"Падальщик" - читать интересную книгу автора (Гали Ник)

Глава III Поиски большой Любви при помощи точного математического расчета

В это утро, как и во многие предыдущие, она проснулась одна, тут же по этому поводу загрустила, обняла ногами подушку и принялась думать о будущем муже.

Ее съемное жилье размещалось в полуподвальной конуре, рядом со складом; из окна были видны двор и кирпичная стена. Свет тусклого декабрьского солнца, отражаясь от стены, проникал в комнату, кое-как разгонял полумрак вокруг тесно расставленной мебели и оседал, словно пыль, на разбросанных повсюду вещах.

Вместе с серым светом в комнату проникали унылые звуки: Лондон, не взирая на праздники, оглашал двор не джингл-белз, а грохотом подъезжавших к складу за товаром грузовиков.

Она сильнее подобрала ногами подушку.

Да, она мечтает о замужестве, так же, как мечтает о нем какая-нибудь простушка с севера Англии. А что? Все женщины о нем мечтают. Только по-разному пытаются свою мечту воплотить. Некоторые, например, считают, что достаточно четко и ясно вообразить себе идеального мужчину во всех подробностях, и вожделенный приз сам упадет в руки. Да-да, она помнила — одна ее подруга из Нью-Йорка рассказывала о посещении семинара, специально организованного для одиноких женщин, мечтающих выйти замуж. «Главное, — учили подругу нью-йоркские гуру сводничества, — во всех деталях представить себе своего Идеального избранника — представить себе его рост, цвет волос, глаз, как от него пахнет, звук его голоса… Верьте во встречу. Представляйте своего мужчину во всех подробностях, и тогда Селенная сама вытолкнет его к вам в объятия».

Знакомая после семинара принялась старательно массировать реальность, посылать флюиды во Вселенную, — и что вы думаете? Не прошло и пары месяцев, как она, и вправду, в буквальном смысле столкнулась с мужчиной своих снов у дверей какого-то кафе в Бруклине. Молодой человек был выдавлен на асфальт из флакона ее концентрированных фантазий точно таким, каким она его себе представляла: плечи, голос, запах, элегантно небрежный стиль в одежде… Поразительно, у него даже была маленькая родинка на левой стороне шеи — там, где знакомая хотела ее видеть.

Естественно, знакомая сразу разомлела, и у них очень быстро дошло до постели. И вот, когда принц снял брюки, знакомая вдруг увидела… Нет, его носки! Тут она с ужасом поняла, что про носки-то она в своем описании, с которым приставала два месяца к Вселенной, совершенно забыла! Словом, у молодого человека оказались отвратительные дырявые носки, и знакомая не смогла этого пережить. Секс получился ужасный, и отношения дальше не сложились. Дьявол в очередной раз оказался в деталях, в данном случае, в носках.

Геня улыбнулась: колдовство не способ, целей достигают по-другому. Как? Прежде всего не валяются по полдня в кровати, да еще в сочельник! Ну-ка встать, привести себя в порядок и отправиться в спортзал! На презентацию завтра она должна прийти полной энергии и обаяния, — помимо интересной научной части там будет много потенциальных мужей.

Она отбросила подушку, перевернулась и села на постели. Открыв припухшие веки, растрепанной королевой еще раз осмотрела свой дворец. Бр-р, когда-нибудь у нее будет свой дом?!

Встав с кровати, она протиснулась к висящему на шкафу зеркалу и принялась рассматривать себя в нем — обнаженную богиню. У богини были широкие бедра, высокая грудь второго (с половиной!) размера; большое, красивое лицо, карие глаза…

Она подняла руки и запустила их в свои пышные черные волосы. Потом приподняла копну, повернулась к зеркалу боком, одну ногу завела за другую, изогнулась… Нет, нет — все еще очень, очень соблазнительна. В свои… ой! — тридцать три.

Настроение испортилось. Она опустила руки; волосы упали на плечи, пощекотав своими кончиками шею и спину, словно мужские пальцы.

Нахмурившись, она подхватила с кресла белый шелковый халат накинула его на плечи и, ступая по старому свалявшемуся ковру, узким коридором прошла в ванную.

