"Дворянин великого князя" - читать интересную книгу автора (Святополк-Мирский Роберт)

Глава девятая Стародубская дорога

….. — Ничего не понимаю! — воскликнул Картымазов и, заложив руки за спину, стал ходить из угла в угол. — Нет, я ничего не понимаю! Мы отставали от них на десять часов. Они сменили лошадей — мы нет. Значит, перегнать их мы никак не могли. Они должны были приехать в Гомель, опережая нас по меньшей мере на пять часов. И что же? На постоялом дворе, который указал Алеша, они не появились. Мы обследовали все другие постоялые дворы. Сомнений нет. Они сюда не приехали, Тогда где они? Что это означает?

Филипп сидел в углу на табурете, сжав руки под коленями, и мрачно разглядывал половицы.

Медведев хладнокровно оттачивал лезвие своего меча, стараясь довести его кончик до предельной остроты.

Егор нес караул за дверью.

Четыре дня они добирались от Рославля до Гомеля. Несколько раз их останавливали на дорогах, но выручала грамота Леваша. Медведев и Картымазов переоделись в простое платье и прятали оружие. Медведев опасался, что Кожух сообщит властям о вооруженном отряде московитов, перешедших рубеж, и на каждом посту, в каждом поселении они были готовы к столкновениям, и все же до Гомеля они добрались вполне благополучно. Остановились на маленьком постоялом дворе у окраины.

Филипп шумно вздохнул.

— Возможно, они не собирались в Гомель. Кожух мог заподозрить Алешу и решил его обскакать. Он нарочно назвал первый попавшийся город.

— Маловероятно, — флегматично возразил Медведев. — Я допускаю, что Кожух потерял к нему доверие после Рославля. Но, посылая Алешу за каретой, он ему еще полностью доверял. Даже охрану Настеньки поручил.

— Это верно, — подтвердил Картымазов, — из кареты я слышал разговор Кожуха с Алешей — полное доверие!

— Значит, — продолжал Медведев, — намерение Кожуха отправиться в Гомель несомненно. Но Алеша говорил, что Гомель — далеко не конечная цель пути. После нашей неудачной попытки Кожух мог переменить решение и поехать в обход города. Плохо, что нам не удалось даже приблизительно узнать, где находится князь Семен.

— Что делать! Сколько мы ни спрашивали, все утверждают, что в этих местах нет владений Вельских, — развел руками Картымазов, — ты ведь сам слышал!

— И все же они ехали в эту сторону, а не в Вельское княжество и не в Вильно. И Гомель, несомненно, лежал на их пути. Скорее всего, Семен недавно купил где-то здесь маленький клочок земли и об этом еще никто не знает. Возможен и такой вариант: Кожух находился или даже сейчас находится в Гомеле, но, опасаясь нашего нападения, остановился не на постоялом дворе, как предполагал раньше, а у кого-то из знакомых. Заподозрив Алешу, он не выпускает его из дому. Вспомните, на всем пути мы не нашли ни одного Алешиного знака, хотя следы кареты пропали перед самым Гомелем… По-моему, нам прежде всего следует точно выяснить, был ли здесь Кожух. Если нет — поищем другое решение. Сколько дорог ведут в этот город?

— Пять, — ответил Картымазов. — С восточного берега Сожа: Черниговская, Стародубская и Смоленская, с западного — Речицкая и Чечерская.

— Смоленская нами проверена. Остаются четыре. Давайте, не теряя времени, выйдем на заставы этих дорог и постараемся узнать, не проезжала ли на днях в Гомель известная нам карета либо группа всадников с женщиной. На Смоленской дороге нам ответили отрицательно, но Кожух мог войти в город по любой из остальных. Сегодня же к полуночи мы узнаем точно, был ли он здесь!

Четверо постояльцев выехали со двора, предупредив хозяина, что две комнаты остаются за ними. На углу они молча разъехались в разные стороны.

На долю Медведева выпала Стародубская дорога.

Одетый в простое платье, подпоясанный своим мечом, Василий был похож на рядового воина из дружины не очень богатого князя. С присущей дальновидностью он подъезжал к заставе с большой оплетенной бутылью вина, захваченной на постоялом дворе.

У заставы караулили четверо людей. Вечером проезжих было не много, и стражники не торопясь готовились к ужину. Бутыль Медведева пришлась очень кстати и быстро сделала свое дело.

