмили небо, и Марджори вскинула испуганные глаза, синие под неожиданно низкими, густыми бровями, неловко заслонясь ладонью от копоти выхлопа. Губы ее шевелились. Такие невероятно, мучительно, невозможно нежные губы.
Не люблю эльфов. Как бы вы ни были готовы, они всегда предстанут перед вами в образе, который ударит в самое сердце.
— Этой девочке нельзя в тюрьму, — вполголоса сказал эльф. — Представляете, что там с ней сделают? Лучше пристрелите ее на месте, детектив. Это будет гуманнее.
— Она считает, — завопил Баффин. — Она считает шаги!
— Стреляйте же, черт побери, Рохля, или как вас там! — поддержал его «резиновый».
Тетива тренькнула, высокий струнный звук повис в воздухе, в стене, куда клюнул наконечник, штукатурка взорвалась пылью и камешками. В тот же миг Марджори исчезла, только несколько сверкающих искр опустилось на карниз, где она допрежь того стояла. Да еще можно было разглядеть, как рука ее, выброшенная со змеиной быстротой, обтянутая черным, схватила стрелу, едва ее не убившую. Так хватают с прилавка яблоко или кусок хлеба.
— Нельзя кричать под руку снайперу, — поучительно произнес мистер Альбин. В голосе его я расслышал плохо скрываемое удовлетворение.
— Пропал парень, — громко сообщил за спиной старший группы захвата, выплюнув капсулы в ладонь. — Стрелу-то она с собой уволокла. Поворожит да сглазит, как пить дать.
А Баффин взглядом пообещал Дереку долгую очередь на бирже труда.
— Прости, Рен, — сказал шеф, когда выдохшуюся мэджик-массу отсосали, и мы смогли войти в вестибюль. Вокруг громоздились завалы штукатурки, отблескивало битое стекло, осыпались ступени ведущих вверх лестниц, на периферии зрения мелькали серые, почти бесплотные тени домовых. Понемногу возвращались обратно в подвалы очумевшие крысы.
«Подушку» обычно используют, когда надо выгнать злоумышленников из вентиляционных шахт или канализации. Из длинных, узких, возможно, разветвленных коридоров, куда группе захвата следом лезть, скажем так, нецелесообразно. Всю дорогу не оставляло меня чувство, будто бы Рохля забавлялся, запрашивая для себя самые масштабные силы, самые трудоемкие заклинания, вплоть до дракона на закуску.
Словно проверял, насколько далеко может зайти, и теперь озирал причиненные им разрушения весело и немного недоуменно. Неужто-де я это натворил? И мне позволили?!
Прощения он просил недаром, ведь это я набегал лежку банды Пек, попутно ответив на несколько вопросов, что интересовали нас обоих с самого начала этой истории. Дело в том, что по закону жилой квартал не может быть пущен под снос, пока на его территории проживает хотя бы один домовой. Отселению представители сумеречного народца не подлежат, а существовать могут лишь на той жилплощади, где завелись изначально. Они постепенно истаивают и в конце концов развоплощаются вовсе, если помещение необитаемо. До той поры бульдозеры обязаны стоять, фигурально выражаясь, на низком старте, и гиря не смеет коснуться стен, сколь бы они ни были ветхи.
Если же кто переночует в доме, обреченном на снос, домовой вновь напитывается его жизненной силой и может протянуть еще. Каждый день просрочки несет застройщикам убытки. Марджори Пек с ее беспризорными охламонами обходилась этим господам чертовски дорого. Немудрено, что домовые, в принципе, обязанные сотрудничать с властями, стояли к Марджори в очередь, лишь бы та приклонила у них голову на ночь. Против меня они выступили угрюмой, гораздой на недомолвки стеной. Не найдись среди них слабая, изверившаяся душа, измученная неопределенностью и ожиданием до такой степени, что рискнула пойти судьбе навстречу, я бы, может, и по сей день кружил ощупью в темноте. Одна из самых тягостных сцен во всей моей жизни.
А Дерека Бедфорда лейтенант назначил на роль офицера, который запачкает руки. Слишком много для одного неплохого парня, не так ли?
— Получили мы хоть какой-то результат? — спросил я.
— Результат? — Рохля на секунду задумался. — О да. Теперь я знаю, как это происходит. Ей нужно несколько шагов.
Дом, когда мы вошли в него, был совершенно пуст. Ни орчонка. Видимо, когда «подушка» поперла снизу, Мардж хватала свою мелкоту, как кошка, перепрятывающая котят, и бежала, бежала, бежала по лестницам вверх. Исчезая с одним и возвращаясь за следующим, пока мэджик-масса заполняла дом изнутри.
— Этот вопль под руку был ведь даром небес?
— О да, — согласился шеф, ухмыльнувшись краем рта. — Это — да!
