"Его пленённая леди" - читать интересную книгу автора (Грейси Анна)

Глава 17

Эванс привел Гарри в ту часть Лондона, где тот никогда не бывал, в какой–то отдалённый уголок рядом с доками. Узкие улицы кишели маленькими оборвышами, нищими, проститутками и были завалены отбросами. Старые, покосившиеся здания словно росли, как грибы, а не строились людьми: дома были мрачными, грязными и убогими.

Гарри всегда ненавидел города, и это неприглядное место служило лучшим свидетельством, почему он всё ещё держался подальше от них. Милостивый Боже, как люди могут так жить?

И как кто–то мог притащить сюда ребёнка?

– Мерзкое местечко, чтобы здесь жить, как есть, мерзкое, сэр, – произнёс Эванс, словно читая мысли Гарри. – Моя матушка в Уэльсе живёт, вот куда бы я забрал малютку. Любит она ребятишек, матушка моя. Нас у неё ведь восьмеро было, знаете ли.

Эванс вёл Гарри дальше в паутину пересечённых улиц, и наконец путники очутились в узком переулке.

– Вон там, – сказал Эванс.

Переулок был слишком тесным, чтобы могла пройти лошадь.

– Подожди здесь и присмотри за лошадьми, – приказал ему Гарри. – Который дом?

– Последний в самом конце, никак не проскочите дальше. Ступайте и взберитесь по лестнице до самого верху, там дверь такая зелёная. – Эванс послал Гарри иронический взгляд: – Спросите «Мамашу».

Дом окружало зловоние. Стараясь не вдыхать глубоко, Гарри поднялся по шаткой лестнице и постучал в зелёную дверь.

Та со скрипом отворилась, и на него уставился глаз. Голос произнёс:

– Туточки джен’льмен, мэм.

– Дай–ка гляну.

Другой глаз сменил первый, затем, заскрипев, дверь отворилась пошире. Грузная грязная женщина в платье с низким вырезом оглядела Гарри с ног до головы. Она одёрнула пониже вырез и понимающе взглянула на него.

– Чем могу служить, красавчик мой?

От неё несло джином.

У Гарри замутило в животе. Он холодно ответил:

– Я тут поговорить хотел с «Мамашей» насчёт ребёнка.

Женщина закудахтала:

– Ну, так вы пришли туда, куда надо, дорогуша. Я и есть Мамка. А младенцев здесь полным–полнёхонько.

Она отступила и жестом пригласила его внутрь.

Пол был завален всевозможной тарой: ящики для рыбы, коробки для хранения яиц, небольшой сундук с крышкой, даже один или два рассохшихся старых ящика от комода – всё, что можно было бы приспособить как кроватку для ребёнка. Ящики были выстланы соломой. И в каждом из них лежал младенец, в некоторых – по двое, размещённых валетом.

Гарри обуздал гнев. Он здесь лишь затем, чтобы найти только одно дитя – Тори. Впрочем, позже он предпримет что–нибудь по отношению к этому месту.

– Что ж вы желаете, дорогуша? Вот энти заняты – их мамашки работают.

Она устало взмахнула рукой.

 «Ни одна мать, будь у неё выбор, не оставила бы дитя в таких условиях, если только её не довели до отчаяния», – подумал Гарри.

 «Мамаша» показала жестом:

– Сиротки вот здесь. Выбирайте сами.

Господи милосердный, они что, продаются?

Он сухо произнёс:

– Я ищу малютку, которую принесли сюда в конце октября. Она была в корзине, выстланной белым атласом.

– О, да, помню я ту корзину. Но её у нас больше нет.

По спине Гарри пробежал мороз.

– Вы хотите сказать, что она умерла?

Толстуха захихикала, словно он отпустил забавную шутку:

– Бог с вами, сэр. Нет, мы продали корзину и хорошенькую одежонку. А девчонка–то вон там. – Она показала в сторону сироток. – Тильда, покажи–ка джен’льмену свою питомицу.

Молодая женщина, на вид слабоумная идиотка, повела Гарри в другое помещение. В комнатушке находились три ящичка.

– То вот два мальчишки, а эта вон моя малюточка, – пояснила девушка и показала рукой.

