Лайана Камп ГОЛУБОЕ НЕБО НАД РАНЧО

Глава 1

Уютно прижавшись к основанию скалистых гор, возвышающихся с западного края долины, усадьба Макговернов смотрела на бесконечные мили голой, высушенной солнцем пустыни. В скалах за старым фермерским домом росли дубы, кедры и сосны, но к востоку от него не было видно ни одного дерева. Единственную тень в слепящем солнечном свете давали длинные разлапистые ветви мексиканской сосны да редкие листья разбросанного кое-где низкорослого кустарника.

Глубоко в тени веранды, занимающей весь фасад дома, в старом плетеном кресле сидела боком Крис, закинув на один из подлокотников голую ногу, чтобы покрасить ногти. Ее кожа все еще сохраняла свежесть и прохладу после теплой ванны, которую она только что приняла после того, как проработала почти весь вечер в саду. Она с удовлетворением вздохнула, лишь чуть потревожив беззвучным колебанием воздуха окружающую тишину.

Когда Крис только переехала в Техас, то была даже не в состоянии оценить эту удивительную тишину, следовавшую за ней по пятам в пустых комнатах старого дома, доставшегося ей от покойных бабушки и дедушки. Она выросла в городе, с рождения впитав в себя его звуки и запахи. С бакалейно-гастрономическими магазинами на каждом углу, а не на расстоянии в сорок миль от дома, как здесь. Соседи прибежали бы тотчас, стоило лишь позвать на помощь, — не то что здешние чужаки, живущие в миле от нее или еще дальше по дороге, которые не услышат тебя, даже если будешь вопить истошным голосом. Одинокая, напуганная пустынностью ландшафта, она никак не могла привыкнуть к тишине безлюдья и часто просыпалась среди ночи с дико колотящимся сердцем, тщетно пытаясь расслышать знакомые звуки автомобильных гудков, ревущих сирен и. возгласов веселящихся подростков. Но здесь не было уличного движения, машин «скорой помощи», людей — разве что изредка слышался далекий вопль койота да мягкий шепот ветра, овевающего склоны холмов, шелестя травой и тихо выбалтывающего тайны, которые казались старше самого времени. Чувствуя себя более несчастной, чем когда-либо в жизни, только в первую неделю она раза три упаковывала чемоданы, полная решимости вернуться в Чикаго, в свой привычный и обжитой мир.

Но каждый раз, еще не дойдя до входной двери, она меняла свое намерение. Не может она вернуться назад, пока не может, да и, вероятно, никогда уже не сможет! Последние четыре года она работала в акушерско-гинекологической клинике в одном из самых неблагополучных районов города, превращая в реальность свою мечту об оказании помощи будущим матерям, которые не в состоянии были оплатить столь необходимые им медицинские услуги. Но она слишком рьяно отдавалась своей работе, и это не прошло бесследно. У нее развилась язва, и она так страдала, что часто едва могла заснуть. Лечащий врач предостерег ее, что она слишком много берет на себя. Но Крис знала, что в ней отчаянно нуждались, и не желала ничего слушать. И вот однажды поздно ночью в клинику поступила одна из ее знакомых пациенток — Пегги, готовая родить в любую секунду.

Все должно было пройти гладко, без сучка и задоринки. Крис помогала женщинам разрешиться от бремени десятки раз — и без каких-либо осложнений. А ведь Пегги во время беременности строго следовала всем ее предписаниям. К тому же эта будущая мама отличалась превосходным здоровьем, и никто не мог бы предсказать разрыв пуповины. У новорожденного не было ни одного шанса выжить…

Боль острой иглой вонзилась в сердце Крис — слишком свежо было все в памяти, слишком мучительно, чтобы ужасное воспоминание не разрывало ей сердце. В самых потаенных уголках ее сознания таилось сомнение в самой себе, и всяческие «что если» беспрестанно терзали ее в каждую минуту. Крис постоянно убеждала себя в том, что она же не Господь Бог и что только чудо могло бы спасти ребенка. Но это не помогало. Ничто не помогало. Пытаясь освободиться от мучительных воспоминаний, Крис сделала глубокий, успокаивающий вдох и постаралась сосредоточиться на красоте простирающегося перед ней ландшафта.

Голо. Пусто. И удивительно покойно. Солнце село на западе за горами, отбросив длинные неподвижные тени, а в тысяче миль отсюда, в Чикаго, обитатели уже пробиваются домой, толкаясь бамперами в неизменных пробках уличного движения, и все это будет повторяться каждое утро и каждый вечер. Здесь же царит покой уходящего дня, сквозь который пробивается лишь постоянный шелест ветра, шепчущего ей в ухо что-то сокровенное, взывающего к тайникам ее души. Как облегчающий боль бальзам, покой просачивался через ее напряженные нервы, расслабляя и освобождая от жутких воспоминаний, грозящих сломать ее навсегда.

