"Травля русских историков" - читать интересную книгу автора (Брачев Виктор Степанович)3. «МЕСТЬ НЕПОКОРНОМУ»: ПОДЛИННЫЕ ОРГАНИЗАТОРЫ ТРАВЛИ УЧЕНОГО ПОСТАРАЛИСЬ ОСТАТЬСЯ В ТЕНИПервым о «неблагополучии» на историческом факультете Санкт-Петербургского университета «доложил» еще в 1998 году широкой общественности уже известный нам журналист Лев Яковлевич Лурье. « В нахальстве и апломбе отпрыску известного ученого, таким образом, отказать нельзя. И если мы привели здесь его откровения, то только для того, чтобы показать, что на самом деле нападки демократической общественности на исторический факультет и его декана начались задолго до начала собственно самого «дела» И. Я. Фроянова. Тогда же, очевидно, было сформулировано и основное обвинение против факультета — черносотенство. Правда, Л. Я. Лурье, будучи человеком малоосведомленным о факультетских делах, на первый план выставил, как мы уже знаем, «посредственность». Однако его быстро поправили и основной упор сделали именно на черносотенстве. Слишком уж нелепым выглядело бы обвинение в посредственности работающих на факультете крупнейших и известнейших историков России. Впрочем, и обвинение в черносотенстве профессуры факультета было изначально лживым. Нетрудно заметить, что статья Льва Лурье появилась сразу же после выхода в свет «Октября семнадцатого», но еще до монографии И. Я. Фроянова «Погружение в бездну». Это, как представляется автору этих строк, во многом объясняет тот, по меньшей мере странный, факт, что его выступление так и не было поддержано в демократических средствах массовой информации. Есть поэтому резон рассматривать его как своеобразное предупреждение ученому со стороны властителей дум петербургской демократической интеллигенции. Другими словами, профессору И. Я. Фроянову предлагали задуматься относительно той участи, которая его ожидает, если он не оставит своих «патриотических увлечений». Скажем больше: будь И. Я. Фроянов осторожнее и предусмотрительнее, скорее всего, этим бы все и ограничилось. Но И. Я. Фроянов оказался крепким орешком и к предостережениям «доброхотов» прислушиваться не захотел. Он не только проигнорировал полученное им своеобразное предупреждение, но, напротив, с еще большей энергией продолжил в патриотическом ключе свою публицистическую деятельность и к тому же «разразился» в 1999 году объемистой монографией «Погружение в бездну. Россия на исходе XX века», камня на камне не оставившей от так называемых либерально-демократических трактовок горбачевской перестройки. Этого они ему уже простить не могли. Нужен был только подходящий повод, чтобы четко налаженный механизм дискредитации неугодных через контролируемую демократами прессу начал выдавать результат. И повод такой, конечно же, нашелся, хотя и не сразу. Свидетельство тому — публикация в «Общей газете» за 25–31 мая 2000 года статьи журналиста Александра Гориченского «Затхлый ветер перемен. Он подул в Петербургском университете». Поводом для ее появления стал конфликт на филологическом факультете, когда в преддверии Дня Победы одна из демократически настроенных и явно неуравновешенных дам этого факультета взяла да и сорвала вывешенную по этому случаю в коридоре стенную газету. Даме, видите ли, не понравилось восхваление в одной из статей газеты личности И. В. Сталина. Сказать, что статья А. Гориченского направлена персонально против И. Я. Фроянова, нельзя, хотя он и упоминается здесь (в негативном, разумеется, плане) как инициатор создания комиссии Большого ученого совета университета для расследования этого инцидента, которую возглавил профессор В. И. Троян, а отнюдь не И. Я. Фроянов, как утверждал автор{341}. Создается впечатление, что в мае 2000 года демократическая общественность еще не совсем определилась, за что «бить» Игоря Фроянова, и только ли одного его. Ясность в этом вопросе наступила, впрочем, очень скоро, так как в том же мае месяце 2000 года получил широкую огласку конфликт заведующего кафедрой новой истории исторического факультета профессора Б. Н. Комиссарова со своими коллегами из-за содержания и методов преподавания читаемого им курса. В конце концов дело дошло до того, что коллеги профессора вынуждены были обратиться с соответствующим письмом в ученый совет факультета, в котором решительно осудили глобалистские подходы Б. Н. Комиссарова. Письмо подписали профессора С. Ворошилов, В. Барышников, доценты С. Шершнева, А. Петрова, Н. Евдокимова. Для изучения ситуации на кафедре новой истории была создана специальная комиссия ученого совета факультета, которая рекомендовала Б. Н. Комиссарову переделать его грешащие социологическими пассажами лекции и привести их в соответствие с принципами преподавания общих курсов, традиционно сложившихся на историческом факультете. В ответ на это Б. Н. Комиссаров дает интервью корреспонденту «Новой газеты» Борису Вишневскому, опубликованное под явно провокационным названием «На истфаке правит «черная сотня»?»{342}. « « Статья Бориса Вишневского «На истфаке правит «черная сотня?» была опубликована, напомним, 23 июля 2000 года, а уже через месяц вдогонку ей летит новый опус этого журналиста под не менее лживым и провокационным названием «Черная сотня переходит в контратаку», опубликованный в той же газете{345}. В связи с повышенным интересом Б. Л. Вишневского к проблеме черносотенства в современной России стоит, видимо, напомнить, что в свое время (начало 1990-х) Борис Лазаревич «засветился» как один из наиболее видных активистов отделения партии «Яблоко» в Петербурге. Да и список изданий, взявшихся за И. Я. Фроянова, говорит сам за себя: «Новые известия», «Известия», «Новая газета», «Общая газета», «Демократический выбор», «Итоги» (журнал) и даже «Русская мысль» (Париж). Все это прозападные, откровенно антирусские издания, специализирующиеся на обслуживании так называемого правого спектра политической жизни современной России и постоянно нападающие не только на левые силы, но и на правительство за его якобы недостаточные усилия по проведению реформ. Но вернемся к Б. Н. Комиссарову. Важным этапом в раскручивании антифрояновской кампании стало обращение Б. Н. Комиссарова за поддержкой в Петербургский союз ученых — общественную организацию, созданную в начале 1990-х годов под эгидой питерского «Яблока». Как и следовало ожидать, встретили здесь Б. Н. Комиссарова как родного. В результате Координационный совет Петербургского союза ученых спешно направил на имя ректора Санкт-Петербургского университета письмо-протест против порядков на историческом факультете. « Подписал письмо председатель Координационного совета Петербургского союза ученых и сопредседатель Международной лиги защиты культуры Г. Фурсей. Не удовлетворившись этим, пресс-секретарь Санкт-Петербургского союза ученых Андрей Пуговкин публикует 19 июля 2000 года на страницах «Известий» антифрояновскую статью «Когда разум спит мертвым сном»{347}. Несмотря на сравнительно небольшой объем, статья А. Пуговкина имеет концептуальный характер, так как в ней впервые ясно и четко были сформулированы основные обвинения против И. Я. Фроянова, которые предъявлялись ему оппонентами: «национализм, ксенофобия, антисемитизм, черносотенство и откровенное мракобесие». Сформулировал их, понятное дело, не Андрей Пуговкин («далеко кукушке до Петрова дня»), а доктор исторических наук профессор Б. Н. Комиссаров. Вот этот пассаж из публикации Андрея Пуговкина: « Итак, ключевые слова разворачивающейся кампании по шельмованию ученого были не только сформулированы, но и озвучены. Осталось только растиражировать их в демократической прессе. Собственно, этим и занялись теперь недруги ученого. «Призрак коммунизма прописан на Менделеевской и чувствует себя комфортно», — пугала своих демократически ориентированных читателей «Общая газета» (статья Марины Токаревой за 31 августа 2000 года). Как и водится в таких случаях, материал журналистки переполнен различного рода слухами и домыслами, направленными на дискредитацию истфака и его декана. «Время действия — 2000 год, — читаем мы в ее опусе. — Место — исторический факультет Университета. Ветер, некогда сдувший с Петербургского государственного университета постыдную доску с именем А. А. Жданова, так и не долетел до Менделеевской, 5. Здесь, наискосок от главного здания, — отдельное государство со своими законами и идеологией, которым вот уже восемнадцать лет железной рукой правит декан Игорь Фроянов. Кафедра Фроянова — кафедра истории России. История в России — больше чем история. Не просто свод фактов, бесстрастные хроники, а оголенный провод, больно бьющий током, незаживающая рана, вечная баррикада. Разность отношений к революции, Ленину, Сталину, к перестройке трещиной проходит через все общество, делит и объединяет, примиряет и ожесточает. На истфаке это, по свидетельству многих, ощутимо как нигде. Долгие годы с Менделеевской доносились жуткие слухи. Рассказывали, что, напутствуя первокурсников, декан говорил о «современной трагедии нашей многострадальной страны», что абитуриентка-бурятка была изгнана с экзамена с двойкой и словами «вы, туземцы, поступайте в свои туземные университеты, а у нас сгодитесь разве что в зоопарк», что за издевательства над «инородцами» выпускники однажды устроили «темную» одному из преподавателей. Позже слухи отступили перед черно-белой ясностью фактов: Игорь Яковлевич Фроянов, доктор исторических наук, профессор, председатель головного совета по истории в Министерстве высшего и среднего образования опубликовал один за другим два труда. «Октябрь семнадцатого (глядя из настоящего)» и «Погружение в бездну. Россия на исходе XX века». Изданные под