"Подробности Гражданской войны" - читать интересную книгу автора (Ореховский Петр)

3. ЛИФТ

Богатым и властным людям в России обычно не позволяется жить рядом с простым народом. Их депортируют за колючую проволоку в отдельно огороженные зоны, ставят по периметру телекамеры и датчики движения, за которыми наблюдают, удобно устроившись в мягких креслах, интеллигентные охранники, владеющие приемами восточных единоборств и подстриженные так, что на голове от удивления у них могут встать дыбом только брови. Элита России, посвятившая жизнь служению народу, за территорией зоны передвигается исключительно в сопровождении конвоя, поскольку умные талантливые люди так и норовят увернуться от своих обязанностей перед страной, посидеть в дешёвой закусочной, выпить народный кислый растворимый кофе из бумажного стаканчика или опрокинуть в себя разливного пива из полиэтиленового бокала, закусив горелой смесью соли, растительного масла, перца и крахмального клейстера, называемой чипсами. Но бдительные охранники разрушают эти незрелые порывы, заставляя соль земли русской запихивать в себя вонючий (а иногда и заплесневевший) французский сыр, пить чешское пиво с совершенно неприемлемым для большинства мужчин названием

“Козёл” и есть длинные, как сибирские километры, итальянские спагетти, которые так и норовят соскользнуть с вилки, как их на неё ни наматывай.

Многие богатые и властные люди примирились со своей горькой навязанной им родиной судьбой и безропотно несут тяжёлое бремя изолированных от общества и его простых удовольствий трудоголиков.

Дом – работа, работа – дом, кругом – конвой, куда тут ещё податься?

Редкие отпуска можно провести за границей, поскольку в России отдохнуть практически невозможно. Но есть ещё отдельные смельчаки, рискующие жить вне созданных резерваций для богатых, непосредственно смешиваясь с обывателями, время от времени передвигающиеся пешком и даже – в это трудно поверить! – примерно раз в месяц ездящие на общественном транспорте, повторяя подвиги первого секретаря

Московского горкома КПСС, а впоследствии самого демократического президента России, полностью искоренившего у себя различные народные привилегии3. При этом их почти не снимает местное или центральное телевидение, так что они могут толкаться, ругаться и наступать соседям на ноги при торможении или ускорении транспортного средства, наслаждаясь непривычной свободой и прячась от собственной охраны.

Таким вот авантюристом, жившим в массе народной, и был в душе Сергей

Михайлович Хитров. Он постоянно рисковал, проживая в своей старой двухкомнатной квартире на последнем этаже девятиэтажного дома, которую получил ещё в начале своей работы в горфо в советские времена. Тогда этот дом был приличным, и в него заселялись работящие интеллигентные люди. Но постепенно те, кто мог себе это позволить, строили себе новое жильё, так что незаметно в новых домах группировались новые интеллигентные и обеспеченные люди, а в старых домах оставались бывшие интеллигентные и теперь уже совсем необеспеченные люди. Они никак не могли договориться об оплате труда уборщицы, которая по графику должна была мыть их подъезд всего лишь один раз в месяц, потому что в жилищно-эксплуатационной конторе не хватало трёх четвертей уборщиц, половины дворников, трети слесарей, плотников и электриков. Были полностью заполнены только вакансии руководства, которые с начала девяностых годов занимались актуальнейшим в России искусством – реформировали ЖКХ. Поэтому граждане должны были скидываться между собой и платить уборщице дополнительно, чтобы она вспоминала про их подъезд хотя бы раз в неделю. Но договориться бывшие интеллигентные люди между собой не могли: то ли у них не хватало денег, то ли терпения. А может быть, они, как это и должно было произойти в процессе строительства гражданского общества, уже окончательно преодолели социальные перегородки и слились с народом, так что такие мелочи теперь вообще не привлекали их внимание. Поэтому стены подъезда были испещрены рисунками и занимательными лозунгами, отражающими потребность простых взрослых людей и молодежи в творчестве, под ногами идущих часто оказывались пустые консервные банки, которые жильцы пинали, а этого делать не стоило, ибо в них находилось множество сигаретных окурков и табачного пепла, на окнах лежало какое-нибудь тряпьё, потому что в подъезд время от времени заходили ночевать прохожие, которым лень было идти к себе домой до ближайшей теплотрассы.

