"Август" - читать интересную книгу автора (Круглов Тимофей)

Глава пятая

Андрей хотел было пропустить Люсю вперед у входа в собор, да и посмотреть на нее захотелось, хоть понять, во что одета, окинуть ее всю коротким взглядом. Просто, чтобы не потерять потом в толпе туристов, не отпускать ее одну по течению. Но Люся подтолкнула его аккуратно в широкую спину, дескать, в церкви нет у меня преимуществ перед мужчинами. Петров все же обернулся тогда с улыбкой, не исподтишка, а прямо, не скрываясь, оглядел женщину с головы до ног, приговаривая:

— Особые приметы: джемпер белый с синим на молнии, юбка серая льняная, волосы русые, хороша необычайно. Это я словесный портрет составляю. Если вдруг потеряетесь, буду вас искать!

— Куда же я денусь с теплохода? — отшутилась Люся в тон. И добавила уже серьезно, — ну же, идите, а то народ набежит, даже к мощам преподобного приложиться не протолкнетесь!

В прохладной тишине собора они разошлись в разные стороны. Андрей у свечницы «выменял» образ святого Александра Свирского, записочку подал о родителях заупокойную. А Люся подошла к монаху, присматривавшему ревниво за туристами, и о чем-то стала спрашивать его тихонько.

Поставив свечи, где хотелось сегодня особенно, не без трепета приложился Андрей к мощам; не отрывая лба от холодного, пахнувшего ароматно стекла, молил чудотворца о помощи и вразумлении, пока не провалился всей душою в иное измерение, пока седой монах не тронул его за плечо, понуждая поберечься и не потерять связи с земным миром. Петров выпрямился, как из воды выплыл, вдохнул глубоко насыщенный благовониями воздух. Перекрестился медленно, уставно и отошел на шаг. Монах строго посмотрел Андрею Николаевичу в лицо и потянул у него из руки приобретенный им только что образ. Приложил к мощам, прочитал молитву короткую и отдал иконку обратно Петрову, опять почему-то укоризненно покачав головою. Андрей медленно, приходя в себя, пошел к выходу, заметив краем глаза Люсю, припавшую к старинному чудотворному образу Богоматери.

«О чем молить Тебя, чего просить у Тебя? Ты ведь все видишь, знаешь Сама, посмотри мне в душу и дай ей то, что ей нужно. Ты, все претерпевшая, все премогшая, — все поймешь. Ты, повившая Младенца в яслях и принявшая Его Своими руками со Креста, Ты одна знаешь всю высоту радости, весь гнет горя. Ты, получившая в усыновление весь род человеческий, взгляни и на меня с материнской заботой. Из тенет греха приведи меня к Своему сыну. Я вижу слезу, оросившую Твой лик. Это надо мной Ты пролила ее и пусть смоет она следы моих прегрешений. Вот я пришла, я стою, я жду Твоего отклика, о Богоматерь, о, Всепетая, о, Владычице!

Ничего не прошу, только стою пред Тобой. Только сердце мое, бедное человеческое сердце, изнемогшее в тоске по правде, бросаю к Пречистым ногам Твоим, Владычица! Дай всем, кто зовет Тебя, достигнуть Тобою вечного дня и лицем к лицу поклониться Тебе».

Выйдя из храма с верою, что все в руце Божией, Андрей Николаевич обнаружил внезапно дорожку, ведущую в сторону от собора, прямо к берегу озера. Оказалось, там оборудована небольшая аккуратная купальня, огражденная со стороны монастыря стеной из дикого камня, чтобы не смущать и не смущаться. Петров вышел на чистые, промытые ночным дождем деревянные мостки, посмотрел на часовню на другом берегу, перекрестился, глянул на часы — не отстать бы от своего автобуса, — и решительно стал раздеваться. Прыгать с разбегу не стал в манящую, прохладную на вид, воду. Не место для гимнастических подвигов. Присел на край нагретых солнцем мостков, поболтал ногами в прозрачной воде — неожиданно теплой, и соскользнул аккуратно в озеро, погрузившись с головой. Напрягшиеся ноги встретили ласковый песок, пощупали его придирчиво — нет ли камней? — и тогда уже оттолкнулись пружинисто. Петров вынырнул, отфыркался, втянул в себя глубоко особенный, только над живой водой сущий воздух, перевернулся на спину и замер так, лишь чуть-чуть пошевеливая руками, чтобы лежать, не чувствуя веса, не чувствуя тяжести своей.

