"Аквариум с золотыми рыбками" - читать интересную книгу автора (Гоуф Лоуренс)

Глава 18

Мириам Окахаши сняла свои декоративные очки и легонько потерла переносицу. Элегантная широкая оправа оставила на коже розовые вмятинки. Мириам вздохнула и, снова надев очки, взглянула на свои новенькие часики. Без шести минут пять. До конца сеанса оставалось шесть минут. Последние шесть минут… Она посмотрела на Раймонда Кули, сидевшего на краешке черного кожаного дивана. Руки его упирались о колени, глаза безучастно смотрели на лежавший у его ног ковер, давно не мытые светлые волосы свисали на плечи, словно ветхие истрепанные занавески.

Мириам прислушивалась к уличному шуму, который врывался в открытое окно, задернутое зелеными прозрачными шторами. Ей вдруг безумно захотелось оказаться на улице, в гуще толпы. Шел пятый сеанс с Кули, и оба чувствовали, что время потрачено впустую.

На Кули, как обычно, были темно-синий костюм, белая рубашка без галстука и пара черных нарукавников. И как обычно, он хранил молчание. Мириам давно уже привыкла к тому, что любая попытка вовлечь его в беседу обречена на неудачу.

Когда же он решился все же на беседу с ней, то слова произносил так быстро и так бессвязно, что Мириам с трудом понимала его. А стоило только перебить его, даже весьма деликатно, как он тут же замыкался в себе, и о восстановлении контакта приходилось просто забыть. Иногда же он подолгу говорил, а потом внезапно замолкал на середине фразы. Мириам все это начинало порядком надоедать. Она украдкой бросила взгляд на часы. До пяти оставалась уже одна минута. Между тем Кули тайком наблюдал за Мириам. На его взгляд, она была лакомым кусочком. Ему нравились ее огромные глаза, маленькие пухлые губки, блестящие черные волосы. Фигура тоже хоть куда: худощавая и при том округлая во всех положенных местах. Кули думал о том, что произойдет, когда он наконец решится и сделает движение, которое, он в этом был убежден, перевернет все в их отношениях. Он должен сделать это движение. Надо встать, прервав приступ своего молчания, и заставить ее удивиться. Женщины любят, когда их удивляют. Можно, например, оторвать полоску от рукава своей рубашки и перемахнуть через стол. Она вытянет вперед руку, а он приблизит к ней свое лицо и поцелует эту руку. А потом… Он представлял ее учащенное дыхание, представлял ее глаза, вспыхнувшие страстью. А когда они наконец доберутся до черного кожаного дивана, он начнет раздевать ее, целуя в шею. На ней будет кружевной лифчик, непременно кружевной и почти невесомый, точь-в-точь как на моделях в иллюстрированных журналах. Застежка расстегнется от легкого его прикосновения, и он швырнет лифчик через плечо. Он будет целовать высокую грудь, глядя, как набухают соски. Он расстегнет юбку на ее талии, трусики на ней будут черные, тоже шелковые и ажурные, волнующие. Он стянет их и поднесет к лицу, вдохнув их запах. Затем сядет и разденется сам, разденется, не торопясь, растягивая эти волшебные минуты. Однако Мириам не сможет долго ждать, она бросится к нему, жадно стягивая с него одежду…

Пот градом струился по лицу Кули. Он вытер его тыльной стороной ладони и бросил быстрый взгляд на Мириам. Та снова взглянула на свои новые часики. Кули вынул из нагрудного кармана расческу и стал ожесточенно водить ею по редким волосам.

Мириам теперь смотрела на него. Наконец-то, польщенный ее вниманием, он заговорил.

— Я думал все это время, что это наш пятый сеанс и что мы… — Уставившись на ковер, он умолк и нахмурился. Затем снова поднял глаза.

Мириам улыбнулась, стараясь как-то помочь ему. И Кули вновь заговорил:

— Мы долго были вместе и, согласитесь, узнали друг друга достаточно хорошо, не правда ли?

— Я очень рада, что вы так думаете, — сказала Мириам, выдавив из себя улыбку. — О чем бы вы хотели поговорить со мной сегодня?

Кули пожал плечами.

— За последнее время я потерял много друзей. Не тех, которые у меня были, но тех, кого я мог бы приобрести, но не сумел.

