7 В вихре венского вальса

Со стороны ожесточенная стычка между Витгенштейном и Поппером могла показаться неправдоподобной. Ведь, казалось бы, у них столько общего-, целая цивилизация — и ее распад. Хотя Витгенштейн был на тринадцать лет старше Поппера, оба застали культурный подъем и космополитизм Австро-Венгерской империи, оба пережили поражение страны в Первой мировой войне, оставившее след в их жизни, попытки возведения республики на обломках монархии, постепенное превращение этой республики в корпоративное государство и, наконец, погружение в пучину нацизма.

И, конечно же, их объединяла Вена. Там, в мраморных залах Пале Витгенштейн на Аллеегассе, 16, жил австрийский сталелитейный магнат Карл Витгенштейн. Людвиг Йозеф Иоганн, родившийся 26 апреля 1889 года в 8 часов 30 минут вечера, был его восьмым и последним ребенком. Всего в миле оттуда, выходя окнами на южный вход в собор Святого Стефана, располагался уютный, набитый книгами дом, где предстояло расти Карлу Рай-мунду Попперу. Он родился 28 июля 1902 года и был младшим из трех детей состоятельного адвоката. Между домами Витгенштейнов и Попперов возвышался Хофбург, резиденция Габсбургов, где в скромно обставленном кабинете работал — чаще всего, пожалуй, имен- но работал — император Франц-Иосиф, «первый бюрократ империи».

Жизнь в Вене, в столице империи, под властью которой в зените ее славы находились венгры, чехи, словаки, поляки, итальянцы, галичане, словенцы, сербы, хорваты — не говоря уж об австрийцах, — была на удивление дружной, а венцы отличались сплоченностью. Витгенштейна и Поппера могло бы связывать множество нитей: еврейское происхождение, интерес к музыке, знакомство с радикальными деятелями культуры, педагогическое образование, причастность к первоисточнику логического позитивизма — Венскому кружку. Но несмотря на все пересечения культурных, социальных и научных кругов, в которых они вращались, эти двое, что примечательно, все-таки исхитрились не познакомиться. Витгенштейн знал архитектора Адольфа Лооса, который, в свою очередь, был знаком с Арнольдом Шенбергом, чьи концерты, устраиваемые дома для узкого круга музыкантов, посещал Поппер. При всем при том было известно, где именно и в какое время суток в тесных пределах Рингшт-рассе можно найти ту или иную легендарную фигуру. Это был мир кофеен и Stammtisch, столиков для завсегдатаев. За кофе, стаканом воды и — порой — кусочком штруделя создавались статьи, оттачивались аргументы, писались театральные рецензии, завязывались знакомства.

Хотите обсудить проект модернистского здания с Лоосом или додекафоническую музыку с Альбаном Бергом? Загляните в «Cafe Museum» или в «Herrenhof». Вас задела очередная блистательная статья Карла Крауса в Die Fackel, и вы намерены выяснить с ним отношения? Пожалуйста — вы найдете его в «Саги Central», где он неизменно ужинает острыми сосисками. Только не забудьте, что днем он спит, а работает ночью. Кстати, там же вы застанете и поэта Петера Альтенберга; этот наверняка будет писать очередную открытку, посредством которых он общается с друзьями. Если вам нужен кто-то из математиков вроде Геделя, то у вас больше всего шансов увидеть его в кафе с белыми столешницами, на которых так удобно царапать уравнения. Партию в шахматы? Испытайте фортуну, вызовите на бой политического беженца и завсегдатая кофеен Льва Бронштейна — позже ставшего известным под партийным псевдонимом «Троцкий». А может быть, вам нужен репортер криминальной хроники из популярной газеты? Тогда придется заглянуть в заведение рангом ниже — например, в «Caffi Wirzl» Йозефа Рота, с «засаленными картами, запахами кофе, пива "Okocimer", дешевых сигар и хлебных палочек»; именно там репортеры в ожидании своих «источников» коротают время за картами таро.

