"Фредди Меркьюри. Жизнь его словами" - читать интересную книгу автора (Брукс Грег, Лаптон Саймон)

Глава вторая Playing My Role In History[3]

Концепцией Queen была царственность и величественность. Гламур был частью нас, и мы хотели выглядеть шикарно. Мы хотели поражать и шокировать. Мы хотели, чтобы люди не задумывались о том, нравимся мы им или нет, а понимали бы это сразу, едва увидев нас. Мы не просто старались быть другими, потому что если вы не профессионалы, то вам не стоит даже и стараться быть чем-то!

Идея создания Queen зародилась у меня еще во время учебы в колледже. Брайан, который тоже в то время был в колледже, одобрил эту идею, и мы объединили усилия. Самые первые следы группы ведут к команде под названием Smile[4], которая записала сингл и выпустила его в Штатах. Я очень интересовался Smile, и мы подружились. Я бывал на их выступлениях, и они нередко приходили на мои концерты. Но группу постоянно преследовали неудачи.

Я говорил Брайану и Роджеру: «Зачем тратить время на это? Вам нужен более оригинальный материал. Вы должны быть более эффектными в подаче музыки. Если бы я был вашим вокалистом, я бы это сделал!» В конце концов Smile распалась, и мы решили вместе создать новую группу. Все очень просто. Мы были уверены, что наши музыкальные идеи будут гармонировать. Потом [в июле 1971 года] мы познакомились с Джоном Диконом и решили назвать группу Queen.

Я придумал название группы давно. Это очень величественное название и к тому же великолепно звучит. Оно сильное, универсальное и эффектное. Оно имеет большой визуальный потенциал и открыто для интерпретации. Оно давало возможность для многих вещей, таких как театральность, например, и это было замечательно. Оно очень эффектное во всех смыслах. Оно такое емкое. Это не просто фирменная этикетка.

Конечно, я понимал, что название имеет голубой подтекст, но это была лишь одна из его граней. В любом случае, мы всегда воспринимали Queen как нечто величественное, а не гомосексуальное. Мы были обеспокоены тем, что название может дать людям неверное представление, но в то же время знали, что наша музыка будет сильнее этого имиджа, потому что всегда стремились делать качественный продукт. Мы были уверены, что люди к нам потянутся, потому что, хотя эпатажный имидж уже был установлен Боуи и Воланом, мы намеревались поднять его на другой уровень. Мы думали, что, возможно, понравимся хипповым девчонкам и что, возможно, на какое-то время к нам приклеится попсовый ярлык, но не надолго. В то время мы были заинтересованы только одним — поразить тех, кто приходил на наши концерты.

Между фактическим образованием группы Queen и первым контрактом прошло довольно много времени. Именно поэтому мы были так озабочены высказываниями типа: «Вот появились Queen; в моде глэм-рок, и они туда же». Мы никогда никому не подражали. Мы были в глэм-роке до Sweet, и Боуи, и боялись, что пришли слишком поздно. Мы хотели создать особый вид сценической музыки.

Я думаю, что каждый в начале своей карьеры получает ярлык. Журналисты втискивают тебя в какую-нибудь категорию и вешают ярлык. О каждой группе, которая сейчас только начинает, говорят, что она слегка напоминает Culture Club или кого-нибудь еще. Мы слегка напоминали Led Zeppelin, потому что у нас были гармонии и все такое, и поэтому нас пришпилили к этой категории. Каких только ярлыков на нас не навешивали! Ярлыки насколько плохи, настолько же и хороши, и очень глупо относиться к ним серьезно. Мне правда совершенно безразлично, что обо мне говорят. Я думаю, люди говорили разное о нас, но меняли свое мнение, после того как слышали наши альбомы. В конце концов мы обрели свой фирменный знак — Queen. Многим командам, пришедшим после нас, говорили, что они звучат как Queen, и им это тоже не нравилось, но они должны были пройти через это. Так всегда было и будет.

