"Царица Хатасу" - читать интересную книгу автора (Крыжановская Вера Ивановна)Глава XXII. Старые знакомыеНедалеко от Фив, среди виноградников и садов, стоял небольшой, изящный дом, скрытый от любопытных глаз прохожих густой зеленью сикомор, пальм и акаций. В этом очаровательном убежище жила Нефтиса в обществе юной Изисы, родственницы Антефа, привязавшейся к ней и добровольно разделяющей ее уединение. Нефтиса, действительно, жила очень уединенно. Она старалась, по возможности не привлекать к себе внимания и принимала только очень редких посетителей, среди которых самым частым был Тутмес. Общая молва называла его ее любовником. Чтобы стали понятными эти перемены и дальнейшие события, нам следует вернуться назад и рассказать, к чему привел побег Тутмеса из Буто. После бегства Антефа Менхту серьезно заболела, но болезнь не спасла ее от жестокого египетского закона, каравшего всю семью виновного, невзирая на возраст и пол. Молодая супруга бежавшего коменданта была заключена в темницу, а вместе с ней и Нефтиса, которая, мучаясь угрызениями совести, не захотела ее оставить. Когда в Фивы пришел приказ, остановивший дело о бегстве Тутмеса и запретивший всякое преследование по этому делу, женщин освободили. Их участью заинтересовался великий жрец храма Уазита. Когда, наконец, Менхту поправилась, он предоставил им возможность вернуться в Фивы под защитой одного старого жреца. Перед отъездом у них было тайное свидание с Антефом, которого не искали и не преследовали, но, тем не менее, он не смел открыто показаться, так как в царском приказе на его счет не было никакого специального распоряжения. Однако примирение Хатасу с братом дало всем троим новую надежду. По совету Нефтисы Антеф решил укрыться у престарелого родственника, одиноко жившего в глухом поместье, и ждать там благоприятной минуты, когда жене удастся выхлопотать ему полное помилование. Приехав в столицу, Нефтиса, разумеется, с ужасом узнала, что Хоремсеб в Фивах. Несколько дней спустя она случайно обнаружила, что доверенный человек князя, Хапзефа, тайно, но деятельно разыскивает ее. У девушки не было ни малейшего сомнения, что она погибнет, если ее найдут. Поэтому она решила как можно скорее отдаться под защиту своего могущественного покровителя. Нефтисе удалось передать ему послание, в котором в понятных ему одному выражениях сообщала о своем возвращении и просила у него тайного свидания, чтобы предупредить об опасностях, угрожающих им обоим. Тутмес, признательный и великодушный от природы и не меньше Нефтисы заинтересованный сохранить тайну послуживших ему удивительных чар, тайком отправился к Менхту. Заверив женщину, что он хранит добрую память об Антефе, так хорошо относившемся к нему во время изгнания, Тутмес обещал воспользоваться первым же удобным случаем и выпросить ему прощение у царицы. Затем он увиделся с Нефтисой, в результате чего подарил ей прекрасный загородный домик недалеко от столицы и солидную сумму денег, сделавшую девушку богатой и независимой. Не называя Хоремсеба, Нефтиса объяснила Тутмесу, что она завладела секретом чар во время своего почти годичного исчезновения и теперь ей необходимо скрываться известное время, так как иначе все может обнаружиться. Тутмес, не по годам одаренный хитростью и проницательностью, сразу догадался, что таинственный хозяин чар должно быть, Хоремсеб, черпавший в чарующем аромате необыкновенную власть над женщинами, о которой говорили все Фивы. Далекий от мысли придавать какую — нибудь важность своему предположению, легкомысленный и беззаботный молодой человек находил в нем только повод посмеяться себе под нос. Несколько дней его необыкновенно забавляла мысль, что он один знает истинную причину успехов Хоремсеба. Потом, в вихре всевозможных удовольствий, он совершенно забыл об этом эпизоде. И действительно, во время своего примирения с Хатасу царевич был совершенно счастлив. Он только и думал, как бы вознаградить себя за скуку, измучившую его в изгнании. Хатасу нисколько не стесняла его во вкусах. Она по — царски