"Барабаны Томбалку" - читать интересную книгу автора (Говард Роберт Эрвин, де Камп Лайон Спрэг)

1

Трое мужчин сидели на корточках около ямы с водой. Закат окрасил пустыню в темно-коричневый и красный цвета. Один из мужчин был белым, его звали Амальрик. Двое других — Гобир И Саиду — были гханатами, их лохмотья едва прикрывали жилистые черные тела. Склонившись над ямой с водой, они напоминали стервятников.

Неподалеку верблюд шумно пережевывал жвачку. Пара уставших лошадей тщетно тыкались мордами в голый песок. Люди невесело жевали сушеные финики. Чернокожие были заняты только тем, что двигали челюстями, а белый время от времени бросал взгляд на пасмурное красное небо или вдаль, на однообразную равнину, где сгущались тени. Он первый заметил всадника, который подскакал к ним и натянул поводья с такой силой, что лошадь встала на дыбы.

Всадник был гигантом, цвет кожи которого, чернее чем у тех двоих, так же как его полные губы и вывернутые ноздри, указывал на значительное преобладание негритянской крови. Его широкие шаровары из шелка, собранные на голых щиколотках, поддерживались широким поясом, несколько раз обернутым вокруг огромного торса. На поясе висел расширяющийся на конце ятаган, которым могли бы орудовать одной рукой очень немногие. С этим ятаганом всадник прославился повсюду, где бывали темнокожие сыны пустыни. Это был Тилутан, гордость гханатов.

Через его седло была переброшена фигура, которая скорее свисала, чем лежала. При виде сияния бледного тела у гханатов вырвался вздох сквозь стиснутые зубы. Это была белая девушка. Она свисала лицом вниз, переброшенная через луку седла Тилутана. Ее распущенные волосы ниспадали на стремя черной волной.

Черный гигант усмехнулся, блеснув белыми зубами, и небрежно сбросил свою пленницу на песок. Там она и осталась лежать. Девушка была без сознания. Гобир и Саиду инстинктивно обернулись к Амальрику, а Тилутан наблюдал за ним, сидя в седле: трое чернокожих людей против одного белого. Появление на сцене белой женщины внесло в обстановку неуловимую перемену.

Амальрик был единственным, который, казалось, не обратил внимания на напряжение. Он с отсутствующим видом откинул со лба прядь светлых волос и равнодушно глянул на безвольно распростертую фигуру девушки. Если в его серых глазах и промелькнул мимолетный блеск, остальные этого не заметили.

Тилутан спрыгнул с лошади, презрительно бросив поводья Амальрику.

— Позаботься о лошади, — сказал он. — Клянусь Джхилом, я не нашел песчаную антилопу, зато нашел эту девушку. Она шла через пески, шатаясь, и упала как раз когда я приблизился. Убирайтесь отсюда, шакалы, и дайте мне напоить ее.

Огромный чернокожий положил девушку рядом с ямой и принялся омывать ее лицо и руки. Он попытался влить несколько капель воды в ее запекшиеся губы. Наконец она застонала и пошевелилась. Гобир и Саиду сидели на корточках, держа руки на коленях, и пожирали девушку глазами из-за крепкого плеча Тилутана. Амальрик стоял поодаль. Казалось, его мало интересует происходящее.

— Она приходит в себя, — объявил Гобир.

Саиду не сказал ничего, но облизнул толстые губы.

Амальрик окинул бесстрастным взглядом распростертое тело — от изодранных сандалий до блестящих распущенных черных волос, раскинувшихся пышной гривой. Единственной одеждой девушки было шелковое платье, перехваченное в талии поясом. Оно оставляло ее руки, шею и часть груди открытыми. Подол платья был на несколько дюймов выше колен. Гханаты жадно впились взглядами в обнаженные части тела девушки. Очертания ее фигуры были мягкими, почти детскими в своей мягкости, но округленные нарождающейся женственностью.

Амальрик пожал плечами.

— Кто следующий после Тилутана? — беспечно спросил он.

К нему повернулась пара удлиненных голов; налитые кровью глаза вытаращились. Затем чернокожие повернулись и уставились друг на друга. Внезапное соперничество вспыхнуло между ними подобно молнии.