Вначале у нас было много веры, но я думал, что все это закончится лет этак через пять и я займусь чем-нибудь другим. Но она все росла и росла, и не забывайте, что до этого мы все играли в разных группах и имели достаточно опыта, чтобы первое же радужное предложение от записывающей компании могло нас ошеломить.

В тот момент, когда мы делали демо-запись [в 1971 году], мы знали, что вокруг много акул. У нас были очень заманчивые предложения от людей, которые говорили: «Мы сделаем из вас новый T-Rex», но мы были очень, очень предусмотрительными, чтобы ввязаться в это. Мы обошли, пожалуй, все студии звукозаписи прежде, чем выбрали одну. Мы не хотели, чтобы с нами обращались как с рядовой группой. Мы настаивали на этом, потому что у нас никогда не было желания стать безработными музыкантами. Мы сказали: «Принимайте нас как серьезный товар или совсем не принимайте нас».

Мы очень многое продумывали. Успех пришел к нам не в одночасье, ведь мы уже существовали три года. Мы просто нашли нужных людей, которые бы работали на нас, и выбрали правильную компанию, а на это ушло много времени. И всё же нас обвиняли в дешевой рекламе и сравнивали с группами, о которых мы слышать не слышали, и даже в том, что мы не являемся авторами собственных песен.

Большинство считали, что мы прославились враз, но на самом деле нам долгое время пришлось кружить по различным клубам, не имея контракта со студией звукозаписи. Мы с самого начала чувствовали постоянное давление коммерции. Это было похоже на бег с препятствиями. Я всегда буду утверждать, что группа, достигшая большого успеха, либо прошла нелегкий путь, либо что-то здесь не так. Если все слишком легко, то вы достигаете вершины, и на этом все заканчивается!

Вы не можете просто ходить и говорить всем: «Какой я классный музыкант! Какую бесподобную вещь я вчера сочинил!» Необходимо, чтобы вас открыли. Частью таланта является умение донести свою музыку до слушателя. Недостаточно быть прекрасным музыкантом и выдающимся композитором — их и так полно. Научитесь проталкивать себя, быть в нужном месте в нужное время и вникать в бизнес с самого начала. Такова игровая позиция в сегодняшнем рок-н-ролле. Вы должны инстинктивно чувствовать вещи, которые принесут вам успех.

Чем выше ты забрался по лестнице, тем жестче нужно быть, чтобы не свалиться с нее вниз. Не то чтобы я хотел быть жестким и злобным, просто иногда приходится быть таким. Как только ты становишься успешным, вокруг тебя собираются плохие парни, и вот тогда нужно быть по-настоящему сильным и постараться понять, кто есть кто, — это настоящая проверка на выживание. К тебе присасываются всевозможные пиявки, и они высосут твою кровь до капли, дай им только шанс. Приходится следить за каждым, кто работает на тебя, и, если ты чувствуешь, что они собираются надуть тебя, от них нужно быстрее избавляться. Нельзя допускать, чтобы это сходило им с рук. Это как аттракцион с машинками, только это рок-н-ролльные машинки — нельзя позволять плохим парням слишком часто наезжать на тебя. Каждый, кто достигает успеха, раз или два непременно обожжется. Это что-то вроде классического правила. Назовем его опытом.

Думаю, мы приобрели этот опыт в те далекие дни, когда нас обманывали, обворовывали и все такое. Дело не только в том, чтобы получить контракт от звукозаписывающей компании и успокоиться — это еще не обещает сладкой жизни. Это музыкальное предложение, и это деловое предложение. Нужно постоянно держать под контролем все, что происходит вокруг тебя. В наши дни иметь талант — это значит быть не просто хорошим музыкантом, это значит быть все время в курсе. Тебе жизненно необходимо вникать во все. Талант — это не только сочинение хороших песен и их исполнение, это еще и деловой подход, потому что без него невозможно правильно продвигать свою музыку и получать от этого прибыль. Используй все профессиональные уловки, и, если веришь в себя, ты добьешься успеха. Это единственный способ, который мы знали, и он сработал для Queen. Конечно, необходимо иметь специалистов, которые бы занимались всеми делами, но ты должен и сам всем интересоваться.

