Глава 2.01: «Пошел он на фронт стать героем

». Июнь 1943 года.

Мечта моей молодости частично сбылась. Пилотом, к сожалению, не стал, но прошел весь цикл обучения на стрелка-радиста. В начале 1941 года моих товарищей по обучению распределили по фронтовым частям ВВС, а меня задерживали в летной школе работать инструктором – обидно. Однажды к нам в гости зашел знакомый. После двухмесячного пребывания на Восточном фронте он с гордостью показывал рубец от ранения и первый орден.

Как мне уйти с инструкторской работы и отправиться воевать на фронт?Большая часть молодых людей в то время размышляла именно так! Уже в первые дни службы я подал рапорт по поводу принятия меня в офицеры. Специальные курсы закончил с успехом. Мне еще 20 лет, а я уже фельдфебель. Очередное повышение звания перенесет меня в мир офицеров. Как мне хочется носить погоны лейтенанта. Но по действующим правилам это невозможно без хотя бы временного пребывания на фронте. Однако выход из положения нашелся сам – командир летной школы должен послать меня на фронт. Спасибо правилам.

Выезд на Восточный фронт назначили на 1 июня 1943 года. Читаю документы по назначению и – захотелось провалиться сквозь землю: я назначен командиром взвода связи, что равнозначно заведующему стационарной радиостанцией одного военного аэродрома. О каких орденах может идти речь в таком месте? Как в таком случае можно стать героем? Как можно сравнивать себя с отцом, инвалидом Первой мировой войны? Мною овладели волнение и отчаяние. Пусть поверит читатель, что я не вру и, несмотря на страшные потери зимы 1942-1943 гг., я все еще верил в окончательную победу Фюрера.

На восток отправились вдвоем. Два будущих офицера понюхать пороха отправились поездом до г. Кракова, где, по словам опытного спутника, находился аэродром по снабжению авиаподразделений новыми самолетами и запасными частями. Оттуда уже можно лететь к фронту. Для этого покидаем поезд и стоим на трамвайной остановке. У меня масса багажа: рюкзак, большой спецмешок летного персонала, винтовка, противогаз, каска и портфель. Тяжелый груз. Когда подходит трамвай, я быстро начинаю собирать вещи, и – о ужас! – исчез портфель, а с ним и все документы, включая приказ по назначению. Осталось лишь удостоверение личности. Это судьба дает о себе знать! Из-за этого я получил массу проблем с начальником контрразведки аэродрома. Будет следствие, а повышение на лейтенанта отодвинется назад. Пришлось выписывать новый, временный приказ по назначению. Майор спрашивает: «Вам хотя бы известно, кем и куда вас направили? » В моей голове кружится вихрь мыслей, и за мгновение принимается решение. Эскадра, в которой служит старший брат, находится под г. Сталино. Туда бы стрелком-радистом и попасть. Говорю: » Известно. Стрелком-радистом в первую группу эскадры бомбардировщиков № 100 в Сталино ». Я ему наврал и тем самым повлиял на ход судьбы. Затем получил приказ и отправился дальше.

На краковском аэродроме мы увидели большое количество самолетов самых разных типов, а также летный персонал. Нашей целью был какой-то высший штаб, располагавшийся под г. Днепродзержинском. Не без труда нам удалось забронировать места в транспортном самолете на следующий день. Имея до следующего утра много свободного времени, гуляем вдоль края летного поля. И вдруг человек в летном комбинезоне кричит в нашу сторону: « Клаус, неужели это ты? » – « ДанквартТы откуда взялся? » Оказывается, сосед по школьной скамейке. Невероятно, но возможно. Он состоит в спецчасти ВВС, задача которой, снабжать фронтовые эскадры новой техникой. Они летают по всей Европе, при этом не забывая о себе покупают дефицит, а затем продают среди своих: спички и зажигалки везут из Германии на Украину, самогон и подсолнечное масло – из Украины в Норвегию; рыбные консервы из Норвегии в Германию и т.д. и т.п. Разумеется такие трансакции практикуются не без выгоды – их бумажники буквально лопаются от ассигнаций всех оккупированных немцами стран.

Мой одноклассник и его веселая компания приглашают нас посетить существующее в Кракове военное казино. Говорим, что у нас нет денег, но приглашение, оказывается, рассчитано на бесплатный для нас вечер. Вечер проходил с основательной выпивкой, после чего еле-еле вернулись к аэродрому и… утром проспали. Когда мы подбежали к диспетчеру, он нам объявил, что наши места заняты другими желающими и нам придется подождать. Тем временем самолет подруливает к взлетно-посадочной полосе, двигатели заревели, тяжелая птица ускоряется и быстро отрывается от земли. С интересом смотрим на впечатляющий взлет крылатой машины. Вдруг изменился тембр шума двигателей, заглох один из них. Самолет поворачивает в сторону, нос его врезается в землю, и мигом пламя бьет из мотора. Завязывается карусель спасательных мероприятий, которые описываются в положениях о технической безопасности на военных аэродромах. Нам при этом делать нечего. Через час узнаем: столько-то погибших, столько-то более или менее изувеченных. Не пострадавших вообще нет.

А мы? Стоим и отдаем себе отчет в том, что снова судьба вмешалась в наши дела. Ангелы-хранители вступили в действие вовремя.

Не забывайте об этом случае, уважаемый читатель, когда будете читать главу о встрече с цыганкой-предсказательницей.

Погода испортилась, полеты на восток отменены. Сидим здесь еще два дня, пока один из пилотов не предлагает мне занять место стрелка-радиста в его двухместном самолете – пикирующем бомбардировщике Юнкерс-87. Согласившись, я простился со своим попутчиком и вылетел прочь. Первая посадка должна состояться во Львове. Сидя лицом к хвостовому оперению, любуюсь кругозором. Беспечно наслаждаюсь приятным чувством трехмерного движения, полностью отдаваясь радостной мысли о том, что лечу. Прошло около часа. Вдруг по шлемофону пилот спрашивает: « Ты знаешь, где мы находимся? » Разумеется не знаю – карты у меня нет и навигатором меня никто не назначал. Вот беда! Но внизу видны железнодорожные пути и станции. Пересекаем железнодорожные линии, приближаемся к городу средней величины, на цитадели которого видны следы обстрела тяжелой артиллерией. Из вещевого мешка пилота по его указанию достаю бинокль, самолет идет на снижение, и мне удается определить наименование станции, написанное черной краской на белой стене. Теперь можно лететь над железной дорогой до Львова.

Вдруг меня что-то встревожило. Картина за хвостом самолета почти незаметно изменилась. Появилась белая полоса, источник которой очевидно находился в моторе. Информирую пилота, тот кивает головой и показывает на термометр смазочной системы. Стрелка стоит выше красной маркировки. Отказала система охлаждения смазочного контура.

