18

Когда Джессика проснулась на следующее утро, Вулф стоял у окна, обнаженный и величественный, как горные вершины, пробудившиеся для встречи зари. Он оглядывал пеструю землю с выражением утраты и грусти на лице, и это заставило ее сердце сжаться в горестном предчувствии.

Почему этот восход поверг его в такую грусть?

— Вулф…

Когда он подошел к Джессике, выражение лица его изменилось. Ласковая улыбка, которую он подарил ей, удержала готовые выступить слезы. Синие глаза скользнули по ней, задержались на огненно-каштановых волосах, оценили красоту ее ясных светлых глаз. Он стал гладить длинными пальцами ее брови, щеки, губы. Сев на кровать, он нежно поцеловал ее

— Доброе утро, миссис Лоунтри.

Никогда ранее Вулф не называл ее этим именем. Слова пронзили ее так же глубоко, как и печаль, скрытая за его улыбкой. Она тревожно улыбнулась ему в ответ, и ее улыбка, кажется, грозила перейти в гримасу боли. От нее не могли укрыться тоска и обреченность во взгляде Вулфа.

— Я не забыл сказать тебе вчера вечером, какая ты красивая? — спросил Вулф.

— Это ты сделал меня красивой.

— Ты красивая. — Он на мгновение прикрыл глаза, словно испытывая приступ боли. — И очень хрупкая.

— Что-то случилось? — прошептала она.

— Ничего. За исключением этого… этого… и этого.

Вулф дотронулся до еле заметных следов, которые он оставил на коже Джессики, и старательно прикрыл покрывалом простыни. Тишина наполнилась молчаливо переживаемыми эмоциями и невысказанными словами.

— Я буду бережнее с тобой обращаться в следующий раз, эльф. — Он заглянул в ясные светлые глаза. — Если ты пожелаешь, чтобы это вновь случилось…

Джессика поймала руку Вулфа, поцеловала его в ладонь и прижала ее к щеке.

— Мне это понравилось, — сказала она легко, скрывая за игрой серьезность своих чувств. — Я хочу, чтобы это повторялось бессчетное число раз.

Черные ресницы опустились, скрывая синие глубины внимательных глаз Вулфа.

— Я постараюсь, чтобы ты не забеременела, но ты сжигаешь мой контроль над собой.

— Разве ты не хочешь ребенка?

— Я достаточно причинил тебе боли. Я не буду губить тебя, заставляя рожать детей. У меня нет титулов и имений, которые им надо наследовать.

— Вулф, — проговорила Джессика взволнованно, — я хочу иметь от тебя детей.

— Цыц, малышка, — пробормотал он, касаясь пальцем ее губ. — Это не нужно. Я не буду требовать развода из-за отсутствия наследников. Ты в безопасности со мной. Тебе не придется больше опасаться за свою жизнь.

Руки Джессики обвились вокруг Вулфа. Печаль мужа была настолько явной и осязаемой, что, кажется, ее можно было потрогать. И это вызывало в ней невыразимую душевную боль.

— Я люблю тебя, мой лорд Вулф, — сказала она, потянувшись к его губам. — Я всегда любила тебя… И всегда буду.

— Да. Я всегда знал это.

Джессика подождала, но Вулф больше ничего не сказал. Боль пронзила ее потому что она наконец поняла причину его печали

«Дерево Стоящее Одиноко».

— Ты не любишь меня, — прошептала она, слишком поздно поняв, что она причинила человеку, которого любила.

— Я люблю тебя, Джесси. Я всегда тебя любил. И всегда буду любить.

Вулф ртом осторожно поискал рот Джессики и прижался в поцелуе, медленно погружая вглубь язык. Поцелуй становился все более крепким и горячим, дыхание у Джессики участилось, и она вся рванулась к любимому.

— Вулф! — воскликнула она горячо.

— Ляг со мной, Джесси. Я хочу, чтобы мое тело поклонилось твоему.

Джессика увидела необоримое желание в глазах Вулфа. Она позволила ему лечь рядом, позволила взять ее в жгучей, пылающей тишине, позволила наполнить ее восторгом так нежно и незаметно, что поняла это лишь тогда, когда мир стал хрустальным и золотым, и она шептала имя Вулфа у него на груди. Затем он прижался к ней, позволив ее жарким слезам обжигать его тело все время до ее последнего сладостного содрогания, после чего она успокоилась и умиротворенно затихла.

Вулф медленно встал с кровати и оделся. Дверь беззвучно закрылась за ним. Джессика открыла глаза, в которых блестели слезы. Она нетерпеливо вытерла их и потянулась за одеждой.