грифом «Издательство Санкт-Петербургского университета», они не только вошли в список рекомендованной студентам литературы — открыто подвели под жизнь истфака могучий идейный фундамент. Горбачев — агент ЦРУ. Это «истинное» лицо Михаила Сергеевича студентам предлагают запомнить сразу. Как и оценку перестройки — преднамеренного зла, спланированной акции Запада. Своих взглядов Игорь Яковлевич не скрыл и в нашем разговоре. — В аннотации на обложке вашей книги «Погружение в бездну» сказано: «…сумел создать впечатляющую, порой до скорби, панораму разрушения и предательства нашей Великой Родины». Это, собственно, о чем? — Генсек ЦК КПСС, разрушающий коммунистическую систему, иначе, чем предателем, называться не может. — То есть все процессы последних десяти лет вы считаете ошибкой? — А вы нет?! Сталинская модель общества (хоть и может вызывать антипатию) единственная, которая помогла нам устоять, удержаться перед мировой стихией, невероятно опасной для России. Петербургские историки И. Левинская и Е. Мороз проанализировали фрояновские сочинения в обширной статье. Привожу из нее лишь один абзац. «…Квазинаучный метод Фроянова основан на неконтролируемой разумом интуиции. При помощи такого метода в любом тексте он умудряется обнаружить свидетельства заговора…» Три кита фрояновского мировоззрения теперь уже широко известны: 1) непобедимая пристрастность к Ленину, Сталину, коммунистическим ценностям; 2) одержимость идеей тотального заговора западных инородцев против России; 3) восприятие экономических реформ и демократизации как трагедии. «Гремучую смесь» этих сочинений дополняет религиозность, освященная личной дружбой с ныне покойным митрополитом Иоанном. Свои убеждения Фроянов материализовал в факультетской повседневности. Кадровая комиссия (нововведение декана) «просеивает» кандидатов в преподаватели. В ученом совете заседают послушные»{349}. Обращает на себя внимание конец статьи Марины Токаревой, полный плохо скрытой угрозы в адрес администрации Санкт-Петербургского университета в случае непринятия ею должных мер в отношении И. Я. Фроянова. «В последнее время, — пишет она, — питерский университет не без помощи своего ректора прославил себя далеко не эталонными поступками, о которых уже писала «ОГ» (чего стоит хотя бы требование разобраться с Шендеровичем и его «Куклами»). Ректор Людмила Алексеевна Вербицкая многие годы «не замечает» того, что происходит в ста метрах от парадного входа в Университет…»{350} 6 октября 2000 года в газете «Демократический выбор» за подписью доктора исторических наук И. А. Левинской и Е. Л. Мороза появилась, наконец, и «теоретическая» статья, направленная против работ И. Я. Фроянова, — «Декан исторического факультета Санкт-Петербургского университета, «мировая закулиса» и самый главный порок». О работах петербургского «историка» Евгения Львовича Мороза нам не удалось собрать сведений. Что же касается его соавтора Ирины Алексеевны Левинской, то, как оказалось, ее научные интересы сосредоточены на истории еврейской диаспоры в Древнем мире, но не только. Активно сотрудничает она и в газете «Демократический выбор» (Новодворская и Ко), на страницах которой нашел пристанище целый паноптикум недовольных нынешней властью демократов. Шокирующие опусы некоторых из них приводит в своей статье В. Карабанов, к которой мы и отсылаем читателя{351}. Что касается идейной, общественно-политической позиции И. А. Левинской, то иначе как просионистскую ее охарактеризовать трудно. Характерны в этом плане ее слова из выступления в суде Смольнинского района Санкт-Петербурга 15 августа 2001 года на слушании дела по иску доцента В. М. Воробьева к «Общей газете»: «Историк, который одобряет труды Фроянова, является антисемитом, как и тот, кто их написал»{352}. Это уже не диагноз. Это — клиника! Стоит ли после этого удивляться, что И. А. Левинская — не просто ведущий сотрудник Санкт-Петербургского института российской истории РАН, но и еще по совместительству учредитель «Антифашистского журнала «Барьер». Задача, которую ставит перед собой его редакция, — не более и не менее как борьба с « Кроме самой Ирины Левинской (главный редактор) среди членов редакционной коллегии значатся: Д. Раскин, Ю. Лесман, Н. Катерли и В. Узунова. А среди его авторов (в качестве примера возьмем только один номер — 1(5) за 1999 год) — опять же Д. И. Раскин (статья «От Коммунистического Интернационала к национальному социализму»), Р. Ш. Ганелин («О русском фашизме прежде и теперь»), Е. Л. Мороз («Наследие евразийцев. Между историософией и политикой»), Ю. М. Лесман («Миф о русской свастике»), Татьяна Вольтская («Партийность, православие, народность») и, конечно же, сама госпожа Ирина Левинская (статья «Удар щекой и его альтернатива»). И надо же было такому случиться, что практически все они в полном составе «засветились» в качестве застрельщиков и организаторов антифрояновской кампании. И дело тут не в самом Фроянове или, вернее, не только в нем. Под обстрелом этих господ оказываются святые для каждого русского человека понятия: государственность, вера, народность и патриотизм. Что касается веры, то она не устраивает этих господ из-за присущего ей, говоря их же словами, «антилиберального, авторитаристского, антизападнического, националистического потенциала нынешней Русской Православной церкви»{353}. «Опора на патриотизм и исторические традиции, — предупреждают нас эти господа, — тоже может быть небезобидна»{354} (Интересно, для кого? — Конечно же, для господ Левинской, Мороза и Ко.: — Б.Б.). Особое неудовольствие у них вызывает политика нынешнего президента России. Нет, не за то, что благодаря деятельности наших реформаторов огромное число россиян оказалось за чертой бедности, выбраться из которой им едва ли удастся на протяжении ближайших десятилетий, а совсем по другой причине. Оказывается, что вопреки их прямым рекомендациям «новая власть демонстративно стремится опереться на традиционные для России идеи державности, патриотизма и православия»{355}. Что вполне естественно, добавим мы от себя, на что же ей еще опираться? Никакой другой серьезной опоры сегодня у нынешней власти в нашей стране просто нет. Стремясь не допустить такого поворота событий, радикалы-западники, чувствуя свою полную безнаказанность, не останавливаются даже перед прямым шантажом сегодняшних властных структур, недвусмысленно намекая, что от обвинений в фашизме и приверженности фашистским идеям не застрахованы и они. Ведь «хотя нацистские идеи в своем полном объеме вряд ли в обозримом будущем имеют шансы стать официальной государственной идеологией, тем не менее в слегка измененном виде они в нее проникают и успешно влияют на сознание руководителей государственных структур (прежде всего, силовых ведомств) и всего российского истеблишмента»{356}, — читаем мы в предисловии «От редакции» к первому номеру журнала за 2001 год. И далее Ирина Левинская и ее коллеги тщательно перечисляют «некоторые важнейшие черты», которые (по их мнению) «роднят идеологию нацистских и околонацистских движений с установками определенной части российской политической элиты: культ сильного государства, активно вмешивающегося в экономику и осуществляющего опеку над всеми своими гражданами, насаждаемый сверху патриотизм, включающий в себя активное антизападничество и ксенофобию; ориентация на власть харизматического лидера; всевластие спецслужб; контроль за средствами массовой информации и общественными организациями; откровенно высказываемые этнические предпочтения и легализация национализма титульного (читай: русского. — Учитывая то, как дорожит нынешняя власть своим зачастую показным либерально-демократическим имиджем, недвусмысленные угрозы «борцов с русским фашизмом» основательно подпортить его в глазах мировой общественности не могут не оказывать на нее своего магического воздействия. Власть вынуждена маневрировать, «сдавая» государственников и патриотов одного за другим. И дело И. Я. Фроянова — ярчайший и показательнейший тому пример. Но вернемся к статье И. Левинской и Е. Мороза. Упомянув для приличия о содержании последних работ И. Я. Фроянова и голословно констатировав якобы присущий их автору «непрофессионализм», И. Левинская и Е. Мороз тут же садятся на своего любимого конька, ловко переводя разговор на некую угрозу, которая якобы исходит от И. Я. Фроянова и его трудов для дела демократии в нашей стране. «Это, — заявляют они, — не может не вызывать беспокойства». Впрочем, «дилетантский уровень последних работ И. Я. Фроянова», по их мнению, еще полбеды. Хуже то, что в книгах Фроянова, стращают они читателя, «развивается традиционная в черносотенной публицистике начала XX столетия концепция так называемого «жидомасонского» заговора, в основе которой лежит знаменитая фальсификация — «Протоколы сионских мудрецов», сфабрикованная агентами российской тайной полиции. А ведь Фроянов не просто доктор наук — он декан исторического факультета, председатель диссертационного совета истфака и, наконец, председатель Головного совета по истории Министерства высшего и среднего образования, т. е. человек, наделенный определенной и немалой властью»{358}. Конечно же, ожидать серьезного разбора последних трудов И. Я. Фроянова в бредовой в полном смысле этого слова статье И. Левинской и Е. Мороза (одно название — «Уроки нацизма в СПбГУ» чего стоит!) не приходится. Единственное разумное их замечание по адресу ученого сводится к указанию на некритическое использование им цитат из сочинения ныне покойного митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна «Одоление смуты» (СПб., 1995) и так называемой речи шефа ЦРУ Аллена