Слава Богу, львовский аэродром близко. Дотянули. Пилот совершает посадку с уже неработающим двигателем, причем полоса дыма за самолетом изменила цвет в темно-бурый. Самолет остановился, а пилот кричит: « Слезай быстрее, сейчас загорится, сволочь! »

Нам удалось спасти весь багаж и нас самих без ущерба. А пожарная команда пытается спасти сам самолет. Спрашивается: что именно пытается довести до моего сознания судьба? Но я стараюсь об этом не думать, меня все еще грызет червь героизма. Я же выехал спасать отечество. Если меня могут остановить первые трудности, то о какой чести может идти речь? Поехал дальше поездом и через пару дней прибыл не в Днепродзержинск, а в Днепропетровск. Мелкими шагами приближаюсь к г. Сталино, где появление младшего брата должно стать сюрпризом для старшего. На маленьком курьерском самолете долетел я до Сталино 11 июня 1943 года, пешком отправился в военгородок и… первое живое существо, встреченное мною на пути, – мой старший брат.

Не могу забыть выражение его лица, когда он узнал меня. Вместо веселого приветствия слышу информацию о суеверии летчиков: « Ты что, не знаешь, что два брата в одной летной части – это смерть одному из них? » Сказал, а сам обнимает меня, приветствует: « Быстро забудь, что я сказал. Как-нибудь устроим тебя ».

Приказ о назначении расстроил брата. Он надеялся, что младший останется в тылу, на земле, он же не знал, как я рвусь к почету и славе.

В части дефицит радистов. Отдохнуть от дальней поездки не дают. Разместился в военгородке, познакомился с рацией бомбардировщика, изучил фронтовые правила ведения радиосвязи, и 13 июня – вызов на подготовку ночного рейда на нефтеперерабатывающий завод под Саратовом. Полет прошел благополучно. Три раза прожекторы нас ловили, и три раза пилоту удалось выскочить из опасного тоннеля ослепляющего света. Вернулись на аэродром, легли спать около 4 часов утра.

Я не забыл о том, что у брата 14 июня день рождения. Как поднялся и позавтракал, так отправился к соседнему корпусу, где жил брат – капитан и командир эскадрильи. Удивляюсь: перед дверью помещения брата фельдфебель молотком забивает гвозди. « Что ты делаешь? » – спрашиваю, а он заикается: » Видишь ли, если кто из рейда не возвратится, то по предписанию надо забить дверь и поставить печать. Но я слышал, они поддерживали радиосвязь до момента вынужденной посадки в степи между Доном и Волгой. Они должны быть в живых ».

Что я сделал? Убил брата своим появлением в его части? Не может и не должно так быть. Обращаюсь к командиру группы – майору с просьбой информировать меня о шансах брата вернуться живым. Он меня утешает, что ночью будут искать и организуют посадку в степи, если только их найдут.

Вечером начинается мой второй боевой вылет. Опять возвращаемся без малейшего повреждения самолета. Узнаю, что разведчики экипаж подбитого самолета не нашли. Но один из боевых бомбардировщиков докладывает, что видели ракету с кодом прошлой ночи, снизились и увидели всех четырех человек подбитого экипажа «на ногах», выбросили сумки с запасами, но посадку совершить не могли с бомбами под брюхом и 3000 литров горючего в баках. В следующую ночь поиски повторились. Три самолета без груза стараются найти экипаж, но меня не пускают в рейд, учитывая мое душевное состояние. Остаюсь на радиостанции, сижу с наушниками, стараюсь уловить самый негромкий вызов, но на частотной полосе нашей эскадры полная тишина. Условлен был специальный код: «888» – экипаж найден и спасен, «111» – прекращаем поиск безрезультатно. Но вот минут через десять после расчетного времени слышится вызов одного из наших самолетов. Отвечаю. Опять вызов – значит, они нас не слышат. Еще один вызов и продолжение «888» и все. Все, кто следил за передачей, кричат: « УраСпасли! », а я снимаю наушники, прошу товарища заменить меня и бегу на летное поле – 2 километра от радиостанции. Продолжительность полета от места спасения до нас не менее полутора часов, но я хочу быть на месте, когда приземлится самолет, и первым обнять брата.

В момент, когда колеса самолета коснулись взлетно-посадочной полосы, собрался весь состав летного и нелетного персонала. Время – 2 часа 30 минут. Подруливает бомбардировщик, останавливаются двигатели, и первым из люка вылезает брат. Рвусь туда приветствовать и поздравить со спасением, но меня кто-то хватает за рукав: « Ты с ума сошел, что ли? Соблюдай дисциплину! Первым это положено сделать командиру! » Остолбенел я: неужели душевные страдания родного брата в такой ситуации не имеют никакого значения? Обидно до слез. Совершается ритуал доклада о произведенной операции, без каких-либо эмоций. Жду, – кажется, вечность, пробиваюсь к брату, обнимаю его и не могу сдержать рыданий.

Никогда не забуду слова брата: « Держись, малый, по-солдатски! » Кто-то подает бокалы с шампанским, чокаемся и пьем. Вот с этого момента я брата больше не видел! Был устроен праздник в честь спасенных и спасателей, но раздельно по званиям. Брат – в офицерском казино, я – с унтер-офицерами в столовой. Выпивка страшная, без различий между людьми того или другого уровня. Многие обращаются ко мне с предложением чокнуться и выпить, поэтому конец веселья теряется для меня в тумане. Для лечения от отравления алкоголем мне потребовалось два дня. Судьба, что ты со мной делаешь?

Спасение брата и его экипажа является уникальным событием за всю войну на восточном фронте. Поэтому, может быть не без интереса для читателя познакомиться с рассказом пилота – лейтенанта Пуклич – опубликованным в хронике действий бомбаридировочной эскадры № 100. Разрешение на публикацию в настоящей книге автором получено от собрания последних оставшихся в живых ветеранов эскадры, состоявшегося в августе 2008 года. Замечание автора: Приведенное выше красным шрифтом введение составлено автором на русском без привлечения переводчика Олега Кузнецова.

«После налЈтов на автомобильный завод «Молотов» в Горьком, проведЈнных из Сещинской (центральный отрезок фронта) ночью между 3 и 6 июня 1943 года, наша 1-я группа 100-й бомбардировочной эскадры 7 июня перебазировалась обратно в Сталино.

Оттуда мы должны были производить ночные налЈты на индустриальные объекты Саратова, особенно на крекинг и шарикоподшипниковый завод.

Целью на 13.06.1943 года был определЈн крекинг. А уже находясь над крекингом, согласно приказу, особое внимание необходимо было уделить его электростанции. Это был второй налЈт на данную цель, и мы, как и в прошлую ночь, были готовы к сильной противовоздушной обороне и многочисленным прожекторам.