Таких людей очень трудно найти. Очень трудно доверять другим, особенно для нас. Мы очень вспыльчивые, разборчивые и дотошные. То, через что мы прошли с Trident[5], заставило нас о многом задуматься, и мы стали очень внимательными и избирательными в отношении людей, работавших с нами после этого и ставших частью команды Queen.

Джон Дикон внимательно следил за всем делопроизводством. Он знал все, что должно и чего не должно происходить. Если бы Бог покинул нас, остальные члены группы не стали бы делать ничего без одобрения Джона.

Я думаю, сейчас давление бизнеса становится все больше и больше. Так много всего происходит, что порой приходится принимать поспешные решения и делать все по шаблону. Труднее всего решить проблему времени, и в некоторых случаях приходится идти на компромисс, что мы так ненавидим. Я просто умираю, когда чувствую, что сделал что-то, что мог бы сделать лучше. Это ужасно, потому что об этом постоянно думаешь. В конце концов, это твоя профессия и тебе с этим жить.

Для начинающей группы хорошее руководство и менеджмент жизненно необходимы. Но людям нравится думать, что у артистов нет мозгов и что большинство из них, конечно, легко изолировать от их собственных денег. Мы были хитрее в этом плане. После Trident мы перебрали многих топ-менеджеров, чтобы убедиться, что на этот раз делаем правильный выбор. Правильным выбором в то время оказался Джон Рид. Он сверкнул на меня глазами и сказал: «А почему бы и нет?» Он был великолепен. В нем были все те качества, сочетание которых мы искали все эти годы. Его подход и методы работы были безупречны. Он занимался всем: переговорами, релизами и менеджментом.

Со временем мы стали очень трудно управляемой группой, потому что мы много требовали. Мы сущие дьяволы, так что управлять нами мог бы только кто-нибудь вроде Гитлера или Геббельса. Queen — это бизнес, организация, и мы решили взять все в свои руки.

Поскольку Queen выступали и записывались вместе, у людей создался образ единого организма. Но Queen — музыкальная группа, а не семья. Естественно, что, как и во многих семьях, у нас случаются ожесточенные ссоры. Мы спорим по мелочам. Но мы все понимаем, что в основном наши цели совпадают — продолжать делать хорошую музыку и расширять рамки того, что уже сделано группой.

Сколько мы существуем, столько же существует и какая-то внутренняя ревность между нами. Роджер, Брайан, Джон и я — мы все пишем по раздельности и бьемся, чтобы протолкнуть как можно больше собственных песен в каждый альбом. Здесь и давление, и страсть, и постоянная борьба, что я считаю очень здоровым явлением. Мы выясняем отношения, и в итоге все получается очень демократично. Я не стремлюсь заграбастать все. Я ни в коем случае не хочу сказать, что песни должен писать я один. Все зависит от самой песни. Разве не было бы ужасно, если бы я проталкивал только свои композиции и настаивал на том, что они лучшие?

Это своего рода политика группы, когда мы спорим и говорим: «О'кей, не важно, кто это сочинил, мы думаем, лучше выбрать эту песню, потому что она работает на нас всех». Я имею в виду, что, если бы я толкал свою песню, не будучи уверен в том, что она станет хитом, в итоге это принесло бы убыток мне самому. Так, например, в случае с Radio Ga Ga [1984] я первый сказал, что эта песня, которую написал Роджер, может стать отличным синглом. Это была коммерческая, сильная, необычная и очень современная песня.

Кстати, я не являюсь лидером группы. Все считают меня лидером Queen. Но я всего лишь ведущий вокалист. Я не командир или что-нибудь в этом роде. Мы четыре равноправных участника. Мы все хотели стать поп-звездами, но группа — прежде всего. Без остальных я был бы ничем.