В кухне, куда вошел Вулф, был только Рено. Пустые кувшины и тарелки на столе свидетельствовали о том, что Калеб и Рейф уже поели и отправились на работу. Из другой спальни доносились негромкие звуки песни, которую Виллоу напевала ребенку во время кормления. Эта спокойная мелодия жгла Вулфа, словно кислота, напоминая ему о том, какую боль он причинил хрупкой девушке, которая всегда верила в его защиту.

Вместо этого он овладел ею, — С Джесси все в порядке? — спросил Рено.

Вулф искоса взглянул на него, прикидывая, не догадался ли этот человек, что Джессика стала наконец его женой не только номинально, но и фактически.

— Чувствует себя хорошо, — коротко ответил Вулф. — Я сказал ей, чтобы она поспала подольше. А что?

— Виллоу говорила, что она выглядела очень измученной вчера вечером.

— Действительно, это было.

— Значит, правда, — сказал Рено.

— Три дня адского бурана могут самого дьявола довести до изнеможения.

Рено улыбнулся и поправил шляпу, прикрывающую густые черные, блестящие волосы. Светло-зеленые глаза его, казалось, были из чистого хрусталя. Глядя на него, Вулф невольно удивился, как это Джессике удалось не подпасть под влияние мужских чар и физической грации Рено Мора-на. Или Рейфа, у которого была улыбка падшего ангела и глаза, видевшие ад. Вулф оставался при мнении, что любой из Моранов больше подходил бы Джессике, чем полукровка, о котором нечего сказать, кроме того, что он умело укрощает мустангов и хорошо владеет длинным ружьем.

И в то же время Вулф знал, что он убил бы всякого, кто попытался бы увести от него его эльфа. Сегодня ночью она повела его на такие вершины страсти, на которых ему не случалось бывать с другими.

— Смелая она у тебя, — сказал Рено. — Немногие женщины рискнут выйти в такой буран за любые деньги, а уж тем более ради какой-то кобылы.

Вулф почувствовал, что у него сжалось сердце.

— Это моя вина. Джесси хотела доказать мне, что не следует отправлять ее обратно в Англию.

Рено вопросительно взглянул на Вулфа.

— Джесси рассказала мне, как ты спасал приплод и отгонял волков, — сменил Вулф тему разговора, наливая кофе в чашку. — Я твой должник.

— Черта с два! Только благодаря такому дьяволу с ружьем, как ты, Джед Слейтер не убил Виллоу, Калеба и меня.

— Ты будешь иметь право выбора из нового потомства, — заявил Вулф, словно Рено ничего не говорил.

— Лоунтри, ты упрям как сукин сын.

— Спасибо.

Рено бросил на него недоверчивый взгляд, затем громко расхохотался.

Вулф слегка улыбнулся. Его внимание привлекла тень птицы, пролетевшей за окном. Он всегда готов был променять любые радости цивилизации на дикую красоту Сан-Хуана Но лишь сейчас, когда предстояло расставание, он по-настоящему понял, как много значат для него эти горы. Горестные складки легли вокруг его рта.

Но это должно произойти.

— Ты помнишь ту чалую, о которой когда-то мечтал? — спросил негромко Вулф.

— Дикарку, которую ты поймал пару сезонов назад?

Вулф кивнул.

— Как не помнить! Чертовски хорошая лошадь! Лучше не бывает!

— Она твоя.

— Послушай, — начал Рено.

— Ты отработаешь ее, — сказал Вулф, пресекая возражения. — Это будет стоить тебе большую часть сезона охоты за золотом.

Рено прищурился, пытаясь понять человека, сидящего напротив.

— Я хочу, чтобы ты отправился со мной и Джесси до самой Миссисипи, — продолжил Вулф. — Минуя индейцев, охотников за золотом, дезертиров из числа бывших солдат с той и другой стороны. — Он пожал плечами.

— Это становится интересным, — признался Рено.

— Если бы я был один, это было бы не нужно. Но со мной Джесси. Я чувствовал бы себя много лучше, если бы имел поддержку в твоем лице.

Рено был весь внимание, поскольку чувствовал какой-то подвох в спокойных словах Вулфа.

— С тобой я готов ехать хоть ко всем чертям, — согласился Рено, — и ты знаешь это.

— Я не собираюсь к чертям. Но, во всяком случае, в том направлении. — Он невесело улыбнулся.

— В Англию?

— Это дом Джесси.

— Ты слишком подружился с мустангами, чтобы жить в Англии.

— Лорд Стюарт хотел, чтобы я работал у него всегда. Его желание осуществится.

Рено пробормотал что-то по-испански о том, что у Вулфа сердце и мозги как у вола.

— Спасибо, — тоже по-испански саркастически ответил Вулф.

В наступившей тишине слышно было лишь, как Рено похлопывает рукавицей по ладони.

