"Трейлер Старика" - читать интересную книгу автора (Лукьянов Александр Николаевич)Глава 8. Евангелие от Тихони: «…но сердце его исполнилось забот и тревог…»— Клонирование, значит. — скорее утверждающе, чем вопросительно произнёс Тихоня. — Ну-ну… Характерно, что не только я не удивился, но и никто другой тоже. Привыкли к твоим выходкам Старик… Секретные эксперименты, значит… «Я вам никогда не лгу, просто не всё рассказываю.» Интересно, что там у тебя ещё припасено за пазухой? Ну-ну… Вот только отчего никто, похоже, кроме меня, не испуган и не озабочен возможными опасными последствиями? — Боюсь, Тихоня, что опасностей гораздо больше, чем те, которыми ты озабочен. — заметил Старик. — А в перспективе они могут множиться в геометрической прогрессии. — Тебе, конечно, виднее. А можно подробнее? — Конечно. — Старик усмехнулся в только ему свойственной манере, уголками губ. — Ведь наш разговор я заблокировал, кроме нас никто и никогда о нём не узнает. — Шпионский роман… — пробормотал Тихоня. — Тайны Мадридского двора. — Это как угодно. — Старик присел на гранитный валун, подержал ладонь в журчащем ручье. — Славно приусадебный участок оформляешь. Красиво придумано. — заметил он. — С уютом и вкусом. Был я как-то в прошлой жизни в Италии, в Тиволи, видел там что-то похожее. Но вернёмся к грядущим проблемам. Первая и главная из них — крайне вероятный раскол наших подданных на изолированные группы. А то и на биологические виды. — В смысле? — Да чего тут непонятного? Раньше только у амазонок была реальная возможность воспроизводить себе подобных. Она ограничивалась только одним: элементарным вписыванием в экологические рамки Зоны. То есть, достигнув оптимальной численности, популяция амазонок перестала разрастаться и продолжала специализироваться в выбранном направлении, постепенно, но неуклонно отдаляясь в эволюции как от эндогенов, так и от экзогенов. Всего-то навсего за век, то есть за три-четыре поколения поразительно преуспели, а? Согласись Тихоня, ведь не напрасно большинство жителей Зоны считает амазонок даже не новой расой, а именно иным биологическим видом. Помалкивают из тактичности, но твёрдо убеждены в этом. — Можно и не помалкивать: по-моему, сами амазонки полагают так же. — хмыкнул Тихоня. — И ничего, особых беспокойств не испытывают. — Кажется, да. Но вот теперь экзогены получают практически такую же способность воспроизводить себя. До сего дня в Нашем Мире близкие отношения между мужчинами и женщинами были делом обычным, а вот семейные пары складывались далеко не во всех возможных случаях. Последствия — общеизвестны. В числе прочих причин от семейной жизни удерживала невозможность рождения «настоящих детей». А если всё-таки семья возникала, то была бездетной. Только в одном случае из пятидесяти муж и жена решались на рождение ребенка-экзогена. Осознавать, что в ближайшие годы сын превратится даже не в чужого человека, а в иное существо — нагрузка на психику преизрядная… — Погоди, попробую угадать, чего ты опасаешься. — Валяй. — разрешил Старик. Он сел в тени кипариса и прислонился к известняковой стене. — Так мыслю, что теперь как резко увеличится количество экзогенных семейных пар, так и возрастёт их желание завести детей. И дело не только в том, что это будут «настоящие» дети, а не эндогены. — рассуждал, жестикулируя, Тихоня. — Ты снял с женщин библейское проклятие рожать в муках, а это немалый стимул. Попробуем просчитать последствия, как положительные, так и отрицательные. Раз: о количестве. При новом раскладе мы оказываемся полностью независимыми от притока населения извне. Это хорошо. Демографические проблемы нас теперь волновать не будут, численность экзогенного населения не упадёт. Что ж, и это славно. Два: о качестве. Клонирование даёт семье сына, являющегося почти точным повторением отца и дочь, которая копирует мать. На амазонках мы это уже проходили. Следовательно, генетическое комбинирование и изменчивость катастрофически падают. Это плохо. Три: о детишках. Клёна и Иву уж как-нибудь выучим, а вот дальше… Мы столкнёмся лет эдак через семь с необходимостью создавать и оснащать школы. Но это еще полдела, справимся. Примем это как данность, без наклейки ярлыков «хорошо» или «плохо». А вот подготовка учителей меня, признаться, тревожит. Кроме того, очевидно, что потребуются совершенно новые учебники, отличающиеся от тех, по которым некогда учились мы. Привлекать наших интеллектуалов-эндогенов? Четыре: о только что помянутых интеллектуалax. Предполагаю, что с началом массового клонирования экзогенного населения даже твоего многотонного авторитета не хватит, чтобы уговорить женщину рожать эндогена «естественным способом». В связи с чем Наш Мир может лишиться бóльшей части медиков, инженеров-проектировщиков, исследователей. Если вообще эндогенное население не исчезнет полностью. А равноценной замены им из числа людей-экзогенов не найти. Из нашей среды — тоже. Нет, мы, Переселившиеся, конечно, могли бы взять на себя часть функций эндогенов. Малую часть. Например, врачебную консультацию с грехом пополам могли бы дать дистанционно, по компьютерной сети, но как виртуально удалить аппендикс или запломбировать зуб? Плохо! Скверно! Жирный знак минуса! — Прости, Тихоня, перебью. — сказал Старик. — Повторяю, ситуация куда неприятнее. Если мне всё же удастся обязать женщин производить на свет необходимое количество эндогенов, всё будет в относительном порядке. Ну, скажем, если какая-то семья очень захочет завести «обычных» детей, пусть до клонирования в обязательном порядке родят сына-эндогена. Однако, дело в другом. Практически сразу после трансляции заседания Сената, со мной стали связываться