Через полчаса Медведев по большому секрету рассказывал стражникам волнующую романтическую историю о своем бедном молодом хозяине, который похитил дочь богатого князя, ибо старый отец, как и полагается в подобных историях, хотел выдать несчастную девушку за не менее старого и не менее богатого другого князя, не считаясь с ее любовью к бедному и незнатному хозяину Василия.

Подобные истории во все века и во все времена действуют одинаково безотказно.

Стражники тут же переполнились сочувствием к судьбе несчастных влюбленных и немедля выразили желание помочь молодым людям. Медведев объяснил им, что уже два дня назад его хозяин должен был приехать из Стародуба и привезти похищенную возлюбленную в закрытой карете, но не приехал вчера, не приехал сегодня, и тогда обеспокоенный верный слуга отправляется на поиски хозяина и его невесты. Так вот: не видели ли они на днях описанной кареты, проезжающей в Гомель в сопровождении нескольких всадников?

Стражники достали засаленную книгу учета пошлины и, аккуратно пролистав последние страницы, заверили, что проезжали повозки дворян князя Можайского и крестьянские подводы, но описанной кареты в Гомель не проезжало. Труппы всадников без кареты, но с женщиной тоже не было.

Медведев выразил отчаяние и стал советоваться со стражниками, что же ему делать, узнавая, нет ли других дорог, по которым его хозяин мог бы попасть в Гомель, минуя заставы: Стражники заверили, что это исключено, потому что здесь только один мост через реку Сож. Медведев принялся горько оплакивать судьбу своего любимого хозяина, и тут усатый пожилой стражник, подумав немного, сказал:

— Вот что еще может быть. Живет неподалеку на хуторе один мастер. Эдак, верст десять отсюдова. Чинит он кареты и дает под залог лошадей. Ежели хозяин твой с княжной ехали по Ипути, а за ними была погоня, то вполне может быть, что спрятались они у мастера Карпа. У него завсегда все прячутся, кто от погони бегает. Этим он и живет. Лошадей, значится, поменяют, погоню пропустют, и опосля — куда душа желает…

Медведев живо заинтересовался необычной профессией мастера Карпа и загорелся желанием взглянуть своими глазами, как живет такой человек. Усатый стражник с удовольствием ответил на все расспросы относительно дороги, и Василий немедленно поскакал в указанном направлении.

Поездка отняла почти целый час, и было уже совсем темно, когда он разыскал в лесу в полуверсте от дороги большой двор.

Во дворе мастера Карпа стояла тишина — по-видимому, все давно спали.

Медведев, опасаясь засады, если вдруг. Кожух здесь, оставил Малыша подальше в лесу и осторожно подкрался к дому, обнесенному высоким плетеным забором, держась с подветренной стороны, чтоб не почуяли собаки, Василий бесшумно перебрался через плетень. Ему повезло — конюшни находились в этом конце двора. Василий обошел их и убедился, что ни одной тягловой лошади там нет. Знакомой кареты тоже не было.

Собаки все же почуяли Медведева и подняли свирепый лай. Он едва успел перепрыгнуть через забор, спасаясь от них, и вернулся побыстрее к воротам со стороны дороги. Во дворе послышался лязг засова и шаркающие шаги.

— Кто там? — спросил из-за ворот сонный женский голос.

— Мне нужен мастер Карп.

— Да его уже две недели дома нету. На свадьбу к дочке поехал.

— Я из тех людей, что на днях у вас останавливались.

Возникла пауза, потом голос настороженно сказал:

— У нас, милый, уже месяц никто не останавливался.

— Ну как же! — не унимался Медведев. — С нами еще девушка была, мы ее взаперти держали… Не помнишь разве? Я вам деньги привез: хозяин послал меня, велел доплатить мастеру Карпу, чтоб и дальше держал язык за зубами.

Снова наступило молчание, затем голос решительно заявил:

— Вот что, милый, если говоришь правду, благодари Бога, что я честная женщина и не взяла твоих денег! Потому что ты, верно, напутал что-то — никого у нас месяц как не было. А если ты — тать какой и просто хочешь, чтоб я ворота тебе открыла — так ступай подобру-поздорову, не то сейчас людей своих кликну — они тебе разом шею наломают!

— Видать, я и вправду ошибся, извиняй, хозяйка! — сказал Медведев и отправился восвояси.