Даллеса, которая была произнесена им в 1945 году, с изложением плана последовательного уничтожения «самого непокорного на земле народа», то есть нас с вами, уважаемый читатель{359}. Как явствует из публикации в газете «Известия» за 23 августа 2000 года некоего Л. Рикенглаза, на которого и ссылаются Левинская и Мороз, первоисточником текста этой «речи» является известный роман писателя Анатолия Иванова «Вечный зов»{360}. Однако не все так просто, ибо очевидно, что как Анатолий Иванов, так и митрополит Иоанн, скорее всего, не «с потолка» взяли эту «речь». Но главное, конечно же, тут совсем не в этом. Говорил А. Даллес приписываемые ему слова или не говорил, по большому счету, не так уж и важно. Ведь изложение свое И. Я. Фроянов строит, что, кстати, характерно для настоящих ученых, не на отдельных выдержках из выступлений отдельных лиц, а исходя из совокупности твердо установленных и не подлежащих никакому сомнению фактов. В этом-то, собственно, и состоит непреходящее значение и ценность работы И. Я. Фроянова, и всякие попытки его критиков, ухватившись за обнаруженные ими какие-то отдельные частные сомнительные места, попытаться на этом основании опорочить все исследование ничего не дают, выдавая вместе с тем с головой неблаговидные замыслы недругов ученого. Хорошей иллюстрацией того, до какого падения может дойти работающая на заказ современная демократическая журналистика, может служить материал Татьяны Вольтской из журнала «Итоги» за 28 ноября 2000 года. «Коридор исторического факультета Санкт-Петербургского университета. Обшарпанные стены. Запах туалета. Груда поломанной мебели в углу — к ней я прислонилась, разговаривая со студенткой Ариной, излагающей взгляды своего любимого преподавателя, декана истфака Игоря Яковлевича Фроянова», — так живописует она обстановку на истфаке СПбГУ{361}. «Слово «жид», — отмечает журналистка, — на истфаке любят, называют тургеневским словом». И далее: «Профессор Комиссаров — пока единственный преподаватель, отважившийся противостоять тоталитарной системе, сложившейся на отдельно взятом факультете. Он считает, что «на истфаке установлена диктатура декана Фроянова, который по своим взглядам национал-коммунист, ксенофоб, антисемит. Он искренне верит, что, по крайней мере, в последние три века Россия является жертвой мирового антирусского заговора, и согласно своим теоретическим воззрениям он управляет факультетом. На факультете действует ученый совет, превращенный в карманный, сервильный орган декана, действует абсолютно нелигитимная кадровая комиссия, которая решает вопрос о приеме новых сотрудников. Введена своеобразная должность издателя трудов Фроянова, выходящих без санкции редакционно-издательского совета университета. Эти труды, однако, рекомендованы студентам для изучения, по ним ведется спецкурс»{362}. Книги И. Я. Фроянова, выходящие под грифом университета, отмечает далее Татьяна Вольтская, полны сведений о таинственной «мировой закулисе», десятилетиями плетущей заговор против России, славословиями Октябрьской революции и рассуждениями, оправдывающими сталинские репрессии. И монографии, и учебные курсы, и административная деятельность декана истфака Петербургского университета строятся на мракобесии и ксенофобии. Конечно же, продолжает далее журналистка, каждый волен исповедовать любые взгляды, «какими бы дикими они ни казались; это дело его совести. Но вот если человеку, мягко говоря, со странными убеждениями вверены кафедра, факультет, студенты, — это перестает быть его частным делом»{363}. Последние сомнения относительно того, чем же все-таки было «дело» И. Я. Фроянова, рассеивает интервью уже известного нам пресс-секретаря Санкт-Петербургского союза ученых Андрея Пуговкина, опубликованное в декабре 2000 года в газете «Демократический выбор» под весьма примечательным названием: «Не научная дискуссия, а политический конфликт»{364}. И действительно, какая уж тут дискуссия! Налицо тщательно скоординированное шельмование известного ученого. Не менее характерна и рубрика, под которой напечатан этот материал — «Антифашизм»{365}. Как ни злобствовала демпресса по поводу И. Я. Фроянова, даже поверхностному наблюдателю было очевидно, что никаких серьезных претензий к его книгам, кроме, разумеется, навешивания идеологических ярлыков, ее журналисты предъявить не могут. И не потому, что не хотят, а потому, что некомпетентны. С ученым и спорить должен, разумеется, ученый. А вот с ними, и это, пожалуй, самый главный порок организаторов антифрояновской кампании, было, как говорится, не густо. Во всяком случае, среди сколько-нибудь активных «борцов» с И. Я. Фрояновым нам удалось выявить всего трех докторов наук: ведущего научного сотрудника Санкт-Петербургского института российской истории РАН Ирину Левинскую, сотрудника того же института члена-корреспондента РАН Р. Ш. Ганелина и заведующего кафедрой всеобщей истории РГПУ им. А. И. Герцена Владимира Носкова. Р. Ш. Ганелин, хотя и сыграл важную роль в шельмовании И. Я. Фроянова, от разбора последних книг И. Я. Фроянова уклонился. Не решились на их анализ, не будучи специалистами по русской истории, Владимир Носков и Ирина Левинская. В результате нелегкую задачу научного или, вернее, псевдонаучного анализа последних работ И. Я. Фроянова «Октябрь семнадцатого» и «Погружение в бездну» вынужден был взять на себя Е. Л. Мороз. Его большая статья под характерным названием «Россия и мировая закулиса. Сочинения Игоря Фроянова» была опубликована в 2001 году в уже известном нам «Антифашистском журнале «Барьер»{366}. Уже тот факт, что появилась она не где-нибудь, а в «Антифашистском журнале», не оставляет сомнений относительно того, к какому все-таки общественно-политическому направлению современности пытается пристегнуть Е. Мороз научное творчество И. Я. Фроянова. Чего только не найдет читатель в этом многостраничном опусе. Это и обвинение И. Я. Фроянова в научной необъективности{367}, его приверженности теории мирового заговора против России{368}, «прославлении коммунистического режима»{369}, «одержимости психозом жидомасонства»{370}, «полной профессиональной деградации»{371} и даже в «приверженности идеям националистического терроризма». « Вся эта муть, злонамеренная отсебятина понадобилась Е. Морозу с одной-единственной, можно сказать, целью: путем беззастенчивого навешивания идеологических и политических ярлыков уйти тем самым от задачи конкретно-исторического разбора критикуемых им работ И. Я. Фроянова. Из крупных историков монографии И. Я. Фроянова «Октябрь семнадцатого» и «Погружение в бездну» встретили острое неприятие, пожалуй, только у Р. Ш. Ганелина. « «Он превратил истфак в свою вотчину. Люди подбираются по принципу личной преданности и идеологической общности. Талантливые выпускники не хотят оставаться в аспирантуре. Идет разрушение научных школ», — поддержал Р. Ш. Ганелина бывший выпускник истфака уже известный нам профессор Владимир Носков{375}, защитивший, кстати сказать, докторскую диссертацию в совете, который возглавлял И. Я. Фроянов. « Еще один критик И. Я. Фроянова — некий Д. Дубровский, и опять из Европейского университета (исполнительный директор Центра этноконфликтов). « Свой вклад в травлю И. Я. Фроянова внес и профессор РГПУ им. А. И. Герцена, бывший депутат Законодательного собрания и член партии «Демократический Выбор России» В. П. Островский. Вряд ли он внимательно читал последние книги И. Я. Фроянова, но взгляды ученого заклеймил. «Они, — заявил он, — просты. Существует антироссийский мировой заговор во главе понятно с кем (хотя это дается понять более чем тонкими намеками), зло приходит с растленного Запада; в стране есть пятая колонна, получающая прямые указания и средства от «мировой закулисы». Спасение — в общинном, исконно русском образе жизни… В культурной среде такие взгляды принято называть национал-коммунистическими», — делает в заключении вывод Валерий Островский. Это от него, впрочем, и требовалось. Так что понять профессора тут можно. Но вот следующий пассаж В. П. Островского уже читать без возмущения нельзя. «Откровенно говоря, — пишет он, — самого Фроянова мне просто жаль. Ибо когда он перестанет быть деканом, а такое рано или поздно случится, останется почти что в полном одиночестве, и большинство из тех, кто сегодня преданно заглядывает ему в глаза (а в закоулках выражается прямо противоположно), после случившегося в лучшем случае не подадут ему руки, а скорее всего, начнут со сладострастием его топтать»{378}. Сейчас, когда И. Я. Фроянов уже давно не декан и никакой не начальник, у нас есть возможность оценить это пророчество В. П. Островского. Конечно же, прямо надо сказать, и самому Игорю Яковлевичу, и его друзьям, и ученикам эта история далась нелегко. И вели себя они в этой непростой ситуации, конечно же, по-разному. Но не отказался от Фроянова никто. Идейным вдохновителем травли И. Я. Фроянова, как справедливо было отмечено еще в 2001 году В. Карабановым{379}, стал ведущий научный сотрудник Санкт-Петербургского института российской истории РАН, член-корреспондент Академии наук, «звезда петербургской исторической науки», как льстиво окрестили его демократические журналисты{380}, Рафаил Шоломович Ганелин, об интервью которого в правой прессе мы уже знаем. Не успокоившись на этом, Р. Ш. Ганелин идет в октябре 2000 года на такой, прямо скажем, неординарный для его положения и возраста шаг, как публикация 12 октября в ведомственном журнале «Петербургский университет» «Открытого письма к членам ученого совета исторического факультета» с выражением своей озабоченности сложившейся на факультете ситуацией. « Такое ощущение, что все человечество поделено этими людьми на них самих и «черносотенцев», только мир об этом даже не подозревает»{381}. Но вернемся к «Открытому письму» Р. Ш. Ганелина. « Куда метят последние слова Р.