11

— Какой аккуратный, тонкий стежок! — восхищалась Виллоу, глядя, как Джессика вышивает затейливую букву Б на накидке для крещения. — Я мечтала этому научиться, когда была ребенком, но тогда у меня не хватило терпения, как и сейчас.

— Мне бы научиться бисквиты делать.

— Твое жаркое — замечательное, — похвалила ее Виллоу, подавляя улыбку.

— Съедобное, — поправила Джессика. — Да и то лишь благодаря тебе. Если бы ты не была моей наставницей, мое кулинарное искусство до сих пор вызывало бы интерес лишь у скунса. Ты проявила большое терпение.

— Мне очень приятно, что ты рядом. После смерти матери возле меня не было женщины, с которой можно отвести душу.

Поколебавшись, Джессика спросила:

— Ты, должно быть, чувствуешь себя одинокой?

— Так было, пока я не встретила Калеба.

Вздохнув, Виллоу уселась поглубже на диван рядом с Джессикой.

— Если у тебя есть вопросы по дому, ты спрашивай, — предложила Виллоу, позевывая. — Я побездельничаю и посмотрю, как ты вышиваешь, пока подходит хлеб.

— Ты имеешь в виду… это?

— Ну да… Я чувствую страшную лень.

— Я имею в виду вопросы.

— Любые, — Виллоу вздохнула и пошевелилась, стараясь ублажить забеспокоившегося в утробе младенца — Давай, выкладывай.

— Понимаешь, то, что я хочу спросить, очень… личное.

— Вот и хорошо. От войны между штатами меня воротит Спрашивай, что тебя интересует

Джессика глубоко вздохнула и быстро сказала:

— Мне кажется, ты любишь своего мужа.

— О да! Очень! Он чудесный человек. — Карие глаза Виллоу потеплели, и она расплылась в добросердечной улыбке.

— Я имею в виду, что ты любишь его физически… На супружеском ложе.

Виллоу прищурилась.

— Да, конечно.

— А многие женщины получают удовольствие от супружеского ложа?

Задумавшись на минутку, Виллоу вспомнила смех матери и приглушенное мурлыканье отца в доме поздней ночью. Вспомнила сияющие глаза вдовы Соренсон, когда та рассказывала о том, какое счастье жить с мужчиной.

— Я думаю, многие, — ответила Виллоу медленно. — В общем-то я этого не понимала, пока не встретила Калеба. Я была помолвлена с парнем, который погиб на войне. Когда он целовал меня или брал за руку, это было приятно, но мне ничуть не хотелось быть его женщиной. А вот когда Калеб смотрит на меня, или улыбается, или трогает…

Она замолчала, подыскивая слова.

— …Ничего другого в мире не существует, — тихонько закончила за нее Джессика, вспоминая свои ощущения, когда Вулф улыбался ей.

Но сейчас он ей больше не улыбается, и в мире царил только ветер

— Да, все остальное исчезает. — После паузы Виллоу сказала доверительно: — До Калеба я не представляла, что такое экстаз

Нитка затянулась в узел в напрягшихся пальцах Джессики, когда перед ней всплыло далекое воспоминание.

— Не всех детей зачинают так. С детьми моей матери все было иначе. Она сопротивлялась отцу… Боже мой, как она сопротивлялась!

Виллоу с горечью посмотрела на Джессику, чувствуя, как напряжено ее стройное девичье тело. Она сочувственно обняла подругу.

— Они не любили друг друга? — спросила она мягко

— Моему отцу нужен был наследник. Его первая жена была аристократка, но она не могла зачать. После ее смерти он взял в жены мою мать. Она была простой горничной у леди. Мать венчалась, уже беременная мною… Граф принудил ее к этому, как ты видишь.

— Но может быть, между ними сначала была симпатия?

— Возможно. — Джессика отложила вышивание и потерла друг о друга ладони, словно ей было холодно. — Но я думаю, что симпатии все же не было. Моя мать была незнатного происхождения, из очень бедной семьи. А графу требовался наследник. Я думаю, что мать к брачному ложу привело отчаянье. Я знаю, что она всегда предпочитала спать одна, но ей не позволяли этого, пока она не родит мальчика.

Глаза Джессики сказали многое из того, о чем она промолчала.