Сомнений быть не могло. Кожух здесь не останавливался, иначе хозяйка, конечно, не отказалась бы от денег…

Итак, Стародубская дорога проверена.

Может, Филиппу или Лукичу повезет больше.

Медведев медленно возвращался обратно по той же дороге, идущей вдоль Ипути, размышляя о том, что он расскажет стражникам на заставе. Потом он стал думать об Алеше, от него мысли Василия перекинулись к Настеньке, а подумав о Настеньке, он вспомнил Анницу… За неделю путешествия не было дня, чтобы Василий не думал об этой удивительной девушке, и каждый раз его сердце замирало от волнения и радости, радости встречи и волнения надежды…

Ночь была светла и безветренна. Пористая разбухшая половинка растущего месяца бросала смутные тени на дорогу, иногда пробегал заяц или шарахалась в кусты лиса, но было вокруг спокойно и тихо.

Дорога бежала невдалеке от берега, но, когда река поворачивала в сторону изгибом рукава, она продолжала идти прямо, и тогда с обеих сторон ее теснил высокий дремучий лес.

Медведев проезжал как раз через такое узкое место, где дорога была сжата подступившими к ней старыми мохнатыми елями, когда услышал далеко позади себя топот копыт.

Он тотчас насторожился. Вдогонку ему в сторону Гомеля мчались какие-то тяжелые всадники. Медведев осмотрелся и нашел это место вполне подходящим, чтобы, оставшись незамеченным, пропустить конный отряд мимо себя.

Он выбрал большую седую ель с густыми ветвями до самой земли и, свернув с дороги, встал за ней, Опытный Малыш сразу замер, поводя ушами. По мере приближения всадники все замедляли галоп, а на окруженный лесом участок дороги въехали и вовсе шагом.

Медведеву это очень не понравилось.

Как обычно, он тут же решил, что их появление, наверное, каким-то образом связано с ним. Василий начал вглядываться сквозь ветви ели, с нетерпением ожидая, когда всадники покажутся в поле его зрения.

Наконец он увидел их.

Пятеро рослых крепких мужчин были одеты в простые сермяги, но по тому, как они держались в седлах, Медведев сразу понял, что они не совсем те, за кого хотят себя выдать. Все пятеро был вооружены широкими острыми боевыми топорами на длинных топорищах, как у простых ратников, несмотря на то что у седел их лошадей поблескивали сабли в дорогих ножнах.

Остановившись на дороге, наискосок от Медведева, они сгрудились и, вполголоса посовещавшись о чем-то, разъехались по разным сторонам. Трое въехали в лес и укрылись недалеко от Медведева, двое спрятались по ту сторону дороги. Через минуту вокруг снова царила тишина и, казалось, ни одной живой души нет поблизости.

Вот так штука! Ребята устроили на кого-то засаду. Неизвестно, сколько времени они собираются здесь ждать, быть может, всю ночь, а я как дурак должен стоять рядом и не шевелиться. Если я выйду, они, — конечно, вообразят, что я за ними слежу, и мне придется сразиться сними. Ну, это я всегда успею сделать, а пока до полуночи, когда меня будут ждать друзья, еще далеко, и какой-то часик я могу позволить себе подышать свежим воздуоеом. А уж если за это время ничего не произойдет, придется несколько нарушить их планы, коль скоро они вздумают возражать против моего мирного отъезда.

И Медведев принялся ждать с таким терпением, будто был одним из участников засады.

Четверть часа протянулись очень медленно, не принеся никаких новостей. Засада была явно не впервой пятерым всадникам. Они вели себя прекрасно; ничем не выдавая своего присутствия. Медведев уже вовсю скучал и позевывал, когда вдалеке послышалась мерная поступь лошадей. Вскоре показались трое всадников. Они двигались молча и не торопясь, как люди, совершающие длительное путешествие. Между двумя пожилыми мужчинами ехал мальчик.

Когда путешественники поравнялись с засадой, на лесной дороге разыгралась одна из тех молниеносных ночных сцен, во время которых жизнь людей пятнадцатого столетия обрывалась так же быстро, внезапно и нелепо, как это случалось при подобных обстоятельствах и во многие другие века бурной и длинной истории человечества.

