"Странные происшествия в бездымный день" - читать интересную книгу автора (Привалов Борис)БОРИС ПРИВАЛОВ СТРАННЫЕ ПРОИСШЕСТВИЯ В БЕЗДЫМНЫЙ Маленькая повесть с дозой юмора Районный отдел внутренних дел занимал небольшой трехэтажный особняк в тенистом саду. На третьем этаже в коридоре — длинном и широком — размещались кабинеты начальника райотдела и его заместителей, начальников отделений. Прямо против двери с табличкой «Начальник райотдела майор К. Муратов» сверкала лаком дверь с табличкой «Начальник отделения госпожарнадзора капитан О. М. Назаров». Все знали, что майор и капитан — большие друзья, и добродушно называли одного «Раймилиция», другого — «Райпожар». Если бы кто-нибудь заглянул в эту минуту — с которой начинается наш рассказ — в их кабинеты, то увидел бы абсолютно одинаковую картину: офицеры сидели за своими столами, погруженные в думы. О ЧЕМ ДУМАЛ ТОВАРИЩ НАЗАРОВ, РУКОВОДИТЕЛЬ БОРЬБЫ С ПОЖАРАМИ Как о чем? О пожаре, конечно! Ему срочно требовался пожар. Не обязательно с устрашающими малиновыми сполохами и гигантскими языками пламени, с арбузным треском лопающихся стекол и грохотом падающих балок. Вовсе нет! Для полного счастья Оресту Михайловичу и возглавляемому им отделению вполне хватило бы какого-нибудь захудалого, еле смердящего пожаришка, пусть бы даже без огня, с одним дымом. На этот очаг возгорания были бы брошены самые передовые противопожарные средства, огонь и дым были бы уничтожены, а отделение вышло бы на первое место среди прочих районов республики! Неужели сегодня опять будет бездымный день?! «О, господи, хотя уже почти доказано, что тебя нет, почему бы тебе все-таки не послать на наш район малюсенький пожарчик?— думал Орест Михайлович.— Вон сколько еще стоит домишек, обреченных на снос, и жителей из них давно переселили в новые кварталы... Эти бывшие дома, как охапка сухой соломы — фу! Ох, как плохо, что все хорошо! То есть, конечно, хорошо, что у нас нет пожаров — значит, мы работаем с населением, значит, наши противопожарные меры надежны, огонь боится к нам сунуться... А с другой стороны... Помоги нашему отделению, уважаемый!» Из этой мысленной тирады, однако, не следует делать выводов о набожности уважаемого товарища Назарова ; напротив — он был стопроцентным атеистом. Но, когда создавалось трудное положение, глава пожарников всегда вспоминал различные потусторонние мистические силы. И сейчас был как раз такой случай: у Ореста Михайловича из головы никак не шел разговор с инспектором, который на днях приезжал из областного центра. Ай, какой неприятный получился разговор! —Дорогой мой!, - ласково сказал инспектор,—.твои пожарники совсем обленились. Они нюхают только дым от сигарет и шашлычных мангалов. Они видят огонь только в газовых зажигалках. В соседнем районе за последний квартал ликвидировано десять возгораний, драгоценный мой Михалыч! Там пожарными совершено три героических поступка и один подвиг! Вот это — джигиты! Вот это — покорители огненной стихии! Такие красивые слова не я придумал — в газетах писали. А чем занимаешься ты? Борщ да плов кушаешь? Кому должны, по-твоему, присудить первое место за полугодие: тому району, где есть герои, или тому, где ничего нет. — и загораний, а, следовательно, и героев? А? Знаю, знаю, что ты скажешь — отсутствие пожаров означает большое достижение и т. д. и т. п. Верно, дорогой. Но если ничего не горит, то не за что твоим подчиненным и деньги платить! Выходит — получаешь зарплату за то, что нет работы! Диалектика! С ней не поспоришь! И довольный своим остроумием, инспектор долго хохотал, хлопал Ореста Михайловича по спине. Когда приступ веселья закончился, он тяжело вздохнул, налил в пиалу зеленый чай, шумно отхлебнул и грустно молвил: —Последний раз тебя предупреждаю, Михалыч. Как другу говорю: не будет возгораний — не видать тебе первенства. Не играй с огнем, дорогой,— сам сгоришь! И вот теперь товарищ Назаров сидел и ломал голову: откуда взять его, этот треклятый пожар? Ну, пусть хоть бы дым какой-нибудь пошел, что ли... О ЧЕМ ДУМАЛ КАРИМ МУРАТОВ, БОРЕЦ ЗА ОБЩЕСТВЕННЫЙ ПОРЯДОК, СИДЯ В КАБИНЕТЕ ПО ДРУГУЮ СТОРОНУ КОРИДОРА Как о чём? О порядке, конечно! Только направление мыслей майора Муратова было прямо противоположно грустным думам его друга «Райпожара». Майор с удовольствием пыхтел любимой трубкой, и ароматный сладкий дымок наполнял кабинет. Когда Муратова направили в этот район, все его коллеги качали головами и вздыхали сочувственно. —Дорогой Карим,— сказал начальник управления,— этот район — самый тяжелый в городе. Такое впечатление, что его население живет только для того, чтобы выпивать, драться, писать анонимные письма, не говоря уже о внутриквартирных конфликтах и даже алиментах. И вот прошло четыре года... Район называют теперь образцовым, тишайшим, показательный, передовым... Уф! Как только не называют! Майор нажал кнопку звонка и не успел убрать с нее палец, как в кабинет вошел дежурный — сержант Маликов. - Никаких новостей? - Так точно, никаких, товарищ майор! Полный порядок! - Я тебя попрошу, дорогой, не в службу, а в дружбу — сооруди чаек, пожалуйста, совсем от жажды погибаю. - Слушаюсь! Мне по секрету сказали, товарищ майор, что сегодня у пожарников особенно хорошая заварка имеется. Пойду попрошу немного, по-соседски. Маликов вышел. Муратов с удовольствием посмотрел в окно, на улицу: раз в районе тихо — значит, милиция работает что надо! Дверь приоткрылась. - Разрешите, товарищ майор?— спросил сержант Маликов. - Входи, входи,— и Муратов, представив себе пиалы с ароматным чаем, зажмурился от удовольствия. В кабинет вошел сержант Маликов в сопровождении милиционера Ковшова. Между ними шла известная всему городу модница Роза Максимовна. Ни у кого из вошедших чайника в руках не было. - Что случилось?— спросил Муратов. - Товарищ майор!— доложил Маликов.— Данная гражданка занималась оптово-товарными операциями. Имеются свидетели и вещественные доказательства! Вместе с ней доставлен кладовщик Беркин. Он — в комнате дежурного. Маликов многозначительно кивнул на большую черную сумку в руках Ковшова. Из нее выпирали три больших свертка. - Что это?— спросил майор. - Серзизы. Чайные, сувенирные, на шесть персон каждый. Еще три сервиза данная гражданка разбила прямо на складе. Роза Максимовна заплакала. Муратов смотрел на нее с бесконечным удивлением: в его голове не укладывалось. как могла она, жена уважаемого в городе человека, очутиться в милиции?! —Я не виновата!— выдохнула сквозь слезы Роза Максимовна.— Не знаю, как со мной это могло произойти, поверьте! ПРОИСШЕСТВИЕ ПЕРВОЕ. РОЗА МАКСИМОВНА Этот день начался для Розы Максимовны точно так же, как подавляющее большинство предыдущих. Проводив мужа на работу, она сбросила домашние туфли с ног и несколько минут с удовольствием постояла босиком на персидском ковре. Затем Роза Максимовна включила телевизор. Шла детская передача — сказка про то, как все звери перепутали свои хвосты и теперь разбирались, что кому досталось. —Какой глупый заяц!— фыркнула Роза Максимовна.— Даром вернуть черно-бурой лисе хвост! Да за такой хвостище он вполне мог получить два песцовых хвоста и один норковый. А на них выменять стереомагнитофон «Тайфун», я знаю одного нужного человека. Она выключила телевизор и прикинула сегодняшний маршрут посещения магазинов. «Чем-то меня нынче порадуют?»—думала Роза Максимовна, и перед ее мысленным взором проходили чередой лица знакомых продавцов, заведующих, кладовщиков. Внешне Роза Максимовна выглядела здоровой, цветущей женщиной. Но это могло показаться только тем, кто знал ее поверхностно: например, вечно занятому мужу. На самом же деле Розу Максимовну сжигал внутренний огонь неизлечимой болезни, которая у лекторов и агитаторов именуется «товарным фетишизмом». Роза Максимовна чувствовала себя очень несчастной, если видела на ком-нибудь шляпку более дорогую, чем ее собственная, или туфли более модные. Кофточка новейшего фасона, удачно приобретенная подружкой, могла вызвать у Розы Максимовны нервный шок. Надо сказать, что уважаемая супруга весьма уважаемого товарища не теряла времени даром. Во всем Ново-Дарьинске едва ли кто-либо из женщин мог соперничать с ней в обилии уникальных туалетов и разнообразных товаров широкого потребления. Но каких сил ей стоило добиться этого ведущего положения! Если бы энергию, затраченную Розой Максимовной на приобретение модной одежды, можно было собрать воедино, то ее хватило бы на обеспечение всех энергетических потребностей населения Ново-Дарьинска в течение пятилетки. Вот, хотя бы, для примера, история добычи необыкновенных туфель. Да, да,— тех самых, которые Роза Максимовна называет «лучшими босоножками республики». Чудо-обувь Роза Максимовна увидела на знаменитых ногах зарубежной кинозвезды: широкоэкранный заграничный яркоцветной фильм был скучный, но ноги героини и особенно туфли, которые были на них в последних кадрах — потрясли Розу Максимовну. Кадры эти были явно рекламными: героиня демонстрировала новинку — каблучный набор. К одним и тем же туфлям можно было в считанные минуты приладить любую из десяти пар каблуков, которые умещались на дне той же коробки, где лежали и чудо-туфли. Разнокалиберные, разновысокие, самых неожиданных форм — это было фантастично! Роза Максимовна сразу же поняла: это судьба! Каблуки запали в душу и заполнили ее целиком... Жизнь приобрела один .смысл: достать это... купить это... раздобыть это... как можно скорее... немеддленно... Но как? У мужа з ближайшее время вояжа за рубеж не предвидится. В Москву, где можно приобрести почти все, что душе угодно, муж не пустит: знает. во что ему обойдётся подобная поездочка. Оставался один, сложный, но верный путь: включить в поиск приятелей, знакомых, знакомых этих знакомых, и друзей этих приятелей. Московские подруги после долгих дебатов по телефону установили: просьба, в принципе, выполнима, но тому человеку, который может добыть это чудо, нужен подвесной лодочный моторчик «ЦУ-245», который в широкую продажу еще не поступал. Понадобилась неделя, чтобы добыть интимную информацию: жена начальника лаборатории, где и разрабатывались опытные образцы этого мотора, согласилась содействовать списанию одного из них в частные руки. Но, в свою очередь, эта достойная женщина очень страдает из-за того, что у нее на даче не хватает полдюжины подушек, нашпигованных натуральным пером молодых пеликанов. Роза Максимовна тут же поехала на озеро к знакомым рыбакам и в обмен на собрание сочинений каких-то переводных Драйзеров, которое она извлекла из книжного шкафа мужа, получила три авоськи воблы высшего сорта. Ей повезло, что старик-бригадир, из местных казаков, с юности любил американскую классическую литературу. С авоськами, наполненными воблой, она появилась у пивного павильона и объявила, что меняет рыбу на перо молодых пеликанов. Среди фанатиков пива тотчас же нашлось немало добровольцев, которые ради воблы готовы были раздобыть не то что пеликанье перо, а мешок перьев из птенцов самой жар-птицы. Один заслуженный рыцарь пивной кружки на столько вдохновился перспективой подержать в руках забытую уже молодыми поколениями рыбку-воблу, что произнес афоризм: —Ежели уж мы не достанем этого пеликаньего добра, то, значит, его вообще на свете нет. И добавил уже по-простому: —Значить, завтрева ждем вас, гражданочка, тутже, в энти же часы. Для обмену — из рук в руки... Благодарила за пеликаньи сувениры «всемогушую Розу» жена начальника лаборатории от души — сорок минут по срочному телефонному тарифу (оплата шла за счет лаборатории, разумеется). И желанный мотор был обещан, но... оказалось, что самому начлаборатории, как средство борьбы с гипотонией (то есть — пониженным давлением), прописана на днях коньячная диета. При чем для его организма самым подходящим тонизатором является коньяк «Кизляр». —Уж лучше «Наполеон» или «Камю»,— застонала Роза Максимовна на другом конце провода: уж она-то знала, что французский коньяк если не в Москве, то в Париже купить не так сложно, а «Кизляр» даже у коллекционеров считается раритетом. Однако жена начлаборатории была непреклонна: дюжина бутылок «Кизляра», согласно рецепту, выписанному известным целителем-травником. Что было делать? Розе Максимовне удалось довольно оперативно выяснить, что первая жена директора ресторана «Дарья» (в данный момент у него была четвертая)— родом из Дагестана, а ее тетя постоянно проживает в городе Кизляре, где и производится уникальный коньяк. Директор ресторана два дня звонил куда-то, вел переговоры с двадцатью городами (счета поклялась оплатить Роза Максимовна) и, наконец, сообщил, что дюжина «Кизляра» обнаружена в районе БАМа, где-то на подступах аж к самой реке Амур-батюшке. И что оттуда их уже отправили в Нозо-Дарьинск. Но... этот коньяк обойдется (с доставкой и прочими накладными расходами) в такую кругленькую сумму, что даже бюджет не стесняющейся в расходах Розы Максимовны издаст довольно громкий стон. Тогда был задан логичный вопрос: «А нельзя ли как-нибудь... чем-нибудь... что-нибудь этакое взамен?» И директор подвел Розу Максимовну к белоснежному чуду, именуемому ресторанный рефрижератор. - Достать? Починить? Продать?— спросила Роза Максимовна. - Он — итальянский. За него валюта плачена — не спишешь,— вздохнул директор.— Ремонт нужен. Специалистов, конечно, нет. А гарантия, конечно, кончилась еще до его установки — пока он три года в порту валялся. Теперь вместо льда кипятком прыскается. - Ясно,— подытожила Роза Максимовна.— Специалист — не вобла, достанем! И специалист нашелся. Он, механик по холодильным установкам, неоднократно плавал по всяким международным линиям, решал рефрижераторные дела, пока не спился и вынужден был уйти с престижной работы. Осмотрев итальянский холодильник, механик сказал, что «до ума» он его принципиально может довести за три дня. Но не станет этого делать даже за миллион. Однако если его племянницу, которая с отличием закончила кулинарный техникум, устроят на подготовительный факультет медвуза. Роза Максимовна согласилась. Потом оказалось, что микротанкер, на котором работает механик, уходит вверх по реке через два часа. Значит, чтоб безнаказанно остаться на берегу, нужна была медсправка. Легче всего было достать ее в собачьем питомнике: там легко давали рукописные свидетельства о том, что гражданин Н. или гражданка X. покусаны собакой и им требуется положенное законом лечение. На. танкере, понятно, Пастеровской сыворотки не было — поэтому механику пришлось остаться «для необходимо регулярного производства прививок» в Ново-Дарьинске. Правда, в свою очередь тот, кто выписывал «собачьи» справки, попросил Розу Максимовну о «малюсенькой-размалюсенькой услуге»: сказать мужу, чтоб тот не увольнял из своей системы товарища Г., известного бездельника, заслуживающего любой кары, но... являющегося любимым кузеном жены ветеринара-собаковода! — Понимаете, очаровательнейшая из красивейших,— выписывая справку, гнусавил ветеринар.