— Когда ты хочешь отправиться? — поинтересовался он наконец.

— Скоро. Джесси не приспособлена для Запада.

— Я не слыхал жалоб со стороны Рыжика. А ты?

Вулф проигнорировал вопрос. Через минуту Рено встал с ленивой грацией, которая многих вводила в заблуждение.

— Amigo ,[5] думаю, что ты совершаешь ошибку.

— Нет. Я лишь расплачиваюсь за уже совершенную ошибку.

— В чем заключается ошибка? — спросила Джессика, появляясь в дверях.

— У него возникла бредовая идея о… — начал было Рено, однако осекся. Взгляд, который бросил на него Вулф, способен был заморозить молнию.

Ругнувшись себе под нос, Рено снова хлопнул рукавицами по руке и вышел через заднюю дверь.

Джессика посмотрела на Вулфа вопросительно.

— Я собираюсь предоставить Рено право выбрать из новорожденных жеребят.

— Ты прав, он заслужил это. Без него мы потеряли бы не одного жеребенка.

— Я так и сказал ему.

Явно не желая продолжать разговор, Вулф повернулся и стал смотреть в окно. Джессика видела, что в душе его происходит борьба, об этом же свидетельствовали и тени на лице, когда он наблюдал за восходом солнца. Она подошла к нему и встала рядом. За окном простиралась обширная и красивая земля.

— Вулф, что-то случилось?

Он повернулся и посмотрел на нее глазами, в которых читалась боль.

— Вулф, — сказала она, беря его за руку.

— Поцелуй меня, Джесси, — попросил он, наклонившись к ней. — Поцелуй меня крепко-крепко. Когда ты целуешь меня, я не думаю о том, что должно быть.

Она с готовностью встала на цыпочки, он поднял ее на руки, надеясь, что его тоска и смятение переплавятся в страсть, которую только Джессика могла вызвать из глубин его души.

— Можно считать, что ты простил Джесси за то, что она вышла в буран? — спросила Виллоу, появляясь в дверях.

Вулф неохотно прервал поцелуй и улыбнулся Виллоу, несмотря на терзавшие его печаль и желание.

— Мы ведем переговоры.

— Кто из вас сдается? — поинтересовалась Виллоу.

— Я, конечно. Эльфы слишком слабы. Они или побеждают, или гибнут.

— В таком случае, — объявила Виллоу деловито, — я возьму ванночку для Этана и оставлю вас продолжать… э-э… переговоры.

После слов Вулфа Джессику охватило недоброе предчувствие.

«Эльфы слишком хрупкие. Они или побеждают, или гибнут».

Джессика подождала, пока Виллоу наполнит ванну теплой водой и уйдет. Когда Джессика повернулась к Вулфу, он снова разглядывал пейзаж за окном. При виде глубокой печали в его глазах сердце Джессики сжалось.

— Любимый, что с тобой?

— Ничего.

— В твоих глазах тревога.

— Это лишь твое воображение. — Вулф улыбнулся и дотронулся до ее щеки. — Эльфы славятся своим воображением.

— Вулф, — прошептала она. — Мне не до шуток, когда я вижу твои глаза… Кого или что ты оплакиваешь?

Он удивленно прищурился. Он не подозревал, что Джессика может читать в его душе даже лучше, чем он сам.

«Оплакиваешь».

— Мне всегда грустно, когда я прощаюсь с Калебом и Виллоу, — сказал Вулф. Это была та часть правды, которую он считал возможным обсуждать.

— Мы уезжаем? — удивилась Джессика.

— Здесь слишком дико.

В голосе Вулфа прозвучали одновременно твердость и тоска. Мороз пробежал по коже Джессики.

— Что такое ты говоришь?

— Мы отправляемся в Англию.

— Я бы предпочла поохотиться на мустангов, — возразила она, — или ты хочешь подождать до осени, когда молодое потомство будет отлучено от груди?

Вулф отвернулся, не отвечая.

— Вулф!

— Тогда мы уже будем в Англии.

— Значит, мы приедем следующей весной?

— Нет. — Слово прозвучало негромко, но категорично.

— Почему?

— Весна и осень — это те времена года, когда лорду Роберту управляющие его имениями нужны более всего.

Холодок, двигающийся по позвоночнику Джессики, превратился в лед и обосновался под ложечкой.

— Какое это имеет отношение к нам?

— Я буду одним из этих управляющих.

— Господи, ну что ты говоришь?!

Вулф продолжал смотреть в окно.

— Мы едем в Англию.

— Но ты ненавидишь Англию!

Вулф пожал плечами.

— Сельская часть ее вполне симпатична.

— Но она не идет ни в какое сравнение с этим! — воскликнула Джессика, показывая на дикую красоту гор за окном.