эндогены. Многие. И всех волновал один и тот же вопрос. — Могут ли клонироваться их организмы?! — Да. — не сразу выговорил Старик. — И что же? Могут? — Да. — тяжело повторил Старик. — Естественно я солгал, что пока не рассматривал такой возможности. Но ведь ты их хорошо знаешь, Тихоня. Они самостоятельно начнут исследования в этом направлении и попросят разрешить опыты с «инкубатором». Если я откажу им, моя ложь станет совершенно очевидной. «Старик не позволяет нам создавать себе подобных!» А мотивы запрета они легко вычислят. И что тогда? Какова будет их реакция? Лично я не берусь предполагать. Ведь, если мне известно буквально всё о каждом мгновении из жизни любого экзогена, то у меня нет никакой возможности наблюдать за эндогенами их же глазами. Однако, если допущу к «инкубатору», к примеру, ту же группу учеников Синего, то они достигнут положительного результата за считанные недели. Вот тут-то и возникнет самая серьёзная угроза обществу Зоны за всё время её существования. — Угроза?! — Разве нет? — Старик поднялся с каменной скамьи, ещё раз перебрал пальцами в ручье. — Рассуди сам, будут ли эндогены нужны людям, даже перестав быть человеческими детьми? Безусловно. Как врачи, программисты, изобретатели и вообще высококвалифицированные специалисты-интеллектуалы эндогены стократно превосходят самых одаренных людей, которым никогда не достичь таких высот. Следовательно, уже простые соображения необходимости и пользы обеспечат хорошие отношения людей к эндогенам. Мешают ли людям амазонки? Отнюдь, их интересны никогда не пересекаются. Вывод: за людей можно быть спокойными, с их стороны разрушающих Наш Мир воздействий не должно последовать. С амазонками ещё определенней. Всё предельно ясно, никаких проблем и претензий с их стороны не предвидится. Давно живут своей самобытной жизнью в полном единении с природой, в большинстве случаев просто не замечая ни людей, ни эндогенов, и дальше будут жить так же. А вот эндогены… Как думаешь, что произойдёт с их сообществом? — Сейчас эндогены относятся к людям-экзогенам, наверное, как дети-вундеркинды к незатейливым сереньким родителям. — быстро заговорил Тихоня. — Возможно даже — со специфической привязанностью, если это понятие вообще применимо к безэмоциональным Шаманам: — «Рождены мы экзогенами, какие они никакие, а всё-таки папы с мамами». Старательно возвращают сыновний долг. Хотя, по-моему, и тут куда больше трезвого расчёта: сознают, что если не делать этого, то их ряды пополняться не будут. А какими бы холодными индивидуалистами и расчётливыми одиночками ни были экзогены, очевидно, что без общения с себе подобными им не обойтись. Но вот, что получится, когда чувства долга не станет? Когда эндогены примутся взращивать себя в коконах «инкубаторa» и ничем не будут обязаны экзогенам? Скорее всего — замкнутся и обособятся, займутся вопросами, интересующими только их самих. Кто знает, как это их изменит? Вполне возможно, что постепенно они станут смотреть на людей-экзогенов как на обслуживающие их элементы Зоны. Такие себе живые и обладающие зачатками разума придатки к репликаторам, производители пищи, одежды, жилья и прочих материальных благ. — «Говорящие орудия»… — пробормотал Старик. — Именно, именно! Каковые упомянутые придатки следует ремонтировать, должно относиться к ним по-хозяйски, но не более того. Возможно, я увлёкся, Старик, ты часто меня этим попрекаешь, но что-то мне не нравится такая перспектива. Муравейник, в котором роль боевых муравьёв станут выполняют амазонки, функции чернорабочих и разнорабочих — экзогены, а мыслящими, изобретающими и творящими суждено быть Шаманам. Симбиоз… нет, даже не каст, а специализированных биологических групп? «Первые люди на Луне», сочинение сэра Герберта Уэллса, мир насекомых-селенитов? Бррр! — Друг мой Тихоня, как обычно, слишком оптимистичен. — Старик грустно покивал кипарисовому кусту. Тот покрылся мелкими фиолетовыми цветочками. — Не будет никакого симбиоза. Мы с тобой, как и все Переселившиеся, представляем собой по большому счёту всего лишь движение электромагнитных импульсов в Мозге Зоны. Компьютерные программы. Но даже мы, бесплотные и оцифрованные, более… эмоциональны и чувствительны, что ли, чем эндогены с их алгебраической рассудительностью и сухой беспощадной логикой. Боюсь, что с обретением возможности клонирования первой, придёт в голову нашим Шаманам мысль: «Зачем нам люди? Для чего нам амазонки?» И они дадут себе единственно возможный ответ: «Незачем. Ни для чего. Совершенно бесполезны» Что, разве эндогены не смогут самостоятельно обслуживать репликаторы? Изготавливать для репликации эталонные изделия? Маслом, подлитым в огонь станет воспоминание о том, что какие-то там заурядные люди имеют возможность по окончании земной жизни Переселиться в Мозг Зоны, а для них, блистательных эндогенов, это абсолютно исключено. Тихоня беспокойно прошёлся по сырым от водяной пыли плиткам, досадливо поморщился и ручей мгновенно смолк. — Зря. — заметил Старик. — Приятно журчало. — Ну его. Надоело, что-нибудь другое сочиню. Так что же — ты предсказываешь неизбежный и неразрешимый конфликт с эндогенами? Вплоть до устранения ими людей и амазонок? — спросил Тихоня. — Ну, этого допустить никак нельзя. Будем думать. Есть у нас некоторый запас времени, поскольку тут в Мозге оно течёт куда быстрее. Но ещё накапливаются все эти проблемы за Стеной… Ах, до чего они некстати! — Старик озабоченно потёр лоб. — С китайцами? — Если бы только. — Глобальные? — Если бы только. — Прости, Старик, не понимаю. — Мне кажется, возвращаются хозяева Зоны. Белоснежка читала сочинение Тихони. Вчера умер Боров. Если бы я был писателем, мог бы