— Так бывает не в каждом браке.

— Так было в браках, которые наблюдала я. Брак заключали род и богатство, а не мужчина и женщина. Так должно было быть и в том браке, который устраивала для меня моя опекунша. — Джессика повернулась и посмотрела в лицо Виллоу. — Но совсем по-иному все у тебя и Калеба. Вы делите ложе по взаимному желанию. А он… не причиняет тебе боли?

Виллоу засмеялась, а от воспоминаний ее щеки зарделись. При нормальных обстоятельствах она не стала бы распространяться об интимной стороне жизни, но она чувствовала, что Джессика плохо подготовлена к семейной жизни, даже в более важном деле, чем хозяйство и кухня.

Виллоу также подозревала, что она натолкнулась на источник напряженности между Вулфом и его женой

— Боюсь, что к брачному ложу склоняю его я. Да что там склоняю! Иногда я его просто соблазняю самым бессовестным образом. — Виллоу наклонилась и прошептала Джессике на ухо: — После рождения младенца я намерена стать его женщиной как можно скорее. Очень соскучилась! Самую большую и глубокую привязанность к нему я испытываю, когда мы вот так… любим друг друга.

Джессика не могла сдержать улыбки в ответ, глядя на сверкающие глаза и порозовевшие щеки Виллоу

— Калебу повезло с тобой.

— Это мне повезло, — улыбнулась Виллоу. — Какие еще есть вопросы? Не стесняйся. Если ты росла в таких условиях, у тебя вряд ли были подруги, с которыми можно поговорить о таких вещах.

— У меня был только один друг.

— Ты скучаешь по ней…

— Гм… Это не она… Да, я страшно скучаю по нему Наша дружба не пережила нашей женитьбы.

— Я вижу, насколько Вулф одержим, и могу это понять, — сказала Виллоу. — Должно быть, твой друг решил, что благоразумие — это лучшая доблесть.

— Ты не поняла меня. Это Вулф. Он был моим другом А сейчас он мой муж. — Джессика скривила губы и быстро сменила тему разговора. — Ты еще чем-то отличаешься от моей матери.

Виллоу поощрила Джессику улыбкой:

— Да?

— Моя мать очень тяжело переносила беременность, а ты, кажется, не испытываешь страданий.

— Ну, я тоже предпочла бы вынашивать младенца на руках, а не в утробе, — призналась Виллоу — И не ходить вразвалку, как сейчас, не просить, чтобы муж каждый раз вытаскивал меня из моего любимого кресла.

— Но ты выглядишь здоровой, — сказала Джессика. — Ты не падаешь в обморок, когда ходишь по комнате, тебя не тошнит от еды и ты не…

Джессика замолчала, внутренне вздрогнув, снова невольно предавшись тяжелым воспоминаниям.

— Что еще? — спросила Виллоу.

— Ты не плачешь, не скулишь и не проклинаешь свою судьбу.

— Боже милостивый!.. А твоя мать это делала?

Джессика снова помрачнела. Ее руки сжались в кулаки, словно защищаясь от наплывающих из прошлого ночных кошмаров, которые она давно забыла, потому что помнить это было невыносимо.

— А ты не ругаешь Калеба за то, что он сделал тебя беременной? — быстро спросила Джессика, вознамерившись все высказать и задать все вопросы, которые мучили ее. — Нет?

— Ругать Калеба? — недоумевающе переспросила Виллоу. Она импульсивно взяла в свои руки кулаки Джессики, разжала их и положила ладони на свой огромный живот. — Потрогай… Ты слышишь, как малыш бьет ножкой и переворачивается? Слышишь?

Поначалу Джессика хотела отдернуть руку, поскольку жест Виллоу вернул ее ко временам детства, когда мать брала руку дочери, прижимала ее к животу и громко приказывала ей пощупать младенца, убедиться, что он шевелится и что он не родится мертвым. Но ее беременность никогда не завершалась появлением живого ребенка.

Живот Виллоу был теплым, твердым и упругим, что-то упрямо толкалось в ладони Джессики.

— Шевелится, — выдохнула Джессика в смятении — Он живой!

— Конечно. Живой и сильный. И так толкается — просто хулиган!

— Нет, ты не поняла: он живой!

Виллоу негромко засмеялась при виде удивления на лице Джессики.