Девочка тихо лежала в коробке из–под яиц, завёрнутая в тряпье. Всё, что Гарри мог разглядеть в темноте, – это её глаза, таращившиеся на него. Он не мог разобрать, какого они цвета, но Гарри вдруг уверился, что, должно быть, они цвета чистого хереса, в точности как у её матери.

После долгих поисков наконец–то перед ним была Тори.

– Она моя маленькая питомица, вот она кто, – причитала девушка. – Хочешь кушать, миленькая?

Она бережно вынула младенца из вороха вонючей соломы, оттянула корсаж и подала малышке набухшую грудь. Девушка была не такой уж чистой, и первым побуждением Гарри явилось желание остановить её, но потом он понял, что, возможно, только благодаря ей, этой простой девушке, Тори выжила в таком месте.

Пока Тори насыщалась, Тильда раскачивалась и тихо напевала:

– Моя малышка умерла, так вот, но потом появилась она, такая вся чистенькая и хорошенькая. Моя маленькая питомица, правда, моя миленькая?

Взгляд Гарри с любопытством остановился на двух других ящиках. Откуда взялись эти два маленьких оборвыша, которых отринуло человечество?

Милостью божьей ему самому не довелось так лежать. Не окажись Барроу не способным вынести вид заброшенного и избитого маленького мальчика и не забери его, только Бог знает, что могло бы стать с Гарри.

Гарри подождал, пока Тори досыта наестся.

– Теперь я её забираю, – обратился он к девушке, пока та трясла ребенка, прислонив к плечу. Девушка, казалось, расстроилась.

– С ней всё будет хорошо. Я забираю её обратно к матери. Но благодарю вас за то, что вы так хорошо заботились о ней.

Он взглянул на две маленькие фигурки в других ящиках.

– Я дам вам пять шиллингов, если вы накормите тех двоих так же, как кормили свою питомицу. И кое–кто придёт к вам через несколько недель и даст гинею, если мальчики будут к тому времени всё ещё живы. Вы можете сделать это для меня, Тильда?

Она кивнула и схватила монеты, украдкой поглядывая через плечо в другую комнату.

– Сейчас укутайте её потеплее. Я забираю её домой.

Тильда кивнула и завернула Тори в несколько грязных пелёнок.

– Ей нужна будет её маленькая кукла.

Гарри нахмурился:

– Какая кукла?

Девушка достала небольшую тряпичную куклу из коробки.

– Это её, моей питомицы.

– Замечательно. – Гарри сунул куклу в карман. – А сейчас дай её мне.

Он очень осторожно понёс малышку в другую комнату. Прежде ему не доводилось носить младенцев.

– Значит, вы её взяли, – произнесла женщина, которую звали «Мамашей». Она выставила грязную лапищу. – Это будет стоить двадцать соверенов.

– Что?

Она пожала плечами и добавила, как заправский барышник:

– Она здорова, хорошая такая мелкота. Почитай, и не плачет вовсе, так даже и лекарство ей не потребуется давать.

Гарри нахмурился:

– Лекарство?

В ответ женщина потянулась куда–то за стул и вытащила синюю бутыль.

– «Синяя отрава»[23], – пояснила она, обнажив в усмешке гнилые пеньки зубов. – Лучшее мамкино молоко, чтобы детки не плакали.

Она откупорила бутыль.

– Подходит для малышни и подходит для меня.

Потом сделала большой глоток, причмокнула и предложила бутылку Гарри.

Передёрнувшись, он отказался. Он довольно часто пил «синюю отраву» в задней комнате в боксерском клубе Джексона.

Гарри взглянул на женщину и вновь содрогнулся. Давать эту гадость детям – чёрт знает что!

Он знал, что так делалось. Кое–кто из следующих за армией давал своим детям немного джина или рома во время военных действий, чтобы тех утихомирить. Но поступки людей во время войны – это одно. Сейчас же совсем другое дело.

– Я не дам вам ни пенни, – заявил он женщине. – Этого ребёнка украли у её настоящей матери, и негодяй, забравший девочку, уже заплатил вам. Мы уходим.

