"Очищение" - читать интересную книгу автора (Еловенко Вадим)

Глава первая.

1.

– Падре, – Каким-то гнусаво скучным голосом протянул мальчик, боясь отойти от дверей: – барон просит вас пожаловать на ужин к нему.

Отец Марк недовольно оторвался от чтения тревожного послания своего друга и внимательно и даже чуть строго посмотрел на маленького служку барона. Он не любил когда его отвлекали.

Вид мальчишки не радовал ничуть. Служка был одет в серо-грязное рубище, короткие его штаны чуть закрывали колени и, видя потертости и дыры на них, отец Марк только грустно покачал головой. Владетельный барон не спешил тратить деньги на приличный вид своих слуг, зато он всегда был готов осыпать подарками любовниц и приятелей по охоте.

– Питер, ты же в дом Господа пришел, – сокрушался священник и, качая головой, спросил: – Ты моешь ноги вообще? По колени вымазан непонятно чем. И почему ты не носишь обувь, которую купила тебе мать? Я же видел в воскресенье ты приходил в отличных башмаках. Почему сейчас ты опять босой?

Мальчишка, скуксившись, странно покосился на книги, расставленные по сундукам для удобства отца Марка, и даже не соизволил ответить. Хотя, по большому счету, ответ пастору был и не нужен. Скупостью в их славном городке отличался не только владетельный барон. Скорее мать как всегда, как и другие матери в их городе посчитала, что иметь сыну ботинки на каждый день да еще в такое жаркое лето – расточительная роскошь.

– Ну, веди меня, – вздохнул отец Марк и, поднявшись, спрятал письмо в рукав.

Следом за выскочившим из каморки мальчишкой, святой отец вышел и, прикрыв за собой дверь, троекратно перекрестился, кланяясь в сторону распятого Спасителя над алтарем.

Отец Марк никогда не задумывался о том, что его поклоны да странного неуклюжи. Он словно чуть переламывался в пояснице, даже не склоняя голову. Будто соломина надломленная в трех пальцах одной руки. Эти поклоны не раз и не два удивляли прихожан видевших в подобном странную болезненность. То ли спина у святого отца была больна, то ли еще что.

Сухощавый священник с первого своего появления в этом городе вызывал нездоровый интерес к себе. Поговаривали что будто бы он бывший военный. Но этим разве кого удивишь? Немало вояк искалеченных или просто утративших здоровье прибивалось к церкви. А некоторые из них даже достигали определенных высот в своей службе Всевышнему. Странное в этом бледном человеке было даже не он сам, а его непонятное, даже больше, неприемлемое отношение и терпимость к тем, кого провинциальное общество едва-едва переносило. Казалось, для отца Марка не было никакой разницы между уличной девкой и добропорядочной женщиной. Между бандитом с большой дороги и почтенным горожанином. Между бродягой и самим бароном фон Эних. Ко всем священник относился уважительно, не позволяя проявлять к кому бы то ни было надменность или тем паче лебезить перед кем-либо. Может за подобный честный и ровный нрав, он так и полюбился через некоторое время горожанам, не смотря на все свои странности столичного человека?

Покинув церковь, оставив ее на попечение нескольких прихожанок и служек, что дневали и ночевали бывало в доме Господнем, отец Марк неспешным ровным шагом направился за мальчиком. А тот, стервец быстроногий, уже в нетерпеливом ожидании топтался в конце сероватой сумрачной улицы. И будто укоризненно глядел на нерасторопного пастора.

Посматривая себе под ноги, боясь наступить в лошадиные «подарки», Отец Марк думал только об одном в тот момент: он в который раз сухо признавался себе, что совершил величайшую ошибку, согласившись взять этот приход. Надо было ему все-таки оставаться при кардинале Люмани. Надо было игнорировать завистников и клеветников. Нельзя было бросать карьеру ради удовлетворения собственного эго. Он хотел служить Богу там где труднее всего, но, видя эту серость вокруг и унылость граждан их забытого Создателем города, отец Марк невольно вздыхал и думал, что вместо трудностей ему досталась просто нудность… Хотя может это и есть самый тяжелый труд? Каждый день и каждый час поддерживать людей в их унылой и абсолютно бесперспективной жизни.

