"Дабог" - читать интересную книгу автора (Ливадный Андрей)Глава 8Маленькая девочка, лет пяти, в нежно#8209;розовом платье, похожая на ангела, внезапно воплотившегося в реальность, сидела вполоборота к той койке, на которой лежал Игорь. Сознание еще не вполне вернулось к нему, и, наверное, поэтому образ девочки приобретал в нем расплывчатые черты чего#8209;то нереального, эфемерного… На лице маленького ангела лежала печать беззаботности и счастья. Девочка не смотрела на Игоря — она сидела на высоком для ее роста стуле, вполоборота к панорамному тонированному окну, болтая в воздухе ногами и тихо разговаривая с куклой, которую держала в руках: — Дина, как тут жарко… Ну, ничего… — вздохнула она. — Мама сейчас придет и заберет нас отсюда. Она ведь сказала, что ушла ненадолго, правда?.. Кукла не отвечала. Сознание Игоря то прояснялось, то теряло ощущение реальности. Он, казалось, плавал где#8209;то между землей и небом, — не то падая в затянувшемся до бесконечности штопоре своего корабля, не то по случайности оказавшись в позабытом, давно похороненном и вычеркнутом из памяти мире своих детских грез. Девочка улыбнулась, чуть изменив наклон головы, опять тяжело вздохнула, наверное, подражая кому#8209;то из взрослых, и сказала, обращаясь к кукле: — Послушай, Дина, ты не должна все время молчать. Вот скоро наступит зима, пойдет снег, и мы с тобой опять будем бегать по сугробам. Ты любишь снег, Дина? — строго осведомилась маленькая хозяйка. Кукла не отвечала. Сознание Игоря опять потеряло резкость. Слова девочки и сам ее образ, — такой болезненный, щемящий, недосягаемый для его сегодняшнего состояния, — походили на горячий осколок прошлого, рикошетом угодивший в самое сердце… Любил ли он снег?.. Воспоминания выползали из#8209;под савана забвения, прорастали сквозь мглу беспамятства, но это было вовсе не то, о чем спрашивал юный ангел во плоти у своей молчаливой куклы… …Хмурые облака роняли редкий снег. Если запрокинуть голову и смотреть исключительно на небо, то на минуту можно забыться и вспомнить первый ласковый несмелый снежок наступающей зимы. Будучи маленьким, Игорек Рокотов всегда с восторгом приветствовал наступление этого времени года. Осень казалась ему скучной, унылой, особенно в ее последний месяц, когда деревья уже уронили листву, а снега все нет, и земля вокруг лежит комьями замерзающей по утрам грязи… По первому снегу было так здорово бежать, ощущая, впитывая его белизну, радуясь резкому, свежему запаху зимы… …У горизонта что#8209;то несколько раз вспыхнуло, подсветив яркими зарницами кучевые облака нездорового, пепельно#8209;серого цвета. Игорь опустил глаза. Холод не пробирался сквозь скафандр. Неправдоподобно большие серые снежинки, кружа, падали с небес, ложились на забрало его гермошлема, таяли, впитывая тепло человеческого дыхания, стекали мутными капельками, срываясь с нижнего обода шлема в пушистый серый ковер под ногами. В полукилометре от позиции Игоря из#8209;за корявых, черных стволов напрочь выгоревшего, поваленного в одном направлении леса, в небо взметнулись два клинка ослепительного пламени. Ракеты, выпущенные с подземной позиции, круто пошли вверх, к свинцовым облакам, оставляя после себя четкий инверсионный след. Начинается… Начинается… Там, за облаками, на недосягаемой для невооруженного глаза высоте, к планете приближалось сонмище космических кораблей. Справа и слева вновь заполыхали вспышки, — зло, часто, — ракеты вырывались из теснин пусковых шахт, освещая пламенем реактивных двигателей унылый, мертвый пейзаж Дабога сегодняшнего. Трудно казалось даже вообразить, что восемь месяцев назад здесь протекала мирная спокойная жизнь, росла трава, зеленели деревья, резвились дети… В свете стартующих ракет ближайший город выглядел