"Цветы на асфальте" - читать интересную книгу автора (Меньшиков Валерий Сергеевич)

ОБЫСК

Слава Гната Остаповича покатилась золотым колечком по здешним и нездешним местам в годы нэпа. Был он тогда в подручных у оборотистого «медвежатника» Аполлинария Студнева, бывшего ломового извозчика, по кличке Жерёбый. Не передав всей науки понятливому ученику, Жерёбый подловил пулю, когда сгребал из разверстой железной кассы в брезентовую суму увесистое золотое рукоделье и различные поделки из сиянья-камушков в ювелирной лавке одного из новоявленных хозяйчиков-нэпманов.

Со временем Остапович превзошел в мастерстве своего наставника, потому как считался мужиком мыслящим, был неравнодушен к технике, почитывал, если случалось свободное время, технические журналы, сам конструировал винтовые замки-неоткрывашки. Другому с такой сноровкой цены не было бы во дворе, любая хозяйка при встрече приветливо бы склоняла голову...

По возвращении из колонии Остапович обычно жил тихо и неприметно и большую часть времени проводил в сарайке, где у него стоял простенький верстак с тисами, а все углы были завалены разным металлическим хламом. Из этих отходов и рождала его фантазия инструмент, пригодный для необычной, как правило, ночной работы.

В последний раз отбыл наказание Верти Угол на отдаленных воркутинских широтах, вернулся сутулый, с облысевшей головой, но еще мосласто крепкий, прокаленный полярными ветрами и морозами. Но не вечно молодцу дробить чечетку — кралась старость и по пятам Гната.

Метил к нему накануне Алексей на деловой разговор не только потому, что растревожили его возникшие подозрения, больше надеялся на вскользь оброненную подсказку. В старости всегда пофилософствовать тянет, пускай и со случайным собеседником.

Долго носило Остаповича преступное половодье, а потому знал он своего брата-взломщика не хуже, чем какой-нибудь сельский поп свою немногочисленную паству. Родило, скажем время, новую категорию преступлений, определенных в законе, как угон автомототранспортных средств. Как светлячки на огне, пацанва на тех делах обжигается, жизни себе калечит. От дурости, излишеств, от избытка сытой энергии. Таким и в колонии горе мыкать, по первому взгляду старожила стрелой летать. А вот их, взломщиков старой школы, остались единицы. Отмирает «профессия», столь прославленная когда-то в преступной среде. Ум, хитрость, риск, умелые руки — вот что значила, по мнению Остаповича, его виртуозная «работа». Не каждому она в руки дается...

Такие мысли одолевали Короткова, когда он входил в квартиру старого взломщика. Пришел, а постановление на обыск и предъявить некому. Сейчас, когда кое-что прояснилось, потолковать бы с Гнатом, растопить ледяшки в его глазах... Опоздал сделать это.

Суток еще не прошло, как хозяин квартиры произвел свой расчет с жизнью. Кажется, выйдет сейчас он из-за кухонной занавески, укажет костлявой ладонью: «Садись, начальник».

В затхлом пропыленном воздухе чудился Короткову запах тлена. Шевельнул ноздрями, понял: пахнет газом. Не посвежел воздух от сквозняков.

Следователь Фирсова села к круглому, скрытому под желтой плюшевой скатертью, столу, раскладывала чистые бланки, писать готовилась. Рядом стояли понятые: седенький старичок-пенсионер и краснощекая от смущения девушка-студентка. У старичка в глазах было недоумение. Видно, не мог понять, какие ценности собрались здесь искать сотрудники милиции.

— Такой тихий, услужливый и в домино всегда играл, — задумчиво сказал он.

Квартира была небольшой, комната да кухня, но нагромождение всякой рухляди затрудняло поиск. И все-таки Алексей надеялся, что у такого опытного в воровских делах человека должны быть под рукой потайные места. Очень даже должны быть, как без этого.

В институте преподаватели по криминалистике учили не торопиться с проведением обыска, тщательно все проанализировать, разбить площадь на условные участки, предусмотреть места возможных тайников. И пока Фирсова записывала в протокол данные понятых, Алексей мысленно разделил квартиру на зоны поиска, распределил людей: наиболее опытного капитана Ковачева с экспертом оставил в комнате, инспектора Гринько направил в ванную, себе взял кухню.

— Ну что, Александра Степановна, приступим?

— Начинайте.