Погрузив кисточку во флакончик с розовым лаком и уже начав наносить его на ноготь большого пальца на ноге, она заметила, как на подъездную дорожку с шоссе неожиданно влетел на бешеной скорости черный пикап. Испуганная, Крис подняла глаза и… невольно провела лаком линию поперек пальца.

Ловко, Крис, упрекнула она сама себя и потянулась за бумажной салфеткой. Словно никогда раньше у тебя не было посетителей.

Да, впрочем, и не было — кроме Энн. Но у той был красный джип, и она никогда не приезжала в это время дня. Рассеянно стирая лак с большого пальца, Крис следила глазами за тем, как в облаке пыли резко, как вкопанный, остановился грузовичок, различая лишь неясную тень водителя за тонированными стеклами кабины. Энн говорила, что жить в пустыне Техаса неизмеримо безопаснее, нежели на кишащих обывателями улицах Чикаго, но Крис в городе никогда не находилась в подобной изоляции, и ее сердце невольно заколотилось в ускоренном ритме. Заставив себя сидеть неподвижно, она бросила быстрый взгляд на входную дверь, мысленно измеряя расстояние от нее до кресла. При необходимости она могла бы в три секунды очутиться за дверью и задвинуть засов.

— Я ищу Кристину Макговерн. Она здесь?

Из кабины грузовичка выскочил настоящий гигант. Высокий, стройный, мускулистый, явно проводящий все время на воздухе. Что и говорить — этот тип великолепно смотрится в своих поношенных джинсах, поцарапанных кожаных сапогах и черной ковбойской шляпе. В любое другое время Крис непременно оценила бы его квадратный волевой подбородок, четкое загорелое лицо, пронзительно голубые ясные глаза. Но взгляд Крис не мог оторваться от обезображенного гневом рта незнакомца, рта, который мог быть невероятно чувственным, если бы не вытянутые в ниточку губы. Ей приходилось и раньше общаться с разгневанными мужчинами, но никогда еще она не видела столь сердитого.

Осторожно поднявшись на ноги, она наградила незваного гостя холодным взглядом и как щитом прикрылась своим званием.

— Это я — доктор Макговерн.

Если бы Гари не испытывал такую ярость, его бы разобрал смех. Судя по ее северо-восточному выговору, она явно приехала с той женщиной из Чикаго, но вот если она доктор, то он готов чуть ли не съесть туфли своей тетушки! Пусть он ни разу не видел Кристину Макговерн, он был твердо уверен, что сразу узнал бы ее. В его голове уже сложился ее образ: жесткая, непреклонная феминистка, городская женщина, холеная и холодная, которая никогда не предложит тепла мужчине, даже если тот придет прямо из снежной бури. Стоявшая перед ним девушка совершенно не походила на сложившийся в голове образ.

День был жарким, напоминавшим о приближении лета. Неустанно дул сухой, скрипящий на зубах ветер, а она выглядела свежей, как степь после предрассветного дождя. Маленькая, изящная, с бледно-кремовой нежной кожей, вызывающей желание прикоснуться к ней; с черными вьющимися густыми волосами, свободно ниспадающими до плеч. На мгновение его взгляд задержался на ее обнаженных ногах, прикрытых лишь тонкими розовыми шортами. Еще на ней была короткая цветастая блузка. Потом он уже не мог оторвать глаз от ее лица. Что-то в ней было уязвимое. Что-то, быть может, в мягком изгибе рта или в темно-зеленой бездонности глаз, что говорило о ее утонченности, нежности, которую легко ранить…

Гари почувствовал какое-то странное беспокойство в душе и едва удержался от ругательства. Он вообще-то не слишком нуждался в женщинах и меньше всего — в Кристине Макговерн, и ему не следовало забывать об этом. В его намерение входило лишь отчитать назойливую докторшу да и убраться отсюда побыстрей.

Гари цинично усмехнулся.

— Я не знаю, кто вы такая, милочка, но у меня нет времени играть с вами в прятки. Идите, позовите доктора, пока я окончательно не потерял то немногое терпение, которое у меня еще осталось.

Терпение, которое у него еще осталось! Она возмутилась и гневно сверкнула глазами, услышав его снисходительный тон. Что вообще он о себе думает? В ярости выпрямившись во весь свой невысокий рост, она холодно посмотрела на него, вздернув свой дерзкий носик и как бы свысока, пользуясь своей позицией на высокой веранде, процедила:

— Послушайте, мистер ковбой, я вам не милочка и не подумаю подчиняться вашим приказаниям. Я уже сказала вам, кто я такая. Если вы не желаете слушать меня, это ваши проблемы. Я не собираюсь доставать из сундука свой диплом и доказывать вам, что я врач.