назвать эту часть рукописи «Две смерти». Нет, нравоучительнее звучало бы: «Две жизни — две смерти». По назидательному совпадению ровно за пять лет до того, день в день сгинул Бармалей. Он исчез как-то вечером, когда мы осваивали Стену. Все черновские «курортники» перетаскивали нехитрые пожитки на новые места обитания, что называется, трудились в поте лица. Под шумок Бармалей нагрузил одну из тележек доверху продовольствием, патронами, медикаментами и прочим добром. Поднялся на второй этаж «мэрии» (бывшего столярного цеха) и вывел из «рая» Райку. Затем угнал тележку и увёл Райку в неизвестном направлении. — С-сволочь! — злобно шипел Баклажан. — Товарищей в Зоне обворовать — распоследнее дело! Даже крысюки, наверное, так крысятно не крысятничают! — Точно! — поддерживал его фермер Фунтик. — А уж общенародную бабу спереть, так это ж вообще! Это ж совсем никак! Это ж дальше некуда! Боров отнёсся к инциденту на редкость спокойно, только посмеялся и махнул рукой в беспалой перчатке. — Знать бы, куда он подался! — со злобной мечтательностью рассуждал Баклажан. — Времени бы не пожалел, башкой бы рискнул, а догнал! И — одной очередью полмагазина трассирующих гаду в затылок … Старик, а ты случаем не в курсе, куда это дерьмо поплыло? — Откуда же мне знать? — резонно возразил тут же вышедший на связь Старик. — Бармалей контактного вещества не принимал, я изнутри него не смотрю и не слушаю. Да успокойся ты и забудь обо всём, береги нервную систему и вырабатывай адекватное отношение к объективной реальности, данной нам в ощущениях. («Чего-чего?» — возмутился Баклажан) Рассуждай спокойно: что такое особенное вы потеряли? Сколько-то барахла? Снаряжение и патроны? Так их вам на репликаторе наделают, сколько хочешь? Райку украли? Не беда, недели две-три без плотского греха потерпите, усерднее делом займётесь. А при первом же контакте с внешним миром потребую прислать в Зону через КПП № 1 группу в десятка два женщин. Пора каждому постоянную подругу жизни заводить. — Воистину пора! — горячо поддержал Фунтик. — Ээээ… — содержательно выразился по этому поводу Бобёр. — Ммм… Нууу… — Во-во! Это ты точно сказал, я именно такого же мнения. — ввернул его неразлучный дружок Ушастый. На этом всё вроде бы и закончилось. Однако история получила неожиданное продолжение через пару недель. Разведчик Попрыгун, вернувшийся из рейда на северо-запад рассказал, что на пустоши, бывшей в старину опытным полем кукурузоводов обнаружил разбитую и исковерканную повозку с помятыми велосипедными колёсами без шин. Вокруг валялись раздавленные консервные банки и подозрительные по виду ошметья, забрызганные кровью и втоптанные в грязь кабаньими копытами. — Это он в Лукьяновку лыжи навострял. — мстительно ухмыляясь, предположил Баклажан. — Странно… Зачем? Знал ведь, что Старик всех бандюков прикончил. Но, как бы ни было, не дошёл, хрюшки его схарчили. Что ж, правильно, самое место падали в свином брюхе. Охотник, матерь божья коровка… Тьфу! — А Райка? — Кто знает? Возможно, раньше её потерял, может статься — амазонки отбили. А быть может вместе с Бармалеем кабаны задрали. После этого о Бармалее не вспоминали. Его у нас никто особенно не любил. Охотником он, вне сомнений, был отличным, регулярно и в нужном количестве снабжал кабанятиной и прочей мутировавшей дичью наш Черновский «ресторан». Но притом был на редкость неприятным типом: хамоватым, наглым, мелочно-расчётливым, эгоистичным жёлчным. Кое-кто на этом основании сравнивал его с Боровом. Старик, кстати, против таких параллелей категорически возражал, и время показало, что он оказался прав… как всегда… Похоже, Боров почувствовал приближение кончины ещё в ноябре. Девятого числа он вызвал из Гремячьего моего знакомца Ташкента и объявил ошеломлённому парню, что, уходя на покой, оставляет того своим преемником, заведующим хозяйством Стены, а в перспективе — и всей Зоны. — Да ты что, спятил? — не на шутку перепугался Ташкент. — Я считать-то толком не умею! Образования никакого: десять классов астраханской школы номер шесть и год армии. А здесь под твоим началом вообще в судомойках бегал. — Мытьё посуды под моим началом — лучшая практика. — успокоил его Боров. — После неё вообще стыдно быть меньше чем министром экономики. Кроме всего прочего, ты у нас от рождения хозяйственник. Талант-самородок. Гляди, как с гремячьинским репликатором управляешься! — Сравнил! Там одно, а здесь… — То же самое. — веско сказал Боров. — Завтрашний день тебе даю на обустройство жилья в Стене, а потом буду вводить в курс дел. КПК Ташкента мяукнул сигналом вызова. — Поздравляю с назначением. — послышалась в его наушниках скрипучая речь Старика. — Боров абсолютно прав. Кому, как не тебе? Боров передавал дела Тихоне дней десять. Потом столько же времени наблюдал за действиями преемника, никогда не хваля того и немилосердно ругая, когда считал необходимым. Наконец объявил: —Хватит. Созрел. Теперь будешь работать самостоятельно. Сработаешь правильно — Старик одобрит, неправильно — намылит холку. Счастливо! Последняя для Борова зима 2012 г. выдалась снаружи Зоны малоснежной, ветреной и зверски морозной. А у нас под куполом она была, наоборот, на редкость тёплой, ясной и сухой. Температура редко падала ниже нуля. Боров с утра выходил на Стену и поднимался на лифте на одну из двух башен КПП № 1. Там по его просьбе поставили кресло. Боров усаживался в него, закрывал искалеченные ноги одеялом, ставил рядом на столик чашку, термос с крепким, горячим кофе и доставал мощный бинокль. О чём он думал в полном одиночестве, часами рассматривая Зону с почти пятидесятиметровой высоты? Старик сказал, что Боров очень редко отвечал на его