Тихий всплеск заставил оглянуться невольно назад, на купальню.

Плавно разводя воду длинными гладкими руками, как бы раздвигая ее, чтобы не мешала видеть открывающуюся красоту кругом, смешно сдувая с улыбающихся губ радужные капельки, к нему подплывала Люся. Андрей невольно обратил внимание на то, какие у женщины красивые округлые плечи — такие не часто встретишь сейчас, такие плечи только на картинах старых мастеров бывают.

Петров перевернулся в воде, сделал мощный гребок навстречу неожиданности, хотел выкрикнуть что-то и осекся тут же, увидев некое предостережение в зеленых, широко распахнутых глазах: не спугни тишину, и меня не спугни, — говорили они. Поплыли рядом неспешно, наслаждаясь вновь обретенной чистотой души и тела, молодой свежестью, которой оделило их Святое озеро. Или Рощинское? Да разве важно это?

Как будто гигантские щуки выпрыгнули из воды и снова ушли в глубину, гоняясь за мелкой рыбешкой — один за другим раздались два мощных всплеска. Это Муравьев с Анчаровым бесшумно пробежали по мосткам и тут же, без колебаний на краю, нырнули в озеро и долго плыли в его толщине, пока не показались неожиданно на поверхности рядом Андреем и Люсей.

— Славно-то как, товарищи! — отчетливо, но не криком выдохнул Толян.

— Зер гут, геноссен! — утвердительно кивнул черной с проседью головой Саша.

Офицеры улыбнулись синхронно кивнувшей им парочке и энергично, правда, без лишнего шума, ринулись саженками наперегонки куда-то вдаль, подальше от берега.

Люся посмотрела одобрительно им вслед и спросила Петрова:

— Это ваши друзья?

— Надеюсь, что так, — неопределенно протянул Андрей Николаевич, — во всяком случае, с этими мужиками лучше дружить, чем ругаться.

Люся еще раз посмотрела вслед удаляющимся на середину озера мускулистым торпедам и коротко кивнула.

— Давайте к берегу, Андрей Николаевич, только вы первый, хорошо? Не люблю, когда меня разглядывают, — тут же пояснила она свое желание.

— Вот не могу сказать, что не очень-то и хотелось! — выдохнул Петров и послушно погреб к мосткам, всем проснувшимся после купания телом ощущая растворившийся в воздухе над озером хрустально чистый, без кокетства, женский переливчатый смех.

Удалось обойтись без ступенек деревянной лестницы. Петров ловко вымахнул на теплые доски, сгреб свою одежду и послушно скрылся за деревянной перегородкой купальни — снять мокрые боксерские трусы, выкрутить и куда ж их теперь девать-то?

Летние тонкие брюки тотчас пойдут пятнами, если выжатые трусы надеть. Неприлично. А если брюки натянуть на голое тело, то куда ж трусы девать мокрые — не тащить же в руках? Пока Петров мучился детским вопросом, Люся весело позвала его из соседней переодевалки:

— Андрей Николаевич, кидайте мне свои плавки, у меня мешок есть!

— Неудобно, — буркнул опешивший Петров.

— А с мокрыми трусами в руках по монастырю разгуливать вам удобно?

— Нет! — отсмеялся в ответ Андрей и перекинул «боксеры» через деревянную перегородку.

Освеженное купанием голое тело приятно согрелось вновь под стоящим в зените солнышком. Надевая брюки, Петров еле унял внезапно вспыхнувшее желание, даже юность вспомнилась невольно. Сам себе удивился и посмеялся Андрей Николаевич, справился с природой, оделся полностью, причесался и пожалел, что закурить нельзя — монастырская купальня-то.

