"Откровения немецкого истребителя танков. Танковый стрелок" - читать интересную книгу автора (Штикельмайер Клаус)Глава 1 Вывезен в ГерманиюТысячи раз, когда меня спрашивали: «Что заставило тебя вернуться в Германию?» — тысячи раз я отвечал: «Я не возвращался, я родился в Канаде, а в Германии никогда не был». В марте 1939 года, за два месяца до четырнадцатого дня рождения, меня выдернули из публичной школы Саддеби на Фредерик-стрит в Китченере, штат Онтарио, и вместе с братом Оскаром, на полтора года младше меня, посадили на поезд до Нью-Йорка. Там мы впятером сели на скоростной лайнер «Европа», ходивший до германского Бремерхафена. В Китченере, готовя себя и брата к дороге, все, о чем я мог позаботиться, — торопливо и тихо собрать наши канадские паспорта и бесплатные билеты. Этот морок прошел, оставив нас без объяснения, почему нужно было уезжать из Канады — или, собственно говоря, почему мы должны молчать о своем неминуемом исходе. Мне часто хотелось понять, почему почти 70 лет назад меня и Оскара тайком отправили в Германию. Мой отец, теплотехник рубашечной фабрики Форсайта в Китченере, часто читал немецкие иллюстрированные журналы. Об этом я знал. Он, и это я тоже знал, заходил после работы в магазин фруктов и овощей «Коларко», рядом с ратушей, и, думаю, болтал с «синьором» Коларко об успехах стран Оси. Да, мой отец имел прогерманские взгляды, но нужно смотреть дальше, чем прилавок зеленщика, чтобы объяснить, что заставило его и мать отправить нас с Оскаром в Германию. Прибыв в Канаду с Украины в 1924 году, мои родители — смотрите соответствующие карты, чтобы найти тот район Украины, откуда они происходят, — почти год проработав на меннонитской ферме «Пен-сильвания-датч» под Ватерлоо, штат Онтарио, переехали в район Портаж ля Прери штата Манитоба. Железная дорога «Канадиан пасифик» одалживала денег на проезд в Канаду многим иммигрантам-меннонитам, при условии, что они поселятся рядом с трассой дороги. Я родился 25 мая 1925 года в секторе 1–13—9 муниципалитета Вестбурн и достаточно вырос, чтобы пойти в школу, когда родители уехали из Вестбурна и вернулись в Онтарио. В Манитобе они пытались возделывать 160 акров из большого куска плохой земли, который наши десять семейств купили, пока участок был под снегом. Каждый год практически на всем участке половодье не давало вовремя начать сев. У всех меннонитов, над которыми висел долг «Канадиан пасифик», он считался платой за проезд и долгие годы, пока долг не был выплачен, был главной финансовой вехой. Главной причиной такой нищеты была, конечно, Великая депрессия. Она лишила отца всякой надежды избавиться от долгов. Мои родители никогда не были в Германии. Так же, как наши прадеды, прапрадеды и прапрапрадеды. Однако, поскольку их родным языком был немецкий, они сохранили с Германией тесные культурные и экономические связи. Германоговорящее население меннонитских колоний на Украине десятилетиями выписывало из Германии сельскохозяйственные машины, книги, а с начала 1900-х и автомобили. В одной из следующих историй, «Советские танки, попавшие в засаду у озера Лессен в Восточной Пруссии», я подробно рассказываю о традиционных связях моих предков с Германией. Пока мы не переехали в Китченер в 1937 году, мы жили в Ватерлоо, дом 132 по южной Кинг-стрит. Каждый субботний вечер кружок меннонитов, включающий моих отца и мать, собирался в доме 132. Это была кучка полиглотов, говорящих на верхненемецком, нижненемецком, русском, украинском и немного на английском. Верхненемецкий — официальный язык Германии, Австрии и Швейцарии. Нижненемецкий, или «Пляттдойчплятт» — от немецкого «равнина», — народный язык, на котором говорят в равнинной Северной Германии. Каждое письмо от родни или друзей со старой родины, которое доходило до этого кружка в те трудные времена, было аккуратно написано на верхненемецком, какой