звонки. В этом же кресле мы вчера и нашли его. Казалось, старожил Зоны спокойно улыбается в безмятежном сне. Он ушёл навсегда, отказавшись от Переселения. «Две жизни — две смерти». Старик: —Доброго здоровья, Малыш. Малыш: —Привет! А я уж беспокоиться начал: что-то давненько Стариковых выволочек не получал. Старик: —Давненько? Гм… С позавчерашней выходки, когда вздумал через аномалию прыгать? Суперменом себя возомнил? Человеком-кенгуру, или еще каким-нибудь голливудским уродом? Малыш: —Дважды за одно не казнят, за прошлые грехи мной уже получено полностью сразу после их совершения. А сегодня за что станешь холку чистить? Старик: —Вообще-то есть за что. Только тебе чисть, не чисть — без толку. Хотя… вот если, допустим, Белоснежка проведает о твоих художествах… Малыш: —Эй, эй! Запрещённый приём! Сам без конца твердишь: тайна личной жизни — неприкосновенна! Старик: —Абсолютно. Это была нехорошая шутка, приношу извинения. А теперь состоится серьёзный разговор. Малыш: —Слушаю. Старик: —Знаю, ты у нас всегда работаешь в одиночку. Мне такие традиции никогда не нравились, но, согласись, никаких препон в одиночных рейдах тебе не чинил, запретов не ставил. Малыш: —Какие там препоны! Ну, если не считать того, что в каждом рейде опекаешь, словно слюнявого младенца… Старик: —Так ты у нас Малыш и есть. Но сейчас речь не о том. Прошу поработать недолгое время в бригаде. Дело предстоит крайне срочное и предельно ответственное. Задание следует выполнить быстро, крайне аккуратно, при двух непременных условиях… Малыш: —Раз? Старик: —Раз: без потерь. Ни ты, ни те, кто будут работать с тобой не должны пострадать. Малыш: —Даже так? А два? Старик: —Исключительно так. А два: знать об этом будете только вы и я. Всё. Точка. Малыш: —Ого! Даже ого-го! Это что же такое намечается? Старик: —Для начала — твоя встреча с собирателями Шнырьком, Юлой и Белым. Малыш: —Знаю таких. Умелые ребята, особенно Юла. Старик: —Знаю, что знаешь. Умелые, согласен. Вот с этими ребятами тебе и предстоит добраться до Балакино. В подвале тамошнего магазина находится много ведьминого студня. Это самая спокойная и тихая из всех залежей, практически не парит и не булькает. Нужно заполнить студнем пятилитровые фарфоровые контейнеры и доставить груз до места назначения так, чтобы ни капли не упало по дороге. Малыш: —Ну, «ни капли» — это само собой. Да, Старик, заданьице, конечно, у тебя… редкостную гадость тащить… Старик: —Ещё не всё, Малыш. Не «тащить», а «таскать». За раз не управитесь, так как нужно переместить почти тонну студня. Малыш: —Ско… Сколько?! Старик: — Тысячу литров. Вчетвером, даже перенося по паре контейнеров каждому, придётся сделать двадцать пять рейсов. Недели две работы без выходных. Малыш: —Не тебе объяснять, насколько это рискованно. Никто еще ничего подобного не делал. Старик: —В таких масштабах — никто. Никогда и нигде. Вы будете первыми и единственными, надеюсь. Малыш: —Не представляю, кому из экспериментаторов понадобилось столько студня? И потом — ты же сам категорически запрещал с ним работать. Старик: —Наши и не собираются ставить опыты на студне, с ним и так всё ясно. Будете доставлять контейнеры в Стену, конкретно: в бокс приёмки-отправки грузов. Малыш: —Не понял… Старик, ты что, собираешься весь Китай выморить? Старик: —Не весь… пока что… Продадим им тонну студня. Давно нас упрашивали. Малыш: —Но зачем?! Старик: —Обстоятельства вынуждают. Итак, ты согласен? Малыш: —Не уверен, что это стоит делать, но сделаю. Старик: —Отлично. Свяжись сейчас же со Шнырьком, Белым и Юлой, обговори детали. Да, и обязательно возьмите у «звёздных» запасные скафандры. Не распространяясь, естественно о задании. Малыш: —Понял. Старик: —Удачи! Буду всегда с вами. Старик: —Раннее утро, а вам поговорить не терпится. Уж после работы, за ужином бы, что ли… Ладно, давайте. Как понимаю, вы твёрдо и бесповоротно решили — мальчик? Молния: —Сын. Зигзаг: —Для начала. А через полтора-два года подумаем о дочке. Старик: —Достохвально, мои дорогие. Тогда перехожу к деталям, записывайте. Вам следует… Старик: —Как было обещано накануне, вам повезло: сладкая начальническая жизнь временно прекращается. За работу, товарищи администраторы! Харон: —Что-то не упомню, чтобы у нас жизнь до сих пор была сладкой. Старик: —По сравнению с тем, что намечается — просто приторной. Опричник: —Обнадёжил. Спасибо. Увольняюсь и перехожу в кучеры. Старик: —Отставка не принята, функционируй дальше. С четырнадцатого объявляю в Нашем Мире чрезвычайное хозяйственное положение. Гуманист: —Это как, матерь божья коровка?! Старик: —Правильно опасаешься, Гуманист, прежде всего придётся страдать именно тебе. Мои августовские переговоры с китайской стороной завершились соглашением о резком увеличении товарообмена. Вчера наши уважаемые партнеры сообщили о прибытии первых поездов с грузами. Опричник: —Именно «поездов», а не «вагонов»? Да ещё во множественном числе? Старик: —Ежедневно предстоит принимать по эшелону. Гуманист: —Прости, Старик, не расслышал, ты сказал… Старик: —По двадцать — двадцать четыре вагона в сутки. Харон: —Но это же… Сам понимаешь, мы никак… Старик: —Бесспорно, никак. Своими теперешними силами вы ровным счётом ничего не сделаете. Поэтому я и говорил о мобилизации всех сил, о чрезвычайном положении. С четырнадцатого все работы на Стене и Зоне, которые можно отложить, откладываются на неопределенное время. Имею в виду, строительство и ремонт, бытовое обслуживание и прочее. Команды электриков, водопроводчиков-канализаторов, связистов и иже с ними временно сокращаются вдвое, причём оставшимся придётся работать за себя и за снятых со службы. Число транспортников также урезается