Не то, что она сказала, а то, как она это сделала — по-королевски задрав подбородок и сверкая льдинками в своих зеленых глазах, — вот что заставило Гари оборвать себя на полуслове и сощуриться, глядя на нее с недоверием. Это Кристина Макговерн? Та мегера, которая в последние недели превратила его хорошо налаженную жизнь в настоящий ад? Пронырливая, любящая вмешиваться в чужие дела, непримиримая защитница прав женщины, которая забила голову его сестры всяким вздором и внесла разлад в его семью? Эта нежная красивая женщина — Кристина Макговерн?

Его обуяла ярость, и понадобилось все самообладание, чтобы подавить в себе желание вскочить на крыльцо и встряхнуть ее так, чтобы у нее зубы застучали.

— Ну и наглая же вы, леди! Вы, конечно же, городская жительница, поэтому я на первый раз поверю вам на слово и предположу, что вы не в курсе того, как мы тут живем. Позвольте мне дать вам скромный совет. Перестаньте совать свой нос в дела, которые вас не касаются. Вам понятно?

— Нет! — огрызнулась она, уязвленная его тоном. — В самом деле, я даже не понимаю, о чем вы говорите. Кто вы?

На секунду Гари почти ввел в заблуждение ее невинный вид, но он тут же вспомнил те неприятности, которые она навлекала на их семью после каждой встречи с Энн. Кем бы ни была эта женщина, невинной ее никак не назовешь. Скрипя зубами, он удержался от ругательства и уставился на нее с неприкрытой враждебностью:

— Не делайте вид, что вы меня не знаете. За последние три недели вы причинили столько вреда нашей семье, что, если это будет продолжаться и дальше, я за себя не ручаюсь! Из-за вас я вынужден был надеть эту ковбойку, узкую, как смирительная рубашка, а я терпеть всего этого не могу. Вы слышите меня? Если уж вы желаете, пока живете здесь, доставлять кому-то неприятности, выберите себе другую жертву. Держитесь подальше от Энн!

По ее глазам он заметил, что она наконец поняла, о чем идет речь, и наградил ее злой усмешкой.

— Правильно, я — Гари, старший брат и опекун Энн. И я велю вам оставить ее в покое. Ей ни к чему такая подруга, как вы! Ясно?

Только что Гари сидел на ежемесячном собрании скотоводческого союза юго-западного района Техаса, где очередной докладчик жужжал что-то там о засухе, которая держалась у них вот уже полгода, но Гари Уилсон не слышал ни слова. Ковбойка на нем была слишком узка в плечах и длинна в рукавах и обтягивала его, как перчатка. Едва сдерживаясь, чтобы не выругаться, он призывал на помощь все свое немалое умение владеть собой, лишь бы невзначай не шевельнуть плечами и не порвать рубашку посреди спины. На нем была ковбойка брата, а Боб вряд ли сказал бы ему за это спасибо.

Обычно невозмутимые светло-голубые глаза Гари сверкали от ярости. Управление скотоводческим ранчо в две тысячи акров — работа пыльная и жаркая. Когда они с братьями в конце дня возвращаются домой, их одолевают усталость и голод, они мечтают прежде всего о мыле, горячей воде и чистой одежде. Не такие уж и высокие требования, если учесть, сколько долгих часов они проводят в седле в любую погоду. В последнее время, однако, если им и удавалось помыться горячей водой, то с чистой одеждой была напряженка. И он знает, кого в этом винить. Во всяком случае, не сестренку Энн.

Не то чтобы Энн была уж совсем не виновата, нахмурившись, напомнил себе Гари. Когда экономка Лайза, заботившаяся о них на протяжении почти десяти лет, взяла отпуск, чтобы ухаживать за своей беременной дочерью, Энн сама вызвалась делать почти всю домашнюю работу. В свои семнадцать лет, несмотря на то что братья баловали ее, она отлично справлялась почти со всеми делами лучше, чем можно было от нее ожидать, пока… пока в миле от их дома не поселилась доктор Кристина Макговерн.

Чужачка, типичная янки, бездельница, приехавшая в Техас на все время своего продолжительного отпуска, эта врачиха не довольствовалась мирным отдыхом. Твердокаменная феминистка, которая, конечно же, променяла свою женственность на карьеру, она стала доставлять неприятности, как только познакомилась с Энн.