Прохожие по мере сил помогали в уборке подъезда, собирая пустую стеклотару, которую щедрые жильцы подъезда не выбрасывали в мусоропровод, а выставляли с ним рядом, надеясь такими простыми языческими дарами задобрить бога уборщицы.

Конечно же, Сергей Хитров не мог допустить, чтобы его жена и ребёнок-подросток жили в таком полном экзотики, приключений и здоровых социальных нравов месте. Он построил для них квартиру в гетто, куда свезли часть богатых и властных людей. Район патрулировался усиленными нарядами милиции, ночью там не выключались ряды торшерных фонарей, среди которых не бывало разбитых, вдобавок на входе в каждый дом там сидел, пялясь в видеокамеры, консьерж.

Случайные люди там не ходили, и даже молодые красивые женщины с ярким макияжем и в обращающей на себя внимание одежде всегда подъезжали на хороших автомобилях с одними и теми же номерами, поскольку развлекать уставших от забот о родине новых русских интеллигентов должны были профессионалы из агентства с надёжной репутацией. Хитров знал, что его семье там нравится: как-никак их окружали люди своего круга, и можно было не опасаться того, что четырнадцатилетний подросток вдруг решит, что газовая камера из полиэтиленового мешка и клея “Момент” предоставляют гораздо более интересные ощущения, чем углублённое изучение математики и иностранных языков. В то же время сам Сергей Хитров во время рабочей недели частенько предпочитал оставаться ночевать в старой квартире.

Дело было даже не в том, что до нового жилья от работы было дальше, чем от старого, а он часто задерживался в департаменте финансов допоздна. Скорее ему нравилось ощущение сомнительной свободы, которое предоставляло ему отдельное от семьи временное проживание, когда его никто не спрашивал, как прошёл день, а он в ответ не должен был интересоваться домашними делами. Долгое пребывание в одиночестве ему тоже надоедало, однако временная самоизоляция придавала некоторую остроту его чувствам к жене, сыну, их новому дому, соседям и даже работе. Да, наверное, стоит сказать, что в описываемый момент жизни Сергей Хитров был влюблён.

Предметом его страсти была молоденькая продавщица большого книжного магазина. Хитров время от времени заходил туда полюбоваться на неё и даже несколько раз спрашивал её мнение по поводу тех или иных книжек. Как и большинство новоявленных отечественных менеджеров по продажам, её мало интересовало то, чем она торгует, однако Хитрова её библиодебилизм с сопутствующим преклонением перед отечественной детективной литературой только восхищали. “Наив, свежесть, неиспорченность сомнениями… какая радость жизни”, – думал он.

Романтика обожания начальником областного департамента финансов продавщицы книжного магазина имела свои законы. Хитров решил сам для себя, что он не может “просто так” познакомиться с ней, пригласив продавщицу в ресторан поужинать, и далее – провести ночь у себя в постели, как это сделало бы большинство мужчин на его месте. Поэтому он присылал ей роскошные букеты роз (пятьдесят долларов вместе со стоимостью доставки), которые продавщице вручали разные улыбающиеся посыльные, что смущало её наивный молодой разум: она не подозревала о службе доставки и полагала, что вручающие ей цветы мужчины и являются непосредственными поклонниками её красоты, купившие эти букеты тут же за углом. Правда, после третьего такого подарка она начала что-то подозревать, тем более что ей уже объяснили кое-что про её мозги, стоимость букетов и службу доставки её старшие и более опытные товарки. Хитров же, взяв столь высокий тон отношений, решительно не знал, что делать дальше. Он чувствовал, что увлекается работницей сферы интеллектуального обслуживания всё больше и что переход к более тесному общению может полностью разрушить его семью.

А Хитров дорожил своей семьёй, включавшей в себя, в частности, скреплявшие их брак деловые свойства его жены, которая оформила новое жильё и семейное транспортное средство, как и большую часть другого имущества, на своё имя. В конце концов, административно-хозяйственная деятельность Хитрова должна была приносить пользу кому-то ещё, кроме народа.