уродливым нагромождением закопченных разбитых коробок. Снег наступившей шесть месяцев назад ядерной зимы, щедро смешанный с пеплом, укрыл все дороги, сгладил чудовищные раны изуродованной земли, покрыл Дабог, словно саван забвения… — Нет… — неслышно шептали его губы за толстым стеклом лицевой пластины. — Нет… Нет!!! Иногда у Игоря начинала резко кружиться голова. Перед боем он не чувствовал возбуждения — только пустоту. Он не пытался что#8209;то понять и осмыслить. С того момента, как восемь месяцев назад его, с ожогами, полуживого, внесли на станцию подземки, временно превращенную в бомбоубежище, он не воспринимал окружающий мир. Нет, чувства, конечно, остались, но они изменились, стали иными. Пустота, оставшаяся после гибели тысяч знакомых и незнакомых ему людей, не заполнялась ничем. Это был свой, особый, непреходящий вид боли, над которым, кажется, не властно время… Игорь, задрав голову, смотрел вверх, на головокружительный полет мертвых снежинок, и ему казалось, что он тонет в этом последнем, мертвом снегопаде… Рядом с ним, превратившись в громадный сугроб, поджав согнутые в коленях ступоходы, застыл массивный аграрный робот. По сути, это было все, что осталось от его семьи и прежней жизни. Мертвые снежинки, медленно кружа, падали на гигантское шарнирное сочленение механических ног и не таяли, отлагаясь на холодной броне серыми кучками праха… …Мысли Игоря нарушил треск коммуникатора. — Рокотов, они идут! — прорвался сквозь помехи несущей частоты голос далекого координатора. — Точка высадки изменилась, мы сбили четыре из шестнадцати модулей, тяжелые корабли пока опасаются подходить… Это было плохое известие, скверное… — Что я должен делать? — переспросил Игорь, заставив свой разум очнуться от горького наваждения медленно падающего снега. — Грузи свой «Беркут» в корабль. У тебя есть еще минут двадцать, чтобы проскользнуть через зону высоких орбит. Сейчас передам координаты новой точки. Игорь, только не рискуй, прошу… Ты нужен нам, слышишь?.. Если ты не прибудешь, то остановить их будет просто некому!.. Видение ускользало, истончалось, таяло… …Когда он открыл глаза, девочки уже не было. Игорь пришел в себя не так, как обычно. В этот раз он не ощущал свой разум подвешенным посреди бездны. Перед его глазами не плавал туман, и тело не казалось столь безвольным, как раньше. Помещение, в котором он находился, похоже, осталось тем же самым, лишь за светло#8209;коричневатой плоскостью тонированного окна висели сумеречные краски ночи. Значит, это не посмертный бред… Он выжил? Мысль принесла с собой двоякое чувство. С одной стороны, на мгновенье сердце кольнула радость, ведь, падая в пучину атмосферы безымянной для него планеты, Игорь уже окончательно распрощался с жизнью. Он не мог управлять кораблем — его сознание, истерзанное болью от контузий и ран, померкло задолго до удара об землю, а автоматика штурмовика после схватки с четырьмя «Фантомами» противника не годилась даже для элементарных операций: автопилот «завис» после прямого попадания в рубку, приборные панели искрили, плюясь дымом, потом отказала система аварийной герметизации, и на мостике штурмовика воцарился вакуум… Игорь давно уже не верил в чудеса. Сейчас, задумываясь о том, кто на самом деле посадил корабль, он начал догадываться, и тем страшнее, болезненнее становилась неопределенность… Где я? Что это за мир? Что с кораблем, с «Беркутом»?.. Игорь не был склонен строить иллюзий, но мысль о том, что он мог попасть в плен, вызвала в груди тоскливый, ноющий холод. Скосив глаза, он посмотрел на белоснежную простыню, которой был укрыт. От изголовья к нему тянулось с десяток трубочек и электрических проводов. Все они исчезали под простынею, и скорее всего оканчивались воткнутыми в его тело иглами