"Маленький Бобеш" - читать интересную книгу автора (Плева Йозеф)

Глава 1 ЗНАКОМСТВО

Бобеш был маленький, такой маленький, что с трудом доставал до дверной ручки. Ходил он в коротких штанишках. Все домашние любили его, а больше всех мать.

Был ясный весенний день. Небо было чистое, солнце пригревало с самого утра. Бобеш вышел из дому поиграть на солнышке и задумался. Куда пойти — в сад или же спуститься к ручью? У ручья ведь тоже хорошо. Там можно на рыбок посмотреть. И потом, вода все-таки прекрасная вещь. Да, надо пойти к ручью. Он бегом спустился вниз, к садику. Смотрит — у ручья уже кто-то есть. Бобеш нахмурился — он хотел тут быть один. На бережку играла девочка. Такой девочки он здесь еще ни разу не видел. Да как разряжена! Словно на праздник.

Бобеш решил пока что напугать ее. Девочка сидела на корточках, спиной к нему. Медленно, потихоньку ступая, Бобеш все ближе подходил к девочке. Вот он уже остановился позади, а она и не подозревала этого. Бобеш увидел у нее великолепную куклу, а возле, на траве, всевозможную игрушечную посуду. Девочка черпала горшочком воду и приговаривала:

— Вот сварим кофейку, моя букашечка, попьешь, а потом и баиньки, будешь спать. Ну-ка, не кричи! А если будешь кричать, мама задерет тебе юбчонку и нашлепает. Лучше перестань и будь паинькой!..

«Как чудно#769; эта девчонка разговаривает, смех, да и только!» — подумал Бобеш.

Он схватил камешек и бросил в ручей прямо перед девочкой. Раздался всплеск, и ее обдало брызгами. Она вскрикнула, от испуга чуть не уронила в воду куклу и вскочила. Только теперь она увидела Бобеша.

— Что ты наделал, безобразный мальчишка!

— Сама ты безобразная!

— Вот и нет!

— Вот и да!

— Нет!

— Да!

— С таким сопливым мальчишкой я и спорить не хочу!

Девочка вздернула носик и отвернулась.

— И нечего тебе тут делать, это наш ручей!

— Вовсе и не ваш, он ничей!

— Вот и нет!

— Да!

— И нет!

— Ты дрянной, глупый мальчишка!

— А ты — противная девчонка, брысь отсюда!

Бобеш поддал ногой горшочек, он покатился прямо в ручей, и течение подхватило его. Девочка подобрала платье, бросилась в воду за горшочком, но тут же выскочила на берег и захныкала:

— Ой, холодная вода!.. Теперь утонет мой горшочек, и все из-за тебя, уродина!..

Бобешу даже смешно стало, какая неженка эта девчонка. Наверное, воды боится. Он влез в воду, мигом выловил горшочек и подал его девочке. Она насупилась.

— Ты чья? — спросил Бобеш.

— Не к чему тебе знать!

— Хм… ну и ладно! Мне-то что!..

Они помолчали. Большим пальцем ноги Бобеш чертил на песке квадратик; девочка, отвернувшись, вертела в руке горшочек. Вдруг горшочек выскользнул и опять покатился вниз к ручью. Бобеш живо подставил ногу, и горшочек остановился почти у самой воды. Это рассмешило девочку. Глядя на нее, Бобеш тоже засмеялся.

— А ты чей? — неожиданно спросила девочка.

— Не к чему тебе знать!

— Меня зовут Боженка.

— А хоть бы и Неженка… Мне-то что! — ухмыльнулся Бобеш.

Боженка повернулась к нему спиной. Обиделась, что Бобеш не захотел с ней дружить. Она собрала посуду, сложила ее в коробочку и взяла куклу, намереваясь уйти. Бобеш молча следил за ней. Однако ему стало досадно, что она уходит, и он быстро проговорил:

— Почему ты уходишь? Меня зовут Бобеш…

Но Боженка даже не оглянулась, ничего не сказала, продолжая собираться. Бобеш повторил:

— Боженка, меня зовут Бобеш…

— А хоть бы и Бобик… Мне-то что! — отрезала Боженка, круто повернулась, и тут кукла выпала у нее из рук на траву.