В этот тёплый июньский день Сергей Хитров по приглашению местного университета должен был поехать председательствовать в государственной аттестационной комиссии, что он делал всегда с удовольствием. Он любил простые радости, которые давала его должность. Если бы он не давал народу свои государственные деньги, в городах остановились бы заводы, в сёлах на поля не вышла бы фермерская техника, в больницах бы не лечили, а в школах бы не учили. Поэтому ему были рады во всех уголках области N, делились своими бедами и радостями и интересовались его здоровьем и подробностями служебной деятельности. Хитрову было приятно народное любопытство, и он охотно делился рассказами о сложностях формирования и исполнения областного бюджета, просвещая наивных провинциалов о злобных происках столичных олигархов, а также подвигах губернатора Стояковского и своих собственных в деле защиты

N-ских государственных финансов.

Студенты и студентки, защищающие диплом, также всегда были ему симпатичны. Их было слушать гораздо интереснее, чем его подчинённых, вечно пристававших к нему с бумагами, которые нужно было тщательно читать, а потом ещё и проверять их расчёты. Поэтому проведение ГАК

Сергей всегда рассматривал как однодневный отпуск: посмотреть на симпатичных молодых людей, посидеть на обеденном банкете… да и пораньше освободиться от всех дел. Он решил, что всё-таки созрел для разговора с продавщицей книг, так что думал заехать и в книжный магазин. Поэтому Хитров оделся в светлый костюм, белую рубашку и галстук цвета кофе со сливками, дополнив гардероб жёлтыми штиблетами и легким ароматом мужских духов. В таком виде он вышел на лестничную площадку и вызвал лифт.

Лифт в этом доме неоднократно ломался: жильцы любили его ловить, как пролетающую мимо муху, для чего в дверь просовывались руки, ноги, зонтики и прочие многочисленные препятствующие процессу закрывания предметы. В результате даже примитивная советская автоматика выходила из строя. Однако, демонстрируя жизнеспособность отечественной техники, которая давала сто очков вперёд любому западному изобретению в части ремонтопригодности, лифт продолжал ходить. Ездил он при этом медленно, время от времени застревая между этажами, однако автоматические двери закрывались относительно быстро. Многочисленные жильцы подъезда, где жил Хитров, любили пользоваться остатками советской роскоши перемещения между этажами.

Лифт могли увести из-под самого носа, поэтому при его вызове и последующей посадке медлить не следовало. Поэтому Хитров, выйдя из квартиры, первым делом нажал кнопку вызова лифта и только потом пошёл закрывать квартиру – эта привычка у него приобрела характер повседневного ритуала. Спускаться пешком, наблюдая все прелести внутридомовых мест общего пользования, у него не было никакой охоты.

Закрыв квартиру на положенные два замка в железной двери, он услышал шум открывшихся дверей лифта, поспешил вскочить внутрь и нажать кнопку первого этажа. Лифт тронулся.

Но что-то было не так. Хитров вдохнул воздух в лифте и задохнулся: его ноздри поразил тяжёлый кислый дух дерьма. Он опустил глаза и увидел в углу лифта вполне объёмную кучу, что свидетельствовало о том, что произвело это на божий свет не собака или кот, также в изобилии проживавшие в подъезде, но человеческое существо. Или корова, но это животное не поместилось бы в лифт. Судя по отсутствию мух, проделано это было максимум полчаса назад.

Хитров стоял не дыша и считал секунды, хотя он и без счёта знал, что с девятого этажа до первого их неоднократно отремонтированный лифт спускается за одну минуту сорок секунд. За этот, в общем, небольшой промежуток времени он прожил целую жизнь, полную возмущения, беспомощности, чудовищного унижения, приступа ужаснейшей мизантропии, ненависти к собственной родине, жалости к самому себе и много других сильных эмоций. Он был готов разрыдаться, убить первого попавшегося ему навстречу человека, сбросить нейтронные бомбы на все крупные российские города и выпустить весь имеющийся запас атомного российского оружия на все близ и далеко лежащие страны, уехать в

Австралию (там живут антиподы), покончить с собой, выпить литр водки и совершить много других не менее выдающихся поступков. Из лифта

Хитров вышел пошатываясь; если бы у него было слабое сердце, то ему было бы не избежать инфаркта. Минут пять он просто стоял у служебной машины, глубоко вдыхая смесь тополиного пуха, частичек углерода, бензолов, фенолов, синильной кислоты и прочих стойких и нестойких веществ, называемых городским воздухом. Слегка удивив шофёра, он сказал, что пройдётся по улице и чтобы тот забрал его в конце квартала.