«Крис говорит, что в генетическом коде мужчины нет ничего, что мешает ему выполнять домашнюю работу так же хорошо, как и женщине…

Крис говорит, что женщина должна уметь постоять за себя, иначе мужчины будут беспардонно эксплуатировать ее…»

Гари скривился, вспомнив знакомые интонации сестры. Он понимал, что ведение хозяйства трех братьев оказалось для Энн более сложной задачей, чем она ожидала. Сестра, конечно, дала понять новой соседке, что ее бесчувственные братья заставляют ее работать до изнеможения. Но, черт побери, эта женщина должна была сообразить, что Энн всего лишь мятущийся подросток, который в данном случае наслаждается своим мученичеством. Доктор могла бы просто посочувствовать сестре и не лезть в чужие дела. Вместо этого она подстрекала девчонку к открытому неповиновению, побудила ее даже устроить в доме ряд «забастовок», которые перевернули все вверх дном в спокойном и налаженном быту ранчо.

И хуже времени она выбрать не могла. Весна и ежегодный загон скота для клеймения и отгрузки всегда горячее время, но в этом году Гари к тому же донимала еще одна забота — последний платеж по ссуде, взятой им десять лет назад, после того как их родители погибли в автомобильной катастрофе.

Горькое воспоминание терзало его сердце. Жесткая складка губ болезненно смягчилась. У них были самые лучшие родители в мире, но никто не мог бы назвать их слишком ловкими в бизнесе. У них было много земли, но мало денег, а ранчо — как обнаружил Гари, взяв его управление в свои руки, — находилось на грани разорения.

На плечи двадцатидвухлетнего, только что женившегося парня, каким он был тогда, свалилась ответственность не только за ранчо, но и за братьев-подростков и за семилетнюю Энн. Он едва не ударился в панику, пока не сделал единственное, что могло спасти унаследованное ранчо, — заложил его, чтобы финансировать те необходимые улучшения, которые могли превратить запущенное хозяйство в жизнеспособную и удачливую скотоводческую компанию. Такое решение спасло ранчо, но стоило это ему в конечном счете больше, чем он ожидал, — его брака.

Губы Гари сжались в узкую линию, когда в его памяти возник далекий образ Айрин. То, что он по своей глупости когда-то чувствовал к ней, умерло давным-давно, но он отнюдь не забыл урока, который она ему преподала. Городских женщин, полных дурацких амбиций, стремящихся прежде всего к собственной карьере, следует всячески избегать. С тех пор, кстати, он больше не встречал женщин, похожих на свою жену, но именно такой, судя по всему, была Кристина Макговерн. Чем скорее она вернется в свой Чикаго, тем лучше.

Гари попытался сосредоточиться на скучных цифрах, излагаемых с трибуны докладчиком, но его мысли тут же привычно вернулись к предстоящему платежу по ссуде. В последние дни он постоянно думал об этом, что и неудивительно. Когда он брал ссуду, банк был рад этой сделке — ведь под обеспечение шло одно из самых крупных ранчо в штате. И если они не сделают последнего крупного взноса в ближайшие шесть недель, то потеряют свою землю. Поскольку эта мысль постоянно угнетала его, кто мог винить Гари в том, что он не замечал немытой посуды, отсутствия продуктовых запасов, пустых полок в кухонных шкафах.

Но братья, между прочим, заметили все это и пожаловались ему на выходки Энн. Его первым побуждением было рассмеяться. У него и без того забот полон рот, и немытая посуда казалась слишком уж незначительной неприятностью. Тем не менее он поговорил с Энн, воззвал к ее порядочности, напомнил, что им всем приходится делать что-то, что, может быть, совсем им не по душе. А она действительно здорово помогала семье, взяв на себя обязанности Лайзы. Со слезами на глазах Энн согласилась со всем, что ей говорил старший брат.

Это должно было положить конец влиянию Кристины Макговерн на Энн. Так оно и было некоторое время. Целую неделю Гари не слышал от сестры ни одной жалобы. И вот сегодня вечером, когда он, уже опаздывая, прибежал домой, чтобы переодеться к собранию скотоводов, то обнаружил, что Энн опять без всякого предупреждения «забастовала» — не выстирала их белье. Единственная чистая рубашка в доме принадлежала Бобу. Гари теперь почему-то уже совсем не забавляли демонстративные протесты сестры. Черт побери, этому нужно положить конец!

А это значит, что ему предстоит повидать подстрекательницу — Кристину Макговерн. До сих пор он избегал встречи с ней, поскольку ему и так хватало проблем на ранчо и он достаточно был наслышан о врачихе-янки, чтобы понять, что вовсе не хочет иметь с ней каких-либо дел. Назойливая женщина, сующая нос в чужие дела и свысока смотрящая на мужчин, она являла собой досадную помеху в его жизни, которая, он надеялся, исчезнет сама собой, если он по-настоящему вмешается в создавшуюся ситуацию. Поэтому он и начал действовать…

Его ледяные слова вызвали боль у Крис, но она даже не вздрогнула. Так это, стало быть, и есть Гари, старший из четырех Уилсонов, носивших имена любимых их матерью кинозвезд прошлых лет. Ей следовало ожидать этого. С первого дня знакомства с Энн — кстати, совершенно случайного, у сельских почтовых ящиков на шоссе — та только и говорила о своих братьях, особенно о Гари, названном в честь Гари Купера. И ее отзывы не всегда были лестными.