На следующий день мы продолжили работать по банде Пек, с той лишь разницей, что теперь ее требовали живьем, а один резиново-целлулоидный человечек сменился другим, менее разговорчивым, при котором и Баффин больше помалкивал, бросая на нас свирепые взгляды. То ли новый заказчик был суровей старого, то ли лейтенант боялся сказать вслух то, что можно потом против него использовать. Мистер Альбин, давешний эльф, сдал репортаж, в котором мы выглядели — кто б сомневался! — туповатыми безынициативными сыскарями, даром проедающими свой хлеб, и только Дерек Бедфорд с тетивой, оттянутой к уху — крупный план, пять секунд, — чудо как хорош.
Ни начальника, ни подчиненного, ни детектива, ни атаманши, только стрелок и цель, соединенные мистической связью: взглядом вдоль древка. Эльфы больше других знают о таких вещах.
Переглянувшись, мы сообразили, что на сей раз работаем на Безопасность. Ничего не поделаешь, нашумели, приковали внимание к нашему делу, и заодно к Марджори Пек. Теперь секретный отдел желает взять под контроль ее способности. По крайней мере попытается. И уж в любом случае на сторону не отпустит.
— А вот интересно, — спросил Дерек, — как они думают ее держать? Гирю прикуют?
— На сей раз вам немного подсобят, — сказал Баффин, не углубляясь в подробности. — Банда Пек будет лишена мобильности.
И впрямь, выследить их во второй раз особенного труда не составило. Марджори обнаружилась на верхнем этаже пустующего двухсотлетнего особняка: видать, «подушка» научила ее сторониться подвалов. Внимание к дому привлекли решетчатые ставни верхнего этажа, прежде беззаботно хлопавшие на ветру, а теперь тщательно прикрытые. И вроде как свечечка за ними мелькала. Так что мы не мудрили, просто залили дом «клеем» и вошли, пустив перед собой уборщика с совком и ведром нейтрализующего порошка. Ступали гуськом, один за другим, особенно не таясь, по дороге отлепили приклеившееся к перилам привидение, официально перед ним извинившись.
«Клей», в отличие от «подушки», не заполняет пространство целиком. Действие его полностью исчерпывается названием. Грубо говоря, куда его нальют, там и станет липко. Поэтому мы открывали на своем пути все запертые двери, не брезгуя ни одним чуланом, чтобы никого не упустить, и собрали по закоулкам девять орчат, трех (а не двух, как обещали!) эльфиков и даже одного гноменка. Дети все были вялые и сонные, их передавали по цепочке вниз. У подъезда ожидало дракси «скорой помощи», куда их грузили, да еще участвовавшие в операции спецы зачем-то рекомендовали нам всем надеть марлевые респираторы.
Просторная комната на верхнем пятом этаже была замусорена так, что даже берлога Рохли, где я бывал пару раз, показалась бы на ее фоне жильем цивилизованного существа. Тряпичные гнезда на полу, долженствующие изображать постели, несколько ящиков консервов, возле лестницы — пластиковый мешок с пустыми банками. Еще мне бросились в глаза обрывки бело-зеленых аптечных упаковок, пустые ампулы и использованные шприцы. И невероятное количество пластиковых бутылок из-под питьевой воды.
Но никаких следов Марджори.
Впрочем, «французское окно», выходящее на балкон, указывало какой-никакой, но путь. Уборщик с равнодушным видом — его дело семьдесят пятое — пробил нам туда дорожку. Дерек вышел первым и сделал мне предостерегающий жест: все тут казалось настолько хлипким, что рухнуло бы от неосторожного чиха. Из комнаты я видел, как он посмотрел направо, потом налево, убеждаясь, что на карнизах никого нет, глянул вверх, на крышу, нависающую козырьком. Балкон только что очистили от клея, никто не мог выйти на него с момента начала акции, да и наружная группа едва ли упустила бы беглеца. Сколько я помнил диспозицию, в нескольких метрах от окна проходила пожарная лестница, а за ней — труба водостока. Только эльф мог отважиться спуститься по ней: говорят, у них кости пустые внутри.
Возвращаясь обратно в комнату, Рохля на время вдоха задержался на пороге, а потом решительно рванул на себя решетчатую ставню, отвернутую вовнутрь, к стене. Только-только «клей» подле нее собрали.
За ставней-то она и была. Видимо, еще и толкнула ее со своей стороны, потому что рывок оказался явно сильнее, чем ожидал Дерек. Ставень вырвался из его рук, а сам он вынужден был отскочить назад, чтобы элементарно удержаться на ногах. Марджори метнулась мимо, на балкон, черная ласточка в развевающемся тартане. Вспрыгнула на перила — я ахнул! — потом на ставень, открывавшийся в любую сторону, и, стоя на нем ногами, перевалилась животом на крышу. Ну точно — пустые кости!