— А почему не сумели? — участливо спросила Мириам.

— По вашей вине. Ведь вы сказали мне, что я буду чувствовать себя лучше, если стану понастойчивее. И я очень старался не допустить, чтобы люди просто проходили мимо меня. Например, недавно в зоопарке… Да… Но половину случаев я упустил, все уплывает у меня из рук. А иногда бывает слишком поздно… Так быстро летит время. Человек уже скрылся за углом, а я все еще стою и думаю, что ему сказать. — Кули вертел в руках свою расческу, которая заканчивалась очень острой ручкой, походя на большую иглу. — Она такой не была, — заключил свою тираду Кули. — Недавно я сунул ее в карандашную точилку, а кончится тем, что я воткну ее в одного из тех умников, которые делают мне разные тонкие замечания.

Раздался телефонный звонок, резкий и настойчивый. Секретарша напомнила, что уже пять и что уже пора домой. Мириам положила трубку и довольно демонстративно посмотрела на часы. Маленький, безупречно ограненный бриллиант, вставленный в верхнюю часть часового корпуса, отражался в полировке стола красного дерева. Она подумала о своем новом любовнике, о Норберте, профессиональном футболисте, который играл за «Лайонз». Мириам познакомилась с ним месяц назад на вечеринке в Колфилд-Коув. Сначала ее привлекли выдающиеся габариты футболиста, но под конец вечера она обнаружила, что под его непокорными кудрями имеются весьма неплохие мозги. И даже его откровенный миссисипский акцент не мешал ей понимать атлета. Вероятно, он мог быть и неплохим собеседником.

— Я полагаю, — сказала Мириам, — поглядывая на расческу, — что вам нужно срочно избавиться от этого предмета. Вам не поздоровится, если полиция наткнется на нее, вас могут привлечь к ответу.

— За что?

— За ношение холодного оружия. — Мириам хотела поймать его взгляд, но Кули тупо уставился на ковер.

— А что, если я вам скажу, что иногда делаюсь каким-то ненормальным, совершенно теряю над собой контроль.

Мириам сочувственно улыбнулась.

— Не удивлюсь, но я регулярно чувствую тоже самое.

— И вы? — недоверчиво спросил Кули.

И сейчас как раз один из таких моментов, подумала Мириам. На часиках было уже две минуты шестого, ей следовало поторопиться. Мысли ее обратились к предстоящему вечеру. Они с Норбертом хотели пораньше поужинать, чтобы большую часть ночи оставить свободной. А уж времени-то они с Норбертом терять не будут.

Мириам вскрикнула от неожиданности, почувствовав на запястье что-то теплое и влажное. Это была рука Кули. Она уловила его дыхание, кислое и зловонное.

— Должен ли я еще раз встретиться с Шейлой? — спросил он.

Мириам молча кивнула. Кули с сожалением отпустил ее руку и вышел из кабинета. Мириам снова посмотрела на часы. Пять минут шестого — золотые циферки запотели от прикосновения руки Кули, как бы съежились от сжигавшего его внутреннего жара.

Здание с фасадом из красного кирпича, расположенное через улицу от офиса Мириам Окахаши, имело три этажа. Шла реконструкция, и дом сейчас пустовал. Снайпер перебрался через кучи строительного мусора и поднялся на верхний этаж. На нем были новые туфли — высокие каблучки звонко цокали по голому бетону. Снайпер на минуту задержался на маленькой площадке, окруженной стальными перилами, перекрывавшими ход на крышу, чтобы перевести дух. Затем отпер дверь и широко распахнул ее. Обзор заслоняло только переплетение высоковольтных проводов. Открыв ружейный футляр, он вынул свой винчестер. Глядя через прицел, он различил смутную тень за голубой шторой. Взглянул на часы. Без трех минут пять. Опустив ружье, он передернул затвор и загнал патрон.