— Не вздумайте подраться, — заметил Амальрик. — Бросьте кости.

Он сунул руку под свою изодранную тунику и бросил перед ними на песок пару костей. Лапа-клешня сгребла их.

— Ага! — согласился Гобир. — Мы бросим кости — после Тилутана, победителя.

Амальрик бросил взгляд на черного гиганта, который все еще был склонен над своей пленницей, возвращая жизнь в ее истощенное тело. В тот миг, когда Амальрик посмотрел на нее, ее глаза, обрамленные длинными ресницами, открылись. Глубокие фиолетовые глаза потрясенно уставились в злобное лицо чернокожего. С толстых губ Тилутана сорвалось громкое восторженное восклицание. Выхватив из-за пояса флягу, он приложил ее к губам девушки. Она механически выпила вино. Девушка удивленно осматривалась. Амальрик избегал встретиться с ней взглядом. Он был единственным белым в компании троих чернокожих, каждый из которых был равен ему силой.

Гобир и Саиду склонились над костями. Саиду зажал кости в кулаке, пошептал над ними для удачи, потряс и бросил. Две головы с ястребиными чертами лиц склонились над кубиками, которые еще кружились. Свет уже был очень слабый. Одновременно с их движением Амальрик выхватил оружие и нанес удар. Лезвие прошло сквозь худую шею, рассекло трахею. Голова Гобира повисла на куске кожи. Он упал на кости, заливая все кровью.

Саиду мгновенно, с отчаянной быстротой пустынного жителя, вскочил на ноги, выхватил клинок, свирепо бросился на убийцу и занес ятаган над его головой. Амальрик едва успел поднять меч и встретить удар. Ятаган со свистом обрушился на меч белого человека. Амальрик не сумел противостоять силе удара; его собственный меч стукнул его по голове так, что он зашатался и уронил оружие. Придя в себя, он обхватил Саиду обеими руками, заставляя его драться в ближнем бою, в котором ятаган оказался бы бесполезен. Под драными лохмотьями пустынного жителя худощавое тело было крепким, как сталь.

Тилутан, мгновенно сообразив, что происходит, отбросил девушку в сторону и с ревом вскочил на ноги. Он бросился к дерущимся, как разъяренный бык. Огромный ятаган сверкал в его руке. Амальрик увидел, что тот приближается, и похолодел от ужаса. Саиду дергался и извивался. Ему мешал ятаган, который он все еще тщетно пытался использовать против Амальрика. Ноги их переплетались, топча песок; тела сплелись друг с другом. Амальрик стал топтать обутыми в сандалии ногами босые ноги противника и почувствовал, как у того захрустели кости. Саиду взвыл и конвульсивно согнулся. Они оба накренились, как пьяные, в тот самый момент, когда Тилутан нанес чудовищный удар, вложив в него всю мощь своих мышц. Амальрик почувствовал, как сталь оцарапала ему внутреннюю часть руки и глубоко вошла в тело Саиду. Тощий гханат испустил вопль агонии. Его смертные судороги вырвали его тело из хватки Амальрика.

Тилутан проревел яростное проклятие, выдернул ятаган из тела Саиду и отшвырнул умирающего прочь. Прежде чем он успел ударить снова, Амальрик, который весь покрылся мурашками от страха перед огромным кривым ятаганом, сцепился с Тилутаном врукопашную.

Отчаяние охватило Амальрика, когда он ощутил, насколько могуч негр. Тилутан был умней, чем Саиду. Он бросил ятаган и с ревом схватил Амальрика за горло обеими руками. Огромные черные пальцы сомкнулись как железо. Амальрик тщетно пытался разомкнуть хватку. Гханат прижал его к земле своим чудовищным весом. Он тряс своего не такого массивного противника, как собака треплет крысу. Он со страшной силой бил Амальрика головой о песок. Словно в кровавом тумане Амальрик видел яростное лицо негра, толстые губы, искривленные в свирепой ухмылке ненависти, блестящие зубы.

— Ты хочешь ее, белый пес! — рявкнул гханат, обезумевший от ярости и похоти. — Аррх! Я сверну тебе шею! Я разорву тебе глотку! Я… где мой ятаган? Я отрежу тебе голову и заставлю девку ее целовать!