наполовину для того, чтобы перебросить снятых с маршрутов кучеров и водителей к боксу приёмки-отправки грузов. Таким образом, по моим и сенаторов подсчётам к КПП № 1 будет подтянуто более половины населения — пять тысяч четыреста тридцать семь рабочих единиц. Бóльшая часть титанов будет работать там же. Гуманист: —Матерь божья коровка! Старик: —Это точно. В общем я уже распределил всех. Мужчин — на разгрузку габаритных и тяжёлых грузов, женщин — на приёмку и размещение лёгких. Каждый будет сегодня вечером оповещён о месте размещения и бригаде, в которой будет трудиться. Ваша задача, начальники, разместить прибывающих во всех пригодных для ночлега помещениях КПП и Стены. Сегодня начнётся монтаж временных умывален и душевых. Сегодня же в полдень начнут подвозить спальные мешки, к сожалению бóльшего комфорта обеспечить не сможем. Но придётся потерпеть. Гуманист: —Чего же ждать из-за Стены? Старик: —Всего, друг мой, всего. Новейших образцов техники и лекарств, продуктов и стройматериалов, мебели и тканей, труб и двигателей. В общем, повторяю — всего. Но больше всего заказано сырья. Прибудет много разных металлов. Харон: —А по моему профилю? Старик: —Пингвины. Харон: —Что-что? Старик: —И кенгуру. Жди большого пополнения для Марьинского зоопарка. Китов не обещаю, но трёх слонов и трёх носорогов точно придётся принять, довезти, разместить и устроить. Харон: —Об-балдеть! Старик: —Да на здоровье. Но только после окончания работ. Буран: —На какой же срок вводишь военное положение? Старик: —«Военное», говоришь? Гм… Чутьё… Полагаю, почти до новогодних праздников. Повторяю, придётся потерпеть. Полагаю, один раз за сорок лет — можно. Опричник: —Но мы-то с Бураном не напрасно приглашены? Старик: —Ещё бы! Всё богатство — не в подарок. Китайцам придётся платить, как всегда, «штуками» и копированием по их заказу военных космических спутников. Операции по ввозу-вывозу объектов потребуют пристального внимания ваших ребят. Но теперь дело не только в стандартных процедурах. На этот раз «звёздным» и твоим бравым контрразведчикам придётся тщательнейшим образом проследить за благополучной отправкой из Нашего Мира особо опасных объектов. Буран: —Например? Старик: — Например, кубического метра ведьмина студня. Опричник: —?! У Белоснежки был выходной. Она встретила совку, вернувшуюся из ночных полётов, накормила мелко рубленым мясом, посадила сонную птицу в гнездо на шкафу. Помыла посуду, сложенную в раковину после завтрака, включила тихую музыку и поджав ноги, устроилась в кресле с рукописью Тихони. Сплошные некрологи: не выдержало сердце Инквизитора. Хотя… насчёт некрологов, пожалуй, зря. Основатель нашей службы безопасности в своё время принял контактное вещество и сейчас всё обошлось настолько благополучно, насколько вообще возможно в подобной ситуации. Когда ранним утром Инквизитор потерял сознание в своём кабинете, Старик тут же поднял на ноги всех, кто был рядом, включая меня. Мы — пять человек — доставили Инквизитора на указанное место, в развалины Усть-Хамска, улица Молотова 16, это почти под Стеной. Там, посреди приёмной бывшего отдела социального обеспечения, взломав трухлявый деревянный пол, выдвинулся Порт. Мы, вытаращив глаза, разглядывали овальную линзу, полутора метров в большом диаметре, на вид состоящую из ярко-зелёного светящегося желе. — Чего ждём? — осведомился Старик. — Раздевайте. Нет-нет, догола. Осторожно кладите тело в Порт и можете быть свободными. Молодцы, оперативно действовали, спасибо. Сделали, как было сказано, вышли, вернулись в Стену. — Буднично как-то… — проворчал Фикус. — Не по-человечески. Сунули в кисель, убежали. Добрым словом не помянули. — Зачем поминать, не возьму в толк? — скрипнул в наушниках Старик. — Всё в порядке, Переселение проходит отлично, вечером сможете разговаривать с Инквизитором сколько захотите. А жизнь продолжается. Сегодня у нашего министра экономики появилась семья: Капля переехала к Тихоне. Собиратели Малыш, Шнырёк, Белый и Юла стояли на пороге развалин балакинского сельмага. От самого посёлка за прошедший со времени образования Зоны век практически ничего не осталось. Бревенчатые избы сгнили полностью, несколько последовательно сменившихся поколений кустарника и березняка корнями сравняли гнилые срубы с землей, трава и мох окончательно довершили разрушение. Но кирпичная коробка магазина наполовину сохранилась. Обрушенная шиферная крыша завалила левую сторону, подвал справа оставался доступным. И в нём, безмятежно, словно вода в бассейне, мерцал призрачным зелёным светом ведьмин студень. — У, мерзость какая! — с отвращением фыркнул Юла. — Как брать будем, мужики? — А что, есть варианты? — осведомился Малыш. — Щипцы у тебя? — Ага. — Давай сюда. Вкладывайте контейнер. Зажимаю. Так, держит прочно… Значит так, повторим для верности: Шнырёк страхует, я наклоняюсь, черпаю, жду, пока стечёт с боков, ставлю на край вон той остекленевшей бетонной плиты. Ждём. Если всё нормально, поднимаю фарфор, Шнырёк опять на подстраховке, Белый и Юла осторожно подхватывают, запечатывают крышкой и укладывают в ранец. — И так восьмижды. — мрачно напомнил Шнырёк. — Игры с костлявой, матерь божья коровка! — «Bосьмижды». — подтверждение Старика тут же прозвучало в наушниках их шлемов. — Красивое слово. Вводим в словарь, авторство Шнырька указывается. Только не забывайте: для вас всё удовольствие — многосерийное: двадцатипятерижды по восьмижды. Приступайте со всевозможной осторожностью. Игры с костлявой, подтверждаю. Успеете, не торопясь и без аварий, доносить груз до места за день? — Обижаешь. — сказал Белый. — Мы промерили путь, прикинули скорость: с рассвета до заката будем делать по