А жизнь в этом провинциальном городке действительно не сулила ничего сверхвыдающегося. В этом сером, как воды недалекого моря, городе все было тусклым. Даже души людей. Здесь почти не было богатого сословия, но так же и откровенной бедноты было все-таки поменьше, чем в иных городах королевства. Здесь не было тех благ столицы с ее яркими почти карнавальными красками улиц, но и пороков большого города почти не наблюдалось. И уж точно ночные грабежи или убийства было делом невероятно редким. Каждое такое событие превращалось в повод для очень долгих обсуждений. А пострадавший в позапрошлом году от грабежа хозяин конюшен так и продолжал удивлять в единственной таверне города слушателей своим рассказом о том событии. Рассказ обрастал подробностями… грабителей становилось все больше и больше. И это не смотря на то, что все знали – глупого лихого человечка схватили еще в тот же день и, по решению городского суда, к ночи он уже висел раскачиваемый ветром на торговой площади.

Ничем не мог похвастаться этот провинциальный городок. Ничего в нем не было такого, чтобы стать центром окрестной торговли. Даже речной порт, суда, идущие по реке миновали не останавливаясь. Что бы этот город прославился по стране, его следовало бы просто снести. Тогда бы может и возник к нему интерес: А зачем это было сделано? А так он продолжал свое серое, унылое существование ничем и никому не интересный. И это не смотря на то, что земля города принадлежала владетельному барону фон Эниху. Человеку неординарному, яркому и точно не скучному. Говорят, что хозяин красит свою землю, но видно барон этой поговорки не слышал или не воспринимал ее серьезно.

Дом барона был освещен в отличие от других строений на этой не самой бедной улице. В городе, где матери экономили на обуви для детей, скупость стала приметой местного жителя. Когда еще два года назад, полный планов и желаний, отец Марк приехал в этот город и возглавил приход, он страстно убеждал жителей после проповедей, что надо напрячься всем и сделать освещение хотя бы центральных улиц. На что горожане резонно замечали: они и раньше так жили и впредь будут. А жечь дорогое масло в уличных светильниках это удел богатеев из столицы. Из всех прихожан только барон фон Эних вполне оценил идею вечерней и ночной освещенности и, слава Спасителю, подавал пример… Правда, надо сказать, никто этому примеру еще не следовал, но главное было начато. Освещенный в сумерках въезд во двор баронского дома манил к себе. Заставлял задерживаться случайных прохожих. И они останавливались и дивились расточительности владетельного дворянина. Хорошо, что барон, в отличие от самого отца Марка, плевал смачно и с чувством на мнение толпы, окружающих, да и по большому счету на мнение короля.

…Мальчишка, дождавшись пока пастор приблизится, громко постучал в ворота и чуть подпрыгнул, когда открылось небольшое окошко, и недовольный голос стражника поинтересовался, кто стучится в такую темень. Узнав служку, стражник открыл ворота и пропустил отца Марка вслед за юрким мальчиком.

На замощенном дворе, в свете костров, возились с баронской каретой два прихожанина отца Марка и, заметив его сутану, они немедленно склонились в поклоне. Сдержанно, чуть кивнув, отец Марк, не задерживаясь, проследовал на огромное крыльцо баронского дома, где его уже встречал лакей с вычурным канделябром на пять свечей в правой руке. Левой лакей раскрыл дверь перед отцом Марком и, пропустив вперед гостя, зашел следом и сам.

Дом барона отец Марк знал давно и досконально. Сколько времени здесь было им проведено в чтении редких книг, собранных еще отцом нынешнего барона. Сколько часов он потратил, чтобы привить дочери хозяина дома знание закона Божьего и принципы доброй христианки. Из всех домочадцев, пожалуй, не нашлось бы ни одного, кто относился бы к отцу Марку без симпатии. Даже лакеи всегда были рады услужить ему, хотя он с ними вел себя сдержанно и довольно холодно.