Последний раз бешено ударив Амальрика головой о плотный, слежавшийся песок, Тилутан в приступе безумной жажды убивать приподнял противника и бросил его оземь. Затем чернокожий вскочил, отбежал, наклонился и поднял свой ятаган с песка — широкий полумесяц стали. Завывая в свирепом возбуждении, он повернулся и бросился на противника, потрясая оружием. Амальрик — оглушенный, потрясенный, едва живой после таких ударов — поднялся ему навстречу.

Пояс Тилутана развязался в драке и теперь конец пояса свисал до земли. Чернокожий запутался в поясе, споткнулся и растянулся на земле, раскинув руки, чтобы не разбить голову. Ятаган вылетел у него из руки.

Амальрик с невероятной быстротой схватил ятаган обеими руками и, пошатнувшись, ступил вперед. У него было темно в глазах. Пустыня плыла у него перед глазами. Он увидел, словно в тумане, как лицо Тилутана исказилось в предчувствии судьбы. Негр широко открыл рот, глаза его закатились, сверкнув белками. Он замер, опираясь на одно колено и одну руку, словно не в силах пошевелиться. Затем ятаган опустился, расколов круглую голову до самого подбородка. У Амальрика осталось смутное впечатление черного лица, которое рассекает красная полоса. Полоса расширяется, и вся картина тонет в сгущающихся сумерках. Затем темнота окончательно сомкнулась вокруг него и увлекла его за собой.

Что-то холодное и мягкое касалось лица Амальрика с нежной настойчивостью. Он слепо пошарил вокруг, и его рука наткнулась на что-то теплое, твердое и упругое. Понемногу к нему вернулось зрение, и он увидел перед собой мягкое овальное лицо, обрамленное роскошными черными волосами. Словно в трансе, он безмолвно смотрел, жадно впитывая все детали: полные алые губы, темно-фиолетовые глаза, кожа цвета алебастра. Внезапно он с удивлением понял, что видение говорит с ним нежным, мелодичным голосом. Слова были незнакомыми, и все же показались ему странно, ускользающе знакомыми. В маленькой белой руке был зажат мокрый обрывок шелка, которым девушка осторожно вытирала его лицо и лоб. Он чувствовал биение пульса с висках. Амальрик неуверенно поднялся и сел.

Была ночь. Ночь под небом, забрызганным звездами. Верблюд продолжал жевать свою жвачку; лошадь беспокойно заржала. Неподалеку лежала скорчившаяся фигура с отрубленной головой, посреди ужасного месива из крови и мозгов.

Амальрик посмотрел на девушку, которая стояла на коленях рядом с ним и говорила что-то на своем мягком неведомом языке. Когда мысли его прояснились, он начал понимать ее. Обратившись к полузабытым языкам, которые он выучил и на которых говорил в прошлом, он вспомнил язык, который учил, будучи студентом в южной провинции Коса.

— Кто… ты… есть, девушка? — спросил он медленно, запинаясь. Он сжал ее маленькую руку своими окрепшими пальцами.

— Я Лисса. — Имя ее звучало с легким пришептыванием. Словно шорох ручья о гальку. — Я рада, что ты пришел в себя. Я боялась, что ты умер.

— Еще немного, и мне бы не жить, — пробормотал он, бросив взгляд на страшную фигуру, которая недавно была Тилутаном.

Девушка вздрогнула и не стала смотреть в ту сторону. Рука ее задрожала. Они были так близко друг от друга, что Амальрику показалось, что он различает, как забилось ее сердце.

— Это было ужасно, — слабо выговорила она. — Как страшный сон. Ярость, драка, кровь…

— Могло быть и хуже, — буркнул он.

Она, похоже, улавливала малейшие перемены голоса или настроения. Ее свободная рука робко подкралась к его руке.

— Я не хотела обидеть тебя. Это было очень смело с твоей стороны — рискнуть жизнью ради незнакомки. Ты столь же благороден, как северные рыцари, о которых я читала.

Он бросил на нее быстрый взгляд. Ее широко открытые ясные глаза встретились с его глазами. В них отражалась только та мысль, которую она высказала. Амальрик начал говорить, но передумал и сказал не то, что собирался сначала.