Путешественники были атакованы, но проявили изумительное хладнокровие. Не успели двое всадников с занесенными топорами выскочить на дорогу, как Глинский и Шлейниц, обнажив оружие, ловко отразили внезапный удар, нарушив планы остальных трех участников засады, которые, спешившись, засели чуть впереди, в полной уверенности, что путешественники бросятся бежать и попадут прямо им в руки.

Шлейниц громко выругался по-немецки и, подняв лошадь на дыбы, тем спас свою жизнь. Лошадь его получила страшный удар топором, но и всадник, нанесший его, тут же упал, разрубленный от плеча до пояса не менее сокрушительным по силе ударом меча. Однако немец падал вместе с лошадью и, не успев вынуть ноги из стремени, был придавлен ее телом.

Глинский ловко уклонился от топора своего противника и выбил нападающего из седла, не ранив, однако.

А вот мальчика, ехавшего между ними, постигла беда. Его лошадь вскинулась и, сбросив всадника, понесла. Михаил, быть может, сильно ушибся при падении и теперь неподвижно лежал посреди дороги. Трое пеших из засады уже были рядом, и один на ходу крикнул другому: "Убей щенка!"

— Михаил! — отчаянно крикнул Глинский.

Медведев решил, что пора вмешаться.

Он выхватил лук, и убийца, занесший над лежащим мальчиком топор, упал, прошитый насквозь длинной тонкой стрелой.

Медведев сунул лук в колчан и, обнажив меч, пронзительно свистнул. Этим он предотвратил удар, который один из нападавших готовился нанести придавленному конем Шлейницу. Человек с топором вздрогнул, услышав позади себя неожиданный резкий свист, Шлейниц скользнул ужом, и топор вонзился в землю в дюйме от его головы, срезав седую прядь жестких волос. Немец, падая, не выронил меча и теперь воспользовался им, нанеся промахнувшемуся врагу смертельный удар в живот снизу.

Глинский оказался между двумя противниками. Радостное удивление при виде окровавленного наконечника стрелы, вылезшего из груди убийцы, который уже занес топор над головой сына, чуть не стоило ему жизни. Перед ним был новый враг. Он, размахнувшись, метнул в него топор и выхватил саблю. Глинский по-татарски скользнул под живот коня. Топор просвистел над его головой, но, не удержав равновесия, Глинский упал. Тут же, вскочив на ноги, он оказался лицом к яйцу с двумя врагами: первый, выбитый из седла; подобрав свой топор, подходил к нему сзади, второй шел на князя с саблей, Глинский отразил сабельный удар, а за его спиной уже навис топор.

Медведев подоспел вовремя.

Но человек с топором, увидев незнакомого всадника, скакавшего прямо на него во весь опор, резко отпрыгнул в сторону и припал к земле, в уверенности, что Медведев с разгону пронесется мимо. Медведев мгновенно разгадал этот замысел. Действительно, противник был слишком далеко и Василий не мог дотянуться до него мечом. Больше того, он не успевал развернуться, чтобы помочь Глинскому, и подставлял врагу беззащитную спину, а от такого топора не могла спасти даже знаменитая дедовская кольчуга.

И тогда Медведев поступил иначе.

На всем скаку он в воздухе перехватил свой меч и с силой метнул его.

Слуга Олельковича не знал, с кем имеет дело, полагая, что никакой человеческой руки не хватит, чтобы достать его, лежащего далеко в стороне. Острый меч Медведева вошел в его тело по самую рукоятку, глубоко пригвоздив к земле.

Противник Глинского, увидев жуткий конец своего товарища, дрогнул, и рассвирепевший князь, в котором заговорила кровь предков, нанес последний удар. С мягким стуком упала и покатилась по пыльной дороге отрубленная голова.

Все кончилось так же внезапно, как и началось.

Всего за несколько коротких минут оборвались пять человеческих жизней. И снова кругом стояла мирная ночная тишина.

Глинский бросился к сыну. Ошеломленный падением мальчик пришел в себя и уже поднимался с земли, потирая ушибленную ногу. Отец помог ему встать и облегченно вздохнул, убедившись, что он не ранен.

Медведев, спешившись, направился к придавленному двойным грузом Шлейницу. Вдвоем с подоспевшим Глинским они помогли немцу выбраться из-под трупов лошади и убитого им врага.

— Проклятый убийцы! — яростно ругался немец, поднимаясь на ноги и приглаживая волосы. — Испортиль мой прическа! Нет, вы только посмотреть — теперь с одной стороны короче!