После нормального старта, произведЈнного в 19:46 в вечерних сумерках, полЈт протекал без особых происшествий. Когда совсем стемнело, мы на высоте 3200 метров пересекли фронт в районе Шахт и продолжили полЈт в свете луны и при хорошей видимости. Внизу была лишь небольшая облачность.

Точкой направления на цель был предусмотрен большой железнодорожный мост через Волгу, находящийся юго-восточнее крекинга. С этой точки мы должны были атаковать цель, делая подлЈт к ней с противоположной стороны от луны. Крекинг расположен к югу от Саратова на краю аэродрома, к которому также примыкает и шарикоподшипниковый завод. Эти объекты из-за своей огромной значимости для военной промышленности соответственно были и защищены средствами ПВО. И уже с приближением к району цели был открыт ураганный огонь зенитной артиллерии и включены прожекторы.

Перевалив через мост, мы повернули влево для захода на цель. Теперь ПВО сконцентрировалась на подлетающих к цели машинах. В это время над объектом повисли и осветительные ракеты, так что стало светло, как днЈм. Заходим на цель. Бомбовые люки открыты. Из-за небольшой протяжЈнности акцентированной нам цели – электростанции крекинга, мы сбрасываем лишь короткий ряд в 8 бомб, которые точно ложатся в цель. Мы повторяем эту операцию 3 раза, заходя на цель с одной и той же точки. Борт-стрелок может хорошо наблюдать за разрывами, что многократно фиксирует на фотокамеру. Во время последнего подлЈта цель уже находилась в плотном дыму пожарищ, что сильно осложняло видимость. Зенитки, как до этого, так и сейчас, ведут огонь из всех стволов, и помимо разрывов крупнокалиберных снарядов, мы видим и следы трасс от снарядов мелких и средних калибров. Повсюду шарят прожекторы, один из которых несколько раз проскользнул рядом с нашей машиной. И вдруг один захватил нас и стал удерживать. Тут же к нему присоединились ещЈ три, четыре, а потом и целая дюжина прожекторов, так что теперь нас по курсу вЈл целый пучок яркого света. В кабину проник настолько яркий свет, что мы, чтобы довести этот заход на цель до конца, натягиваем солнцезащитные очки, называемые лЈтчиками «лягушачьими глазами». Однако теперь батареи открыли огонь по нашему освещЈнному самолЈту. Нас болтает от взрывных волн, исходящих от детонирующих снарядов. И тут два мощных толчка – в нас попали. Левый мотор теряет мощность и начинает гореть. За нами потянулся длинный шлейф дыма. Теперь необходимо срочно заглушить повреждЈнный двигатель. Для этого я выключаю зажигание, включаю систему пожаротушения и устанавливаю пропеллер мотора на режим планирования. Но этого сделать не удаЈтся, т.к. явно задета и механизм измнения угла атаки лопастей пропеллера Машину сильно тянет влево, и я пытаюсь еЈсбалансировать. Между тем горение прекратилось. И в этот момент раздался крик борт-стрелка: «Сзади истребитель». Одновременно мы видим, как мимо нас вперЈд проносятся трассы его очередей. Тут же в ответ атакующего застучал пулемЈт борт-радиста и «спарка» борт-стрелка.

Только благодаря неимоверным усилиям, удалось оторваться от несколько раз атаковавшего нас ночного истребителя и снова направить машину на нужный курс. Вероятно, это произошло из-за того, что задние стрелки, может быть, попали во вражеский истребитель, т.к. он в какой-то момент вдруг резко отвернул и оставил нас в покое.

Мы потеряли высоту до 2000 метров, продолжая находиться над районом расположения целей. Несколько прожекторов ещЈ продолжают нас вести, но огонь зенитной артиллерии стал ослабевать. Русские, наверное, посчитали, что мы уже подбиты и упадЈм. А может быть в районе действия их ПВО ещЈ находятся их собственные ночные истребители…

Но для нас это не было утешением, т.к. у нас появились большие проблемы с нашей машиной, которую невозможно было удерживать на высоте. Я добавил мощности правому мотору, но и это не помогало. Машину сильно тянуло влево. Сопротивление воздуху левого неработающего пропеллера слишком велико, и нам с трудом удаЈтся удерживать самолЈт на курсе.

Чтобы снизить вес, мы стали выбрасывать за борт всЈ ненужное. Также были демонтированы и выброшены вооружение, боеприпасы к нему и бронелисты. Но несмотря на это, мы всЈ равно должны идти со снижением с тем, чтобы предотвратить потерю скорости полЈта. А она, согласно стрелке спидометра, составляет 170 км/ч, что для Хенкеля 111 уже опасный показатель.

Спустя 90 минут после налЈта, мы ещЈ не перелетели Дон, а до линии фронта аж 500 км. При высоте полЈта в 200 метров, на которую мы между этим опустились, у нас нет никаких шансов достичь своей территории. Борт-радист постоянно передаЈт на нашу наземную станцию связи наш курс, высоту и скорость вместе с сигналами радиопеленгатора и SOS. Как мы позже узнали, многие станции на всЈм Восточном фронте слышали наш экстренный вызов, и после расшифровки текста, данные передали в Сталино. Благодаря этому дома уже достаточно хорошо представляли наше местонахождение.

И вот мы приняли решение делать вынужденную посадку. Борт-радист ещЈ раз сделал передачу на нашу станцию и дал длинный сигнал.

Газ сброшен, система пожаротушения включена, закрылки выдвинуты и включены фары. Земля быстро приближается – это пашня. Удар, самолЈт проскользил на брюхе и наконец остановился. Внутри кабины поднялось облако пыли. Остекление носа самолЈта разбилось, а нижний отсек стрелка оторвался. По счастливой случайности никто не пострадал. Воцарилась жуткая тишина.

В этот момент загорелся правый мотор. Вероятно во время удара о землю, горючее или масло попало на раскалЈнные патрубки выхлопной системы, что вызвало воспламенение. Мы срочно покинули машину и начали закидывать огонь землЈй. Это дало положительный результат – огонь потушили. Не шевелясь, вслушиваемся в темноту. Вроде бы тихо. Мы снова устремляемся в кабину, уничтожаем приборы, радиопередающие устройства и карты целей и спасаем фляжки, сумку с провизией, огнестрельное оружие, сигнальный пистолет и боеприпасы к нему. Нам удаЈтся найти патроны с зелЈными и белыми ракетами, а также несколько патронов ЕS 6, отстрел которыми был знаком идентификации на сегодняшний день. Патроны с красными ракетами занесло кучей образовавшегося мусора, так что мы их найти не смогли. Между тем борт-радист в последний раз пытается связаться с нашей станцией в Сталино, но аппарат молчит. Теперь мы уничтожаем и его. Уничтожить весь самолЈт методом подрыва или поджога мы не решаемся, т.к. это могло бы указать путь к месту его нахождения. Мы осознаЈм, что наш полЈт на такой довольно низкой высоте не остался незамеченным, и что нас уже начали искать.