— Этот слизняк, кузен жены, только что женился, у него двое детей, а дом еще недостроен... ему бы продержаться всего годик... и мне бы он успел за это время помочь стройматериалами... Розу Максимовну подобные пустяки никогда не останавливали: кузен-шалопай получил возможность достроить дом («но через год я его выгоню, даю слово!»— сказал муж Розы Максимовны), механик сообщил племяннице, куда и кому писать заявление, чтобы получить разрешение ступить на медицинскую тропу, капитан танкера, получив собачью справку и попрощавшись с механиком, ушел вверх по реке, итальянский рефрижератор был починен, коньяк получен и отправлен по назначению, мотор списан и.„. Роза Максимовна стала владелицей заветных туфель со сменным набором каблуков. Правда, из шести каблучных пар три были, как говорится, «не в ассортименте»— то есть по одному каблуку там не хватало, но, тем не менее... Кислые комплименты подруг, их завистливые вздохи звучали для Розы Максимовны как звуки райского джаза (она была убеждена, что в раю на каждом углу и под каждым кустом играют только джазы). Пожалуй, до этого дня Роза Максимовна была так же счастлива только тогда, когда в ЗАГСе в день их бракосочетания с мужем им в паспорта были поставлены печати : ведь отхватить такого престижного супруга было не по силам всем предыдущим соискательницам! Роза Максимовна, разгуливая по квартире в чудо-туфлях, чувствовала себя готовой к еще большим подвигам во имя ширпотреба. ...В тот злополучный день, как уже говорилось, Роза Максимовна,' проводив мужа на службу,. собралась пройтись по магазинам. Тщательно подбирая подходящие для такого случая туалеты, она скромненько, но со вкусом оделась и вышла на улицу. Ничто не предвещало грядущих неприятностей. Даже наоборот. Ей сразу невероятно повезло: около промтоварного магазина она случайно встретила директора завода Баева, который, спасаясь от гипокинеза (что в переводе с научного языка на человеческий можно перенести как антидинамизм), совершал пешую прогулку. Поздоровались, разговорились. Подогретый нехитрыми комплиментами, прямодушный Баев проговорился о сокровенных планах своей жены, что было для Розы Максимовны жизненно важно! Дело в том, что Розе Максимовне больше всего огорчений доставляла именно жена Баева, которая- время от времени делала отчаянные попытки занять место лидера местных модниц и, таким образом, сбросить Розу Максимовну с пьедестала. Не без участия популярного юрисконсульта Андрея Микаэловича (который, как всем известно, питал подозрительную слабость к большим, словно биллиардные шары, глазам гражданки Баевой» вдруг разносился слух, что у соперниц — равное количество шляпок. Иной раз распространялись и более гадкие домыслы, вроде того, что костюм Розы Максимовны куплен не в Шотландии, а в сельпо ближайшего района и вообще связан из неполноценного мохера, в то время, как подлинный супер-ультра мохер — на шарфике у Баевой... После таких провокаций у Розы Максимовны на неделю подскакивало давление. Поэтому встреча с Баевым оказалась для Розы Максимовны сверхценной: потерявший бдительность директор назвал цену леопардового жакета, который его жена собиралась вот-вот приобрести. «Уши от леопарда у нее будут, а не жакет!»— тотчас же решила Роза Максимовна и, одарив Баева на прощание очаровательной улыбкой, отправилась на базар. Как обычно, перед базарными воротами торговала газированной водой тетушка Шура. Она была так дородна, что едва умещалась под большим парусиновым зонтиком. При виде Розы Максимовны Шура заулыбалась, и ее добрые глазки утонули в румяных загорелых щеках. —Как настроение? Как спалось? Как здоровье, уважаемая?— затараторила Шура.— Вам, как всегда, с двойным кизиловым сиропом? Пожалуйста, моя красавица, вода еще совсем холодная. А днем, что поделаешь,— лед растает, и придется торговать теплой. Многие обижаются, а я тут при чем? Роза Максимовна мелкими глотками, с большим удовольствием выпила стакан прохладной воды с любимым сиропом и спросила: - Вы, случайно, не видели, много вчера народа было около универмага? Не несли ли оттуда голубенькие кофточки вот с такими пелеринками? А то мне одна знакомая говорила, да только не знаю, верить ли... - Не приметила, дорогая сестричка, не приметила,— вновь заулыбалась Шура.— Я-то за модой уже давно не слежу: ни одна мода не выдерживает моих размеров, хе-хе! Привет и поклон нашей красавице! Ваши глаза всегда блестят словно две звезды! Как здоровье? — к тачанке с газированной водой подкатился заведующий складом мелкооптовой базы, кругленький крепыш Беркин, по прозвищу «Невеста». Беркин почтительно улыбался и кланялся, его лукавое лицо источало самую-самую искреннюю заинтересованность в здоровье Розы Максимовны. —Мне двойной кизиловый, пожалуйста,— не дожидаясь ответа на свой вопрос, обратился он к Шуре. Выпил и даже прищелкнул от удовольствия языком: Что за вода! Просто нектар небесный! Никогда такой не пробовал!— и внезапно понизив голос, сказал Розе Максимовне: - Зайдите попозже ко мне на склад, я вам кое-что покажу! У Розы Максимовны жгуче вспыхнули глаза: — Импорт? —Экспорт, но лучше любого импорта!—многозначительно произнес Беркин и залпом осушил еще один стакан газировки с двойным кизиловым. «Что бы это могло быть?— рассуждала Роза Максимовна.— Экспорт, который лучше импорта... Хм... Пальто? Кофточки? Сапожки? О, аллах, не дай мне умереть от неизвестности и ожидания!» Тот, кто попадал на рынок Ново-Дарьинска (в первый или тысяча первый раз), всегда бывал ошарашен его пестротой и красочностью. Большие щекастые помидоры и похожие на таинственные снаряды желтые ароматные дыни, горы разноцветного винограда и радужные россыпи яблок, одетые в полосатые халаты арбузы и налитые, будто в них под давлением накачали сок, груши — щедро украшали лотки и прилавки рынка. В этом фруктово-овощном раю нашлось место и белым прохладным шарам овечьего сыра, и тазам с серебристыми, прохладными пластами рыбных туш, и копченым, круглым, как бронзовые щиты, лещам. Но Роза Максимовна не обращала внимания на окружающую красоту. Пробудившийся бес товарного обмена требовал немедленного активного вмешательства в рыночную жизнь. В темпе трехкрестового кавалерийского аллюра Роза Максимовна обежала весь рынок, но ничего подходящего не встретила. Люди, как обычно, толпились у ларьков и киосков, покупали, выбирали, приценивались. —Э-з, каждый ищет то, что ему нужно, и каждый находит в конце концов. Только я, несчастная, не могу ничего отыскать...— жалостливым голосом забубнила себе под "Нос Роза Максимовна. На нее удивленно оглядывались те, кого она толкала, продавцы перемигивались и пожимали плечами — что-то сегодня разошлась уважаемая Роза Максимовна! Она же, петляя по рынку, интуитивно чувствовала, что именно сегодня, сейчас, сумеет сделать сногсшибательное приобретение. Ее шестое, седьмое и все прочие сверхчувства не могли подвести! От предчувствия близкой удачи у Розы Максимовны сладко и азартно кружилась голова. Ей же виделись барханы изумительных туфель, сумочек, платьев, шляп. И все это — ее, только ее! Собственное! Личное! Неотъемлемое! Роза Максимовна даже попыталась примерить одну из шляп своей мечты, выбрав ее из желтой груды. Шляпа оказалась тяжелой, как жернов. - Красавица, зачем дыней по голове стучишь? Дыню кушать надо!— громко воскликнул кто-то. - Сам ты дыня!— огрызнулась Роза Максимовна, но в тот момент словно пелена спала с глаз, и она увидела, что и в самом деле держит в руках большую желтую дыню. - Голову напекло, что ли?—участливо осведомился продавец, возвращая дыню на прилавок. - Так надо,— серьезно сказала Роза Максимовна.— Про рекламу слышал? - Прошу извинить,— приложил руку к сердцу продавец.— Для рекламы и я на голову могу хоть три дыни положить! «Пора отсюда уходить,—. решила Роза Максимовна.— Что-то действительно со мной сегодня странное происходит. Заболела, может? Зайду-ка я к Беркину, и — сразу домой, отдохнуть надо». Однако неожиданно из головы Розы Максимовны вылетели сразу все благие намерения: в нескольких шагах от себя она увидела свою соперницу № 1— жену директора Баева! Склонившись над грудой спелых гранатов, директорша что-то горячо втолковывала смуглому человеку в серо-белом халате. «О гранатах не беседуют с таким жаром!— сразу же догадалась Роза Максимовна.— Они говорят о леопардовом жакете! Конечно, этот тип только маскируется под продавца гранатов — а на самом деле они торгуются о шкуре леопарда!» Вспыхнув от благородного негодования, с криком «Уши тебе от леопарда, а не шкуру!», Роза Максимовна вдохновенно устремилась к ненавистным интриганам. — Не продавайте ей ничего! У нее на совести больше пятен, чем на шкурах ста леопардов!— взвизгнула она, бросаясь на продавца гранатов. Тот в испуге попятился назад, оступился, пытаясь удержать равновесие, схватился за прилавок, опрокинул весы. Весы грохнули наземь, и от этого удара дрогнула, тронулась, как горный обвал, пирамида оранжевых бедрастых тыкв. Они посыпались, помчались, набирая скорость. Одна из них,— самая большая,— подбила Розу Максимовну, как шар кеглю. Падая, Роза Максимовна увидела испуганное лицо той, кого она приняла за Баеву — лицо совершенно незнакомой женщины. - Спасите!— воскликнула незнакомка, отбиваясь ногами от тыкв. - Караул!— еще громче завизжала Роза Максимовна и, проворно вскочив на ноги, бросилась прочь. Сбивая с дороги встречных, Роза Максимовна, как большая летящая с горы тыква, катилась по направлению к складу Беркина. «Скорее, скорее спрятаться от позора!— думала она, стараясь притормозить.— Аллах, что же со мной творится? Сглазили меня, определенно сглазили!» На склад к Беркину Роза Максимовна, против обыкновения, постучалась не с черного хода, а с парадного. Поэтому открыли ей не сразу, и она вся извелась, колотя кулаками о дверь и ожидая, что ее вот-вот схватят преследователи. Наконец, Роза Максимовна, чуть не сбив с ног удивленного Беркина, ворвалась в склад. Обычно предельно вежливый кладовщик на этот раз не выразил в адрес хулиганов ни малейшего осуждения, а ответственной даме не молвил даже словечка в утешение. Однако уважаемая Роза Максимовна, находясь в состоянии необъяснимого возбуждения, не заметила необычного поведения Беркина и сразу же углубилась в соблазнительный полумрак склада. —Только для вас, только для вас,— нервно бормотал идущий за ней Беркин,— чайные сервизы, ультрадефицит на шесть персон. А вы мне достанете справочку от психиатра, что я совсем-совсем нервный псих, и тогда, наконец, я смогу бесшумно развестись со своей Олечкой... Иначе она меня все равно когда-нибудь убьет из ревности... Сервизы с золотой отделкой, они так подходят под вашу мебель... Когда глаза Розы Максимовны привыкли к складским сумеркам, то она увидела, что дверь черного хода полураспахнута, и возле конторки кладовщика стоят три неизвестные ей женщины. - А это кто?— возмущенно спросила она Беркина. - Как и вы, хорошие мои знакомые,— ответил Беркин.— Все-таки, как-никак экспорт-импорт, ультрадефицит! - Давать по одному сервизу в руки, не больше!— категорически распорядилась Роза Максимовна. - Это что за порядки?— возмутилась одна из женщин.— Я уже договорилась с Беркиным — он дает мне три! Дверь черного хода скрипнула, и в нее, вместе с лучом света, скользнула еще одна фигура. —Всем хватит, всем,— засуетился Беркин.— Вы мне, я — вам. Вы, уважаемая Роза Максимовна, не забудьте насчет справочки, а вы, Наденька Ивановна, обещали мне задний мост для «Запорожца»... Это уже само по себе было удивительно: осторожный Беркин никогда к себе, в складское святое святых, больше двух человек одновременно не пускал. А тут сразу целая очередь! —Расходитесь! Все сервизы беру я!— диктаторски заявила Роза Максимовна.— Беркин, пусть посторонние очистят помещение! Но обычно послушный и вежливый, Беркин, не обращая внимания на ее слова, уже тащил пакеты с сервизами, приговаривая: - Всем хватит, уважаемые, всем! Только не забудьте — оплата оплатой, а услуга — услугой! - Я сама достану тебе задний мост!— закричала Роза Максимовна, ощущая гигантский прилив сил я чувствуя себя способной тут же свернуть всю гору товаров, находящихся на складе.— Сервизы оставлены за мной, поэтому и менять их на прочий дефицит буду я! - Но я тоже хочу... дефицит на дефицит!..— воскликнул Беркин.— В конце концов: кто тут заведующий? Я или еще кто-нибудь? - Плевать я на тебя хотела!— объявила Роза Максимовна и, вырвав из рук Беркина пакет с сервизом, протянула его Надежде Ивановне.— Вот, бери, но помни: мне нужна шкура леопарда! - Если дать тебе, Розочка, волю,— ответила Надежда Ивановна,— то ты все звезды на небе соскребешь в кучу и обменяешь их на модные сапоги! Откуда я возьму шкуру? - Не слушайте ее, Наденька Ивановна,— нервно воскликнул Беркин,— мы с вами договорились раньше! Берите, платите, уходите и помните... - Ах так?— грозно проговорила Роза Максимовна и шмякнула сверток с дефицитным сервизом на пол.— Тогда вот так! Сервиз жалобно звякнул. —Было в нем фарфора на шесть персон, стало на три,— спокойно сказала Надежда Ивановна.— Так и проторговаться можно! —Кто здесь заведующий?— петухом налетая на дородную Розу Максимовну, закричал Беркин.— Только я имею право бить здесь сервизы! И он ударил о пол два других пакета. Женщины заохали, испуганно отступили к дверям: - Что с ними?! - Заболели! —Их покусала бешеная собака! Привлеченные шумом и криками, доносящимися со склада, в дверь начали заглядывать любопытные. - А что я получу дополнительно?— кричал Беркин. - Справку от психиатра, задний мост, шкуру белого медведя и три выигрышных билета в «Спортлото»!— отвечала Роза Максимовна, запихивая в свою необъятную нейлоно-безразмерную сумку сразу три пакета с сервизами. - Не надо мне белого медведя!—торговался Беркин.— Я добавлю голубую ванну и обои-пленку,-— а вы мне достаньте семь пар мужских кроссовок «Адидас»! Людей на складе собиралось все больше и больше, но уважаемая Роза Максимовна и Беркин, ни на кого не обращая внимания, продолжали свой торг во все убыстряющемся темпе: - Плюс две голубых ванны! - Тогда минус обои! - Беру еще десять сервизов! - Давайте еще два выигрыша по денежно-вещевой! - Хватит и «Спортлото»! — Моя жена Олечка спортом не интересуется! Ей нужно пончо-лапша! —Прикиньте к голубой ванне розовый кафель и получите неодеванную лапшу! Те, кто вошел в скл*ад позже, в первые мгновения принимали диалог кладовщика и Розы Максимовны за репетицию какой-то веселой сцены и даже пытались подбадривать торгующихся, но постепенно смех уступал место удивлению. - Ну, что стоите?— обратился к собравшимся Беркин,— Налетайте, меняю импорт-экспорт, только для своих! Слышите — не болтать никому! Я — вам, вы — мне! Сколько нужно? - О, аллах, кто разберет, что случилось с этими уважаемыми людьми?— удивленно спросил старик в каракулевой шапке. - Тут, отец, одному аллаху, пожалуй, и не разобраться!— возразил кто-то.— Им врач нужен! —Или милиция!— громко произнес чей-то бас. И, словно так сговорено было — тут же появились на складе милиционеры, вежливо, даже нежно, взяли за локти продолжавших торговаться меж собою Розу Максимовну и Беркина и повезли их прямо в райотдел, к майору Кариму Муратову. По дороге задержанные пришли в себя и удивленно начали рассматривать сопровождающих. - Где я? Что со мной? Куда вы меня везете?