— Живой, — тихо, трепетно произнесла она. — Другая жизнь рождается во мне… Удивительное чудо! Как я могу ругать мужчину за то, что он сотворил эту жизнь?

Джессика ничего не сказала, поскольку все ее мысли были направлены на бившую ключом жизнь в утробе, и она не могла думать ни о чем другом.

— Вот, — продолжала Виллоу, перемещая одну из ладоней Джессики. — Ты чувствуешь головку? Она круглая. Она как раз помещается в ладони.

Джессика завороженно кивнула.

— А теперь дай другую руку, — попросила Виллоу Она приложила ее к краю живота. — Слышишь, как бьет? Крохотная ножка, а какая сильная уже! С каждой неделей малыш становится больше и сильнее. В последнее время мне кажется, что он прибавляет по дюйму в день — Она засмеялась. — А скоро он наберется сил и родится, и тогда я увижу, как Калеб держит малыша и улыбается мне

— А ты не боишься?

— Я сильная Я здоровая Моя мама рожала легко, почти без боли. — Виллоу призналась после некоторого колебания: — Калеб хотел отправить меня в форт несколько месяцев назад, но погода не позволяла. И потом, мне хочется, чтобы наш ребенок родился здесь. Не хочу находиться в незнакомом месте, среди незнакомых людей.

— Когда придет время, я помогу тебе, — обещала ей Джессика. — Если ты пожелаешь этого… Леди Виктория постаралась, чтобы я прошла некоторую подготовку по этой части, хотя пока что это мне не понадобилось. Она хотела, чтобы я не оказалась беспомощной, если мой будущий муж будет жить в отдаленном сельском имении.

Виллоу просто сказала:

— Мне хотелось бы, чтобы ты была рядом

— Тогда так и будет.

Испытывая необыкновенный душевный подъем, Джессика возобновила вышивание накидки. В первый раз она позволила себе надежду на то, что покрывало не станет саваном для мертворожденного ребенка.

— Ой, сыграй, пожалуйста, — уговаривала Джессика Калеба. — Рено говорил мне, что ты здорово играешь. Так приятно снова услышать музыку!

— Такова судьба американской жены, — произнес Вулф, строго посмотрев на нее — Ты лишаешься всех благ цивилизации

— Но не музыки, — возразил Калеб — Во всяком случае, если ты этого не хочешь — Он приложил губную гармонику ко рту. Красивая мелодия наполнила комнату. — Конечно, гармоника — это тебе не камерный оркестр.

— Играй еще, — настоятельно попросила Джессика. Уловив командирские нотки в своем голосе, она покраснела. — Пожалуйста… Это было так замечательно!

— Это не Бах, — сказал Вулф.

— Перестань, пожалуйста, — сказала Джессика медоточиво. — Если бы я хотела слушать Баха, я бы привезла к Скалистым горам свою скрипку и заставила бы вас всех мучиться по вечерам, выслушивая мои сольные концерты

Рейф засмеялся.

— Ты достойно ответила, Рыжик.

Как ни странно, Вулф улыбнулся.

— Вообще-то я люблю Баха.

— Так и должно быть, — сказала Рено. — Ты слишком долго прожил в Европе.

Калеб взял гармонику и тихо заиграл. Разговоры прекратились, как только зазвучала мелодия «Удивительной Грейс». Рено и Виллоу начали подпевать. Мелодию они знали с детства и пели очень слаженно. Джессика даже охнула от удовольствия, слыша гармонично сливающиеся голоса брата и сестры.

Через минуту еще один голос вплелся в дуэт. Голос звучал как ритмическое эхо без слов. Взглянув на Рейфа, Джессика поняла, что его гудение создавало безупречный контрапункт.

Вулф угрюмо наблюдал за ней. Глаза ее загорелись, на лице играла улыбка. Она наслаждалась и песней, и певцами. Хотя Вулф отметил про себя ее постоянное восхищение Калебом и Виллоу, не это было для него главным. Явное расположение Джессики к братьям постоянно сыпало соль на его раны.