Деспотичный. Самонадеянный. Женоненавистник. Поначалу Крис полагала, что Энн слегка преувеличивает, но теперь-то она убедилась, что это совсем не так. Гари управлял ранчо и семьей, особенно Энн, железной рукой, уверенный в том, что сестра станет выполнять всю домашнюю работу для трех взрослых мужчин-холостяков только потому, что она оказалась единственной женщиной в семье. Неудивительно, что ее юная подруга столь несчастна! Он именно такой, каким его и описывала Энн, — типичный мужлан, питающий больше уважения к своему коню, нежели к женщинам.

А Крис не сомневалась, что женщин в его жизни хватало. Даже с нахмуренным лицом и в слишком узкой для него рубашке Гари Уилсон был все же дьявольски красив, такой мужчина, разумеется, не мог обходиться без женщин. Ему, вероятно, стоило лишь поманить пальцем…

Изящно изогнутые брови Крис сошлись при этой мысли на переносице, и раздражение выпрямило в ниточку обычно чувственный изгиб ее пухлых губ, пока она бесстрастно изучала незваного гостя — от черной ковбойской шляпы до поцарапанной кожи сапог. Какое ей дело, что он красив, как и тот, в честь кого был назван. Ни один мужчина не смеет приказывать ей и ждать, что она безропотно подчинится.

Глядя прямо в его глаза, она изобразила на лице холодную усмешку, призванную подействовать ему на нервы.

— Не полагаете ли вы, что вам нужно сбавить тон, мистер Уилсон? Там, откуда я приехала, семнадцатилетняя девушка считается достаточно взрослой, чтобы самостоятельно выбирать себе друзей.

— Тогда и отправляйтесь туда! — огрызнулся он. — Потому что, если вы и дальше будете доставлять нам неприятности, леди, вам придется иметь дело со мной. Кто бы ни вмешивался в дела моей семьи, этот человек не останется безнаказанным. Считайте, что вас предупредили.

Крис открыла было рот, чтобы объяснить ему, куда он может пойти со своим предупреждением, но Гари лишил ее этого шанса. Бросив на нее последний угрожающий взгляд, он крутанулся на каблуках и стремительно пошагал к своему грузовичку. Дойдя до кабины, резко распахнул дверцу, и… его рубашка расползлась на спине.

Крис задохнулась от смеха и прикрыла рот ладонью, пытаясь скрыть свои эмоции. Слишком поздно. Сощуренные глаза Гари бросили на нее быстрый взгляд, который даже на расстоянии пятидесяти футов опалил ее жаром. Пробормотав какое-то ругательство, он забрался в кабину. Через несколько секунд взревел двигатель, и грузовичок понесся по подъездной дорожке к шоссе, оставляя за собой шлейф сизой пыли.

Какое-то бесконечное мгновение Крис провожала его глазами, чувствуя себя расстроенной. Снова опустилась тишина, словно ее ничто и не нарушало, и шепот ветра, казалось, усмирял все волнения и страсти. Однако Крис слышала лишь, как гулко стучит ее растревоженное сердце. Гари Уилсон еще вернется. Она была уверена в этом так же, как и в том, что он высказал на полном серьезе свое предупреждение. Но ведь Энн — юная женщина, живущая рядом с тремя мужчинами, у нее нет подруги, с которой она могла бы поболтать, поделиться своими неприятностями и своими мечтами. Крис не могла просто взять и отвернуться от нее в то время, когда девушка так нуждается в наперснице. Если ее брат не может понять этого, так и черт с ним!..

Разорванная на спине рубашка всю дорогу как бы насмехалась над Гари. У Кристины Макговерн был отличный повод посмеяться над ним. Однако он довел до ее сведения свое видение проблемы и заметил по ведьминым зеленым глазам этой красивой, но удивительно наглой леди, что она все поняла. Если она будет стоять на своем, он постарается доставить ей столько неприятностей, что мало не покажется. Это она поняла тоже. Так что вопрос урегулирован… По крайней мере, с леди-доктором. Оставалась еще Энн.

С каменным лицом Гари остановился возле дома и выключил двигатель. Вечернее небо уже начало темнеть, и старый фермерский дом, построенный его прадедом в то время, когда Уилсоны только-только появились в Техасе, встретил его гостеприимными огнями. Сегодня, правда, Гари был не в том настроении, чтобы оценить тот покой, который обычно находил в родном доме. Разорванная, обтягивающая плечи рубашка раздражала его. Он поднялся по ступенькам на веранду, опоясывающую весь дом, громко хлопнул дверью из проволочной антимоскитной сетки и простучал сапогами по коридору на кухню.