— растерянно спросила Роза Максимовна. - Ой, а если моя жена Олечка узнает, что я был задержан с женщиной?!— поник головой Беркин. * * * —Товарищ майор! Очень прошу — отпустите меня домой,— взмолилась Роза Максимовна.— Не говорите ничего мужу! Не знаю, какой бес меня сегодня попутал, все делала будто в угаре... Ничего не понимаю! Я никогда еще не впадала в криминал! Это просто невероятно! Я, наверное, заболела — мне теперь нужны витамины, диета, спокойная обстановка... Хочу домой-ой-ой — совсем уж по-детски захныкала Роза Максимовна, и из ее глаз заструились слезы. Майор переглянулся с Маликовым, Ковшовым. Милиционеры недоуменно пожали плечами. - Может, будем считать...— на полном серьезе произнес майор Муратов, погладив свою мохнатую бровь,— что у вас, уважаемая, был солнечный удар? - Был, был! Именно — он, удар! Сегодня солнышко уж так припекало, так припекало, а у меня как на грех бирюзовой шляпки в тон этому платью не нашлось. Зонтика два, правда, есть, зарубежных, ко оба они скорее для дождя. Вы знаете, одна знакомая обещала преподнести мне какой-то изумительный полузонтик-полувеер от солнца... - Довольно, гражданка,— сказал майор.— Идите домой и подумайте над тем, почему вы сегодня стали всеобщим посмешищем! Хоть авторитет мужа пожалейте, если уж о своем добром имени не заботитесь, простите за резкие слова. Сервизы пока оставьте у нас. За них и за те, разбитые, заплатите потом, когда склад предъявит иск. До свиданья! - До свиданья?— удивилась Роза Максимовна.— Значит, мне еще придется сюда к вам приходить? - Может быть,— ответил майор.— Сержант, оформите все как полагается и проводите гражданку. Роза Максимовна, не спеша, вынула из золотистой сумочки пудреницу в виде раковины-жемчужницы, какие-то цветные тюбики, деловито подреставрировала фрагменты своего лица, очаровательно улыбнулась, сделала глазки майору и вышла из кабинета. За ней последовал сержант Маликов. —Страшный случай,— Муратов выколотил пепел из погасшей трубки и начал набивать ее табаком.—Что с ними случилось? Ковшов, как ты. думаешь? Милиционер развел руками: - Вроде бы трезвые... А с Беркиным — кладовщиком будете беседовать, товарищ майор? - Веди его сюда,— раскуривая свою большую трубку, молвил Муратов. Кругленький Беркин по прозвищу «Невеста», потупив очи, предстал перед майором. —С вами, гражданин, дело посложнее,— пыхтя трубкой, проговорил майор.— Использование служебного положения, злоупотребление, нарушение правил торговли... э-э, тут целый набор безобразий! Давайте разбираться по порядку... Боюсь, вас не «Невестой» теперь называть будут, а «Черным ходом». Беркин — Черный ход, а?! ПРОДОЛЖЕНИЕ ПРОИСШЕСТВИЯ ПЕРВОГО.. НЕСЧАСТЛИВАЯ ЗВЕЗДА КЛАДОВЩИКА БЕРКИНА ПО ПРОЗВИЩУ «НЕВЕСТА» Заведующий складом Беркин по прозвищу «Невеста» был несчастен в браке — об этом знал весь Ново-Дарьинск. Причем, сказать просто несчастен — значит, ничего не сказать: он по-настоящему бедствовал, Аллах послал ему (а ЗАГС зарегистрировал) крайне ревнивую супругу по имени Олечка, Олечка от природы кроткая как ягненок (по утверждению ее родителей), становилась настоящей тигрицей, когда в ее сердце попадал вирус ревности. А так как она ревновала мужа постоянно, то бедняге Беркину так ни разу и не представилось случая убедиться в ее природной кроткости, и от этого Беркин постоянно томился страхом и тяготился шаткостью своего семейного бытия. В силу указанной особенности характера Олечки, Беркин более всего на свете боялся невзначай испачкался на складе красной краской. Доказать жене, что не губная помада, абсолютно не представлялось возможным. Даже если следы краски оказывались на манжетах брюк. Со временем у Беркина выработалась защитная привычка: если он шел с Олечкой по улице и в поле зрения попадало существо женского пола, то голова его автоматически молниеносно поворачивалась в противоположную сторону. Но это не всегда убеждало Олечку в безгрешности мужа, ибо, как правило, и на другой стороне улицы оказывалась какая-нибудь представительница прекраснейшей половины человечества. Чуть ли не ежедневно Олечка устраивала Беркину различные проверки. Она, например, могла тайно проникнуть на склад, спрятаться среди товаров и тихо сидеть там, выжидая, когда в помещение заглянет женщина. И даже традиционная дамская мышебоязнь (чего-чего, а уж мышей на складе хватало!) у Олечки отступала на второй план перед всепоглощающей ревностью. Трагедия Беркина заключалась и в том, что его стиль работы на складе требовал многих встреч с различными людьми. И когда Олечка примечала, как в склад проскальзывала женская фигура, то... если после «выяснения отношений» Беркин отделывался бюллетенем на три дня — это считалось у него большой удачей! — Что поделаешь,— говорили друзья Беркину после очередного семейного побоища,— видно, ты, «Невеста», родился под недоброй звездой! Если же не считать Олечки, то жизнь Беркина могла бы считаться вполне счастливой. Государственные и личные дела на складе шли хорошо, план регулярно выполнялся и перевыполнялся. Правда, не только ревизор или народный контроль, но и любой ребенок знал: склады созданы для хранения товаров, а для их продажи есть магазины. Однако Беркин считал, что нужно искать свежие, новаторские методы контакта с покупателем, и поэтому завел себе черный ход: прорубил еще одну дверь — со двора, что заметно сократило путь товара к покупателю. Это, конечно же, могло при неблагоприятных обстоятельствах сказаться и на биографии Беркина: обнаружив распродажу товаров со склада, заведующего — в лучшем случае — могли уволить. В худшем... Однако ни один жулик на свете не планирует худшего варианта — иначе он перестал бы быть жуликом. —Рискую исключительно ради вас!— искренне приговаривал Беркин каждый раз, когда принимал визитера с черного хода.— Учтите! И риск учитывался — Беркину клиенты платили не только рублями, но и такими же полурискованными услугами. —Если бы не Олечка,— говорил Беркин друзьям и, пугливо оглядываясь, громко добавлял: — Цветок моей души... то я бы жил лучше самого господа бога. Ведь господь бог сам отвечает за все, а за меня отвечает только мой начальник, да продлятся дни его жизни! Приятели, многозначительно пожимая плечами, разводили руки в стороны — дескать, судьба! Им было от души жалко Беркина —«Невесту», но выхода из его положения они не видели. ...Олечка же словно самой судьбой была послана Беркину. Обстоятельства в те далекие времена сложились так, что деваться ему было некуда и женитьба на ней казалась большой удачей. Беркин получил свое прозвище «Невеста» из-за неудачного сватовства, которое долгое время было темой для шуток и анекдотов всего города. Однажды в шашлычной у Беркина попросили разрешения сесть за его столик — других свободных мест в зале не было — двое стариков, приезжих из дальнего района. Они по-хозяйски расстелили на столе свои платки, достали домашние лепешки, зелень. Заструилась неторопливая беседа. Сначала Беркин слушал ее поневоле. Но с каждой минутой разговор все больше и больше заинтересовывал его. Речь шла о невесте, которую привез в город один из стариков,— тот, у кого была рыжая тощая бородка. - Привез ее для брата, он сам это предложил, очень она ему понравилась,— говорил рыжебородый,— но брат уехал куда-то на стройку на целый год. - Нехорошо он поступил, нехорошо,— сказал другой, безбородый старик.— Значит, она ему никогда по-настоящему не нравилась. - Что значит — не нравилась?— удивился рыжебородый.— Глаз не оторвешь! Ты же сам когда увидел, онемел, а потом весь язык процокал! - Надо было быть полным дураком, чтобы не понять: какой-то балбес отказался от своего счастья, а старик с красавицей-невестой находятся в затруднительном положении. - Приехали, видимо, играть свадьбу, а жениха — хе-хе!— и след простыл! «Судьба,— подумал Беркин.— Само небо делает мне подарок — посылает невесту!» И он, несколько раз извинившись за свою бестактность, вмешался в разговор старших. Слово за слово — и Беркин приблизился к главной цели: заговорил о своей холостой жизни, неустроенности быта и о том, что он не прочь войти в контакт с невестой из дальнего аула. Обычно скуповатый Беркин даже поставил старикам угощение за свой счет — так он распалился. - Главное — чтоб она была красивой!— разглагольствовал Беркин.— А содержать ее буду, как принцессу,—я ведь заведующий складом, а не кто-нибудь! - Чего-чего, а красоты у нее хватает,— сказал рыжебородый.— Да чего зря языками крутить — пойдем, все сам увидишь! Рыжебородый гостевал неподалеку от шашлычной — не прошло и минуты, как Беркин уже оказался возле глинобитного сарая. - Как? Она — здесь?— удивился кладовщик. - Ты же знаешь, мы — приезжие,— произнес рыжебородый.— И не в хоромах она жить привыкла! Заходи! Беркин, словно в тумане, шагнул в полумрак сарая и увидел в нем... белую козу, спокойно жующую сено. —Зовут — Невестой,— услышал он голос рыжебородого,— молока дает много... шерсть хорошая — за год себе шубу начешешь... Через день о происшествии с Беркиным, который сватался за козу, знал весь город. Прозвище «Невеста» накрепко приклеилось к заведующему складом. После этого он уже не мог, без риска нарваться на отказ, посвататься ни к одной из невест. И тут-то повстречалась, ему Олечка — красивая Девушка, о которой, правда, ходили слухи, что она натура вспыльчивая и ревнивая. Но в тот момент Беркину даже нравилось, что Олечка будет его ревновать! Сыграли свадьбу. Смеяться над Беркиным стали поменьше, а прозвище все-таки осталось. ...В это злополучное утро Беркин занят был составлением квартального отчета и только один раз оторвался от своей конторки — вышел выпить газ-воды у тетушки Шуры. Там он встретил Розу Максимовну, одну из своих самых лучших клиенток, которую по обыкновению пригласил заглянуть на склад. Возвращаясь к себе, Беркин вел себя на улице нетипично смело: вместо того, чтоб опускать при виде встречных женщин глаза, он крутил головой налево и направо, а потом даже начал игриво подмигивать хорошеньким девушкам. Подмигивать! А вдруг Олечка в этот момент следила за ним? Но почему-то соображения об осторожности и инстинкт самосохранения отошли на второй, на третий, даже на четвертый план. В таком игривом настроении он и вернулся на склад. Знакомые покупательницы заглянули к нему — нет ли чего-нибудь интересного? Беркин вдруг стал добрым и почти бескорыстным — принялся вытаскивать из потайных местечек различные любопытные вещи, которые отложил для начальства, и даже то, что отложил для себя. Вот тут-то и подошла Роза Максимовна... ...— А что было дальше, гражданин майор, клянусь всеми аллахами, не помню,— приложил руку к сердцу Беркин.— Как будто под гипнозом был! Впрочем, готов ответить по всей строгости! Только бы Олечка не узнала, что меня везли в милицию вместе с женщиной! Этого не скроешь — весь базар видел,— ответил майор Муратов, попыхивая трубкой.— Как-нибудь сами дома разберетесь, не впервой. А вот за систематические нарушения правил торговли придется ответить. Больше ни один посторонний на склад не войдет, клянусь самым дорогим честным словом!— приложив обе руки к сердцу, произнес Беркин.— Только дайте справку, что меня в принудительном порядке посадили в одну машину с женщиной. —Пройдите с сержантом в соседнюю комнату, запишите то, что вы мне рассказали,— приказал Беркину Муратов.— И можете быть свободны... пока не вы зовем. А справок подобного рода мы не выдаем, вы же знаете. До свиданья! Вздыхая и охая, Беркин в сопровождении милиционера Ковшова вышел из кабинета. Майор Муратов остался неподвижно сидеть в кресле. Душистый дым его трубки струился по комнате. Что за странное происшествие? Ни с того ни с сего взрослые мужчина и женщина сами себя ставят в смешное положение... и вроде трезвые люди... В дверь постучали. —Войдите,— ответил Муратов. На пороге показался сосед, Орест Михайлович Назаров— «Райпожар». Он широко улыбался, в руках у него был пухлый чайник для заварки. - Привет, Карим!— сказал Орест Михайлович. - Входи, входи!— встал навстречу соседу Муратов.— Мне недаром коллеги завидуют: у тебя, говорят, рядом есть Орест Назаров, он умеет заваривать знаменитый чай! Я просил своих соорудить чайку, да у нас тут происшествие, понимаешь. Странный случай!— он достал из нижнего ящика стола две пиалы. - Кому происшествие, а кому ни дыма, ни огня,— Назаров вздохнул, поставил чайник на стол майора и, предвкушая интересный разговор, сел в одно из стоящих возле стола кресел. Муратов вкратце рассказал коллеге эпизод на складе. - Что ты думаешь об этом? У двух человек одновременно помутился рассудок. А потом они снова пришли в себя! - Обоих знаю,— задумчиво ответил Назаров.— Одна другого стоит. Но так наизнанку, а еще публично, они никогда не выворачивались. Может, гипноз? - Кто же их мог гипнотизировать? - Алкоголь?— предположил Орест Михайлович, отхлебывая чай. - Никакого запаха. - Чудеса да и только! - Чудеса, верно, а тем временем в сегодняшней сводке — два происшествия!— майор Муратов затянулся так сильно, что табак в чубуке трубки заскворчал, как жир на раскаленной сковородке. Зазвонил телефон, пронзительно и громко,— даже карандаши на столе запрыгали. Муратов снял трубку, и лицо его удивленно вытянулось : - Немедленно ко мне! Да... да. - Что еще случилось?— завистливо упросил Назаров. - Аналогичный случай,— кладя трубку телефона на место, проговорил Муратов.— Еще одно таинственное происшествие... И он залпом допил свой чай. - Кто же теперь начудил? Андрей Микаэлович, юрисконсульт треста «Стройдеталь». - Вчера его видел,— сказал Назаров,— вечером в Доме строителя.. Рядом сидели. - Интересная лекция была — доктор наук читал из столицы. Про пагубные привычки. Микаэлыч с ним спорил. Защищал право каждого человека на любое увлечение. Что же он защищал?— спросил майор.— Пьянство, курение? - Нет, конечно, не так в лоб, он же не совсем дурак. Но, в общем, пытался спорить. А сейчас он выпивши или нет? - Доложили, что вроде трезвый. " Это-то меня и тревожит — третий случай сегодня! - Ну, что ж, не буду тебе мешать распутывать клубок таинственных происшествий!