Рено и Рейф также не могли не подпасть под ее природное обаяние. В их глазах появлялось тепло, когда она смеялась, улыбалась или просто входила в комнату. И хотя ни один из братьев не позволил себе ни единого двусмысленного взгляда в ее сторону, мысль, что Джессике приятнее их ком пания, а не общество мужа, действовала на душу Вулфа, словно кислота. Его постоянное стремление к тому, чтобы Джессике было неуютно в его присутствии, дало наконец свои плоды, и Вулф пожинал их не без горечи.

«Мне не надо было привозить ее сюда. Я должен был сообразить, что Рено зимует здесь, у сестры. Я должен был предвидеть, какой эффект могут произвести на одинокого мужчину ее печальные аквамариновые глаза и серебряный смех. Богу известен эффект, который она производит на меня.

Или, скорее, дьяволу. Я чертовски желаю Джессику. Но я могу перенести это. Что я не могу перенести — это видеть, как она порхает, словно шелковистая бабочка, с этими красавцами Моранами.

Я должен забрать Джессику и бежать отсюда».

Однако Вулф не мог этого сделать. Он слишком хорошо относился к Виллоу, чтобы лишить ее общества Джессики, особенно после того как Виллоу отказалась покинуть ранчо на период родов.

Когда Калеб начал исполнять балладу в ритме вальса, Джессика стала подпевать и отбивать ритм пальцами.

— Вулф? — спросила она с надеждой потанцевать.

Он покачал головой. Он испытывал искушение, однако не доверял себе. Если он обнимет ее, его тело недвусмысленно заявит о своем желании.

— Пойду попью, — сказал Вулф, направляясь в кухню.

Джессика провожала его взглядом до тех пор, пока он не удалился.

— Пусть никогда и никто не скажет, что Метью Моран отсиживал себе зад, когда красивая женщина хотела танцевать, — произнес Рено.

Он подошел к сидящей Джессике, поклонился и протянул руку Она вложила свои пальчики в его мощную ладонь и встала.

— Благодарю вас, добрый сэр.

Джессика улыбнулась, присела в реверансе и вошла в кольцо рук Рено с грацией, которой ее обучали лучшие наставники Британской империи.

На кухне Вулф выпил кружку воды, затем другую, не переставая чертыхаться. Ему так хотелось обнять Джессику, ощутить ее женственность и тепло, уловить легкий запах розовых духов и заглянуть в глубину ее глаз.

Сейчас другой человек проделывал все это.

Вулф швырнул кружку в раковину. Металлический звук удара был заглушен гармоникой Калеба. Вулф бесшумно подошел к двери кухни. Он стал в тени, опершись о дверную раму, и устремил взгляд на Джессику, будучи не в состоянии скрыть своего желания. Отблески от малинового шелкового платья на ее лице заставляли вспомнить о тонком фарфоре, освещенном изнутри. Простая прическа, которой ее научила Виллоу, подчеркивала тонкость линий лица. Отдельные завитки волос игриво сбегали с висков и затылка.

И хотя Вулф испытывал гнев при виде своей жены в объятиях другого мужчины, он вынужден был признать, что танцующие ни в малейшей степени не выходили за рамки приличия. Необычные габариты Рено резко контрастировали с хрупкой женственностью Джессики, но вел ее он должным образом и на должной дистанции, не допуская ни малейшей фамильярности. Они плавно кружились и скользили по гостиной под звуки нежной мелодии.

Затем дьявольски красивый Рено улыбнулся Джессике и запел приятным голосом о том, что «как-то утром, как-то утром, как-то утром в мае» один солдат увидел шотландскую девушку, которая предавалась мечтам на берегу речки. Мужские чары солдата быстро подействовали на хорошенькую девчонку, она попросила солдата протянуть ей руку и назвать свое имя, чтобы знать, за кого выходить замуж. Руку она заполучила, как и кое-что в придачу, но имени не узнала. Солдат оказался дважды женат: первой женой была служба, второй — красотка-молодка. И хотя это был крепкий мужчина, все же он заявил, что на третью жену он не потянет.

Светло-зеленые глаза Рено лучились от смеха, когда он наблюдал за реакцией Джессики на эти вольные куплеты. Ее серебряный смех действовал заразительно и вызывал все новые взрывы веселья у всех находящихся в гостиной.

Кроме Вулфа. Он был слишком зол, чтобы улыбаться. Видеть, как благотворно подействовало на Джессику веселое и почтительное внимание Рено, было для Вулфа невыносимым. Он с трудом удержался, чтобы не вырвать жену из его рук, но тут вмешался Рейф.