Пока она проделывала все это, я не дышал, а Дерек использовал другую ставню. Одна она точно его бы не выдержала, даже на глаз он в полтора раза тяжелее мисс Пек. Поэтому Рохля за деревянную решетку только чуть рукой придерживался, балансируя на перильцах, потом перехватился за козырек — в отличие от Марджори роста ему в самый раз хватило — и начал мучительно подтягиваться на пальцах, скребя ботинками по кирпичной стене.
Группа оцепления во главе с Баффином сгрудилась далеко внизу, круглыми глазами наблюдая, как Рохля гонится за своей карьерой, а я перекинулся через перильца, зажмурившись, дополз по карнизу до пожарной лестницы, выставил голову над краем крыши и получил возможность видеть вблизи все, что тут показывали.
Девушка успела первой, стремительно вскочив на ноги, какую-то долю секунды каблуки ее были рядом с его пальцами, и, в принципе, ничего не стоило… Потом подхватила юбки и понеслась! Бежала, разумеется, к дальнему краю крыши, надеясь, что дар в очередной раз выручит ее. Мелькал тартан, мелькали пряжки туфель, мелькали стройные — о, какие стройные! — ноги. А Рохля (впрочем, какой к бесам Рохля?!) несся следом по грохочущей листовой жести, как зеленая комета с рыжим хвостом.
И настигал, только руку протянуть.
— Отвали, коп! — услышал я пронзительный вскрик. — Я ж не дамся! Один раз тебя уже пожалели…
Видимо, она оглянулась, чтобы оценить, насколько близка погоня, да, может, еще чтобы он услышал ее, но этот момент положил предел всему. Выражаясь прозой, крыша кончилась, и к моему молчаливому ужасу с края сорвались оба вихря: и черно-бурый, и золото-зеленый следом, с разницей разве что в удар сердца.
Слишком высоко, чтобы уцелеть. Слишком низко, чтобы успеть подставить заклинание «сеть».
Я поглядел вниз, на Баффина с компанией, ожидая, что они скажут мне, когда посмотрят за углом. Старший группы сбегал туда и в ответ на вопросительный взгляд Баффина покачал головой.
— Реннарт, слезай, — позвал меня начальник. — Там ничего нет. Они исчезли. Оба.
Дерек Бедфорд объявился через три дня, вечером, когда сотрудники помалу — никому не хочется показывать излишнюю торопливость — покидают рабочие места, и один за другим гаснут островки света над столами. На улице уже синё, а в помещении — коричнево. Он прошел в кабинет Баффина, не зажигая по пути огня, как сумеречное создание, и даже я поднял к нему взгляд, только распознав шаги. Пробыл он там недолго и вышел с достоинством. Прошел к своему столу, с высоты роста обозрел царящий там боевой беспорядок, потом махнул рукой и… рассмеявшись, сгреб всю прошлую жизнь в корзину для бумаг.
Потом мы посмотрели друг на друга.
На него стоило взглянуть. Бровь рассечена, скула в порезах и подживающих ссадинах. И взгляд изменился. Словно он вышел на цель, зафиксировал ее и теперь собирается поразить во что бы то ни стало. Зная, какой он стрелок, я не сомневался, что так и будет.
— Пойдем, Рен, — сказал он, подмигнув. — Имеем право на пиво.
— Догнал? — спросил я его, когда уютные стены кабачка сомкнулись вокруг.
Он кивнул.
— Э-э… скрутил?
Дерек покачал головой, чуть улыбнувшись глазами.
Проявляя учтивость, я поинтересовался, была ли мягка трава.
Напарник, теперь уже бывший, поперхнулся пивом, закашлялся, смутился и шепотом заорал, что ничего подобного, и ни разу не так, и он никогда не думал, будто я считаю его хуже дикого животного. Потом заткнулся и оценил тактический ход, в результате которого придется рассказать больше, чем он собирался вначале.
Дерек не мог, оказывается, внятно объяснить, сорвался ли он с крыши или сиганул сам, увидев Марджори Пек за краем. Знал только: он должен ее догнать, и обязательно сейчас. Это было важнее, чем какие-то там законы Земли.
Законы Земли, правда, едва его не разубедили, потому что, сорвавшись, он потерял сознание, а очнулся невесть где от холода, сырости, саднящей боли в лице и ломоты во всем теле. Лежа плашмя в высокой, но жухлой траве.
— Здесь, в городе, полном смога, ноябрь так не чувствуется.
Там было озеро, узкое, как клинок волшебного меча, берег круглился, спускаясь от сосен к воде, камыши стояли желтые. И туман. Сырой, промозглый, он будто выгораживал в мире кусок, где Марджори Пек, сидя на полешке, наблюдала за его возвращением к жизни.
Сесть сразу не удалось, пришлось переваливаться на бок и подпирать себя локтем. Ну, что дальше?