бы неказистой ни была бумага, — и так же выглядело письмо, написанное в ответ. По утрам в субботу Объединенная меннонитская церковь В-К, или Ватерлоо-Китченер, на Джордж-стрит в Ватерлоо, вела в церковном подвале занятия школы немецкого языка. Признаться, в первые месяцы жизни в Германии мне очень пригодился тот довольно примитивный немецкий, выученный в В-К. Однако оказалось, что тот оторванный от жизни язык единственного учебника, подкрепленного единственным учителем, чопорной леди из порядочной семьи русских меннонитов, не научил меня спрашивать на чистом немецком языке, где находится ближайший туалет. В 1985 году, через 50 лет после того, как я последний раз пришел на урок немецкого в В-К, родственники бывшего школьного смотрителя подарили мне учебник, которым я по крайней мере единожды пользовался на давным-давно прошедшем субботнем уроке. Он, можно сказать, был моим, потому что на нем, на третьей странице обложки, мальчишеским почерком было написано мое полное имя и наш адрес. Этот старый учебник, сам по себе, — хороший показатель отношения русских меннонитов к немецкому языку. Его полный титул — «Deutsche Lesebuch fur Volksschulen in Russland» (учебник немецкого языка для начальных школ в России). Изданный в 1919 году Готлибом Саабом в Пришибе, городке, с северо-востока примыкающем к Молочной, одной из старейших меннонитских колоний на Украине, он годами использовался в В-К вместе с десятком таких же, а попал в Канаду, скорее всего, в начале 20-х — с людьми, которым был дорог немецкий. В моей скромной библиотеке стоит, по соседству с тем учебником, и книга под названием «Стихи Николауса Ленау». У нее тисненые корешок и обложка, издана она в 1877 году в Штутгарте. Надпись на форзаце гласит: «Получено в подарок от отца на центральном вокзале Вильгельмсхафена перед тем, как я уехал в Канаду». Эта книга — из той горы книг, что мой отец забрал с Украины в Канаду, а из Канады — в Германию, — показывает его любовь к литературе. Уверен, что он ценил ее больше, чем все другие. Николас Ленау — псевдоним Нимбша Эдлера фон Штрехленау (1802–1850). Житель Венгрии, Ленау черпал вдохновение в том, что было вне Германии. Неудивительно, что отец проявлял к его книге такую симпатию. Всю свою взрослую жизнь отец писал множество стихов и прозы, все под псевдонимом Фриц Зенн. У меня есть книга из 311 страниц, изданная в Виннипеге уже после его смерти, в 1987 году, под названием «Фриц Зенн: избранные стихи и проза». Многое из написанного показывает огромную ностальгию по возлюбленному меннонитскому мирку, оставленному на Украине. Мама часто говорила, что будучи одиноким молодым человеком на Украине, наш отец много времени проводил над книгами. Он был, подчеркивала она, младшим ребенком из девяти в богатой семье, и от него не ждали тяжелого труда. Это и оставило ему много времени на занятия литературой. Возможно, усилило прогерманские настроения отца то, что с 1917 года он состоял в меннонитской организации самообороны, полувоенной кавалерии, которая должна была защищать зажиточные меннонитские колонии на Украине от печально известных бандитов Махно. Эту оборонную организацию недолго обучали немецкие офицеры и унтеры. Многие пацифистски настроенные меннониты осуждали своих братьев, воевавших с анархистами. В начале 1939 года отец стал задумываться об эмиграции из Канады в Германию, в основном под влиянием Конфедерации немцев за границей, пропагандистской организации, поддерживаемой Третьим рейхом и действовавшей в союзе со многими общественными объединениями немцев в Северной Америке. В те дни крупнейший немецкий клуб в Китченере, Конкордия-клаб, располагался над одним из двух кинотеатров — «Капитол» и «Лирик» — на Кинг-Вест-стрит. Субботним вечером родители, оба правоверные меннониты, троих мальчиков, которые вместе с нами отплыли в Германию, выводили