Итак, сейчас немедленно нужно покидать это место, пока нас здесь не обнаружили. Ориентируясь по маршевому компасу, мы отправляемся в направлении на 235 градусов. Тем временем луна скрылась, и стало совсем темно. Высокая трава и бурьян мешают движению. Мы обессилели. Через час на востоке станет светать. Чтобы перевести дух, мы делаем короткую паузу и валимся на степную траву. Однако беспокойство и тревога из-за возможности быть обнаруженными на открытой местности гонят нас дальше. Наконец нам встретился одинокий куст, под которым мы и спрятались. Решаем провести день в этом укрытии.

После восхода солнца нас стали досаждать стаи комаров. Высоко над нами пролетел самолЈт дальней разведки, Ю-88. НапряжЈнные нервы и комары не дают крепко уснуть, хоть мы и прилично устали.

Обдумываем наше положение.

Мы исходим из того, что дома знают наше местоположение. Что же теперь предпримет руководство нашей бомбардировочной группы ?

Ровно неделю назад по случаю посещения нашего подразделения в Сталино командующим генералом 4-го воздушного корпуса, генералом авиации Пфлюгбайлем, мы проигрывали возможные мероприятия для спасения экипажей, сделавших вынужденную посадку за линией вражеской обороны. При этом обдумывалось применение поисковых самолЈтов, а в особых и подходящих случаях

– и использование спасательных самолЈтов. И вот теперь можно было убедиться на нашем примере, возможно ли такое вообще ? Думают ли в управлении группы об этом тоже самое ? Вспомнит ли командующий генерал о проведЈнной плановой игре ? Опережая события, скажу: Он вспомнил !

Более того, по получении доклада о потере и сопутствующих ей обстоятельствах, он сделал вывод, что, вероятно, мы сделали вынужденную посадку. Затем он немедленно отдал приказ приступить к нашему поиску в следующую ночь, и исходя из обстоятельств, приступить к операции по спасению.

Мы, находясь в нашем укрытии где-то между Волгой и Доном, этим утром еще не знали, что предпринималось в нашем подразделении. Однако в нас теплилась надежда, что у нас есть шанс выбраться отсюда.

Начались обсуждения и планирования вариантов собственного участия в возможной спасательной операции. О сдаче в плен не могло быть и речи. Взвешивалась возможность и пешего марша к Дону. Для этого нам потребовалось бы 4 недели. Но в конце концов всЈ сводилось к тому, что здесь нас могут обнаружить русские.

И это стало более актуально, когда мы вдруг услышали голоса и увидели, как в нашу сторону двигается конная повозка. На повозке восседал одинокий мужчина, а за ним пешком следовали несколько женщин. Мы беззвучно уткнулись в землю под кустом. Оказывается, рядом с нашим укрытием проходила полевая дорога, которую мы не заметили. После того, как опасность миновала, мы осмотрели близлежащую окрестность и позаботились о том, чтобы не было видно никаких следов в степной траве, ведущих к нашему кусту. С этого момента мы стали ещЈ осторожнее. И не без оснований: Скоро мы увидели милиционера на мотоцикле с коляской, проследовавшего как раз в ту сторону, откуда мы прибыли. Сомнений не было – он искал наш самолЈт. Или они его уже нашли ? Тогда поиски станут ещЈ интенсивнее, т.к. в этом случае станет ясно, что мы где-то ещЈ недалеко.

Пока мы думали о возможных дальнейших событиях, в небе быстро сгустились тучи, и из далека послышались раскаты грома. Начало сверкать и скоро полил сильный дождь. Наши клеЈнчатые карты дали немного защиты от ливня. Затем мы обнаружили, что они приемлемы и для сбора воды. Ведь чай во фляжках давным-давно кончился. В общем, к завтраку у нас теперь имелась пачка бортовых галет и дождевая вода.

В этот второй день Троицы над нами прошЈл ещЈ один ливень. Ну а остаток дня опять был очень жарким. Мы пытались немного поспать и с нетерпением ожидали ночь.

Когда солнце на западе село, наблюдатель, капитан Фритцше и борт-радист, оберфельдфебель Шварц отправились на дозор, а я (лейтенант Пуклич) и борт-стрелок, унтер-офицер Штрайхер начали подыскивать подходящее место для посадки самолЈта. Мы сделали вывод, что полевая дорога и граничащая с ней полоса степной равнины вполне смогут сгодиться для ночной посадки. Мы снова собрались на своЈм месте привала. Ближайшая округа кажется безлюдной, и мы решаем, что будем ожидать здесь, пока наши товарищи не приступят к нашему поиску. Нас не покидает надежда, что нам удастся обратить их внимание на себя во время их очередного полЈта к цели. Мы высчитали предположительное время пролЈта. Время ожидания стали коротать сбором сухой травы для костров. На небе светила полная луна, не считая отдельных тучек. Видимость хорошая.

По истечении нескольких часов, почти точно к подсчитанному времени, низкий гул издалека объявил о приближающейся формации. Машины летят очень высоко, и мы подпускаем их поближе.

Затем мы произвели отстрел светового сигнала ES6 прошлого дня. За ним

– ещЈ один. Никакой реакции. ТяжелогружЈные самолЈты ровно прошли над нами. И мы предположили, что самолЈты сперва доставят бомбы до цели, а на обратном пути будут заниматься поиском. Снова мы подсчитали время и стали ожидать, продолжая собирать сухой бурьян для костров. Наконец со стороны востока послышался гул мотора. Без сомнения, это был гул Хе-111. Он двигался в нашу сторону ниже, чем остальные самолЈты, возвращавшиеся с задания. Мы снова выстрелили ракетой ESи световыми патронами, а также подожгли маркЈрные костры. СамолЈт включил бортовые огни и начал кружить на небольшой высоте. Будет садиться ?

Неустанно, мы продолжали подбрасывать в костры бурьян и подавать световые сигналы своими карманными фонариками, вырисовывая их лучами бортовой код нашего самолЈта «IL». Машина также ответила световыми сигналами, и мы подумали, что нас поняли. СамолЈт кружил здесь уже целых полчаса, когда к нему присоединился ещЈ один. Вместе, они со включенными фарами летали ещЈ полчаса, делая то большой диаметр облЈта, то маленький. Но намерений на посадку не замечалось.

Вдруг вдалеке с северной стороны мы услышали пулемЈтную стрельбу, которая наверняка велась с наших самолЈтов. Однако мы не тушили костры. Ну теперь можно было рассчитывать, что скоро появятся русские.