или электродами. Вокруг царила мертвенная тишина, нарушаемая #8209;лишь монотонным попискиванием каких#8209;то приборов. Он осторожно шевельнулся, потом медленно, сантиметр за сантиметром, вытащил из#8209;под простыни правую руку. Наручников на запястье не оказалось, рука двигалась свободно, хоть и была слаба. Трудно поверить, чтобы слепой рывок через гиперсферу привел его к обитаемому миру… Хотя почему трудно? — спросил сам себя Игорь. — Разве не так они попали к нам? Каждая линия аномалии космоса куда#8209;то ведет… И все же отсутствие наручников его не убедило. Если он все же попал в плен, то израненного, бессознательного пилота вполне могли и не приковывать к реанимационному одру… Мучительная волна неизвестности все сильнее, отчаяннее захлестывала его очнувшийся разум, как вал цунами, вторгающийся в бухту… Игорь боялся не за себя. Страх физической боли давно потух в нем, умер, затопленный ненавистью, непреходящей душевной болью и иными, еще более сильными, резкими чувствами. Он прошел по кривой безысходности, от самого ее начала до непостижимых иному человеку глубин… Да и остался ли он человеком после всего пережитого? Тот, кто смог бы каким#8209;то образом заглянуть в душу застывшего, как мумия, не старого еще мужчины, отшатнулся бы в ужасе. Этот человек выгорел изнутри. Он представлял собой оболочку из плоти, которую приводило в движение одно чувство — ненависть. Иной тревожится за себя, бывает, что люди изводят душу, переживая за родных или друзей. С Игорем все обстояло иначе. Все его мысли, все отчаяние были порождены и сконцентрированы только на одном — «Беркут»… В голове мятущимся отблеском мыслей вспыхивал и гас контур чего#8209;то страшного, непонятного, неподражаемого… Если с ним что#8209;то случится и он попадет… Игорь попытался привстать, но вместо резкого движения получился лишь слабый, конвульсивный спазм мышц. Он просто вздрогнул всем телом под укрывавшей его простынею, почувствовав, что провода и трубочки действительно тянутся к нему… — Значит, очнулся и сразу бежать? — раздался за изголовьем чей#8209;то спокойный, немного насмешливый голос. Перед глазами Игоря помутилось. Этот «кто#8209;то» все время неслышно стоял за изголовьем кровати, следя за потугами его обессилевшего тела. Все#8209;таки влип… — обреченно подумал он, приготовившись стиснуть зубы и молчать, что бы с ним ни сделали… — Итак, молодой человек, почему вы смотрите на меня волком? — Мужчина, появившийся в поле зрения Игоря, действительно вышел из#8209;за изголовья кровати. Он был одет во все белое. Половину его лица закрывали аккуратно подстриженные, уже порядком побитые проседью борода и усы, над которыми выступал тонкий, аристократический профиль чуть испорченного горбинкой носа и светились умные, слегка насмешливые глаза. Игорь следил за ним внимательным, цепким, настороженным взглядом: — Да, вы правы, я не врач, — внезапно сознался незнакомец, садясь на тот самый стул, где в минуту просветления Игорь видел маленькую розовощекую девочку с ангельскими чертами лица. — Я знал, что вы очнетесь с минуты на минуту, и потому пришел, чтобы познакомиться и поговорить кое о чем. На это, — он демонстративно двумя пальцами отвернул полу белоснежного халата, под которым обнаружился строгий деловой костюм черного цвета, — можете не обращать внимания — дань местным порядкам. Я уговорил врачей оставить меня наедине с вами, но вынужден был последовать общему порядку. Какая милая, доверительная болтовня… Игорь продолжал молчать. Ему казалось, что он ничем не выдает своего волнения, замешательства и звериной настороженности, но на самом деле в эти секунды на бледном, пергаментном лице Рокотова проступили пятна нездорового румянца. Его собеседник оказался терпелив. — Не все