"Добро пожаловать в город ! (сборник рассказов)" - читать интересную книгу автора (Шоу Ирвин)

Главный свидетель

Лестер Барнум спустился по ступенькам крыльца, перешел через улицу, завернул за угол, стараясь не оглядываться. Маленький, изможденный, аккуратный, женатый человек. Шел он медленно, сонно, словно ему никогда не приходилось высыпаться вволю, смиренно, робко свесив голову, опустив подбородок на серое пальто; по сероватому лицу, по сжатым в нерешительности губам можно было догадаться, что он, не впадая в особенное отчаяние, обдумывает какую-то свою личную проблему.

«Ну, вот и год в тюрьме», — думал он; покачал головой и все же, сделав над собой усилие, оглянулся, посмотрел на громадное серое здание тюрьмы, где просидел целый год. Но, заворачивая за угол, уже об этом не думал — зачем, если и эта опостылевшая серая громадина, и год, проведенный там, остались позади, за спиной, вне поля зрения. Он бесцельно шел вперед, без всякого интереса разглядывая людей, гуляющих на свободе.

Ему не по нраву пришлись те, с кем он столкнулся в тюрьме. В кино — все по-другому: камеры заселены добрыми, великодушными, беззлобными и безвредными людьми; за год, проведенный за решеткой, ему что-то не подвернулся ни один такой заключенный. С ним сидели только ужасно грубые, крепко сбитые, крупные, отчаянные мужики; им доставляло удовольствие подсыпать ему перец в чашку с кофе, вбивать гвозди острием вверх в его деревянную койку или в момент охватившей их ярости бить его палкой от швабры или помойным ведром. А на прогулках в тюремном дворе, примерно раз в месяц или почаще, появлялся какой-то коротышка с лоснящейся рожей и назойливо нашептывал ему на ухо:

— Расколешься — твоя следующая остановка в Гробленде. Предупреждаю — ради твоей же собственной шкуры!

Почему-то все вокруг были абсолютно уверены, что он располагает секретной, важной, тянущей на «вышку» информацией, — полиция, окружной прокурор, осужденные. Барнум только вздыхал от всех этих воспоминаний, безучастно шагая по улицам, — сколько же здесь людей — свободных, энергичных — и как они суетятся… Он нерешительно остановился на углу: куда идти дальше? Ему, в сущности, все равно — туда ли, сюда: ни одна из этих улиц не приведет его к пристанищу. Нет у него дома, и идти ему, стало быть, некуда. Впервые за сорок три года нет своего, только ему предназначенного приюта, где в шкафу висит его одежда и ждет постель, чтобы поспать. Жена удрала в Сент-Луис с автомобильным механиком и забрала с собой двух их дочурок.

— Теперь могу тебе и признаться! — заявила она ему в комнате для посетителей в тюрьме — он уже просидел три месяца. — Все это тянется довольно давно. А теперь он уезжает в Сент-Луис… Ну, пришло время и тебе узнать. — И поправила маленькую шляпку с какими-то загогулинами (никогда с ней не расставалась) и еще корсет таким жестом, словно он нанес ей страшное оскорбление и поэтому она уезжает теперь от него на запад. Узнал он также, что в типографии, где работал семнадцать лет, появился профсоюз и теперь его рабочее место, и с гораздо большей зарплатой, занял какой-то бородатый румын.

Барнум уныло насвистывал сквозь зубы, вспоминая о зыбких, давно минувших годах, когда вел обычную простую жизнь, приносил каждый вечер детишкам комиксы, дремал после обеда, а жена все жаловалась, недовольная то одним, то другим. То была незамысловатая, незаметная, не запутанная жизнь, — ему тогда не доводилось разговаривать с важными шишками — окружным прокурором, детективами-ирландцами — и никакие мошенники или мелкие торговцы наркотиками не подсыпали ему перец в чашку с кофе.

Все началось год назад, когда он по ошибке свернул на Коламбус-авеню вместо Бродвея: тихо-мирно возвращался себе домой с работы, с тревогой вспоминая, как босс, чем-то рассерженный, весь день ходил взад-вперед по цеху за его спиной, цедя сквозь зубы:

— Нет, этого я не в силах вынести! Всему есть предел! Нет, не в состоянии!

