"Записки старого киевлянина" - читать интересную книгу автора (Заманский Владимир)

А НЕ СХОДИТЬ ЛИ НАМ В РЕСТОРАН?

В прошлый раз мы вспоминали киевские базары. Поднимемся на ступеньку выше, в рестораны. Советская власть считала их гнездилищем разврата. На моего деда это, однако, не производило ни малейшего впечатления. Он водил меня по ресторанам, о чем я со слегка скрытой гордостью рассказывал приятелям, а они со слегка скрытой завистью слушали мои рассказы.

Рожденный в 1888 году, дед еще успел нанять моей будущей матери гувернантку из Швейцарии, а бабушке привозил французские духи из Стамбула. Коробочка таких духов чудом сохранилась у нас и в военное время. Спустя столько лет она все еще хранила волшебный острый запах.

Духи назывались «Лориган де Коти» по имени знаменитого французского парфюмера. Однажды дед рассказал при мне анекдот о том, как, развлекаясь с любовником, жена Коти увидела у входа в дом экипаж мужа. Мадам спрятала любовника в свой гардероб и держала его там часа два. Когда муж уехал, любовник выпал из шкафа со словами: «Ради бога, дайте понюхать кусочек (тут дед взглянул на меня и чуть убавил соли)… Кусочек дерьма».

От деда я узнал, что самое знаменитое киевское блюдо готовят в ресторане гостиницы «Театральной». Речь шла о том самом деволяе по-киевски, который в ходе борьбы с космополитизмом переименовали в котлету по-киевски. Слово «котлета» тоже иностранное. Но не до такой степени.

Тогда сталинская пропаганда решила доказать, что все великое и прогрессивное рождалось в России. В Украине и других республиках СССР тоже рождалось много хорошего, но, конечно, не в таких масштабах, как в России. Развернулась борьба с преклонением перед Западом, и все слова иностранного происхождения заменялись русскими. В оперном театре балетная терминология, все эти па-де-труа, плиссе, аттитюд и батман, велено было заменить русскими аналогами, хотя таковых в природе нет. Удачнее прошла замена футбольных терминов, таких, как «бек», «хавбек» или «корнер». Вместо «голкипера» закрепилось хорошее слово «вратарь», а «пенальти» уживается с «одиннадцатиметровым».

Став котлетой, деволяй не утратил своих качеств. С грустью отмечаю, что нынешние котлеты по-киевски далеко не так хороши, как те, что мы с дедом ели в «Театральном». Правда, в молодости всё вкуснее.

Вскоре после войны на углу Прорезной и Владимирской открылся коктейль-холл. Он просуществовал недолго, но родители пошли туда сразу, и взяли с собой меня. Боюсь, коктейль-холл был придуман с какой-то тайной мыслью. Официантки были все как на подбор красавицы. Мама не удержалась и спросила у той, что подошла к нашему столику: «почему вы все тут такие хорошенькие?» Девушка нисколько не смутилась и ответила в том смысле, что так как-то сложилось.

Мне заказали что-то безалкогольное, я тянул сладкий напиток через настоящую, а не пластиковую, как сейчас, соломинку. Со временем коктейль-холл упразднили, и на его месте возник ресторан «Лейпциг», которого, к сожалению, тоже нет.

Хорош был и ресторан «Кукушка» на Петровской аллее. Шпиль над рестораном украшала деревянная птичка. Это было летнее заведение, сравнительно недорогое, и туда захаживала молодежь - в отличие от более солидных ресторанов, таких, как «Лейпциг» или «Украина». В «Лейпциге» подавали очень хорошее мясо, а в «Украине» - вкуснейший борщ с дивной чесночной пампушкой.

Обсчитывали в ресторанах все и всех. Но как-то раз, рассказывал мне парень из ЦК комсомола, ему поручили сопровождать по Киеву американского миллионера русского происхождения. В ресторане официант подал счет, не зная, что американец записал на салфетке цены всех блюд. «Вы ошиблись, - сказал миллионер, - на 5 рублей 21 копейку». Дал пятак на чай и пошел. «Вам так жалко эти 5 рублей?» - спросил комсомолец. Американец ответил высокомерно: «Мой друг, у меня достаточно денег, чтобы купить этот ресторан вместе с этим официантом. Но я не люблю, когда меня хотят обмануть те, кто глупее меня. А этот парень глупее. Иначе не он меня, а я бы его обслуживал».

Попасть в ресторан было трудно. Вечером приходилось либо выстоять очередь, либо давать взятку швейцару и проходить через черный ход. Вам могли подсадить за столик чужих людей. Трудно было проникнуть в модное кафе. Но я туда уже не ходил. Отвращение к советскому общепиту пришло после того, как я познакомился с бухгалтером кафе на Ленина, 3. «Знаете, кто у нас зарабатывает больше всех? - спросила она. - Посудомойка. Ей вся кухня отдает часть своих заработков за то, что она носит им недоеденные блюда».

Оказывается, нам не только недовешивали и недокладывали. Нас еще и кормили чужими объедками. Так что вплоть до возрождения частной собственности в системе общественного питания я рестораны и столовые игнорировал.