Бобеш проворно поднял куклу.

— Очень уж хороша у тебя кукла! — сказал он.

Но Боженка отняла у него куклу.

— Чего ты злишься, Боженка?

— Потому что ты задира!

— А если я больше не буду, ты станешь со мной играть?

Боженка приостановилась, медленно повернулась к Бобешу и оглядела его. Теперь он показался ей не таким противным. Встрепанный, правда, как воробей, волосы нечесаны и одет не так уж хорошо, но когда засмеется, так совсем даже милый. А какой маленький! Наверное, и в школу еще не ходит.

— Ты в школу ходишь?

— Пока нет, но скоро пойду. А почему ты спрашиваешь? Ты что, уже ходишь?

— Нет, но я с Вашичком иногда играю, он уже учится в школе… И потом, он больше…

— Ну, так и иди к своему Вашичку!

— Зачем это я к нему пойду? Нарочно вот не пойду!

— А со мной будешь играть?

— Ну, если хочешь, так буду.

Бобеш принялся разглядывать Боженкину посуду. Тут были тарелки, миски, горшочки — все маленькие-премаленькие и очень красивые. На горшочках были нарисованы незабудки, на мисках — розочки, а на тарелках-бабочки. Но лучше всего была кукла.

«В жизни такой не видел! — подумал Бобеш. — Она даже глаза закрывает, когда Боженка ее кладет».

— Боженка, дай мне подержать куклу, а? Я только посмотрю, как она глаза закрывает.

Боженка просто и не знает, как ей быть: она не совсем верит Бобешу. Но он так умильно смотрит на нее, что Боженка наконец решается и протягивает ему куклу.

Бобеш положил куклу, потом поставил, опять положил и снова поставил.

«Вот чудеса-то!» — подумал он.

— Ну, а теперь больше не закрывай! — приказал он кукле и положил ее.

Но кукла опять закрыла глаза.

— Говорят тебе, не закрывай! — прикрикну.! Бобеш. — Смотри-ка, Боженка, она не хочет меня слушаться. Скажи ты ей — может, она тебя послушается.

Боженка засмеялась:

— Вот дурачок, разве она понимает? Так и должно быть: положишь ее — она закроет глаза, а как поставишь — опять откроет. Так уж она сделана, понял?

— Хм… Значит, она не думает, когда закрывает глаза, да?

— Как это — не думает?

— Я, знаешь, считал, что она умная, понимает, что надо закрывать глаза, когда ложишься.

На этом Бобеш прекратил свои мудрствования и стал играть с Боженкой в «папы-мамы». Он был папой, Боженка — мамой, а кукла — их дочкой.

— Как мы ее назовем? — деловито спросил Бобеш.

— Да хоть Бобушкой.

— Бобушкой?

— Ну да, меня мама так называет.

— Сроду не слыхал такого имени. Но раз тебя так называют, пускай будет Бобушка… Как там насчет завтрака, мать, мне пора на работу, — сказал Бобеш и для виду стал собираться.

Сначала он поискал под кроватью сапоги, потом трубку. Трубка куда-то задевалась, поэтому Бобеш попросил Бобушку помочь. Та живо отыскала трубку. Папа Бобеш поблагодарил дочку, погладил ее по головке и сказал, что она молодец. А кукла в это время лежала с закрытыми глазами и не могла даже взглянуть на своего папу.

— Ну вот, папенька, и кофе готов, — сказала Боженка.

— Зачем ты говоришь «папенька», зови меня просто папой.

— Так у нас дома говорят. И я и мама называем отца папенькой.

— А маму как зовешь?

— Маменькой.

— Хм… Меня бы мать засмеяла, если бы я ее так называл.

— Ай-яй, Бобушка плачет! Понянчи ее!

Бобеш взял куклу на руки и стал ее укачивать, как малого ребенка, хотя только что Бобушка смогла сама отыскать трубку. Но Бобеша это вовсе не смущало. Ведь и трубки, и сапог, и кровати на самом деле не было.