— Что ты делаешь в пустыне?

— Я пришла из Гэзела, — ответила она. — Я… Я убежала. Я больше не могла это выдержать. Но мне было жарко, и одиноко, и я так устала, и я видела только песок, посек, песок, да еще слепящее голубое небо. Песок жег мне ноги, а мои сандалии быстро истрепались. Меня мучила жажда, а фляга с водой слишком быстро опустела. Я решила вернуться в Гэзел, но все направления выглядели одинаково. Я не знала, куда идти. Я страшно испугалась и побежала в том направлении, где, как мне казалось, был Гэзел. После этого я почти ничего не помню. Я бежала до тех пор, пока уже не смогла бежать.

Должно быть, я некоторое время лежала на обжигающем песке. Помню, как я вставала и шла вперед, шатаясь. Под конец мне показалось, что я услышала крик и увидела, как ко мне скачет черный человек на черной лошади. Больше я ничего не помню до тех пор, пока я не очнулась, лежа головой на бедре этого человека, который поил меня вином из фляги. Затем были крики и драка… — Она задрожала. — Когда все кончилось, я подобралась туда, где ты лежал, как мертвый, и постаралась привести тебя в чувство.

— Почему? — спросил он.

Она растерялась.

— Почему? — переспросила она. — Ну как же… Ты был ранен, и… ну, любой бы на моем месте так поступил. Кроме того, я поняла, что ты дрался, защищая меня от этих чернокожих. Люди в Гэзеле всегда говорили, что черные злы и причинят вред беззащитному человеку.

— Это касается не только черных, — пробормотал Амальрик. — Где находится этот Гэзел?

— Где-то недалеко, — ответила она. — Я шла целый день, и я не знаю, как далеко меня увез чернокожий от того места, где он меня нашел. Но он нашел меня примерно на закате, так что это было недалеко.

— В каком направлении? — спросил Амальрик.

— Не знаю. Я шла на восток, когда покинула город.

— Город? — пробормотал он. — На расстоянии дня пути отсюда? Я думал, что вокруг только пустыня на тысячи миль.

— Гэзел расположен посреди пустыни, — ответила девушка. — Он построен среди пальм в оазисе.

Отстранив девушку, Амальрик поднялся на ноги. Он негромко выругался, пощупав свое горло, кожа на котором была поцарапана и опухла. Он по очереди осмотрел троих чернокожих, и не обнаружил ни в одном из них признаков жизни. Затем он оттащил их одного за другим недалеко в пустыню. Где-то начали тявкать шакалы. Вернувшись к яме с водой, где терпеливо ждала девушка, сидя на корточках, Амальрик выругался: рядом с верблюдом осталась только черная лошадь Тилутана. Остальные лошади порвали свои путы и убежали во время драки.

Амальрик вернулся к девушке и протянул ей пригоршню сушеных фиников. Она жадно набросилась на них, а он сидел и наблюдал за ней. Растущее нетерпение пульсировало в его жилах.

— Почему ты убежала? — резко спросил он. — Ты рабыня?

— У нас в Гэзеле нет рабов, — ответила она. — Ах, я устала — так устала от вечного однообразия. Я хотела увидеть что-нибудь из внешнего мира. Скажи мне, из какой страны ты пришел?

— Я родился в западных холмах Аквилонии, — ответил он.

Она захлопала в ладоши, как обрадованный ребенок. — Я знаю, где это! Я видела твою страну на картах. Это самая западная страна гиборейцев, и ей правит король Эфей, Машущий мечом.

Амальрик испытал основательное потрясение. Он дернул головой и уставился на девушку.

— Эфей? Но Эфей мертв уже девять сотен лет. Нашего короля зовут Вилерус.

— Ах, конечно, — сказала она в замешательстве. — Какая я глупая. Разумеется, Эфей был королем девятьсот лет назад, как ты говоришь. Но расскажи мне — расскажи мне все о мире!

— Ну, это не так-то просто! — ответил он, не смутившись. — Ты не путешествовала?

— Это первый раз, когда я вышла за стены Гэзела, — объявила она.

Амальрик не отводил взгляд от ее округлой белой груди. В настоящий момент его не очень интересовали ее приключения. Этот Гэзел, откуда она пришла, мог быть хоть Адом, Амальрика это мало заботило.