Современные люди в моем положении называют себя «фокусом» группы, что превосходно, если вас зовут Род Стюарт и вы имеете группу музыкального сопровождения за своей спиной. Что же касается нас, то мы не Фредди Меркьюри и его группа. Если разобраться, мы вчетвером заставляем все это работать. Каждый вносит свои двадцать пять процентов, просто я нахожусь впереди, вот и все. Queen — это четырехголовый организм, и это очень нелегко, должен сказать. Очень непросто каждый раз принимать четырехсторонние решения, но иногда приходится соглашаться с большинством. Часто мы так и не приходим к согласию. Иногда мы разделяемся надвое. И как быть в этом случае? Приходится откладывать проблему на какое-то время, а затем возвращаться и подходить к ее решению с другой стороны.

Мы всегда спорили. Мы ссорились практически с первого дня. Каждый из нас четверых очень сильная индивидуальность, так что мы по-прежнему схватываемся друг с другом. Как четыре бойцовых петуха… да мы самая склочная команда на свете! Мы часто просто за горло друг друга берем. Но если бы мы не спорили, мы были бы подхалимами и в итоге получили бы отстой. Обычно тщеславие, скандальность и вспыльчивость ассоциируются с моей персоной. Да, я очень эмоционален и иногда становлюсь очень буйным, но как бы вы удивились, если бы посмотрели на других участников группы. У каждого из нас свой характер, но, возможно, именно это и удерживает нас вместе.

Я думаю, что со временем мы так привыкли друг к другу, что поддерживаем наши отношения чисто инстинктивно. По существу, мы просто четыре человека, работающих вместе. Между нами не существует очень крепкой связи, и мы не так уж часто совместно проводим время. Мы вместе уже так долго и видимся практически каждый день на работе. Но мне кажется, в неофициальной обстановке мы предпочитаем держаться подальше друг от друга, иначе мы будем слишком часто видеться и просто надоедим друг другу. Если необходимо идти на какие-нибудь приемы, мы идем: мы очень профессиональны в этом отношении. Но с другой стороны, так приятно возвращаться в свой собственный мир. У остальных есть семьи, и это занимает большую часть их времени. Мне нравится моя частная жизнь без них — если вы понимаете, что я имею в виду.

Я не могу все время жить жизнью четвертинки. Из-за нашей работы мы постоянно видимся друг с другом, а одни и те же лица каждый день — это сведет с ума любого. Поэтому, как только работа закончена, мы расходимся каждый в свою сторону. Случается так, что я не общаюсь с ними месяцами, но потом мы едем в тур и прекрасно ладим. Музыка удерживает нас вместе, и мы научились инстинктивно принимать друг друга. Мы знаем, что, когда мы долго остаемся вместе, мы начинаем действовать друг другу на нервы. Были времена, когда между нами были большие трения, но мы в какой-то мере сглаживали их. Да, мы много спорим и много ссоримся, но в итоге всегда добиваемся результата и делаем хорошую музыку. Мы все прекрасно понимаем. Очень легко стать эгоистичным и сказать: «Я самый великий!» Может взыграть самолюбие и вообще всякое может случиться, но ты должен себя сдерживать. Полагаю, это и называется профессионализмом.

Мы до сих пор вместе, потому что мы по-прежнему уважаем друг друга как музыкантов. У нас разные характеры, но это неважно. Когда мы не можем договориться о музыке, тут такое начинается, что стулья летят, но, в конце концов, если ты не можешь находиться в одной комнате с другим человеком, тебе придется сказать: «Всё, забыли!» Это просто пытка. Но когда альбом закончен, мы думаем: «Ну ладно, у меня были свои взгляды, у него было свое мнение, но мы объединились ради музыки».