Постепенно холодный пот, выступивший на лбу, высох, ледяные пальцы рук и ног согрелись на тёплом июньском воздухе, походка сделалась уверенной, и Сергей Хитров пришёл в себя. Ему смертельно хотелось выпить, но он, покорный долгу и традиции всех российских чиновников, сел-таки в автомобиль и поехал на встречу с будущими специалистами сферы финансов и кредита.

Защиту дипломных работ Сергей Хитров провёл в каком-то рваном ритме, мгновенно переходя от благожелательного тона некомпетентного высокопоставленного политического деятеля к злобным и точным вопросам оголодавшего, но недобитого очередным победившим новым прогрессивным общественным строем профессора. Всматриваясь в парадно одетую и приукрашенную ювелирными изделиями финансово-кредитную молодёжь, Хитров видел в своём воображении мальчиков со сбившимися набок галстуками и девушек с расстёгнутыми до упругого загорелого пупка блузками. Все они дружно, запрокинув головы, как издающий брачный крик марал, сосали пиво и прочие содержащие алкоголь жидкости. Но далее, вместо красивых рекламных сцен молодого задорного секса, его фантазия рисовала совершенно другие физиологические отправления, и он никак не мог избавиться от этих картин. Отнюдь не будучи ханжой, Хитров вопрошал себя, как так получилось, что особи мужского пола в России могли справлять малую нужду практически в любом месте… а ведь от малой нужды до большой

– всего один шаг. До первого перерыва он довёл до полуобморочного состояния и потолочной бледности трёх молодых и внешне весьма симпатичных, хотя и несколько нагловатых молодых людей, а одна девушка с красно-рыже-жёлтой шевелюрой от его вопросов впала в ступор, и только из-под изумрудно-зелёных контактных линз, одетых на великолепной величины глазные яблоки, по её щекам вдруг покатились ручьи тихих неожиданных слёз. Члены аттестационной комиссии решили сделать перерыв, выпили коньяку, сдержанно пошутили о том, что, конечно, есть студенты и люди, но постепенно одни должны превращаться во вторых (иначе, дескать, для чего живём), поговорили о том, что Путин никому не нравится, а вот всё-таки президент…

Хитров угрюмо молчал. Он понимал, что его всеми силами пытаются задобрить, что он ведёт себя неверно, что надо взять себя в руки, но ничего не помогало. Он несколько раз отказался произносить тосты, допил большой бокал коньяку… и кое-как дотерпел вторую половину гака, практически не задавая вопросов. Студенты и члены комиссии от этого почувствовали почти счастье. В результате Хитров приобрёл дополнительный авторитет и прирост всенародной любви. Никто из присутствующих, впрочем, и представить себе не мог, каких приростных затрат это стоило начальнику департамента финансов областной администрации.

Хитров посидел на банкете, выпил, закусил, ещё раз закусил… и, как и собирался с самого начала, уехал из университета. Доехав до центра, он отпустил шофёра и тихо пошёл по центральному проспекту столицы N-ской губернии, носившему неожиданное имя Социалистический.

Сергей был не в том состоянии, чтобы ухаживать за разрастающимся костром, возможно, самой большой любви своей жизни, но он был и не в силах остановиться. Ноги несли его в сторону книжного магазина, и хотя он несколько раз сворачивал в боковые ответвления своего магистрального направления, сделав круг, он всё равно возвращался на

Социалистический. Наконец Хитров добрался до “Книжного мира”, зачем-то воровато огляделся по сторонам и вошёл в магазин.

Сергей Хитров знал об этой девушке всё: её адрес, то, что она окончила техникум кооперативной торговли, ныне гордо называющийся коммерческим колледжем, что живёт она вместе с родителями, как её зовут, когда её день рождения. Через свои чиновничьи связи ему было легко навести справки о любом простом жителе области N, но он редко этим пользовался. Здесь же Хитрова, что называется, заело, и он как-то зашёл к владельцу сети “Книжного мира”, выпил предложенный коньяк, а заодно познакомился и с менеджером данного самого большого магазина упомянутой сети.