Люся ждала его на дорожке, ведущей к собору. Свежая, довольная, глаза лучатся, длинные пальцы ловко выкручивают намокшие у шеи и потемневшие русые локоны. Рядом с холщовой сумочкой, небрежно брошенной на скамейку, притулился пластиковый пакет с логотипом Петербургского Дома книги. Петров решительно подхватил пакет с мокрым бельем и подумал: «Интересно, а в чем Люся купалась? Я так и не приметил, в купальнике или. Что за детство, Петров!» — оборвал он сам себя и, заметив краем глаза, как торопятся в сторону автобусной стоянки туристы их группы, замахал призывно рукой приднестровцам:

— Толя, Саша! Пора!

Две еле различимые головы на середине озера — одна белая, другая черная, согласно кивнули, подняли вверх руки, и тут же эти руки замелькали, как будто нокаутировать хотели вспенившуюся вокруг воду — мужчины быстро поплыли к берегу.

— Последняя группа из монастыря возвращается, видишь? Водитель черного «бумера» был мокрым от пота, в прохладном кожаном салоне еще острее пахнущего страхом.

— Успокойся, ты мне в отцы годишься, а ведешь себя как русский! — отмахнулся от встревоженного напарника старший машины. Он и сам волновался. Несколько групп туристов вернулись с экскурсии, расселись по своим автобусам и уехали на пристань, а Жеребца все не было. Не выдержав, старший выскочил из БМВ и закурил, стараясь не очень приметно озираться вокруг чайной. Вот и запоздавшая группа, действительно, показалась из аллеи, ведущей к монастырю. Туристы утомленно тянулись редкой цепочкой, несмотря на бибикавший им вовсю последний оставшийся на стоянке автобус. Некоторые еще и в чайную заскочили.

Грузин выругался по-русски и в несколько шагов вбежал на крыльцо чайной. Внутри было тихо и уютно. Вкусно пахло свежей выпечкой. Небольшая очередь выстроилась у прилавка, закупиться в дорогу минералкой и соками, пирожками и булочками, которые здесь в десять раз дешевле и вкуснее, чем в баре на теплоходе.

На длинных деревянных лавках за столиками сидели только две местных старушки и те, просто так, поболтать с буфетчицами. Очередь тут же разом обернулась к колоритной кавказской фигуре в дорогом черном костюме, совершенно неуместном в этих краях. Отошедший от стойки с пакетом пирожков в руке высокий крепкий блондин средних лет заторопился к автобусу и, протискиваясь мимо грузина, загородившего выход, по-свойски приобнял его за талию — вежливо, но твердо подвинул, чтобы не мешался спешащим людям. Кавказец вскинулся было осадить русского, но следом поперся какой-то восточный дядя со стальными локтями, чувствительно толкнувший его в бок, потом русоволосый подтянутый мужик бесцеремонно отодвинул грузина, пропуская впереди себя красавицу с большой бутылкой минералки и еще какими-то покупками в обеих руках. Вежливо протиснулась в дверь пожилая парочка — высокий мужчина с седой профессорской бородкой и прижавшаяся к нему опасливо миниатюрная жена в тесно, не по возрасту, обтягивающих брючках. А там и все вышли. Чайная опустела. Гугунава так и не явился. Ехать к теплоходу и искать его там — совершенно нелепая затея. А вдруг попался Жеребец? А что, если русская контрразведка давно сидит у них на «хвосте»? А почему так отчаянно трусит водитель — человек опытный и пожилой? Может быть, это он сдал их всех с потрохами, от того и трясется? Грузин кинулся к машине, захлопнул за собой дверцу и дрожащей рукой вытащил из плечевой кобуры увесистый револьвер.

— Поехали отсюда, живо! — ствол грубо воткнулся водителю под ребра. — И без шуточек, если что, застрелю как шакала!

Седой старик каким-то чудом сразу вобрал в себя брюхо, побледнел и, не задавая вопросов, стал разворачиваться на узкой деревенской улице. Черный слиток немецких передовых технологий заурчал и понесся мимо покосившихся палисадников, мимо стекляшки табачного ларька на опустевшей автостоянке, обогнал неспешный туристический автобус, на первом же перекрестке свернул в сторону от пристани, нащупал под собою асфальт и скрылся на горизонте, как и не было.