Забавно представить Витгенштейна и Поппера в «Cafe Wirzl» за пивом и картами. Увы, этот заманчивый образ придется скрепя сердце прогнать; но все равно очевидно, что в Вене у них было множество общих друзей и знакомых, а это значит, что они, скорее всего, не раз и не два находились в нескольких шагах друг от друга. Именно так обстояло дело, например, 15 июля 1927 года, когда полиция открыла огонь по рабочей демонстрации социал-демократов и случайным прохожим, убив восемьдесят пять человек. «Мы с моей будущей женой были среди свидетелей этой сцены и так же, как другие, не верили своим глазам», — писал Поппер. Где-то совсем рядом был и Витгенштейн с сестрой Маргарет. По его настоянию она отправила машину с шофером, и они прогуливались пешком. Услышав пальбу, Маргарет было бросилась наутек, но брат сурово произнес: «Когда слышишь ружейные выстрелы, бежать нельзя ни в коем случае».

Что же до пересечения светских кругов, достаточно сказать, что обе семьи были дружны с семейством Фрейдов. Сестра Зигмунда Фрейда Роза Граф была близкой подругой родителей Поппера. В 1916 году, когда она гостила у них, на пороге внезапно появился ее сын в военной форме, и это была его последняя встреча с матерью — вскоре он погиб на войне. Сестра Витгенштейна Маргарет, имевшая касательство ко многим разношерстным интеллектуально-художественным течениям, которыми изобиловала тогдашняя Вена, познакомилась с Фрейдом в начале 1930-х годов. После Первой мировой войны глава Американской администрации помощи и будущий президент США Герберт Гувер назначил ее специальным представителем благотворительной программы для Австрии. Потом она работала консультантом-психотерапевтом в тюрьмах для несовершеннолетних преступников и в Университете Граца; это и привело ее на занавешенную шалью кушетку в кабинете Фрейда. Маргарет подвергалась у него психоанализу в течение двух лет, углубляя свои представления о лечении неврозов, и они оставались дружны до самой его смерти. 3 июня 1938 года, в день бегства из Вены, Фрейд подписал ей в подарок свою книгу «Будущее одной иллюзии»: «Госпоже Маргарет Стонборо по случаю моего временного отъезда».

Труды Фрейда оказали влияние и на брата Маргарет, и на Карла Поппера — но эффект был диаметрально противоположным. Витгенштейн проводил параллели между своими поздними работами и психотерапией; Поппер клеймил фрейдизм как образчик дышащей на ладан лженауки.

На философские взгляды наших героев повлиял, несомненно, еще один элемент культурного брожения в их родном городе, а именно реформа образования. Оба они с интервалом в четыре года получили педагогическое образование. Оба преподавали: Витгенштейн — в глухих австрийских деревнях, Поппер — в Вене. Витгенштейн учил младших школьников, Поппер — младших и средних, а также, под эгидой психиатра (и бывшего коллеги Фрейда) Альфреда Адлера, детей из неблагополучных семей. Оба увлекались идеями вдохновенного Карла Бюлера, профессора философии в Педагогическом институте, и Отто Глекеля — венского советника по образованию и вдохновителя недолговечного эксперимента, связанного с австрийской школьной реформой. Считается, что Глекель тесно сотрудничал с Маргарет Стонборо, когда та была специальным представителем Гувера.

Витгенштейн начал преподавание в 1919 году, вернувшись из итальянского лагеря для военнопленных. Это не было мимолетной прихотью — он проработал сельским учителем около шести лет, и этот этап его жизни следует рассматривать сквозь призму долгой семейной традиции служения общественному благу. Старшая из его сестер, Термина, тоже занималась просвещением бедняков. А Маргарет, прося в 1942 году принять ее на работу в Американское общество Красного Креста (которое, когда речь зашла о ее трудоустройстве, мистическим образом трансформировалось в Управление стратегических служб — предтечу ЦРУ), писала, что трудится всю свою взрослую жизнь и никогда не получала платы. Однако Людвиг, в отличие от сестер, не просто повиновался долгу аристократа-филантропа, ощущающего себя обязанным помогать тем, кому повезло меньше. Он хотел избавить свою жизнь от всего ненужного, необязательного, от всяческой мишуры, лишить себя малейшего намека даже на обычный комфорт, не говоря уж о роскоши. Он избрал путь аскета — и отправился учить крестьянских детей в дальние австрийские деревни, в глушь, куда можно было добраться только пешком.