Если группа состоит из четырех совершенно разных людей, каждый из них норовит отклониться от общего курса, и это очень тяжело. Распад группы обычно происходит из-за того, что кто-то один сильно вырывается вперед и просто не может вернуться обратно. Когда в группе есть одна сильная личность, другие отстраняются и думают: «Этого засранца слишком много, не податься ли в другую группу?» Нам так или иначе удается держать свое самолюбие под контролем.

Это не значит, что мы настолько пассивны, что со всем соглашаемся, мы просто не допускаем, чтобы все зашло так далеко, чтобы действительно сказать: «О'кей, давайте тут и закончим!» Были моменты, когда я думал, что с меня хватит, но мы еще столько хотим сделать в музыке. Я думаю, что мы остаемся вместе так долго, потому что никто не хочет уходить. Если уйдешь, будешь выглядеть трусом. Это инстинкт выживания, который есть у меня и у всей группы.

Брайан однажды получил предложение от группы Sparks [в 1975 году], которые хотели, чтобы он присоединился к ним в качестве гитариста. Но мы относимся к такого рода вещам как к чему-то нереальному. Мы так увлечены тем, что мы делаем, что даже не заговариваем об этом второй раз. Мы все получали предложения от других групп, но, если мы с Роджером посылаем их к черту, Брайан тянет время, стараясь быть вежливым с людьми, отчего у них иногда возникает обманчивое впечатление. Брайан действительно настоящий джентльмен — не то что я, старая блядь, — но он ни на минуту не задумывался покинуть нас.

Единственная причина, по которой Брайан мог бы уйти от нас, — это чтобы стать астрономом, но не чтобы присоединиться к группе типа Sparks. Бог мой! Особенно в то время, когда веселье только начиналось! Мы мчались на гребне волны, и нам открывались новые горизонты. Мы наконец-то стали получать отдачу, в том смысле что нас признали как музыкантов и наши песни нашли свою аудиторию.

Полагаю, то, как усердно мы взялись за нашу карьеру, может выглядеть нездорово и расчетливо, но наше самолюбие не позволяло нам соглашаться ни на что, кроме самого лучшего. Я всегда считал нас самой лучшей группой. Это звучит слишком заносчиво, но так оно и есть. Когда нам представилась возможность играть вместе с Mott The Hoople, это было здорово, но в тот момент, когда мы закончили тур, я отлично знал, что скоро мы будем заглавной группой на афишах.

Мы не боимся использовать новые идеи. Чего мы действительно избегаем — так это повторения одних и тех же форм. Изначально мы — рок-группа, о чем мы и заявили своим первым альбомом. Второй немного отличался, но те, кто слышал третий, даже не могли подумать, что это опять мы. Понимаете, мы всегда меняем стиль. Мы следуем правилу, что нужно придерживаться той формы, которая работает, так что на новом этапе остается старый стиль, но мы добавляем новые идеи, по мере того как они к нам приходят. Таков принцип. Это касается всего, даже оформления альбомов. Я имею в виду, господи, через что мы только не прошли, чтобы сделать фотографии для альбома Sheer Heart, Attack[6]!!! Дорогие мои, можете себе представить, как нужно постараться убедить других намазаться вазелином, а потом облить их водой из шланга? В результате четыре участника группы выглядят совсем не царственно — загорелыми и здоровыми и такими мокрыми, как будто потели всю неделю. Дело в том, что все ожидали, что новая обложка будет чем-то вроде Queen III, но это было совершенно новое. Не то чтобы мы менялись полностью, просто в то время мы переживали переходный этап.

Существует столько направлений, в которых мы можем сочинять нашу музыку. Думаю, что мы просто делали то, что хотели сделать. Мы не угождали общественному вкусу. Мы старались быть в курсе того, что происходит и делать один шаг вперед. Я думаю, в итоге хорошая музыка говорит сама за себя, и я уверен, что мы пишем хорошие песни и отлично их исполняем. Мы часто рисковали, но в большинстве случаев риск был оправдан. Мы всё такие же голубоватые на вид, как и прежде. Мы остались такими же вызывающими, какими были в начале. Мы просто показываем людям, что, помимо гей-имиджа, мы способны и на другие вещи.