Барнум так и не понял, чего именно не может вынести босс, но все равно эта мысль где-то в подсознании его беспокоила, — вполне вероятно, босс не может вынести его, Барнума… Усталый, шел он домой, думая о том, что его, как всегда, на обед ждет жареная треска и придется провозиться весь вечер с детьми, так как жена посещает какой-то женский клуб, где, по ее словам, берет уроки вязания.

В глубине души чувствовал, конечно, хоть и расплывчато, что вечерок предстоит не из приятных — скучный, бесцельный, как тысячи точно таких же в его жизни.

И вот тогда все и произошло. Какой-то высокий, очень смуглый человек, с засунутыми в карманы руками, торопливо его обогнал. Вдруг из соседнего подъезда выскочил другой, в серой шляпе и в пальто, и схватил первого за плечо.

— А-а, попался, сукин сын! — заорал тот, что в серой шляпе.

Смуглый бросился наутек. Серая шляпа выхватил из-под мышки пистолет и завопил:

— На этот раз не уйдешь, испанец паршивый! — И выстрелил в него четыре раза подряд.

Смуглый медленно, словно скользя, опустился на тротуар, а серая шляпа крикнул:

— Ну что, не нравится?! — И тут он бросил ледяной взгляд на Барнума — тот стоял рядом, разинув рот. — Та-а-ак… — протянул он, грозно зарычал перекошенным ртом и мгновенно исчез.

Барнум, стоя на том же месте, не мог отвести взора от высокого смуглого человека, безмолвно лежавшего на тротуаре, — а он, оказывается, не такой уж высокий… Кровь хлещет из него. Барнум вдруг спохватился и закрыл рот. Словно во сне, неуверенно подошел к упавшему на тротуар человеку: на него уставились остекленевшие глаза мертвеца…

— Послушайте, послушайте, эй, мистер! Что здесь случилось?

Рядом с Барнумом стоял мужчина в фартуке мясника и испуганно глядел вниз, на тротуар.

— Я все видел! — авторитетно начал Барнум. — Этот парень обогнал меня, а другой, в серой шляпе, выскочил из подъезда и закричал: «А-а, попался, сукин сын!» Потом заорал: «На этот раз не уйдешь, испанец паршивый!» И бам, бам, бам! Потом ему: «Ну что, не нравится?!» Потом мне: «Та-а-ак…» — и куда-то исчез. А этот джентльмен… умер.

— Что здесь произошло? — К ним бежала через улицу, от магазина модных шляпок, полная женщина и кричала на ходу.

— Убили человека, — объяснил ей мясник. — Вот он все видел. — И ткнул пальцем в Барнума.

— Как это случилось? — подчеркнуто вежливо осведомилась модистка.

К этому времени подбежали еще трое, а потом — четверо мальчишек. Все стояли и глазели на труп.

— Ну, — снова заговорил, чувствуя собственную значимость, Барнум, когда этот разноголосый галдеж наконец прекратился, — шел я по этой улице, а этот парень обогнал меня, а какой-то человек в серой шляпе выскочил из подъезда и закричал: «А-а, попался, сукин сын!» Этот парень бросился наутек, а другой закричал: «На этот раз не уйдешь, испанец паршивый!» Вытащил пистолет — и бам, бам, бам, бам! Потом ему: «Ну что, не нравится?» Потом мне: «Та-а-ак…» — Барнум перекосил рот, как это делал на его глазах убийца, и даже пытался сымитировать его грозное рычание. — И куда-то исчез. А этот вот… убит.

Теперь около трупа толпилось человек пятьдесят.

— Что здесь случилось? — задал теперь вопрос тот, кто подбежал последним.