— Да, не идет…

— А как же твои мустанги?

— Я отдам их Калебу.

Джессика покачнулась и прошептала:

— Ты намерен никогда не возвращаться на Запад?

Вулф не ответил. Этого не требовалось. Тени под его глазами делали это излишним.

— Но почему? Ты любишь эту землю. Я же вижу это, Вулф. Ты смотришь на эти горы, как мужчина смотрит на любимую.

— Бог с ними, Джесси!

— Нет! Почему мы не можем жить здесь?

— Это место не для тебя, — сказал Вулф негромко. — Здесь нужно родиться.

— Но ведь ты родился здесь!

Он как-то беспомощно развел руками.

— Да. Но я могу выжить в Англии. А ты не сможешь

выжить на Западе.

— Боже милостивый, как же ты должен ненавидеть меня…

Вулф быстро повернулся и коснулся щеки Джессики.

— Это не так, эльф.

— Ты будешь ненавидеть. Я буду стоить тебе единственной вещи, которую ты по-настоящему любишь… Ты будешь ненавидеть меня так же сильно, как ты любишь эту страну!

Вулф увидел, как слезы заблестели на лице Джессики, и обнял ее.

— Перестань, жена. Ты сама себе причиняешь боль.

— Я не желаю жить в Англии, — заявила она решительно, отталкивая его. — Ты слышишь? Я люблю горы! Почему мы не можем жить здесь?

— Ты вверила себя моему попечению. Я не могу спокойно смотреть, как эта страна убивает тебя.

Руки Джессики вцепились в рубашку Вулфа, сжали тугие мускулы под материей.

— Вулф, послушай меня. Я сильнее, чем ты думаешь. Если бы я была слабым маленьким эльфом, я бы умерла ребенком.

Вулф взял ее за подбородок. Он молча пощупал ее тонкие косточки и нежную кожу, затем грустно улыбнулся.

— У тебя нет и половины моей силы, — сказал он. — В Англии это не будет иметь значения.

— В Англии видят лишь то, что ты полукровка и наполовину индеец. А здесь у тебя друзья и все возможности для нормальной жизни. Разве ты не понимаешь этого? Разве не видишь, что…

Вулф положил палец на губы Джессики, прерывая поток ее страстных слов.

— Я всегда понимал это, — голос его был спокоен. — Именно по этой причине я покинул Англию и тебя. Я стоял перед выбором: ты или Запад. Я выбрал тебя, зная, что будет в итоге: Англия.

— Но я…

— Дело сделано, Джесси, — перебил он ее. — Все было решено, когда я лишил тебя девственности.

— Вулф, поверь мне, пожалуйста! Ведь я не назначала такой цены! Только не такой ценой, господи милостивый!

Вулф тихонько оторвал сжатые в кулаки руки Джессики.

— Я это знаю. Но твои мольбы и слезы ничего не изменят. Ты есть ты, я есть я. Мы муж и жена, и Англия будет нашим домом.

Джессика закрыла глаза. Она предпочла бы новые удары судьбы, чем подобный благополучный финал.

— Пора начинать паковать вещи, — сказал Вулф тихо. — А я в оставшееся время помогу Калебу.

Кухонная дверь открылась и мягко закрылась за Вулфом.

В течение некоторого времени Джессика смотрела ему вслед отсутствующим взглядом. Слезы душили ее; она слишком поздно поняла то, что Вулф знал всегда: их брак погубит одного из них, если не обоих.

«Согласись на развод. Черт возьми, отпусти меня!

Я неподходящий муж для тебя. Ты неподходящая жена для меня. Спать вместе было бы для нас самой большой ошибкой.

Ты не рождена для дикого Запада. А я рожден.

Не надо любить меня, Джесси. Это причинит боль нам обоим.

Дело сделано, Джесси. Все было предрешено, когда я лишил тебя девственности.

Ты есть ты. Я есть я.

Дерево Стоящее Одиноко».

Джессика открыла глаза и обхватила себя руками, стараясь растопить лед, который ощущала внутри. С той же решимостью, которая была свойственна ей с детства и помогала выжить, она искала выход из западни, в которую они угодили вместе с Вулфом.

Когда она наконец нашла его, она смыла следы слез со своего лица и пошла искать Калеба Блэка.

— Отсрочка ничего не даст, — сказал Вулф, продолжая спор, который начал с того момента, когда Джессика разбудила его на заре. — Сегодня ли, через десять дней, но так или иначе мы отправимся.

— Я сказала, что отправилась бы в Англию более спокойной, если бы ты поохотился на мустангов в последний раз, — ответила Джессика ровным тоном. — Я это имела в виду.