Каждый раз, когда приступаешь к записи нового альбома, чувствуешь новый прилив энергии — а мы делаем такие разные альбомы! Это каждый раз как новый проект. Все очень свежо, и это очень стимулирует. Если бы мы появились со старым материалом, уверенные, что публика готова его воспринять, это была бы игра без риска. Мы никогда не осторожничали.

Посмотрите, как мы рисковали, записывая альбом Hot Space [1982]. Это было здорово. Мы осваивали разные пространства и пути, поэтому наша энергия была направлена по различным руслам. Мы были всё теми же людьми, но во многих отношениях альбом получился свежим. Я порядком волновался. Попадет ли альбом в черные чарты? Получит ли он признание среди поклонников диско? Мы не знали.

Я помню, когда был выпущен сингл Another One Bites The Dust [в 1980 году] и поднялся до первого места в чартах, многие купили его и решили, что мы чернокожая группа. Потом они пришли на наши выступления и обнаружили, что мы все белые.

Я считаю, Hot Space был одним из самых рискованных, но публика может положительно реагировать на то, что выходит за привычные рамки. Мне бы осточертело, если бы каждый раз мы придерживались нормы. Я не говорю, что мы всегда правы, потому что это не так. Весь этот танцевально-фанковый уклон был, по существу, моей идеей, и, очевидно, не самой блестящей. Я думаю, этот альбом обогнал свое время, но мы делали то, что считали нужным делать, и чувствовали, что мы правы.

Это очень болезненный процесс, и мы ужасно щепетильны. Бывает, мы забраковываем и не включаем в альбом буквально десятки и дюжины песен, причем некоторые из них очень хорошие. Если людям не нравятся песни, которые мы исполняем в определенный момент, нам на это глубоко плевать. Мы так требовательны к тому, что делаем, потому что нас очень заботит, что мы донесем до слушателя. И если мы записываем потрясающий альбом, мы хотим, чтобы он был укомплектован соответствующим образом. Честно говоря, мы самая привередливая группа в мире.

С каждым разом работать в студии становится все труднее, потому что мы стараемся развиваться, писать песни, которые звучали бы по-новому. Первый альбом писать легко, потому что в голове полно идей, которые хочешь реализовать. Но от альбома к альбому начинаешь думать: «Скажут, что здесь я повторяюсь». Я очень чувствителен к этому.

Нам столько всего хочется попробовать, но мы не можем делать всё одновременно. Это невозможно. Несколько песен, которые мы хотели записать для первого альбома, были окончательно завершены только к альбому A Night At The Opera, хотя для большинства такой стиль работы был бы неприемлем. Нельзя впихнуть все в один альбом. Приходится ждать своего времени.

Мне нравится студийная работа, хотя это самая изнуряющая часть моей профессии. Это так утомляет морально и физически. Она полностью выматывает тебя. Иногда я спрашиваю себя, зачем я это делаю. После записи Sheer Heart Attack мы чуть с ума не сошли и решили: «Больше никогда!» И что же в итоге?

После этого альбома мы поняли, что нашли себя. Мы чувствовали, что для нас не существует препятствий и ограничений. В вокальном отношении мы могли превзойти любую группу, и мы решили из кожи вон лезть и, не ограничивая себя ни в чем, действительно делать именно то, что хотим. В каждом альбоме мы немного перебирали, но в этом собственно и есть Queen. В альбоме A Night At, The Opera [1975] был и все возможные звуки: от тубы до гребенки. Никаких пределов. Как только мы его закончили, то поняли, что теперь можем все.

Я никогда не забуду A Night At The Opera. Никогда. Он отнял больше времени, чем любой из четырех первых альбомов. На самом деле мы не стремились к этому. Для нас важнее было сделать альбом так, как мы хотим, особенно после того, как потрачено столько времени и сил.