— Я шел по улице, — поторопился ему ответить Барнум — как можно громче, гордо сознавая, что все глаза устремлены на него одного, — по этой улице, и вот этот парень меня обогнал…

— Послушай-ка, приятель, — какой-то коротышка с красной физиономией бесцеремонно толкнул его под локоть, — шел бы лучше домой! Ни черта ты не видел…

— Нет, видел! — разволновался задетый за живое Барнум. — Все видел — собственными глазами! Какой-то человек в серой шляпе выскочил из подъезда… — Рассказчик даже подпрыгнул для убедительности, а толпа уважительно расступилась перед ним, чтобы освободить ему побольше места, и он мягко, как кошка, приземлился. Колени его подкосились, но все же выдержали, только напряглись. — Выскочил и закричал: «А-а, попался, сукин сын!» А этот парень, — он махнул в сторону трупа, — бросился наутек… — Барнум даже сделал два быстрых, маленьких шажка, демонстрируя всем, как побежал мертвец. — А этот, в серой шляпе, вытащил пистолет и заорал…

— Почему ты не идешь домой? — приставал к нему нахальный коротышка, прямо-таки умолял. — Мне-то все равно, только… послушай, зачем тебе впутываться в это дело, жизнь себе осложнять? Иди домой, говорю тебе!

Барнум холодно посмотрел на него.

— Ну и что потом? — раздался чей-то голос из толпы.

— «На этот раз не уйдешь, испанец паршивый!» — вдохновенно завопил Барнум. — И раздались выстрелы — бам, бам, бам, бам! — Он поднял руку, сделал вид, будто стреляет из пистолета, стараясь даже удержать ее на месте, как после отдачи. — Потом этот, в шляпе, заорал: «Ну что, не нравится?!» Повернулся ко мне, протянул: «Та-а-ак…» — Барнум зарычал точно как преступник, отдавая себе отчет, что все, как один, в толпе впились в него глазами, — и исчез, а этот джентльмен… вот убит…

— Говорю тебе, как хороший друг сказал бы, — теперь уже серьезным тоном убеждал его коротышка, — прислушайся к моему совету — ступай домой! Ты ничего не видел, ничего!

— Что здесь произошло? — донесся до него поверх качающихся голов чей-то голос. Теперь, как казалось Барнуму, его окружила громадная толпа, не менее тысячи человек, и все они пытливо, разинув рты, смотрят на него… А дома-то ему никогда не удавалось привлечь к себе внимания и троих человек одновременно, даже своих двух детишек и жены — слушали его не перебивая не более минуты…

— Шел я по этой улице, — охотно стал он повторять окрепшим, звенящим голсом, — и вот этот парень…

— Мистер! — Коротышка отчаянно вертел головой. — На черта тебе все это нужно? К чему это все тебя приведет? Наверняка к беде!

— Этот вот парень, — продолжал Барнум, не обращая никакого внимания на этого грубияна коротышку, — обогнал меня, а другой, в серой шляпе, выскочил из подъезда… — И еще раз наглядно продемонстрировал, как это было.

— «А-а, попался, сукин сын!» — заорал он. Этот парень бросился наутек, а другой, в серой шляпе, вытащил пистолет… — Барнум нацелился на лежащий на тротуаре труп — и завопил: «На этот раз не уйдешь, испанец паршивый!» — и открыл стрельбу: бам, бам, бам, бам! Потом закричал: «Ну что, не нравится?!», посмотрел на меня, протянул: «Та-а-ак…» — и куда-то исчез. А этот вот джентльмен… убит.

Теперь, после всех этих прыжков и бесконечных рычаний, от непосильного напряжения — ему приходилось сильно напрягать голос, чтобы все, даже в самых дальних рядах, хорошо слышали, — пот катился со свидетеля происшествия градом, глаза чуть не выкатывались из орбит — так он был возбужден.

— И вот все кончено! — с театральной выразительностью завершил Барнум. — Я и глазом не успел моргнуть, как этот джентльмен уже лежал на тротуаре, глядя на меня неживыми, остекленевшими глазами…

— Иисусе Христе! — с восхищением воскликнул один из четырех мальчишек, стоявших в гуще толпы.

— Кто бы ты там ни был, — доводил Барнума несносный коротышка, — все равно болван! Помяни мои слова! Пока, прощай! — И выбрался из толпы.

Какой-то крупный мужчина, с такой же красной физиономией, как у ретировавшегося коротышки, похлопал Барнума по плечу и дружески ему улыбнулся.

— Вы в самом деле все видели?

— Он еще спрашивает! — возмутился Барнум. — Конечно, видел — все, собственными глазами! Пули просвистели у меня над головой!