— Моя очередь, мой маленький брат

— Я такой же большой, как и ты, — возразил Рено

— Ты на одиннадцать месяцев моложе меня.

С забавной улыбкой Рено поклонился Джессике и передал ее Рейфу.

— Я немного отвык, — признался Рейф. — Австралийцы чаще устраивают стрельбы и выпивки, чем упражнения для ног. Я не танцевал с леди с незапамятных времен.

— Я уверена, что у тебя получится, — вставила Виллоу. — Тот, кто так ездит верхом и так владеет бичом, должен иметь прекрасную координацию.

— Благодарю, но, может быть, Джессике все-таки стоит встать на мои большие ноги. Цветы не могут быть в безопасности, когда танцует слон.

Джессика нагнула голову и, не сдержавшись, фыркнула. Рейф возвышался над ней, его серые живые глаза искрились смехом. Несмотря на свои слова, танцевал он хорошо, легко кружил ее, пока она не задохнулась от смеха.

Никем не замеченный, Вулф стоял, опираясь о стену, со скрещенными на груди руками, наблюдая за происходящим с бесстрастным лицом и с глазами, которые сулили ад.

Рено помог Виллоу встать на ноги и аккуратно повел ее в танце, двигаясь со скоростью вдвое меньшей, чем Рейф и Джессика. Калеб взглянул поверх гармоники на свою жену, подмигнул и еще больше замедлил темп музыки. Она улыбнулась ему в ответ, но решила, что ей достаточно двух кругов по комнате. Когда Рено в танце приблизился к Калебу, она отпустила руку брата и села рядом с мужем. Он притянул ее к себе поближе, не переставая играть.

Рено направился к Рейфу и Джессике. Брат твердо стукнул брата по плечу. Рейф подмигнул Джессике и быстро закружил ее, уводя подальше от Рено. Но через мгновение Рено снова стоял за спиной брата.

— Постойте, — сказала Джессика, улыбаясь обоим братьям. — Есть способ танцевать всем одновременно.

С помощью нескольких своих деликатных подталкиваний она расположила братьев по бокам и протянула обе руки. Их подхватили большие, сильные руки братьев. Джессика поворачивала голову то в одну, то в другую сторону, удивляясь сходству державших ее рук. Хотя цвет волос и глаз у братьев отличался, их родство подтверждали одинаково крепкое телосложение и одинаковые плоские ногти на руках.

— А теперь вот так, — скомандовала Джессика. — Шаг вправо, назад, нагнуться, выпрямиться, шаг вправо.

Мужчины быстро схватили суть. Вскоре они все вместе дружно двигались в танце.

Вулф стоял в дверном проеме и смотрел на Джессику, которая выглядела удивительно женственно между двумя братьями. Рост ее едва составлял пять футов и два дюйма, она была на тринадцать дюймов меньше любого из мужчин, однако ее телосложение никак нельзя было назвать детским. Линии груди и бедер, талии и голеней четко вырисовывались под складками платья, когда ткань обвивала их в движении

Наконец вальс подошел к медленному финалу. Рейф и Рено улыбались поверх огненно-каштановой головы Джессики. Каждый из мужчин поднес руку Джессики к губам и запечатлел на ней поцелуй. Она сделала глубокий и грациозный реверанс. Хотя ни один из мужчин не произнес это вслух, но по всему было видно, что они оба очарованы партнершей.

— Еще, Калеб, — пробормотала Виллоу, — это одна из моих самых любимых вещей.

Гостиная снова наполнилась мелодией вальса. Братья обменялись безмолвными сигналами. Улыбнувшись, Рейф отпустил руку Джессики и сел.

И вскоре Рено и Джессика снова плыли в вальсе. Рено легко поддерживал партнершу, одобрительно глядя на нее сверху и напевая своим приятным баритоном. Никому, кроме Джессики, не были слышны слова, которые заставляли ее вспыхивать и смеяться с видимым удовольствием. Рено кружил быстро, увлекая за собой Джессику, и юбки ее платья развевались и полыхали, словно пламя под ветром. Рено остановился и вытянул руки, приглашая ее положиться на его силу, чтобы сохранить равновесие. Когда его предложение приняли без возражений, на его лице вспыхнула улыбка, которая могла свести с ума любую женщину. Лютый гнев охватил Вулфа. «Когда я касаюсь ее, она поносит меня как дикаря; когда же Рено обнимает ее, она смотрит на него так, как будто он бог-громовержец.