Не обращая ни малейшего внимания на негодующий визг и поток брани, несущиеся ему вслед, пока он спускался по лестнице, Гарри вынес Тори на промозглую в декабре улицу. Там он вручил девочку Эвансу, взобрался на коня и забрал её назад. Было холодно, слишком холодно для ребёнка, завёрнутого всего лишь в тряпки. Гарри распахнул сюртук и закутал Тори, пристроив её на сгибе локтя.

– Поспешим, дорогая, давай поедем куда–нибудь и вымоем тебя.

Было слишком поздно возвращаться в Элверли. Слишком поздно и холодно.

– На ближайший приличный постоялый двор, – приказал он Эвансу.

* * *

Они отыскали постоялый двор, и Гарри приказал подать еды для себя и Эванса через час, а пока принести небольшую ванну и тёплую воду в его комнату.

Уже стемнело, но он послал Эванса попытаться раздобыть одежду для ребёнка и всё, в чём ещё могла нуждаться Тори. Благослови Господи миссис Эванс и её многочисленный выводок.

Гарри бережно уложил Тори на кровать и стал разматывать зловонные тряпки, в которые она была завёрнута. Несколько последних лоскутов присохли к её тельцу, и, когда он попытался снять их, она заплакала. И плакала. И плакала.

Это был душераздирающий плач. Гарри сходил с ума. Он не имел представления, что делать. Он осторожно взял её на руки. Без пелёнок она была такой крошечной и хрупкой, что он боялся что–нибудь повредить ей.

Одной рукой он обхватил Тори сзади за шейку, поддерживая головку, и прислонил малышку к плечу – он видел, как это делали женщины. Но она безутешно плакала.

– Ну, ну, – бормотал он, – вот увидишь, не так уж плохо будет, как только вымоем тебя, и станешь у нас чистенькой и хорошенькой.

Малышка продолжала кричать. Гарри ходил взад–вперёд, чувствуя, как растёт паника.

Появилась служанка с небольшой оловянной ванной и бидоном горячей воды.

– Слава тебе Господи, – с облегчением приветствовал её Гарри. Он протянул служанке девочку. – Она плачет. Что мне делать?

Девица отпрянула.

– Я не знаю, – произнесла она, – я ничего не понимаю в детях.

Она сгрузила ванну перед очагом, наполнила наполовину горячей водой и поставила бидон рядом.

– Она, наверно, просто есть хочет.

– Хочет есть? – переспросил Гарри. – Но ведь она ела пару часов назад.

Девица одарила его жалостливым взглядом:

– Она ведь ещё маленькая.

Гарри почувствовал себя идиотом. Ну, конечно же. Крошечные растущие создания всё время едят. Он знал это по щенкам и жеребятам, почему же не подумал то же самое о Тори?

– Молоко, – приказал он девице. – Достаньте для неё молока, немедленно.

Та глупо улыбнулась и вышла.

Гарри успокаивающе поглаживал Тори по спинке. Она продолжала вопить.

– Сейчас прибудет обед, – уговаривал он её. – Ждать совсем недолго.

Девица вернулась с молоком в фарфоровом сосуде странной формы, с дыркой с одной стороны и с носиком в виде соска с отверстиями на кончике. Молоко было тёплым.

– На ваше счастье у кухарки нашлась эта бутылочка, – пояснила служанка. – Кто–то оставил её несколько недель назад.

Гарри взял сосуд и осторожно попытался приложить носик к губкам Тори.

Ничего не произошло. Она разоралась ещё громче.

– Вам лучше всего сесть, – посоветовала девица.

Он сел на кровать и стал баюкать малышку на руках, качая и приговаривая. Потом сунул сосок в ротик. Она всё так же горько рыдала.

– Наклоните чуток, – вновь посоветовала горничная.

Гарри наклонил сосуд так, что несколько капель молока брызнули в рот малышке. Она продолжала плакать, но немного молока попало в ротик. Остальное стекло по подбородку. Гарри снова сунул ей бутылочку, но Тори отвернула от неё головку и продолжала рыдать.

– Кормили грудью, полагаю, – произнесла девица. Она получала удовольствие, наблюдая за его хлопотами.

– Я думал, вы ничего не знаете о детях, – осуждающе заметил Гарри.