Через несколько минут под горячей водой ей снова стало хорошо. и она подумала о том, что все равно будет в жизни счастлива. Даже не встретится ей этот засранец, мужчина ее снов, — когда она усыновит ребенка из развивающейся страны. Этому никто не сможет помешать. Она возьмет девочку.

— Как интересно, — подумалось ей, — в душе по утрам все время думаешь об одном и том же: о запасном плане.

Когда она была помоложе (она открыла воду и стала намыливать руки и плечи), — и до чего же противно даже мысленно произносить это «помоложе»! — зов природы молчал, и она и не подозревала, что биологические часы могут шарахать гирями по голове с такой силой. А пару лет назад животная женщина в Евгении проснулась и стала стучать ей изнутри в глаза, не давая ни спать, ни работать, ни жить, — крича ей неслышным голосом о том, что пора быть востребованной. Евгения одновременно и сливалась с этой женщиной внутри себя, и была ей, и не была, и ненавидела ее. Эта женщина заставляла в дни перед месячными набухать ее грудь, и тогда, из-за нее, Евгения иногда представляла себя «вещью с головой», например, холодильником с головой, — голова продолжала думать, оценивать мир четко и трезво, а в холодильнике в это время происходили разные процессы, не имеющие отношения к ее мыслям и суждениям. Тот факт, что голова ко всем этим процессам никакого отношения не имела, казался ей очень унизительным. Но умной ее голове приходилось с процессами считаться. Ведь если обеспечить правильное Функционирование технического агрегата под названием «женское тело», тогда можно добраться до цели…

Она провела мочалкой по животу и почувствовала, как ворс вцепился за пирсинг в пупке. Последние два года она уже чуть Не через ночь видит во сне, как ходит беременная. Часто — то в транспорте, то на вечеринке, то на лекции, — грудь у нее как заноет! И даже уже не в желании мужской ласки, нет, — а механически, в неком стремлении сцедить кому-то свою полноту.

Самое удивительное, неподконтрольное происходит в животе там уже года три как кто-то появился. Этот кто-то там ждет, скучает, зовет. Он маленький, очень дорогой — и у него нет ключа от темницы, в которой он сидит.

Геня отцепила мочалку от колечка — лучик бриллианта в пупке был ее будущим маленьким человечком, его взглядом, обращенным в будущее; ее обещанием освободить его.

Эмоции, эмоции. Держись, девочка, есть всегда бюро усыновления.

Она добавила холодной воды и подставила под струю голову.

Нет, она не допускает, чтобы эмоции руководили ее жизнью (мыть волосы шампунем с мятой или с медом?) — с детства она склонялась не к эмоциям, а к точным наукам.

Ей вспомнился папа — он был физик и посвящал ей маленькой мало времени; она все время видела только его спину из-за приоткрытой двери, — широкий темный силуэт без головы в свете настольной лампы. Папа все писал какую-то дивную книгу про цифры. Но Геня знала способ превратить эту темную равнодушную спину без головы в веселого папу, который, сдвинув очки на лоб, посадит ее на колено, будет хвалить и пообещает сводить в зоопарк в воскресенье (хоть и не сводит). Для волшебного превращения нужно было так мало — принести из школы хорошую оценку по алгебре, стать лучшей в контрольной по физике, победить на конкурсе математических задач. Цифры и операции с точными значениями открывали путь к папиной улыбке, поцелую, вниманию, к его широким и добрым рукам. И маленькая Евгения старалась вовсю.

Школа была закончена с отличием по всем точным наукам К этому моменту, папа был по-прежнему любим, но цифры стали давать радость и свет уже помимо него, сами по себе, словно некие магические заклинания. О Гене все вокруг заговорили как о таланте, некоторые даже как о гении. На выпускном собрании только ее перед огромной толпой выпускников и родителей назвали «гордостью школы», «надеждой коммуны».

Геня вылезла из ванны, встала на круглый белый коврик пол лампой над зеркалом и принялась вытираться пахнущим лавандой полотенцем.