Это был самый важный для нас альбом, ничего сильнее мы еще не писали. Я знал, что он будет нашим лучшим альбомом. Я был очень доволен оперными штучками. Я хотел добиться какого-то невероятного вокала. К этому времени мы уже записали альбом, который, честно признаемся, был труден для большинства слушателей. Но это было то, что мы хотели сделать. Мы хотели экспериментировать со звуком и иногда использовали три студии одновременно. Фактически на запись альбома ушло четыре месяца. Одна только композиция Брайана The Prophet's Song отняла у нас не то две с половиной, не то три недели. Мы хотели записать столько песен! Для разнообразия мы вставляли короткие композиции. У нас была полная свобода, и она была настолько неограниченной, что мы готовы были дойти до крайности. Мне нужно было написать свои песни всего за две недели, так что мы работали как проклятые.

Название A Night At The Opera возникло в самом конце записи[7]. Мы подумали: «Ну вот, все песни готовы, как же мы назовем наш альбом?» Это название должно было объединить весь материал, и тогда я сказал: «Постойте, здесь столько всяких оперных элементов, давайте взглянем с этой стороны». Тогда мы с Роджером придумали название, и оно как раз подошло.

Мы многое узнали о студийной технике и многому научились во время работы над альбомом A Night At The Opera, Бедный звукооператор просто измучился, потому что мы требовали максимально возможного уровня записи. В этом отношении мы действительно очень вредные. Мы продолжаем поднимать уровень, двигая вверх фазеры, он в это время смотрит на индикаторы и бормочет: «Это никогда не записать!» Затем мы даем ему задание ехать в Нью-Йорк или еще бог знает куда, говоря: «Убедись, что громче записать нельзя». Это очень тонкая грань, потому что мы всегда хотим выжать как можно больше из музыки, но в то же время нужно следить, чтобы это не было чересчур, иначе страдает все дело. Но наш звукооператор Майк Стоун был молодцом! Этот маленький мерзавец — преотличный парень!

Во многом нам помог успешный мировой тур. Ничего подобного мы раньше не делали. Он многому нас научил. Как надо вести себя на сцене и как подавать музыку. Мы начали с Британии [1974], и к тому времени, как мы достигли Америки, а затем и Японии [1975] с этим же самым шоу, мы были уже совершенно другой группой. Весь этот опыт постепенно накапливался, и когда мы начали работать над «Оперой», многое из того, что мы делали раньше, мы могли теперь делать намного лучше. Мы стали лучше играть.

Мы вообще работаем как черти. Мы работаем, пока не валимся с ног. Я пою, пока мое горло не становится похожим на промежность грифа. Мы разборчивы и щепетильны, у нас очень высокая планка. Если бы мы не могли сделать песню должным образом, мы бы предпочли не делать ее вовсе. Мы самая разборчивая и требовательная группа в мире, и вкладываем столько любви в каждый альбом! Благодаря этому мы до сих пор существуем. Если бы мы выпустили альбом, про который сказали бы: «Это в точности как Sheer Heart Attack», я бы сразу же все бросил. Вы бы так не сделали?

Всегда кто-нибудь приходит на сцену после вас, всегда после вас и вашего успеха появляется новое лицо, и это отличный вызов. Я думаю, каждая успешная группа нуждается в этом. Это всегда что-то вроде свежего вливания. Это хорошее соперничество, и мне оно нравится. Я хочу сказать, когда мы начинали, то хотели затмить всех, кого считали чего-нибудь стоящими, и говорили, что можем делать лучше. Всегда будут появляться новые команды, и мы это прекрасно понимаем. Мне нравится чувствовать себя конкурентоспособным. Если они достаточно хороши, то пробьются, несмотря ни на что. Места хватит всем. Разве не приятно, что новые группы считают себя вашими конкурентами? Потому что, если бы вы были ничем, они бы сказали: «Да пошли они!»