— Нельзя, детынька, кричать, а то мама рассердится. Слышишь, нельзя! Будешь умницей, тогда тебе конфетку дадут. Будь послушной девочкой — не зли маму.

Бобеш сам был доволен, как это у него здорово получается, и потому не преминул повторить свои увещания по крайней мере раз десять. Однако это не подействовало. Ему казалось, что Бобушка знай кричит и ничем ее не уймешь.

— Ну-ка, замолчи, баловница!.. Не перестанешь? Вот я тебе сейчас надаю! — Бобеш задрал кукле юбку и отшлепал ее.

Пускай в другой раз не кричит, не расстраивает отца — у него и так много забот.

Тут Бобеш обнаружил, что ножки у куклы прикреплены к туловищу желтой, блестящей крученой проволокой.

«Ага, — подумал Бобеш, — это так сделано, чтобы она могла ходить». Бобеш крутнул ножку вперед, назад, и вдруг ему удалось вывернуть ее до отказа назад. Это было совсем забавно. Значит, кукла может ходить и задом наперед. Сам он, например, не может. Какая эта проволока тягучая и как она чудно скрипит, когда ее крутишь! Бобеш вывернул назад другую ножку у куклы и рассмеялся.

— Гляди, гляди, Боженка, сейчас Бобушка будет задом наперед ходить!

— Ну зачем, Бобеш, ведь ей больно, не надо так! Это же наша дочка!

— Как это ей больно, если она не думает? И потом, она ведь невзаправдашная дочка?

— А сам давеча говорил, что она плачет.

— Это я просто так говорю, мы же играем.

— Ну, я знаю, что играем. Все равно не надо, а то еще с ней что-нибудь случится.

— Тогда я их выправлю.

Бобеш попробовал повернуть ножки, но они что-то не поддавались. Странное дело, назад они легко поворачивались, а вперед — никак. «Это она назло упрямится», — подумал Бобеш. Взяв обе ножки, он с силой крутнул их, но не смог довернуть до конца, пятки у куклы очутились вместе, а пальчики смотрели в разные стороны. Тогда Бобешу стала помогать и Боженка. И вдруг внутри у куклы что-то хрустнуло, в руке у Боженки осталась левая куклина ножка, а у Бобеша — правая. Бобушка замертво упала на траву и закрыла глаза.

— Всё, — проговорили в один голос Бобеш и Боженка и посмотрели друг на друга.

Солнце светило им прямо в лицо. В носу у них защекотало, оба враз чихнули и при этом так стукнулись лбами, что у них даже слезы брызнули. Ну, а раз уж появились слезы, то за плачем дело не стало. Понурые стояли папа с мамой, держа каждый по ножке, и оплакивали свою дочку Бобушку, терли кулаками глаза. Бобеш знал, что он во всем виноват: не надо было крутить кукле ножки.

Внезапно он вспомнил про дедушку.

— Не плачь, Боженка, — сказал Бобеш и звучно потянул носом. — Не плачь, дедушка непременно починит нашу Бобушку, он все умеет.

— Какой дедушка? — спросила Боженка, подняв заплаканные глаза.

— Ну, наш…

Боженка удовлетворилась таким ответом и перестала плакать.

Бобеш между тем уговаривал Бобушку:

— Не охай, Бобушка, не охай! Знаю, что больно, милая. Вот пойдем к доктору, он тебе ножки приделает и вылечит.

Напоили Бобушку кофе, успокоили ее и двинулись в путь к доктору — к дедушке. Бобеш нес куклины ножки, а Боженка — туловище и картонную коробку с посудой.

Миновав темные сени, они подошли к двери. Бобеш не мог дотянуться до дверной ручки и постучал. Дедушка отворил и, увидев детей, сказал:

— Ба-а, сколько лет, сколько зим!

— Дедушка, дедушка, почини нам Бобушку!

— Чего, чего? — засмеялся дедушка и взглянул на Боженку. — Это чей ребятенок?

— Это, дедушка, Боженка.

— Чья она?

— Ну, ихняя.

— Чья — ихняя?

— Ну, этих… как их, ее папы с мамой.

— От тебя, малый, толку не добьешься… Ты чья, девочка? — обратился дедушка к Боженке.

— Старосты Либры.

