"Бригада" - читать интересную книгу автора (Форстен Уильям)

Глава 10

— Боже милостивый, Шнайд, что с тобой стряслось?

Возникший на пороге штаба Рик Шнайд самостоятельно идти уже не мог. Доковыляв с помощью здоровяка-сержанта до ближайшего стула, Рик тяжело опустился на сиденье. На его изможденном лице проступила матовая бледность; было видно, что каждый вздох доставляет ему невыносимые страдания.

— Похоже, я сломал пару ребер, — выдавил из себя Шнайд, и Пэт тут же приказал одному из своих ординарцев привести доктора Вайса.

— Нас засыпало в туннеле, — шепотом сообщил Пэту сержант. — Половина штаба осталась с другой стороны завала.

Пэт кивнул. Подойдя к своему столу, он вытащил из ящика бутылку водки и протянул ее сержанту, который поблагодарил ирландца и сделал большой глоток. Затем бутылка перешла к шести оставшимся в живых штабным офицерам Рика, ввалившимся в кабинет Пэта вслед за своим командиром.

Задуманная О Дональдом перегруппировка сил не удалась, и Пэт, следивший за ходом операции с наблюдательной вышки, до сих пор не отошел от этого удара. Сначала все шло строго по плану: выжившие в боях солдаты 1-го корпуса отходили к западу, возвращаясь в старый город по канализационной шахте, пролегавшей под одной из главных городских улиц, а бойцы 12-го корпуса двигались им навстречу по соседнему туннелю, чтобы занять их место.

Однако, судя по всему, бантаги сообразили, что задумали их противники. Перед рассветом они предприняли новую атаку. Захватив улицу, под которой перемещались солдаты 12-го корпуса, они залили в вентиляционные люки несколько сотен галлонов керосина и подпалили его при помощи мощных пороховых зарядов. Пэт попытался было передать приказ остаткам 1-го корпуса удерживать вой позиции, но среди людей началась паника, солдаты стали выбираться из подземных туннелей и поверхность, а там их поджидали крупные формирования бантагской пехоты, продолжавшие наступать, не обращая внимания на потери. Двадцать городских кварталов, которые ценой колоссальных усилий удавалось удерживать в течение трех недель, были потеряны за два часа. Остатки 9-го корпуса и половина 4-го были теперь полностью отрезаны от своих, а 12-й в беспорядке отступил обратно к внутренним укреплениям.

В кабинет Пэта вошел Эмил, который бросил на Рика один короткий взгляд и тут же приказал двум своим ассистентам помочь раненому встать на ноги и снять мундир. Заляпанная грязью шинель мигом полетела на пол, но, когда санитары попытались стащить с генерала застегнутую на двенадцать пуговиц форменную куртку, Рик не смог удержаться от стона. Один из медиков вытащил пару тяжелых ножниц и начал разрезать мундир со спины.

— Вот черт! — выругался Рик. — Я ведь выложил за эту куртку половину месячного жалованья.

Распоров мундир сзади и расстегнув пуговицы спереди, ассистенты Эмила стащили со Шнайда обе половинки куртки, а вслед за тем избавили его и от рубашки. Оставшись полуголым, Рик задрожал от холода.

Пэт увидел, что вся правая часть груди Шнайда представляет собой один огромный черный синяк. Когда Эмил осторожно дотронулся до поврежденного места, Рик скривился от боли.

— У тебя сломано четыре ребра, Рик, а то и пять, — констатировал Эмил. — Кажется, внутренние органы не пострадали, но для вас, молодой человек, эта война уже закончена.

— Дьявол! — пробормотал себе под нос Шнайд.

— Отведите его в госпиталь, перебинтуйте и вколите небольшую дозу морфия, чтобы унять боль, — распорядился доктор Вайс.

— Оставьте морфий тем, кто в нем нуждается, — мужественно ответил Рик, заслужив одобрительный взгляд Пэта.

Изрыгая яростные проклятия, молодой командир корпуса с помощью санитаров покинул кабинет О'Дональда.

— Я думал, нам не удастся его оттуда вытащить, — вполголоса произнес старший сержант, сопровождавший Рика. — Этот туннель обрушился прямо нам на голову.

Пэт горестно вздохнул и перевел взгляд на карту боевых действий. Было совершенно невозможно сказать, какие участки города еще оставались под их контролем. Бантаги наконец догадались, что люди используют канализационные шахты для переброски подкреплений и боеприпасов в осажденные районы Рима. Похоже, теперь им предстояло сражаться не только на поверхности, но и в туннелях, защищая каждый дюйм подземных коммуникаций. Однако больше всего Пэта тревожило донесение о том, что бантаги захватили всю канализационную шахту, проложенную под старой дорогой на Капуа. Штурмовики Гаарка выкорчевывали защитников города при помощи огня и каменноугольного газа, укрываясь от пуль за бронированными щитами. Они даже произвели несколько выстрелов из ракетниц.

Прошло всего три недели, и придуманная Пэтом схема перестала работать. Гаарк опять сумел приспособиться к новой тактике людей и начал их переигрывать. Если бы Фергюсон был жив, он бы наверняка что-нибудь придумал.

«Но Фергюсон мертв, — мрачно подумал Пэт. — Эндрю выбыл из строя, Готорн стал инвалидом, теперь вот и Шнайда положили в госпиталь, а от Якобсона, что командует Четвертым корпусом, уже три дня ни слуху ни духу. Три четверти полковых и бригадных командиров убиты, три из семи корпусов, защищающих город, практически полностью уничтожены. Наши силы на исходе». Пэт вновь бросил взгляд на план города.

В этот момент один из его офицеров, изучивший только что полученное по телеграфу сообщение, подошел к висящей на стене карте. Флажок, указывавший, как далеко продвинулись бантаги под Капуанской дорогой, приблизился к внутреннему городу еще на два квартала. После рассвета были передвинуты еще шесть флажков, обозначавших удерживаемые людьми позиции во внешнем городе. В некоторых местах проклятые ублюдки были уже всего в двух кварталах от внутренних укреплений.

«Если они прорвутся и захватят гавань, нам крышка», — решил Пэт.

Вздохнув, он опять сел за стол. Бантаги возобновили артиллерийскую канонаду, и пол под его ногами задрожал. Пэт поднял глаза на своего офицера, передвигавшего по карте флажки.

— Передайте мое распоряжение Горацию — это ведь он все еще командует саперными частями Одиннадцатого корпуса?

— Да, сэр.

— Скажите ему, чтобы затопил туннель под Капуанской дорогой, как мы планировали: закачал в шахту воду из Ливонских бань, вылил туда весь бензин, который у нас остался, и поджег его.

— Но, сэр, ведь этот туннель пересекается с канализационной шахтой, пролегающей под Энейской дорогой. Этим путем мы посылаем подкрепления Девятому корпусу.

Пэт закусил губу.

— Мы можем проникнуть в Капуанский туннель сверху и ударить бантагов с тыла?

Офицер бросил взгляд на карту и покачал головой:

— Сэр, мы ведь обсуждали этот вариант два часа назад. В этом месте бантаги сосредоточили по меньшей мере пол-умена своих солдат.