два рейса. До обеда и после. — Лишь бы не «вместо». — Обижаешь, Старик. — пробурчал Юла. — Обед — это святое. — Отчего не вызвать сюда кучера? — спросил, ни к кому не адресуясь, Белый. — Загрузили бы все банки в повозку, да в две поездки управились. — Надышался мужик ведьмина студня! — встревожился Шнырёк. — Эк, ему мозги-то разъело, вовсе соображать перестал. — Это точно. — вздохнул Малыш. — Даже Старик не подключается, чтоб втолковать, какую глупость ты сморозил. Попей молочка, может прояснение наступит. — Да перестаньте вы. — возмутился Белый. — Чего такого? — Поясняю доступно для уставших и отупевших. — терпеливо сказал Юла. — Вот таскаем мы студень за раз по две банки каждый. Ежели, сохрани нас от этого Матушка-Зона, кто споткнётся и в фарфоре образуется хоть малюсенькая трещинка — всё, заупокойная по страдальцу. А на том месте, куда повалится его тушка, возникнет целый пруд из студня. Шнырёк скорбно вздохнул и закатил глаза. — Зато у остальных трёх, умных и осторожных, идущих с положенной дистанцией, будет шанс уцелеть. — не обращая внимания, продолжал Юла. — Старик, конечно, постарается этот жуткий пруд куда-нибудь спрятать, а изуродованное место лет эдак через пять зарастёт чахлой травкой. Скверно, конечно, но с большим трудом поправимо. А вот теперь напряги фантазию и вообрази, что не один контейнер накрылся, а гробанулась целая повозка с сотней банок. — Даже представлять такого не собираюсь. — пробурчал Малыш. — Нет, всё-таки страшная штука этот студень. Ума не приложу, зачем Старику вздумалось больше кубометра отправлять за Стену. Ведь за сто лет ни грамма наружу не выносили. — А спроси самого Старика. — посоветовал Юла, закуривая. — Только сомневаюсь, что ответит, ведь слышит нас сейчас, а в разговор не вступает. — Ведьмин студень китайцы будут добавлять в сигареты. Чтобы курящих становилось меньше. Надо бы и нам о чём-то похожем подумать, а то коптят тут всякие. — тут же ехидно отреагировал Старик и вновь со звонким щелчком в наушниках отключился. — Бросаю, бросаю. — досадливо буркнул Юла. — С первого числа. Обещал, значит сделаю. — Всё, хватит болтать, пора за дело, орлы. — подвёл итог Малыш. — Щипцы у тебя, Юла? — У меня, в сто первый раз повторяю. Начали! Объявленное Стариком чрезвычайное положение длилось третью неделю. По проложенным с небольшим уклоном рельсам в камеру приёмки грузов «самоходом» въезжали поштучно китайские грузовые вагоны и платформы. Днем и ночью. Круглосуточно. Ежечасно. Они медленно прокатывались сквозь прозрачно-искрящуюся завесу сканера и останавливались. — Сканирование завершено. Внутри чисто. — раздавался из динамиков под потолком ржавый голос Старика. — Приступайте. Разгрузочные команды начинали работу. Люди переносили пакеты, ящики и коробки из вагонов в электромобильчики, которые тут же исчезали в туннелях Стены, развозя полученные грузы по складам. — Главное — не пропустите ничего, описывайте каждый предмет и не перепутайте место назначения. — поминутно напоминал Старик. Затем, как правило, титаны приступали к разборке вагона. Они сноровисто снимали крышу, демонтировали стенки, растаскивали рамы и колёса. Полученный металлолом и доски кучеры тут же вывозили на хранилища под навесами, наспех смонтированными внутри Зоны близ Стены. Но изредка для большинства грузчиков объявляли внеочередной перерыв. Титанов отводили к кормушкам с вожделенной овсяной кашей. «Звёздные» оцепляли подходы к рельсам, а спецкоманда со всевозможными предосторожностями грузила в вагон металлические контейнеры с «штуками» и явно опасными субстанциями, отправляемыми в оплату за полученный товар. После чего титаны упирались столбообразными ручищами в торец вагона и выкатывали его назад в открывающийся в защитном поле проход. А вот самые частые поставки — платформы со слитками алюминия и меди, свинцовыми и чугунными «чушками» — сразу после прибытия становились добычей титанов. Серые великаны с лязгом выгружали металл на тележки, впрягались в них и волокли в склады. Другие тут же переворачивали несчастную платформу и начинали её безжалостно потрошить. Сначала титанам выдали было кувалды «для ускорения процесса», но производимые ими сокрушительные удары создавали такой невыносимый гул, что от молотов пришлось отказаться. Приёмкой грузов и их развозкой были заняты пять с половиной тысяч человек. Они разделились на четыре отряда, сменявшие друг друга каждые восемь часов. Обеденный перерыв проходил на месте работы: еще двести человек были мобилизованы для быстрой раздачи горячей пищи, уборки и мытья посуды. — Зачем столько железа? — недоумевал Зигзаг, допивая добавочную кружку яблочно-рябинового компота и морщась от скрежета, с которым титан волок колёсную пару на тележку. — Скоро всю Стену забьём, свободного места не останется. Сразу же щёлкнул сигнал включения его карманного ПК. — Места пока что полно. — успокоил Старик. — А зачем… К сожалению, полагаю, что скоро китайцы, как, впрочем, и другие земляне окажутся неплатёжеспособными. Нам следует загодя принять меры. Запас кармана не тянет. И чем больше будет запас — тем лучше — Кризиса у них ждешь? — Много хуже. — лаконично ответил Старик и отключился. Электронику не спалось. То ли день сегодня выдался хлопотный (его смене досталось восемь вагонов), то ли горячий душ взбодрил некстати. Он лежал в спальном мешке, слушал мерное сопение сразу же уснувшего Граммофона и смотрел на тускло освещенный потолок спортзала, служившего временной спальней почти двум сотням «мобилизованных в трудовую армию», как выразился Старик. Всё-таки специфическое у него чувство юмора… гм… если вообще можно так выразиться. Когда пришло распоряжение Старика