— Друг мой, — сказал Глинский, — если бы не этот молодой человек, твоя фигура стала бы короче на целую голову!

— О, та-та! Благодарю! — немец горячо пожал Медведеву руку. — Это биль виход, как в итальянский театр — в самый время!

Медведев с легкой улыбкой склонил голову и направился к убитому им человеку.

Василий вытащил из мертвого тела свой меч и, пучком травы отирая кровь, с лезвия, сказал:

— Не прячьте оружие. Кажется, к покойникам идет подкрепление.

Все прислушались.

— Та! — удивленно воскликнул Шлейниц. — Не меньше десять коней.

— Если бы не мальчик, я не двинулся бы с места, — сквозь зубы произнес Глинский, — но он еще слишком мал, чтобы драться, а стоять в стороне я бы ему не позволил.

Медведев пожал плечами и вскочил в седло.

Набирая скорость, они помчались к Гомелю. Василий, ехавший последним, оглянулся.

Позади, на дороге, появилась группа всадников и окружила мертвые тела. Всадники спешивались, и Медведев понял, что погони не будет…

— Михаил, — сказал Глинский сыну, не сводившему с Медведева восхищенных глаз, — сегодня этот человек спас тебя от смерти. Он настолько благороден, что считает свой поступок не заслуживающим внимания и не пожелал открыть нам своего имени. Мир тесен, а храбрых и благородных людей в нем не так уж много. Запомни этого человека на всю жизнь, и если ты когда-нибудь встретишь его — не забудь, чем ты ему обязан!

— Я запомню, — твердо сказал мальчик и низко поклонился Медведеву.

— Я уважаю чужие тайны и ни о чем тебя не расспрашиваю, — сказал Глинский Василию, — но хочу, чтобы ты знал людей, которых спас. Я — князь Лев Глинский, это мой сын Михаил, а это — наставник сына Ганс Шлейниц. Михаил с Гансом едут за границу и вернутся не скоро, но я остаюсь здесь. У меня есть еще сыновья и дочери — я расскажу им обо всем. Если когда-нибудь тебе понадобится помощь, передай любому Глинскому всего два слова: "Стародубская дорога". Мы сделаем для тебя все.

Медведев вежливо поклонился:

— Благодарю, князь. При необходимости — воспользуюсь.

Они стояли на дороге у въезда в город, и впереди виднелся костер стражников на гомельской заставе.

— Если позволишь, князь, простимся здесь, — сказал Медведев. — Я поеду вперед. Не надо, чтобы нас видели вместе.

— Будь по-твоему, хотя я не знаю, почему это необходимо.

— Князь, я умею хранить свои тайны и, как ты, уважаю чужие. Я ни о чем тебя не расспрашивал, потому что это не мое дело. Я оказался на дороге случайно, ничего о тебе, как и о тех людях, что на тебя напали не знаю, и забуду обо всем этом происшествии, как только мы расстанемся. Я хотел бы, чтобы ты поступил так же.

— Твоя воля. Но помни: князья Глинские — твои друзья!

— Спасибо, князь!

Ганс поклонился Василию молча, а Михаил, прощаясь, сказал:

— Я вырасту и вернусь. Лет через десять. И тогда мы непременно встретимся. Я отдам тебе долг. Только ты подожди эти десять лет, ладно? Ну, постарайся, чтоб тебя до этого времени не убили!

Медведев улыбнулся.

— Князь, — почтительно сказал он мальчику, — я обещаю тебе остаться целым и невредимым хотя бы для того, чтобы увидеть, каким ты станешь, когда вырастешь! Прощайте!

И, весело махнув рукой, он галопом помчался к заставе.

— Странный шеловек, — задумчиво сказал Ганс, глядя вслед Медведеву. — Одет как смерд, говорит, как князь.

— Отец, я не хотел при нем спрашивать — кто были эти люди?

— Михаил, тебе следовало бы взять урок скромности у человека, который только что был здесь.

Раз я сам не говорю тебе об этом, следовательно, это дело, которое тебя не касается.

— Но я уезжаю, а ты остаешься в опасности!

— Не тревожься за меня. Впредь я буду осторожнее. О сегодняшнем же событии забудь все, кроме человека, которому ты обязан жизнью.