снабдила брата средствами и относилась к нему с неизменной добротой. Какая — то непобедимая, но странная перемена и, временами, болезненная любовь притягивали ее к юному брату, за быстрым физическим и интеллектуальным развитием которого она следила с интересом. Ум царицы был слишком дальновиден, чтобы она не узнала родственной души и черт великого царя в этом юноше. Часто, оставаясь с ним наедине, она забавлялась, спрашивая мнение царевича по различным политическим, административным и частным вопросам, и всегда ответы Тутмеса обнаруживали поразительную верность взгляда, а порой и острую хитрость и жестокость, скрытую под маской беззаботного великодушия. Царица была потрясена. Будучи проницательной она поняла, что эта блестящая личность, одаренная редкой гибкостью ума, обольстительными чарами и природным красноречием, способным покорять и воодушевлять массы, может быть для нее опасным соперником. Поэтому только на одно желание царевича послать его во главе армии в какую — нибудь далекую экспедицию она отвечала постоянным отказом. Она считала неблагоразумным сосредоточивать внимание и восхищение народа на молодом герое, который победоносно возвращается с богатой добычей. Она знала египетский народ, его тщеславие, его жадность к легким богатствам, которые давали победы. И считала излишним и опасным давать Тутмесу этот ореол победителя. Но кроме этих политических соображений, Хатасу ненавидела войну ради самой войны. Будучи любимицей отца, она сопровождала Тутмеса I в далеком походе к берегам Евфрата. Хотя она была не слишком впечатлительной, но зрелища битв и смертей произвели глубокое впечатление на душу юной Хатасу, едва вышедшей из детства. Жрецы и противники из высшего круга скрывали свою глубокую досаду на то, что энергичная и хитрая государыня вырвала из их рук могущественное орудие, которым они хотели воспользоваться, как рычагом, для ее свержения. В данную минуту они должны были склонить голову под железной рукой Хатасу и терпеливо ждать, пока годы и пресыщенность удовольствиями не вернут им царевича, пробудив в нем честолюбие и жажду могущества. Легкомысленный Тутмес не особенно старался вырвать Нефтису из таинственной меланхолии, но перенес свое внимание на Изису. В тот день Нефтиса, ее юная подруга и Тутмес сидели вместе на террасе, окруженной деревьями. Откинувшись в глубоком кресле, бледная и, по обыкновению, молчаливая, хозяйка дома рассеянно слушала новости и всевозможные истории, которыми блистал царевич. Тутмес заедал рассказы фруктами. Ему их чистила Изиса и от души смеялась остроумным и язвительным замечаниям, которыми царевич пересыпал свои описания. — Нашли наконец тело Нейты? — внезапно спросила Нефтиса. — Нет, так и не нашли, хотя все рыбаки и ныряльщики Фив шесть дней обыскивали Нил, — ответил Тутмес. — Царица, очень любившая эту несчастную девушку, обещала целый вавилонский талант тому, кто обнаружит ее тело, но все было напрасно. — Не известны ли тебе, царевич, подробности этого печального происшествия? — поинтересовалась Изиса. — Я помню, что однажды на прогулке мы встретили благородную Нейту, возвращавшуюся из царского дворца. Она была прекрасна, но казалась печальной и больной. — Да, в течение нескольких месяцев она все хворала. Это даже помешало ей присутствовать на большей части праздников, которые давал Хоремсеб. Но о ее смерти никто не знает ничего конкретного. Она отослала своих людей и осталась одна на террасе. На следующее утро на последней ступеньке лестницы нашли ее покрывало и пурпурную розу. Поскользнулась она или намеренно бросилась в реку? Кто может это сказать? Может быть, страх возвращения мужа, уже раз пронзившего ее кинжалом, толкнул ее на самоубийство? Если только она, подобно многим другим, не влюбилась в мемфисского чародея и исключительно в Ниле не собралась затушить свою страсть к нему, — насмешливо закончил Тутмес. При упоминании о пурпурной розе, найденной вместе с покрывалом после исчезновения Нейты, Нефтиса вздрогнула. От последнего же намека царевича она побледнела, и