Ш.Ганелина, гадать долго не приходится. Неблаговидный и в то же время очевидный смысл его «Открытого письма» — как можно сильнее разогреть «дело» И. Я. Фроянова и подтолкнуть как власть в целом, так и администрацию университета к более решительным действиям против ученого. Лживость и надуманность выдвинутых против И. Я. Фроянова обвинений не могли не возмутить друзей и коллег ученого, тем более что эти чудовищные и злонамеренные обвинения были выдвинуты не только против одного И. Я. Фроянова лично; под обстрелом «демократов» оказался практически весь исторический факультет, кроме «нескольких кафедр», как изящно выражались оппоненты И. Я. Фроянова. С учетом этого обстоятельства вполне объяснима и крайне негативная реакция ученых факультета на эти нападки. Свидетельство тому — «Заявление трудового коллектива исторического факультета» на имя ректора университета, опубликованное 3 ноября 2000 года и подписанное практически всеми его преподавателями. «В последние месяцы текущего года, — читаем мы здесь, — в нескольких газетах («Общая газета» от 25.05.2000, «Известия» от 19.07.2000, «Новые известия» от 22.07.2000, «Новая газета» от 23.07.2000, «Общая газета» от 30.08.2000, «Демократический выбор» за октябрь 2000 года) стали появляться статьи, содержащие крайне политизированные по смыслу и необычайно развязные по тону обвинения в адрес завкафедрой и декана исторического факультета профессора И. Я. Фроянова и факультета в целом. Достаточно ознакомиться с названиями статей («Затхлый ветер перемен. Он подул в Петербургском университете», «Когда разум спит мертвым сном», «Исторический сталинизм», «На истфаке правит «черная сотня»?», «Призрак коммунизма прописан на Менделеевской. И чувствует себя комфортно», «Декан исторического факультета СПбГУ, «мировая закулиса» и самый главный порок»), чтобы убедиться в идеологической направленности этих пасквилей… Трудовой коллектив исторического факультета считает необходимым заявить, что кампания «критики» против И. Я. Фроянова и факультета не имеет ничего общего с научной полемикой — это откровенная и жестокая травля. Она преследует вполне прагматичные цели: во-первых, дезавуировать научные труды И. Я. Фроянова и дискредитировать в глазах общественности его самого как личность; во-вторых, сместить его с должности декана исторического факультета, а если удастся, то и с должности заведующего кафедрой, либо и вовсе изгнать из университета! Впрочем, первое для того и нужно, чтобы добиться второго»{383}. Среди подписавших «Заявление» — профессора Ю. К. Руденко, Г. Л. Курбатов, А. Ю. Дворниченко, Н. Н. Калитина, А. В. Гадло, М. Ф. Полынов, Г. С. Лебедева, С. Г. Кащенко, Э. В. Летенков, А. Х. Даудов, Д. Г. Савинов, Э. Д. Фролов, Ю. Г. Алексеев, Н. И. Приймак, В. К. Зиборов, В. C. Брачев, М. П. Ирошников, доценты Л. Г. Печатнова, Л. В. Выскочков, С. Е. Федоров, Л. А. Пальцева, М. В. Ходяков, И. С. Ратьковский, В. П. Денисенко, А. Я. Колесников и другие. На подписавшихся под письмом оказывалось давление, причем не только на личном, так сказать, уровне, но и давление публичное. Показательным примером здесь может служить случай с подписавшей письмо кандидатом исторических наук Ларисой Гавриловной Печатновой, которая была тут же одернута аспирантом Государственного музея истории религии в Санкт-Петербурге Д. А. Браткиным, выразившим свое неудовольствие ее шагом в «Открытом письме», которое, конечно же, тут же было опубликовано{384}. Большой резонанс в научной и околонаучной университетской среде имело и «Открытое письмо» ряда выпускников исторического факультета с протестом против инсинуаций Р. Ш. Ганелина и его единомышленников. «Уважаемые коллеги, — читаем мы здесь. — Мы, выпускники исторического факультета разных лет, выражаем протест против грязной антифакультетской кампании, развернутой в желтой прессе летом-осенью этого года, и выступаем в защиту наших преподавателей, которых мы любим и помним… С. И. Ворошилова, В. Н. Барышникова, Н. П. Евдокимовой, А. А. Петровой, С. В. Шершневой — разных по возрасту и характеру людей». Отметив далее, что все они искренние, добрые и в то же время принципиальные люди, авторы письма выразили протест против попытки Р. Ш. Ганелина представить их как «интриганов, бездельников и бездарных ученых». «Оставим всю эту ложь на совести Р. Ш. Ганелина», — заявили они в заключении. Письмо подписали В. Е. Французов, С. В. Виватенко, А. Г. Новожилов, О. Г. Шевченко{385}. Известны и отдельные выступления в защиту И. Я. Фроянова. Это историки: доктор исторических наук профессор Д. Н. Александров (Москва){386}, доктор исторических наук профессор И. А. Сенченко{387}, кандидат исторических наук А. В. Петров{388}, В. В. Пузанов (Ижевск){389}, профессор Ю. Г. Алексеев (Санкт-Петербург){390}, филолог профессор В. Е. Ветловская{391} и другие. Однако в целом позиция историков не отличалась особой активностью. Во многом это объясняется чрезвычайной политизированностью развернувшейся вокруг факультета и его декана дискуссии, что отнюдь не вызывало особого желания принять в ней участие. Нельзя не отметить и поддержку, которая была оказана И. Я. Фроянову директором Пушкинского Дома Николаем Скатовым, покойным ныне академиком Александром Панченко, известным русским художником Ильей Глазуновым, бывшим ректором ЛГУ академиком К. Я. Кондратьевым, лауреатом Нобелевской премии академиком Жоресом Алферовым. Общую позицию этих уважаемых людей хорошо, на наш взгляд, выразил академик Александр Панченко. «Ваш покорный слуга, — заявил он в своем письме в ученый совет университета, — не переносит ни власть имущих, ни революционеров. Ученого надо оценивать по его основным профессиональным трудам. В таком случае оценка трудов Фроянова будет только высокой»{392}. Поддержали И. Я. Фроянова и русские литераторы патриотического толка: Петр Проскурин, Владимир Карпов и главный редактор журнала «Наш современник» Станислав Куняев. Не остались в стороне и думцы. Под письмом в защиту И. Я. Фроянова на имя Президента России и министра народного образования и науки подписалось 40 депутатов Государственной Думы во главе с ее тогдашним председателем Геннадием Селезневым{393}. Однако наиболее деятельными защитниками доброго имени И. Я. Фроянова оказались не политики и не ученые мужи, а журналисты из ряда оппозиционных патриотических изданий: собственный корреспондент «Советской России» в Санкт-Петербурге Сергей Иванов (статья «Палачи ждут оваций» («Советская Россия». 04.05.2001), член Президиума ЦК КПРФ Юрий Белов (статья «Месть непокорному» («Советская Россия». 19.09.2000), Дмитрий Григорьев («Показательный процесс над русским историком» («Трибуна». 1.08.2001), Александр Филимонов («Особый случай травли по научному сценарию» («Парламентская газета». 25.08.2001), Владислав Карабанов («Паутина» («Новый Петербургъ». 22.02.2001), Максим Данилин («На месть найдется и возмездие» («Ленинградский вестник». 2000. Ноябрь. № 14), автор ряда публикаций в «Новом Петербурге» Юрий Нерсесов и другие. Наиболее интересной и глубокой среди них следует признать статью бывшего руководителя ленинградских коммунистов, историка по образованию Юрия Белова «Месть непокорному. Кто и как организует травлю ученого-патриота Игоря Фроянова?», автор которой не только убедительно показывает всю беспочвенность и недобросовестность нападок на ученого, но и удачно, на наш взгляд, вскрывает подоплеку антифрояновской кампании. Особенность переживаемого текущего момента, отмечает здесь Ю. Белов, состоит в том, что момент этот — исторический. Мы являемся и свидетелями, и участниками собирания сил на двух полюсах: сил государственно-патриотических, при всем их политическом многообразии, и сил антигосударственных, вот уже десять лет глумящихся над отечественной историей. Их противостояние становится все более очевидным не только в политике и экономике, но и духовной сфере — в науке, культуре, литературе и искусстве. Но, пожалуй, наибольшей остроты противостояние государственников и антигосударственников достигает в исторической науке, что закономерно: отношение к прошлому определяет отношение к настоящему и предопределяет взгляд на будущее. « Вы впадаете в бешенство, продолжает Юрий Белов, что в «Октябре семнадцатого» И. Я. Фроянов пишет о закономерности Октябрьской революции и доказывает, что октябрь 1917 года вернул Россию на традиционный путь развития, предотвратив опасность ее распада. Но более всего задевает ваше чувство западноверноподданичества фрояновская мысль о действии «мировой закулисы». Вы совершаете нечто подобное ритуальному танцу шамана, вызывающего священный трепет и страх соплеменников: «Не хватает только утверждений о жидомасонском заговоре» и призывов спасать Россию известными методами «черной сотни» (Б. Вишневский); «Он старательно избегает слишком резких выражений, скажем, «жидомасонского заговора» (В. Костюковский). «Это вы, господа, за образным выражением «мировая закулиса» видите то, что желаете видеть. Это вы вводите в обиход понятие «жидомасонский заговор», навязываете его читателю, чем, конечно же, содействуете разжиганию антисемитизма. И, сделав эту постыдную работу, тут же обвиняете русского ученого-историка в антисемитизме. Действуете по ветхозаветному принципу профессионального вора, громче всех кричащего после очередной кражи: «Держи вора!» Разве не было действий мировой закулисы в организации интервенции против Советской России, в планировании