"Спаситель Петрограда" - читать интересную книгу автора (Лукьянов Алексей)

7. Крушение скал

Италия. Первая четверть века. Пышным цветом цветут китайские яблоки.

В Милане начало театрального сезона. Театры «Ла Скала» и «Пиккола Скала» забиты народом, большей частью макаронниками, но хватает тут и америкосов, и кацапов, и москалей, прочего быдла тоже хватает — все пришли гранд оперб слушать. В смысле — не лягушатников на гастролях, а просто большую оперу, высокое искусство.

Блистает на обеих лестницах не кто-нибудь, не какой-то там Робинзон Карузо или Паваротти, а сам Федор Михалыч, в смысле — Иваныч. Рукоплещут ежедневно тысячи и тысячи поклонников всемирно известного баса, даже Чарльз Спенсер Чаплин, знаменитый комик и режиссер. Впрочем, неудивительно — они вместе пели.

Небо ярко-голубое, цвета сильно разбеленной ФЦ, если вам это о чем-то говорит. Паровозы маршрута «Roma-Milano» и «Milano-Roma» весело покрикивают вдали, мафиози с густо напомаженными волосами сидят в пиццерии неподалеку от театра и внимают голосу великого русского баса, скупыми глотками цедя красное вино.

Маслянисто блестит море, шуршат волны, поют гондольеры — из Венеции до Милана двести пятьдесят километров по железной дороге с промежуточными станциями в Падуе и Вероне. Море ждет Шаляпина, Венеция ждет Шаляпина, а он поет в Милане. Тоскуют гондольеры — сегодня не поется.

Бравые ребята с бритыми затылками, в черных рубашечках с закатанными рукавами не спеша приближаются к «Ла Скала».

— Эй, мальчики, выпьем за Бенито! — кричат мафиози. — Молочка! Или вам трудно из стаканов? Так мы можем вас из соски угостить.

— Потом, сицилийские морды, потом, не спешите… Скоро мы всем коммунистам надерем их красные задницы, и вам в том числе.

Начинается потасовка. Мелькают палки и ножи, слышатся выстрелы, на место происшествия поспешает полиция и оказавшийся неподалеку военный патруль, изрядно покалеченных молодчиков увозят в участок, откуда они вскоре будут выпущены, мафиози же успевают скрыться еще до того, как их заметут в каталажку. Сицилийцы знают, что там их никто не поддержит.

Вскоре изрядно поредевшие ряды чернорубашечников входят в театр.

На улице вечереет, звенят цикады, мафиози возвращаются и пьют кьянти. Китайские яблоки умопомрачительно пахнут в сумерках. Кто-то жарит чебуреки.

Федор Иваныч допевает арию Мефистофеля, и переходит к романсам. В это время среди зрителей появляются уже известные нам ребята, и по рядам прокатывается волна недовольства. Многие покидают свои места и уходят из театра.

— Ну, погодите, вашу мать, — думает Шаляпин, прерываясь на половине куплета, и поет песенку герцога из «Риголетто» на чистейшем итальянском. Басом.

— Браво! Брависсимо! — кричит публика.

— Отстой! Долой краснопузых! — вопят фашисты.

А Федор Иваныч, не останавливаясь, переходит на «Дубинушку», и что-то во время исполнения русской народно-освободительной песни глухо стучит. Оказывается, это ребята в черных рубашках с закатанными рукавами валятся один за другим меж кресел, и на затылке каждого из них образовывается неслабая такая гематома. Москали утирают уголки глаз платками — вот какова сила искусства. Кацапы всхлипывают. У лягушатников внутри все переворачивается, хочется женщину и мушкет, запеть марсельезу — и на баррикады. Макаронники в зале и мафиози за стенами театра мотают на ус: что-то сейчас произойдет.

Венеция грезит вечером. Некий сеньор в манишке и кальсонах вылетает из окна в канал, выныривает, отфыркивается, взбирается на подплывшую как раз вовремя гондолу и заявляет по-русски:

— В Пассаж, милейший.