— А я-то здесь как?
— Багажом, — она явно над ним посмеивалась. У ног, обутых в черные туфли, змеился дымом крохотный костерок, в нем на угольях стояла жестяная миска, куда Марджори как раз бросала брусничный лист. Вода кипела. На коленях у девушки лежала стрела.
— Думаешь, я не возьмусь отличить стрелу, что могла меня убить, но не хотела, от той, что хотела бы, но не смогла?
— Допустим, не хотела, но что это меняет по существу? — Дерек, сел, морщась от боли в затылке.
— Ты со мной не справишься, — предупредила его мисс Пек.
— Проверим?
Она расхохоталась.
— А потом? Прижмешь к земле своим телом?
— К дереву привяжу, — буркнул он. — Далеко тут?
— Прилично, если пешком.
— А… э-э… твоим способом?
— А я тоже пешком. Когда скипаешь, всегда оказываешься здесь, а вот отсюда — только на прежнее место, и то если сразу. А мне туда не хочется…
Поднявшись, Дерек в глубине души согласился, что Мардж с ним управится. Еле-еле доплелся до берега, разбил корочку льда, чтобы умыться, заодно оценил повреждения. Впрочем, брусничный отвар, который Марджори налила в старую консервную банку, чудесным образом укрепил его дух.
— Я была в работном доме, — сказала Марджори, когда он пил. — Я там, знаешь ли, выросла. Ни за один, проведенный там день, я не поблагодарю. Расписывала фарфор: чашечки-блюдечки, розочки-бутончики. Ненавижу. И это еще художественный, понимаешь, вкус. Знаешь, как они там воруют? Мы неделями одну тушеную капусту жрали. Без мяса. Что вы можете дать моим детям? Обучить двум-трем простым заклинаниям, наговаривать адреса на почте? Всю жизнь?
— Зато они оттуда выйдут. И им будет — куда. Эти дети, — Дерек помедлил, потом решился, — тебе нужны больше, чем ты им. Мог бы понять нереализованные материнские комплексы, недоигранные куклы, но за наркотики, голубка, ты отсидишь!
— Наркотики? Кретин! — она вскочила на ноги и кулачки сжала, аж слезы брызнули. — Какие наркотики? Мы грабили аптеки, потому что мне надо было их лечить! Это вы, проклятые, отравили крыс, а все мои заразились, только я держалась, потому что… потому что… Я не в ответе, если у них еще что пропало!
Потому что эльфийская кровь, даже самая ее капелька, делает невосприимчивым к заразе. Все, что Дерек видел в особняке, подтверждало ее слова, а житейского опыта у него было достаточно, чтобы сообразить: для иного провизора налет ворья — редкий повод списать недостачу, скажем, «слез матери», а то и «черной дури».
— Все ведь хуже, чем наркотики. За одни наркотики вы бы за мной с драконом не гонялись. Секретные… э-э… службы? Будут держать, прикованной к койке, исколют и изрежут на лабораторные образцы. Принудят размножаться в «интересах государства», если придумают способ контроля. Отработанный материал уничтожат. Такие ходят сказки среди тех, кто с даром. Убеди меня, что это не так. Я тебе поверю.
— Значит, — подытожил я, убедившись, что больше он ничего рассказывать не намерен, — она на свободе?
Дерек кивнул.
— Должностное преступление, — сказал я.
— Я уволился.
Я отметил, как быстро и напористо это было произнесено.
— И куда ты намерен податься?
— Да хотя бы и в детский отдел. Тамошние пожилые дамы, думаю, мне обрадуются. Или вот еще… — он помялся, потом закончил, — государственная служба аудита детских заведений. Сердцем чую: там весело.
Я долго мялся, собираясь с духом, но все-таки предупредил:
— Если ты решил, что в твои руки попало чудесное орудие… или оружие, с помощью которого можно смеяться над вещами, которые прежде казались незыблемыми или непреодолимыми…
— Не будь дураком, Рен, — вспылил мой бывший шеф. — Не прикидывайся, будто не понял природу ее дара? Это физиологическая реакция на страх. Как, скажем, мурашки по коже. Чем меньше она боится, тем труднее ей исчезать. Научи ее не бояться, не вздрагивать в темноте, не кидаться сломя голову прочь, и дар исчезнет. И никаким спецслужбам она на фиг не будет нужна… Она спросила, есть ли у меня честь. Я пытаюсь ответить на этот вопрос.
— Знаешь, мой мальчик, что в этом деле самое ужасное? — серьезно сказал я ему. — В твоей каморке и кошке-то негде прилечь, а ты привел туда юную леди. Не бросать же ей старое пальто в угол?
— Ну… пивные жестянки я уже выкинул! — приосанился он.
| © 2024 Библиотека RealLib.org (support [a t] reallib.org) |