– Приветствую, отец Марк. – Воскликнул хозяин дома, входя в холл и дружески беря под руку священника. – На ужин у нас скромная пища сегодня. И я бы постеснялся приглашать вас разделить со мной трапезу… Но я знаю, что вы получили наконец-то письмо из монастыря от вашего друга… И потому сами понимаете…

Отец Марк кивнул, ясно понимая довольно сбивчивую речь барона. Барон нервничал. Барон очень редко выказывал страх. Но озабоченность, проступающая последние дни на его лице была сродни именно ему. Скрытому, очень глубоко скрытому испугу.

Ужин оказался действительно скромным. Подали утку с баклажанами. Второй сменой подали холодное отварное мясо даже без гарнира и лишь залитое кисло-сладким соусом. Помимо этого, как обычно, было подано холодное вино и нарезанные, присыпанные сахарной пудрой, яблоки к нему.

Когда голод был утолен, а все формальности высказаны от погоды до слухов о разврате, царящем при дворе Его Величества, барон смог, наконец, спросить своего гостя:

– Марк, я хочу знать насколько все серьезно и к чему нам готовиться? Я, как вы понимаете, не о себе думаю. У меня дочь… Единственный ребенок, подаренный мне моей покойной супругой.

Священник не обращал внимания на то, что барон наедине позволял обращаться к нему так запросто. Он и к себе требовал подобного же. Только вот отец Марк никак не мог себя заставить исполнять требование. Воспитание, а может нечто другое, не позволяло ему обращаться к барону иначе как по титулу.

– Барон, я бы на вашем месте забрал бы дочь, пару слуг, с десяток стражей и переехал бы в ваш замок на озере. Стражников лучше из наемников возьмите, у которых нет ни родственников здесь, ни особых друзей. Там в замке вам надо будет запастись провиантом минимум на полгода… запереть замковые ворота и поднять мост. Это все что я могу вам посоветовать.

– Все настолько плохо? – горестно спросил барон скорее с надеждой, что священник разубедит его и все сказанное им – лишь пустая предосторожность.

Вместо ответа отец Марк кивнул и отпил из серебряного кубка большой глоток вина. Не только барон испытывал здоровый страх перед грядущим, но и он, слуга Божий, не верил, что их минует чаша сия.

– А вы? – Спросил и вскинул брови барон. Когда он так морщил лоб, лицо его приобретало забавное выражение. Но священник даже не улыбнулся. Он серьезно воспринял вопрос и ответил как есть.

– Я останусь в городе… у меня будет много работы. Если бы ваша милость оставила мне пару стражников для личной и церковной сохранности, я был бы вам очень признателен.

Барон пожал плечами и сказал:

– Оставлю. Конечно оставлю… И не двух… Думаю вызову сюда еще из тех, кто сейчас в походе с моим братом. Надо будет защищать город от этой беды и все что с ней придет.

– Разумное решение, ваша милость. Мой друг из монастыря пишет, что пришлет своих братьев помогать в ритуалах и самих похоронах. Да и успокоение страждущим понадобится в полной мере. Кто как не затворники смогут убедить людей в том, что все это суть кара Господня за грехи наши, и которую мы должны стойко перенести…

– Вранье… – резковато сказал барон, нисколько не страшась, что отец Марк может донести на него епископу. – Все эти басни про кару господню – вранье.

Владетельный дворянин поднялся и, пройдя за спину отцу Марку, склонился к самому его уху:

– Вы ведь знаете что это вранье. Вы ведь знаете, чьих рук это дело? Скажите мне, Марк. Я клянусь Пресвятой Девой Марией никогда и никому не скажу. Но… я должен знать.

Отцу Марку нечего было сказать барону и он просто молчал, глядя на тарелки перед собой. Барон выпрямился и сказал уверенно:

– Если бы в Церкви не было таких как вы, Марк, я бы подумал, что сама церковь виновата в этом зле. Я ведь не деревенский дурачок. Да и вы дворянин, получивший отличное образование в столице. Мы с вами умеем складывать факты и делать выводы.