в ее зеленоватых глазах сверкнуло зловещее пламя. Через минуту она встала и вышла в сад, предоставив царевичу продолжать разговор с Изисой. Стремительно ускоряя шаги, она направилась к уединенной роще в конце сада. Здесь она бросилась на скамейку и опустила голову на скрещенные руки. Тысячи бурных мыслей овладели ею. Весть об исчезновении Нейты возбудила в ней смутное подозрение, но упоминание о пурпурной розе превратило это подозрение в уверенность. Прекрасная супруга Саргона не умерла. Она была похищена с той демонической ловкостью, которая никогда не оставляет следов преступления. Ее поглотили крепкие стены мемфисского дворца, который только чудом возвращает свои жертвы. Ведь и ее тоже считали утонувшей. При этой мысли дикая ревность сжала сердце Нефтисы, и у нее вырвался глухой стон. Наконец, девушка встала и откинула обеими руками золотистую массу волос. — Ненасытное чудовище, забавляющееся страданиями других и уничтожающее молодые жизни! Чары и любовь сковывают мои уста, — прошептала она. — У меня еще нет сил изменить тебе, но берегись, Хоремсеб! Если ты осмелишься пощадить жизнь Нейты, если ты подаришь ей хоть один луч своей опьяняющей любви — для тебя не будет жалости. Я выдам тебя ненависти всего Египта и уничтожу тебя, я предам тебя всем страданиям, которые ты готовишь другим. А истину я узнаю, даже если для этого мне придется пробраться в твой дворец. Теперь следует сказать несколько слов о персоне, позабытой в последних главах. Это Хартатеф. Помилованный благодаря ходатайству жрецов, он занял прежнее положение в Фивах. Восстановленный в почестях и звании, Хартатеф снова поселился в прекрасном дворце, который некогда выстроил, рассчитывая обзавестись новым хозяйством, и зажил в нем по — старому. Но его упорная и страстная любовь к Нейте не угасла. Только теперь, лишенный всякой надежды, Хартатеф скрывал свои чувства. Разумеется, он страстно хотел увидеть любимую женщину, но недомогание и замкнутость Нейты, а также его собственная служба все время мешали ему. Наконец, прощальный праздник Хоремсеба предоставил желанный случай. При виде Нейты, так странно изменившейся, но еще более прекрасной, гнев, страсть и отчаяние сжали его сердце. Он издали наблюдал за ней и стоял на дороге, когда Хоремсеб нес ее к носилкам. Ничто так не проницательно, как ревность. Из — под полуопущенных век князя Хартатеф уловил взгляд, поразивший его, как нож в сердце. Когда же он узнал о странном исчезновении Нейты, зародившееся подозрение заставило его связать эту загадочную утрату с Хоремсебом. Вдохновенный ревностью и страстью, Хартатеф почти угадал истину. Он не верил в смерть Нейты, но предполагал, что она похищена мемфисским чародеем. Нападать же открыто на родственника фараона лишь по подозрению было очень опасно. Хартатеф был чересчур благоразумным, чтобы снова рисковать своим общественным положением, но внезапной догадке остался верен. Он решил без шума производить розыски и, во что бы то ни стало проникнуть в тайну мемфисского дворца, Когда же он убедится, что Нейта у князя, он откроет истину царице. Со свойственным ему настойчивым терпением, принялся Хартатеф за дело, не подозревая, что за ним самим установлена тщательная слежка. Человек, следивший за ним, был Кениамун. Он тоже не верил в смерть Нейты, но подозревал в похищении бывшего жениха, безумная страсть которого была всем известна. Он считал, что Хартатеф способен добровольно или силой похитить и спрятать молодую красавицу, из ревности или из желания скрыть ее от мужа. Кениамун не знал, что его наблюдение за тайной деятельностью Хартатефа совершенно неожиданно наведет его на другой, очень важный след. Не зная ничего обо всех этих происшествиях, с сердцем, полным надежд и опасений, Саргон приближался к Фивам. Два тяжелых года, проведенных на каторге, сильно изменили его и физически и нравственно. Он вырос и похудел. Изнеженное тело стало от солнца бронзовым, и строгая, полная горечи складка придала лицу совершенно новое выражение. Несмотря на все снисхождения