сразу, понимаю. Давайте начнем с малого, — предложил он. Меня, например, зовут Хансом, фамилия — Шнитке. Ханс Шнитке, действительный президент планеты Кассия. Вы, молодой человек, находитесь среди друзей. Больше того, — мы давно ждали появления представителей иных планет, но, честно говоря, не думали, что оно произойдет таким катастрофическим образом. — Он посмотрел на Игоря, обжегся о колючий, недоверчивый взгляд его глаз, развел руками и добавил: — Боюсь, что у меня нет сейчас под рукой более весомых аргументов нашей дружелюбности. Единственное, что могу сообщить, — ваш корабль уже вытащили из той ямы, которую он пропахал при падении, и сейчас производится осмотр тех узлов и бортовых агрегатов, с которыми знакомы наши технологи. При упоминании о корабле внутри у Игоря что#8209;то оборвалось. Очевидно, смятение и мука как#8209;то отразились на его лице, потому что незнакомец, назвавшийся Хансом, продолжил свой монолог именно в этом русле. — Довольно старая машина… — произнес он, не отрывая взгляда от лица Игоря. — Скажу больше — он очень сильно напоминает наши орбитальные челноки, оставшиеся со времен посадки колониального транспорта. Мы еще пользуемся двумя из них, когда наступает время технического обслуживания орбитальных спутников. Так что, несмотря на некоторые любопытные усовершенствования и странную начинку вашего грузового отсека, я смело предположил, что вы, так же как и я, — потомок колонистов, выброшенных лет эдак четыреста назад с нашей благословенной прародины, верно? Глаза Игоря посветлели. Два слова — колониальный транспорт — сказали ему во сто крат больше, чем вся остальная речь… На секунду он испугался, что от наступившего облегчения он просто опять сорвется в пучину беспамятства. В конце концов, разве не на это он отчаянно надеялся, уже падая в пучину стратосферы?.. Его губы слабо шевельнулись, пытаясь произнести какое#8209;то слово. Ханс подался вперед, стараясь уловить едва слышный шепот: — Вы… не… оккупированы?.. Казалось, что на бородатого лжеврача эти едва слышные слова произвели сильное впечатление. Он побледнел, подался назад и несколько секунд продолжал смотреть в пергаментное лицо пилота, словно тот только что вслух подтвердил самые страшные подозрения, которые гнездились в его душе, а затем спросил: — Ради бога, о чем вы?!. Разве идет война? Кто нас должен оккупировать? Прошли сутки, прежде чем Игорь почувствовал себя лучше. Тогда и состоялась их следующая встреча. На этот раз посетителей было четверо. Первым, с букетом алых роз в руках, вошел президент Кассии. За ним в реанимационной палате появилось еще трое мужчин пожилого возраста, все в строгих деловых костюмах. Медсестра, дежурившая подле Игоря, что#8209;то сказала на ухо президенту, тот кинул взгляд на настенные часы и кивнул. — Итак, мы с вами уже знакомы, Игорь Владимирович… — произнес он, придвигая стул к кровати Рокотова, который молчал, провожая его действия напряженным взглядом. — Разрешите, я назову своих спутников. — Он кивнул, и вперед выступил один из сопровождавших президента мужчин. — Это Николай Андреевич Полвин, мой советник по чрезвычайным ситуациям. Полвин кивнул. Рокотов долго смотрел на него, потом тоже едва уловимо шевельнул головой. Следующим был представлен Кирилл Александрович Лисецкий, который, как понял Игорь, выполнял функции советника по вопросам, касающимся космической техники. При этом кратком представлении у Рокотова сложилось впечатление, что должности в правительстве Кассии ни к чему не обязывали — они звучали номинально, и на лицах этих людей не читалось ничего, кроме крайней обеспокоенности по поводу нарушения их привычного уклада жизни. Третьим из сопровождавших президента был Вадим Петрович Лозин, такой же пожилой, солидный мужчина, отвечающий