— Назаров завистливо вздохнул, встал, захватил пустой чайник и пошел к дверям. ПРОИСШЕСТВИЕ ВТОРОЕ. АНДРЕЙ МИКАЭЛОВИЧ, ЧЕМПИОН ВЕЖЛИВОСТИ Отличительными особенностями характера юрисконсульта треста «Стройдеталь» Андрея Микаэловича были сверхвежливость, чинопочитание и — как следствие этого — готовность во что бы то ни стало угодить начальству. Коллеги и сослуживцы Андрея Микаэловича были от него далеко не в восторге. Однако, поскольку угодничество юрисконсульта публично, как правило, не проявлялось, то и перевоспитывать его было трудно —мало ли о чем он говорит в тиши директорского кабинета или наедине с заместителем директора? Как это узнать, как вытащить на суд общественности? Словом, никто не знал, с какой стороны к нему подступиться. Но это была лишь одна сторона медали. А если бы на ее оборотную сторону пожелали взглянуть представители общественности, то они смогли бы убедиться, что сам Андрей Микаэлович ужасно страдал и мучился. Попробуйте, например, сделать так, чтобы в то мгновенье, когда вы открыли дверь директорского кабинета, директору сразу стало бы ясно, с каким глубоким уважением и любовью вы к нему относитесь?! Или — одним взглядом выразить свою преданность, восхищение и изумление, одним жестом подчеркнуть прозорливость директорского ума, его выдающиеся организаторские способности и небъятность делового кругозора! Андрей Микаэлович завидовал собакам. Конечно, если бы у него был хвост (поджимай, ставь торчком или виляй!), жить было бы куда легче. Но, к сожалению, естественная эволюция лишила юрисконсульта этой части тела, и поэтому приходилось выражать свою гамму чувств жестами, взглядами, звуками и прочими, не столь впечатляющими, традиционными способами. В это утро похожую на дыньку-скороспелку голову Андрея Микаэловича посетила счастливая мысль: «А зачем я, собственно, иду на работу, когда спокойно могу сообщить по телефону, что нахожусь в арбитраже?» Мифические совещания в этой организации значительно облегчали трудовые будни и личную жизнь знатока гражданского кодекса. Старейшие работники треста научились почти безошибочно определять дни, когда заседания в пресловутом арбитраже займут все рабочее время Андрея Микаэловича. Это случалось в особенно жаркую пору — тогда просто грешно было не провести 'денек на лоне матушки-природы. Или — после бурной попойки с друзьями. Бывали, конечно, и неучтенные обстоятельства, как, например, неожиданный приезд родственников или сверхсильное желание побездельничать часиков этак семь-восемь. Все сэкономленные и накопленные таким образом духовные силы Андрей Микаэлович без остатка вкладывал в подхалимаж. А так как силы были немалыми, то и кривая благорасположения руководства к юрисконсульту держалась на недосягаемой высоте. Стройдетальцам гораздо проще было выбить у поставщиков целый состав фондовых материалов, чем убедить начальство в полной бесполезности Андрея Микаэловича. Сам же юрисконсульт считал, что у нго наличествует лишь одна-единственная порочная страсть: любовь к мороженому. Поэтому недрогнувшим голосом солгав по телефону про арбитраж, Андрей Микаэлович решил, что теперь не худо бы освежиться пломбиром, выпить чего-либо холодненького. Два стакана газировки с кизиловым сиропом, выпитые, по традиции, у тетушки Шуры, не утолили жажды. Видимо, от жары голова слегка кружилась и горела, как у влюбленной школьницы. В кафе-мороженом было много народа. Андрей Микаэлович сел на единственное свободное место — за столик, где уже поглощал пломбир какой то гражданин. Папку юрисконсульт положил себе на колени. В зале стояла такая духота, какая бывает в вагоне дальнего следования с неисправной вентиляцией. Через пять .минут Андрей Микаэлович почувствовал себя в вышей степени странно. У него было такое ощущение, будто он смотрит телевизор, на экране которого изображение не в фокусе. Он хотел встать — и не смог: ноги странно вибрировали, тряслись. «Что со мной?— испугался юрисконсульт, отирая пот со своей головы-дыньки.— Неужели здоровье отказало?»— и неожиданно для себя захихикал: он вдруг напрочь забыл, где находится, и это показалось ему очень смешным. «Ах, да,— вспомнил он наконец,— я сижу за столиком в кафе и где-то тут должна быть моя папка». Андрей Микаэлович поднял голову и увидел сидящего перед ним человека с расплывчатыми , чертами лица. А с краю на столе, возле вазочки с бумажными салфетками — папку. Умного человека узнаешь по глазам,— начал привычной скороговоркой юрисконсульт и придвинул к себе папку. - Официант!— испуганно позвал человек с лицо не в фокусе. - О, аллах, какой у вас приятный тембр голоса! С таким тембром надо петь в нашей опере,— Андрей Микаэлович перегнулся через стол,— или даже в Ла-Скале! - Администратор!— умоляюще взвыл человек и изо всех сил дернул папку в свою сторону. - Вы, дорогой, хотите, чтобы я подарил вам мою папку? Пожалуйста, возьмите. Буду счастлив!— просиял Андрей Микаэлович. - Отстаньте от меня! Зачем вы развязали тесемки? О, черт побери! Последнее замечание относилось к бумагам, которые выскользнули из папки и рассыпались по полу. Андрей Микаэлович глупо усмехнулся: - Я вытащил свои документы из папки, и теперь она ваша. Владейте! - Спасите,— пролепетал человек, выскакивая из-за стола.— Милиция! - Нет, вы не просто умный! Вы — гений! Я сразу понял, с кем имею дело!— продолжал юрисконсульт и вдруг разглядел, что разговаривает с женщиной в белом халате. Ха-ха-ха! Как ловко вы трансформировались... А-а, вы — Райкин! Но куда же?..— юрисконсульт хотел броситься вслед за женщиной, но дорогу ему преградили два каких-то человека с красными повязками на рукавах. Они крепко схватили Андрея Микаэловича под руки и вывели из кафе. - Что с ним делать будем? В отделение отведем?— спросил один. - А, может, сразу — вытрезвитель?— предложил другой. - Спиртным вроде не пахнет,— усомнился первый. - Постой, постой, вспомнил!— воскликнул второй дружинник.— Мне этого деятеля знакомый парень показывал, когда я в трест «Стройдеталь» заходил. Это не хулиган, а ихний ответственный работник — бездельник, сплетник и наипервейший подхалим. - Я высоко ценю ваше высокое и авторитетное мнение,— начал было Андрей Микаэлович,— но... - Не будем о него пачкаться,— продолжал дружинник.— Пускай проваливает, проспится, мозги проветрит! С этими словами парни отпустили локти незадачливого юрисконсульта. Оказавшись у бульварной изгороди, Андрей Микаэлович поспешно перелез через чугунную решетку, миновал густую стену кустарника и попал в царство шахматистов, шашистов и доминошников-козлятников. На всех скамейках по обеим сторонам аллеи шли ожесточенные спортивные схватки. Плацдармами служили листы фанеры, засунутые между планками изогнутых скамеечных спинок. Здесь делали «рыбу», шаховали и матовали, шашисты «запирали» своих противников на позициях, культурно говоря, под номером два нуля. У Андрея Микаэловича учащенно забилось сердце. Дело в том, что развитием своих угоднических наклонностей он во многом был обязан одной из этих невинных и увлекательных игр. Еще будучи в юном возрасте, Андрей Микаэлович попал под начало страстного игрока в шашки. Молодой юрисконсульт уважал своего шефа и не мог ни в чем ему отказать: по его просьбе они садились за клетчатую доску прямо с самого утра — благо, профиль учреждения, в котором они получали зарплату, позволял отводить для этих занятий значительное количество времени. Втайне Андрей Микаэлович считал шашки пошлой игрой, не любил ее и даже презирал. Чтобы поскорее отделаться от нудного времяпрепровождения, юный юрисконсульт нарочно проигрывал партию за партией своему начальнику. При этом Андрей Микаэлович надеялся, что в конце концов шефу просто опротивеет играть с таким слабаком, как он. Однако начальству весьма импонировал подобный стиль игры подчиненного. Он стал задерживать его после работы — шашечные турниры затягивались порой до полуночи... Наконец, юрисконсульт не выдержал и подал заявление об уходе по собственному желанию. В ответ на это начальник повысил его в должности, прибавил зарплату и стал премировать в первую очередь. Андрей Микаэлович был юношей одаренным и быстро сообразил, что, умно двигаясь в нужном направлении, можно выйти в дамки не только на черно-белом поле. А еще через некоторый срок он пришел к убеждению, что в «поддавки» полезно играть с любым начальством и при любых ситуациях. Так что Андрей Микаэлович имел достаточные основания, дабы при виде шашек почувствовать волнение. Он подошел к ближайшей кучке игроков. Парень с борцовскими бицепсами, так и выпиравшими из белой дырчатой тенниски, осторожно, как берут щепотку соли, взял белую шашку и задумался. Болельщики замерли. На шашечном поле складывалась острейшая ситуация. Парень с мускулатурой никак не решался сделать ход. Несколько раз он уже готов был поставить шашку на доску, но негодующий гул болельщиков подсказывал ему, что этот путь ведет к проигрышу. И лишь один Андрей Микаэлович, преданно склонив свою головку-дыньку, одобрительно гудел над ухом парня: —Отличный ход! Мудрейший ход! Такой молодой, а какой прозорливый! Преклоняюсь! Мне бы такие мозги — я завтра же стал бы чемпионом мира! Присмотритесь, товарищи: у этого могучего мужчины не голова, а палата мер и весов! Ум и сила! Какая восхитительная гармония! Окончательно сбитый с толку парень в сетчатой тенниске вскочил со скамьи и злым голосом прошипел: —А ну, все отваливай отсюда! Советники нашлись! А ты оставайся!— милостиво разрешил он Андрею Микаэловичу. Болельщики, опасливо отступив на шаг-другой, продолжали возмущенно гудеть. Вконец лишившись способности соображать, парень туда-сюда водил рукой с шашкой, умоляющим взглядом ища поддержки у Андрея Микаэловича. Он одобрительно ему подмигнул. И парень, наконец поставил шашку на одну из клеток. Болельщики дружно ахнули: это был самый дурацкий ход из всех возможных. —Гениально! Пять Сейдбрансов вместе взятых до такого хода не додумались бы! Разрешите поздравить — ваша партия непременно войдет в анналы шашечной истории!— восторгался Андрей Микаэлович. Еще не понимая, в какую бездну столкнул его своей лестью юрисконсульт, парень, слушая похвалы, глупо улыбался. Сухой бухгалтерский стук шашек вернул его к жуткой действительности. Ударяя шашкой по доске, противник производил ужасные опустошения в стане белых. Парень замычал, как человек, которому по ошибке выдернули здоровый зуб. Однако для того, чтобы отпустить своему советнику заслуженную оплеуху ему требовалось на раздумье столько же времени, сколько и на шашечный ход. Эта замедленность рефлексов спасла Андрея Микаэловича от возмездия. Когда парень, наконец, взмахнул кулаком, юрисконсульт уже успел добежать до другого конца бульвара. Здесь, едва он перевел дух, его брюки обмочило маленькое черное существо с кривыми тонкими ножками и злыми змеиными глазами. Андрей Микаэло-вич от испуга принялся на все лады расхваливать плюгавое животное. Существо некоторое время терпеливо слушало, затем вдруг жалобно заскулило и побежало прочь. Андрей Микаэлович бросился за ней, выкрикивая на бегу: —Великолепнейшая шерстка! Бархатистая и гладкая! А какие умные глаза — как я хотел бы иметь... уф,... такие выразительные глаза. Смелая, как барс — о радость счастливой хозяйки. Существо, дрожа от испуга, вскочило на бюст дородной матроны и оттуда разъяренно залаяло на подбежавшего Андрея Микаэловича. - Что вам надо от Кики?— грозно спросила могучая дама, неприязненно разглядывая юрисконсульта. Я хотел только приласкать ваше одушевленное животное. Какая прелесть! Но вы — вы красивее Кики! Прелестница, прелестнейшая из прелестных... — Ты что, меня за дуру принимаешь? Ах, ты хулиган, пьянь подзаборная! Я — честная женщина! Я тебе покажу прелестницу! Неизвестно, как бы на этот раз Андрей Микаэлович выбрался из переделки, если бы Кики не спрыгнуло с рук хозяйки и не исчезло в кустах. Матрона тоже бросилась в кусты, не переставая, однако, выкрикивать зловещие угрозы в адрес неудачливого льстеца. Андрей Микаэлович отер пот со своей головы-дыньки и неверными шагами направился к стоящему на тротуаре лотку с персиками. —Мне бы такие извилины мозга! Из вас, уважаемый и драгоценный, умственная энергия так и струится,— сказал юрисконсульт продавцу. Поскольку ровно за минуту до появления юрисконсульта продавец приладил к тыльной стороне чашки весов железную намагниченную блямбу, то он без лишних слов отобрал десятка два самых спелых и круглых персиков, положил их в большой пакет и протянул подарок юрисконсульту. —Гениальнейший человек! Но я не уважаю персики,— отказался Андрей Микаэлович. И глубокомысленно пояснил:—Я их не люблю, потому что они пахнут персиками. —А яблок у меня нет,— вздохнул продавец,— и груш тоже. Дома — есть, заходи ко мне — угощу чем хочешь. И видя, что въедливый человек в белом костюме не уходит, на всякий случай пояснил: - Понимаешь, какая штука! Пока я товар перебирал, сортировал, бумагу стелил, кто-то толстый подбежал,— я толком и не заметил,— и прикрепил к чашке весов железку, магнит. Совсем плохой человек! Я хотел магнит отцепить: тянул, тянул,— никак. Как думаешь — что делать? Торговлю закрывать? План срывать? Ведь не все как ты — персики не любят, наоборот — очень многие любят! Не лишать же людей удовольствия? А железка — что... Каких-то двадцать граммов! Один персик и то больше весит. Так я начну торговать, ладно? - О, великий мудрец, достойный человек! И где только ты набрался своей необыкновенной учености? Разве твое истинное призвание — быть за этим прилавком? - Нет, и еще раз нет. Тысячу раз нет!— воскликнул Андрей Микаэлович. - Почему обижаешь? Зачем намеки про прилавок делаешь? Разве я заслужил, чтобы меня с работы снимали? Э-э, два умных человека всегда договорятся!— предложил торговец персиками и, стыдливо отвернувшись, принялся доставать из брючного кармана измятые рублевки. Однако дальнейший естественный ход событий нарушила какая-то гражданка, потребовавшая взвесить ей два кило персиков. И пока торговец отпускал товар, к прилавку выстроилась целая очередь. - Кто та счастливая женщина, что является законной женой этого благородного человека?!— не унимался Андрей Микаэлович, любуясь ловкостью, с которой торговец обвешивал покупателей.— Могу поспорить с любым желающим на любую сумму, что именно дочка уважаемого продавца позировала великому художнику прошлого для его шедевра «Девочка с персиками». - Чего он там поет? Небось первым влезть хочет? Не пускайте его!— заволновался гражданин в соломенной шляпе, стоявший в хвосте очереди.— Персиков может всем не хватить! Предлагаю выбрать дежурных, чтобы стояли у прилавка и не пускали нахалов! И надо переписать по номерам всю очередь, чтобы не получилось неразберихи. Выставляю свою кандидатуру! Давайте голосовать. Кто-нибудь, ведите протокол собрания. Гражданин в белом, гуляйте, гуляйте в сторонке — отойдите от прилавка! —Да не нужны мне персики!— терпеливо объяснял Андрей Микаэлович.— У меня от них аллергия. Я просто восхищаюсь достойным человеком, продающим фрукты. Поглядите на него, люди,— вот с кого надо брать высокий пример в личной и общественной жизни!— он указал пальцем на продавца и широко улыбнулся. Это был явный перебор. Так уж, видно, устроен человек, что многозвучные похвалы, адресованные в его присутствии другому, вызывают недоверие. Народ возмущенно загалдел. Торговец пытался унять неумеренные восторги юрисконсульта, многообещающе показав ему издали пятерку. Но Андрей Микаэлович уже закусил удила и понес, как призовой конь на скачках. Он громоздил льстивые фразы на еще более подхалимские ужимки и, наконец-таки, насторожил всю очередь. — Клянусь аллахом, тут что-то неладно. Гнилой товар всегда расхваливают громче, чем хороший. Дайте-ка я проверю,— потребовала соломенная шляпа и направилась к весам. Решив, что все пропало, торговец персиками крепко схватил Андрея Микаэловича за пиджак и заорал не своим голосом: - Это жулик! Милиция! Это он подбросил мне магнит на весы и предложил разделить прибыль пополам! Я — честный человек! Держи! Убежит!