Оставалось ждать несколько минут, но он уже знал по опыту, что последние минуты тянутся очень долго. Захотелось курить, но он не позволил себе этого. Окно Мириам Окахаши было широко распахнуто, хотя весь день шел дождь. Наверное, не любит табачного дыма…

Мимо него пролетел голубь. Птица уселась на одном из высоковольтных проводов. Снайпер поднял ружье и прицелился. Голубь взглянул на него маленькими желтыми глазками и нервно съежился, как бы защищая грудь. У Снайпера нестерпимо зачесалась щека. Он почесался и брезгливо посмотрел на яркое пятно розового грима на перчатке. Выругавшись, он стащил перчатку и швырнул ее вниз. Он подумал, что неплохо бы купить несколько новых пар, так как запас перчаток иссякает. За успех нужно платить! Снайпер хихикнул, настроение его улучшилось. В кабинете Мириам наметилось какое-то движение. Занавески зашевелились, будто от порыва ветра. Снайпер поднял ружье и прижался щекой к ложу.

Мириам надела ярко-желтый дождевик, взяла сумочку и зонтик. На полпути к двери вспомнила об окне. Рама открывалась наружу с помощью сложного механизма. Она отдернула занавески и повернула рукоятку: окно плавно закрылось. Мириам опустила занавеску и повернулась спиной к стеклу. Тонкая голубая ткань колыхнулась, как бы несясь вдогонку за ней. И в этот миг раздался выстрел. Пуля вошла в горло, обрывая хриплый крик, разрывая артерию и ломая позвонки. Женщина качнулась назад, голова ее дернулась, подбородок упал на грудь. Задев бедром угол стола, она, уже мертвая, упала поперек черного кожаного дивана. И тут же соскользнула на пол. Мириам лежала в луже крови, уткнувшись лицом в коричневый ковер.

Инспектор Гомер Бредли стоял у окна, засунув руки в карманы брюк и мрачно глядя на стройплощадку под окном. Фундамент нового здания заложили неделю назад, и сейчас рабочие в непромокаемых плащах собирали фанерные щиты, прикрывавшие сырой бетон. Скоро к фундаменту подтянут стальные балки, а потом — потом эти хреновые строители лишат его вида из окон. Инспектор оглядел хмурую гавань, где русское грузовое судно шло против ветра, направляясь к мосту по темной воде, медленно перекатываясь на волнах. Над кораблем в направлении каменистого берега пролетели чайки. Одна из них, внезапно отделившись от стаи, начала стремительно снижаться и вскоре исчезла в волнах.

Вернувшись к столу, Бредли вынул сигару из резной кедровой шкатулки. Зазвонил телефон. Звонок казался неестественно громким, словно аппарат стремился передать волнение звонившего. Бредли неторопливо раскурил сигару и поднял трубку. Звонил патрульный полицейский по имени Лейтон. Он вышел на связь из своего «гарли» и был подключен к кабинету Бредли по аварийному каналу. Ухо инспектора наполнилось гулом автомобильных моторов и мотоциклетным стрекотом. Лейтенанту потребовалось немало усилий, чтобы объяснить Бредли, кто на проводе. Голос в трубке звучал отрывисто, невнятно: несомненно, тут вина связистов. Лейтенанту пришлось трижды повторить свое сообщение, прежде чем Бредли понял, что психиатр Мириам Окахаши убита выстрелом, произведенным из крупнокалиберного ружья. Инспектор положил трубку и с тоской взглянул в окно. Дождь лил пуще прежнего. Потоки воды почти отвесно низвергались на землю. Русское судно исчезло из поля зрения. Как, впрочем, и чайка.

…Мириам Окахаши лежала ничком на полу. Блестящие темные волосы рассыпались по ковру, обрамляя ее голову траурным ореолом. Несколько осколков стекла зловеще поблескивали в луже крови. Полицейский Лейтон, показывая инспектору Бредли место, куда вошла пуля, едва ли не тыкал в него пальцем. Бредли недовольно поморщился, и патрульный, смутившись, отошел от тела убитой.

Бредли отошел к окну, упершись взглядом в кирпичную стену здания, находившуюся напротив. В кабинет Мириам, тихо переговариваясь, вошли Клер Паркер, Джордж Франклин, Ферли Спирс, Джерри Голдстайн, Мэл Даттон и еще несколько полицейских, специализирующихся на убийствах. Бредли с любопытством рассматривал вошедших, пытаясь представить себе, каким образом вся эта орава поместилась в одном лифте. Затем обошел тело, направляясь к двери, и поманил за собой Клер и Франклина. Втроем они спустились в вестибюль и вышли под дождь.