к нему, предписанные тайным приказом, несмотря на то, что он был избавлен от бесчеловечного обращения и от невыразимых лишений, выпавших другим осужденным, Саргон не раз думал, что умрет под гнетом этого существования, лишенный всего, к чему привык. Но желание жить и надежда, вселенная в сердце обещанием Нейты, поддерживали его и давали мужество ждать, пока доброта Хатасу не вызволит его. Освобождение пришло раньше, чем он ожидал. Гонец, привезший акт о помиловании Саргона и нескольких других несчастных, вручил ему также записку от Сэмну, извещавшую, что с согласия его супруги в указанном месте его будет ждать лодка с людьми, снабженная всем, что ему может понадобиться. Воспрянувший от радости Саргон тотчас же отправился в дорогу. Но реакция была слишком сильной. По дороге он опасно заболел и на протяжении нескольких недель находился между жизнью и смертью. Однако уход доброго старого жреца и жизненные силы юности победили болезнь. Молодой хетт поправился и, как только позволили силы, продолжил свой путь. Путешественники быстро продвигались вперед, так как двадцать гребцов менялись каждые два часа. Лежа на подушках в тени маленького навеса, Саргон целыми часами мечтал, стараясь представить себе, какой будет их первая встреча с Нейтой, как она примет его и как сложится их будущая супружеская жизнь. Возбуждение, поддерживавшее его во время несчастья, теперь, когда все было кончено, упало. Он не сомневался, что Нейта сдержит свое обещание, данное во имя Гаторы, и примет его как своего супруга. Присланная лодка доказывала это. Уже наступила ночь, когда они приближались к Мемфису. Вдруг внимание Саргона привлекла необыкновенно роскошная лодка, освещенная красным фонарем и украшенная на носу золоченым сфинксом с пурпурными глазами. — В Мемфис приехал наш славный фараон Хатасу? — спросил он, поспешно вставая. Прежде чем кто — нибудь из людей успел ему ответить, таинственная лодка, будто летевшая по воде, поравнялась с лодкой Саргона. И тот с удивлением увидел лежавшего на подушках необыкновенно красивого молодого человека, сверкавшего драгоценностями. Лицо его было неподвижно, как у статуи. Жили, казалось, одни только черные сверкающие глаза, в которых мерцало мрачное высокомерие. Тяжелый и странный взгляд холодно скользнул по Саргону. Затем обе лодки разъехались, быстро удаляясь друг от друга. — Кто это был? — спросил Саргон, стараясь отогнать неприятное впечатление, оставшееся от красивого незнакомца. — Это князь Хоремсеб, господин, — ответил один из матросов. — Очень досадно, что мы его встретили. У него дурной глаз, и он приносит несчастье всем, кому встречается. Не смейся, господин. То, что я говорю, известно всем. Может быть, сам благородный Хоремсеб и не знает, что приносит гибель. Он ведет очень уединенную жизнь и выходит только по ночам. Но когда он приезжал последний раз в Фивы, там случались всякие несчастья. — Какого рода? — спросил царевич. — Всевозможные смерти. Особенно женщины подвержены его дурному глазу. Ими овладевает безумная любовь к нему, и они кончают жизнь самоубийством. Это и случилось с несколькими девушками из самых благородных семейств. И матрос назвал несколько жертв чародея. Без всякой видимой причины, внезапная тоска защемила сердце Саргона. Этот странный и обольстительный человек был в Фивах, и Нейта должна была его видеть. Избежала ли она рокового влияния, разрушившего столько невинных жизней? Такая молодая, предоставленная самой себе и связанная с нелюбимым мужем, она легко могла поддаться его чарам. Эта мысль, зародившись в возбужденном уме хетта, стала навязчивой. Он не мог отделить образ Нейты от образа чародея. Ненависть и ревность к Хоремсебу душили его, и он хотел бы иметь крылья, чтобы скорей приехать домой. Солнце уже село, когда лодка наконец подошла к долгожданной цели. Стоя на носу, Саргон жадно вглядывался в темноту. Он уже различал массивные контуры своего дворца, лестницу и гранитных колоссов, стороживших вход на террасу. Сердце хетта разрывалось. В нем боролись воспоминания