Вулф бросил встревоженный взгляд на Джессику. Он видел ее в различных состояниях — и в отчаянии, и в страхе, и в безудержной страсти, но такой — никогда. Сейчас в ней не было ничего от хрупкости и слабости эльфа. В ней ощущалась какая-то целеустремленность, свойственная ему самому.

— Я не хочу охотиться на мустангов, — произнес Вулф осторожно.

— Тогда сделай это для Калеба. Ему требуется больше лошадей для работы на ферме. Он сам так сказал.

Вулф ясно чувствовал ее горечь, как она в то утро почувствовала его печаль. Но в ее глазах не было слез, голос не выражал эмоций.

Он не знал ее такой. И это его пугало.

Вулф протянул руки, обнял Джессику.

— Я не возьму тебя с собой в эту глушь, — объявил он сурово.

— Я знаю.

— Ах, вот почему ты хочешь меня отправить к мустангам? Тебе надоело видеть меня в своей постели!

Вулф не успел проговорить эти слова, как Джессика бросилась целовать его так, словно должна была сейчас умереть и хотела, чтобы он запомнил ее живой. Он ответил не менее горячо. Страсть целиком овладела обоими.

— Возьми меня, — шептала Джессика у его рта. — Войди в меня так, чтобы я не могла отделить тебя от себя… Войди в меня, как если бы это было в последний раз…

С хриплым стоном Вулф поднял нижний край тонкой ночной рубашки, обнажив каштановый треугольник. Шепча ее имя, он стал на колени между ее разведенных ног и подтянул их к своим бедрам. Удивительная легкость проникновения сказала ему о ее любви больше, чем любые слова. Ей было невыразимо сладко отдаваться ему и, в свою очередь, обладать им. И из ее горла вырвался торжествующий крик.

— Сильней! — потребовала Джессика. — Вулф, я хочу глубже почувствовать тебя…

— Ты слишком миниатюрна… Я боюсь, тебе будет больно…

— Но я прощу тебя!..

Она потянулась навстречу, прижимаясь и умоляя дать ей все, что он может дать, и ее слова опаляли его всепожирающим огнем, заставляли содрогаться от неутолимого желания. Глухо застонав, он подвел руки под колени Джессики и поднял точеные девичьи ноги, раскрыв их до предела. Она вскрикнула, закусила губы и выгнулась навстречу ему, умоляя о большем. Излившийся на него шелковистый теплый дождь был еще одной формой ее страстных просьб.

— Подумать только, а я называл тебя монашенкой, — сказал Вулф хрипло. — Ты огонь, эльф. Ты сжигаешь меня.

А затем он дал ей то, о чем она страстно просила, погрузившись в свою Джессику так глубоко, что она чувствовала его всем телом, пока полыхала на золотой дыбе восторга и сладострастия.

Вулф ощутил начало разрядки Джессики и радостно, торжествующе засмеялся. Он двигал бедрами медленно, основательно, заставляя ее стонать, наблюдая полыхающую в ней страсть, разделяя с нею экстаз. Он снова вошел в нее, глубоко погрузившись в огонь, мечтая, чтобы этому не было конца. Казалось, она никогда не перестанет манить его к себе. Ее горячий шепот, торжествующие вскрики, податливое тело снова и снова заставляли его отдаваться ей так же неистово, как она отдавалась ему.

Даже когда Вулф пытался остановиться, он чувствовал, что это было невозможно. Его тело было так тесно соединено с ней, что он не знал, где заканчивается он и где начинается она. Два пламени переплелись и горели с удвоенной мощью. Более не сдерживаясь, он отдал всего себя на алтарь ее наслаждения, которое вспыхнуло еще ярче во время его разрядки, придало им новые силы и загорелось для обоих единым, неделимым пламенем.

Калеб ожидал Джессику на кухне. Он увидел ее бледное напряженное лицо и печальные глаза и пробормотал что-то не очень изысканное.

— Ты и в самом деле хочешь осуществить эту сумасбродную идею?

— Да.

— Ты сказала об этом Вулфу?

— Это не предусмотрено нашей сделкой. Я дала согласие не пускаться в путь одна, если ты согласишься не говорить Вулфу о том, что я еду.

Калеб снял шляпу, расчесал пальцами волосы и заявил без обиняков:

— Я думаю, что это хреновая идея.

— Я знаю, — согласилась Джессика. — Я знаю также, что Вулф может убить Рейфа или Рено, если они согласятся мне помочь. Но Вулф никогда не убьет тебя.

— Ты в этом уверена больше, чем я, — заметил Калеб.

— Вулф будет зол, но он знает, что для тебя нет женщины, кроме Виллоу. Рено или Рейф также не тронут меня, но я бы не хотела испытывать его характер таким способом. Он может выстрелить до того, как задаст вопрос. А с ружьем он обращаться умеет.