— торговец ухватился за гирю. - Э-э, да тут целая шайка! Один изображает из себя чемпиона вежливости и заговаривает зубы, а другой в это время обвешивает!— кричал гражданин в соломенной шляпе. - Пора, понимаете, прекратить безобразие! Пережитки капитализма, понимаете!— поддержал его пожилой бородач, набивая под шумок свою сумку персиками.— Только без самосуда, граждане! Привлеченный суматохой и выкриками, подошел милиционер. И второй раз за последние сорок минут Андрея. Микаэловича крепко взяли под руки. - А этого специалиста по магнетизму тоже задержали?— спросил майор Муратов. - Так точно, уже дает показания!— ответил сержант Исмаилов. - Ой,— вдруг произнес, поднимая голову-дыньку юрисконсульт.— Где я нахожусь? Почему милиция? Зачем я здесь? - Вы, гражданин, нарушали общественный порядок в кафе-мороженом, а затем на бульваре, приставали к незнакомой женщине, потом вошли в сговор с жуликом-торгашом и помогали ему обвешивать покупателей...— грустно проговорил Муратов, утрамбовывая табак в громадном чубуке своей трубки. - Не может быть!— упавшим голосом молвил юрисконсульт.— Я в жизни никогда и ничего, даже морального кодекса, не нарушал, никому не способствовал, ни к одной особе женского пола не приставал. Даже жена моя сама познакомилась со мною, а не я — с ней. - Значит, не помните?— разжигая трубку-пыхтелку, спросил майор.— А все, что было с вами до кафе-мороженого,— это в памяти отчетливо? - Да-а,— неуверенно согласился Андрей Микаэлович.— Вроде да... Я позвонил на работу, потом выпил два стакана газированной воды с сиропом у Шуры... - Почему вы хорошо запомнили газированную воду? У вас был какой-нибудь разговор с Шурой?— быстро спросил Муратов.— О чем вы говорили? - О вчерашней лекции,— ответил юрисконсульт.— Доктор наук Давыдов из столицы вчера вечером читал лекцию о вреде различных пагубных привычек и пережитков. Было много народа. Тетушка Шура поспорила со мною, что не может быть недостатков больших и малых, что все они приносят человеку величайший вред. Шура, впрочем, просто поддерживала лектора, повторяя его тезисы... Ой, что-то болит голова... Я хочу на свежий воздух, на волю...— сказал он плаксиво. —Идите в соседнюю комнату, дайте показания лейтенанту Маликову,— брезгливо поморщился Муратов, скрываясь в табачном дыму.— Ночевать вы будете дома, не волнуйтесь. И когда Андрей Микаэлович вышел, майор, облегченно вздохнув, удобнее расположился в кресле. Как всегда в минуты раздумий и волнений, он усиленно задымил своей могучей трубкой, которая среди горожан была не менее популярна, чем соответствующие трубки Шерлока Холмса или инспектора Мегре. Что же прорисовывалось? Все три необычных случая имели одну общую точку: газированную тачанку тетушки Шуры. Майор снял трубку телефона: —Дайте третий пост. Подольше сигнальте —постовой ведь на месте не стоит... Еще... звоните... Степанов? Взгляни-ка, тетушка Шура торгует газировкой? Тебе не видно? Только что была на месте? Попроси ее зайти ко мне. Срочно. Скажи дружинникам, чтобы сопровождали. Почему —«задержанную»? Просто мне очень нужно ее видеть по важному делу! В дверь кабинета мягко постучали. —Войдите!— сказал Муратов. На пороге появился улыбающийся Назаров —«Райпожар» с неизменным чайником: —Не помешал? - Садись, дорогой,— произнес майор, тренированным жестом доставая из нижнего ящика стола две чашки.— Крепкий чай — как раз то, что мне сейчас нужно... - Интересное сообщение прочел в газете,— сказал Назаров.— Оказывается, в наш век сплошной автомобилизации пожарникам в больших городах США приходится на своих мощнейших машинах добираться до места происшествия в два раза дольше, чем их коллегам 75 лет назад на конной тяге! - Значит, тебя спасает лишь то, что пока еще не каждый житель Ново-Дарьинска имеет автомобиль,— усмехнулся майор, разливав чай.— А что теперь меня спасет — не знаю. Представляешь: за один день — три таинственных случая, да еще с поличным пойман на обвесе торговец персиками, да еще незаконная продажа Беркиным товаров с черного хода — это тоже отдельный эпизод... охо-хо, и всего-то еще три часа дня! Что же произойдет за сутки?! - Может, и ничего больше не произойдет,— вздохнул Назаров.— Мне бы одно пожарное происшествие — так нет его, а вот милиции везет... - Э-э, «везет»!— сокрушенно покачал головой Муратов.— Ты мне лучше расскажи про вчерашнюю лекцию. В чем ее суть? —Любопытная гипотеза была выдвинута этим доктором наук,— сказал Орест Михайлович.— Он утверждает, что... Резкий телефонный звонок заглушил голос «Райпожара ». - Муратов слушает. Что?! Ах, черт! Передай дружинникам мой приказ: разыскать! Срочно! Да, пусть попросят ее прийти сюда... Вот тебе еще новость,— укладывая телефонную трубку на место, сказал майор.— Тетушка Шура исчезла. - А зачем ей исчезать?— удивился Назаров.— Разве она натворила что-нибудь? - Не знаю, не знаю...— задумчиво проговорил Муратов.— Но именно в тот момент, когда она мне понадобилась — Шура исчезла со своего рабочего места. То, что она бросила работу среди дня — это само по себе ЧП. - Точно, за последние двадцать лет тётушка Шура во время работы ни разу не отлучалась от своего газированного агрегата,— подтвердил Орест Михайлович. Снова вонзился в уши телефонный звонок. —Почему ты не сделаешь его музыкальнее? —поморщился Орест Михайлович.— У меня есть замечательный мастер по теле... Он не закончил фразы, увидев, как, едва приложив трубку к уху, застонал Муратов: —Черт подери! Ну и денек! Опять таинственное происшествие! На этот раз в зверинце! Только этого нам еще не хватало! ПРОИСШЕСТВИЕ ТРЕТЬЕ. ГАИ КОНЕНКОВ — ПЕРВЫЙ, НО НЕ ПОСЛЕДНИЙ ТУНИК ГОРОДА НОВО-ДАРЬИНСКА Туник (разг.)— сокращенно от слова «тунеядец», т. е. бездельник, живущий за чужой счет. Не путать с туника (см.). Туника (лат.)—у древних римлян — одежда из льна или шерсти, род рубахи. (Из словаря.) Материальная база двадцатилетнего оболтуса Гаи была довольна крепка: родители его давно жили врозь, и это обстоятельство давало их великовозрастному сынку массу преимуществ — мать и отчим старались в своих заботах о нем во что бы то ни стало перещеголять отца и мачеху. Кроме того, за городом жила бабушка, которая души не чаяла в единственном внуке. А так как бабушка имела приусадебный участок, на котором бойко росли различные овощи и даже фрукты, то их реализация обеспечивала Гаи деньгами на карманные расходы. Чтоб официально не прослыть тунеядцем, Гаи был оформлен домработницей в семье отчима: работой его там не утруждали, ибо мать искренне была убеждена, что Гаи готовится к поступлению в Московский институт международных отношений. Первейшей заповедью Гаи было ничегонеделанье. —Только полная свобода от обязательств перед обществом,— говорил он тем, кто соглашался его слушать,— гарантирует свежесть жизненных ощущений. Я делаю все, что хочу, когда хочу и где хочу. Перевешивание табеля или стремление к зарабатыванию де- нег посредством трудового процесса мешает оставаться наедине с самим собою, заглядывать в собственную душу, любоваться ее невидимыми со стороны красотами. - Ну, а может, тебе сейчас захочется хулиганить?— спрашивали Гаи собеседники.— Тогда как? Будешь хулиганить? - В том-то и заключается дилемма,— туманно отвечал туник,— что приходится из-за всяких там рубрик и параграфов смирять естественные порывы души и чувств. Это обедняет. Я не всегда могу из-за этого самораскрыться, и вы лишены возможности видеть меня во всей красоте натуры. Собственно, как происходит «самораскрытие», Гаи не знал. Но сама мысль о наличии невскрытых подспудных слоев души приятно щекотала, наполняя Гаи сознанием своей значимости. В этот злополучный день ничто не предвещало тунику, что именно сегодня произойдет его публичное самораскрытие. Часиков в двенадцать Гаи выбрался из дому и, включив переброшенный через плечо транзистор на полную мощность, прогулялся по парку, пугая малолетних и заставляя вздрагивать пенсионеров, спасающихся в тени деревьев от жары. Завернув на базарную площадь, Гаи с удовольствием выпил у тетушки Шуры два стакана газированной воды с любимым кизиловым сиропом. Тут же возле базара Гаи бросилась в глаза большая афиша с нарисованным на ней тигром: проезжий зверинец ждал посетителей. —Звери — это хорошо,— громко сказал Гаи.— Звери умеют самораскрываться, они непосредственны! Он с гордостью огляделся, но никто из окружающих на его слова не обратил внимания — афоризм повис в воздухе. —Меня поймут через сто лет,— вздохнул Гаи и пошел в зверинец. Вагоны-клетки передвижного зооцирка были выстроены большими квадратами — посетители бродили внутри этих загончиков, от зверя к зверю, обменивались мнениями, придерживали детей, которым хотелось завязать непосредственные контакты с представителями животного мира. Появление экзотически одетого Гаи произвело большое впечатление на дошкольников. Особенно им понравились висящие до плеч пряди замысловатой прически и торчащая во все стороны — веером — борода. - Обезьян! Обезьян!— закричал какой-то карапуз, протягивая конфетку. - От мартышки слышу,— огрызнулся Гаи, но его окружили разнокалиберные дети, а за ними потянулись дедушки и бабушки. - Говорящих обезьянов не бывает!— сказала какая-то рассудительная девчушка. Но бойкий карапуз с конфеткой легко опроверг этот аргумент: - В зоопалке все бывает! - Уберите несмышленышей!— грозно произнес Гаи, обращаясь к бабушкам и дедушкам.— Продолжайте осмотр! Развивайте зоологические познания! Но малышей не так-то просто было направить на пусть истинный: «говорящий обезьян» им явно пришелся по душе, и они не желали расставаться с цирковой достопримечательностью. Гаи пошел к клетке с тигром, и дети побежали за ним. Гаи останавливался возле клетки с медвежатами — детишки тоже. Они показывали на него пальцами, дергали за джинсы, наиболее смышленые подпрыгивали, пытаясь ухватиться за волосы. «Много внимания — это хорошо,— с беспокойством подумал Гаи,— но когда тебя путают с какой-то мартышкой... весь город узнает... смеяться будут.., нужно это как-то прекратить...» На двери одного домика-вагончика алела железная табличка: «ЗАПАСНОЙ ВЫХОД». —Выход какой-нибудь всегда найдется,— затравленно пробормотал Гаи и вошел в дом-вагон. Туник попал в похожий на купе маленький тамбур, из которого вели две двери. То, что обе двери были заперты, в первый момент обескуражило его, но тут он заметил, что английские замки дверей призывно поблескивают запорами-кругляшками. «Интересно, почему же замки открываются отсюда, снаружи, а не изнутри?»—едва успел подумать Гаи, как рука уже сама открыла одну из дверей. Туник вошел в какое-то длинное помещение, похожее на коридор. Пахло конюшней. В соломенном кресле-качалке, спиной к Гаи, сидел человек. —Большой привет!— сказал Гаи и услышал, как сзади щелкнул замок: дверь захлопнулась, видимо, от сквозняка. «А замок-то открывается снаружи, с той стороны!»— с испугом вспомнил Гаи и вежливо спросил: —Пардон, пардониссимо. Как отсюда выходят? Человек в качалке обернулся, и Гаи увидел лицо большой обезьяны. —Слава аллаху, что это не тигр!— пробормотал Гаи и, сложив губы трубочкой, засюсюкал: —Ах ты, макакочка, ах ты, павианчик... утю-тю... Обезьяна плотоядно зевнула, обнажив громадные желтые клыки. «Пожалуй, я ее зря обозвал макакой,— подумал Гаи.— Может обидеться... Она, наверное, шимпанзе... или орангутанг... в общем человекообразное... старший предок...» Шимпанзе по кличке Пусик, звезда передвижного зоопарка, был очень недоволен тем, что ему помешали отдыхать. Появление незнакомца рассердило его. Пусик слез с любимой качалки и направился к незваному гостю, чтобы посмотреть на него поближе. Гаи испуганно попятился и случайно локтем включил на полную мощность болтающийся на шее транзистор. Воздух наполнили отчаянные звуки электрогитар. Пусик поскреб щеку, скривился — электрогитары вызывали у него зуд в коренных зубах. Если бы туник знал об этом, то сразу же переключился бы на другую волну. Но он был занят поисками спасительного выхода — какая-то небольшая дверца находилась точно против него. Правда, между нею и Гаи стоял Пусик. Гаи выжидал момент, который дал бы ему возможность прыгнуть в эту дверцу, всей тяжестью тела распахнуть ее или сломать. Пусик боком подбежал к хиппи, сорвал у него с груди транзистор и шваркнул его о стенку. Стало тихо. —Ты мне за это ответишь!— вдруг чувствуя прилив необъяснимой отваги, сказал Гаи.— Думаешь, если ты обезьяна, так тебе и хулиганить можно?!—- И он со всей силой стукнул шимпанзе по шее. Шея была крепкая и мохнатая, как ствол пальмы. Но от неожиданного удара Пусик присел. И тут же очень деловито, почти без размаха, ударил Гаи в солнечное сплетение, а другой рукой сорвал с него рубаху. Гаи хотел закричать, но у него от удара сперло дыхание, и он согнулся пополам, так, что его космы коснулись пола. Пусик попрыгал вокруг, потом так сноровисто лягнул туника, словно всю жизнь работал вышибалой в местном ресторане. Пока Гаи взлетал, а затем планировал к противоположной стене, Пусик успел ухватить штанину джинсов и разорвать ее пополам. Во время полета Гаи немного пришел в себя, а когда ударился о маленькую заветную дверцу и вышиб ее, то вздохнул облегченно. Он тотчас же захлопнул дверь перед носом Пусика, бурно торжествующего победу над человеком. —Ну, горилла, ну^ орангутанг, ну, шимпанзе, сукин сын!— потирая ушибленные места, бормотал Гаи.— За транзистор, за рубаху, за фирменные штаны ты мне особо ответишь... Туник огляделся. Загончик, куда он попал, со всех сторон был огорожен массивной решеткой, маленькая дверца обшита железом. Сбоку от нее виднелся узкий тоннельчик-клетка, ведущий в глубь вагона. Угол загончика занимала какая-то темная куча. «Силос,— с облегчением подумал Гаи,— корм для парнокопытных. Наверное, перепрел — запах какой-то странный». «Силос» вдруг зашевелился. Гаи на всякий случай шагнул к лазу в тоннельчик. Вверху над входом в лаз была привязана решетка, которая, видимо, в случае надобности, опускалась — изолировала тоннельчик от клетки. Гаи дрожащими пальцами начал развязывать веревку, которая удерживала решетку. Тем временем «силос» встал на лапы и превратился в гималайского медведя. Медведь покрутил головой и смело шагнул к тунику. Решетка уже была отвязана, но у Гаи не оставалось места для маневра, чтобы встать на четвереньки и, пятясь, влезть в тоннельчик — до медведя было рукой подать. Тогда Гаи, одной рукой придерживая решетку, ударил себя по голой груди и закричал так истошно, что многие из детишек, гуляющих по зверинцу, заплакали, а звери инстинктивно поджали хвосты. Медведь испуганно кинулся в угол. —Ага!— радостно закричал Гаи, проворно становясь на четвереньки и задом втискиваясь в тоннельчик.— Вот что значит самовыражение! Он опустил решетку и попятился в неизвестное будущее. Гаи не было страшно. Его все время подмывало петь и кричать. Он чувствовал, что океан ему сейчас по колено, и в своем превосходстве над любым животным не сомневался. Так, пятясь, Гаи выбрался к дневному свету, встал на ноги, осмотрелся. Клетка, в которой он очутился, пустовала. На полу валялись опилки и мелкие пучки соломы. Она была угловой — справа к ней примыкала вольера с медвежатами, обитателя клетки слева видно не было. А по ту сторону решетки гуляли посетители зооцирка! И тот самый карапуз, который предлагал Гаи конфетку, восторженно раскрыв рот, смотрел на него... «Здесь меня увидит полгорода!