ее расчленения по Версальскому договору, в тексте которого мы найдем специальный раздел «Государства на территории России»? О том и пишет Фроянов. Вы считаете, что он не прав, так докажите обратное. Вступайте в полемику с ним, но ведите ее с точки зрения научной, а не идеологической». «Погружение в бездну» И. Я. Фроянова, — пишет далее Ю. Белов, — первая попытка научного исследования, посвященного трагедии разрушения Советского Союза. Главный вывод книги — распад СССР не историческая предопределенность, а результат осуществления преступного умысла тех, кто прокрался на вершину власти в правящей партии. Автор доказывает, что СССР не находился в историческом тупике вплоть до самого беловежского сговора. При этом Юрий Белов справедливо отмечает, что И. Я. Фроянов отнюдь не возводит в абсолют ни фактор внешнего враждебного воздействия, ни внутренние проблемы советской системы. Всякий, кто внимательно прочел книгу Фроянова, не может обойти стороной решающее, по убеждению автора, обстоятельство национально-государственной трагедии: политическое безволие огромной армии коммунистов (почти 20 миллионов человек), покорно согласившихся и на рыночные реформы, и на расчленение великого государства, и на ликвидацию КПСС. Не с позиции идеологической, пишет далее Ю. Белов, а с позиции историко-философской Фроянов пытается ответить на вопрос: почему это произошло? Для этого он обращается к различным периодам нашей истории, анализируя их, и приводит читателя к выводу: национальные бедствия случались в России тогда, когда наделенные высшей властью представители правящих сил предавали забвению культурно-исторические традиции Отечества, геополитические интересы государства Российского. Особое внимание, хотя это и не является главным в книге, Фроянов уделяет анализу сталинского периода советской истории. Именно тогда Россия достигла своего наивысшего могущества, одержав Великую Победу над гитлеровской Германией, угрожавшей существованию цивилизации как таковой. Автор «Погружения в бездну» совершенно правильно рассматривает сталинскую эпоху в единстве ее противоположностей (трагедии и величия). Предлагает читателю свою оценку личности Сталина как личности всемирно-исторического масштаба, как великого государственника, сумевшего (не без жертв) «приживить» социализм к великим историческим традициям России. «Вы, господа, — обращается Юрий Белов к критикам ученого, — клеймите честное имя Фроянова за то, что он назвал вещи своими именами: горбачевскую перестройку — предательством Советского Союза — России, Горбачева и Ельцина — государственными преступниками. Для вас и тот, и другой — кумиры. Таков ваш взгляд на минувшие пятнадцать лет. Мы на него не посягаем. Но скажите, хулители Ленина, Сталина, была ли в их время Советская Россия субъектом всемирной истории? Является ли, по вашему убеждению, она субъектом этой истории сейчас? Если на последний вопрос вы отвечаете «да», то представьте доказательства. Объяснитесь, господа! Фроянов доказывает, что сегодня Россия — объект истории Запада, США в первую очередь. Не согласны — опровергайте. Но вы уже пятнадцать лет занимаетесь этим, да что-то на выходит. Сами в том вынуждены признаться: «История в России — больше, чем история. Не просто свод фактов, бесстрастные хроники, а оголенный провод, больно бьющий током, незаживающая рана, вечная баррикада. Разность отношений к революции, Ленину, Сталину, к перестройке трещиной проходит через все общество, делит и объединяет, примиряет и ожесточает» (М. Токарева). Да, разность отношений стала фактом, который не объедешь и не обойдешь. Какой выход? Отказаться от идеологической и исторической мести при гарантии права личности на свою оценку истории — прошлой и настоящей. Не доводить разность отношения к ней до ожесточенного гражданского противостояния. Пятнадцать лет, господа, вы не приемлете этого условия. Подобно тому, как гитлеровская авиация господствовала в небе в 1941 году, вы до сих пор господствуете в СМИ и действуете методом тоталитарного идеологического давления на историческую память советского человека, обманутого (как вы начинали — вся власть Советам!) и оболганного (не вы ли его назвали «совком»?!). Вы мстите Игорю Фроянову за то, что он не отказался от советской истории. Мстите трусливо и потому нагло. Вас страшит его выражение «определенные силы», под которыми он понимает те силы, что давно получили в истории название «пятая колонна». Понятие «пятой колонны» не претендует на научную строгость. Оно — образное, как понятие «мировой закулисы». Но в народе прижилось. То же самое можно сказать и о понятии «олигархический капитал». И оно — не строго научное. Но когда люди пользуются им, то отлично понимают, о ком и о чем идет речь. Что такое «определенные силы»? Все, кто разрушал и разрушает государство, доставшееся нам от предков. Все, кто поворачивает Россию на Запад, желая, чтобы она повернулась спиной к своей истории. Александра Солженицына никак невозможно заподозрить в симпатии к коммунистам, но сказанное им о беловежском сговоре повторяет то, о чем давно говорит Геннадий Зюганов: «За несколько коротких дней 1991 года обессмысленны несколько веков русской истории». О том пишет и Игорь Фроянов в книге «Погружение в бездну». Вас, господа, страшит многообразие патриотизма в России. Но больше всего вы боитесь единства этого многообразия. Потому и хватаетесь за «глобалистику» и «новистику», согласно которым наш великий народ непременно должен поступиться своим менталитетом (национальной психологией) во имя менталитета цивилизованных наций. Иными словами, растворить его в менталитете общечеловеческом. Вы спрашиваете — что такое «определенные силы»? Так оглянитесь на себя, господа, и найдете ответ»{395}. «Две линии определились сегодня в историографии, — заканчивает свою статью Ю. Белов. — Одна сопряжена с модернизацией России, попытками найти в ней «ростки нового», что связывается с западным путем ее развития. Другая направлена на исследование своеобразия русской, российской истории, при одновременном стремлении найти место России в истории мировых цивилизаций. Эта вторая линия органически связана с именем Фроянова. Выступить против нее — значит, обозначить себя откровенным русофобом. В невозможности сопряжения двух линий заключается вся суть идеологизированной травли Фроянова. Авторы статей, направленных против него, — пешки, но они были пущены в ход в «нужный момент». Все пять упомянутых публикаций вышли в свет именно тогда, когда от тяжкого недуга умирала жена Игоря Яковлевича (речь идет о Елене Львовне Фрояновой (урожд. Аламдаровой), род. 1952, второй жене ученого, на которой он женился 6 ноября 1976 года и от брака с которой имеет дочь Лидию. — Действительно, какой может быть крест у этой публики? Апогеем антифрояновской кампании стало знаменитое «Письмо 140» на имя ректора университета. «Глубокоуважаемая Людмила Алексеевна, — взывают подписанты. — Мы, сотрудники СПбГУ и представители научной и культурной общественности Петербурга и Москвы, обращаемся к Вам в связи с обсуждением в печати конфликта между деканом исторического факультета СПбГУ профессором И. Я. Фрояновым и заведующим кафедрой истории нового времени профессором Б. Н. Комиссаровым. Но этот конфликт — не причина нашего обращения, а только повод, поскольку он в очередной раз привлек внимание общественного мнения к положению, сложившемуся в последние годы на историческом факультете университета. Суть дела в том, что исторический факультет старейшего университета страны решительно не в состоянии стать центром осмысления бурных и болезненных преобразований, происходящих в нашем обществе. Руководство факультета отказывается осознать необратимость перемен и стремится законсервировать, пусть в микромасштабе, порядки и образ мышления эпохи, безнадежно уходящей в прошлое. В результате не только руководство факультета, но и рядовые сотрудники оказались в значительной мере оторванными от современной интеллектуальной жизни, от процессов обновления научных исследований и высшего образования. Выпускники истфака, в том числе будущие учителя, получают одностороннее представление об истории и слабо владеют методологическим аппаратом современного гуманитарного знания. Без преувеличения можно сказать, что на переломе российской истории университет остался без исторического факультета, а историческая общественность Петербурга — без университета. Самоизоляция истфака является для декана И. Я. Фроянова средством сохранения режима личной власти. Талантливые сотрудники, поддерживающие контакты с другими общеобразовательными и научными учреждениями, как в России, так и за рубежом, становятся неугодными и изгоняются. На связи с мировой наукой наложен негласный запрет. На истфаке насаждается единомыслие, а патриотизм подменяется ксенофобией и антисемитизмом. Налицо стремление превратить процесс преподавания в политическую агитацию. По нашему убеждению Ученый совет университета, известный своей приверженностью ценностям социального прогресса, гуманизма и подлинного патриотизма, в сложившейся ситуации не может остаться безучастным»{397}. Как ни крути, но приходится признать, что выдвинутые здесь против И. Я. Фроянова обвинения иначе как политическими назвать трудно. Да и в целом ничего нового авторы этого коллективного письма нам не сказали. Понять это можно. Дело тут совсем не в содержании этого документа, а скорее в его форме, ибо адресован он не кому-нибудь, а ректору университета для принятия скорейших оргвыводов. Производит впечатление и количество подписавшихся под письмом — 140 человек. И хотя ученых лиц, активно