– Я и не знаю, – решительно заявила та и вышла.

Он старался изо всех сил, держа малышку на руках, покачивая её, заталкивая в ротик сосок, пытался уговорить её пить молоко, и наконец его настойчивость увенчалась успехом. Рёв Тори внезапно прекратился, и она начала пить.

Его затопило облегчение. Малышка выпила хорошую порцию молока из сосуда, и, когда отпустила сосок, Гарри отложил бутылочку.

– А сейчас мы тебя выкупаем, – обратился он к малышке, и, стоило ему заговорить, как она снова завопила. Он попытался снова дать ей молока, на случай если она ещё голодна, но Тори всё равно плакала. Он взял её на руки и стал, успокаивая, растирать спинку.

Сильная отрыжка изверглась из крошечного тельца, и струйка кислого молока сбежала по сюртуку Гарри. Тори замолчала, и Гарри задержал дыхание, но затем она посмотрела на него и продолжила плакать, хотя и не так отчаянно.

Может, ванна поможет. Гарри попробовал воду рукой. Она была не сильно горячей, чуть теплее, чем рука. Он очень хотел позвать девицу и попросить принести воды погорячее, но плач Тори доконал его, поэтому, осторожно держа её, он опустил малышку в воду.

Плач резко перешёл в икоту. Её глазёнки распахнулись, словно она напряжённо сосредоточилась на своих ощущениях.

– Никогда не чувствовала водичку, верно? – произнёс Гарри.

Она сделала небольшой судорожный вдох и замахала ручками. Её маленькие пальчики сгибались и разгибались, словно пытаясь схватить воду.

Гарри хмыкнул, и Тори мгновенно уставилась на него.

– Тебе нравится вода, верно? Давай посмотрим, понравится ли тебе вот это.

Он потихоньку поболтал малышку взад и вперёд в воде и почувствовал, как расслабилось маленькое тельце.

Она серьёзно смотрела на Гарри, эдакий ангелочек, который никогда в жизни не плакал.

– Вижу, ты тоже любишь прикидываться невинной овечкой, – сказал ей Гарри.

Вода стала серой от грязи. Постепенно тряпки, обмотанные вокруг её заднюшки  размягчились, и он смог отодрать их одну за другой. Нежная кожица малютки покраснела в тех местах, где тряпки приклеились.

– Тебя нужно немного смазать целебной мазью, моя бедненькая маленькая кроха.

Гарри хотелось бы, чтобы здесь оказалась миссис Барроу. Уж она–то знала, что делать с этой краснотой. Гарри вынул Тори из грязной воды, положил на полотенце, обложив парой подушек, и позвонил, чтобы кто–нибудь унёс грязную воду и лохмотья.

Он приказал наполнить ещё одну ванну и послал просьбу к кухарке одолжить горсть соли и немного миндального или оливкового масла, или, на худой конец, гусиного сала.

Потом снова стал мыть Тори уже в подсоленной тёплой воде, и она сначала сморщила личико. Он предположил, что соль немного жжёт, поэтому поболтал малышку взад и вперёд в воде, чтобы отвлечь. Ей это понравилось, она застучала ножками и забулькала от удовольствия. Он хмыкнул в ответ на этот звук, и снова девчушка уставилась на него, словно зачарованная.

Гарри тщательно вымыл малютку, вынул её, обсушил и легонько смазал её кожицу миндальным маслом.

– Это должно тебя успокоить, – приговаривал он.

Она пристально изучала его лицо. У неё были материнские глаза. «Она вылитая Нелл», – подумал Гарри. Мамочкина дочка, целиком и полностью.

Эванс ещё не вернулся, поэтому Гарри завернул Тори в чистое сухое полотенце, затем засунул в наволочку.

– А сейчас спи, дорогая, – сказал он ей и попытался уложить. Она глубоко вздохнула, личико её покраснело и….

– Только не начинай снова, – взмолился Гарри. Она смотрела на него встревоженными глазками, и губки её тряслись.

– Это шантаж, – сурово предупредил Гарри.

Она открыла ротик. Гарри вздохнул и взял её на руки. Она тут же успокоилась.