— Да, я помню, — устало отозвался О'Дональд. Люди и бантаги вцепились друг в друга мертвой хваткой, и даже он не сразу мог сообразить, где его солдаты, а где противник.

«Может, оставить парней из Девятого там, где они сейчас находятся? — подумал Пэт. — Нет, они валятся с ног от усталости. Но как же вывести их из окружения? Я уже пробовал поменять местами Первый и Двенадцатый, и эта операция закончилась полным провалом. Позиции бантагов были слишком близко, и мои солдаты оказались не готовы к маневрированию в таких условиях. Гаарк наверняка ждет, когда я начну отводить своих выдохшихся бойцов с передовой, чтобы в этот момент и нанести удар. Нет, это будет бойня. Правда, бойня будет в любом случае, но так мы по крайней мере прихватим с собой в могилу некоторое количество этих ублюдков. Может быть, сегодня ночью, когда все немного успокоится, мы попробуем вывести ребят из боя, полк за полком».

— План меняется, — наконец произнес он вслух. — Приказываю всем частям удерживать свои позиции до последнего патрона. Пусть саперный полк вновь спустится в канализацию. Я хочу, чтобы везде, где можно, перед внутренней стеной возвели баррикады.

— А как быть с подмогой? — спросил один из офицеров.

— Мы будем сменять полки, а не корпуса. Находящееся на передовой подразделение сможет оставить свои позиции только после того, как ему на смену прибудет свежий полк из резерва. И я категорически запрещаю полевым командирам использовать в своих целях проходящие мимо них резервные части. Единственным оправданием такого поступка может служить прорыв бантагами линии их обороны.

Пэт понимал, что этот приказ еще больше усилит нагрузку, выпавшую на плечи его измученных боями солдат. Трудность заключалась в том, что дивизионные и даже корпусные командиры нередко забирали себе чужие подкрепления, проходящие через их участок фронта. Хотя Пэт строжайше запретил им подобные действия, ничего не помогало: какой офицер откажется от возможности укрепить свое подразделение свежими силами, и плевать на то, что они должны находиться совсем в другом месте.

Пэт вновь взглянул на карту Рима. Он чувствовал, что люди начинают поддаваться давлению бантагов. Гаарк обладал нестандартным мышлением, и О'Дональд знал, что его соперник ничуть не уступает ему в знании военного дела, а то и превосходит его. Вождь бантагов, очевидно, сразу догадался о выбранной Пэтом после вражеского прорыва тактике: вымотать войска противника в упорных уличных боях за каждый квадратный дюйм города. Гаарк принял вызов и, похоже, был близок к успеху.

— А я повторяю — нам крышка! — срывающимся голосом пролаял Джурак.

Они с Гаарком находились в бункере, вырытом у внешних римских укреплений.

— Твое счастье, что мы тут вдвоем, — прошипел кар-карт. — Ты заходишь слишком далеко.

— Я говорю тебе о том, что видел своими глазами.

— А я говорю тебе, что ты заходишь слишком далеко. Я тебе не какой-то там офицеришка из нашего старого мира. Здесь я Спаситель, и каждого, кто осмелится заговорить со мной таким тоном, как ты, ждет смерть.

— Так ты хочешь меня убить?

— Мне уже приходила в голову эта мысль.

Джурак сорвал с себя покрытую грязью портупею, вытащил из кобуры револьвер и швырнул его на стол.

— Давай, стреляй! — яростно выкрикнул он. — Только прежде, чем спустить курок, вспомни, что я единственный из твоих командиров, кто хоть что-то понимает в тактике современной войны. Для всех остальных это просто забой обезумевшего скота.

— Я знаю это, Джурак, и я не забыл, чем еще я тебе обязан.

Они никогда вслух не вспоминали о той войне, в которой участвовали еще на своей родной планете. Тогда Джурак взял новобранца Гаарка под свое крыло, научил его безжалостным законам боя и неоднократно спасал ему жизнь. Эти воспоминания не относились к числу самых приятных для Гаарка. Кар-карт могучей орды не любил ощущать себя чьим-либо должником.

— Ты помнишь осаду Увадорума? — вдруг спросил его Джурак.

Гаарк кивнул. Это была первая военная кампания, в которой он принял участие. Во время войны с Самозванцем Увадорум был разрушен атомными бомбардировками, и в некоторых районах города земля еще не успела остыть. Их отряд бросили в самое пекло. Боевые действия происходили в основном под землей, и в течение сорока трех дней Гаарку пришлось ползать по канализации, сражаясь с засевшими в подвалах сторонниками Самозванца, которые оказывали яростное сопротивление правительственным войскам, зная, что попасть в плен означало погибнуть. Если не считать высокого уровня радиации и отравляющих газов, используемых обеими сторонами, то это действительно очень напоминало битву за Рим.

— Ты хочешь сказать, что наши дела так же плохи, как и в Увадоруме?

— В чем-то даже хуже, — ответил Джурак. — Мы никогда не имели дела с такой всепоглощающей ненавистью. Меня давно беспокоил один вопрос: как с этим справятся наши всадники? Выдержат ли они такое напряжение? Теперь у меня есть ответ: бантаги на грани паники. Если чаша весов хоть чуть-чуть качнется не в нашу сторону, орда ударится в бегство.

— Пока бантаги верят в меня, они не сломаются. — От голоса Гаарка веяло льдом. Он знал, что это не пустая похвальба. Шаманы толковали охватившее скот безумие совершенно однозначно — в него вселились демоны. Ибо в течение многих столетий бесконечной скачки вокруг мира скот всегда подчинялся орде. А затем появились янки, тугары и мерки потерпели от них сокрушительное поражение, и вот, во исполнение пророчества, на эту землю пришел он. Пророчество гласило, что настанет время, когда Валденией овладеют демоны, и тогда предки пошлют в этот мир великого вождя, который объединит все орды в одну.

В последние месяцы Гаарк нередко думал о том, что все случившееся с ним действительно могло быть волей предков, а не просто цепью случайностей, благодаря которым он смог утолить свою жажду власти и удовольствий. Теперь он ясно понимал, что если ему не удастся выиграть эту войну и Республика янки устоит, то в конце концов орда будет уничтожена.

— В этом чертовом городе мы потеряли уже десять уменов, — продолжал Джурак. — Наши солдаты валятся с ног от усталости. Когда я смотрю им в глаза, то вижу в них пустоту. И еще эта эпидемия… Гаарк, уже несколько сотен бантагов заболели сыпным тифом. Они выкапывают из-под груд обломков гниющие тела людей и пожирают их — отчасти из-за голода, а отчасти из чувства гнева. На следующий день их тошнит, а затем они корчатся в судорогах и помирают.

— У нас есть здесь еще десять уменов.

— Кажется, ты говорил, что приберегаешь их для решающего штурма?

— Именно поэтому они до сих пор находятся в резерве, — кивнул Гаарк. — По нашим сведениям, мы полностью разбили два умена людей. Еще три противостоят нам сейчас. Значит, у них осталось всего два умена. Когда мы узнаем, что противник ввел их в бой, это будет означать, что люди исчерпали все свои резервы.