— Похоже, что такой одержимый человек должен любить свою жену.

— Желание — не любовь, — сказала Джессика сурово.

— Джесси, — начал Калеб, но Джессика перебила его.

— Я поймала в ловушку Дерево Стоящее Одиноко и вынудила его жениться на мне. Я отпускаю его на свободу.

— Джесси…

— Лошади готовы? — спросила она, пресекая его попытки высказаться.

Последовала напряженная тишина.

— Меня чертовски подмывает поехать за Вулфом, — сказал наконец Калеб.

— Я не могу остановить тебя.

— И я тоже не могу остановить тебя. Ты же при первой возможности убежишь к чертовой матери. А страна-то дикая…

— Естественно. Поэтому ты и соглашаешься проводить меня до первого дилижанса.

— Это шантаж.

— В какой-то степени…

Калеб сжал губы, увидев мрачную решимость в глазах Джессики. Ему вспомнилось, как он едва не потерял Виллоу Это воспоминание часто посещало Калеба, отчего ему порой хотелось подойти к ней, обнять и удостовериться, что она жива, невредима и принадлежит ему.

Джессика была решительно настроена выполнить то, что считала справедливым. Все, что мог сделать Калеб, — это позаботиться о ее безопасности, пока не вернется Вулф и не разберется в этой истории.

Калеб с мрачным видом вынул револьвер, проверил его и зачехлил с обстоятельностью, за которой таилась своя печальная история.

— Лошади готовы, миссис Лоунтри.

Слезы навернулись ей на глаза.

— Меня зовут леди Джессика Чартерис.

— Угадывай, — сказал Рено.

— Орел, — отозвался Рейф.

— Решка.

Рейф подбросил монету.

Рено выбросил руку, поймал монету, ударил ею по тыльной стороне ладони.

— Решка, — сказал Рено, отворачиваясь.

Когда он взялся за поводья лошади, бич в руках Рейфа волновался и извивался, как живой. Затем раздался щелчок, напоминающий по громкости пистолетный выстрел

Рено повернулся к Рейфу, который энергичными движениями сворачивал бич.

— Мэт, — обратился к нему Рейф строго. — Больше так не поступай. Каких лошадей мы возьмем?

— Пойдет только один из нас. Это буду я. Ты останешься с Виллоу.

Рейф слегка улыбнулся.

— Я это сообразил. А вот ты не сообразил, что Вулф бросит охоту на мустангов и помчится за женой.

Рено некоторое время обдумывал то, что сказал Рейф.

— К тому времени, когда ты его найдешь и вы оба вернетесь на ранчо, — продолжал Рейф, — Калеб опередит вас очень здорово. На каких лошадях его можно догнать по такой местности?

— Виллоу сказала, что для Вулфа лучше всего подошел бы Измаил.

— Хорошо. Кто еще?

Улыбка Рено была сияющей и довольной, как и его глаза

— Не имеет значения. Все, что Калеб оставил здесь, лучше того, что он взял с собой Парень не собирался уж очень опережать Вулфа.

Рейф прищурился и негромко рассмеялся.

— Хитро!

— Умненько… Вулф нагрянет с гор, как северный ветер

— Может быть… А может, он даст Джесси уйти. Судя по тому, что я видел, он не в большом восторге от своей женитьбы.

Некоторое время бледно-зеленые глаза Рено изучали Рейфа, затем он осклабился в волчьей улыбке.

— И ты намеревался это высказать Вулфу в лицо?

Улыбка Рейфа была холодной, как и его глаза.

— Но это факт. Он всегда был суров к ней.

— У него были для этого причины, и Джесси сама признала это.

— Все равно я хотел бы сказать об этом Вулфу.

— Прости, старший брат. Это моя лошадь. — Он вскочил в седло, посмотрев сверху на Рейфа. — А как ты думаешь, почему Джессика попросила в проводники Калеба, а не одного из нас?

— Это меня удивляет, — признался Рейф. — Ведь остается жена, младенец, надо ухаживать за ними и все такое…

— А удивляться не стоит. Калеб женат и предан жене до мозга костей. И Вулф знает об этом. Как и Джесси.

— Никто из нас не прикоснулся бы к Джесси, — горячо отреагировал Рейф. — И она это тоже знает.

— Угу. А ты не хочешь попробовать объяснить все это Вулфу, когда он будет от тебя на расстоянии выстрела?

— Если бы Джесси не любила этого твердолобого сукина сына, я бы объяснил все Вулфу при первой возможности.

— Я бы тоже, — Рено согласился с ним. — Но она любит его.

Рейф сжал губы. Он кивнул и освободил дорогу.