работающих в науке, среди подписантов не так уж и много, отмахнуться от этого документа администрация университета никак не могла. Тем более что и обвинения, выдвинутые здесь против И. Я. Фроянова: антисемитизм, ксенофобия, — из разряда таких, не реагировать на которые нынешняя «демократическая» власть не может. Но оставим пока администрацию с ее проблемами и обратимся к анализу списка подписавшихся под письмом. А он, как нам представляется, очень интересен. Вопреки ожиданиям это отнюдь не преподаватели исторического факультета Санкт-Петербургского университета, а их «добрые», так сказать, соседи как из университетских, так и внеуниверситетских учреждений. Наиболее представительной среди них выглядит большая группа подписантов из Института российской истории РАН. Это работающие здесь в качестве научных сотрудников: уже известная нам доктор исторических наук И. А. Левинская, кандидаты исторических наук Т. А. Абросимова, Т. В. Андреева, В. И. Мажуга, доктора исторических наук Е. В. Анисимов, А. К. Гаврилов, кандидаты исторических наук В. В. Лапин, С. А. Исаев, доктора исторических наук С. Н. Искюль, Б. И. Колоницкий, В. М. Панеях, В. А. Нардова, доктор исторических наук, член-корреспондент РАН Р. Ш. Ганелин, кандидат исторических наук В. Ю. Черняев, доктора исторических наук В. Г. Чернуха, М. Б. Свердлов, кандидат исторических наук П. В. Седов. Итого 17 человек! Целая армия, можно сказать. Но это, на самом деле, менее половины историков, работающих в этом почтенном учреждении. Подписались под письмом, таким образом, далеко не все. Особенно бросается в глаза практически полное отсутствие среди подписавшихся специалистов по новейшей истории России (за исключением Б. И. Колоницкого и В. Ю. Черняева), хотя, казалось бы, кому как не им судить о последних работах И. Я. Фроянова. Зато более чем широко представлены среди подписавшихся специалисты по истории Древней Руси (М. Б. Свердлов, П. В. Седов, В. М. Панеях), XVIII века (Е. В. Анисимов, С. Н. Искюль) и XIX — начала XX веков (В. Г. Чернуха, В. А. Нардова, Т. В. Андреева, В. В. Лапин, Р. Ш. Ганелин) и даже по Древнему миру (И. А. Левинская, А. К. Гаврилов) и европейскому средневековью (В. И. Мажуга). Правда, не поставили свою подпись под письмом директор института доктор исторических наук В. Н. Плешков, а также «светила» института академики А. А. Фурсенко и Б. В. Ананьич. Однако торопиться видеть в этом отрадный, так сказать, факт их биографии, в смысле размежевания с организаторами и участниками антифрояновской кампании, не приходится. И чтобы убедиться в этом, далеко, как говорится, ходить не надо. Стоит только заглянуть в опубликованный в 2002 году в журнале «Вопросы истории естествознания и техники» материал под названием: «Историк А. А. Фурсенко рассказывает», чтобы убедиться в том, что и подписавшие письмо Р. Ш. Ганелин и В. М. Панеях, и не подписавшие его академики А. А. Фурсенко и Б. В. Ананьич на самом деле старинные друзья и полные единомышленники в такого рода вопросах, и не только. «Уже нет в живых его (т. е. Б. А. Романова. — То, что ученики профессора Бориса Александровича Романова свято чтут память своего учителя, достойно восхищения. Стоит в связи с этим заметить, что один из этой «великолепной четверки», доктор исторических наук В. М. Панеях, даже написал солидную книгу о Б. А. Романове, реально тем самым показав, что чувство любви и благодарности его учеников к своему наставнику — отнюдь не пустой звук. Безусловное уважение вызывает и чувство дружбы и взаимной поддержки, которые пронесли через всю жизнь эти сегодня, в сущности, совсем уже немолодые люди. Можно не сомневаться, что успеху своей так удачно сложившейся для них научной и административной карьеры — два академика, один членкор и один «простой» доктор наук (правда, долгие годы подвизавшийся в качестве руководителя Феодального сектора и члена ученого совета Санкт-Петербургского филиала института истории) — они во многом обязаны именно этому обстоятельству, что нисколько не умаляет, разумеется, их личного вклада в науку. Все это было бы прекрасно, если бы не одно «но». Сплоченность и высокое положение этой четверки в институте (следует иметь в виду, что академик А. А. Фурсенко к тому же еще и недавний академик-секретарь Отделения истории РАН и член ее Президиума) привели к тому, что вот уже на протяжении нескольких десятилетий она фактически «держит в руках» весь институт. Собственно, этого не скрывает и сам А. А. Фурсенко, подробно поведавший в своем интервью, как и с какой целью они подбирают кадры для своего института и от каких кадров и каким образом избавляются. «Могу сказать, — говорит он, — что суд нашего ученого совета беспощаден. Мы «прокатываем» людей при очередной переаттестации и их увольняем. Таких случаев было несколько. У нас всегда был достаточно строгий отбор. Нужны были авторитетные рекомендации, чтобы человек к нам поступил, а в принципе мы обычно брали тех людей, которые являлись учениками наших профессоров, которые работали в институте. Эта практика себя оправдала. Никто не был уволен. Как известно, уволить человека труднее, чем нанять. Но при проведении очередного конкурса ученым советом мы договаривались и «прокатывали» их со счетом 17 «против» и 2 «за». У нас два раза это было. Мы людей просто изгоняли»{399}. Крайне странными, если не сказать больше, выглядят в этой связи сетования коллеги и единомышленника А. А. Фурсенко Р. Ш. Ганелина о созданной по инициативе И. Я. Фроянова на историческом факультете так называемой кадровой комиссии (председатель А. В. Гадло), задача которой, по его словам, заключалась в том, чтобы предотвратить проникновение на факультет так называемых деструктивных элементов{400}. Как видим, в практике деятельности по подбору или, правильнее, отбору кадров для своего родного института путем тайного сговора перед голосованием отдельных членов ученого совета ничего предосудительного Р. Ш. Ганелин не усмотрел. Зато деятельность созданной на истфаке по решению его ученого совета легального органа для подготовки бумаг по кадровым вопросам (кстати, ни одна из предложенных кафедрами кандидатур на имевшиеся вакансии не была отклонена) почтенный ученый готов объявить чуть ли не преступлением против науки. Как представляется, академик А. А. Фурсенко, быть может, и сам того не подозревая, в одночасье раскрыл самую «страшную» тайну своего родного института: кто и как подбирал кадры историков, работающих в этом учреждении в последние 30 лет. Что же касается духа этих кадров, то дух этот, если судить по числу подписантов антифрояновского письма, самый что ни на есть либерально-демократический, прозападный. Патриотов в Институте российской истории явно не держат. Мы не случайно так подробно остановились на Санкт-Петербургском институте российской истории. Ибо это многое разъясняет в «деле» И. Я. Фроянова. В частности, такое на первый взгляд странное обстоятельство, как активное участие в антифрояновской кампании преподавателей кафедры всеобщей истории Российского педагогического университета имени А. И. Герцена, в то время как их коллеги с кафедры русской истории от подписания «Письма 140» решительно уклонились. Разгадка в том, что заведующим кафедрой всеобщей истории в этом учреждении является профессор Владимир Носков — ученик А. А. Фурсенко, а вот среди членов кафедры русской истории учеников у последнего, как американиста, понятное дело, не оказалось. Отсюда и результат. Но вернемся к анализу подписей под «Письмом 140». Из работающих на историческом факультете Санкт-Петербургского университета преподавателей и сотрудников под ним, как уже отмечалось, не подписался никто. Другое дело — подписи «обиженных» в свое время И. Я. Фрояновым бывших сотрудников истфака, вынужденных вследствие этого поменять в свое время место работы: искусствовед профессор А. Н. Немилов (Академия художеств), доктор исторических наук Г. С. Лебедев (НИИКСИ СПбГУ), доктор исторических наук Г. Л. Соболев (РГИ СПбГУ), доценты И. Д. Чечот (НИИИ РАН) и Н. Е. Копосов (филологический факультет СПбГУ). Обращает на себя внимание сравнительно большая группа сотрудников филологического факультета СПбГУ: доценты А. Л. Берлинский, В. М. Монахов, Д. Н. Копелев, С. А. Тахтаджян, Е. С. Ходорковская, Д. Р. Хапаева, Ю. В. Шор. Особняком среди них стоит подпись директора Музея истории СПбГУ кандидата исторических наук археолога И. Л. Тихонова, которого в свое время И. Я. Фроянов буквально спас от увольнения с директорской должности. Пять человек «выставил» против И. Я. Фроянова философский факультет: три доктора (М. С. Каган, Э. П. Юровская, К. А. Рогова) и два кандидата (Ю. М. Лесман и Н. И. Николаев). Из Европейского университета в Санкт-Петербурге письмо подписали Н. Б. Бахтин (доктор философских наук), А. А. Кононов (соискатель), Ю. И. Басилов (аспирант), А. В. Корайковский (аспирант). Из Музея истории религии — Д. А. Браткин (аспирант). Из Академической гимназии при СПбГУ — кандидат искусствоведения М. Л. Лурье, кандидат филологических наук А. Ю. Веселова и кандидат исторических наук Д. В. Панченко. Из Российского государственного исторического архива (РГИА) — доктор исторических наук Б. Д. Гальперина и кандидат исторических наук Д. И. Раскин. Подписались под письмом и несколько преподавателей кафедры всеобщей истории РГПУ им. А. И. Герцена, о которой уже шла речь, во главе с ее заведующим доктором исторических наук В. В. Носковым: доценты О. В. Пленков, Т. В. Кудрявцева, А. Б. Шарнина и Н. В. Сторожев. Поставили свои подписи и завкафедрой методики преподавания истории, обществоведения и права этого же института доцент