Расцвет всего этого панка [1977] было достаточно трудным периодом для нас, и я думал сам запанковать, но если есть вызов, мы его принимаем, и это помогает нам выживать.

Я никогда не забуду, как мы сидели в студии, записывая песню Sheer Heart Attack, а в соседней студии оказались Sex Pistols. Можете представить под одной крышей нас и это олицетворение самого панк-рока и анти-истэблишмента?! Тем не менее я пригласил Джонни Роттена и Сида Вишеса послушать одну из наших фонограмм и сказал, что спою одну из их песен, если они исполнят мою. Вы бы их видели! Они заявили что-то типа: «Мы не можем петь с Фредди Меркьюри!» В то время я носил балетные туфли и все такое. Я выглядел забавно. Помню, Сида Вишеса я назвал Саймоном Фероушесом[8] или как-то так, и ему это жутко не понравилось. «Ну так как насчет этого?» — спросил я. Он был весь в этих шрамах, и я поинтересовался, не порезался ли он во время бритья, и он возненавидел меня за подобную манеру общения.

Мы не хотим быть скандальными. Это просто сидит в нас. Мы как Сесил Б. де Милль[9] рок-н-ролла — всегда хотим сделать больше и лучше! Но нужно иметь талант. Иногда я думаю: «Боже мой, они думают, я так много работаю, чтобы вжиться во все это», но это не так. Я бы не смог делать не свое дело. Queen не притворщики. Мы создали определенный образ. Мы не навешивали на себя ярлыков. Мы сказали: «Это Queen! Это наша музыка и это то, как мы себя подаем». Забавно, что никто не вмешивается в создание имиджа Queen, и мы никому не хотим этого позволить. Мы говорим: «Это мы, и это ваше дело, как нас понимать».

То же можно сказать и про нашу экстравагантность и яркость. Мы любим наряжаться. Если вы вживаетесь во что-то, то лишь на короткое время, а мы здесь надолго. Если завтра балет станет развлекательным жанром, а джаз обретет новую волну популярности, мы не изменимся. Мы будем играть нашу музыку, потому что это то, во что мы верим.

Когда песня Seven Seas Of Rhye стала хитом [1974], все говорили, что мы сможем отлично заработать, продолжая в том же духе. Мы не хотели этого. Наша сила в музыке. Удивительно то, что мы существуем так долго. Мы умеем меняться, и делаем это с умом. Я знаю, что мы хорошие музыканты. Я знаю, что нам хватит таланта, чтобы оставаться в этом бизнесе столько, сколько мы захотим. К тому же мы уделяем нашей работе больше внимания, чем большинство групп, готовых потеснить нас.

Мы учились на собственных ошибках. Теперь мы не просто приходим в студию и делаем запись — мы отслеживаем весь процесс, чтобы убедиться в том, что все делается именно так, как мы хотим. Все: от оформления обложек наших альбомов до внутренних конвертов, а также переговоры со звукозаписывающими компаниями и менеджмент. Это как взяться за огромный проект. Мы всё еще ссоримся. Мы с Брайаном ссоримся как дети всякий раз, когда оказываемся в одной комнате… Но до драки еще никогда не доходило!

Такие вещи очень трудно выделить, но между нами определенно существует нечто, что удерживает нас вместе. У нас есть роль, которую мы должны играть. Queen — это повозка, которую везут четыре коня, и время от времени один из нас берет на себя ведущую роль. Мы разные по характеру, и поэтому мы вместе. Ни один из нас не похож на другого, у нас разные вкусы, но, когда мы вместе, срабатывает то, что называется «химией». Я не знаю, что это такое. Кто знает? Но это именно то, что нужно. Это то, из чего сделаны хорошие группы… А мы действительно хорошая группа!

Согласитесь со мной, мои дорогие, мы самая ненормальная группа в мире!