СамолЈты, проследовав по прямой над нами и помахав крыльями, дали понять, что улетают. С одной из машин в нашу сторону был сброшен светящийся предмет, однако мы ничего не нашли, и к сожалению у нас не было времени для более интенсивного поиска этого предмета. Позже мы узнали, что экипаж Шилка/Бротхагэ, сбросил свои сумки с провизией, прикрепив к одной из них фонарик. СамолЈты развернулись и взяли курс домой. Мы разочарованы, т.к. всЈ-таки рассчитывали на то, что самолЈт сделает посадку. Но тогда мы не могли знать следующего: У самолЈтов не было разрешения на посадку. По разработанному плану в их задачу на сегодняшний вечер входило определениeместа нашего нахождения и, собственно, идентификация экипажа. А для непосредственно спасательной операции был предусмотрен специально оборудованный самолЈт.

Раздавшийся издалека лай собак заставил немедленно действовать. Мы поспешно затушили костры и срочно отправились в старом направлении. Из-за костров, разведЈнных нами, а также из-за шума самолЈтов, у нас не оставалось сомнений, что русские теперь знают, где нас искать.

В течение часа мы бежим по степи так быстро, как только можем, делая лишь короткие передышки. Луна тем временем зашла, и стало совсем темно. Ориентирование возможно только по компасу. Время от времени мы останавливаемся и внимательно вслушиваемся. Вокруг кромешная тишина. Дальше !

Примерно через час после полуночи мы споткнулись через борозду скошенного поля. Инстинктивно падаем на землю. Где есть поле, там есть и сЈла. Осторожно, мы пересекаем поле, которое кажется достаточно большим. На другом его краю мы обнаружили крутой овраг, поросший кустарником. Для такой местности – типичная «балка». Спрятавшись в кусты, мы решаем провести день здесь. Распределились для несения караула.

Уже скоро рассвело. С солнцем снова появились и комары. В качестве анти-москитной сетки используем свои лЈтные шарфы. Из шлемофонов удаляются наушники, что даЈт возможность лучше слышать. Ниткой из шлемофона мне удаЈтся зашить дырку на штанине, которую я порвал во время бега. Иглой послужила колючка.

Нас стала одолевать жажда. Фляжки давно опустели. Поиск воды в обе стороны оврага остаЈтся безуспешным, ну а роса на траве – так это знаменитые капли на раскалЈнные камни.

Мы разделили имеющуюся провизию на каждый день. Восемь галет и плитка лЈтного шоколада, а также тушЈнка на кончике ножа для каждых двух галет. ВсЈ это рассчитали на 20 дней. А что потом ? Этим вопросом не задаЈмся.

Операция по поиску прошлой ночью, несмотря на последовавшее в конце разочарование, вселила в нас подъЈм, мужество и надежду на предстоящую ночь. У нас остался последний шанс указать на наше место нахождения. ЕщЈ имеются два патрона с сигналом ES6 и по одному патрону зелЈного и белого цвета.

Солнце поднялось высоко в небо и стоит страшная жара. Мучает жажда. Язык отЈк, речь даЈтся с трудом. При повторном осмотре балки мы обнаружили несколько шалашей. Осторожно, мы прокрались обратно к своему укрытию. Стараемся спать, чтобы сэкономить силы.

Много раз высоко над нами пролетают самолЈты, среди которых и русские.

Когда спустились сумерки, наблюдатель и радист снова отправились на осмотр местности, прихватив с собой все поясные ремни для сбора соломы с крыш шалашей. А я с бортрадистом пошЈл осматривать поле на его приемлемость для посадки. Выяснилось, что оно имеет длину примерно 1000 метров и для Хе-111 не составит труда сесть на него.

Тем временем наш дозор вернулся с пучками соломы, которую мы принялись раскладывать для маркировочного костра.

Были определены следующие сигналы:

При приближении поискового самолЈта, мы сделаем отстрел одной ракеты ES6. Таким образом, экипаж самолЈта будет знать, что это мы. При видимой положительной реакции самолЈта, мы подожжЈм маркировочный костЈр и сделаем отстрел зеленой ракеты для указания направления приземления. Если самолЈт будет продолжать выполнять все условия, то отстреливаем белую ракету для освещения посадочной полосы. Карманные фонарики будут также использоваться для обозначения полосы.

Теперь мы уверены, что последний патрон ES6 у нас заберут либо русские, либо мы по прибытии в Сталино, вернЈм его в наш пункт боепитания. Тем временем наступила ночь. Луна светит над отдельными облаками. Видимость хорошая. С погодой повезло. Время тянется медленно. Снова и снова, поглядываем мы на часы. Затем разделяемся для организации посадки в следующем порядке:

– У костра – борт-стрелок,

– Рядом с ним – наблюдатель с зелЈным светом фонарика,

– В 300 метрах дальше – командир корабля с белым светом фонарика. Он будет указывать севшему самолЈту на правление движения к месту старта,

– в 600 метрах далее от костра будет стоять бортрадист с красным светом фонарика. Он будет указывать окончание полосы.

Но время, в которое вчера пролетала группа, уже прошло. Мы начали волноваться. А если они сегодня не…. ? Эти мысли стараемся отогнать от себя. Напряжение становится невыносимым. Собственно, есть ли у нас шанс вообще ? Но уверенность одерживает верх над сомнением. Мы напряжЈнно вслушиваемся.

И тут, очень далеко со стороны юго-запада, послышался гул самолЈта, который то приближался, то отдалялся.

На ограниченной высоте к нам стала приближаться одинокая машина. Теперь нужно оставаться спокойным и сначала выяснить, кто летит. Ошибка может стать нашим концом. Мы колеблемся, пока не становимся полностью уверенными, что это типичный звук Хе-111. И вот мы его уже видим в просвете облаков на фоне света луны. ПодаЈм сигнал ракетой ES6, однако самолЈт не реагирует и пролетает мимо нас. Тогда мы поджигаем костЈр и отстреливаем зелЈную ракету. Машина сделала разворот влево и, включив посадочные прожектора, пошла курсом прямо на нас. Мы стали размахивать фонариками и подавать сигналы. Хе-111 прогремел над нами, сделал резкий поворот влево и пошЈл противоположным курсом, чтобы затем повернуть в направлении посадочной полосы. Вот вышли шасси, а моторы изменили свой гул, стали работать тише. С полностью выдвинутыми тормозными закрылками, самолЈт сравнивается с нами и мягко касается земли точно у маркировочного костра. Звуки моторов и шелест шасси по полю смешались друг с другом. Они приземлились Машина вырулила примерно на моЈм уровне. Теперь бы не обнаружилось никаких поломок шасси ! Забота о нас переросла в переживание за состояние самолЈта. Когда я подбежал к кабине спереди и в свете прожекторов стал указывать пилоту направление движения, открылась форточка и высунувшаяся рука подала знак подойти. Я подошЈл и услышал меркантный голос хауптмана Фронэрта: «Это вы ?» Ответ был дан незамедлительно. Теперь оставалось лишь одно: Немедленно убираться !