Она была на своём рабочем месте, на кассе; иногда её переводили в зал исполнять обязанности продавца-консультанта. Хитров мог спокойно рассматривать её. Он взял с полки попавшуюся ему книжку Патрика

Зюскинда “Парфюмер” популярного издательства “Азбука” и сделал вид, что читает.

В Ольге Простовой его прежде всего привлекла огромная буйная шевелюра, спускавшаяся по плечам в ложбину между лопаток. Потом

Хитров заметил широко поставленные чуть навыкате глаза, правильный маленький нос и полные губы. Он мог бы пригласить её в кабинет менеджера, который бы их познакомил… сейчас Хитров размышлял над этой возможностью. Но ему казалось это неправильным, он хотел подойти и познакомиться с ней сам. Однако пробивавшие чеки посетители всё время мешали Сергею это сделать… поэтому, вместо того чтобы предпринять решительные шаги, он стоял, смотрел и обожал.

Простова тоже время от времени поглядывала на него. Вид у неё при этом был серьёзно-смущённый, и Хитрову показалось, что она уже догадывается о его чувствах к ней. Он в который раз стал представлять себе, как это всё будет: ужин в нише ресторана, бутылка ледяного шампанского, цветы и стихи, до которых он был немалый охотник, прогулка по темнеющему городу, потом подъём в его квартиру, где у него уже заготовлены свечи… В этом месте его воображение дало сбой. Сергей не понял, в чём дело, и, глядя на неубывающую очередь перед кассой, повторил свои мысленные слайды. И опять застрял на слове подъём. Как это будет? Они пойдут по грязной ужасной лестнице к нему на девятый этаж? Или он вызовет лифт, где наверняка продолжает лежать утренний сюрприз?

Это было невыносимо. Хитров почувствовал острый укол в сердце. “И что же дальше?” – с неожиданной тоской вдруг подумал он. Развод, и начало новой жизни с Простовой в его старой квартире, где по ночам в целях экономии отключают горячую воду, так что после интимных упражнений приходится осуществлять закаливание организма. В субботу и воскресенье соседи слушают российскую эстрадную музыку вместе с хриплым шансоном группы “Лесоповал”, а ночами многочисленные потрепанные транспортные средства жителей его дома заливаются разнообразнейшими руладами автомобильной сигнализации, срабатывающей от того, что мимо пробежала собака или прошёл, не торопясь в объятия недалекой теплотрассы, счастливый прохожий. Сколько лет будет продолжаться такая жизнь, пока он снова не заработает на новое жильё? И каждое утро, выходя на площадку и вызывая лифт, он будет дрожать от страха, что ему опять придётся ехать вниз в отхожем месте?

Хитрову стало плохо, он смотрел на Простову и ощущал ужасную слабость во всём теле. Около кассы никого не было, вот сейчас он должен подойти к ней и сказать… Она тряхнула своей гривой волос, чуть наклонила голову вперёд, посмотрела Хитрову в глаза и улыбнулась. Ольга Простова, любовь его жизни, делала ему знак: она звала его.

Сергей Хитров поставил книжку на полку и сделал несколько шагов по направлению к кассе, глядя прямо в глаза Простовой… Не дойдя до неё трёх шагов, он вдруг резко повернулся и вышел из “Книжного мира”.

Оказавшись на улице, он какое-то время шёл не разбирая дороги, а потом взял такси и поехал в дом, где жила его семья. Хитрова не ждали к ужину, но он и не хотел есть. Жена и сын были рады ему, и

Хитрову было приятно это обстоятельство. Он выпил много коньяку, закусывая его карбонатом, лимоном, бородинским хлебом и чёрными маслинами. После этого он крепко заснул – день, от которого он ждал так много, наконец закончился.

Через две недели Хитров опять стал время от времени оставаться в старой квартире. Изредка с ним там может оказаться какая-нибудь женщина, скрашивающая его одиночество. Но Хитров не позволяет оставаться им там больше, чем на одну ночь. В “Книжный мир” на

Социалистическом проспекте он больше не заходит никогда.