— Старосты Либры дочка, значит? Скажи пожалуйста, вон оно что!

— Дедушка, у нас кукла Бобушка захворала. Знаешь, это наша дочка, она хворает, а ты, дедушка, доктор.

— Ах, шут те возьми совсем! Оно, конечно, хорошо, что я в доктора попал, только не знаю, Бобеш, как я все это вместе соберу… Кто же ей ножки-то вывернул? Небось ты, Бобеш? — строго спросил дедушка и сдвинул очки на кончик носа.

— Понимаешь, дедушка, она… она была нашей дочкой, и мы ее учили ходить… Ведь правда, Боженка, мы учили?

— Вот так учили — даже ноги ей поломали!

Боженке хотелось сказать, что это сделал Бобеш, но она как-то посовестилась.

— Послушай, девочка, Бобеш не крутил кукле ножки?

— Крутил, — тихо сказала Боженка.

Бобеш покраснел, как рак.

— Понимаешь, дедушка, я вовсе не хотел, они сами закрутились.

— Ох, Бобеш, Бобеш! — погрозил пальцем дедушка. — Ну-ка, посмотрим больную. — Он разложил все части куклы на лавке возле печки, достал из кармана большой носовой платок, намереваясь протереть очки.

Бобеш завел Боженку под стол, где у него в коробке хранились оловянный солдатик, ручка от фарфоровой кружки, — это была его коровка, — маленький стеклянный шар и блестящая пуговица. С гордостью показывал он Боженке свои богатства. Но та ничуть не изумлялась, словно ничего особенного в них не было. Она вылезла из-под стола и засмотрелась на часы, которые висели на стене и громко тикали. Над циферблатом была нарисована девица с большим черным бантом на шее. Бобеш отложил коробку и тотчас принялся объяснять:

— Знаешь, эта барышня особенная. Погляди на нее хорошенько. Замечаешь, как она на тебя смотрит?

— И правда…

— Ну, а теперь отойди к двери… Вот так! Ну, смотри!

— Опять глядит.

Когда они отошли к окну, девица по-прежнему смотрела на них.

Бобеш досадовал, что Боженка не заинтересовалась его игрушками.

— У тебя дома есть еще игрушки?

— Есть, и много.

— А какие?

— У меня есть игрушечная кухня, спальня, еще две куклы, потом домик, маленький такой, есть кролик, собачка, кукленок…

Бобеш слушал ее, разинув рот.

— Кто тебе их дал?

— Кое-какие — папа с мамой, какие — дедушка с крестным… даже и не помню.

— А кошка у вас есть?

— Кошек у нас три, есть и две собаки — Гектор и Рекс.

— И корова есть?

— Коров у нас так много, что я и не сосчитаю.

— У нас только одна, — упавшим голосом сказал Бобеш. — А кролики у вас есть?

— Кроликов нет.

Бобеш обрадовался: ага, все-таки у них нашлось кое-что, чего нет в усадьбе старосты. Он повел Боженку к хлеву, где находился большой крольчатник, сделанный из ящиков. Кролики Боженке понравились.

— Ты только погляди, какие у них усищи и уши!

Бобеш подбросил кроликам травы, заготовленной для них в плетушке. Боженку насмешило, как они ели. И мордочки и усы у них забавно подергивались. Вдруг один из кроликов скакнул и с такой силой ударил задними ногами, что Боженка даже испугалась.

— Это, Боженка, самец. Дедушка говорил, что самцы эдак лягаются.

— Дети, где вы? Подите-ка сюда! — позвал их дедушка.

Бобеш и Боженка вбежали в комнату, видят — у куклы обе ножки на месте. Дедушка и вправду оказался хорошим доктором.

— Ну, девонька, вот тебе твоя Розарка, только в другой раз не давай ее Бобешу — он у нас известный бедокур!

— Дедушка, это вовсе не Розарка, а Бобушка! — сказал Бобеш.

— Ну, ну, все вы тут бобята собрались, — засмеялся дедушка.