– Та ужасная женщина сказала мне, что ты воспитанная юная леди, – обратился он к малышке. – Конечно, это не в точности её слова, но именно это она подразумевала. Как я объясню твоей мамочке, что ты нахваталась дурных привычек, пока отсутствовала?

Тори вздыхала и смотрела на него во все глаза. Глаза Нелл.

Он покачивал её, прижимая к груди.

– Твоя мамочка с ума сойдёт от радости, увидев тебя. У неё сердце разрывалось из–за тебя, юная Тори, и я могу понять, почему. Поэтому завтра намечается очень важный день, и тебе нужно хорошенько выспаться.

Он положил малышку назад на кровать в гнёздышко из подушек. Она мгновенно издала вопль. Гарри снова взял её на руки, и она перестала плакать.

– Ладно, я подержу тебя, пока ты будешь засыпать.

Ей было очень удобно у него на руках.

– Спи, давай, юная леди, поняла меня? Это приказ.

Она таращилась на него во всю ширину своих глазок и водила маленьким кулачком. Гарри никогда раньше не осознавал, какое это чудо – рука младенца: пять маленьких пальчиков, каждый с миниатюрным совершенным ноготочком. Её сжатый кулачок был похож на папоротник, готовый развернуться. Гарри погладил кулачок указательным пальцем, дивясь, какой большой и грубой выглядит в сравнении с ним его рука.

Её крошечный кулачок раскрылся, и пять невозможно маленьких пальчиков сомкнулись вокруг указательного пальца Гарри и крепко сжали. Тори чуть вздохнула, длинные ресницы затрепетали, и малышка уснула, всё ещё сжимая его палец.

Грудь Гарри переполнили чувства. Крохотный человечек крепко держал его за палец, предъявляя на него права. И сердце Гарри растаяло. Тори была его. Или, скорее, он был её. Пожизненно.

Вот так, ни с того ни с сего у него появилась дочка.

Эванс вернулся сорока пятью минутами позже и застал Гарри, сидевшим на кровати.

– Простите, сэр, я смог только достать немного ткани – для пелёнок, знаете ли.

– Ты не достал никакой одежды? У неё ничего нет. Я выбросил те тряпки, когда вымыл её. Их нужно сжечь.

– Я придумаю что–нибудь, сэр, – пообещал Эванс. – И, может, пока я суечусь, вы позволите мне постирать вашу рубашку. И давайте почищу ваш сюртук. Он, разумеется, пропал, но вам нужно же в чём–то ехать домой, потому я погляжу, что можно сделать, чтобы он выглядел поприличней.

Гарри уставился на него:

– Эванс, какую работу ты выполнял для сэра Эрвина?

– Был его камердинером, сэр.

Гарри усмехнулся:

– Превосходно. В таком случае можешь взять мои рубашку и сюртук с моего позволения и взглянуть, что можно с ними сделать. На какое–то время мне будет нужен камердинер.

– Благодарю, сэр. Вы не пожалеете, сэр.

– Я не денди, – предостерёг его Гарри.

Эванс постарался скрыть улыбку:

– О, я понимаю, сэр.

– Х–м–м, – произнес Гарри. – А между тем там остывает пирог.

– Благодарю, сэр.

Эванс поднял крышку и увидел, что еда осталась нетронутой.

– Вы не проголодались, сэр?

Гарри покачал головой:

– Умираю от голода. Но я не могу двинуться с места.

– Не можете двинуться? – обеспокоенно посмотрел Эванс. – Вы не повредили себе чего?

Гарри выглядел смущённым.

– Нет, но меня взяли в плен, – признался он. Гарри опустил взгляд на малютку, спавшую на его согнутой руке и всё ещё державшей его за палец. – Боюсь, что она проснётся и опять огласит криком всю округу. У моей дочери очень сильные легкие.

– У вашей дочери, сэр? Я–то думал…

– Нет, – твёрдо сказал Гарри. – Она моя. Мы с её матерью долго искали её.

Лицо Эванса прояснилось:

– Тогда, значит, всё это было просто ужасной ошибкой, сэр?

– Совершенно верно, Эванс. Ужасной ошибкой.

И нет нужды, чтобы кто–то знал нечто иное. Гарри посмотрел на крошечное существо, державшееся так стойко.