В. В. Барабанов и его коллега доцент A. М. Захаров. Несколько неожиданным выглядит большое число подписантов из Российской национальной библиотеки, среди которых можно отметить доктора педагогических наук О. С. Остроя и доктора исторических наук В. Е. Кельнера. Из прочих сотрудников РНБ этот своеобразный тест на «демократичность» прошли кандидат исторических наук Ц. И. Грин, главный библиограф A. М. Керзум, главный библиограф Т. Э. Шумилова, главный библиограф Э. А. Урусова, старший научный сотрудник отдела рукописей Т. А. Богданова, главный библиограф Н. Н. Антокольская, ведущий библиотекарь И. Г. Лендер. Удивляться тут, впрочем, особо нечему. Стараниями или, быть может, правильнее, попустительством ее руководства Публичная библиотека уже со времен горбачевской перестройки давно и прочно превращена в своеобразное «осиное гнездо» космополитизма в Санкт-Петербурге. Для сравнения: во второй после РНБ сокровищнице нашей национальной книжной культуры — Библиотеке Академии наук, поставить свою подпись под письмом счел возможным только один человек — О. А. Красникова. Настолько иной оказалась здесь для организаторов антифрояновской кампании духовно-нравственная и идеологическая атмосфера. По одному человеку представлены среди подписантов Пушкинский Дом (доктор филологических наук С. Н. Николаев) и Государственный Эрмитаж (доктор педагогических наук Б. Н. Маршак), Леонтьевский центр (доктор экономических наук Б. С. Жихарев), Институт всеобщей истории РАН в Москве (Л. М. Баткин), Институт США в Москве (академик Н. Н. Болховитинов), Институт востоковедения (доктор исторических наук академик Г. М. Бонгард-Левин), Высшая религиозно-философская школа (доктор филологических наук И. Е. Левин), Санкт-Петербургский университет культуры и искусств (преподаватель Е. В. Кулешов) и Русское географическое общество (доктор исторических наук Б. П. Полевой). Отдельную группу среди подписавших письмо к ректору ЛГУ составляют так называемые технари: кандидат биологических наук, старший научный сотрудник СПбГМУ им. академика И. П. Павлова А. П. Пуговкин, кандидат физико-математических наук А. Я. Ванников, кандидат физико-математических наук Р. И. Джиоев. Как водится, не обошлось и без «инженеров человеческих душ» в лице демократически ориентированных писателей Санкт-Петербурга: Я. А. Гордина, А. С. Кушнера, А. В. Фролова, некоего В. Е. Русакова из АОЗТ «Спецстрой» и К. В. Тублина из издательства «Лимбус-пресс». Тем временем еще в сентябре 2000 года в связи с антифрояновскими публикациями ученым советом СПбГУ была сформирована специальная комиссия по проверке истфака во главе с Г. Г. Богомазовым. И проверка эта, вопреки ожиданиям недругов И. Я. Фроянова, надеявшихся на скорую расправу над ним, неожиданно затянулась на целых семь месяцев. «Комиссия, — оправдывался ее председатель, — вынуждена была ознакомиться со всеми публикациями в СМИ и прочитать все письма и обращения, поступившие в нее, а также в редакцию журнала «Санкт-Петербургский университет» в связи с делом И. Я. Фроянова. Всего их оказалось 10. « И действительно, страсти вокруг И. Я. Фроянова были накалены к этому времени, можно сказать, до предела. Свидетельство тому — попытка неизвестных «доброхотов» И. Я. Фроянова переименовать явочным порядком площадь Академика Сахарова в площадь И. Я. Фроянова. Правда, до срыва официальной таблички на здании Библиотеки Академии наук дело не дошло, но соответствующая надпись под ней появилась, хотя, понятное дело, просуществовала она недолго. Окончательно ситуация вокруг И. Я. Фроянова и истфака прояснилась только 23 апреля 2001 года. Именно в этот день ученый совет университета решал вопрос: продлевать полномочия И. Я. Фроянова как декана факультета (что требовалось согласно тогдашнему Закону о высшей школе в связи с достижением им 22 июня своего 65-летия) или нет. Изложение драматических событий заседания ученого совета не входит в нашу задачу. Отметим лишь самое существенное: 60 голосами «против» и 37 «за» при 8 воздержавшихся И. Я. Фроянову было отказано в продлении его деканских полномочий. 4 мая 2001 года ученый совет исторического факультета обратился с письмом на имя министра общего и профессионального образования Российской Федерации В. Г. Филиппова и председателя комитета по образованию Государственной Думы с мотивированной просьбой об отмене решения ученого совета от 23 апреля 2001 года как « Не помогло и обращение группы депутатов Государственной Думы во главе с ее председателем Г. Н. Селезневым к Президенту В. В. Путину и Председателю Правительства М. М. Касьянову с просьбой «вмешаться и восстановить справедливость»{403}. 22 июня 2001 года, в день своего рождения, И. Я. Фроянов вынужден был оставить должность декана, а через два года (26 июня 2003), в связи с ее реорганизацией, и заведование кафедрой русской истории. Надо ли много говорить о том неподдельном и глубоком удовлетворении, с которым встретили итоги голосования на ученом совете университета недруги Игоря Яковлевича? «Конец «черной сотни». Игорь Фроянов больше не будет руководить историческим факультетом Санкт-Петербургского университета», — так озаглавил свою статью в «Новой газете» уже известный нам журналист Борис Вишневский{404}. Не скрывали своей радости от случившегося и другие застрельщики травли ученого: Татьяна Вольтская (ее статья «Петербургский университет прощается со сталинизмом. Несколько последних лет истфак СПбГУ был центром непримиримой борьбы с инородцами» была опубликована в «Невском времени» № 7 за 26 апреля 2001 года), Лев Лурье и Николай Конашенок (статья в газете «Коммерсантъ» № 109 за 26 июня 2001 года{405}) и другие. И конечно же, не могли наши «демократы» оставить без своего внимания вопрос о преемнике И. Я. Фроянова (статья Льва Лурье «Комиссарова победа. Кто заменит декана истфака Игоря Фроянова?» в «Коммерсанте»{406}). Правда, здесь их ждал небольшой сюрприз. Деканом истфака был назначен ученик И. Я. Фроянова профессор А. Ю. Дворниченко. Как явствует из статьи Николая Конашенка и Льва Лурье в «Коммерсанте» за 26 июня 2001 года{407}, это была совсем не та кандидатура, на которую рассчитывала демократическая общественность. Да и «Комиссарова победа», о которой поторопился возвестить миру Лев Лурье, на поверку оказалась не чем иным, как большим мыльным пузырем: не имея никаких шансов на свое переизбрание в должности заведующего кафедрой новой истории, Б. Н. Комиссаров в конце концов принял, как нам представляется, абсолютно верное решение и в 2003 году тихо ушел с факультета. С уходом И. Я. Фроянова с должности декана сразу же, как по команде, прекратилась и его травля в либерально-демократических средствах массовой информации. Настало время подведения ее итогов, некоторого, хотя бы предварительного, осмысления случившегося. Естественно, что гонители И. Я. Фроянова постарались внедрить в общественное сознание свою версию «дела» И. Я. Фроянова. Причиной случившегося, утверждали, например, в своей аналитической статье, посвященной окончанию «дела» И. Я. Фроянова Николай Конашенок и уже известный нам Лев Лурье, явился «острый конфликт прокоммунистически настроенного декана с либеральными преподавателями и студентами, который начался осенью прошлого (2000 — Администрация университета, как того и следовало ожидать, вмешалась, в результате чего общими усилиями студентов и преподавателей университета при поддержке научной, околонаучной и вообще прогрессивной общественности была одержана решительная и бесповоротная победа над тянувшим истфак в прошлое его консервативно настроенным деканом. Такова либеральная версия «дела» И. Я. Фроянова. Насколько она соответствует фактам, судить читателю. С нашей точки зрения, ближе всего к пониманию сути «дела» И. Я. Фроянова подошел внимательно следивший за ним церковный историк профессор Н. К. Симаков. Первое, на что он справедливо обращает внимание, так это откровенно идеологический характер кампании против И. Я. Фроянова. Ни в одной другой стране мира, заявил он, кроме России, в публичной кампании против историка «не могли быть использованы те обвинения, которые предъявляли Фроянову, — по существу, его преследовали за патриотические взгляды»{409}. На недоуменный же вопрос интервьюировавшего его журналиста: как же такое могло случиться в цивилизованной стране, да еще «после прихода Путина к власти, когда патриотизм у нас едва ли не объявлен государственной политикой»? — Н. К. Симаков вполне справедливо указал, что патриотизм патриотизму — рознь. Патриотизм, который исповедует сегодня правительство, — это патриотизм либеральный, когда « Совершенно иное представление о патриотизме, подчеркивает Н. К. Симаков, озвучивал профессор Фроянов. Дело в том, что история и литература — это те две науки, которые связывают нас с нашей национальной традицией — духовной, культурной, государственной. И честный ученый, в отличие от политика, не может не задаться вопросом о причинах и последствиях нынешней российской трагедии. И в том числе называет виновных — к этому его обязывает просто профессиональная добросовестность ученого. А официальный патриотизм Путина, по мнению Н. К. Симакова, пытается соединить несоединимые начала. Это, с одной стороны, исторический, великодержавный путь России. А с другой стороны, новейший официальный патриотизм просто боится выговорить, что Россия была, есть и будет империей и иного пути в истории у нее быть не может. В Кремле патриотизм, отмечает он, сейчас понимается как отстаивание небольших сиюминутных национальных интересов: да, разбить бандитов в Чечне, но — говорить об империи? Нет, нет — ни в коем случае! Почему? А