— горестно размышлял Гаи Копенков, прикрывая голую грудь и стараясь забиться как можно дальше в темный угол.— И внимания привлекать нельзя — если я позову на помощь, начну кричать, непременно соберутся зеваки. Некоторые наверняка обрадуются, что наконец-то меня упекли в зверинец. Значит, надо сидеть и не рыпаться — ждать, когда придут дрессировщики или сторожа... И чего я полез в этот дурацкий «запасной выход»? Гаи постарался как можно плотнее втиснуться в темный угол, соскреб опилки, солому и накидал их на себя. Между тем посетители зоопарка то и дело останавливались у клетки, пытались разгадать, что за диковинный зверь прячется в полумраке. —Зто говорящий обезьян!— вдруг громко закричал карапуз. «Знать бы, чью жилплощадь я занял и что там написано на пояснительной табличке. Вдруг хозяина вывели на прогулку и он сейчас вернется?»— тоскливо подумал туник. Через некоторое время, несколько освоившись в непривычной обстановке, Гаи сумел подметить одну важную особенность в поведении посетителей: они подолгу задерживались возле животных, которые, не обращая ни на кого внимания, спокойно спали, ели или прогуливались в своих клетках, а от грозно рычащих, раздраженных зверей Торопились отойти. Поэтому, заметив скопление зрителей возле своей клетки, Гаи замяукал таким омерзительным голосом, что зрители тут же разошлись. Но очень скоро Гаи осип, и из его глотки вместо пугающего и неприятного воя слышалось непонятное хрипение. Возле него опять стали собираться любопытные. Разгорелись страстные споры, главным образом, из-за того, что все стремились разгадать: кто же это там прячется? Образовалось, несколько кланов, каждый отстаивал свою точку зрения. —Какая необщительная скотина!— указывая на панированного в соломе туника, произнес молодой человек, обращаясь к своей спутнице — хорошенькой блондинке в брюках. В оскорбителе Гаи Копенков сразу же узнал знакомого парня Витьку Веселкина. «Ну, обожди, я тебе припомню «скотину»!— мстительно подумал Гаи.— Со скотины и спроса нет!» Подобрав с пола не то остаток кости, не то кусочек зачерствевшего хлеба, Гаи быстро и точно метнул его в Витьку. Послышался сухой щелчок, и на скуле Веселкина вздулась багровая гуля. - Бешеная какая-то зверюга!— сказал Витька, потирая ушибленное место.— Наверное, еще в начальном периоде дрессировки! - Иди, отваливай отсюда, пока глаз не вышиб!— страшным осипшим голосом выкрикнул из своего угла туник. Ошеломленные посетители отпрянули от клетки: - Что оно сказало? - Да разве звери говорят? - Я своими ушами слышал! - Обратитесь к доктору! А Гаи Копенков повеселел: он вдруг сообразил, что, сидя здесь, в клетке, он имеет колоссальные возможности для проявления своих, всю жизнь сдерживаемых наклонностей! Отсюда совершенно безнаказанно можно было кидать всякими огрызками, плевать на посетителей, ругать их — даже, если удастся, укусить кого-нибудь. Что возьмешь со зверя? И он решил не упускать этой замечательной возможности самовыразиться. Но где взять, как раздобыть метательные снаряды? Гаи решил перенять опыт медвежат, обитающих справа. Малыши, привставая на задние лапы, совсем по-человечьи выпрашивали лакомства. И несмотря на запрещающие надписи, посетители бросали им яблоки, груши, конфеты. Копенков выпростал свои грязные, похожие на лапы руки из соломы и попытался скопировать движение медвежат. Успех превзошел ожидания: к его ногам буквально градом посыпалось угощение. «Бросайте, бросайте побольше,— мысленно злорадствовал он,— сейчас я вам задам шороху!» В толпе посетителей туник углядел сразу несколько знакомых лиц. Вон, например, стоит его бывший одноклассник — Юрка Семенов. Всегда был таким чистоплюем, а стал — надо же!— инженером! «Ишь, вырядился в новый костюмчик, прическу уложил. Ничего, сейчас я тебе попорчу и прическу, и костюмчик!»— Гаи выбрал яблоко покрупнее, шкодливо вззизгнул и запустил его в молодого специалиста. Юрка вскрикнул и ретировался. Затем две сочные груши поразили соседку Гаи по лестничной клетке — она поплатилась за то, что вечно издевалась над его длинными волосами. Кусок груши приплюснул нос ни в чем не повинного неизвестного гражданина, который случайно заслонил собою знакомого Гаи дружинника. Среди публики началась паника. - Зверь взбесился! Позовите укротителя! - Куда подевались сторожа?!. —Безобразие! Он же может вырваться из клетки! Расталкивая собравшихся, к клетке спешили служители зооцирка. - Это не наш!— удивленно молвил сторож, подходя поближе.— Не иначе — приблудный! - Сам ты приблудный!— сказал Гаи, прицелился и врезал незрелым персиком прямо сторожу по шапке. —Э-э, тут что-то не так!— сказал второй служитель.— Нужно проверить! Может, Пусик сюда пробрался? —Говорящий обезьян!— торжествующе выкрикнул карапуз.— Я его узнал! —Сам ты обезьян!— зарычав, бросился на прутья Гаи.— Все вы — обезьяны! —Ну, вот, товарищи, а вы на зверей сразу же напраслину возвели!—сказал сторож.— Наши зверюшки — культурные, они себе хулиганства не позволяют! К клетке подошел милиционер. Гаи как-то сразу увял, погас, полез в угол и попытался снова закопаться в опилки. После разговора с Гаи Копенковым майор открыл пошире окно и включил вентилятор — чтобы поскорее выветрился запах зоотуника. Затем вышел из кабинета, пересек коридор и постучал в «райпожар» к Оресту Михайловичу Назарову. - Ну, что новенького?— спросил Назаров, наливая чай.— Разыскали тетушку Шуру? Что случилось с Копенковым? - Ох, навалилось все сразу на мою голову,— вздохнул майор.— Этот туник, который сейчас добровольно пошел стричься под бокс, тоже, оказывается, выпил два стакана газированной воды с кизиловым сиропом у Шуры. Вот он — узелок. А сама Шура пропала. - Да, дела,— завистливо вздохнул Назаров. - Что ты говорил про вчерашнюю лекцию?— спросил майор, набивая табаком массивный, похожий на маленькую дыню, чубук своей трубки.— Какую интересную гипотезу профессор выдвинул? Гипотеза, может быть, слишком громко сказано,— усмехнулся Орест Михайлович,— но мысль, во всяком случае, занятная: если бы наши недостатки, пусть даже самые малые, были бы вдруг выставлены на всеобщее обозрение, то мы ужаснулись —настолько это страшно. Пагубные привычки, на которые мы не обращаем внимания, считая их мелочью,— это те же крупные недостатки, просто они еще не проявились полностью. И чем скорее мы от этих «мелочей» избавимся — тем лучше будет для нас и общества. Вот, сказал профессор, к примеру, многие, слушая лекции об алкоголизме, посмеиваются, считая, что если они выпивают всего-навсего по сто граммов в день, то они к алкоголикам никакого отношения не имеют. И профессор такие показал графики, диаграммы, такие цифры привел — ахнешь. Даже ста граммов достаточно иной раз, чтобы проявились все дурные наклонности человека! А очень часто и от более мелкой дозы человек теряет человеческий облик. Интересно, интересно,— отчаянно дымя трубкой, сказал майор.— Спасибо за сообщение! - Теперь, насколько я донимаю, нужно ждать еще каких-нибудь происшествий! Профессору с места возражал наш Органов, лектор,— продолжал Назаров.— Он кричал: «Не нужно бить из пушек, так сказать, по воробьям». Ты же знаешь разговорную манеру нашего болтуна Органова! И в это мгновение (так зачастую бывает в плохой пьесе) в дверь постучали. Вошел сержант Маликов и, лихо козырнув, доложил, что на улице за нарушение общественного порядка задержан гражданин Органов... ПРОИСШЕСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ. УНИВЕРСАЛЬНЫЙ ЛЕКТОР-РЕКОРДСМЕН ТОВАРИЩ ОРГАНОВ Товарищ Органов был фигурой примечательной. Не только своей рекордной худобой, буйной рыжей шевелюрой, но и тем, что он с утра до вечера метался по городу и читал лекции (была бы путевка!) в детсадах и техникумах, на собрании текстильщиков и на эстраде парка для пенсионеров. Он читал их в восемь утра и в десять вечера, на любую тему, укладываясь в любой отрезок времени. Он уже давно был рекордсменом республиканского общества «Знание — сила» по числу прочитанных лекций. Кто-то из заезжих корреспондентов подсчитал, что товарищ Органов прочел за полвека своей просветительской деятельности сто пятьдесят тысяч лекций на восемьсот сорок три темы, произнес более миллиарда слов, включая междометия и предлоги, за что и получил, в общей сложности, значительно более миллиона рублей. Любого лектора, появившегося на территории Ново-Дарьинска, Органов рассматривал как врага и конкурента. Рекордсмен был глубоко убежден, что лекционная пропаганда в городе — его личное дело. Однако поскольку все же справиться с целым городом даже Органову было не под силу, то он, скрепя сердце, вынужден был смириться с приливом новых лекторов, сохранив для себя наиболее выгодные лекционные площадки, с аудиторией не слишком требовательной. Все шло более или менее привычно до. вчерашнего дня. Вчера утром появился в резиденции общества «Знание — сила» этот столичный профессор Давыдов. Черт с ней, с его лекцией, в конце концов, но он читал ее... бесплатно! Вот что возмутило товарища Органова, который за всю свою жизнь ухитрился не прочитать даже самой куцей лекцийки «за так»! «Гуманист, так сказать, благотворитель,— мысленно поносил Органов своего столичного коллегу,— общественник, антигонорарник... Делает карьеру, не иначе... подрыватель основ... в полном смысле альтруист, так сказать, бессребреник... чтоб ему навек охрипнуть, стать заикой и онеметь». Но заклятья лектора-рекордсмена не подействовали — профессор Давыдов успешно прочел свою лекцию, и Органов, присутствующий на ней, со скорбью подумал, что если такие лекторы будут наезжать в Ново-Дарьинск чаще, то ему придется оформлять пенсию. Дело в том, что Органов в свое время сделал некое открытие, очень помогающее ему слыть лектором-универсалом, экциклопедистом. Он считал, что залогом успеха любой лекции является непонятность. Лектор должен говорить много, но ни о чем. Тогда у слушателей создается такое ощущение, что они, с одной стороны — вроде все понимают, а с другой стороны — смысл лекции от них безнадежно ускользает. Таким втекающе-вытекающим методом можно было читать лекции по истории гончарной игрушки, космонавтике, о достижениях хирургии, проблемах воспитания дошкольников, теории кулинарного дела, вопросах строительства очистительных сооружений и так далее. Процентов на восемьдесят лекции Органова состояли из вводных слов, формул-штампов, повторов и обращений, никакого отношения к основной теме не имеющих. Благодаря фразам-паразитам за тридцать-сорок минут Органов умудрялся, ничего не сказать по существу о предмете лекции, настрогать такой ворох словесной стружки, что сквозь него уже невозможно было добраться до смысла, до сути темы. — Я вас приветствую, дорогие товарищи!— начинал Органов, вдохновенно ероша рыжую шевелюру.— Очень рад новой очередной, так сказать, встрече с высоко уважаемой аудиторией! Вижу среди вас товарищей, которые уже неоднократно бывали на моих лекциях — польщен, польщен, спасибо. Сегодня, а именно в данный момент, прямо сейчас, мы начинаем разговор об одной, единственной в своем роде и в своей области, из фундаментальных тем, проблеме животрепещущей и актуальной, которую многократно и, надо сказать, не без успеха, освещали в своих передовых творениях — не будем бояться этих слов — лучшие умы данного конкретного этапа современности. Среди гигантского числа (подчеркиваю — гигантского!) стоящих перед современным обществом проблем, задач, вопросов, требующих разрешения, и разрешения немедленного, особое место занимает предмет нашей сегодняшней лекции. Избрав данную тему, мне кажется, мы не раскаемся и не будем сожалеть, что остановили свое внимание именно на ней. Как говорит в своей книге буржуазный философ О'Кокиль, ученый, далекий от марксизма, но тем не менее собравший необычайно большой, я бы сказал, даже более того — обширнейший!— фактический материал по интересующей нас сегодня теме, «в любом явлении действительности бьется пульс современности, надо уметь его прощупать». Итак, чтобы во всем объеме представить себе интересующее нас, как говорится, явление, в общем и целом, в частностях и в деталях, я позволю себе подчеркнуть именно значение каждой детали, точнее говоря, кажущейся мелочи, ибо мелочей, как вам известно, в настоящей науке не бывает — так вот, чтобы сформулировать все — мало, разумеется, одних толькб слов. Нужны, конечно, и кинокадры, и диапозитивы, и, простите за выражение, карты... хе-хе... географические, конечно, а также многие другие наглядные пособия. Но в связи с тем, что у нас очень ограничено время, мы едва-едва, как мне представляется (и вы в этом, надеюсь, убедитесь!), уложимся в него, не прибегая к демонстрации кино и, простите за термин, голограмм. Подобным образом Органов мог говорить часами. Молодые лекторы называли органовский стиль «мертвой зыбью»—водянистые, бессодержательные фразы волнами наступают на слушателя, убаюкивают его, притупляют восприятие, обволакивают, как вата. Кончал Органов свою неплохо оплачиваемую трепатню традиционным финалом, который он позаимствовал у одного остроумного литературного критика: —Итак, товарищи, тем не менее, но тем более, и скорее более чем менее, да здравствует то, благодаря чему, несмотря ни на что! Спасибо за внимание! На Органова неоднократно и часто жаловались. Его прослушивали комиссии и общественные комитеты, но все оставалось по-прежнему: рекордсмена лишь слегка журили, давали ему советы, но раз и навсегда отставить его от слушателей никто не решался. Поэтому комиссий и проверок, различных аттестационных прослушиваний, контролеров и ревизоров Органов не боялся. Его пугала лишь конкуренция лекторов-общественников. Все больше и больше специалистов читали лекции бесплатно, да к тому же выбирали темы настолько интересные и любопытные, что аудитории ломились от посетителей. —Слушателей, жаждущих приобщиться к сокровенным истокам наук, на мой век хватит,— говаривал в таких случаях Органов.— Но эта новая волна —чтение без вознаграждения — меня эмоционально угнетает. Так ведь скоро за лекции платить совсем перестанут! А я привык жить широко, нараспашку! У меня, работника, не будем бояться этих слов, умственного труда, клетки мозга прожорливее, а активное серое вещество требует гораздо больших затрат, чем это формально зафиксировано в среднестатистических цифрах! Нет, нет, не хвалите мне лекторов-общественников, они вульгаризируют великий принцип «От каждого по способностям — каждому по труду». За свой труд я хочу получать, не будем бояться этого слова, материальную компенсацию! Поэтому и расстроился так Органов, побывав на лекции профессора Давыдова... ...— Мало нам местных республиканских альтруистов, так еще на столицы стали присылать,— вздыхал Органов, стоя возле тачанки с газированной водой тетушки Шуры.