Гондольер затягивает мелодичную итальянскую песенку и плывет на закат.

В сиреневом уже небе румянится луна, на Италию неспешно опускается ночь, звенят цикады, с грузинской границы тянет хачапури и ркацители, со стороны Турции доносится призыв муллы к вечернему намазу и крики: «Кому пирожки горячие?!», в Милане, в «Пиккола Скала», дает заключительный концерт знаменитый русский бас. Бенито Муссолини сотоварищи в ложе, зал полон будущих хозяев Италии. В переднем ряду — Чаплин, ободряет своим присутствием друга. Федор Иваныч, впрочем, в поддержке не особо и нуждается — Муссолини ему дышит в пуп, а всей камарильи первого фашиста он, вроде, и не видит совсем.

— Следующую песню я исполняю специально для присутствующего в этом гостеприимном зале Чарли Чаплина, — заявляет Шаляпин. — Чача, это для тебя!

Звучит «Вдоль по Питерской». Мафиози на улице восхищенно цокают, трогают в карманах кастеты, проверяют складные ножи — вот сейчас-то они и начнут меситься по-сицилиански, пусть только Бенито…

Что за черт?! Бенито поднялся в ложе и в ярких южных выражениях послал величайшего русского певца куда-то, куда явно сам не хочет идти. Всем известно, что все русские — краснопузые коммунисты, что с ними давно пора кончать, тем более если в итальянской опере они поют русский вздор.

Дело принимает серьезный оборот. Чарли озабоченно оглядывается и видит, что, пожалуй, дело действительно табак.

Мафиози берут штурмом оперу, начинается война, театр постепенно превращается в арену военных действий, грубо говоря — Колизей.

— Чача, выручай, — кричит Федор Иваныч со сцены. Чаплин тут же преодолевает оркестровую яму одним прыжком, Федор Иваныч хватает его за подмышки и вытаскивает к себе. Они поют «Интернационал».

На носу гондолы бледно мерцает фонарь. Господин в цилиндре и смокинге погружается в гондолу и называет адрес. Лодочник отталкивается длинным шестом от берега и уходит куда-то в темноту. Пахнет какими-то цветами.

— Чем пахнет? — спрашивает господин гондольера.

— Асфоделем, — коротко отвечает Харон. — Готовьте монетку.

Голоса Чаплина и Федора Иваныча сливаются и достигают апогея:

— Весь мир насилья мы разру-ушим до основанья…

«Пиккола Скала» начинает заметно вибрировать. Это звуковые колебания поющих вошли в резонанс с колебаниями здания. Вот «Пиккола Скала» ходит ходуном вдоль по Питерской, распугивая случайных ночных прохожих и милицейские патрули. Здание начинает разрушаться.

Вот уже изрядно потряхивает весь Милан. Макаронники ворочаются в своих постелях и клянут русского певца: «Diavolo! Распелся, аж мебель звенит! Porca miseria!»

— Чача, тикбем! — кричит Федор Иванович, и под градом разрушающейся на глазах «Пиккола Скалы» они выскакивают наружу.

— На вокзал! — приказывает Федор Иванович извозчику, но извозчика нет, как нет и коляски, и пролетки… Таксомоторов тоже нет.

— Тедди, я на машине, — осторожно намекает Чача.

— Тогда гони! — и они гонят, по пути огибая руины «Ла Скалы».

На вокзале все поезда уже ушли. Осталась только дрезина.

— Сеньор, как нам проехать в Венецию? — осведомляется Чаплин, поскольку Шаляпин совершенно не знает итальянского.

— По этой ветке, — сообщает сеньор. — Только не промахнитесь — там два ответвления направо, и три — налево. Вам нужно второе правое.

— Грациас, сеньор!

Дрезина набирает ход. «Теперь нас не догонят,» — думает Чарльз Спенсер Чаплин.

— Са-антаа Люучи-ийяаа, — запевают друзья, — Сантаааааааа Лючииийяаааааааааа!