— Ну-ка, Блэкфут, — сказал Рено, — посмотрим, так ли ты хорош, как считал Джед Слейтер.

Высокая черная лошадь рванулась вперед, за несколько секунд набрав полную скорость.

На второй день пути Калеб посматривал назад через плечо не меньше, чем вглядывался вперед.

— Перестань крутить головой, — сказала Джессика, поднимая глаза от лошадей, которые пили из ручья. — Вулф не приедет за мной.

— Умненькая девочка могла бы иногда и помолчать, — Калеб проверил подпругу у вьючной, затем у своей лошади, — Вулф любит тебя.

— Он хочет меня. Здесь есть разница.

— Не для мужчины, душка.

Калеб запрыгнул на свою лошадь и двинулся вперед под взглядом Джессики. Он перешел на обычный аллюр, не желая, чтобы она обвинила его в нарушении условий договора. В то же время он не старался выбирать кратчайший путь. Зачем злить Вулфа лишний раз?

К вечеру Калеб остановил лошадей, чтобы осмотреться. С обеих сторон виднелись остроконечные дикие вершины, разделенные широкими плоскогорьями, на которых росли деревья, кустарники и травы. В том месте, где находились Калеб и Джессика, земля зеленела весенними побегами, пейзаж оживляли ручьи талой воды, бегущие с ближайших гор.

— Мы разобьем здесь лагерь, — объявил Калеб.

— Еще два часа до темноты.

Калеб взглянул искоса на Джессику проницательными карими глазами.

— Чтобы перебраться через водораздел, потребуется много времени. Если мы не разобьем здесь лагерь, нам придется идти через полузамерзшее болото в темноте, а спать в седле.

Джессика поймала взгляд Калеба, вздохнула и озабоченно посмотрела через плечо. Ей показалось, что она уловила движение позади, но Калеб не проявил беспокойства. Повернувшись к нему, она увидела загадочную улыбку на его лице.

— Не беспокойся, Рыжик, — сказал Калеб дружелюбно. — Я так далеко увел тебя от твоего мужчины, что он с ума сойдет, пока догонит нас.

— Вулф не приедет.

— Чушь собачья.

Джессика удивленно посмотрела на Калеба. Он улыбнулся ей ласково, словно перед ним была Виллоу.

— Даже если ты прав, — сказала Джессика дрогнувшим голосом, — Вулф не сможет добраться до нас так быстро, не загнав лошадь до смерти. Он этого не сделает.

— Одна лошадь не сможет, — согласился Калеб. — Три смогут — Дьюс, Трей и Измаил.

— Что?

Калеб посмотрел мимо Джессики на открытую долину, которую они только что миновали.

— На твоем месте, — посоветовал он, — я бы в ближайшие несколько минут обдумал, как усмирить гнев Вулфа.

Уверенность, прозвучавшая в голосе Калеба, Джессике не понравилась. Она встала в стременах и посмотрела вдаль.

Две большие черные лошади и одна гнедая поменьше вынырнули из леса и мчались по направлению к длинной дуге поросшего травой водораздела. Лишь на одной из них был всадник. Он на ходу перемахнул с черной лошади на спину гнедой.

— Господи боже! — воскликнула она.

— На мой взгляд, это больше похоже на Вулфа Лоунтри, — спокойно сказал Калеб.

Внимательные карие глаза Калеба следили за приближением лошадей. Когда он увидел, что ружье Вулфа продолжало оставаться в чехле, Калеб издал вздох облегчения и ободряюще улыбнулся Джессике. Впрочем, та этого не заметила. Она сидела на Туспоте и покорно ждала, понимая, что у ее лошади нет никаких шансов перегнать арабского скакуна.

Вулф даже не посмотрел на Калеба, когда галопом подъехал к беглецам и на полном скаку остановил Измаила, заставил заплясать на месте и повернуться назад. Взор Вулфа был направлен на огненноволосую молодую женщину, которая грациозно восседала верхом на Туспоте. Вулф спокойно спешился, повернул разгоряченных лошадей к Калебу и молча подошел к Джессике.

— Я разобью лагерь среди этих деревьев, — объявил Калеб, показывая на редкую хвойную рощицу в миле от дороги.

Вулф кивнул.

— Только помни, что она делала то, что, по ее мнению, было тебе на благо, — сказал Калеб, беря Измаила за поводья. — Вроде того, что делал ты, считая, что это лучше для нее.

— Adios,[6] Кэл, — сказал Вулф решительно.

Не говоря больше ни слова, Калеб направил свою лошадь в сторону заходящего солнца, забрав всех лошадей, кроме той, на которой сидела Джессика. Туспот потянулся за ними и обиженно заржал.