Быстро забегаю вперЈд и светя фонариком, сопровождаю машину обратно к костру, откуда должен начинаться старт. У края поля самолЈт развернулся, нижний люк открылся, и мы быстро залезли внутрь. Протискиваясь через радиста, унтер-офицера ХессдЈрфера, я спешу добраться вперЈд до командира корабля, фельдфебеля Екштата, чтобы проинструктировать его об особенностях места. Ввиду того, что снаружи теперь не было никаких огней ориентирования, то курс для взлЈта мы должны будем держать по компасу. Очень важно удерживать курс до самого отрыва от земли, т.к. малейшее отклонение может привести нас в балку, в которой мы провели последний день. Во время начала разбега мы забираем нашего радиста, который был дальше всех от самолЈта, и вот машина уже на полном газу делает разгон и …. отклоняется влево. У меня застыла кровь в венах, когда я в свете прожекторов увидел быстро приближающийся край поля с тЈмным оврагом за ним. То, что сейчас сделал фельдфебель Екштат на своЈм 6N+MH(бортовой знак на фюзеляже данного самолЈта – ОК), загруженный, полностью заправленный и бронированный Хе-111 вряд ли бы смог сделать: Фельдфебель резко дЈрнул штурвал на себя, поднял самолЈт над оврагом, а потом медленно его отпустил, продолжая наращивать достаточную для взлЈта скорость. Мы выдохнули с облегчением.

Этот старт, не говоря уже об очень мужественной посадке, произведЈнной ночью на неизвестной территории противника, явился первоклассным лЈтным достижением. Позже мы узнали следующее: Для этой операции на нашей базе в Сталино с машины были сняты бронелисты и всЈ ненужное оборудование. ЕщЈ два Хе-111 всегда находились на определЈнном расстоянии для прикрытия спасательной машины.

Мы поднялись на предписанную высоту и взяли курс домой. Медленно в нас всех – спасателях и спасЈнных, спало напряжение, которое связывало до самого горла. Молчание, прерванное хауптманом Фронэртом: «Хотите чего-нибудь попить ?», напомнило нам о нестерпимой жажде, которая в какой-то момент стала неважна, а теперь снова заговорила о себе. Никогда до этого мне ничто не казалось таким вкусным, как теперь эта чуть тЈплая минералка для лЈтного персонала Люфтваффе.

Радист передал условный сигнал в службу наземной связи об удавшейся операции.

На борту немецкого самолЈта мы снова почувствовали себя почти как дома. Степь осталась позади, однако мысли о проведЈнных в ней днях ещЈ сопровождают нас. Монотонный гул моторов и усталость берут своЈ – мы засыпаем. Случайные зенитки и прожектора нас не тревожат. Мы спим до самого приземления в Сталино.

Приземление самолЈта на бетонную полосу будит нас, и пока самолЈт подруливает на место стоянки, мы снова находимся в свежей форме. Солдат наземного персонала руководит подруливанием. Фельдфебель Екштат глушит моторы. Становится тихо. Лишь слышно потрескивание остывающих двигателей.

И тут снаружи раздались крики. Мы выбрались наружу и молча стали полукругом. Командир, майор Клаас, штаб, лЈтный персонал и техники 1-й группы 100-й бомбардировочной эскадры, все они нас ждали и были готовы к нашему приЈму. Перед нами поставлен стол с шампанским, но никто пока что не подходит. Неподвижно и безмолвно мы продолжаем стоять друг против друга, ощущая какое-то праздничное состояние. Наши мысли невозможно выразить словами. Подходим к командиру и делаем доклад. После слов поздравления и благодарности в адрес наших спасителей, всЈ приходит в движение. Нас обступают и задают массу вопросов.

После встречи мы располагаемся в кругу товарищей. До рассвета рассказываем о нашем полЈте и днях и ночах, проведЈнных на вражеской территории.

В 07:20 немецкого времени поступила телеграмма под номером Kr.-LJ XD 716/16.06.43 от генерала авиации Пфлюгбайля, в которой он выразил «признательность беспримерному товариществу экипажа спасателей и наилучшие пожелания вновь родившемуся экипажу».

Спустя короткое время, генерал лично звонил к нам и приказал изложить проведЈнную акцию на бумаге, которая протекала под его контролем. Затем он прибыл и сам.

Командование 4-го воздушного корпуса и 4-го воздушного флота очень заинтересовали все подробности операции по нашему спасению. После подробнейшего изложения происшедшего, вышло распоряжение о содержании обстоятельств данной операции в строгой секретности для того, чтобы не ставить под угрозу возможные операции такого же характера в будущем.»

Снова вечером 19 июня подготовка очередного рейда. Одна эскадрилья – минировать Волгу, две эскадрильи – бомбить суда на Каспийском море. Брат мигает мне, что прикрепил меня к экипажу по минированию: зениток там мало, ночных истребителей вообще нет, приспособиться, мол, тебе надо к условиям ночных полетов.

Вдруг ко мне подходит командир группы – майор. «Хочу проверить какой Вы стрелок-радист. Присоединяйтесь к моему экипажу» . Куда? На Каспийское море, разумеется. В последнюю ночь его радист был тяжело ранен осколком от зенитного снаряда.

Ночь тихая, нет ни ветра, ни облаков. Полет через устье Миуса и Маныч к дельте Волги проходит спокойно. Нет стрельбы зениток, нет истребителей. Но надо быть осторожным. Здесь летают американские «Аэрокобры» Р-39. А для их лучшего ориентирования, на земле во время нашего полета разжигают костры по направлению движения.

Приближаемся к дельте Волги, где, по данным разведчиков, на рейде стоит добрая сотня плавающих объектов, которые необходимо уничтожить. Мы с командиром первыми на высоте 1000 метров влетаем в зону поражения. Тут же начинается частая стрельба зенитных орудий, и командир дает приказ прекратить налет, чтобы избежать ненужного риска.

Луна освещает море, и на его блестящей поверхности хорошо видно любое судно. Уходим из опасной зоны. Внизу видим крупнотоннажное судно. Совершаем круг, пытаемся определить палубное вооружение. Не стреляют. « Вниз, на бреющий полет

– приказывает командир. – Долго ему плавать не суждено! »

Все остальное проходит перед глазами как кинофильм, который я смотрю с места зрителя. Переходим в пике, и слышу крик командира: « Не переключил предохранитель, бомба не взорвалась! » И в тот же момент снова начинается зенитная стрельба. Ощущаем сильный удар, чувствую боль в ноге, отказывает правый двигатель, принимаются разные меры для стабилизации одномоторного полета, но без успеха.