– Но она вернулась туда, где ей следует быть, или будет там, когда окажется на руках у матери.

* * *

Для возвращения в поместье брата Гарри нанял карету, верхом на лошади Тори слишком бы трясло. Позади ехал верхом Эванс, ведя в поводу коня Нэша.

Гарри задумался было купить корзину для младенца и детскую одежду, но ни он, ни Эванс ничего не знали о том, где всё это можно приобрести. Исходя из опыта Эванса, такими вещами занимались женщины, и, в конце концов, Гарри решил, что куда важнее привезти Тори к Нелл. Самыми необходимыми вещами были пелёнки и молоко, а Гарри запасся и тем и другим.

Поэтому Тори ехала домой к мамочке, завёрнутая в несколько полотенец и наволочку, покоившись на руках у Гарри. По всей видимости, ей такое положение вещей очень нравилось, она таращилась вокруг сияющими любопытными глазёнками, трогая пальчиками пуговицы его сюртука и крепко цепляясь за его палец, когда Гарри его подставлял.

Когда они повернули к Элверли, она, уснув, затихла, уютно устроившись в его сюртуке. Не доезжая несколько миль, Гарри остановился, покормил её, дал отрыгнуть, потом сменил пелёнки, чтобы малышка была чистенькой, довольной и готовой встретиться со своей мамочкой. А то для такого крошечного совершенного существа она была способна издавать самые ужасные звуки и запахи. Карета подъехала к дому, и Гарри осторожно, чтобы не разбудить Тори, сошёл вниз.

Дверь открыл Тиммс, и, прежде чем он успел хоть слово вымолвить, Гарри приложил к губам палец в знак молчания.

– Не говори ничего никому, просто сообщи леди Нелл по секрету, что посетитель, нет, двое посетителей ждут её в голубой гостиной.

Тиммс бесстрастно кивнул, умирая от любопытства, но слишком преисполненный чувством собственного достоинства, чтобы это показать, и, плавно ступая, удалился.

* * *

Нелл сидела в гостиной, делая всё возможное, чтобы не ёрзать на месте или не начать метаться по комнате. Она отстранённо потрепала Пятнашку за уши. Гарри послал ей Пятнашку. Зачем? Потому что думал, что ей потребуется утешение? Разумеется, она благодарна ему за собаку, но как же ненавистно ей пребывание в неизвестности. Она до боли переживала за Гарри. Все его братья вернулись, и всё, что они ей сообщили, так это то, что с Гарри всё в порядке, у него, дескать, в Лондоне дела, и к свадьбе он вернётся.

Они рассказали ей, что сэр Эрвин попал под проезжавшую мимо карету, но ей не верилось. Какая нелепая выдумка.

Сказали, что у Гарри всё совершенно замечательно, но привели Клинка домой, а у того царапина от пули.

От пули. Значит, где–то там была стрельба.

Братья лгали ей ради её же блага. А она от этого только сходила с ума. Будто Гарри, зная, как она за него переживает, уехал бы в Лондон по делам.

– Нелл, дорогая, а ты не хотела бы поучиться? – обратилась к ней тётушка Мод. Она обучала Калли и Тибби вязанию. – Я знаю, как ты беспокоишься, моя дорогая, но это поможет тебе отвлечься.

Нелл затрясла головой.

– Вяжу я ужасно.

Вязание только служило напоминанием.

Тётушка Мод кивнула и оставила Нелл в покое.

В комнату молча вошёл Тиммс и, к удивлению Нелл, подошёл прямо к ней, поклонился и тихо сказал на ухо:

– Там к вам двое визитёров, миледи, они ожидают в голубой гостиной.

– Двое?

Нелл вскочила и поспешила выйти. Не пришли ли эти мужчины с тем, чтобы сообщить ей, что Гарри болен или того хуже? Такого рода вести доставляют всегда вдвоем.

Она толкнула дверь в голубую гостиную. Там находился Гарри, стоявший спиной к двери и глядевший в окно.

– Гарри, – полетела она к нему через всю комнату.

Он обернулся, и Нелл, затормозив, встала как вкопанная, увидев, что он держит в руках.