всех или почти всех своих десятерых детей на танцпол в «Конкордии». Хотя мои родители не были завсегдатаями клуба, летом 1938 года семья была на ежегодном пикнике на испятнанном коровьими лепешками Кауфман-флэтс, вверх от Китченера по течению Гранд-Ривер. На пикнике отец был счастлив заработать пару долларов мытьем пивных стаканов за барной стойкой в палатке, где гости пили пиво. Может быть, иногда ему доставалась и дополнительная награда в виде стакана с пивом, протянутого в жаркой духоте одним из потных барменов. Может быть, из Германии Конфедерация помогла с деньгами на поезд и пароход. В ответ вербовщики явно надеялись на проявления членами нашей семьи безграничной любви к Третьему рейху. Думаю, что Фриц Зенн, или, если хотите, Герхард Йохан Штикельмайер, не мыслил себя канадским фермером или заводским рабочим. Германия манила его — так что, в качестве первого шага своего нераскрытого плана переправить всю семью в эту Землю обетованную, он отправил туда своего первого и второго сына, пусть и в самое неуместное время. Мама просто смирилась. Мы с Оскаром выехали из Китченера в Нью-Йорк 20 марта 1939 года и 22 марта отправились в путь через океан. В любом случае мы, пятеро изгнанников, на борту «Европы» обнаружили в одном из салонов высокий, в наш рост, шкаф темно-красного полированного дерева, набитый пластинками. Весь рейс каждый день мы заставляли эту штуку играть часами без остановки. Подчеркну удовольствие, полученное от пластинок, потому что всего через неделю после отплытия из Нью-Йорка, в Бремерхафене, мир повернулся к нам совсем безрадостной стороной. Рекламный листок, который я сохранил на память об этом рейсе, гласит, что «Европа» отплыла из Нью-Йорка 22 марта 1939 года, 27 марта миновала волнолом французского порта Шербур, покрыв расстояние в 3128 морских миль за 4 дня 22 часа и 6 минут. Чтобы добраться из Шербура до Бремерхафена, «Европа» прошла еще 535 морских миль, что продлило наш путь на два дня, — неделя на весь рейс. Здесь я лучше прерву свой рассказ и вставлю в него две газетные статьи, а также выдержки еще из двух. Четыре статьи из «Китченер Дэйли Рекорд», изданные между 16 и 24 марта 1939 года, сохранились в архиве газеты на микрофильмах. Три из них находятся в приложении А. Микрофильм довольно стар; как бы то ни было, копии, сделанные с него от моего имени Герхардом и Кати Фризен, отражают беспокойство деятельностью нацистов в Канаде в то время, когда мы с Оскаром покидали страну. Обратите внимание, что «Китченер Дэйли Рекорд» напечатала наши имена в пятницу, 24 марта, когда «Европа» уплыла из Нью-Йорка. Евреи бойкотируют товары из Китченера-Ватерлоо: акция считается ответом на активность наци во всем районе. Никто сегодня не вспоминал генерального прокурора Конанта и его расследование сообщений о деятельности нацистов в Двух городах и вокруг, а обе полиции — городская и полиция провинции — отказались комментировать объявление. Но хотя нет никаких признаков того, что полиция проверяет наши сообщения, кое-что все же удалось узнать. Обнаружилось, что с четырьмя детьми семейства Эсау, отправленными в Германию, поехали и Бруно и Оскар Штикельмайеры, дом 821 по восточной Кинг-стрит. Предположения, что местный бизнес может пострадать от дурной славы, которая ляжет на местную общину, оправдались, когда «Рекорд» получила сведения о том, что, по крайней мере, один местный производитель бойкотируется евреями Торонто. Последние заявили, что не намерены покупать ничего, сделанного у нас в округе. «Ничего не могу сказать для прессы», — заявил газете сержант В.К, Оливер из полиции провинции. Он отказался подтвердить или опровергнуть сообщение, что полиция может начать в пригороде проверку на предмет деятельности наци. Инспектор Джордан, руководящий местной полицией, выехал из города, и с ним невозможно связаться. |
||
|