Я не знаю, кто из нас больший дурак, то ли я за то, что цацкаюсь с ней, то ли Рено, которым крутит эта маленькая аристократка…»

Вулф пересек гостиную с грацией хищника, которая должна была сказать Рейфу и Калебу, что за этим может последовать. Рено не заметил приближения Вулфа, его внимание было целиком сосредоточено на смехе Джессики, на необычном цвете ее глаз и на пламени ее волос. Кто-то решительно похлопал Рено по плечу. Он вздрогнул от неожиданности.

— Терпение, мой большой брат, — произнес Рено. — Ты дождешься своей очереди.

— Я забираю себе все последующие танцы.

Сдержанный гнев в голосе Вулфа заставил Рено резко повернуть голову. Ему было достаточно одного взгляда на Вулфа — и он без слов отпустил Джессику. Она попыталась улыбнуться Вулфу, но взглянула в его глаза — и улыбка застыла на ее губах. Она споткнулась, когда он уводил ее от Рено.

— Прошу прощения, — сказала она, схватившись за руку Вулфа, чтобы восстановить равновесие. — Ты испугал меня.

Вулф не счел нужным притворяться, будто речь идет о танцах

— Я тебя не только испугаю, если ты будешь подряд соблазнять всех мужчин, которые находятся в пределах твоей досягаемости.

И тон его, и глаза были суровы и холодны. И хотя он говорил тихо, только для Джессики, каждое его слово ложилось весомо, заставляя ее вздрагивать, словно от удара.

— Я не соблазняла…

— Не отпирайтесь, ваша милость, — ледяным тоном продолжал Вулф, не дав ей закончить фразы. — Теперь слушай меня, и слушай внимательно. Ты спровоцировала этот брак. До того времени, когда ты согласишься покончить с ним, ты будешь вести себя как замужняя женщина. Здесь тебе не Великобритания, а братья Мораны — не члены британского аристократического клуба. И сейчас, здесь, у замужней женщины, нет другого мужчины, кроме ее мужа, а у женатого мужчины — другой женщины, кроме жены. Ты понимаешь меня? Не может быть любовников ни у тебя, ни у меня, пока будет продолжаться этот брачный фарс.

Не дожидаясь ответа или протеста Джессики, Вулф отпустил ее и подошел к братьям Моранам. Музыка оборвалась так резко, словно ее отсекли ножом.

— Джентльмены, — сказал Вулф с убийственной мягкостью. — Я не хочу, чтобы вас обманывала внешность. Леди Джессика спровоцировала наш брак, заявив, что я соблазнил ее. Я этого не делал. Она и сегодня столь же девственна, как и в момент ее рождения. Тем не менее мы женаты. Маленькую монашенку устраивает это, поскольку она знает, что я не стану принуждать ее. Она полагает, что может навсегда остаться избалованным ребенком и постоянно играть — в женитьбу, в женщину, в хозяйку дома.

Тишина, установившаяся после слов Вулфа, была такой, что завыванья ветра снаружи могли вывернуть наизнанку всю душу Вулф перевел взгляд с Рейфа на Рено и продолжил монолог тем же мягким, тщательно контролируемым тоном

— Вы можете получать удовольствие от ее улыбки, смеха и живой беседы, но не пытайтесь связывать себя с избалованной соблазнительницей, которая хнычет во время бури и не может разжечь огня ни в постели, ни вне ее. Дождитесь настоящей женщины, такой, как Виллоу, не девчонки, а женщины, способной сражаться бок о бок с вами, достаточно страстной, чтобы зажечь огонь и в душе, и в теле, и настолько щедрой и самоотверженной, чтобы подарить вам детей, даже рискуя собственной жизнью. Джессика — не та женщина.

Вулф повернулся на пятках и направился к передней двери. Свирепый вой ветра ворвался в комнату, когда дверь открылась. Не сказав ни слова и не бросив взгляда на жену, Дерево Стоящее Одиноко исчез во тьме штормовой ночи.