— А как же наши двадцать уменов, растянутых вдоль железной дороги отсюда и до самого моря? Разве мы не можем подтянуть сюда хотя бы пять из них или пусть даже всего три?

— Во время отступления люди оставили у нас в тылу несколько партизанских отрядов, действующих по обе стороны от железной дороги.

— Там всего тысяч пять солдат, не больше. Они не нападают на наши поезда, и со снабжением все в порядке.

— Я бы так не сказал, — возразил ему Гаарк. — У нас осталось всего двенадцать локомотивов. В день сюда приходят всего три состава с боеприпасами. А чтобы полностью обеспечить армию патронами и снарядами, мне нужно не меньше пяти поездов в сутки.

Гаарк откинулся на спинку стула и уставился на керосиновую лампу, свисавшую с потолка. Неподалеку разорвался вражеский снаряд, и лежавшие на его столе карты присыпало мерзлой землей с крыши бункера.

Еды у них хватало. Десятки тысяч лошадей обеспечивали его армию молоком и мясом, и до весны трудности с продовольствием бантагам не грозили. Проблема заключалась во всем остальном, и главным образом в боеприпасах. Гаарк понимал, что людям тоже приходится несладко, потому что его пушки закрыли доступ в гавань для всех судов, кроме броненосцев, а мортиры пристрелялись по римским пристаням. Было очевидно, что склады Республики почти пусты. Люди должны сломаться первыми, он это чувствовал.

Но войска Гаарка были растянуты цепью в двести лиг от побережья Великого моря. Именно туда десятки чинских галер и несколько его драгоценных пароходов доставляли из далекого Сианя все необходимое для ведения войны. Нить, связывающая Гаарка с его тылом, была натянута до предела. Однажды во время шторма затонули двадцать с лишним галер и один из пароходов.

Еще одна такая катастрофа поставит его на грань поражения.

Бантаги захватили несколько заводов в Капуа и в окрестностях Рима, но это ничего им не дало: отступая, люди забрали с собой или уничтожили все оборудование. Но больше всего Гаарка беспокоила эта проклятая железная дорога, проложенная в заснеженной степи руками ста тысяч рабов, которые постоянно выравнивали железнодорожное полотно, восстанавливали разрушенные мосты и меняли вышедшие из строя рельсы. Гаарку пришлось больше года копить на складах материалы для этого колоссального строительства. Теперь все зависело от прочности этой тонкой нити, и Гаарк вновь задумался над тем, правильно ли он поступил, вооружив свою армию винтовками и пушками. Если бы бантаги по-прежнему сражались при помощи луков, мечей и копий, Гаарк мог бы не забивать себе голову мыслями о снабжении. Он прекратил бы осаду Рима, направился бы прямо на Русь, оставляя за собой выжженную землю, а весной или летом, когда у людей закончится продовольствие, война была бы завершена.

Гаарк знал, что обязан сломить сопротивление защитников города сейчас, не дожидаясь следующего Праздника Луны. Бантаги называли это торжество Праздником теплой Луны, после которого начинают таять снега. Таяние снегов полностью разрушит всю его систему снабжения, и осада города станет невозможной.

— Для следующего штурма я переброшу сюда с железной дороги еще пять уменов, — наконец произнес Гаарк. — Поручаю эту операцию тебе, так что не совершай ошибок. Я хочу удвоить количество воздушных патрулей на наших флангах, пусть внимательно следят за лесами на севере и горами на юге. Приказываю обнаружить очаги сопротивления и направить туда карательные отряды. Захвати как можно больше пленников и все съестные припасы, которые обнаружишь.

Джурак согласно кивнул.

— А как же приготовленный нами сюрприз?

— Я рассчитываю на то, что нам удастся продвинуться по канализационной шахте до самой внутренней стены. Если у нас это получится, мы могли бы подорвать ее уже на следующий день. На данный момент нам осталось пройти еще два квартала. Там есть несколько небольших дренажных труб, но они слишком узки для наших солдат. Я приказал саперам прокопать туннель побольше. Как только это будет сделано, мы заложим туда взрывчатку.

— Я специально сохранил для этого целый вагон пороха, — устало отозвался Джурак. — И еще мы заложим в туннель все оставшиеся у нас канистры с нефтью.

— Сколько времени тебе потребуется на все это?

— Максимум пять дней.

— Даю тебе четыре.

— Почему?

— Считай это предчувствием, — усмехнулся Гаарк. — А может, это внутреннее зрение, о котором все время талдычат шаманы. Но я нутром чую: что-то идет не так. Мы должны поспешить и покончить со всем этим.

— Черт возьми, что здесь произошло? — взревел Ганс, останавливая своего коня.

На дне оврага лежал перевернутый на бок броневик, из его башни вырывались языки пламени. Ганс спешился и чуть не потерял равновесие на обледенелой дороге. К нему подъехал Кетсвана, оказавшийся на месте происшествия раньше него.

— Машина просто накренилась и слетела в овраг, — произнес зулус.

Ганс и сам уже все понял. Дно лощины было завалено обломками скал, поверх которых были положены доски. Ганс обернулся и стал искать взглядом инженеров, отвечавших за возведение временной переправы для броневиков.

Капитан саперов был рядом и, увидев выражение лица Ганса, нервно вскинул руку к виску:

— Сэр, одно из бревен треснуло, основание моста сдвинулось, и поэтому машина упала.

— Проклятье, сынок, это и ежу понятно. Ты мне лучше объясни, почему вы не укрепили переправу как положено?

— Сэр, вы нам сказали, чтобы мост был готов за один час, и мы сделали все, что было в наших силах.

Ганс смерил сапера ледяным взглядом. Юнец был прав: он дал им всего час и теперь потерял еще один броневик, экипаж которого погиб ужасной смертью, заживо сгорев.

— Спуститесь в лощину и потушите огонь. Бантагские дирижабли могут засечь дым с расстояния в двадцать миль. И вот еще что, капитан: в следующий раз, когда я скажу: «Постройте мост за час», сделайте свою работу хорошо. Вы меня поняли?

— Да, сэр.

В голосе сапера едва ощутимо звучала обида, но Ганс не обратил на это никакого внимания.

Отсалютовав капитану, он вновь взгромоздился в седло и вместе с Кетсваной поскакал дальше.

Вскоре они догнали один из своих броневиков, тянувший в гору две повозки с горючим. Когда Ганс пытался его объехать, его лошадь поскользнулась на обледенелом склоне и чуть не свалилась в овраг. Слушая гул работающего двигателя, Ганс мысленно возблагодарил небо за то, что они перешли на керосин. Если бы их машины по-прежнему работали на угле, даже слепые заметили бы валящий из труб черный дым, а бантагские пилоты засекли бы густые клубы за тридцать миль.

Пехотинцы медленно продвигались вперед двумя колоннами по обе стороны дороги. Люди шли очень осторожно, боясь слететь вниз с обледенелой тропы. Вскоре Ганс проехал мимо медицинского обоза, битком набитого обмороженными и выбившимися из сил солдатами. У многих после падений были вывихнуты руки или ноги.