Как он и ожидал, вся семья уже сидела за столом и за бифштексом с жареным картофелем обсуждала проделанную днем работу. Сидевшие напротив друг друга Боб и Аллен, все еще не сменившие одежду, в которой провели весь день в седле, явно только-только умылись, смочив волосы надо лбом, и поспешили за стол к еде. Не переставая жевать, они добродушно спорили, кому из них полагается выходной сейчас, когда начался загон скота для клеймения, и даже не заметили появления старшего брата.

Энн же увидела его сразу, как он только возник в дверном проеме. Она сидела в любимом кресле их покойной матери, и как же она была похожа на нее! Высокая и гибкая, с синими, напоминающими сапфиры глазами и улыбкой, способной свести с ума любого местного парня. Знает ли она об этом? В свои семнадцать Энн была очаровательна. Со временем, достигнув зрелости, она станет просто неотразимой, но и сущим наказанием для мужчины, который осмелится взять ее за себя…

Задержав вилку с картошкой у рта, Энн было улыбнулась брату, но тут заметила разорванную рубашку. Ее глаза распахнулись, щеки виновато покраснели, и вилка, выпав из ее руки, упала с громким стуком на тарелку.

— В чем… — Удавленный Аллен повернулся к ней, потом проследил за направлением ее взгляда и только тогда заметил растрепанного Гари. На мальчишеском лице Аллена появилась ухмылка, а в глазах заплясали поддразнивающие чертики. — Ну вот, вернулся, блудный сын. А видок такой, словно тебя кошки драли. Где ты пропадал, старший брат?

Сидевший спиной к двери Боб развернулся на стуле и хмуро проворчал:

— Что значит, где пропадал? Он же отправился на собрание скотоводов… Эй! Это же моя лучшая ковбойка! Что, черт побери, ты с ней наделал?

— Что-что, порвал, вот и все, — мрачно бросил Гари, усаживаясь на свой стул во главе стола. — Можешь поверить мне на слово, я огорчен не меньше твоего. Глупо же я себя чувствовал в ней, отправляясь в город. Но я уже опаздывал и не смог найти другой чистой рубашки. Только эта одна и была во всем доме.

— Что ты говоришь! — воскликнул Аллен, приподнявшись со стула, чтобы пойти заглянуть в свой шкаф. — Энн стирает по понедельникам, а сегодня только пятница. Так что должны быть чистые рубашки. Я сегодня собрался на танцы!

— Ничего у тебя не выйдет, — ухмыльнулся Гари. — Если только ты не собираешься отправиться на танцы в своей пыльной одежде. Все остальное грязное!

Боб резко отодвинулся от стола, царапая стулом пол.

— Если ты шутишь, то это не смешно, — бросил он Гари. — У меня сегодня свидание с Мэгги Ли Стивенс, и я его не пропущу. Я уверен, что это просто недоразумение. Знаешь, как бывает, когда иногда ищешь что-нибудь — и не найдешь даже собственной ступни, спасибо, что она прикреплена к твоим ногам. Просто у Энн не было времени развесить чистую одежду по нашим шкафам. Но это не значит, что нам нечего надеть. Ты смотрел в прачечной?

Гари кивнул, не спуская глаз с виноватого лица сестры. В другое время он только расхохотался бы. Но в том-то и проблема: они слишком избаловали девчонку — и он сам, и братья — и теперь пожинают плоды. Своевольная и проказливая, Энн всегда ухитрялась обвести братьев вокруг пальца, гася их гнев и заставляя смеяться. Но теперь всем было не до смеха.

— Ты сама скажешь им, почему их шкафы пусты, или позволишь сделать это мне? — тихо спросил он.

Энн покраснела еще больше, но не отвела от брата глаз:

— На следующей неделе у меня зачет по истории. И я… просто забыла.

— Забыла? — взорвался Аллен. — Как же я пойду на танцы, если от меня пахнет конским потом!

— Прими ванну и побрызгай себя одеколоном, — парировала сестра. — Женщины будут в отпаде.

Гари с трудом подавил улыбку. Ну что с ней поделаешь!

Боб же только фыркнул, услышав такой нахальный совет.

— Это, может, и сойдет для юбок, которые Аллен подхватит на танцах в «Подкове», детка, но с Мэгги Ли такой номер не пройдет. Если он подойдет к ней ближе чем на десять шагов и будет пахнуть конюшней, с ней случится истерика. И ты прекрасно знаешь об этом.

Совершенно невозмутимая, Энн оперлась локтем на стол и положила подбородок на ладонь, изобразив на лице улыбку:

— Тогда вам придется самим научиться пользоваться стиральной машиной. Уверена, любой из вас легко научится нажимать кнопки не хуже меня. Разумеется, вам следует поторопиться, если вы хотите успеть выстирать и высушить рубашку сегодня же к вечеру, — добавила она, и в ее глазах заплясали озорные чертики.