— Сегодня ваш кизиловый, не побоимся этого слова, сиропчик что-то больше похож по вкусу на клюквенно лимонный? Или мне так только кажется? Острее, чем обычно, так сказать... В общем и целом, уважаемая Шура, еще стаканчик. Органов еще раз нехорошо отозвался о лекторах-общественниках, не стал слушать возражений тетушки Шуры и, размахивая тростью, гордо неся свою рыжую мохнатую голову, зашагал к детской больнице, где у него должна была состояться лекция на тему «Эпоха великих географических открытий в связи с проблемой повышения уровня воды в бассейне Цимлянского моря». На территорию больницы его пропускали беспрепятственно, даже во время самого жестокого карантина. Все сотрудники этого учреждения за свою жизнь уже много раз слышали лекции товарища Органова и были уверены в его природном иммунитете против всех эпидемических заболеваний. —Приветствую, так сказать, в полном смысле этого слова!— пожимая руку стоящего в воротах вахтера, произнес Органов.— В вашем лице, не будем бояться прямых и безусловных утверждений, приветствую одного из верных, и я бы даже сказал, персонально преданных делу педиатрии, в частности, и нашему самому передовому в мире здравоохранению в целом, ветерана! Рад обменяться с вами рукопожатием — этим старинным, овеянным преданиями и освещенным фольклором символом радушия, который имел свой особый смысл в рыцарские времена, когда, не будем скрывать истины, отношения между отдельно взятыми рыцарями были довольно натянуты, чтобы не сказать коварны. Лектор привычно перевел дух и хотел продолжать речь, но вахтер испуганно выдернул свою ладонь из пальцев Органова и сказал: —Проходите, уважаемый, вас там медперсонал заждался небось! Но сегодня от Органова. так легко отделаться не удалось — лектора распирало желание общаться. —Конечно, слов нет, вы на боевом посту, дорогой друг!— воскликнул Органов, гордо опершись на трость.— И поэтому не услышите моей лекции. Разрешите я вам, так сказать, фрагментарно, конспективно, изложу основные тезисы... И, наверное, Органов, сам себе удивляясь, вопреки своей теории обязательного вознаграждения, прочел бы вахтеру-вратарю бесплатную лекцию, если бы проходящий по улице приятель не окликнул лектора: —Почему вы возле больницы, уважаемый? Заболел кто-нибудь из ваших почтенных родственников? Органов шагнул к приятелю и радушно произнес: - Очень рад, драгоценный и родной, видеть вас! Большое спасибо, но у меня все здоровы! Как ваше здравие? Как настроение? - Товарищ Органов, прошу к нам!— сделал приглашающий жест вахтер.— Медперсонал продолжает ждать! - Медицина — наша гордость!— беря приятеля под руку, сказал Органов.— Не будем скрывать — все мы в какой-то мере, кто в большей, а кто в меньшей, но зависим от медицины, от ее достижений, от ее уровня... А так как приятель продолжал идти своей дорогой, то и Органов зашагал с ним в ногу. —Куда же вы, товарищ лектор?— жалостливо воскликнул вахтер. Но Органов уже забыл о лекции для педиатров. Его все дальше несло по волнам необычного вдохновения: —Пожалуй, искренне завидую я, так сказать, между нами говоря, только медикам. Сами посудите, уважаемый: быть представителем этой драгоценной для людей профессии — само по себе уже почетно! Каждый из нас, в конце концов, если заглянуть в лицо правды, если не отворачиваться от суровой действительности, более или менее смертен! А медицина, разумеется, совместно со всеми другими здравоохранительными мероприятиями, как, например, спортивными организациями, системой вытрезвителей, диспансеров, различных санаториев, домов отдыха, турбаз, пансионатов, кемпингов, мотелей — продлевает жизнь!.. Да, да, жизнь, состоящую из работы и отдыха! А отдых — право, гарантированное каждому советскому человеку нашей замечательной Конституцией! Отдых может быть активным — путешествия, турпоходы, а также пассивным — дача, курорт. Курорт имеет также и лечебное значение — грязи, целебная минеральная вода, горный воздух, море, пляжи... солярии, воздушные ванны, бары, кафе, коктейли, грили, шашлычные, чебуречные... общественное питание — основа сервиса! А сервис — это глобальная проблема наших дней... Приятель начал поглядывать на болтающего без умолку Органова с опаской. —Что-то нынче на вас, уважаемый, как бы сказала моя бабушка, говорунчик нашел,— произнес приятель, оглядываясь по сторонам.— Бесконечно интересно слушать вас, но я очень спешу... Тут в поле зрения приятеля попал проходящий мимо пожилой гражданин с портфелем. —' Вот кто с удовольствием вас послушает,— притормаживая пожилого гражданина, сказал приятель Органову.— А мне разрешите откланяться! Органов, пребывающий в состоянии говорливо-восторженном, даже не обратил внимания на смену собеседников. Он ухватил под руку своего нового слушателя и на той же скорости продолжал: —Глобальные проблемы коммуникабельности, так сказать, если их брать в общем и целом, имеют для человечества гигантское значение. Как понять, ощутить, осознать, в конце концов, что человек человеку друг и брат, если не общаться на всех уровнях, не открывать, не будем бояться этого слова, душу, не открывать, скажем, откровенно и прямо, сердца тому, кто тебе близок по духу, по труду, по тем усилиям, которые... Гражданин, с недоумением посмотрев на лектора, осторожно начал высвобождать свой локоть из его цепких пальцев. ...прилагаются всем человечеством — и я это особенно подчеркиваю — для создания во всем мире, на всей планете Земля, атмосферы мира, делового сотрудничества, а в конечной своей стадии создания социалистического общества землян, то есть содружества людей, связанных, спаянных сродненных меж собою не только общностью тех сил, которые они все вместе, плечом к плечу, приложили для достижения замечательных результатов... - Да, нынче утро жаркое,— сказал пожилой гражданин с портфелем, все еще не оставляя надежды высвободить свой локоть из органовской руки. Они давно остановились и стояли посреди тротуара. Органов, не обращая внимания на окружающих, громко разглагольствовал, время от времени помахивая тростью. Какой-то юноша, уткнувший нос в свежий газетный лист, подошел к ним, спросил: «Вы последний?» и встал в затылок пожилому гражданину с портфелем. Затем полная женщина с мелкокалиберным мальчиком спросила юношу; «Вы на автобус? Да?»— я встала за ним. Очередь росла, и Органов, считая, что это собираются люди, желающие его послушать, повысил голос. —- ...Исходя из этих соображений, мы можем с твердой уверенностью обобщить вышесказанное, так сказать, подвести некоторые, пусть частичные, промежуточные, еще не окончательные, но не будем бояться этого слова, итоги, которые, если и не охватят всей проблемы в общем и целом, но, однако, тем не менее, помогут нам, в какой-то степени, кое-что сформулировать, получить в некотором роде, я бы сказал, квинтэссенцию тех некоторых постулатов, которые послужили отправной точкой для наших рассуждений, которые в свою очередь... - Кто это?— громко спросил мальчик, испуганно глядя на разошедшегося Органова.— Дядя из театра? - Ничего не понимаю!— пожала крутыми плечами женщина и обратилась к окружающим: — Мы правильно стоим, здесь автобусная остановка? - Да это же лектор, товарищ Органов из общества «Знание — сила»!— крикнул кто-то из стоящих в самом конце лжеочереди. Наверное, внедряется новый метод: если слушатель не идет на лекцию, то лекция идет к слушателю! - О чем он говорит? Простите, я плохо слышу! - Сто слов в минуту — ни одного толкового! - Вот научились некоторые болтать — диву даешься! - На нашем вроде языке, а — непонятно! Слова все знакомые — а ни черта не разберешь! — Простите, что он сказал? —Я сам скажу: остановка — на том углу!—крикнул громко кто-то.— Видите, во-о-он где автобус-то останавливается! Очередь, кляня Органова предпоследними словами, ринулась к остановке. Воспользовавшись общей суматохой, вырвался из рук лектора и шустро засеменил за всеми пожилой гражданин с портфелем. Исчезновение аудитории не обескуражило Органова. Он вдохновенно взмахнул тростью, пересек тротуар, взобрался на стоящую возле ворот старого дома скамью и, обращаясь к прохожим, произнес: —Поздравляю и приветствую, дорогие товарищи! Он профессионально улыбнулся, сделал плавный взмах рукой и продолжал: —Очень рад новой встрече с такой уважаемой публикой! Вижу среди вас, дорогие друзья, знакомые лица — видимо, ряд товарищей уже неоднократно посещали мои лекции — польщен, весьма польщен, большое спасибо, я бы даже сказал, благодарю за внимание и постоянство, именно — благодарю!— не боюсь этого слова, ныне не слишком модного, но, тем не менее, вполне точно и определенно отражающего эмоциональный смысл вышесказанного. Сегодня, а именно в данный момент, здесь, сейчас, мы начинаем большой и, надеюсь, взаимополезный разговор о... Прохожие останавливались (кто с улыбкой, кто очень серьезно, а кто и с откровенным любопытством), старались вникнуть в смысл органовских речений. Однако, чем больше он говорил, тем заметнее менялось к нему отношение случайных слушателей. Одни, махнув рукой, продолжали свой путь, другие начинали иронически комментировать словесный поток Органова, третьи — проникались к лектору явным состраданием. - Может, заболел мужик-то? - Знаем мы его хобби — толочь воду в ступе! - Да ладно вам! Ясно же — занедужил человек! - Есть такая хворь: язык без костей — слова без смысла! - Болтливый немой! - Ничего смешного тут нет, товарищи: сбрендил лектор! - Конечно, сколько лет можно языком молоть! - Скорую помощь нужно вызывать, а не шутки шутить! - Только не спугните его, граждане хорошие! Пусть говорит, сколько хочет! А то, ежели оборвать, припадок может начаться. Я вот в прошлом году в Малом Ярославце наблюдал аналогичный случай... - Милок, ты говори, говори, не обращая на нас внимания. Сейчас за тобой, родимый, приедут... все будет хорошо... ...Органов не успел закруглить свою очередную, длинную, словно караван барж на реке, фразу, как подкатила желто-синяя (в просторечье именуемая почему-то «канарейкой») милицейская автомашина. В руках блюстителей порядка лектор сразу обмяк, затих. Взгляд его потускнел, трость выпала из пальцев, на лице проклюнулся обильный пот. —Я, дорогие товарищи, не будем, так сказать, бояться этого термина,— вяло пролепетал он, уже погружаясь в машину,— более или менее, между прочим, в общем и целом, со всей прямотой... После того, как Органов окончательно пришел в себя и, выслушав рассказ о своем поведении, ужаснулся («Ничего не помню! Ничего, так сказать! В полном значении данного понятия, товарищ майор,— не будем бояться этого слова!»), он подробно рассказал майору Муратову все, что предшествовало этим странным событиям. —В соседней комнате, у сержанта Маликова, подпишите протокол,— сказал майор,— и шагайте домой, отдыхайте. Когда за Органовым захлопнулась дверь, майор снял телефонную трубку, набрал номер. —Гостиница? Скажите, профессор Давыдов у себя? Да, да, который из столицы. Спасибо. Майор положил трубку на аппарат и закурил. - Дыма много,— сказал, входя в кабинет, Назаров,— а видны ли сквозь него прогрессивные мысли?! - Немного просвечивают,— ответил майор.— Придется мне съездить в гостиницу, повидать одного человека... - Разрешите, товарищ майор?— в кабинете появился сержант Маликов. - Еще один?— устало спросил майор. - Так точно. - Кто же на.этот раз? - Товарищ Баев! - Директор фабрики?! - Не лично он, товарищ майор, а его секретарь Анна Степановна пришла. Такое рассказывает... сплошное удивление! - Ну, ты пока оформи протокол Органова, а секретаря давай ко мне. И посмотрев на страдальческое лицо Назарова, сказал: —Да не завидуй ты нам! У тебя одного пожара не хватает для полного счастья — это чепуха, а вот у нас такой избыток ЧП, что целый месяц отчитываться придется... Не уходи, а послушай, что секретарь Баева расскажет.,, Анна Степановна, секретарь директора Баева, принадлежала к той категории секретарей, которые за своих шефов голову готовы отдать на отсечение. За спиной Анны Степановны директор чувствовал себя спокойнее, чем за железобетонной стеной. Многие годы работая с товарищем Баевым, Анна Степановна изучила его характер до такой степени, что даже жена директора советовалась с ней по различным тактико-семейным вопросам. Несмотря на явную взволнованность, Анна Степановна старалась говорить не торопясь, аккуратно подбирая слова. Ей очень хотелось, чтобы в рассказе о чрезвычайном, необычном происшествии, случившемся на ее глазах с товарищем Баевым, все было предельно правдиво. ПРОИСШЕСТВИЕ ПЯТОЕ. ЧТО ПРОИЗОШЛО С ТОВАРИЩЕМ БАЕВЫМ, ДИРЕКТОРОМ НЕ ИЗ ХУДШИХ Товарищ Баев считался толковым, крепко знающим производство руководителем. К его несколько грубоватой манере общения с подчиненными обычно относились снисходительно, как к невинной слабости руководящего деятеля, а к излишней категоричности в суждениях — как к незначительным издержкам хозрасчетного стиля руководства. Но сегодня, как сообщила Анна Степановна, Баев прибыл на работу в состоянии какого-то лихорадочного возбуждения. Многоопытная секретарь приписала это необычайное обстоятельство тому, что у директора утром была встреча с секретарем горкома, на которой обсуждалось выполнение квартальных обязательств. Пройдя в свой кабинет, Баев сразу же попросил принести ему зеленый чай покрепче и без вызова никого не пускать. - Как вы себя чувствуете?—спросила шефа Анна Степановна. - Что-то... голова... немного,— туманно ответил Баев. - Может, врача пригласить? - Перебьемся. Лучше пригласите ко мне главного инженера. То, что директор не назвал главного по имени-отчеству и даже по фамилии, было плохим признаком—значит, опять начнутся «разгоны», «накачки», «вправление .мозгов» и прочая воспитательная работа. Однако развернувшиеся затем события показались фантастикой даже видавшей виды Анне Степановне. Когда главный инженер вошел в кабинет, Баев встретил его, с места в карьер, таким заявлением: - Подрыва авторитета я не потерплю! Так и знайте! Эти ваши безобразия разваливают производство! - Во-первых, здравствуйте,— сказал главный инженер.— А во-вторых, я не могу понять — о чем? Какие такие «безобразия»? Кто подрывает? Что?.. - Вы! Лично! Производство! За моей спиной... Мне все известно! Вам мои недостатки нравятся?— в лоб спросил Баев. - Как вам объяснить...— замялся инженер. - Ай-ай-ай! Не хватает гражданского мужества сказать правду в глаза?! Нравятся или нет?! Ну?! - Не нравятся. Недостатки потому и называются недостатками, что с ними нужно бороться. - А меня они устраивают! Вот бумага. Пишите заявление —. прошу и так далее по собственному желанию. - Давайте разберемся спокойно, уважаемый товарищ директор. Я действительно говорил, что нас лихорадит с выполнением обязательств, и, если вы имеете в виду мою докладную о невыполнении плана за последнюю неделю, то... Главный инженер хотел продолжать, но директорский окрик остановил его: —Мне осточертели препирательства с вами, дорогой и уважаемый! Вы настолько распустились, что позволяете себе... и вообще! Имейте в виду, если вы покинете наш коллектив по собственному желанию, то я обещаю вам отличную характеристику. В противном случае... Главный инженер удивился и, помянув, что много лет добросовестно работает на своем посту, наотрез отказался подавать заявление об уходе. - А-а, вы еще, к тому же, настолько упрямы, что не хотите признать себя неправым?! - В чем?