отправить на КПП № 1 в качестве грузчиков половину персонала центра электронной связи, все были несказанно изумлены и встревожены. Это было невиданно и беспримерно. А если принять во внимание внезапно лезущие из-под земли холмы, северные сияния умопомрачительной красоты и силы под куполом Зоны, беспокойное поведение животных и прочие странности, то… Однако, лаборанты воздерживались от мучавших их вопросов к Старику: —«Он знает, что делает». Наверняка, знает. Правда, мог бы и растолковать смысл происходящего. Под навесами с внутренней стороны Стены уже громоздились огромные залежи колёсных пар, вагонных рам и прочих транспортно-металлических обломков. Коридоры и склады были уставлены ящиками, коробками, термосами и контейнерами. В самых неподходящих местах до потолка возвышались баррикады из тюков и мешков. Очумевшие переписчицы листали многостраничные описи и привешивали ярлыки. Санитарки смазывали йодом расцарапанные руки усталых грузчиков и лапы хнычущих титанов. Приписанные к столовым судомойки и официантки носились с подносами. А Старик, не разъясняя смысла гонки и чрезвычайщины, только поторапливал, указывал на ошибки, советовал, утешал, и постоянно повторял что всё закончится числу эдак к двадцать пятому декабря и, скорее всего, более не повторится. Ему верили без тени сомнения. «Старик знает, что делает». Надо — значит, надо. Электроник закрыл глаза и пошевелил уставшими за день ногами. Всем и каждому было известно, с каким раздражением Старик воспринимает любую попытку приписать ему сверхъестественные всесилие и всеведение. Любой мог отбарабанить наизусть сделанное Стариком сравнение Зоны с трейлером, забытым пришельцами на обочине их космической дороги, а самого Старика — с программой в памяти бортового компьютера упомянутого трейлера. Не более того! И чтобы никаких молебствий Всемогущему! Но цитату воспроизводили, так сказать, на уровне абстрактном, отвлеченном. На уровне же повседневно-бытовом всё обстояло «с точностью до наоборот». Старик в сознании каждого экзогена со временем перевоплощался в терпеливого и мудрого покровителя, что всегда рядом. В ангела-хранителя, к которому в любое время можно обратиться с любым вопросом, раскрыв самое сокровенное. Бывало так, что Старик категорически отказывался давать совет, заявлял, что не может взять на себя такой ответственности, но после беседы с ним проблема как-то сама собою рассасывалась и мучившая неопределенность пропадала. Ко всему прочему, Старик превращался в постоянно бодрствующую совесть, удерживающую от дурных поступков, даже самых мелких. Электроник, словно кадр из давным-давно виденного чёрно-белого фильма, вспомнил заплёванный жвачкой и залитый пивной пеной московский асфальт, валяющиеся повсюду давленые пластиковые бутылки, изрисованные похабщиной и смердящие мочой подъезды с воткнутыми в лестничные перила шприцами. Даже самого слабого подобия этой безысходно-тоскливой жути в Нашем Мире просто не могло быть! Потому, что не могло быть никогда. Во-первых, сразу на входе практически исключалась возможность проникновения под купол Зоны переселенца с отклонениями в поведенческих нормах. Стариком проводил в течение нескольких часов собеседование с будущим жителем Зоны. Незаметно простые вопросы Старика и ответы на них превращались в исповедь кандидата на перемещение в Зону. Собеседование в сочетании с пристальным наблюдением позволяло достаточно точно нарисовать психологический портрет человека ещё в камере собеседований китайского пропускного комплекса. После «исповеди» шансы быть впущенным в Зону оставались лишь у одного из двадцати пяти кандидатов, способного вписаться в социум Зоны. Во-вторых, В Нашем Мире полностью исключалась возможность вести себя не соответствующим образом. Небрежно выполнять свою работу. Причинять даже не боль и страдания, а простые неудобства окружающим. К примеру: нечаянно бросить скомканный конфетный фантик мимо урны, забыть выключить воду над раковиной, натоптать на только что вымытом полу. Старик смотрел твоими глазами, слышал твоими ушами, осязал твоими пальцами. Старик знал о тебе всё, кроме твоих мыслей. За каждую нечаянно допущенную ошибку тут же делалось мягкое, тактичное замечание. В конце концов, кто не промахивается! Ошибся? Тебе указали, ты спохватился, торопливо поправил — всё в порядке, пройдено и забыто. Больше не повторится. Однако, если бы это были не непроизвольные оплошности, а осознаваемое нарушение норм морали, и осмысленно-нарочитое отклонение от норм поведения, Старик сообщил бы об этом окружающим. И тогда… Что было бы тогда, Электроник представить не мог, так как, судя по всему прецедентов ближайшем обозримом прошлом не было. А если оные когда-то и имели место, то служба безопасности Нашего Мира предпочитала не муссировать тему. По крайней мере было ясно, что, как минимум, Старик может отказать нарушителю моральных норм в Переселении. «Не соблюдающим заповедей моих, нет пути в царствие небесное»… Электроник беззвучно усмехнулся при воспоминании о самом первом впечатлении от Нашего Мира. Его поразили приветливая открытость и деликатное дружелюбие здешних жителей, не имевшие, вместе с тем, ничего общего с праздной беспечностью и беззащитной наивностью. Постоянная атмосфера дружелюбия, готовность разделить твою радость и помочь в трудной ситуации. И главное — стремление понять и поддержать. Кстати, почему Наш Мир до сих пор не имеет герба? Электроник мог бы предложить девиз: «Здесь все — свои». Именно так: все — свои. Не случайно всеобщее обращение на «ты». Нет казённых взаимоотношений, иерархических официальностей и ритуалов. (Кстати, скорее всего именно по этой причине жители Нашего