Тогда, на выпускном она тоже стояла в круге — в круге света прожектора, держа в руках золотую оливковую ветвь, мигая на огромный, полный людьми зал и едва удерживаясь, чтобы не заплакать от счастья. Оливковую ветвь вручили за всю пятидесятилетнюю историю школы всего семи ученикам — за исключительны е усердие и успехи в изучении наук. Папа сидел на первом ряду и посылал ей воздушные поцелуи. Она была лучшей, и за это ее любили. «Победить» стало для нее с тех пор означать «подучить любовь»; победить стало главным делом в ее жизни.

С целью победить она прожила до тридцати лет, периодически сменяя любивших ее любовников. Конечно, они любили ее, победительницу, больше, чем она любила их. Настоящая большая любовь была впереди; она представлялась ей неким сверх-призом в конце ее блистательной научной карьеры; большая любовь должна была прийти, когда будет достигнута критическая масса завоеваний. Геня будет стоять на пьедестале в лавровом венке, все человечество будет аплодировать ей, и некий Великий Судья вручит ей перевязанную ленточкой Большую Любовь.

Геня, осмотрелась по сторонам и не нашла фена. С намотанным на голову тюрбаном, запахнувшись в халат, она вышла из ванной и, стуча пятками по ковру, прошла в свою комнату.

Итак, она получила оливковую ветвь в школе под Фонтенбло, она с отличием окончила факультет физики в Сорбонне, в тридцать лет получила степень доктора наук на факультете прикладной физики в Стэнфорде. После учебы она три года работала в НАС А (как много иностранок приглашают после окончания университета работать в космическое агентство США?) Там она спланировала траекторию движения спутника, написала Для него программу и сама отслеживала его запуск и полет. Она знала пять языков программирования. Она говорила на четырех человеческих языках. Она…

Год назад она поехала домой в отпуск, в Париже зашла в Лувр и случайно увидела в античной коллекции статую «Победитель». У победителя не было рук и ног. У него не было головы. У него Не было члена. Победитель был глубокий инвалид.

Вдруг она осознала, что уже может заглянуть за вершину холма. Своей жизни, — и каково же было ее удивление и разочарование, когда она увидела, что Любви, той Большой Любви, которую она надеялась заслужить тем, что всегда и во всем была первой, Гам не оказалось. Был стадион, и он был пуст, и посреди него стоял пьедестал, куда она могла забраться и постоять на нем. И все.

Геня вдруг поняла, что шанс у таланта совершить нечто великое, достойное Большой Любви, настолько Мал, что вступить За него в борьбу может лишь человек, который готов плюнуть на эту якобы ожидаемую в конце Любовь, пожертвовать своим счастьем, единственно ради того интереса, который он испытывает к работе. Такому человеку все равно, победит он или нет. От этого понимания ей вдруг стало холодно и пусто, она поняла, что никогда не любила физику. Папа был далеко, а она заскучала по тому, кто бы заботился о ней и обещал сводить в зоопарк.

Подружки вдруг разом повыходили замуж и нарожали детей; темы их разговоров поменялись и стали ее раздражать. В университетах появились новые талантливые студенты, писавшие новые диссертации; в лабораториях НАСА каждый год планировали запуск новых спутников.

Полет жизни замедлялся, она летела уже не как ракета — все выше, ярче, — а парила на положенной ей высоте, словно планер — сегодня чуть выше, завтра чуть ниже, — рядом с многими достигшими такого же уровня жизнями. Тем временем, то и дело кто-то молодой с веселым грохотом стремительно проносился мимо в небесную высь, обдавая холодными брызгами не ее успеха и славы…

Что же, действовала она всегда решительно. Плюнув на физику, на престижную работу в НАСА, Геня взяла курс на любовь. Изучив внимательно те кластеры, в которых по миру наблюдалась наибольшая концентрация приемлемых потенциальных мужей, она остановилась на Вестминстерской Школе Бизнеса в Лондоне, — одной из престижнейших в мире. Поступить в школу для Гени не составило труда — отборочные тесты с аналитическими и математическими задачами, на которых срезалось 90 процентов поступающих, доктору физики показались шуткой — она набрала один из самых высоких баллов.

Дальше, как она предполагала, должны были вступить в игру законы больших чисел. Концентрация перспективных мужчин на квадратный метр школы была исключительно высока; общее сидение на лекциях, работа в группах, вечеринки и прочие разного рода мероприятия должны были дать обильный материал для наблюдений и окончательного отбора искомого мужчины — красивого, умного, богатого, желающего детей и водящего и зоопарк. Лишь только она его вычислит, она возьмет его — последнее она тогда считала делом техники.