— Подорожная пошлина оказалась очень высока, — заметил Кетсвана, пристроившийся сбоку от Ганса. Было видно, что не привыкший к лошадям зулус неуверенно держится в седле.

— Мы не можем сбавлять темп, — ответил Ганс. — Скорее всего, из-за сильного ветра сегодня бантаги не рискнут поднять в воздух дирижабли. Кстати, ты не видел в небе наших машин?

Кетсвана покачал головой.

— Ну уж если Петраччи остался на земле, эти подонки и подавно побоятся взлететь. Если этот Тиграний не напутал, до каменоломен осталось пройти меньше десяти миль. Скоро мы получим донесения от наших патрулей. Я хочу добраться туда до наступления темноты.

Во взгляде зулуса, направленном на Ганса, читалось сомнение.

— Мы уже потеряли шесть броневиков и около трехсот солдат, — произнес он. — Если ты заставишь их и дальше двигаться в том же темпе по такому морозу, то к вечеру лишишься половины своих людей. Мы должны устроить привал и построить убежища, чтобы переждать ночные холода.

— Мы будем идти дальше, — стоял на своем Ганс. — Готорн сказал, что мы должны достичь каменоломен через два дня после того, как оставим позади железную дорогу. А прошло уже целых три. Я не люблю опаздывать.

— Ганс, эта проклятая дорога превратилась в каток. Просто чудо, что нам удалось пройти по ней так далеко.

Ганс промолчал и полностью сосредоточился на управлении своей лошадью. На дороге образовался затор, и, оглашая воздух ругательствами, Ганс начал пробиваться вперед сквозь колонну солдат. Как оказалось, застрял еще один броневик. Его передние колеса съехали с дороги и угрожающе нависли над краем обрыва, а задние отчаянно вертелись в обратную сторону.

Механик из экипажа броневика, не обращая внимания на грозившую ему опасность, вылез на крышу орудийной башни и выкрикивал приказы столпившимся вокруг машины солдатам. Первым делом были отцеплены и оттащены подальше повозки с керосином, прикрепленные к броневику. Затем солдаты привязали к передней части машины прочные веревки. За концы канатов взялась целая рота пехотинцев.

Разбившись на кучки, солдаты потянули канаты на себя и начали спускаться вниз по обледенелому склону. Многие теряли равновесие и падали; повсюду слышалась ругань и крики боли. Наконец броневик сдвинулся с места и, выпустив облако пара, вылетел обратно на дорогу. Солдаты отпустили концы канатов и дали проехать Гансу.

За поворотом дорога стала намного ровнее. Оглянувшись, Ганс бросил последний взгляд на извилистую горную тропу, по которой пробирались сквозь лес его войска. Легкие облака дыма, поднимающиеся над деревьями, говорили о местонахождении его броневиков, а черная точка внизу указывала на положение обрушившейся в овраг машины. Свинцовые тучи, подгоняемые сильным ветром, скрыли от глаз Ганса красноватое солнце, низко висевшее над горизонтом. В это мгновение ему показалось, что температура воздуха понизилась еще на десять градусов. Ганс мрачно подумал, что в скором времени к ветру и холоду может добавиться очередная буря.

Дорога вела прямо к вершине гряды. Один из броневиков съехал на обочину для дозаправки горючим. Солдаты стаскивали канистры с керосином с одной из повозок, прицепленных сзади к машине, и выливали драгоценную жидкость в топливный бак, находившийся в передней части броневика. Несколько пехотинцев, выполняя приказ своего сержанта, без особого энтузиазма наполняли водой резервуары, расположенные по бокам бронированной машины. Горный ручей не замерзал даже на ледяном холоде, и солдаты прилагали все усилия, чтобы не облить себя.

На крыше машины стоял Тимокин, который принимал у солдат ведра с водой и выливал их в открытые резервуары. Завидев Ганса, молодой полковник вскинул руку к виску.

— Эта чертова вода все время замерзает в баках, — пожаловался он Гансу. — Мы должны были подумать об этом заранее.

Опорожнив последнее ведро, Тимокин спрыгнул на землю.

— Один из наших броневиков рухнул в овраг, — сообщил ему Шудер.

— Проклятье! Какой именно?

Ганс перевел взгляд на Кетсвану.

— «Святой Василий Муромский», — ответил зулус.

Тимокин покачал головой.

— А экипаж?

— К сожалению, все погибли.

— Большинство моих ребят не успели пройти подготовку, — горестно вздохнул Тимокин. — Мы рассчитывали, что военные действия возобновятся по меньшей мере через пару месяцев, а то и после таяния снегов, и мы сможем потренироваться в спокойной обстановке. Мои люди даже не знают толком, как управлять этими новейшими машинами, а уж о том, как сражаться, не имеют ни малейшего понятия. Опытные ветераны из 1-го полка еще как-то справляются, но новобранцам приходится туго — вы сами всё видели.

— Как машины выдерживают этот переход? — спросил у него Ганс.

— Значит, если считать «Святого Василия», то из строя вышли уже шесть броневиков. В двигателе машины номер двадцать два, «Дух Испании», сломалась головка поршня, и весь пар выходит наружу.

— А у тебя что, нет запчастей? — удивился Ганс.

— Я могу послать несколько человек к обломкам «Святого Василия». Пусть они посмотрят, что там можно взять.

— Так сделай это!

— Ганс, большая часть этих машин была направлена сюда прямо из заводских цехов. Они еще не прошли обкатку, и не забывайте, что мы имеем дело с новой моделью. Во всех двигателях нужно будет закрепить поршни. Кое-где в местах соединения труб происходят протечки, а это значит, что всю конструкцию придется разбирать на части. Почти на половине ведущих валов расшатались подшипники, и мы расходуем больше топлива, чем планировалось.

— Что ты хочешь всем этим сказать? — встревоженно спросил Ганс.

— К тому моменту, когда придет время спускаться на равнину, мы лишимся трети наших машин, — ответил Тимокин.

— Трети? — поразился Шудер, с трудом сдержав рвущееся с языка проклятие. От мороза у старого сержанта начали коченеть руки, и ему приходилось все время их тереть, чтобы согреться.

— Да, и это только к началу спуска с гор. Не забывайте, что катиться вниз по склону гораздо опаснее, чем ехать вверх. Когда поднимаешься в гору, то, если что-то пойдет не так, можно просто остановиться. Но уж если начал спускаться, то либо благополучно скатишься вниз, либо во что-нибудь врежешься. Третьего не дано.

— Скажи мне, когда Готорн впервые рассказал тебе о своем безумном плане, что ты ему на это ответил?

— Я сказал генералу, что это, в принципе, осуществимо.

Ганс сердито уставился на молодого полковника:

— А что же ты скажешь теперь?

Тимокин замялся:

— Э-э, по правде говоря, сэр, я все еще думаю, что мы можем это сделать.

— Думаешь или уверен? — не отставал от него Шудер.