– Ш–ш–ш, – тихо произнёс он. – Не так громко. Ты разбудишь малышку.

Он улыбался.

Нелл уставилась на него, словно пригвождённая к полу. Недвижимая, как столб. Что он тут делает с ребёнком? Где достал его? И зачем?

Холодное, болезненное чувство прокралось в неё. Неужели он подумал, что может принести ей кого–то взамен Тори?

Нелл с усилием заговорила.

– Мне не… Мне не нужен…

И указала на ребёнка трясущейся рукой.

– Это Тори.

Эти слова подорвали её хрупкое спокойствие.

Нелл затрясла головой:

– Тори умерла. Она умерла…

– Нет, – тихо промолвил Гарри. – Это Тори. Твой отец отдал её сэру Эрвину.

Нелл только пристально смотрела, пытаясь постичь, зачем он так говорит.

– Я этому не верю. Зачем ему так поступать? – прошептала она.

– Потому что по закону ребёнок принадлежит отцу. По той же самой причине лорд Куэнборо возложил в тот раз заботу обо мне на окружение отца – так как за меня отвечал отец. Это и в самом деле Тори, твоя Тори.

Нелл судорожно вздохнула. Прижала руку ко рту. Её начало трясти. Она не могла отвести взгляда от свёртка на руках Гарри. Она не верила, но… как же ей хотелось поверить.

Она не могла осмелиться взглянуть, наученная болью, которая, она знала, последует, когда увидит, что и эта малышка, как и все другие, не её дочь.

Она не могла решиться.

Нелл чуть подвинулась вперёд, выставив дрожавшую руку, а другую в страхе прижав к груди. Это не Тори, Тори умерла, говорила себе Нелл, пытаясь защититься, подавляя в себе возрождавшуюся надежду.

Надежда – беспощадное чувство.

Малышка на руках Гарри пошевелилась и широко зевнула. Потом открыла глазки и посмотрела на свою мамочку.

И Нелл увидела глаза своей матери, увидела брови её отца, увидела…

– О Боже, это Тори, – всхлипнула Нелл и забрала дочурку из рук Гарри. Она зарылась лицом в нежную шейку Тори и вдохнула её запах. Запах своей малышки, своей дочки, её Тори.

– Тори, о, Тори.

Сильно дрожа, Нелл опустилась на диван, покачивая свою драгоценную ношу, баюкая и плача.

Она гладила трясущимися пальцами личико Тори, вспоминая нежные изгибы ушек, мягкий золотой пушок.

Что–то выпало из складок полотенца. Маленькая тряпичная кукла.

Нелл уставилась на неё.

– О, Боже мой, что это такое?

Гарри наклонился и подобрал куклу.

– Переверни её, – прошептала Нелл.

Гарри перевернул маленькую тряпичную куклу вверх ногами, юбка упала, и появилась другая голова.

– Весьма любопытно, – заметил он.

– Это Золушка. Я сделала её перед тем, как родилась Тори, – прошептала Нелл. – В точности, как ту, что сшила для меня моя мама. Я совсем забыла о кукле. Должно быть, папа забрал её тоже. Значит, это и в самом деле моя настоящая родная Тори.

И она снова зарылась лицом в малютку.

Тори схватилась за волосы Нелл и потянула.

– Только посмотрите, какой сильной ты выросла, моя милая, – приговаривала Нелл, смеясь и плача одновременно.

Гарри осторожно выпутал маленькие пальчики из волос Нелл, сел рядом и обнял их вместе с малышкой. И почувствовал, как всё хорошо, просто идеально.

Нелл подняла на него взгляд, пытаясь подобрать слова для того, для чего нет слов, и увидела, что глаза Гарри тоже повлажнели. Чтобы найти слова, понадобится целая жизнь.

Гарри держал Нелл, безмолвно наблюдая, как она рассматривает каждую частичку Тори, восторгаясь переменами и пытаясь совладать с переполнявшими её чувствами. Так много недель боли и печали, и вот Тори снова в объятиях Нелл.

– Разве она не прекрасна, Гарри? – всхлипывала она. – Я же говорила тебе, что она прекрасна.