« ВниманиеПосадка на воду» , – информирует пилот. Шум соприкосновения с водой и… тишина. Самолет плавает. Есть время выбросить и надуть резиновую лодку. Все четыре члена экипажа занимают в ней места, каждый с сумкой неприкосновенного запаса, кроме того, 4 автомата, сигнальный пистолет с ракетами, аварийный радиопередатчик, мачта, парус и медкомплект. Полезная площадь лодки небольшая, и с таким грузом людям места нет. Значит, сидим на борту, одной ногой на куче спасательных материалов, другой – в воде. Ищем весла, оказывается, одного нет. Значит, грести двум гребцам впереди слева и справа, а третьему, держать курс. Посадка и размещение закончены благополучно за считанные минуты. Все еще плавающий самолет начинает тонуть. Хвост поднимается из воды, и медленно, под булькающие звуки, наш гордый орел исчезает под водой.

Словами описать чувства, которые обрушились на меня в этот момент, очень трудно. Над нами гигантское небо, сливающееся через незаметную границу с поверхностью моря; до ярких звезд, кажется, можно дотянуться рукой. В воздухе нет ни малейшего движения, море гладкое, как зеркало, а мы представляем собой центр вселенной. Царит абсолютная тишина, такая тишина, что я ни о чем не волнуюсь. Состояние достаточно неестественное, душа еще летит, а во мне спокойствие вместо страха.

Сидя рулевым на корме, оборачиваюсь назад и вижу начало грандиозной игры красок. По компасу отправляемся на запад. Берег должен быть рядом. Обязательно дотянем и нам пришлют самолет и спасут как брата. Сегодня 20-е июня, солнце встает рано. Видимость на море должно быть очень хорошая, и вот восточный горизонт начинает обрисовываться темно-фиолетовой полосой. Поминутно краски меняются. Фиолетовый оттенок движется вверх, а горизонт светится все более яркими красками от бордового до оранжевого. Наконец вверх начинают бить белые молнии в том месте, где вот-вот должно появится солнце. В то же время небо на западе еще черное и вся палитра красок от темно-фиолетового до ослепительного белого медленно отвоевывает пространство у ночи.

Пьяный от этой незабвенной картины пытаюсь обратить внимание товарищей на необыкновенное явление природы. Но их ответ остужает мои мысли:

« Ты что, с ума сошел? Как ты можешь любоваться восходом солнца, когда смерть рядом?» « Какая смерть?

– думаю я. – Разве нас не спасут? » Мои размышления были далеки от реальности. Все происшедшее казалось сном.

Солнце поднялось. Пытаемся определить скорость движения нашей лодки. Результат неутешительный: приблизительно 2 км в час. Парус не годится, так как ветра нет ни малейшего. А за сколько километров от западного берега Каспия мы находимся, даже командир не имеет представления. Начинаем посылать «СОС» на международной частоте бедствия на море 500 килогерц. Я, как радист, предупреждаю о том, что русские прослушивают эту полосу не менее внимательно, чем наши, но командир не обращает на это внимания. Удивляюсь, ведь это чревато тем, что нас засекут русские суда, если таковые есть поблизости. Часа три спустя издали слышится стук дизельного двигателя, а вскоре после этого шум двигателей доносится со всех сторон. Думаем, что это рыбаки, выспались и ловят рыбу. Катеров не видно, и мы продолжаем грести. В конце концов, около полудня, приближается достаточно большой рыболовный катер. На нем толпа людей, каждый с автоматом и винтовкой в руках.

Среди нас три фельдфебеля. Нам известно, что русские пленных не берут. Подвергают пыткам, а потом убивают безоружных противников. У каждого из нас есть по пистолету, и покончить с собой, – простое дело. Лучше покончить жизнь самоубийством, чем попасть в руки к этим зверям. Уже вынули пистолеты, но майор говорит: «Мне известно, что русские по отношению к пленным выполняют положения Женевского положения о сухопутной войне. Можно надеяться на человеческое обращение». Во мне рушится вера в сложившиеся идеологические убеждения. Нам, фельдфебелям и рядовым, представляют противника зверским и жестоким существом, а штабным офицерам открывают правду об отношении к пленным. Заниматься этой мыслью времени нет, но развалины остаются развалинами. Бросаем автоматы и пистолеты в воду, ждем предстоящих событий. Пилот обращается к командиру: « Не лучше ли, господин майор, снять и выбросить рыцарский крест? » Он отвечает: «Я воевал и никаких преступлений не допускал, совесть у меня чистая, не вижу причины бояться» . Он, должно быть, знал, что штабные офицеры живут в специальных лагерях, где даже питание лучше, чем у рядового состава.

Знал он и то, что при капитуляции 6-ой армии в Сталинграде штабным офицерам оставили ордена. Знал он и о том, что нацистская пропаганда врала простому народу.

С катера начинают стрелять. Над нашими головами свистят пули, недалеко от борта лодки поднимаются фонтанчики. Мы поднимаем руки вверх. Когда катер подошел вплотную, поднимаемся по лестнице на палубу. Безоружные, стоим в окружении мрачных лиц и стволов огнестрельного оружия. Люди переговариваются, кричат, кто-то грозит кулаком. Вокруг лица с монгольским разрезом глаз, которые нам, среднеевропейцам, внушают страх и отвращение. У всех отнимают наручные часы, а у командира еще и Рыцарский крест. Никто из нас по-русски не понимает и слова, но не может быть сомнений в том, что нас заставляют раздеться до трусов. Командир пытается протестовать, но его все равно не понимают. Приносят веревки, руки за спину, профессионально связывают. Впервые понимаю первое русское слово: « Давай! » Сопровождают нас к постовой каюте, спускаемся вниз, сидим на скамейке в крошечном помещении. У меня шоковое состояние, трезво разобраться в этом вихре событий не могу. Веревки затянуты так сильно, что руки быстро немеют.

Наверху у входа в каюту посадили старика с винтовкой. Движениями тел и гримасами стараемся ему показать, что нам больно. Он понимает, вызывает других, и нам действительно ослабляют веревки. Спустя час появляются двое мужчин с палками и начинают бить. Я сижу первым возле лестницы и принимаю добрую дюжину ударов по рукам, плечам и голове. Единственное спасение в том, что каюта маленькая и им негде размахнуться. Двигаются дальше – к механику, потом к пилоту, а на теле командира окончательно разбивают палки. Мы все четверо в крови, но больше всего попало командиру. От обоих «ударников» пахнет спиртом. Через некоторое время палачи возвращаются, и процедура повторяется. Командир еле жив. У него, очевидно, переломы рук и черепа. Он поднимается, без слов бросается вверх по лестнице. Испуганный вахтер опускает дуло винтовки и стреляет. Пуля разбивает правую бедренную кость, тело командира падает, лужа крови разливается по полу. Приходят, смотрят и связывают нам ноги дополнительными веревками. Командир лежит без сознания всю ночь, и, когда рассвело, мы увидели, что он умер.