Геня размотала тюрбан и принялась яростно вытирать волосы. Вспоминая свою былую самоуверенность, прикусила губу… да, техника подвела.

Было так: на первой же школьной вечеринке она легко и непринужденно подошла к двум симпатичным молодым людям, одетым в безукоризненный business casual[6], беседующим на диване за столиком. Элегантно и соблазнительно вильнув бедром, села радом с ними на пуфик, поправила волосы и с улыбкой — как ей показалось удачно и с юмором — продолжила последнюю услышанную в разговоре фразу. Вдруг… случилось неожиданное. Молодые люди посмотрели на нее с недоумением и холодной досадой. Она смутилась, не к месту засмеялась. Один из молодых людей очень вежливо объяснил ей, что ему с товарищем надо закончить частный разговор. Она поднялась с пуфика ни жива, ни мертва. Они геи? Им, правда, надо что-то обсудить? Громкий смех заставил ее обернуться. На пуфик плюхнулась сокурсница в открытом платье, на вид двадцати с небольшим лет. Раскрывая в улыбке рот и блестя перекрашенными ресницами, она по очереди игриво протянула молодым людям узкую ладошку. Молодые люди оживились и стали жать ей руку; один из них тут же принялся ей что-то рассказывать; другой, заметив, что девушка сидит на проходе, подвинулся на диване и предложил сесть рядом.

Гене стало плохо. Она ушла в туалет, и долго, пока в дверь не постучали, рассматривала свое лицо в зеркале… Техника.

Она так и не нашла фен, — наверное, соседка снова утащила его в свою комнату. Решив сначала одеться, Геня скинула на стул халат и нагнулась над ящиком с бельем. Столько красивых нарядов, а порадовать некого. Она выбрала пару.

Тогда, после облома первой вечеринки, она решила, что если эксперимент не подтверждает спрогнозированных результатов, надо проверить все параметры еще раз. Для этого она перечитала конспект лекции одного футуролога, лекцию которого посев а, еще когда училась в Стэнфорде.

Аресс-код, означающий неформальный, но респектабельный, стильный вид Футуролог был из Цюрихского Политехнического Института, — заведения, где, как он сам пошутил, нобелевские лауреаты сталкиваются друг с другом широкими лбами в коридорах. У самого футуролога лоб был узкий, — был он молодой, с коротко подстриженной головой и впалыми щеками, и рассказал о том, как в будущем будет, по его мнению, развиваться институт семьи.

— Еще сто лет назад, — начал свои объяснения футуролог, — считалось правильным и естественным в течение всей жизни иметь одного и того же партнера. Люди женились в двадцать лет, и к сорока годам становились пожилыми.

Лектор предъявил публике фотографию: мужчина и женщина на ней имели уставший вид и судорожно держались за руки, будто искали друг в друге опоры.

— Но сегодня, — бодро продолжал лектор, — благодаря улучшившемуся качеству жизни, прежде всего состоянию экологии в городах, здоровому питанию и занятиям спортом, люди в сорок лет только достигают расцвета сил!

На смену усталым старикам была представлена фотография хорошо отдохнувшей, подтянутой пары. Мужчина и женщина на ней, — красивые, уверенные в себе, — стояли рядом друг с другом, независимо сложив руки на груди; они бесстрашно глядели каждый в свое будущее.

— В будущем обществе, — пояснил лектор, — будет считаться нормой иметь не одного официального партнера в течение жизни, а несколько, — скорее всего их будет три. Ведь уже сейчас мы наблюдаем, что в развитых обществах люди женятся поздно, к тридцати годам, и значит уже теперь на первом этапе жизни — от двадцати до тридцати лет им нужен особый партнер, так называемым «партнер по исследованию жизни», то есть такой партнер, с которым они будут изучать мир — путешествовать, общаться, экспериментировать, искать себя… Этот, как его еще называют, «партнер по приключениям», скорее всего не будет подходить для другого типа союза, следующего за первым. Целью второго типа союза будет «гнездо», дети. К тридцати годам каждый должен будет поискать и найти себе такого семейно-ориентированного компаньон;и поменять на него предыдущего. Период «выведения птенцов" займет лет пятнадцать-двадцать. Годам к сорока пяти, когда «гнездо» опустеет, вполне еще бодрый человек соскучится со своим вторым партнером, и начнет себе поиск третьего — того, с кем он сможет «изобрести себя заново», начать новую интересную жизнь, пуститься делать то, о чем всю жизнь мечтал…