— недоуменно спросил главный инженер. - Так вы до сих пор ничего не поняли!— закричал товарищ Баев.— Значит, мнение руководителя для вас — пустой звук? Тогда прямо скажите — Баев пустозвон! Вот и договорились! И далее, раскручиваясь все больше и больше, директор заявил, что не видит абсолютно никаких возможностей для совместной работы и что товарищ главный инженер может считать себя с сей же минуты свободным. - С окончательной формулировкой причин увольнения,— добавил Баев,— вы можете ознакомиться через десять минут в приказе! Идите! - Что это с ним произошло?— выйдя из кабинета в приемную, спросил у Анны Степановны главный инженер. - Говорит, голова... немного... того. - Да, заметно! Он меня пытался уволить неизвестно за что! Над столом секретаря зажглась лампочка — вызов к директору. —Ой, что-то будет!— нервно поправляя прическу, произнесла Анна Степановна. Главный инженер удивленно пожал плечами и вышел. Директор крупными шагами мерил комнату. - Садитесь и стенографируйте,— приказал он Анне Степановне.— Главного инженера... хотя нет, подождите. Вызовите ко мне начальника планового отдела. - Это правда?— агрессивно спросил плановика Баев, когда тот явился по вызову. - Что? - То, что написал в докладной бывший главный инженер — о невыполнении плана за последнюю нбделю? - Как, бывший? Это же лучший наш сотрудник! - Характеристики буду давать я!— повысил голос директор.— Извольте отвечать: план выполнен или нет? - За прошедшую неделю план действительно недовыполнен на десять процентов. - Ах, вот так! Безобразие! Черт знает что!— вскричал Баев. - Чему вы удивляетесь?— сказал начальник планового отдела.— Вам же докладывали это в понедельник на летучке. - Прошу мне не указывать!— стукнул кулаком по столу директор.— Сейчас же перепишите сводку так, чтобы у нас было не на десять процентов меньше, а на десять больше... - Бумага, конечно, вытерпит,— усмехнулся плановик.— А как будем выкручиваться? На этой неделе мы опять едва-едва девяносто пять процентов вытянем. - Советы можете давать своей жене! Приказано — выполняйте без лишних дебатов. - Что-то вы нынче грозный. Но ведь от крика план выполнения вверх не подскочит! - Понятно,— зловеще произнес Баев.— Честь родного предприятия — для вас ничто. Вы можете втоптать ее в грязь ради формального сухого, казенного, бездушного показателя! - Ну, зачем же так примитивно?— удивился плановик.— Просто я не люблю очковтирательства. - Значит, по-вашему выходит, что я — люблю? Ясно. То-то вы удивляетесь, что я уволил главногр инженера: «Почему бывший? Почему бывший?» А вы думали, он — будущий? Может, даже будущий директор? Ну, конечно, план вас не интересует! Ваше дело — интриговать против меня. Протащить главного инженера в директора! Сдайте документы своему заместителю! Все! - Анна Степановна!— нажимая десять раз подряд кнопку вызова, закричал Баев. И когда она вошла, приказал: —Анна Степановна! Стенографируйте: за формализм, за бюрократизм, за непонимание задач текущего момента, за косность и невежество, за невыполнение указаний руководства... уф... хватит?., с сего числа увольняются... Плановик в совершенном недоумении покинул кабинет. Вслед за ним Баев пригласил к себе главного технолога. - Где вы были, когда мы проваливали план?— обрушился на технолога директор, едва тот переступил порог. - Не понимаю... - Сейчас поймете! Почему вы бездельничаете, когда мы в прорыве? - Кто бездельничает?— возмутился главный технолог.— Да я могу привести... - Ничего вы уже не можете! — закричал товарищ Баев.— Вы уволены!!! Анна Степановна, пишите: за развал работы, за равнодушие к интересам коллектива, за отсутствие инициативы и так далее... припишите... с сего числа... Затем был затребован начальник снабжения. Весь разговор с ним занял у товарища Баева ровно одну минуту. Директор сразу же -заявил: - Вы уволены! - За что?— только и успел спросить снабженец. - Узнаете из приказа!— остроумно ответил директор. Потом Анна Степановна, растерянная от всего происходящего, вызвала к Баеву начальника отдела кадров. Он был уволен за полминуты. Следующим... короче говоря, через некоторое время разбушевавшийся директор уволил почти весь руководящий состав предприятия. А когда очередь дошла до заведующего медпунктом, все поняли, что пора вызывать скорую помощь. Между тем, жертвы произвола, вместо того, чтобы хвататься за голову от отчаяния, только изумленно разводили руками и продолжали как ни в чем не бывало работать на местах: было ясно, что с директором творится неладное. В обеденный перерыв все уволенные объединились и, обсудив положение вещей, решили пойти к Баеву для переговоров., Однако, когда делегация пришла к директору, Баева уже не было. Расстроенная Анна Степановна сказала: - Плохо себя почувствовал, разболелась голова,— уехал домой. - Товарищи,— обратился главный инженер к остальным,— предлагаю обсудить сложившуюся ситуацию. * * * —Сразу были сформулированы две точки зрения,— взволнованно рассказывала майору Муратову Анна Степановна,— одни считали, что у директора что-то произошло с психикой. Главный технолог сказал, что Баев всегда был преувеличенно пристрастен к критике, считал себя непогрешимым, страдал излишней подозрительностью и понимал принцип единоначалия как диктатуру. И что, мол, наконец, он полностью проявил темные черты своей натуры. Главный инженер, наоборот, считал, что все происшедшее — необъяснимый феномен. И высказал предположение, что товарищ Баев попал в зону какого-либо вредного излучения или же подвергся внушению инопланетных пришельцев... Поэтому и было решено действовать в двух направлениях: сообщить об этом ЧП врачам и милиции. Я позвонила в поликлинику и пошла к вам. - Врачам — понятно, но почему милиция?— поглаживая бровь, спросил майор Муратов. - Ну, может, вам известно что-нибудь про вредные излучения или отравления в нашем городе,— сказала Анна Степановна. - Утром, вы говорили, директор был в горкоме. А оттуда на завод он шел пешком?— спросил майор. - Конечно, ведь если идти через базарную площадь — это всего пятьсот метров. - Значит, он шел мимо тетушки Шуры!— воскликнул Назаров —«Райпожар». А майор, пожимая руку Анне Степановне, произнёс: —Совершенно правильно сделали, что пришли. Врачи врачами, от них товарищу директору хуже не будет. Но, в данный момент, ваше сообщение, пожалуй, больше всего пригодится нам. Думаю, что уже завтра ваш товарищ Баев будет в боевой форме. Хотя смотреть в глаза своим коллегам ему будет не так просто... Ну, да это уже дело вашего коллектива! Еще раз спасибо за помощь. Когда Анна Степановна ушла, майор схватился было за табак, хотел набить трубку, но потом решительно сунул кисет в карман кителя. - Ну, дорогой мой Орест Михайлович, теперь я знаю почти все,— произнес Муратов,— Сейчас поеду проверять свою догадку. - Да, любопытные дела творятся,— вздохнул Назаров.— Ты не зря деньги получаешь — никто упрекнуть не может* А вот мне не хватает... - Знаю, знаю, одного малюсенького возгорания или хотя бы вызова на пожар,— засмеялся Муратов.— Ах, как я тебе завидую! ЧТО ПРОИЗОШЛО В ГОСТИНИЦЕ «ДАРЬЯ» - Товарищ Давыдов у себя?— спросил майор у дежурной по этажу. - Третий люкс. Вторая дверь по первому коридору направо,— ответила дежурная. Профессор оказался невысоким толстячком в больших круглых очках. Белый полотняный китель плотно обтягивал пухлый животик. На аккуратно покрытом газетой столе были разбросаны различные мелкие предметы командировочного обихода, а на диване распахнул свою пасть большой рыжий чемодан. Из смежной комнаты доносились звуки музыкальной телепередачи. После взаимных представлений и приветствий профессор, кивнув на чемодан, пояснил: —Вот собираюсь к вечернему самолету. Садитесь, товарищ майор, побеседуем, время у нас есть еще. Курите — чего зря трубку в руках крутите? Да и я подымлю за компанию! Муратов достал кисет, предложил табачок профессору. Профессор понюхал табак, одобрительно покачал круглой головой, достал свою трубку — в ее чубук входило табаку не меньше, чем в трубку майора. - Собственно говоря,— сказал профессор, хитро посматривая на майора,— я знаю, чем обязан вашему визиту. И рад, что вы догадались ко мне зайти. Жалко, что вы не побывали на моей лекции. - Непременно побывал бы, но так уж вышло — узнал о ней поздно. Наше «Знание — сила», видимо, рекламировать работу приезжих не любит,— с сожалением произнес майор. - Да, жаль,— раскуривая трубку, молвил профессор.— Ну, так что вы хотели у меня выяснить? - Несколько вопросов. Что добавляла в кизиловый сироп тетушка Шура? Почему вы выбрали именно этих шесть человек для опыта? И, может быть, вам известно, почему и куда скрылась сама Шура? - Только и всего?— улыбнулся профессор.— Но позвольте, прежде чем я все объясню, задать вам один вопрос. Каким образом вы раскусили наш трюк? - Во-первых, лекция. Один из ее тезисов: «Мелкие недостатки следует искоренять так же серьезно, как и большие, ибо они приносят обществу в конце концов не меньше зла». Короче говоря: борьба с терпимостью к тому, что мы называем мелкими недостатками. Верно я сформулировал? - Приблизительно верно,— согласился профессор. - Далее. Некоторые из присутствующих на Вашем выступлении, в частности, Органов, наш местный лектор, усомнились в вашей правоте и пытались утверждать, что мелкие недостатки не более чем мелочь и нечего бить из пушек по воробьям, когда кругом и без того хватает мишеней покрупнее. Тогда вы решили произвести эксперимент, показать, словно в увеличительном стекле, как выглядят так называемые мелкие недостатки, если их вытащить на всеобщее обозрение, не маскировать их. - Да, да, вы почти точно передаете ход моих мыслей,— возбужденно произнес Давыдов.— Именно: увеличительное стекло! Именно — пусть все увидят эту ржавчину в укрупненном виде! Очень интересно! Продолжайте, прошу! - А дальше было совсем легко,— усмехнулся майор.— Сопоставив обстоятельства, предшествующие всем эпизодам, нельзя было не обратить внимание на одну общую деталь: кизиловый сироп тетушки Шуры. Ясно: некоторым лицам она умышленно подмешивала в сироп что-то такое, из-за чего люди на некоторое время теряли над собою контроль и раскрывались, каждый по-своему, во всей неприглядности. Таким образом, ваша точка зрения была наглядно доказана: мелкие недостатки начинали выглядеть иной раз довольно страшновато... - Так вы, в сущности, товарищ - майор, уже все преотлично знаете,— весело дымя трубкой, сказал профессор.— Не меньше, чем я сам. - Кроме ответов на те вопросы, которые я вам задал. Что подмешивала тетушка Шура в кизиловый сироп? - Вот что,— достал из кармана плоскую коробочку профессор. Он раскрыл ее и высыпал на стол розовые шарики. - Это, грубо говоря, сухой питьевой спирт,— усмехнулся профессор.— Каждый шарик эквивалентен, примерно, тремстам граммам водки. Особенно ценное его свойство — он не имеет обычного сивушного запаха. - Поэтому мы и не могли приметить внешних признаков опьянения!— вздохнул майор. - Ну, а в остальном действие его, в принципе, не отличается от обычного алкоголя. Шарики эти известны давно, но идея их применения в данных обстоятельствах — моя. Почему вы выбрали именно этих шестерых граждан — Розу Максимовну, Беркина—«Невесту», подхалима-юрисконсульта, Копенкова, Органова, директора Баева? - Да, собственно, я никого не выбирал,— сказал профессор, выдыхая густое облако табачного дыма,— уважаемая Шура, которая согласилась мне помочь (кстати, я ведь уроженец Ново-Дарьинска, многих здесь знаю, а тетя Шура — моя родственница) использовала по своему усмотрению около тридцати шариков. Видимо, остальные граждане, если обладали, то вполне невинными «мелкими недостатками», поэтому и не попали в ваше поле зрения. - Однако, с точки зрения правил торговли, поведение тетушки Шуры довольно уязвимо,— проговорил майор. - Да, если вы сумеете доказать то, что я вам рассказал,— усмехнулся профессор.— Доказать же это невозможно. Разве Шура поступила плохо? Не оказала добрую услугу обществу? Она вывела на посмешище людей, которые в обычных условиях маскировались под порядочных, приносящих пользу членов коллектива. Заставила тунеядцев, иждивенцев разоблачить самих себя. За это грамоту нужно ей дать, а не статью подыскивать! - Никто не собирается привлекать ее, а также и вас к ответственности,— сказал майор.— Но все же в вашем эксперименте, вы не можете этого отрицать, профессор, есть некоторые нарушения положенного правопорядка. И — этичны ли подобные опыты? - Не надо изъясняться так научно и официально!— засмеялся Давыдов.— Скажите, положа руку на сердце: вы-то со мною солидарны в этой истории? - Если откровенно, то да,— сказал майор.— И тряпичницу, и ловкача-кладовщика, и тунеядца, и подхалима, и пустозвона-лектора, и директора с диктаторскими замашками — всех их стоило проучить. Теперь им, по крайней мере здесь, у нас, уже нельзя будет жить по-старому, уж слишком эффектно они продемонстрировали себя городу. За это спасибо! Напомню вам, товарищ майор, что вы задали мне еще и третий вопрос — о том, куда пропала уважаемая тетушка Шура? - Был такой вопрос. Так где же она? —В соседней комнате — смотрит телевизор. Профессор откинул портьеру, закрывавшую вход в смежную комнату, и сказал: —Дорогая тетушка, можно вас на минуту? Из комнаты выплыла улыбающаяся тетушка Шура, радостно приветствовала майора: - Ох, накурили! Из-за дыма не разберу, кто за столом сидит. А-а, добрый день, уважаемый начальник, почему сегодня тебя не видно было в городе? - Ох, тетушка, и вы еще спрашиваете?— рассмеялся майор.— Целый день я занимаюсь тем, что расхлебываю кизиловую стряпню, которую вы со своим родственником заварили! - Ну и мрак, ну и дыму понапустили!— опять заохала тетушка Шура.— Я почти ничего не вижу! Она подошла к окну и начала возиться со шпингалетами. —Что ж, простите,— сказал майор Муратов, вставая.— Рад был познакомиться, желаю успехов и счастливой дороги, товарищ" профессор. Будьте здоровы, тетушка Шура. Майор вышел в коридор гостиницы. Он уже шагал по улице, когда услышал тревожно-радостный звонок пожарных колесниц. «Кажется, коллега Назаров тоже не остался без работы,— подумал майор.— А где же пожар?» Он огляделся и увидел, что из окна на втором этаже гостиницы «Дарья» валом валит густой сизый дым. —Так это ж номер профессора!— рассмеялся майор.— Наконец-то Шуре удалось распахнуть раму! Ничего себе, надымили мы в два ствола! А мимо уже пронеслись ярко-оранжевые пожарные красавцы-автобусы и, лихо развернувшись, затормозили перед гостиницей. Испуганные прохожие замерли на тротуарах и гостиничном крыльце. —Вперед, орлы боевые!— закричал Орест Михайлович и бросился первым в стеклянные двери «Дарьи». «Да, опять не повезло нашим пожарным!— усмехнулся про себя майор Муратов. И с тревогой подумал:—Как бы они сейчас в азарте не ударили по профессору из всех шлангов и огнетушителей сразу!» Он повернул назад, к гостинице, и ускорил шаг. |
|
|