потому что это, видите ли, вызовет протест «всего цивилизованного человечества». То есть официальный патриотизм сейчас таков, чтобы не помешать «цивилизованному человечеству» и дальше осуществлять свои глобалистские планы и превращать Россию в свою сырьевую колонию. И вот в этом заключается непримиримое противоречие между современным официозным патриотизмом и книгами профессора Фроянова. Отношение к Западу — вот в чем их кардинальное различие. Ясно, например, что истинный патриотизм требует отказа от колониальной экономики, навязанной нам Гайдаром и Чубайсом. Иначе это будет мафиозно-коррумпированная страна, которая станет легкой добычей своих соседей. И сегодня первоочередной задачей для патриотов должна быть даже не столько защита от «мусульманского терроризма» (хотя и от него тоже), сколько от процессов глобализации, ибо это во стократ страшнее и опаснее. От продвижения НАТО на Восток, от крестового похода Запада на нашу культуру. Или другой аспект — как, например, патриотизм может сочетаться с проталкиванием закона о продаже земли? Ведь совершенно очевидно, что стоит его принять, и земля уже не будет принадлежать нашему Отечеству. Она будет принадлежать различным частным иностранным компаниям. И где-нибудь на святом острове Валаам поставят табличку: «Частная собственность. Туземным жителям вход воспрещен». Таким образом, закон о частной собственности на землю по существу сводится к продаже России на совершенно легальной основе. И казенный патриотизм сводится к тому, что Родину продавать можно, но не так чтобы уж совсем по дешевке, а при этом еще и поторговаться. « Перейдя затем к XX веку, Н. К. Симаков справедливо отмечает, что здесь мы видим совершенно новый лик отечественной интеллигенции. Советская интеллигенция во многом напоминала тех «птенцов гнезда Петрова», которые созидали великую империю. Советская интеллигенция 40–50-х годов — это прежде всего служилый класс, который служил двум идеям — государственности и социальной справедливости. Это они создавали ракетный щит страны, ядерную бомбу, поднимали из руин города. Они хоть в лагерях, хоть за колючей проволокой готовы были работать на укрепление величия и мощи государства. Но едва только начинается хрущевская оттепель, как старые идеи XIX века вновь овладевают умами и сердцами образованной части нашего общества. Хрущевская интеллигенция постепенно отходит от служения государству и становится силой, опасной для всех. Как скажет потом философ А. Зиновьев: «Стреляли в коммунизм, а попали в Россию». И с его, Н. К. Симакова, точки зрения, современная российская интеллигенция — это самая разрушительная сила за всю историю Российского государства. И падение Советского Союза — это дело ее рук. Именно советская интеллигенция тогда самозабвенно зачитывалась «Огоньком», рукоплескала новым кумирам и собиралась на многотысячные митинги. У советской интеллигенции с 60–70-х годов выветрилась вера в социализм, и новое, что они восприняли, — это западная демократия, западная цивилизация, частная собственность, права человека — вот эрзац-религия современной интеллигенции. А Запад — их обетованная земля. «И что самое страшное, — отмечает он, — либеральный российский интеллигент сейчас выступает правоверным последователем западных глобалистских идей. Он вновь — культурный колонизатор в своей собственной стране. И если в XIX веке «европеизация» — это были еще цветочки, то сейчас мы вкушаем горькие как полынь плоды «глобализации». Причем современная интеллигенция — это целый клан, даже партия, и сознание ее носит коллективно-партийный характер. И каждый, кто провозглашает социалистические и уж тем более — православные ценности, для них ересиарх, против него тут же объявляется крестовый поход. Как, например, они говорили о митрополите Иоанне? Националист, шовинист, антисемит. В чем обвиняли бульварные демократические газеты Фроянова? Да абсолютно в том же самом. Причем обратите внимание, как у них меняются враги. Сперва врагами номер один либеральные интеллигенты объявили коммунистов. В настоящее время таковыми для них стали патриоты. А завтра, я убежден, наступит черед Русской православной церкви. Если православие не подстроится под глобализм, оно будет объявлено ими красно-коричневой силой. — Интеллигента привычно представлять себе человеком мягким и податливым. Откуда же берется такая изощренность и беспощадность, когда они всем скопом набрасываются на одного? — задает вопрос корреспондент. А когда Гоголь опубликовал свои «Выбранные места из переписки с друзьями», то Белинский заявил ему: «Вы либо — сумасшедший, либо предатель». И интеллигентская среда просто отвернулась от Гоголя. Та же участь постигла Лескова, после того как он написал свои антинигилистические романы «Некуда» и «На ножах» — перед ним закрылись двери всех литературных журналов. Даже Пушкину либералы ставили в вину его монархические стихи. Лишь впоследствии они же сами создали миф о Пушкине как о революционере-вольтерьянце: на вопрос царя, где бы он был в день восстания декабристов, Пушкин якобы отвечает: «Государь, я был бы с ними». На самом же деле ответ звучал совершенно иначе: «Государь, я, возможно, был бы с ними, но Господь меня спас». Так что эта среда умеет мстить и мстит изощренно и беспощадно тем, кого считает отступником. Тем, кто оспаривает монопольное право интеллигенции диктовать другим представления о добре и зле»{410}. Конечно же, отрицать определенную роль в инициировании «дела» Фроянова и противоречий внутриуниверситетского характера, в частности, его разногласий с администрацией университета по вопросам реформы высшей школы (платность и двухуровневая система образования), не приходится{411}. К этому же, если судить по его газетным интервью, склоняется и сам Игорь Яковлевич. «Я до последнего боролся против коммерциализации факультета и введения двухуровневой подготовки выпускников и деления их на бакалавров и магистров»{412}, — отмечает он. Однако решающая роль в инициировании и раскручивании его дела принадлежала все же не им, а неким внеуниверситетским, внешним силам. Что это за силы, становится понятным, если мы обратим внимание на перечень изданий, обрушившихся на И. Я. Фроянова. Напомним — это «Известия», «Новые Известия», «Общая газета», «Новая газета», «Дело», «Демократический выбор». Все это — издания либерального, так сказать, толка, содержащиеся на деньги олигархов (кто же, кроме них, стал бы в нашей стране их поддерживать?) и обнаруживающих так называемый правый спектр политических сил современной России, представленный, в первую очередь, партиями «Яблоко» и «Союз правых сил». Не случись их грубое вмешательство в сугубо университетские дела, никакого «дела» И. Я. Фроянова, скорее всего, и не было. «Месть непокорному», — так сформулировал свое понимание «дела» И. Я. Фроянова Юрий Белов{413}. Не вызывает каких-либо сомнений такая трактовка «дела» и у других исследователей. «Он (то есть Фроянов. — Несколько в ином ключе, но, в принципе, с этих же позиций формулирует суть «дела» И. Я. Фроянова профессор Н. К. Симаков. Ученый, по его мнению, стал «жертвой партийной беспощадности современной либеральной интеллигенции. С их точки зрения Фроянов совершил проступок поистине кощунственный — он предельно убедительно на большом фактическом материале показал, что развитие русской традиции продолжалось как в Древней Руси, так и в Советской России. Этого ему простить не могли. Вот если бы он хвалил империю и поругивал совдепию, противопоставлял белую идеологию красной — в этом случае его бы, возможно, и не тронули. Но сейчас либеральная интеллигенция объявила тотальную войну всей русской истории. «История начинается с 1991 года, а до этого в России был ледниковый период», — вот их кредо. Это, на мой взгляд, и предопределило расправу с профессором Фрояновым»{415}. «Организаторы этой постыдной кампании, — справедливо отмечал в связи с «делом» И. Я. Фроянова В. Карабанов, — исповедуют единомыслие в черно-белых тонах, крайнюю степень нетерпимости, огульно, крикливо и злонамеренно выступая против честных и объективных ученых, переживающих за судьбы своей Родины. Подобное поведение очень похоже на травлю людей в те же 30-е годы, когда бурную деятельность развили политические провокаторы, выступавшие как инициаторы преследований деятелей науки и культуры и организаторы кампаний в прессе… Методы, которыми действует и поныне подобная общественность, заставляют задуматься о ее духовной близости с теми, кто в уже далекие от нас годы пытался, используя доносы и клевету, а также статейки «своих» журналов, добиться достижения своих узкокорыстных целей. Тогда, чтобы убрать неугодного человека и занять его место, доносили и клеветали на него — и люди пропадали в лагерях. И сейчас наследники тех же методов готовы пуститься во все тяжкие»{416}. Понимает это и сам Игорь Яковлевич. «…Война, — заявляет он, — шла не против меня лично, а против русской истории. И совершенно понятно, чем им всем не угодила наша классическая историческая наука. Она им просто как кость в горле, потому что историческая наука формирует национальное самосознание. Известно, что знание истории делает человека гражданином. А русское национальное самосознание в эпоху глобализации для клиентов Сороса — только лишнее бремя. Сторонники глобализации в респектабельных научных изданиях уже не скрываясь пишут о том, что «идет процесс исторической десубъективизации России», или, переводя на русский язык, — процесс исчезновения России! Вот на каком рубеже уже идет процесс противостояния в исторической науке. Так судите сами — можем ли мы отступить?»{417} |
||
|