Для Карла Поппера выбор преподавательского поприща не имел ничего общего с аскетизмом — это было естественное продолжение работы с неблагополучными детьми, которой он занялся сразу же после школы. Но он поступил в Венский педагогический институт еще и потому, что некоторые курсы там совпадали с университетскими. Это была реальная возможность подступиться к высшему образованию, которого он не получил бы иным способом, так как не имел возможности сдать последний выпускной экзамен — Matura. Как мы увидим позже, ему пришлось бросить школу, так как отец его стремительно обеднел.

Педагогический институт был основан для воплощения в жизнь авсгрийской школьной реформы. Это была попытка повернуть систему образования от казарменной муштры (безоговорочное подчинение, слепое преклонение перед авторитетами, ребенок — «пустой сосуд», знания вбиваются в его голову под диктовку) к принципам активного участия ребенка в образовательном процессе путем самопознания и поиска решений, И Поппера, и Витгенштейна учили поощрять это в детях. С новым подходом была неразрывно связана уверенность в том, что уму свойственно создавать структуры, организующие информацию.

И хотя Витгенштейн подшучивал над «вульгарными лозунгами и проектами» этой программы, его «Словарь для народных школ», знаменитый Worterbuch fur Volkssctiulen, кодифицирующий диалекты австрийской деревни и проникнутый уважением к ее культуре, написан именно в духе реформы образования — и в духе идей, позже отразившихся в его «Философских исследованиях», — например, что человеческие сообщества могут использовать язык самыми разными способами, и все эти способы будут совершенны. Отголоски австрийской образовательной реформы были слышны и в его манере преподавания, в том, как он придумывал примеры и задавал все новые и новые вопросы в ответ на отклики студентов.

Для Поппера важнейшим событием в годы учебы стало знакомство с Карлом Бюлером. Благодаря Бюлеру он пришел к идее, что человек мыслит в терминах проблем и их вероятных решений. Именно так, будет доказывать Поппер позднее, и происходит научный прогресс. Наука — не простое накопление фактов с последующим их осмыслением; ученые сначала представляют себе решения и лишь потом ищут доказательства в их пользу.

К тому времени, как Глекель пригласил Бюлера в Вену, Витгенштейн уже преподавал в альпийской деревушке. Студентом Бюлера он не был, но процессы освоения языка ребенком были для него предметом всепоглощающего интереса, и очевидно, что он знал и самого Бюлера, и его работы. (Бюлер и его жена Шарлотта, выдающийся детский психолог, присутствовали на устроенной Маргарет судьбоносной встрече Витгенштейна с Мори-цем Шликом.) Позже Витгенштейн не раз назовет Бюлера шарлатаном.

Поппер придерживался диаметрально противоположной точки зрения: «У преподавателей педагогического института я мало чему научился, зато мне очень много дал Карл Бюлер». Признание было взаимным: в отзыве, служившем рекомендацией для назначения Поп-пера на должность в Новой Зеландии, Бюлер назвал его докторскую диссертацию «мудрым и тонким философским исследованием», добавив, что он «чрезвычайно высоко» ценит преподавательские способности кандидата.

Но сколь бы многое ни связывало Витгенштейна и Поппера, между ними явственно просматривается пропасть. С одной стороны — личный шофер, благотворительность, бескорыстное стремление покинуть Вену ради бедных деревенских детей. С другой — насущная житейская необходимость. Чтобы осознать всю глубину этой пропасти, нужно заглянуть в дом Витгенштейна на Аллеегассе.