Вулф без предупреждения запрыгнул на лошадь позади Джессики, взял из ее рук поводья и направил Туспота к осиновому подлеску. Нежные, только что распустившиеся листья казались такими неестественно зелеными в косых лучах заходящего солнца. При легких порывах ветерка они дрожали и волновались, словно живые.

Джессика трепетала не меньше их. Она видела перед собой смуглую, крепкую ладонь, сжимающую поводья, и руку у своего плеча. Искушение прикоснуться пальцами к венам на запястье Вулфа было так велико, что она закрыла глаза. Ценой большого усилия воли она преодолела в себе желание потрогать жизнь, которая бешено билась в Вулфе при его внешнем спокойствии.

Вулф спрыгнул с Туспота и привязал его к стройной осинке. Затем он встал перед Джессикой и посмотрел на нее вопрошающим взглядом. Это была, наверное, самая длинная минута в ее жизни. Она выдержала взгляд прищуренных темно-синих глаз, глубоко запрятав в себе боль и желание.

— Ты, кажется, удивилась, когда я прискакал, — сказал Вулф.

— Калеб не удивился… Он сделал все, разве что костры на деревьях не разжигал, чтобы ты нашел нас.

— Я нашел бы тебя даже на краю света.

— Зачем?

Вопрос, кажется, вывел Вулфа из равновесия.

— Ты моя жена!

— Брак недействителен.

— Черта с два! Я был в тебе так глубоко и так основательно, что нам не уйти друг от друга.

Пунцовые розы появились на скулах Джессики, однако она не отступила.

— Ты сказал, что исключаешь возможность рождения ребенка, а это противоречит моему желанию, — аккуратно сформулировала Джессика. — Это основание для развода.

— Я хотел оградить тебя от риска во время родов!

— Значит, ты признаешь. — Джессика холодно пожала плечами, хотя испытывала сильнейшее внутреннее напряжение. — Магистрат может рассматривать твои действия как не весьма благородные.

— Вот в том-то и дело, — парировал Вулф. — Я не благородный. Ты благородная!

Как ни сопротивлялась этому Джессика, она не смогла удержать слезы. От боли и гнева ее голос задрожал.

— Да, это та единственная вещь, которую я не могу изменить, а ты не можешь мне простить! — отчеканила она.

— Ты говоришь глупости!

Ее глаза, казалось, были способны просверлить его насквозь.

— Я могу научиться готовить, убираться и стирать, — сказала Джессика. — Я могу сгорать от страсти в твоих объятиях, как и ты в моих, но тебе этого недостаточно. Тебе никогда не будет этого достаточно! Ты презираешь аристократов, а мой отец был граф.

— Дело не в…

— Ты хочешь держать меня рядом, — продолжала она безжалостно, — но не как жену. Я не гожусь быть матерью твоих детей! Я избалованный, гадкий ребенок! Я…

— Джесси, совсем не это я…

— …девчонка, а не женщина, такая же бесполезная, как соски у борова, неподходящая для…

— Да черт побери же!..

— Да, это так! — хрипло вскричала она, глядя на него сверху. — Ты никогда мне не лгал, какой бы жестокой ни была правда. Не начинай лгать сейчас, когда больше нет необходимости. Я тебя заманила в ловушку, я тебя отпускаю на свободу. Возвращайся в страну, где ты родился, страну, которой я недостойна и никогда не буду достойна. Я такая, какая есть…

— Проклятье! Ты выслушаешь меня, или я вынужден буду…

— … а ты Дерево Стоящее Одиноко, и то, что ты спал со мной, — самая большая ошибка в твоей жизни.

— Чушь! — выпалил Вулф. — Самая большая моя ошибка, что я пообещал Виллоу постараться сперва поговорить с тобой.

Вулф без предупреждения сдернул Джессику с седла и прижался ртом к ее губам. Она пыталась вырваться, колотила его, но он был намного сильнее. Он удерживал ее до тех пор, пока дикий хмель его поцелуя не проник глубже, чем гнев.

Не в силах более сопротивляться ему и себе, она покорилась мягкости, которую он к тому моменту обрел, и отдалась поцелую. Не скоро Вулф оторвался от Джессики.

— Вот единственная правда, которая имеет значение, — проговорил Вулф, смахивая с лица Джессики слезы. — Ты моя, только моя. И я — твой.

— Ты — Дерево Стоящее Одиноко.

— А ты — солнце в моем небе. Не прячь от меня солнца, Джесси.

Она хотела что-то сказать, но потрясенная тем, что увидела в его глазах, смогла лишь выговорить:

— Вулф…

— Останься со мной, Джесси Лоунтри, — прошептал он. — Раздели со мной эту дикую страну. Люби меня так, как люблю тебя я.