Муравьев проводил взглядом сверкнувший черным лаком «бумер» и невинно перевел взгляд на Анчарова. Тот кивнул, как бы размышляя о чем-то своем, «девичьем». Петров, сидящий между офицерами, покусал губу и окинул взглядом сидящих впереди туристов. Кто-то рассеянно слушал усталого гида, кто-то дремал. Андрей приобнял крепкие плечи Толяна и тихонько шепнул ему в ухо:

— Толя, а у этого чуда в перьях кавказской национальности, того, что из «бэмки», ствол под мышкой. — Толя ничего не ответил, просто кивнул, дескать, принял к сведению. Зато сидящий с другой стороны Анчаров, казалось бы, смотревший в окно, неожиданно сам подвинулся к Петрову и горячо шепнул в ответ за Толяна:

— Не только под мышкой, но и за поясом тоже.

Петров тяжело вздохнул и нахмурился. Толян невозмутимо нащупал своей лапищей сжатую в кулак руку Андрея, ласково ее разогнул и похлопал надежной прохладной ладонью:

— А не выпить ли нам днестровского коньячку за знакомство сегодня вечером? А лучше, сразу после обеда.

— Лучше сразу! — эхом отозвался с другой стороны Саша Анчаров.

Петров только кивнул в ответ.

Автобус мягко остановился на пятачке асфальта у пристани. Туристы с облегчением потянулись к теплоходу, окружили пестрыми чирикающими стайками местных торговцев сувенирами и рыбой. Кирилл с Машенькой немного отстали от группы, закурили оба с наслаждением и отошли на ближайший бугорок, подставив разгоряченные лица свежему ветру.

— Кира, ты позвонить домой не хочешь? Здесь, наверное, связь хорошая, — Машенька порылась в сумочке и протянула мужу, протирающему платочком блестящую плешку в окружении венчика седых волос, маленький затейливый телефончик.

— А? Да, милая, сейчас, — встрепенулся мужчина и послушно открыл крышку мобильника, всматриваясь сквозь изящные стеклышки профессорских очков в расплывающиеся циферки кнопок.

— Витя, сынок, здравствуй!.. Да все хорошо у нас, мальчик, все в порядке. Мама довольна, а это главное!.. В монастыре вот были, Александра Свирского. Красота здесь, русская красота, незаёмная, настоящая! Жалко, что тебя нет с нами, как раньше. Нормально, нормально все, сына, кормят хорошо, каюта удобная, все просто замечательно. Кстати, Витя, я тут подумал, ты передай Зинаиде Петровне номер машины, которая ее с дачи перевозить будет, я договорился перед отъездом. Пишешь? Черная BMW-X-5, госномер К-534-НО, 97. Да-да, с комфортом поедет теща твоя, с уважением.

Грузчики? Машина легковая, какие еще грузчики? Ну, один человек, кроме водителя точно будет. Поместится, не переживай ты так. Когда? Да минут 20 назад созванивались. Ты по карте глянь, там одна дорога всего прямая — с дачи ехать. Ну, хорошо, береги себя и Валечку, не перетруждайтесь там!.. Целую, мама тоже привет передает. Пока.

Народ потихоньку рассосался с пристани на теплоход. Кирилл подхватил супругу под локоток и повлек к мужикам, торгующим рыбой.

— Успеют? — спросила Маша, семеня на шпильках, еле успевая за размашистым шагом мужа.

— Должны успеть, никуда клиенты не денутся. Затеряться здесь негде — не Москва! Дорога одна — на Петрозаводск, кругом леса. Нет, ну совсем страх потеряли, мерзавцы! Рассекают как у себя дома — на бумере, с оружием! Хоть бы для приличия зашифровались немного. Кто в доме хозяин — не пойму совсем?! Да, Маша, это тебе не «Август 44-го» — это август 2008-го, нынешние диверсанты от Смерша не прячутся, а откупаются, япона мать! — отдуваясь, проворчал Кира, прикрыл устало глаза на мгновение и вдруг заулыбался плотоядно, рванулся к огромным вяленым лещам, потрясая на ходу увесистым пластиковым мешком с позвякивающим в нем пивом.