на Кассии за сношения с иными территориями. Рокотов был бы удивлен и обескуражен, если б узнал, что опыт данного «дипломата» распространялся исключительно на неосвоенные районы дикой сельвы, которые располагались на соседнем материке и цепи прилегающих к нему островов… Все это он узнает и поймет несколько позже, а сейчас… — Ну, Игорь Владимирович, расскажите нам, кто вы, откуда, почему и как рухнули в атмосферу Кассии? Рокотов мучительно приподнял глаза. — Мне тяжело говорить… — едва слышно произнес он. — Может быть, это? — взгляд Игоря красноречиво указывал на небольшой прибор, соединенный с настольным компьютером. Он знал его. Это был нейросенсорный шлем виртуальной реальности. Систему установили накануне, — очевидно, врачи знали о предстоящем разговоре и справедливо рассудили, что думать Рокотову будет легче, чем говорить. Сама система не представляла никакой опасности, она могла показывать лишь то, что хотел донести до собеседника сам пациент. Обычно такие приборы использовались в клиниках для общения с тяжелобольными или впавшими в кому… — Что ж… Если не возражаете, Игорь Владимирович… — Президент, Кассии взял шлем и подошел к изголовью реанимационного ложа. — Не возражаю… — прошептал Игорь, чуть приподняв голову. Свет… Рубка орбитального штурмовика осветилась яркой вспышкой. Это мимо, обгоняя карабкающийся ввысь корабль, пролетела, сияя ослепительным хвостом реактивного выхлопа, выпущенная с поверхности Дабога ракета. Несколько секунд она двигалась вровень с кораблем, а потом ускорилась, резко ушла вперед. Игорь не боялся их. Он знал — ракетами напрямую управляют люди, заточенные в стылых компьютерных залах промерзших бункеров. Они заменили собой компьютерные системы управления, которых катастрофически не хватало на Дабоге. На этот раз сканерам штурмовика даже удалось зацепить виртуальный канал связи, который тянулся за боеголовкой незримым шлейфом… Он на секунду увидел сумеречный подземный зал с серыми бетонными стенами, каскады многоступенчатых пультов управления и хрупкую, исхудавшую фигурку девушки, которая утонула в обширном кресле. Она, как сотни других, среди которых были и совсем еще юные, сидела, плотно закрыв глаза; от нейросенсорного шлема, надетого на ее коротко стриженные волосы, к пультам тянулись сотни плоских компьютерных шлейфов, но тем не менее, несмотря на землистый цвет лица, худобу и шлем, Игорь узнал ее. Это была она — та самая молодая учительница, что приводила детей на экскурсию в музей истории Дабога в незабываемый, роковой день первой орбитальной бомбардировки планеты… Он даже вспомнил ее имя: Даша… Даша Кречетова… Значит, она выжила… И дети тоже… Его мысли оборвал сдавленный сигнал навигационной системы. Свинцовая пелена облаков порвалась, расступилась бездонной фиолетовой синью стратосферы, в которой немигающими огнями застыли звезды. На их фоне двигались огромные, расцвеченные скупыми искрами навигационных огней клиновидные тени приближающихся к планете боевых крейсеров Земного альянса. Это была третья атака за последние полгода и уже вторая попытка штурма за истекшие сamp;gt;тки. Обогнавшие его ракеты вошли в радиус действия сканеров зенитных батарей… В космосе расцвели частые, похожие на сеть росчерки холодного огня, это ударили лазерные комплексы крейсеров, создавая заградительный барьер. Одна… Две… Три боеголовки запутались в них, взорвались слепящими камеры вспышками, но несколько, — Игорь не успел заметить их количество, — достигли цели, ударили в борт двигавшегося впереди прочих огромного крейсера… Он подобрался достаточно близко, и видеокамеры его штурмовика зафиксировали, как по правому борту головного корабля армады вспухла броня, затем с интервалом в несколько секунд часто заморгали более мелкие