Похороны проходят на наших глазах. Бесцеремонно бросают труп за борт. Эта ночь и этот момент возвращают меня в реальный мир. Дрожа от страха, мерзну при жаре Каспийского лета. Неужели и моя жизнь кончится в таких обидных условиях? Мне хотелось воевать за честь и славу Родины, заслужить награды, ордена и повышение по службе, притягивать к себе взоры окружающих соотечественников. Умереть? Да, раз уж мне суждено – но погибнуть только в бою. А какая теперь перспектива? Издохнуть, как скот, на грязном полу избитый, беспомощный. Страх был не от смерти, а от такого вида ухода их этого мира.

Мучает нас голод, страшно хочется пить, и мы даем это понять. Ведром на веревке черпают воду и дают нам пить. Пилот предупреждает о высоком содержании соли в Каспийской воде. Но вкус воды не соленый: находимся уже в потоке пресной воды устья Волги. Есть ничего не дают. К вечеру причаливаем к пристани. Все еще сидим со связанными руками и ногами. Обрушивается на нас целая армада комаров. Наслаждаются они немецкой кровью, а у нас нет никаких средств обороны. Вся поверхность тела предоставлена в корм этим кровожадным насекомым. Залезают в уши и нос, оставляя опухоли больших размеров. Чтобы облегчить наши страдания, начинаем танцевать вокруг, потирая тело о тело. Когда рассвело, мы не можем узнать друг друга. Лица искажены гигантскими волдырями, чешется все тело. Опять плывем вверх по реке, приближаемся к Астрахани. Трое рыбаков появляются в двери, меня первым освобождают от веревок, возвращают брюки и пиджак, велят надеть и опять связывают. Ту же процедуру проходят пилот и механик. Причаливает катер к астраханской пристани, и ведут нас на берег. Там нас ждет группа военных. Мундиры у них черные, а этот цвет внушает мне страх. Капитан докладывает офицеру, и этот момент зафиксировался в моей памяти, как каменный барельеф. Вижу, как офицер-моряк молниеносным движением кулака дает по морде капитану катера. Удар был профессиональный, тот поднимается с трудом. Моряк что-то говорит стоящим рядом, и те развязывают нас. И еще одно действие совершает тот офицер. Вынимает из кармана пачку сигарет и предлагает нам покурить. С этого момента – 22 июня 1943 года, с 11 часов 30 минут – я стал курящим ровно на 50 лет. Ой, судьба, что ты со мной делаешь?

Для объяснения следует сказать о том, что мы узнали позже: в том районе Каспийского моря, где мы охотились за военными кораблями, работали рыбаки из Калмыкии. В море на якоре стояли плавучие базы по переработке рыбы, на которых работали в основном женщины. Многие из них жили на базе вместе с детьми. С высоты 1000 м, ночью, трудно отличить военный корабль от плавбазы. В результате – одна из баз была потоплена бомбой в предыдущую ночь. Погибло много женщин и детей, а в плен нас взяли родные погибших. Понять их можно. В Германии были случаи убийств экипажей американских и английских бомбардировщиков. Убили их пострадавшие от сброшенных ими бомб. Мы, трое из четверых, пока остались живы.

Позднее из рассказов политрука Мейера узнали, что капитана катера отдали под суд за убийство очень важного командира немецких ВВС – «ценного языка», как говорили в то время, а офицеру, который нас принял, был объявлен выговор за рукоприкладство. Он якобы не мог сдержать себя при виде пленных с явными признаками физического издевательства.

С письмом Олега Александровича Кузнецова, жителя города Саратова, 14 сентября 1998 года я получил выписку из книги Ю. А. Пантелеева «Полвека на фронте» издательства «Военные мемуары» следующего содержания:

» … В ту же ночь на 19 июня мы узнали от наших соседей – моряков Каспийской флотилии, что фашисты бомбили Астрахань, подожгли нефтебаржу и плавучий рыбозавод. Канлодка «Ленин», отражая налет, подбила фашистский бомбардировщик. Экипаж совершил посадку на воду и пытался скрыться на надувной лодке. Проходивший мимо рыбачий мотобот взял немцев в плен. Среди них оказался майор Клаас командир миноносной эскадры, действовавшей на Волге. Это был матерый фашист, его грудь украшали четыре Железных креста. Вел он себя буйно, рыбакам пришлось с ним повозиться. В схватке Клаас был убит. При нем оказалась карта со всеми маршрутами полетов на Волгу. Это был для нас важный документ. Мы поздравили соседей с удачей». Не могу не внести поправки в этот документ. Первый налет на Астрахань состоялся 23 июня, когда мы уже находились там, в плену.

Нефтебаржа и плавучий рыбозавод были потоплены на открытом море действительно в ночь на 19 июня, но нас подбила не канлодка, а грузовой пароход в ночь на 20 июня. Награды «четырьмя Железными крестами» в войсках Германии не было. И каким Клаас был буйным, уважаемый читатель мог убедиться по высказыванию очевидца. Могу поручиться за то, что у Клааса никакой карты не было, потому что все документы, включая карты, нам удалось уничтожить перед взятием в плен. Видно, не все историки хорошо осведомлены.

Лучшими историками считаю очевидцев!

Когда-то в 1947 году я познакомился с одним инженером на том химзаводе, на котором тогда работал. В начале беседы всегда стоял вопрос: когда и где попал в плен? Оказалось, в июне 1943 года он избежал катастрофы только благодаря недостаточной внимательности нашего командира.

Рассказывает он:

« Плыл я пассажиром на грузовом пароходе из персидского порта в Астрахань. Ночью на 20 июня около полуночи подняли тревогу. Немцы налетают! На пароходе имелось порядочное число стволов зениток разных калибров. Орудийные расчеты готовились открыть огонь по приближающемуся бомбардировщику. Расчеты подчинялись какому-то молодому неопытному лейтенанту, который собрался дать на это приказ.

Но тут появился майор, тоже пассажир, но, очевидно, опытный фронтовик. Закричал, чтобы все слушали только его команды, а лейтенанта дулом нагана убедил в том, что должность командира он берет на себя. Расчетам зениток он приказал повернуть орудия в сторону луны, так фрицы видят пароход только против луны, а после сброса бомб на ее фоне должен быть виден силуэт улетающей машины. Этим он сильно рисковал, но это был и единственный шанс попасть в бомбардировщик.

Так и вышло. Бомба не разорвалась, и зенитки открыли огонь по хорошо видимому силуэту самолета. Как будто не попали, но и самолет не вернулся тоже. Только двое суток спустя мы узнали о том, что бомбардировщик типа «Хейнкель-111» был подбит в ту ночь, а экипаж взят в плен. Очень похоже на ваш рассказ, не так ли? Имя парохода было «Меридиан».*

Весьма высока вероятность того, что тот инженер действительно был очевидцем победы пароходных зениток над ночным бомбардировщиком.