Мира и не помышляли придумывать и развешивать гербы и флаги Нашего Мира). Директивы, распоряжения, печати и штампы отсутствуют как таковые. Нашивки на комбинезонах указывают не на статус их носителя, а на принадлежность к профессиональной группе. Любые деловые отношения складываются на основе естественной подчинённости более компетентному, словно внутри большой семьи. Но неужели главная причина гармонии — внутренний жандарм, осознание каждым неусыпного надзора со стороны Старика, мысленно спросил себя Электроник? Дрессировка? Нет-нет, всё не так. Но если бы даже было так, ответил он себе, что плохого? Какая разница, что стоит на страже? Что не допускает появления в людских душах грязной накипи? Что устраняет в себе ту смрадную гнусь, которая старательно взращивается и культивируется в душах по ту сторону Стены? Какая разница, чем бережно поддерживаются лучшие традиции, которые возникли за долгие и трудные годы существования Зоны? Ни-ка-кой, рассудил Электроник. И тут же уснул. «Пришёл сон, тревожный и призрачный. Снилась маленькая Людмилка. Вот она, сидя на диване, протягивает ему розового зайца. Такую забавную куклу-перчатку. „На уку… На уку одеть… Заесь…“ — лепетала ему во сне дочка, прося надеть зайца на руку и поиграть с ней»[34]. Вот уже третий день, как контрольно-пропускной пункт № 1 покинули разгрузочные отряды. Остались только бригады уборщиков, завершавшие уборку помещений. Последние полтысячи спальных мешков, скрученных в тугие рулоны уже отвезли к репликаторам на переработку вместе с изготовленной на время чрезвычайного положения посудой. Туда же отправили забитые в синие пластиковые контейнеры центнеры бытового мусора, демонтированные кабины временных душей и умывален. — Нет, Гуманист, решительно не вижу смысла вылизывать вторую платформу. — говорил в микрофон КПК Кактус. — Ну, какая тут очистка: титаны всё поразбивали железками, когда волокли. Все поручни вообще пришлось спилить. Потрескались бордюры. Давай лучше заново всё зальём бетоном и выложим плиткой. — Сколько же времени понадобится? — Строители просчитали: за две послепраздничных недели управятся. — пообещал Зигзаг. — Если конечно дизайнеры подготовят проект, а транспортники завезут стройматериалы. — М-м-м… Может быть, на самом деле… Серой облицовкой, либо чёрной, гранитом или там базальтом… Добро, надо обдумать, после обеда созвонимся, посоветуемся и решим. — Праздники будут у всех. Как написано в одной книге: «Счастье для всех даром и пусть никто не уйдёт обиженным». — сказал Старик, сидящий в тени абрикосового дерева. Оранжевые плоды размером с кулак соблазнительно выглядывали тёмно-зелёной сочной зелени и вызывали у погонщика Лопотуя неодолимое желание протянуть руку сквозь экран ноутбука и сорвать пару-другую. «Надо будет спросить в продуктовом пункте, — подумал Лопотуй, стараясь не сглотнуть слюну, — а если не будет — обязательно оформить заказ у репликаторщиков. Хочу полведра абрикосов. Килограммов эдак с пять. Или больше.» — Не только вы, но и титаны работали целый месяц. Ёлку с иллюминацией можете серым не устанавливать, подарков не дарить, но дайте отдохнуть. Кучерам выделяйте только тех, которые не были заняты на разгрузке. Работавших на КПП как следует помойте, пускай отсыпаются в тепле и едят вволю. Я просил, чтобы для них наделали побольше овсянки и моркови. Проследите только за тем, чтобы ваши подопечные не заработали несварения. — Разумеется. — сказал погонщик. — Сделаем, Старик. Тихоня: —И что же? Старик: —А то же, что намечаются ещё две крайне трудно решаемых проблемы. Вот и подумай над ними. Тихоня же у нас главный моралист. Тихоня: —А если без подковырок? Старик: —Тогда раз: титаны. Пока я не уверен, можно ли их клонировать. Но если нельзя, то что мы будем делать без притока исходного материала извне? Допустим, китайцы перестанут присылать исходный материал для трансформации — как быть с многочисленными работами, для которых требуется грубая физическая сила? Ты сам прекрасно понимаешь, почему у нас невозможна какая-нибудь там роботизация. Тихоня: —По-моему, с челове… эээ… с этической точки зрения вопрос вообще не решаем. Что, в таком случае — жителям Зоны бросать жребий, кому превращаться в титана? Сделать это мерой наказания? Или создавать тайные питомники, где будут выращиваться дети, специально клонированные для последующей трансформации в титанов? Старик: —Заметь — не я это предложил. Тихоня: —Да-а, задачка на сообразительность для выпускного класса… А вторая проблема? Старик: —Вот тебе два: по всей вероятности клонированные внутри Зоны живые существа приобретут возможность совершенно свободно покидать Зону и вновь возвращаться без последствий, роковых для себя и для окружающих. Тихоня: —Озадачил. Надеюсь, обе новости еще не опубликованы? Старик: —И не будут… в ближайшее время по крайней мере. Тихоня: —А эндогены не докопаются? Они же — головастые. Старик: —Вот и продумай необходимые меры. Для этого, собственно, я к тебе и заглянул. Старик: —Что расчихался? Будь здоров! Вундеркинд: —Всегда здоров! Продуло вчера на Стене. Старик: —Не запускай, обратись к лекарям. А то на новогоднем балу распугаешь всех распухшим носом. Вундеркинд: —Зато маски не понадобится… Старик: —Скорее всего: ты уже хорош, вылитый вурдалак из сказки. Ладно, к делу: напоминаю как раз по поводу бала: амазонки заготовили сосенки. Как всегда, с великой скорбью, оцени. Для них каждое деревце — часть их самих. Даже если оно подлежит санитарной вырубке. Вундеркинд: —Р-р-апчхымм! Оценил. Можно развозить? Старик: —Будь здоров. Конечно, можно. Устанавливайте, украшайте. Вундеркинд: —Посылаю бригады. Старик: —Отлично. Давай, лечись. |
||
|