Боженка и Бобеш обрадовались, что Бобушка уже здорова. Бобеш запрыгал по комнате, показывал Боженке, как скачет и бодается их коза, как потягивается кошка Мися. Потом бегал на четвереньках и гавкал по-собачьи, стращал Боженку, чтобы она бегала от него. Но Боженка не захотела. Тогда Бобеш потерял всякий интерес к своему занятию.

Боженка нянчила куклу и приговаривала:

— Теперь не болят у тебя ножки? Нет? Вот наша Бобушка и поправилась!

Бобеш между тем увидел на печке кошку.

— Погоди, Боженка, мы покажем Бобушке Мисю… Мись, Мись, иди сюда! Кис-кис-кис!

Рассчитывая, что Бобеш собирается ей что-то дать, Мися подбежала к нему. Бобеш взял кошку на руки и стал показывать кукле.

— Нравится она тебе? Это наша Мися. Она ловит мышей, любит молоко пить… Верно, Мись, ты любишь молоко? Мама говорит, что она привередница — суп не ест.

Однако Мися не испытывала никакой радости от нежностей Бобеша. Она всячески вырывалась у него из рук.

— Удрать от меня хочешь? Не выйдет, голубушка, даже и не думай! Мы сейчас будем с тобой играть!

Мися и слушать не хотела, выпустила свои острые коготки и вонзила их прямо в Бобеша. Тот мгновенно отпустил кошку и потрогал оцарапанные места.

— У-у, негодная кошка! Погоди, ты у меня за это получишь! — Бобеш побежал и схватил Мисю. — Что с ней сделать? — спросил он у Боженки.

— Да отпусти ее, раз она царапается!

— Ну нет, пускай сначала отучится царапаться, тогда — другое дело! Будешь царапаться, а? Будешь? (Кошка смирилась.) Ага, значит, не будешь больше царапаться!

Мися улеглась на руках у Бобеша и замурлыкала. В это время дедушка встал и сказал:

— Вот и они!

Это вернулись бабушка и мать Бобеша — пригнали с пастбища корову Пеструху. Мать работала в поле, а бабушка пасла корову.

— А! Мама пришла! — Бобеш отпустил Мисю и побежал встречать мать. — Боженка, — позвал он, — идем со мной, посмотришь нашу Пеструху!

— Ох ты, милушка наша! — приговаривала бабушка вслед Пеструхе, переступавшей порог хлева.

— Правда, хороша корова?

Но Боженка смотрела с таким видом, словно в Пеструхе ничего хорошего не было. Бобеш даже обиделся.

— Это чья же перепелка? — с улыбкой спросила мать, глядя на Боженку.

— Это, мама, Боженка Либрова.

— Либрова? А кто ее сюда привел?.. Твоя мама знает, что ты у нас?

— Нет.

— Она, мам, играла у ручья. Я ее к нам привел, чтобы дедушка куклу починил. — И Бобеш рассказал, что у них стряслось с куклой. Потом он потянул мать за юбку и заныл: — Мама, поесть бы! Кабы ты знала, как есть хочется, сил нет!

— Погоди, Бобеш, напою Пеструху, тогда и тебе дам поесть. (Тут как раз Пеструха замычала в хлеву.) Вон, слышишь, зовет, не задерживай меня.

— Мама, а ты кого больше любишь — меня или Пеструху?

— И что это тебе вздумалось? Известно, тебя.

— Пеструху все-таки прежде меня кормишь. А я, значит, жди!

— Ишь, мудрец какой! Чего только не выдумает! Видишь, ведь у меня руки грязные. Пеструхе я и так могу корму задать — все равно в хлеву опять вымажусь. Ты же у меня разумный малый, можешь подождать, пока я с Пеструхой управлюсь. Или нет?

— Коли так, я подожду, мама.

Возвратившись из хлева, мать дала Бобешу и Боженке по кружке молока. Бобеш пил из своей кружки. На ней был нарисован крохотный синий цветок, и Бобеш называл кружку цветастой.

Подавая Боженке молоко, мать сказала:

— Еще не знаю, захочет ли Боженка нашего угощения… Дома у вас, поди, кофе пьют?

— А как же!

— Что — как же? — спросил Бобеш.

— Ну, значит, кофе пьем.

— Знаю, что кофе, а почему ты тогда говоришь «как же»?