Аллен застонал, заглушив ругательства, которые бормотал себе под нос Боб:

— О Боже, неужели опять все сначала! Если ты упомянешь еще хоть раз эту Макговерн, я не отвечаю за себя!

Взглянув на Гари, он спросил:

— Ты можешь с ней что-нибудь сделать? Это же не лезет ни в какие ворота!

— Согласен, — мрачно ответил старший брат. — Поэтому я и заехал в усадьбу стариков Макговернов по дороге домой и сказал нашей новой соседке, чтобы она перестала совать нос в дела, которые ее не касаются. Не думаю, что она доставит нам новые неприятности.

Энн побледнела так, будто он ударил ее.

— Как ты мог, Гари? Она же моя подруга…

— Она взрослая женщина, — твердо остановил ее Гари, — у которой нет ничего общего с тобой. Я уже не раз говорил тебе, что тебе нужны подруги твоего возраста, и сейчас настаиваю: с сегодняшнего дня держись подальше от Кристины Макговерн.

— Но…

— Никаких «но». Кристина Макговерн не та подруга, которая тебе нужна. Вопрос закрыт.

Уязвленная, Энн готова была спорить и дальше, но на лице брата появилось такое упрямое выражение, что она поняла: его решение непреклонно. По опыту она знала, что легче спорить со скалкой, нежели с Гари, когда он принял решение. И как раз сейчас ей было совершенно ни к чему ссориться со старшим братом. Сейчас, когда она ждала его разрешения пойти на весенний школьный бал, который состоится через три недели.

Проглотив обиду, Энн постаралась скрыть свое огорчение, но это было нелегко. Братья легко «читали» ее, словно хорошо знакомую книгу.

— У меня есть и подруги моих лет, — тихо проговорила она. — Даже есть пара мальчиков, которые с удовольствием пригласили бы меня на школьный бал, если бы не боялись моих грозных братьев.

— Боялись? Кто это нас боится?

— И что за ребята у тебя в школе? Любой уважающий себя парень не забоится никого, и меньше всего старших братьев своей девушки.

— Приличный юноша не должен опасаться пригласить тебя на вечеринку. Ему нужно лишь предварительно приехать сюда и познакомиться с нами, прежде чем он позовет тебя на свидание.

Энн чуть не застонала:

— Раз вы уж занялись этим, почему бы не спросить у него рекомендательных писем и декларации о доходах? Никто не пригласит меня, зная, что вы трое подвергнете его допросу с пристрастием. Поэтому я решила взять дело в свои руки.

Гари помрачнел — ему это совсем не понравилось.

— О чем ты говоришь?

Энн вскинула подбородок.

— Я хочу пойти на бал, но, поскольку никто не осмеливается пригласить меня, я приглашу кавалера сама.

— Ты не сделаешь этого! Где твоя женская гордость!

— Ты еще слишком юна, чтобы даже думать о свиданиях!

— Женщина не приглашает мужчину сама!

Энн вздрогнула от возмущенного рева братьев, раздававшегося со всех сторон, и у нее защипало в глазах от навернувшихся слез. Крис предлагала ей поговорить с ними, привести доводы, попытаться объяснить, что их сестра чувствует себя посаженной в клетку, но она ведь совсем не знает их. Они присматривают за Энн, как наседки, и говорить с ними на эту тему совершенно бесполезно. Они вообще могут запереть ее в собственной комнате и не выпускать, пока ей не исполнится тридцать.

Обида захлестнула Энн, и она отодвинула от себя почти не тронутую тарелку и поднялась, свирепо глядя на троих надзирателей:

— Забудьте об этом разговоре. Все!

Резко повернувшись, она направилась к задней двери. Гари ругнулся и требовательно спросил:

— Куда это ты спешишь?

Энн даже не оглянулась.

— Заниматься к подруге. У меня завтра контрольная, — бросила она на ходу и, схватив сумочку, оказалась за порогом на пути к своему джипу прежде, чем кто-либо из братьев успел спросить, к какой именно подруге она отправляется.

Когда пять минут спустя Крис открыла ей дверь, нижняя губа Энн была обиженно оттопырена, а в глазах стояли невыплаканные слезы.

— Они не имеют права обращаться со мной как с малым ребенком! — прокричала она вместо приветствия. — Это нечестно!

Крис не нужно было спрашивать, о ком она говорит. Только братья Энн могли вызвать у нее такой приступ раздражения. Широко распахнув дверь, Крис впустила девушку в дом, не забыв внимательно посмотреть на джип, стоявший на подъездной дорожке. Она не удивилась бы, увидев Гари на ступеньках крыльца.