Вдруг Шлейниц побледнел и сказал Глинскому по-немецки:

— Я вспомнил! Олелькович спрашивал, по какой дороге мы поедем. Это были его люди!

— Молчи, Ганс, — по-немецки ответил ему Глинский. — И никому об этом ни слова, если дорожишь своей и моей жизнью! Уезжай спокойно и позаботься, чтобы Михаил вырос сильным и бесстрашным воином. Неизвестно, какое его здесь ждет будущее.

— Клянусь тебе, — торжественно произнес Ганс, — твой сын вернется воином, каких мало будет в Европе! Я отдам его воспитанию весь свой жизнь, а мой сын станет ему брат. Два года я учить Михаил. У него большой способности. Поверь, князь, его ждет великий будущий.

— Боюсь, ты преувеличиваешь Ганс.

— О чем вы говорите? — обиделся мальчик. — Я тоже хочу слушать! Скажите по-русски.

— Мы говорим о том, что князя Михаила Глинского ждет большое будущее. Так утверждает Ганс, а я не решаюсь этому поверить.

— О та! — подхватил Ганс. — Я спорю с твой отец, что ты будешь знаменитый и мудрый шелофек! Твой слава, как воин, будет гром и молния на весь литовский и русский народ, а твой имя будут уважать каждый европейский государь!

Глаза мальчика вспыхнули.

— Отец, — сказал, он, — мне жаль, что ты не веришь! Я постараюсь сделать все, чтобы Ганс выиграл ваш спор!

…Кто знает, быть может, именно здесь, на Стародубской дороге, в этот самый момент в юном князе Михаиле Глинском впервые проявилась его знаменитая гордость, которая впоследствии так дорого обошлась Великому Московскому княжеству!

Пройдет двадцать лет, но Ганса уже не будет в живых, чтобы своими глазами увидеть, с каким блеском он выиграл спор и как причудливо сбылись все его предсказания!

Было уже далеко за полночь, когда Медведев вернулся на постоялый двор, где его ждали друзья. Никому не удалось обнаружить кареты с похищенной девушкой. Егора оставили ночевать на том дворе, где, по словам Алеши, намерен был остановиться Кожух.

— Боюсь, они проехали мимо Гомеля… — озабоченно сказал Медведев. — Завтра нам обязательно надо узнать, где находится князь Семен Вельский, Но кто может знать это?

И вдруг Филипп радостно взревел и хлопнул себя по лбу ударом, который мог бы свалить быка.

— Йоххо! Знаю? Гомельский князь Иван Андреевич Можайский! Он ведь близкий друг семьи Беяьских! Он наверняка знает, где Семен. Клянусь уздечкой! Он не сможет мне отказать. Мой отец был с ним до конца, когда они бежали от Василия Темного.

— Это очень опасно, — заметил Медведев. — Если Можайский в дружеских отношениях с Семеном и предупредит его о твоем посещении, Семен сразу поймет, в чем дело, и тогда мы наверняка даже близко не сможем подъехать к его владениям!

— Не думаю, чтобы старик Можайский так плохо отплатил сыну за верную службу отца! Кроме того, я не скажу ему, зачем мы ищем Вельского. Почему он должен предполагать, что мы хотим Семену зла? И, наконец, у нас просто нет другого выхода!

— Фиши прав, — оживился Картымазов. — Если есть в Гомеле человек, который точно знает, где Семен" так это только князь Можайский.

— Ладно! — Медведев снял кафтан и лег на лавку. — Тогда на рассвете ты отправляешься к Можайскому, а мы ждем на конях, чтобы сразу мчаться во весь опор и перехватить гонца, которого князь пошлет к Семену, как только ты выйдешь из дома.

— Ну, просто не знаю, что бы мы делали без дальновидности этого человека! — удивленно пробормотал Картымазов, укладываясь на свою лавку.

— А правда, Вася. — Филипп поплевал на лучину и повернулся на другой бок. — Откуда в тебе это?

— От лешего! — ответил Медведев и услышал, как сонный голос Филиппа пробормотал:

— Тьфу! Тьфу! Сгинь, нечистая сила!..

Через несколько минут Филипп уже громко храпел, заглушая тихое посапывание Картымазова, а Василий все еще думал о том, о чем не забывал ни на секунду: как бы это ему, разыскивая князя Семена, да отыскать бы еще князя Федора…