— Ну и что здесь произошло?

— Шел я по этой улице… — в который раз затараторил Барнум.

Краснорожий его внимательно слушал, — видимо, это происшествие почему-то вызывало у него глубокий интерес.

— …А этот парень обогнал меня и пошел впереди.

— Да громче ты! — потребовали из толпы.

— Шел я по этой улице, — закричал Барнум, — а этот парень обогнал меня и пошел впереди! Тут какой-то парень, в серой шляпе… — И опять пересказал всю историю, с соответствующими жестами и телодвижениями.

Краснорожий с уважением слушал, а потом поинтересовался:

— Так вы видели вблизи лицо преступника?

— Видел! Как вот вас сейчас!

— А узнаете его в лицо, если снова увидите?

— Как собственную жену…

— Отлично! — Краснорожий схватил Барнума за локоть и потащил за собой через плотную толпу зевак.

В это время на углу затормозили, с ревом сирен, полицейские машины.

— Пойдемте-ка со мной в полицию! Когда поймаем преступника — вы его опознаете. Вы теперь главный свидетель. Вот повезло, что вы мне попались!

Сейчас, спустя год после всего этого, Барнум тяжело вздохнул, мысленно представляя себе прошлое. Убийцу искали целый год, но так и не нашли, а он просидел этот год в тюрьме и за это время потерял не только жену и детей, но и работу — она досталась какому-то бородатому румыну. А его разбойники с большой дороги, мошенники и фальшивомонетчики лупили палками от швабр и помойными ведрами. Каждые три дня его таскали вниз — посмотреть на новый улов. Но всякий раз на опознании бандитов он лишь беспомощно качал головой: не было среди них убийцы в серой шляпе. Молодой окружной прокурор, недовольный, корил его, да еще издевательски усмехался:

— Какой из тебя, к черту, главный свидетель, Барнум! Уберите его, к чертовой матери, с моих глаз!

И детективы послушно тащили его за шиворот назад, в камеру. Когда Барнум требовал, чтобы его освободили, тюремщики возражали:

— Да ты что?! Мы ведь защищаем твою жизнь! Хочешь выйти отсюда, чтобы тебе выбили мозги? Знаешь, кого убили? Сэмми, по кличке Испанец. Важная фигура! Нет уж, ты слишком много знаешь. Не отчаивайся — ведь тебя сытно кормят, три раза в день.

— Ничего я не знаю… — тихо бормотал, выбившись из сил, Барнум, когда его снова запирали в камере.

Но это его бормотание не вызывало абсолютно никакого отклика. К счастью, окружной прокурор получил хорошую работу в страховой компании и перестал заниматься расследованием дела об убийстве Сэмми, по кличке Испанец, иначе пришлось бы ему торчать за решеткой, пока кто-то из них двоих не сыграл бы в ящик — либо он, либо окружной прокурор.

Идет он теперь по улице, после года отсидки, — бесцельно, куда глаза глядят, бездомный, безработный, без жены и без детей… Барнум тяжело вздохнул. Печально потирая подбородок, стоял он на углу, решая — куда же свернуть… Вдруг из-за угла выскочил на большой скорости автомобиль — и оказался слишком близко от припаркованной за углом машины. Визг тормозов, душераздирающий скрежет сплющиваемых крыльев и смятого металла… Из стоявшего автомобиля выскочил, отчаянно размахивая руками, водитель.

— Ты что, не видишь, черт тебя подери, куда тебя несет?! — заорал он на водителя ударившего его автомобиля, дико вытаращивая глаза на смятое крыло. — Ну-ка, предъяви свои водительские права! Кто уплатит мне за поврежденное крыло? Лично я не намерен платить за ремонт из собственного кармана, браток!

Пока неосторожный водитель вылезал из машины, владелец пострадавшей с мрачным видом повернулся к стоявшему рядом Барнуму.

— Ну, вы ведь видели?

Барнум бросил быстрый взгляд на смятое крыло, потом на улицу перед собой и произнес твердо:

— Ничего я не видел! Ни-че-го! — Повернулся и быстро зашагал в том направлении, откуда только что пришел.