— Сэр, а что еще нам остается? Я слышал, что нашим парням в Риме приходится совсем туго. Если мы не попытаемся им помочь, что тогда будет?

Ганс кивнул:

— Хорошо, сынок. Кажется, отсюда начинается хорошая дорога. Сделай все возможное, чтобы до каменоломен добралось как можно больше машин. Это не должно занять у тебя много времени. Когда мы окажемся на месте, выбери те из броневиков, которые, на твой взгляд, лучше других перенесли этот переход, а все прочие машины оставь в тылу. Если повезет, то морпехам, что прибудут сюда после нас, достанутся несколько лишних броневиков и, возможно, какие-то запчасти и инструменты.

— Так и было задумано, сэр. На заводе решили не собирать несколько последних машин, а упаковать в ящики те запасные части, которые могли бы нам понадобиться, и отправить их сюда вместе с готовыми броневиками.

— Так почему же, черт возьми, вы этого не сделали?

— Сэр, в этом случае у нас было бы на три или четыре машины меньше. Я прикинул, что примерно столько же мы потеряем на этой горной дороге, и решил, что мы сможем разобрать их на запчасти прямо здесь.

— Возможно, во всем этом есть своя логика, — сказал Ганс. — Но, честно говоря, сынок, в данный момент я ее не вижу.

Тимокин слабо улыбнулся и пожал плечами.

— Ладно, поехали.

— К нам скачет курьер, — произнес молчавший все это время Кетсвана.

Из-за поворота показался всадник, мчащийся во весь опор. Остановив взмыленного скакуна рядом с Гансом, кавалерист соскочил на землю и подошел к сержанту. В этот момент задние ноги его лошади заскользили на обледенелой дороге, и несчастное животное чуть не рухнуло в пропасть.

— Ну и из-за чего такая спешка? — сварливо обратился к гонцу Ганс, которого в этот день, похоже, раздражало абсолютно все.

— Каменоломни, сэр. Полковник Василий велел передать вам, что они захвачены бантагами.

— Что? — взревел Ганс, не веря своим ушам.

— Да, сэр.

— Расскажи мне все.

— Сэр, я скакал впереди, в колонне разведчиков. Мы остановились на привал. Только расставили патрули, как вдруг, откуда ни возьмись, прямо на нас выехали четверо бантагов. Мы даже не сразу поняли, кто это такие, но, к счастью, эти ублюдки тоже явно не ожидали встречи с нами. Мы уложили их прежде, чем они успели ускакать.

— Как далеко было от того места до каменоломен?

— Около двух миль. Собственно, мы видели то место, где выработки выходят на поверхность.

— Бантаги знают о том, что произошло?

— Нет, сэр. Мы спешились и осторожно рассмотрели все из-за деревьев. Бантаги заняли каменоломни и деревню. Страшное зрелище, сэр, там повсюду валяются расчлененные трупы людей. Похоже, бантаги только что вошли в деревню. Некоторые люди были еще живы. Мы видели, как их заставляли рубить лес, словно рабов.

На лицо кавалериста набежала тень.

— Проклятые ублюдки — они убили девушку прямо у нас на глазах. Ребята еле сдержались, чтобы не напасть на них.

— Вы все сделали правильно. Сколько там бантагов?

— Мы насчитали пятьсот с лишним коней, сэр.

«Дьявол!» — подумал Ганс.

— Где Тиграний? — спросил он вслух.

— В отряде разведчиков.

Ганс безуспешно попытался расстегнуть защелку планшета не гнущимися от мороза пальцами, затем стянул с себя перчатки и наконец вынул карту из футляра. Спешившись, он подошел к броневику Тимокина и разложил на нем схему местности. Его ладонь моментально прилипла к ледяной поверхности металла. Ганс выругался и отдернул руку.

— Посмотрите на карту. Это дорога, ведущая в каменоломни. Вот здесь она уходит на север и спускается в узкое ущелье. Видите этот перевал?

— Конечно, сэр. Этот проход будет не шире железнодорожной насыпи.

— Отлично. Садись на мою лошадь и скачи обратно. Передай Василию, чтобы он собрал своих людей вместе, но велел им спешиться и оставить коней в одной-двух милях от позиций бантагов. Пусть они обогнут деревню с фланга и займут этот перевал. Если нам повезет, бантаги не хватятся четверых уничтоженных вами дозорных до наступления темноты. Скажи Василию, чтобы он ждал, и, ради всего святого, не попадайтесь на глаза бантагам и не ввязывайтесь в бой. Скоро пойдет снег, эти ублюдки будут чувствовать себя в безопасности и не высунут и носа на улицу. Я нападу на них перед самым заходом солнца и погоню прямо на вас. Ты все понял, сынок?

— Так точно, сэр.

— Повтори, что я сейчас сказал, — потребовал Ганс.

Кавалерист четко повторил приказ Ганса, и старый сержант вручил ему поводья своего коня.

Глядя вслед отъезжающему юноше, Ганс почувствовал, как вокруг него стали падать первые снежинки. Через несколько секунд снег повалил тяжелыми хлопьями.

— Из-за снегопада нам придется идти медленнее, — заметил Кетсвана.

— Дьявол, возможно, эта погода ниспослана нам самим провидением.

— Хочешь сесть на мою лошадь? Та кляча, на которой прискакал этот парень, совсем выдохлась.

— Не-а, — протянул Ганс. — У меня и так уже задница горит из-за геморроя. Пора попробовать что-нибудь новенькое.

И с этими словами старый сержант решительно направился к броневику Тимокина.

Не обращая внимания на стоявшую в туннеле вонь, Гаарк присел на корточки и заглянул в черное отверстие лаза, вырытого его саперами в течение четырех последних суток.

Кар-карт остался доволен увиденным.

— Ты уверен, что этот подкоп проходит под их стеной? — спросил он у Джурака.

— Если в этом чертовом мире и есть геодезисты, то они воюют на стороне противника, — отозвался тот. — Единственное, что я мог сделать в такой ситуации, — это послать несколько наших солдат с веревками к самым вражеским укреплениям. За ночь мы потеряли из-за этого двадцать три бойца, но теперь у меня есть вполне точные данные. Замеры показывают, что мы находимся под самой стеной, плюс-минус пятнадцать шагов в ту или другую сторону. Для верности я почти удвоил количество пороха, о котором мы говорили.

— Люди знают, что мы здесь?

— Думаю, да. Мы слышали, как они рыли свой подкоп.

— Как близко они подобрались к этому месту?

— До завтрашнего утра нам ничто не грозит. На всякий случай я выставил там часовых. У них есть приказ поджечь фитиль, если янки прорвутся в туннель.

— Отлично. Убедись в том, что все командиры уменов находятся в полной боевой готовности. Как только стемнеет, я начну подтягивать войска для штурма.

Оставив Джурака внизу, Гаарк выбрался по лесенке в крытую траншею, которая вела к выходу из канализации. Несмотря на сопровождавших его телохранителей, кар-карт ни на секунду не терял бдительности и, только оказавшись в развалинах римских бань, испустил вздох облегчения. Небо прояснилось, и облака, гонимые ветром над его головой, отливали закатным багрянцем. Воздух казался на удивление теплым. Собравшиеся в банях бантаги, по очереди подходившие к интенданту за своим пайком, состоявшим из черствого хлеба и конского мяса, шумно обсуждали перемену погоды, и Гаарк заметил, что многие из них расстегнули пуговицы на своих толстых шинелях.

Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, кар-карт был одет в мундир рядового пехотинца, и только самые наблюдательные из солдат обратили внимание на его телохранителей и провожали взглядом необычного воина, сопровождаемого внушительной свитой.

«Если это потепление означает раннее таяние снегов, то сколько у меня в запасе времени? — задался вопросом Гаарк. — Впрочем, если все пойдет по плану, это не имеет значения. Завтра все будет кончено».

Ганс подошел к открытому боковому люку и с наслаждением вдохнул свежий морозный воздух. Секунду спустя к нему протиснулся Тимокин и высунул голову наружу. Толстые хлопья снега, заносимые в машину ветром, кружили над раскаленным паровым котлом и таяли в воздухе.

— Старший сержант Шудер?

— Я здесь, — отозвался Ганс и тоже высунулся из люка.

Это был Кетсвана. Курчавые волосы зулуса были засыпаны снегом, а его шинель словно накрыли сверху белым одеялом.

— По-моему, все бантаги укрылись в деревне, — сообщил Гансу Кетсвана. — Этот снегопад загнал их под крышу.

— Как тебе кажется, они нас заметили?

— Трудно сказать. Мы видели внизу два патруля. Нет, они не могли нас услышать. Ветер дует в нашу сторону.

— Есть новости от наших кавалеристов?

— Никаких, — покачал головой зулус. — Нам остается надеяться, что они заняли перевал.

Ганс кивнул и передвинул языком жвачку у себя во рту. Несколько томительных часов, пока длилась эта поездка, сержант провел на сиденье возле паровика, беседуя с механиком, который без особого восторга взирал на то, как Ганс сплевывает табачную слюну прямо на стенку его драгоценного котла.

Путешествие в кабине броневика никак нельзя было назвать комфортабельным: каждый раз, когда на дороге попадалась выбоина, машину сильно встряхивало, а Ганса подбрасывало к самому потолку. Как кто-то мог жить в этих проклятых консервных банках, было выше его понимания, однако он должен был признать, что в такую метель сидеть в броневике было все же приятней, чем ехать верхом на лошади.

— Сколько у нас машин? — спросил он у Кетсваны.

— Пять идут сразу за вами, а остальные разбросаны вдоль всего пути следования на десять миль.

— Пехота?

— Здесь только верховые, — отозвался Кетсвана. — Не больше пятидесяти человек.

Ганс вновь высунул голову из люка. Быстро темнело. Может, подождать подхода остальных броневиков? Нет. Бантаги могут хватиться своих пропавших дозорных и начнут поиски в этом направлении. Кроме того, если тот парень не напутал, в деревне еще оставались живые пленники, а приближалось время ужина…

— Мы атакуем, — решил он. — Пусть твои люди спешатся и рассыплются по обе стороны дороги. Будьте осторожны и не палите куда попало. С той стороны деревни находятся наши всадники.

Ганс перевел взгляд на Тимокина.

— Как ты собираешься вести этот бой?

— Я не знаю планировки этой деревни, сэр, но можно предположить, что она устроена так же, как и остальные римские поселения. Наверное, там есть стена с воротами. Внутри все разбито на ровные квадраты. Мы сломаем ворота, я поеду прямо вперед, две машины повернут направо, а остальные — налево. Если повезет, мы посеем среди бантагов панику и они побегут.

— А если у них есть ракеты или артиллерия?

Тимокин пожал плечами.

— Сориентируемся по ходу дела, — ответил он.

Ганс одобрительно хлопнул по плечу решительного юношу и вновь повернулся к Кетсване:

— Ты все понял?

— Так точно, сэр. Вы останетесь с машинами?

— Посмотрим, как это выглядит изнутри, — улыбнулся Ганс. — Ладно, убери своих парней с дороги. Мы начнем атаку через две минуты.

Тимокин захлопнул крышку люка и наглухо задраил ее.

— Сэр, я вынужден попросить вас не путаться у нас под ногами, — обратился он к Гансу. — Если ранят одного из моих людей, займите его место. Если подобьют нашу машину, выбраться можно только двумя способами — через этот люк или через башню. Понятно?

— Табачку не хочешь? — вместо ответа спросил у него старый сержант, протягивая юноше плитку.

— Меня от него тошнит, сэр, — скривил лицо Тимокин, и Ганс разразился смехом. — Сядьте позади водителя. Там у вас будет возможность хоть что-то увидеть.

Ганс обошел вокруг парового котла и проследовал за Тимокиным в переднюю часть кабины. Прямо перед ним находилось кресло водителя, а слева примостились канонир и его помощник. Первый снаряд уже был вогнан в казенник, и, как только машина тронулась с места, младший наводчик отодвинул ставень орудийного порта. Затем оба артиллериста налегли на рычаг, и дуло орудия высунулось наружу. Пригнувшись, Ганс бросил взгляд сквозь узкую щель не более квадратного фута, расположенную перед водителем. Дорога начала спускаться к деревне. В рассеянном свете были видны росшие вдоль обочин ели, придавленные выпавшим снегом. Все вокруг дышало спокойствием и миром, и в голове Ганса вдруг промелькнули картины из далекого детства, когда он вместе с отцом ходил зимой в лес за валежником для домашнего очага.

Дорога повернула влево и стала шире. Ганс увидел торчащие из снега придорожные столбы и вновь поразился основательности римских строителей, которые даже в этом удаленном уголке своей страны позаботились о том, чтобы оградить булыжниками край горной тропы. Его взгляд упал на ряд невысоких каменных зданий, построенных вдоль дороги. Это были украшенные искусной резьбой мавзолеи, миниатюрные святилища, воздвигнутые в честь умерших предков.

Ели стали попадаться все реже, и вдруг справа от себя Ганс увидел широкое поле, на котором раскинулись знаменитые римские виноградники. Присыпанные снегом кусты выглядели, как сгорбившиеся великаны. Посреди дороги застыл одинокий бантаг, ошарашенно глядевший на приближающееся к нему железное чудище.

Опомнившись, солдат орды развернулся и бросился бежать.

— Полный вперед, — скомандовал Тимокин, уже успевший занять свое место в орудийной башне.

Водитель броневика нагнулся и потянул за рычаг переключения скоростей. Машина вздрогнула, и Ганс услышал, что ведущий вал за его спиной завертелся быстрее. Набирая скорость, броневик заскользил вниз по склону. Его тяжелые шипастые колеса глубоко увязали в снегу, а водитель отчаянно вцепился в баранку, не давая машине перевернуться.

Они наехали на какую-то кочку, и потерявший равновесие Ганс влетел головой в переборку.

В передний скат машины ударила первая бантагская пуля, а секунду спустя за ней последовали еще две. Водитель опустил перед собой заслонку, и смотровое отверстие уменьшилось до узкой щели высотой в два дюйма и шириной в девять.