Он начал говорить; затем, переменив намерение, грубо схватил ее в объятия. Мускулы его напряглись, так как он ожидал сопротивления с ее стороны. Но она не противилась. Ее мягкое, податливое тело лежало поперек его коленей, и она смотрела на него снизу вверх с легким удивлением, но без страха и без замешательства. Как будто она была ребенком, которому предложили поиграть в незнакомую игру. Что-то в ее прямом взгляде смутило его. Если бы она кричала, плакала, боролась или знающе улыбнулась, он бы знал, как с ней обращаться.

— Кто ты такая, во имя Митры? — грубо спросил он. — Твоя кожа нетронута солнцем. Ты не играешь со мной. По твоей речи понятно, что ты не простая деревенская девушка, невинная в своем невежестве. И все же ты ничего не знаешь о мире и о том, как себя в нем ведут.

— Я — дочь Гэзела, — беспомощно ответила она. — Если бы ты увидел Гэзел, быть может, ты бы понял.

Он поднял ее и опустил на песок. Поднявшись, он принес покрывало с седла и расстелил для нее.

— Спи, Лисса, — сказал он голосом, хриплым от противоречивых чувств.

— Я хочу завтра увидеть Гэзел.


На рассвете они отправились в западном направлении. Амальрик усадил Лиссу на верблюда, показав ей, как поддерживать равновесие. Она вцепилась в седло обеими руками. Очевидно о верблюдах она тоже ничего не знала. Это снова удивило юного аквилонца. Девушка выросла в пустыне и никогда до сих пор не ездила на верблюде; так же как до вчерашнего дня она не ездила и ее не возили на лошади.

Амальрик смастерил для нее что-то вроде плаща. Она надела плащ без разговоров, не спросив, откуда он взялся — как принимала все, что Амальрик делал для нее, благодарно и слепо, не спрашивая о причинах. Амальрик не сказал ей, что защищающий ее от солнца шелк прежде покрывал черную кожу ее похитителя.

Когда они выступили в путь, она снова попросила его рассказать ей что-нибудь о мире — как ребенок, который просит сказку.

— Я знаю, что Аквилония расположена далеко от этой пустыни, — сказала она. — Между ними лежит Стигия, и земли Шема, и другие страны. Как случилось, что ты здесь, так далеко от родной страны?

Некоторое время он ехал молча. Повод верблюда был в его руке.

— Аргос и Стигия воюют между собой, — резко сказал он. — Кос тоже был впутан в войну. Кос предложил одновременное вторжение в Стигию. Аргос собрал армию наемников, которые сели на корабли и отправились на юг вдоль берега. Одновременно армия Коса должна была вторгнуться в Стигию по суше. Я был наемником в армии Аргоса. Мы встретились со стигийским флотом и победили его, отбросив обратно в Шем. Мы должны были высадиться, ограбить город и продвигаться вверх по Стиксу, но наш адмирал был осторожен. Командовал нами принц Запайо да Кова, зингаранец.

Мы шли на юг, пока не достигли поросших джунглями берегов Куша. Там мы высадились. Корабли стали на якорь, а армия направилась на восток, вдоль границы Стигии. По дороге мы жгли и мародерствовали. Мы собирались повернуть на север в определенной точке и ударить в сердце Стигии, соединившись с силами Коса, которые продвигались вниз с севера.

Затем разошлась весть, что нас предали. Кос заключил сепаратный мир со Стигией. Стигийская армия продвигалась на юг, чтобы перехватить нас. В это время вторая армия уже отрезала нас от берега.

Принц Запайо в отчаянии предпринял безумную попытку направиться на восток, в надежде обогнуть стигийскую границу и добраться до восточных земель Шема. Но армия с севера перехватила нас. Нам пришлось драться.

Мы сражались весь день, разбили их наголову и отбросили назад, в их лагерь. Но на следующий день нас догнала армия с запада. Наша армия оказалась зажатой меж двух врагов и перестала существовать. Мы были разбиты, уничтожены, разгромлены. Бежать удалось немногим. Когда настала ночь, я бежал вместе с моим товарищем, киммерийцем по имени Конан — зверь, а не человек, и силен как бык.