Алексей прошел на кухню, остановился в коротком раздумье. Прежде всего интересовали две вещи: инструмент и деньги. Он огляделся. Трудно различимой давности двустворчатый стол, кухонный шкаф, холодильник «Бирюса», два обшарпанных табурета, газовая плита. На некогда коричневом полу краска выкрошилась, обнажив белесые от шпаклевки доски.

Тщательно осмотрев подоконник, Алексей открыл стол, полки которого были заставлены бутылками. «А Верти Угол, оказывается, не был трезвенником, да и, по всей видимости, жил в невеликой нужде. За счет чего?

Коротков осторожно — два пальца сверху горлышка, два — под донышко — вынимал каждую бутылку, ставил на подоконник. Часть их пришлось составить в угол кухни. Шло время. Алексей слышал, что и его товарищи передвигают мебель, простукивают пол и стены. Неужели осторожный Остапович не оставил улик? Тогда его смерть — еще не факт виновности и не поможет следствию сдвинуться с места.

Алексей снял со стола клеенку и расстелил ее на полу. Коричневое хозяйственное ведро с мусором он умышленно оставил на конец поиска. Случалось, что именно в таких местах находились вещественные доказательства, уличающие преступника.

Он высыпал на клеенку мусор и ложкой стал медленно сортировать его на кучки. Внимание привлекли седоватые хлопья, прикосновение к которым обращало их в пепел. Они как бы наслаивались друг на друга. И он про себя отметил, что такой оттенок и массу может иметь только обработанная специальными растворами бумага.

Кучка пепла была приличной, Алексей сложил ее в стеклянную банку и позвал эксперта.

В кухне появился Степанчук, и в ней сразу стало тесно.

— Как результаты? — спросил Коротков.

— Пока ничего, молчат приборы. А может, и нет здесь ничего, напрасно утруждаем себя?

Он почмокал полными губами, разглядывая на полу кучки мусора.

— У тебя что-нибудь есть?

— Надо обработать стаканы и пустые бутылки. В некоторых сохранились капли жидкости. Может, кроме Остаповича, еще кто пальчики оставил, не пил же он в одиночку. А вот это, — он поднял банку с пеплом, — надо занести в протокол, прихватим на экспертизу. Слишком много жженой бумаги, кажется, не совсем обычной.

— Думаешь, деньги? Алексей улыбнулся.

— На то и голова, чтобы думать. Но думы — еще не доказательства. Надеюсь на ваш отдел. Хотя, подтверди ЭКО, что это сожженные деньги, мне легче не будет. Как докажешь, что именно они лежали в ограбленном сейфе? Но я о чем? Вот ты, Юрий Николаевич, часто дома устраиваешь костры, да еще тратишь на них бумагу в таком количестве?

— Да нет, вроде не случалось такого. Зачем?

— Вот и со мной не случалось. Не любитель я пожары устраивать. А здесь с килограмм, а может, и больше макулатуры испорчено, и сделано это Верти Углом незадолго до того, как он приговорил себя к смерти.

— Логично. Над этим надо подумать.

— А коли так, забирай пепел, мне еще плиту разобрать надо.

Алексей ссыпал оставшийся мусор в ведро, накрыл сверху клеенкой.

— Нашел! — раздался вдруг звонкий голос Гринько. Все столпились в узком коридорчике, и Коротков увидел сияющее лицо инспектора, на ладонях у него отсвечивали небольшие ломики, отвертки, зубила...

— Под ванной прятал. Я уж уходить хотел, пол чистый, проверил его, а днище у ванны не догадаюсь пощупать. А они, железяки, на дно прилеплены. Оторвал насилу, там у него пластина какая-то магнитная прилажена, хитро так. Подсунул ломик, а он прилип и пол чистенький, не увидишь,

Находка взволновала и Алексея, он завороженно смотрел на отливающий синью инструмент, на подрагивающие ладони Гринько.

— Давайте сюда понятых, пусть собственными глазами увидят тайник. Заносите в протокол, Александра Степановна.

«Значит, все-таки Остапович? — думал Алексей. — Его работа. А если нет? Инструмент, да не тот? Нет! Наверняка тот. Эксперты это докажут. А коли так... Нет в живых Гната, но отыщутся его связи, и ниточка должна к кому-то потянуться. Даже мертвый Остапович доказанной причастностью к преступлению обязан помогать следствию...