Ганс успел заметить промелькнувшие впереди ворота, и в это мгновение рявкнуло орудие броневика. Младший наводчик распахнул крышку казенника, из которого выпала трехдюймовая латунная гильза. В кабине тут же завоняло дымным порохом, керосином и машинным маслом.

Младший наводчик схватил с прикрепленного к стенке стеллажа следующий снаряд и заложил его в казенник, после чего наглухо захлопнул крышку. Канониры вновь подкатили пушку к орудийному порту. Следующий выстрел тоже пришелся точно в цель.

Прильнув к отверстию орудийного порта, Ганс следил за тем, как броневик Тимокина вплотную подкатился к полуразрушенным воротам в деревню и выпустил по ним еще один снаряд. Старший наводчик крикнул своему помощнику, чтобы тот заряжал пушку картечью. Машина проломила ворота, и Ганс опять потерял равновесие, больно ударившись о переднюю стенку броневика. Споткнувшийся о него младший наводчик крикнул Гансу, чтобы тот не путался у него под ногами. Старший сержант выругался и отполз в сторону, чувствуя себя обузой.

Наконец ему удалось встать на колени. Они были в деревне. Из домов по обе стороны улицы выбегали всполошенные бантаги. Над его головой раздалось стаккато Тимокинского пулемета.

Подняв глаза на заполненную паром и пороховым дымом орудийную башню, Ганс увидел ревущего от восторга молодого полковника, который буквально слился в единое целое со своим «гатлингом». Старший сержант вновь припал к отверстию орудийного порта. Увязая в глубоком снегу, бантаги отчаянно пытались убраться с пути железной машины. Орудие броневика рявкнуло еще раз, и над деревенской улицей засвистела картечь. Десятки бантагов разорвало в клочья.

Расхохотавшись, водитель поехал дальше по улице. Броневик начало подбрасывать, словно на ухабах, и Ганс сообразил, что под колеса их машины попали несколько бантагских тел.

По бортам броневика защелкали вражеские пули, кабина наполнилась жужжанием крошечных осколков брони, отколовшихся от стенок машины. Ганс выругался, надел на голову снятый незадолго до того шлем, закрыл глаза очками и опустил на лицо кольчужную сетку.

Старший наводчик начал что-то ему говорить, но вдруг резко осел на пол кабины. Разрывная пуля, влетевшая в открытый орудийный порт, снесла канониру половину черепа.

Младший наводчик оцепенело уставился на труп своего товарища.

Нагнувшись, Ганс оттащил мертвое тело артиллериста от орудия.

— Заряжай картечью! — крикнул он, пнув в сторону отстрелянную гильзу. Младший наводчик опомнился и быстро заложил в казенник новый снаряд. Вдвоем с Гансом они налегли на рычаг и подкатили пушку к порту. Дуло орудия чуть-чуть высунулось наружу. Ганс склонился над стволом и навел его на цель. В мишенях недостатка не было, и сержант отскочил в сторону.

— Поберегись!

Он дернул за спусковой шнур. Орудие откатилось назад, натянув амортизационные канаты. Младший наводчик уже распахнул крышку казенника и потянулся к стеллажу за новым снарядом.

Продвигаясь вперед, они продолжали подметать улицу свинцовой метлой. Когда их машина достигла противоположной стены, Ганс увидел, что ворота настежь открыты и бантаги в панике покидают деревню. Некоторые из них успели вскочить в седло.

— Заблокировать ворота! — крикнул разгоряченный боем Тимокин.

— Нет! — возразил Ганс. — Если мы запрем их в деревне, нам придется выкуривать их из каждого дома. Пусть бегут — наши парни уже заняли перевал.

Водитель вопросительно взглянул на него, ожидая распоряжений.

— Отведи машину от ворот, — приказал ему Шудер. — Тимокин, стреляй по ним короткими очередями, чтобы они продолжали бегство.

Выполняя это распоряжение командира, молодой полковник вновь прильнул к своему «гатлингу» и нажал на гашетку. Трехсекундные пулеметные очереди перемежались с выстрелами из орудия, благо в картечи недостатка не было. Бантаги вскоре усвоили последовательность залпов и старались прорваться к воротам в паузах между выстрелами.

Неожиданно в отверстии орудийного порта возникла черная волосатая лапа. Что-то зашипело, заискрило, и вдруг по полу кабины покатилась граната.

Ганс успел заметить только то, что фитиль метательного снаряда был очень коротким. Он попытался было подхватить его с пола, но младший наводчик отпихнул сержанта в сторону и кинулся к рассыпающей искры гранате. Артиллерист собирался выбросить ее наружу, но в последний момент понял, что не успеет, и отчаянно бросился на гранату сверху, накрыв ее своим телом.

— Нет! — с ужасом воскликнул Ганс, но в следующую секунду прогремел взрыв, и он отлетел обратно к орудию. Артиллериста подбросило в воздух, лицо Ганса забрызгало какими-то теплыми каплями.

Кабину броневика заволокло дымом. Кашляя и тряся головой, чтобы прогнать стоявший в ушах звон, Шудер на четвереньках подполз к наводчику, который, как ни странно, был еще жив. Артиллерист поднял глаза на Ганса, попытался что-то ему прошептать и, наконец, умер.

— Что там у вас стряслось? — крикнул сверху Тимокин.

— Продолжай стрелять! — проорал ему в ответ Ганс. — Где там шляется наша пехота?

Тимокин развернул башню на сто восемьдесят градусов.

— Они уже на подходе!

— Скорей бы они оказались здесь, — проворчал Ганс. — Водитель, поехали дальше.

Отпустив крепкое словцо, водитель потянул за рычаг, и машина вновь тронулась с места.

Вдруг прямо перед ними в воздухе засвистели трассирующие пули. «Должно быть, один из наших броневичков зашел бантагам в тыл», — сообразил Ганс. Мимо их машины пронеслась толпа бантагов, однако пулеметчик подоспевшего на подмогу броневика уложил не меньше половины впавших в панику солдат орды. Ганс был не в состоянии один управиться с пушкой, поэтому он зарядил ее лишь на тот крайний случай, если враги рискнут пойти в лобовую атаку на их машину, но появление на фланге еще одного их броневика заставило бантагов взвыть от ужаса и пуститься в беспорядочное бегство.

Сбоку от машины Тимокина возникла чья-то фигура, и Ганс поспешил выхватить из кобуры револьвер, готовясь дать отпор противнику. Однако это оказался одетый в синий мундир солдат Республики, который припал на одно колено, выпустил пулю в толпу бантагов, перезарядил винтовку и побежал вперед. Вслед за ними устремились и другие пехотинцы Ганса, а несколько секунд спустя по бортовому люку машины забарабанила чья-то рука.

— Ганс!

Распахнув крышку люка, Шудер с наслаждением вдохнул свежий морозный воздух. Рядом с броневиком с винтовкой наперевес стоял Кетсвана. На лице зулуса играла довольная улыбка, а с его штыка стекали красные капли.