— Так приличные дети отвечают, Бобеш. Они небось не говорят «ага».

Когда молоко было выпито, Боженка заявила, что ей пора домой. Бобеш спросил у матери, можно ли ему немножко проводить Боженку. Она позволила.

Бобеша разбирало любопытство, каково там, дома у Боженки. Особенно не терпелось ему поглядеть игрушки, которых, по словам Боженки, у нее было много.

Шли они по площади, мимо пруда. Там как раз купали лошадей.

— Ба, да ведь это наш кучер Франта! — воскликнула Боженка. — Франта! Франта!

Бобеш и Боженка побежали поближе к пруду. Лошади брели в воде по самое брюхо. На одной, спиной к детям, сидел верхом Франта. Штаны у него были подвернуты выше колен. За шумом падающей воды Франта не расслышал окликов Боженки.

Бобеш залюбовался лошадьми и не мог оторваться. Лошади — ведь это такая красота! Ах, до чего же они ему нравились! Ну не знаю, что бы дал, только бы посидеть верхом, вот как Франта! Бобеш тут же надумал попросить отца, чтобы тот купил лошадей. Бедняга и не предполагал, что это, пожалуй, подороже их хибарки стоит, Бобеш вспомнил песенку, которую, бывало, так хорошо пела мать, когда баюкала его:

Отчего за лесом барабаны бьют? Яноушевы парни на войну идут. Дай боже им счастья дожить, воротиться! В глубокую реку с коней не свалиться![1]

Бобешу живо представилось, будто он, точно сказочный рыцарь, едет верхом, рядом с ним — оловянный солдатик. И вот скачут они через высокие горы, дремучие леса, далеко-далеко, в заколдованное царство…

Когда кучер Франта повернул коней и подвел их вброд к плотине, он заметил Боженку и Бобеша.

— Покатай нас, Франта!

Франта и в самом деле посадил их к себе на коня. Бобеш чуть не плакал от радости: он ни разу в жизни не ездил верхом на коне. И ведь только сейчас об этом мечтал!

— На Гнедую могу вас посадить, — сказал Франта, — Гнедая — смирная, а вот Серко — тот бедовый, так и норовит лягнуть.

Но что за дело Бобешу до Серко, раз уж он сидит на лошади! Теперь он желал только одного: чтобы его видели отец, мать, бабушка и дедушка. То-то удивились бы! Да и Мися, и Пеструха, и кролики — все бы просто диву дались.

— Ну как, Фердинанд, не страшно? — спросил Франта.

— Нет, не страшно, очень даже хорошо! — ответил Бобеш. Ему, однако, непонятно было, почему Франта назвал его Фердинандом.

Игравшие на плотине ребятишки прекратили игру и смотрели на ездоков.

«Ага, завидуете, братцы!» — подумал Бобеш.

Вдруг он увидел крестного.

— Крестный! Крестный! — громко закричал Бобеш.

Франта даже вздрогнул от неожиданности.

Крестный обернулся, смотрит во все глаза: куда же мог деться Бобеш? Голос его слышал, а самого его нигде не видно. А Бобеш смеялся, что крестный ищет его совсем не там.

— Тут я, крестный! На коне!

— Мать честная, курица лесная! — воскликнул крестный. — Откуда ты взялся, постреленок?

Когда они поравнялись с крестным, тот обратился к Франте:

— Смотри, Франта, как бы беды не вышло!

— Не бойтесь, дяденька, Гнедая — добрячка. На ней хоть дрова коли, хоть пляши — она и не шелохнется. А вот Серко — тот да, на него я бы не посадил.

— Ну-ну, и то забава для нашего плута!

Крестный похлопал Гнедую по крупу, потом полез в карман и выудил блестящую белую монетку в пять крейцаров.

— На, Бобеш, получай на гостинцы, раз уж ты такой лихой кирасир!

— Спасибо, крестный! — поспешно проговорил Бобеш, не помня себя от счастья.

Вот так бы ехать и ехать, на край света… Но все, даже самое хорошее, имеет свой конец. И потому, когда подъехали к усадьбе, Бобешу пришлось слезть с коня.