Улица была запружена полицейскими машинами, перехватившими звонок Лейтона и примчавшимися на место преступления в надежде оказаться первыми. Повсюду были выставлены патрули, движение перекрыто. Бредли в сопровождении Клер и Франклина пробирался между рядами машин к парадной двери здания из красного кирпича. Левая створка стеклянной двери была чуть приоткрыта; Бредли заметил, что она заложена использованной гильзой от «магнума-460». Когда он открыл дверь, гильза, звякнув, отскочила. Франклин наклонился, пытаясь поддеть гильзу авторучкой, но латунный цилиндрик, сплющенный дверью, не пожелал надеваться на ручку. Бредли, заметив, что у Франклина возникло затруднение, поддал носком ботинка лежавший на полу погнутый гвоздь, и Франклин нацепил на него злополучную гильзу. Положив ее в небольшую коробочку, он сунул ее в карман. На пыльном бетонном полу отчетливо выделялись отпечатки туфель на шпильках. Следы вывели их на третий этаж, а оттуда через решетчатую металлическую дверь на крышу. Слева от двери стояла пустая бутылка из-под «Бифитера», две маленькие бутылочки тоника «Швеппес» и высокий, насквозь промокший картонный стакан.

— Голдстайна сюда, — распорядился Бредли, взглянув на Клер. Та повернулась и устремилась вниз по лестнице.

Франклин закурил сигарету. На улице выла сирена, кто-то громко ругался. Франклин затушил спичку, растер горелую древесину между большим и указательным пальцами, а то, что осталось, опустил за отворот штанины. Последним вылез на крышу Уиллоус.

— Черт бы тебя побрал, Джек, где ты пропадаешь? — спросил Бредли.

— Раскопками занимался, — сказал Уиллоус, протягивая Бредли сплющенную пятисотграновую пулю, прошившую насквозь горло Мириам Окахаши.

— Где ты ее нашел?

— В переплете одного из трудов психоаналитика Юнга, издано в Германии, в 1913 году.

— Ну, конечно, — отозвался Бредли, — где же еще ей быть.

Франклин жадно затянулся, стряхнув пепел в карман.

Уиллоус осмотрелся. Взгляд его остановился на пустых бутылках и стакане.

— Что ты об этом думаешь? — спросил Бредли.

— Видать, продрог под дождем и пропустил стаканчик-другой в ожидании подходящего момента для выстрела.

— Грязный ублюдок, — проворчал Бредли, кивком подтверждая, что согласен с версией Уиллоуса.

Он повернулся к подошедшим Клер, Голдстайну и Мэлу Даттону. Голдстайн изящным движением раскрыл свой зонтик и предложил его Клер. Та отказалась. Бредли нахмурился, оглядывая своих подчиненных.

— Почему, — спросил он, — почему такая женщина, как Мириам Окахаши, записалась в этот дерьмовый клуб?

— Она работала над диссертацией. Тут профессиональный интерес, — ответил за всех Уиллоус.

— А ты откуда знаешь?

— Норберт мне сказал.

— Что еще за Норберт?

— Норберт Уотерманн. Играет защитником в «Лайонз». Он был любовником Мириам Окахаши. Они собирались пораньше поужинать, и он зашел за ней в офис в надежде перехватить ее до ухода. Увидев ее на полу мертвой, он выскочил на улицу и наткнулся на Брукса Лейтона.

— На кого?

— На патрульного полицейского.

— Ах, да, да, — кивнул Бредли.

— Я слыхал, Лейтон с перепугу совершенно ошалел, — ухмыльнулся Джерри Голдстайн, взглянув на Уиллоуса. Но тот, казалось, не заметил этого взгляда — мысли Уиллоуса были заняты Франклином, безучастно стоявшим под дождем. Лицо Джорджа, покуривавшего сигарету, не выражало ничего. А движение руки к губам было до странности механическим, почти безжизненным. Изменится ли Джордж, когда они возьмут убийцу? Послужит ли арест мерзавца исцелением Джорджа Франклина?

Мэл Даттон, стоявший за спиной Уиллоуса, отступил на шаг, наводя объектив на пустые бутылки и стакан. Затем внезапно наклонился и вытащил из-под своего каблука раздавленный ломтик лимона.