взрывы, что#8209;то выметнуло в космос в облаке кристаллизующегося газа… Огромный корабль содрогнулся, его корма заалела заревом включившихся двигательных установок, и он начал маневрировать, медленно разворачиваясь, словно космический левиафан, по сравнению с которым пепельно#8209;серый шарик Дабога казался просто раздутым футбольным мячом… Картина была мрачной, впечатляющей… Игорь скрипнул зубами, поворачивая рули штурмовика. В груди клокотала ярость. Как хотелось ему ринуться вслед, завершить начатое ракетами дело разрушения, добавить мощь пушек своего штурмовика к танцу кромсающих броню взрывов, но он не мог позволить себе этой секундной, гибельной мести, — он и затаившийся в грузовом трюме шагающий робот были чуть ли не единственными, кто на данный момент оставался способен отразить наземную атаку прорвавшихся десантно#8209;штурмовых модулей… Бортовой компьютер уже рассчитал траекторию снижения вражеских десантных подразделений. Сейчас он ринется им вслед, чтобы… …Звено космических истребителей класса «Фантом» появилось внезапно, вынырнув из#8209;за черной громады обстрелянного крейсера. У Игоря не осталось даже секунды на то, чтобы среагировать. Головной космический истребитель уже пикировал на него, и нити пульсирующих снарядных трасс ударили в штурмовик, грозя попросту разрезать его на две части… Остальное произошло в доли секунд… Он ощутил хлесткий удар, и конвульсии ломающейся брони пробежали по телу волной крупной дрожи. На миг разум Игоря помутился, он понял, что погиб, его выследили наконец и ждали, ждали… Но если собственная смерть ходила по пятам и не казалась такой уж жуткой, то сверкнувшая молнией мысль о «Беркуте» и беззащитности Дабога не дали его пальцам сорваться с сенсорной клавиатуры пульта. В предсмертной горячке боя Игорь сделал то, на что бы никогда не решился, будь у него хоть пара секунд на размышление… Он машинально вскинул руку и, выбив предохранительный кожух, единым движением дернул утопленный в специальную нишу рычаг запуска гипердрайва… Это было самоубийством, но душу Рокотова наполнил восторг, когда он увидел, как затопившая экраны нестерпимая вспышка гиперпространственного перехода поглотила не только его штурмовик, но и потянула за собой огромный вражеский крейсер, неумолимо засасывая его в открывшуюся на орбитах Дабога ослепительно#8209;черную воронку аномалии космоса… Туда, откуда, как казалось Игорю, уже нет никакого возврата. Рокотов ошибся. …Очнувшись от беспамятства спустя неопределенный отрезок времени, он понял, что падает в атмосферу совершенно незнакомой планеты, находясь в обычной, трехмерной метрике пространства. …Тишина. Такая звонкая, оглушительная тишина, в которой сдавленный шепот слышится как крик. Игорь лежал, ощущая на своей голове виртуальный шлем. Покосившись на часы, он понял, что прошло гораздо больше времени, чем он помнил, значит… значит, он потерял сознание, а его мозг машинально продолжал выдавать информацию… Впрочем, не все ли равно? Горячий шепот четверых человек, стоящих спиной к нему, у окна, обжигал слух: — …Чудовищно. Как они могли сжечь целый мир?! — Варварство… Но мы же не можем, пойми… С нами поступят так же… — Почему наши дети… куда#8209;то, к черту на рога… умирать… — Нет, они же не знают всех координат, наши предки… слепые рывки… это игра случая… — Но ведь надо что#8209;то ответить, сказать… — А что говорить, Ханс?.. Скажем правду… У нас нет космических кораблей, а его штурмовик разбит вдребезги… Мне жаль этого парня… но ему придется смириться, остаться у нас… Нет… просто в голове не укладывается… Игорь сделал вид, что не слышит их. Нет, он не просто не хотел их слышать… Внутри вдруг разлилась отвратительная горечь… Неужели за ЭТО умирали дети в стылых бункерах Дабога? |
||
|