о прошлом и опасения за будущее. Когда лодка причалила, Саргон выскочил на ступеньки, не дав времени пристать. Его волновало только одно: увидеть Нейту. Почти бегом прошел он пустую террасу, затем несколько темных молчаливых комнат и в удивлении остановился. Что означают эта пустота и молчание, в которое было погружено все здание? С болью в сердце он пошел дальше впотьмах, не в состоянии объяснить отсутствие слуг, обычно заполнявших дворец. Наконец он вышел во внутренний двор, освещенный факелами, и увидел нескольких рабов. Они собрались у фонтана и шумно разговаривали. Навстречу ему выбежала старая кормилица Бэки, испуская жалобные стоны. Одежда ее была разорвана, растрепанные волосы запачканы пеплом и грязью. Она бросилась к Саргону и, обхватив его колени, отчаянно запричитала: — О, господин! В несчастный час ты возвращаешься домой. Та, кого ты ищешь, Нейта, радость твоего сердца, солнышко этого дворца, умерла! Царевич хрипло вскрикнул и схватился за голову. Удар был силен для его истощенного организма. Он пошатнулся и упал бы, если б слуги не поддержали его. Саргон лежал молча, с закрытыми глазами, по — видимому, без чувств. А между тем, несчастный молодой человек не потерял сознания. Лихорадочная концентрация на одной мысли делала его ум и тело неподвижными. «Нейта умерла!» — от этой мысли рушилось будущее, о котором он мечтал и которое поддерживало его до сих пор. Ужасная действительность подавляла его, причиняя душе почти физическую боль. Мало — помалу размышление внесло свет в этот хаос отчаяния. Отчего могло умереть это юное создание, полное жизни, сил и здоровья? Неожиданно рядом со светлым образом Нейты, какой рисовало ему воспоминание, перед ним возникла мрачная тень мемфисского чародея, этого губителя женщин. — О — о–о! Все подтверждает мои опасения. Нейта не умерла — ее похитили! И я знаю, где найти ее: сердце подсказывает мне это. В последующие дни Саргон увиделся с Сэмну и был принят царицей, которая отнеслась к нему с большой добротой. Речь шла о Нейте, но царевич услышал только то, что ему было уже известно. После этого Саргон несколько дней сидел, запершись в своем дворце. Затем у него появилось желание увидеть Роанту, поговорить с той, кто считался ближайшей подругой его жены. Когда он приехал, супруга Хнумготена была одна со своим братом. Она жалела Саргона и приняла его по — дружески. Но в душе Ромы при виде царевича поднялась целая буря противоречивых эмоций. Честный, чистый и великодушный до глубины души жрец почувствовал ревность, жалость и угрызения совести перед супругом Нейты. Ничего не подозревая, Саргон без всякой задней мысли пожал руку своему счастливому сопернику: — Нейта не умерла, — сказал он. — Меня убеждает в этом голос сердца, который никогда не ошибается. Она была похищена, и я найду ее. Терпеливо и настойчиво я буду следить и искать, пока не нападу на след и не обличу бесчестного похитителя. Только скажи мне одну вещь, Роанта. В Фивы приезжал человек, роковой взгляд которого насмерть поражал сердца женщин. Этого мемфисского чародея Нейта хорошо знала? Услышав это, Рома вздрогнул, как от удара молнии, и прижал руку ко лбу, внезапно покрывшемуся потом. Он вспомнил слова Нейты во время их последнего свидания: «Спаси меня от меня самой, Рома! Твоя чистая любовь прогонит другую. Та любовь — это пламя, которое не греет, но жжет, уничтожает и убивает!» Она имела в виду не Саргона. Неужели он ослеп, если подумал только о хетте? Роанта тоже смертельно побледнела и, с трудом преодолев себя, сказала, покачав головой: — Берегись, Саргон, нападать на Хоремсеба на основании таких неопределенных предположений!.. Не забывай, что этот могущественный человек — член царского рода, и опасно вторично рисковать жизнью и свободой. — Я знаю, насколько ненадежны состояние и положение побежденного и военнопленного! Два года унижений и мук сделали мне жизнь ненавистной, — с горечью ответил Саргон. — Однако, я последую совету, Роанта, и буду осторожен, так как не хочу умереть не отомщенным. |
||
|