— Я так понимаю, что Гари рассказал тебе о своем визите ко мне. Он знает, что ты здесь?

— Нет, — фыркнула Энн и плюхнулась на старомодную, обитую пестрым ситцем софу, придававшую комнате особый уют. — Я сказала, что еду к подруге позаниматься.

На какую-то долю секунды Крис даже обрадовалась непокорности Энн. Это покажет Гари Уилсону, что он может сделать со своими приказаниями! Слишком уж он своевольный, грубый и властный. Крис все еще кипела от того наглого тона, каким он разговаривал с ней. Он может быть диктатором в усадьбе Уилсонов, но никто не смеет являться в ее дом и указывать ей, что она может или не может делать! Если Гари думает, что может безнаказанно ей хамить, он жестоко ошибается. Несколько умело подобранных слов на ушко Энн…

Но не могла же она воспользоваться своей подругой для того, чтобы нанести ответный удар Гари, как бы плохо она ни относилась к нему, быстро возразила себе Крис. Опустившись в старинное дедушкино кресло, Крис озабоченно нахмурилась.

— Ты уверена, милая, что поступила правильно? Гари придет в ярость, если узнает, что ты не послушалась его.

— Наплевать! — воскликнула Энн. — Он не сможет рассердиться на меня сильнее, чем я сержусь на него сейчас. Не в состоянии сидеть спокойно, она вскочила и начала мерить шагами расстеленный на полу комнаты ковер. — Эта троица разбивает мне жизнь! — кипела она. — Они обращаются со мной как с шестилетней, указывают мне, куда я могу или не могу пойти, с кем я могу дружить… Только не с тобой! — добавила она, бросив на Крис возмущенный взгляд. — Я могу готовить, убирать, стирать для них, пока они занимаются чем хотят, но не могу пойти на весенний бал потому, что никто не пригласил меня. Но почему меня не пригласили? Да потому, что любой парень боится до смерти моих братьев, а значит, боится взглянуть на меня дважды. И да простит меня Бог, но я сама приглашу кого-нибудь на бал! «Женщина не приглашает мужчину на свидание!» — презрительно фыркнула Энн, передразнивая Гари. — Какой вздор! Они живут в средневековье, а я вынуждена платить за это. При таком-то положении я, возможно, не смогу ни с кем встречаться, пока мне не исполнится сорок. Я стану самой старой из всех старых дев Америки!

Крис подавила снисходительную улыбку. Семнадцатилетним так свойственно драматизировать ситуацию!

— Я так поняла, ты сказала им, что собираешься пригласить на бал Пита?

При упоминании имени юноши, которым она была увлечена уже шесть долгих недель, Энн кивнула. Ее гнев постепенно улегся.

— Их троих чуть родимчик не хватил. Можно было подумать, что я собираюсь просить Пита пойти со мной в гостиницу. Ну что же мне делать, Крис? Я буду посмешищем школы, если окажусь единственной девочкой, которую не пригласили на бал!

Если бы Гари Уилсон был с ними в этот момент, Крис получила бы немалое удовольствие, сказав ему пару «ласковых» слов. У этого типа определенно нет и намека на тактичность и понимание, иначе он увидел бы, как его неумеренная властность ранит сестру. Неужели его нужно стукнуть по башке, чтобы он сообразил, что, держа Энн в ежовых рукавицах, он только подталкивает ее к безумному поступку?

— Ты не станешь посмешищем школы, — спокойно возразила Крис. — Если твои братья еще не осознали ситуации, даже несмотря на твои «забастовки», тогда пришло, быть может, время придумать что-нибудь другое.

— Что, например?

Крис улыбнулась:

— Разве ты не знаешь, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок? Раз уж ты так зависишь от Гари, с ним-то тебе и следует поработать. Подкупи братца его любимым десертом и, когда он подобреет, попроси разрешения пойти на бал. Только самый последний человек мог бы отказать тебе после того, как ты так для него расстараешься.

— Не знаю, — проворчала Энн, но впервые во время этого разговора на ее щеках появились ямочки. — Иногда он бывает таким упрямым! Хорошо, попробую. Может, и получится. Бал через три недели, и у меня почти не остается времени.

Обняв Крис, она побежала к своему джипу, пообещав держать свою подругу в курсе дела. Из тени веранды Крис смотрела, как она уезжает, и проводила взглядом красные задние фонари джипа, направившегося к дому Уилсонов. Крис не нужно было видеть этот дом, чтобы нарисовать в своем воображении образ Гари, этакого всевластного хозяина поместья. Энн не послушалась его, как и она сама. Но Крис надеялась, что больше у него не будет основании жаловаться на ее дружбу с Энн. Начиная с завтрашнего дня Гари будет питаться, как король, даже не подозревая при этом, что они с Энн остались подругами.