Мы отправились верхом на лошадях на юг, в пустыню, так как больше бежать было некуда. Конан раньше уже бывал в этих краях и считал, что у нас есть шанс выжить. Далеко к югу мы нашли оазис, но за нами гнались стигийские всадники. Мы снова бежали, от оазиса к оазису, мучимые голодом и жаждой, пока не оказались в совершенно пустой незнакомой земле, где не было ничего, кроме нещадно палящего солнца и голого песка. Мы скакали, пока наши лошади не стали спотыкаться, а мы сами были в полубреду.

Затем однажды ночью мы увидели костры и направились к ним. Мы шли на риск в отчаянной надежде, что сможем подружиться с этими людьми. Как только мы приблизились, нас встретил дождь стрел. Лошадь Конана была подстрелена и упала, сбросив своего всадника. Должно быть, он сломал шею, потому что он упал и больше не шевелился. Каким-то образом мне удалось скрыться в темноте, хотя моя лошадь пала подо мной. Я только мельком видел тех, кто атаковал нас — высокие, худые, темнокожие люди, одетые в странные варварские одежды.

Я странствовал пешком по пустыне и наткнулся на этих трех стервятников, которых ты видела вчера. Это были настоящие шакалы — гханаты, люди из племени грабителей, смешанной крови — потомки негров и Митра знает, кого еще. Единственная причина, по которой они меня не убили была в том, что у меня не было ничего, что им хотелось бы заполучить. В течение месяца я бродил и воровал вместе с ними, потому что мне больше ничего не оставалось делать.

— Я не знала, что дела обстоят так, — пробормотала она. — Говорили, что во внешнем мире царит жестокость, ведутся войны, но это все казалось мне таким далеким, как в сказке. Когда ты рассказал мне о предательстве и битвах, я почти увидела это.

— На Гэзел никогда не нападали враги? — спросил Амальрик.

Девушка покачала головой.

— Люди не приближаются к Гэзелу. Иногда я видела черные точки, которые цепью двигались на горизонте. Старики говорили, что это армии движутся на войну. Но они никогда не подходили близко к Гэзелу.

Амальрик почувствовал смутное беспокойство. Эта пустыня, которая казалась совершенно безжизненной, все же служила местом обитания свирепейших племен: гханатов на востоке; тибу, которые, как он считал, обитали дальше к югу; где-то на юго-западе располагалась полумифическая империя Томбалку, которой правила дикая варварская раса. Казалось странным, что город посредине этой дикой земли все настолько обходили стороной, что одна из его жительниц даже не знала, что такое война.

Амальрик отвернулся. Его одолевали странные мысли. Почему девушка такая белокожая, не загоревшая? Может быть, она демон в человеческом обличье, вышедший из пустыни, чтобы заманить его куда-нибудь и обречь ужасной судьбе? Одного взгляда на нее, по-детски прижавшуюся к седлу, хватило, чтобы развеять подобные мысли. Затем его снова одолели сомнения. Может быть, она его околдовала? Наложила на него чары?

Они постепенно продвигались на запад, остановившись только пожевать фиников и напиться воды в середине дня. Чтобы защитить девушку от палящего солнца, Амальрик устроил скромный навес, использовав свой меч, ножны и покрывала с седел. Измученную ездой на неровно шагающем верблюде девушку пришлось снимать на руках. Когда он вновь почувствовал чувственную сладость ее нежного тела, его охватила пульсация страсти. Он на мгновение застыл в неподвижности, отравленный ее близостью, прежде чем положить ее на землю в тени импровизированного навеса.

Он почти разгневался, когда она прямо встретила его взгляд, когда с невинной покорностью доверила свое юное тело его рукам. Как будто она ничего не знала о вещах, способных причинить ей вред. Ее наивное доверие вызывало в нем стыд и беспомощный гнев.

Когда они ели, Амальрик не чувствовал вкуса фиников, которые жевал. Он пожирал глазами девушку, жадно впитывая все детали ее гибкой юной фигуры. Она, казалось, не осознавала его внимания, словно ребенок. Когда он снова поднимал ее на верблюда, и она инстинктивно обняла его руками за шею, он задрожал. Но он усадил ее в седло, и они продолжили путь.