Далее швейцарец пояснял, что все три типа партнера на трех этапах жизни — предполагают разные и по сути несовместимые виды личности, и что люди, находящиеся на каждом из трех этапов. имеют потому совершенно разные интересы и ценности.

— Очень велика вероятность того, — говорил лектор, — что тот, кто подходил вам идеально для познания мира, вовсе не пригодится для создания семьи, а тот, с кем вы вывели потомство, не сможет вас понять, когда вы захотите вдруг в сорок пять лет проехать на мотоцикле от Восточного до Западного побережья Америки.

Евгения вздохнула.

Все он говорил правильно, этот лектор. Анализ показывал, что ее, Евгении, «приключенческий» период затянулся: сейчас она крутится в среде тех, кто еще пребывает в активной «приключенческой» фазе, а сама она при этом ищет того, с кем свить гнездо. Получается явный диссонанс — оттого красавцы в школе и смотрят на нее, как на статистическую ошибку…

Она застегнула лифчик под грудью, затем перевернула его чашками вперед, подтянула вверх, поправила, обхватив грудь руками.

По поводу «правильного» партнера все-таки с лектором можно было поспорить: неясно, например, откуда берутся три разных типа людей — они что, сидят каждый в одном из трех ящиков, откуда некий среднестатистический человек в течение жизни их вытягивает, словно фокусник кроликов? А как только У этого среднестатистического человека закончится очередной Цикл, он скидывает кролика обратно в ящик. А как иначе они Расстаются? Просыпаются в одно прекрасное утро и говорят хором, повернувшись друг к другу на подушке: «Ну все, дети выросли и уехали. Разбегаемся?» А если нет, то значит один другого бросает, а если так, то оно и всегда так было.

Евгения застегнула молнию на джинсах и остановилась в раздумье перед шкафом: синий свитер или черную водолазку?

Получается, продолжала она рассуждать смутно сама с собой, что либо одни люди выше и имеют право обращаться с другими как с куклами, либо, что есть те люди, которые не умеют переходить из одного этапа жизни в другой, а, действительно, предназначены и нужны другим только для какой-то одной фазы жизни, — например, для «приключений», а для других фаз — никому не нужны.

Черную водолазку. Она достала из комода коробку с украшениями и запустила в нее пальцы.

Так кто же она — кукла или живой человек? И как ей теперь когда она поняла, что угодила не в свой пруд, действовать, чтобы достичь цели?

Она надела серьги с тремя рядами стальных бляшек, и стала задумчиво перебирать кулоны.

— Ну где же он, мой мужчина? — вдруг само собой вырвалось у нее. — Почему он никак не появится?

Неожиданно, откуда-то совсем извне — не из ее головы, потому что там такое не могло родиться, — прошелестело: «Тебе бы надо талисман, приворотное зелье…»

Она застыла перед зеркалом, полунагнувшись к комоду.

— Что? Приворотное зелье?

Она посмотрела по сторонам. В комнате никого не было.

Приехали. Биологические часы с кукушкой. Неужели она потихоньку превращается в истеричную бездетную женщину?

Собраться! Не расслабляться! Велотренажер вылечит мозги.

Схватив с кресла сумку с полотенцем и спортивной одеждой, она запихала в нее маленький синий блокнот (по оставшейся у нее привычке ученого она всегда была готова записать неожиданно пришедшую в голову интересную мысль), затем, недовольно качая головой, быстрым шагом прошла по коридору к входной двери.

Через секунду она вышла на мокрое от сырости крыльцо и тут же ощутила в волосах холодный лондонский ветер. В досаде Геня топнула ногой — от всех этих мыслей она совсем забыла про фен. Развернувшись, она вошла обратно в дом.