— В жизни не видел, чтобы эти ублюдки так драпали! — восторженно воскликнул Кетсвана.

Высунув голову наружу, Ганс бросил взгляд назад. Его пехотинцы осторожно перебегали от дома к дому, выискивая схоронившихся внутри бантагов. Вся улица была усеяна мертвыми телами солдат орды. В снегу и на каменной мостовой лежали десятки вражеских трупов.

— Тимокин, я вылезаю отсюда, — сообщил командиру броневика Ганс. — Выезжай за ворота и преследуй этих подонков. Не давай им опомниться.

Шудер вывалился из люка в шлеме и очках, вызвав приступ смеха у Кетсваны, и огляделся вокруг. В воздухе пахло порохом и мертвыми бантагами.

Справа от него была невысокая стена, возведенная из воткнутых вертикально в землю бревен. По сути, это была обычная изгородь, способная остановить разве что шайку лесных разбойников. Взобравшись на нее по лесенке, Ганс посмотрел на находившиеся перед ним каменоломни. Там раздавался треск винтовочных выстрелов. Отлично, значит, его парни успели перекрыть перевал. Сквозь пальбу до него доносились вопли бантагов, однако это не был их боевой клич. В голосах врагов звучала паника, и Ганс довольно улыбнулся. Ему лишь однажды довелось услышать нечто подобное — в тот день, когда на войско тугар, ворвавшееся в Суздаль, обрушилась бушующая река. После стольких битв, в которых Гансу приходилось отбивать атаку несокрушимой конницы орды, ему было приятно испытать это мгновение триумфа.

Рядом застрекотал еще один «гатлинг», и Ганс увидел трассирующие пули, проносящиеся сквозь распахнутые ворота. Мимо сержанта пропыхтел еще один броневик, который выкатился за стену и вступил в бой у каменоломен.

Оглянувшись, Ганс бросил взгляд на деревню, и его затопила волна гнева. На крошечном Форуме в центре поселения догорал большой костер. Возле него высилась пирамида из человеческих черепов. Выжившие жители деревни были освобождены из плена. Некоторые из них до сих пор не пришли в себя и бесцельно бродили по улицам. Несколько человек смотрели на ужасную гору черепов и горько плакали, а другие вымещали свою ярость на раненых бантагах. Время от времени раздавались одиночные винтовочные выстрелы — это пехотинцы Ганса добивали оставшихся в живых врагов. Однако зачастую разъяренные жители деревни сами набрасывались на поверженных врагов и предавали их долгой и мучительной смерти. Один из броневиков превратился в пылающий факел, из его орудийного порта и башни вырывались языки пламени и клубы черного дыма. Один за другим начали взрываться снаряды, разнося все и вся внутри кабины. Дьявол, еще одна из его драгоценных машин превратилась в груду металлолома.

— Кетсвана, собери оставшихся в живых местных жителей и выясни все, что им известно. И скажи нашим людям, чтобы они быстро добили всех раненых бантагов, — я не хочу, чтобы мы опускались до уровня этих волосатых ублюдков.

— Хорошо, но я понимаю их чувства, — пробурчал зулус.

— Мы люди, Кетсвана, а не звери, как они.

— Ладно, Ганс.

Стрельба за воротами начала стихать. Сгустились сумерки, а снег все так же валил густыми хлопьями. На дороге, ведущей от перевала, показался одинокий всадник. Приблизившись к деревне, кавалерист пустил лошадь шагом и замахал над головой вымпелом своего отряда, чтобы его не приняли за бантага. Въехав в ворота, всадник заметил Ганса и спешился рядом с ним.

— Отличная работа, полковник, — похвалил его Ганс.

— Боюсь, что не совсем, — покачал головой Василий.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Мои парни засели по обе стороны перевала. Как только мы услышали стрельбу в деревне, я выстроил одну роту прямо поперек дороги, плечом к плечу, а за их спинами поставил десяток конников: на тот случай, если кому-то из бантагов удастся прорваться. — Василий шумно перевел дыхание. — Их было несколько сотен. Они возникли буквально из ниоткуда и напали на нас с ходу. Мы устроили им кровавую баню, но кое-кому удалось прорваться.

— А что твои всадники — они их догнали?

— Не могу утверждать этого со всей уверенностью, сэр. Они уложили четверых беглецов, но их могло быть и пять, и шесть. Я приказал своим людям скакать во весь опор, но не могу поклясться, что мы уничтожили всех врагов до единого. Возможно, некоторым удалось проскользнуть сбоку от перевала — мы слышали какой-то шум в лесу ниже по склону. Я и туда послал своих парней.

Ганс только вздохнул. Проклятье! Глупо надеяться на лучшее. Если хотя бы одному из бантагов удастся добраться до своих и сообщить о броневиках в горах, у Гаарка будет время подготовиться к этой атаке.

Фактор неожиданности был потерян. Если он теперь поведет своих людей в открытую степь, несмотря на то что запас прочности броневиков почти исчерпан, это будет равносильно самоубийству.

Может, отступить или, по крайней мере, укрепиться на этих позициях?

Нет, черт возьми, это не поможет.

— Ты сделал все, что мог, — поблагодарил он Василия. — Отправь роту своих кавалеристов вниз по дороге, насколько сочтешь безопасным, а потом доложи обо всем мне. Совещание штаба состоится через час.

Василий вскинул руку к виску и ускакал обратно. Ганс слез со стены и, заметив Кетсвану, поманил зулуса к себе.

— Отличная драка, Ганс! — возбужденно воскликнул Кетсвана. — Мы всех тут уничтожили?

Шудер покачал головой и изложил другу положение дел.

— И что теперь?

— Как скоро нам удастся подтянуть сюда остальные броневики? — спросил у него Ганс.

— Не знаю, — пожал плечами Кетсвана, — Большинство машин будет здесь через час или два. Впрочем, я боюсь, что они не смогут быстро ехать в такой темноте.

Ганс задрал голову и взглянул на небо. Снегопад не прекращался, но сквозь скопление туч на юге пробивались тусклые лучи света. Одна из лун Валдении скрылась за облаками, но вскоре вновь вынырнула из-за них.

— Мы должны сегодня же ночью выступить в поход, — решил Ганс. — Надо исходить из того, что бантагам известно о нашем маневре. Мы больше не имеем права терять время впустую.

— Ты спятил, Ганс! Большинство солдат не успеют подойти сюда до полуночи!

— Я знаю. Пусть эти люди остаются здесь. Ночью они смогут отдохнуть, а завтра спустятся с перевала и займут позицию у подножия гор. Но я хочу, чтобы экипажи броневиков были немедленно накормлены, как только они окажутся здесь. Даю им четыре часа отдыха. Тимокин осмотрит все машины и решит, какие из них способны добраться до цели нашего пути. Поврежденные и ненадежные броневики мы оставим тут, а членов их экипажей распределим по другим машинам. Возьмем с собой все горючее и боеприпасы, посадим солдат на повозки и на броню наших железных коней и в полночь выступим из деревни.

— Ганс, ты просто псих, — убежденно произнес Кетсвана.

— Я знаю, — усмехнулся сержант.