– Разумеется, она прекрасна, – хриплым от избытка чувств голосом соглашался Гарри. – Она похожа на свою мамочку.

* * *

Открылась дверь, и заглянула тётушка Мод.

– Нелл, вы все…

Потом осеклась.

– О… о, Боже…

– Моя Тори вернулась ко мне, тётя Мод, – туманно пояснила Нелл. – Гарри нашёл её. Он обещал, что найдёт, и выполнил обещание.

Тётушка Мод на цыпочках подошла и взглянула на малышку. И принялась ворковать над ней. А потом нахмурилась.

– Ты одел мою внучатую племянницу в наволочку, Гарри Морант?

Гарри пожал плечами.

– У неё нет другой одежды, – признался он. – Но она ведь не возражает, правда, милая? Ей нравится быть завёрнутой в полотенца и наволочку.

Он пощекотал Тори, которая со счастливым видом стала цепляться за его руки.

– В полотенца и наволочку? – в ужасе воскликнула тётушка. – Ты одел бедную малютку в полотенца и наволочку? Подождите–ка здесь.

И тётушка Мод величаво выплыла из гостиной.

Она вернулась через несколько минут, неся большую корзину. Нелл узнала её по путешествию из Бата. Тётушка взгромоздила корзину на стол и приказала:

– Принесите сюда дитя.

Нелл поднесла дочку и изумлённо увидела, как леди Госфорт вынимает одно крошечное белое платьице за другим. Там были платьица, распашонки, пинетки, чепчики, крошечные рукавички, шали и одеяльца, всё тонкой работы. Некоторые вещицы были даже отделаны шелком.

– Откуда вы всё это достали? – спросила Нелл, уже наполовину зная ответ.

– Я же говорила тебе, что мне нужно постоянно чем–нибудь заниматься, – спокойно заявила леди Госфорт. – Я знала, что однажды эти вещички пригодятся, и вот появилась Тори, а значит, это того стоило.

Она ласково погладила нежную щёчку:

– А теперь давайте оденем её в эту красивую одёжку и понесём знакомиться с её остальной семьёй.

* * *

После ужина Гарри обнаружил своего брата Маркуса, стоявшим и смотревшим на Тори, лежавшую в колыбели, которую Гарри достал с чердака.

Гарри расправил плечи. Он пришёл, проглотив свою гордость, чтобы поблагодарить брата. За два часа пребывания Тори в Элверли Маркус нашёл в поместье кормилицу: здоровую доброго нрава молодую женщину, у которой был свой ребёнок и вдоволь молока.

Когда Гарри вошёл в комнату, Маркус взглянул на него со смущённым видом. И тут Гарри увидел, почему. Тори таращилась на герцога широко раскрытыми глазками, держа его палец крепкой хваткой, так хорошо знакомой Гарри.

Её другой кулачок бесцельно болтался в воздухе. Гарри поймал его и попытался засунуть обратно под одеяла, но Тори схватила и его за палец. Сейчас она держала обоих братьев.

– Хватка у неё, как у маленького борца, – тихо промолвил Маркус.

– Знаю, – отозвался Гарри.

– Всякий раз, как я пытаюсь вытащить палец, она кривит личико и собирается заплакать, – пояснил ему Маркус.

– Это мне знакомо, – произнёс Гарри.

Двое взрослых мужчин стояли по разные стороны колыбели, пойманные двумя крошечными ручками. Долгое время ни один из них не заговаривал. Потом Маркус произнёс:

– Прости за то, как мы с тобой обращались в школе.

Гарри ничего не ответил.

– И я сожалею о том, что случилось в тот раз на ступенях Элверли–Хауса, – продолжил Маркус. – Отец несправедливо поступил с тобой. Нэш и я спорили с ним, оставшись наедине. Но он был непоколебим.

Гарри сглотнул.

– Он был упрямым человеком, наш отец, – сказал Маркус Гарри. – Прости.

И от этих безыскусных точных слов годами копившаяся злоба начала слабеть в сердце Гарри.

– Спасибо, что подыскал кормилицу, – произнёс он. И Маркус понял, что на самом деле имеет в виду Гарри. Оба они не любили лишних слов. Но, в конце концов, они же братья.