Отец Марк поднялся и повернулся к барону. Они стояли, разглядывая друг друга с таким интересом, словно впервые встретились и позабыли все манеры.

– Что вы себе позволяете… – довольно грубо и не пытаясь смягчить свой тон или слова, сказал отец Марк.

– А что позволяют себе ваши святые братья, кричащие на каждом углу, что это зло послано в наказание за королевские грехи!? – Так же жестко спросил барон.

Они быть может и наговорили бы друг другу глупостей и им было потом стыдно, но вошедшая в зал дочь барона поздоровалась с ними и оба напуганных мужчины опомнились.

– Ингрид, – обратился барон к дочери, – мы с отцом Марком обсуждаем мужские дела и мне не хотелось бы, чтобы ты присутствовала здесь. Ты все поняла, дочь?

Девочка, совсем еще девочка, но уже чуть не выданная замуж за городского судью опешила слегка от резкого тона своего обычно мягкого отца и послушно вышла прочь, даже не попрощавшись. Чудесная девушка, по мнению пастора, не заслужила такой неприкрытой ничем грубости.

– Успокойтесь, барон. – Не сказал, а потребовал отец Марк.

Барон посмотрел на него со странным удивлением и резкими шагами вернулся на свое место за столом.

– Садитесь, Марк. Садитесь, не стойте столбом. Я вам сказал что думаю. Уважайте хотя бы, что я честен с вами. – Когда отец Марк сел снова на стул, барон продолжил: – Я дам вам стражу. Дам вам своих воинов и своих слуг… Которых с собой не возьму, как вы понимаете. Будете использовать их по своему усмотрению. Мой дом в городе тоже будет в вашем полном распоряжении. Это настоящая крепость. В случае резни вы здесь сможете продержаться до подхода королевской стражи. Я хоть и отремонтировал вашу церковь, но не думаю, что она выдержит натиск толпы. Завтра пошлю людей копать ямы для погребения. Я хочу уехать, четко зная, что сделал все, чтобы вам помочь…

– Спасибо, барон. – Искренне поблагодарил отец Марк. – Святая Дева Мария не забудет этого и вам воздастся за помощь вашу.

Криво усмехнувшись, барон покачал головой. Он ничего не сказал, но было понятно, что на воздаяние он мало рассчитывает.

Когда отец Марк вышел на слабо освещенный кострами двор, была уже глубокая ночь. Мастеровые все так же возились с каретой, готовя ее к дальней дороге. Стражник лениво зевая грелся у костра. А в освещенных окнах покоев юной баронессы были видны силуэты двигающихся людей. У девочки был плохой сон. Она часто просыпалась посреди ночи и служанкам приходилось отпаивать ее настоем на травах, чтобы та быстрее забывала страшные сны и, успокоившись, усыпала снова. Глядя на окна баронессы, отец Марк про себя помолился, чтобы барону удалось спасти это чудное создание. Которое конечно погибнет, как и все они… если ее отец будет медлить.

Покидая двор барона, священник странно упрекнул себя в том, что не рассказал своему, можно сказать другу, об истинном содержании письма. И отделался лишь легкими намеками, как следует себя вести дальше. А ведь им обоим умеющим делать выводы… Им было бы о чем проговорить до самого утра. Нет, не виновата Церковь в распространении этого тяжелейшего зла… Да, она пользовалась этим злом и горем, чтобы решить свои текущие разногласия с королем. Надавить на него… Но Суть письма была в другом. В том, что зло не «возможно» скоро придет в их город… а что оно уже здесь. Среди тех, кто мирно спит в своих серых домишках. Среди тех, кто несет службу на городских воротах, среди тех, кто сегодня посещал торговую площадь. Это зло уже может и в самом отце Марке. И если это так, то не долго осталось пастору. Эта Тьма забирает быстро. Слишком быстро. Слишком стремительно. Не давая никому опомниться и даже что-либо сделать.