"Хроники российской Саньясы. Том 2" - читать интересную книгу автора (Лебедько Владислав)

Глава 7. Игорь Чебанов — 2

С Игорем Чебановым читатель знаком по первому тому. В марте двухтысячного года Игорь приехал в Питер и связался со мной. У Игоря возникло два замечания к тексту первого тома. Он зашел ко мне в гости и за чашкой чая у нас сложился интересный разговор, где помимо двух замечаний, Игорь затронул еще несколько вопросов, которые, на мой взгляд, дополняют нашу с ним прошлогоднюю беседу…

Март 2000

Игорь: Я хочу привести образ, связанный с духовными Путями. Вот есть например реки. Одна из них течет на север и впадает в Северный Ледовитый океан. Само слово океан предполагает нечто общее, некую единую стихию. Другая река начинает течь почти оттуда же, но на юг. Впадает в Индийский океан. Другой совсем ландшафт, климат… А есть большая река — Волга, которая впадает по сути дела в озеро, не связанное с океаном, с единой стихией. Хотя вроде бы, когда стоишь в районе дельты Волги, то видишь необозримое пространство воды. Но, это не океан и никак с ним не связано. Для того, чтобы связаться с общей единой океанической стихией, воде нужно еще раз испариться, опять где-то выпасть, куда-то течь и попасть в океан через другую реку. Все это очень непросто. Если от этой метафоры перейти к какой-то жизненной позиции, то я, например, склонен сосредоточить максимальное количество внимания и усилий на изначальной сути, на Истине. Это похоже вот на что: если представить, что наше сердце — как зеркало, а солнце на небосводе занимает очень маленький градус, — то нужно так повернуть зеркальце-сердце, чтобы оно попало на солнце. Это должна быть очень точная настройка. На один градус ошибся, и мимо… И вроде бы попадаешь в небо и высоко, и все, казалось бы, хорошо, но это не то, что затмевает своим светом все остальное. Отражение неба хотя и пронизано солнечным светом, хотя и высоко, но это не тот изначальный свет, а свет отраженный и рассеянный. Суть в том, что, попадая точно зеркалом на солнце, ты обретаешь всезатмевающее наполнение. Это то, когда Обращенность твоя очень точная и приводит к всепоглощающей наполненности. Сила и полнота этого света будет такова, что все мирские ценности в нем растворяться и обесценятся. Поэтому это ни с чем не спутать. Это не спутать с тем, когда вроде бы ты попал сердцем-зеркальцем на отраженный свет, но силы этого света не хватает, чтобы мирские ценности затмить, и жизнь твоя так ими и продолжает заполняться, хотя ты и говоришь, что вроде бы сердце твое заполнено светом. Но такое попадание будет не точным, не полным. Критерий полноты есть, и я его назвал: все-все обесценивается в свете Истины. В том числе и общечеловеческие ценности. Но ум у большинства людей не дорос еще до такого осознания. Он не устремляется туда, куда сердце и душа. Вот у многих и возникает вопрос: «А как отличить истинное от неистинного?» Подсознательно есть у человека представление о том, что та базисная реальность, с которой он столкнулся, в которой он живет, — она и есть опора и окончательная правда. Хотя для каждого ведь она своя. Для каждого базисная реальность своя: что есть черное, а что — белое… И это — реальность, в которой он живет, — для каждого является чем-то фундаментальным: ясно, что вот это так, а это — этак, это правильно, а то — нет… И если человек не подверг эту свою фундаментальную реальность трансформации, он так и будет сверять эталон с этой реальностью, а не наоборот. А по сути дела, если трансформация состоится и все ценности обесценятся, то окажется, что эталон находится в абсолютном месте, в одном для всех. И именно с эталоном необходимо сверять реальность. А получается-то чаще наоборот… Ум так работает. Он начинает задаваться множеством вопросов, типа: а как узнать, что это верно, а не продукт воображения, как узнать, что это не придумано и тому подобные…

Влад: Вопросы-то существенные!

И: Да, вопросы существенные. Но главное, что они свидетельствуют только лишь за личность спрашивающего. Они свидетельствуют о том, что личность эта не реализовала еще последнюю трансформацию, где все стирается и остается только Истина, а потому и вопросов-то не возникает.

В: Как и в результате чего эта трансформация может случиться? Можно ли и нужно ли этому как-то способствовать?

И: По-разному случается. У кого зов к Истине тотальный и полный, тот этим занимается всерьез. Он подвизается на Пути к Истине со всей полнотой себя. Можно сказать, что это зависит от качества изначальной мотивации, изначального позыва. Можно сказать и по-другому: при работе ума и склонности к анализу, ты, например, сталкиваешься с такими местами в Писании, которые ошарашивают и отпугивают. Всерьез к ним подойти и как-то впитать кажется невозможным. Вот, в прошлый раз[22] я говорил про ситуацию с Авраамом. Или вот, место про Моисея, когда он сошел с горы и увидел, что люди поклоняются золотому тельцу, то он провел черту и сказал: — «Кто с Богом, тот станет по эту сторону черты, а кто нет, — по ту». Из всех только левиты стали с Моисеем. Тогда он велел им: — «Возьмите по мечу и пройдите сквозь лагерь туда и обратно, убивая всех, — и женщин, и детей. Но, только один раз — туда и обратно». Когда человеку уже даже продвинутому говоришь про это место, он сразу приходит в замешательство: — «Нет, я еще к такому пониманию не готов». Он не может еще впрямую посмотреть на это. А ведь сказано, что тот, кто выкинет одно место из Писания, тот все выкинет. И вот в целокупности все в себя впитывать, — не просто так читать, а пропускать через себя и, при этом ничего не «заметать в уголки» в подобных местах кажется невозможным. Я имею в виду человека, для которого эта жизнь еще очень всерьез и, даже если на фоне реальной жизни духовное присутствует и, может быть, присутствует неслабо, но, все-таки, не полностью затмевает эту жизнь. И тогда как раз и не получается настройка сердца точно на Истину. Один градус мимо, — и все! Уже не то! А вот точно попасть… Я-то собственно только этим занимался и занимаюсь. И уже не нужно ни Пути, ни чего-то еще. Здесь первоначальная настройка, — чтобы случилось именно это, очень важна. А другие Пути идут через исчерпание разных этапов. И вообще-то они порочны, так как подсознательно существует надежда, что, мол, когда дойду до очередного этапа, то оттуда все будет ближе и яснее. А это совсем не так. Дается человеку всегда по устремлениям его. На весах Истины имеют вес подлинные намерения человека. Если человек настроен всерьез, но в силу ситуации или случившихся рядом людей сориентирован немножко не туда, то его очень легко переориентировать и подкорректировать. Он почувствует истинное направление, если ему подсказать, легче, чем человек, который настроен еще не очень серьезно.

Здесь уместен пример с грядкой. Вот есть на грядке росток, и есть сорняки, которые вредят его росту. Первый круг сорняков — самый близкий. Их не так много, но вредят они больше всего. Если говорить метафорически, то как раз ближайшие сорняки — то, что вредит человеку больше всего, ему самому-то и не видны, недоступны его вниманию. Это я уже говорил в прошлый раз, — необходимо обрезание крайней плоти сердца. Человек и сердцем-то живет отчасти, а тут еще и не все сердце устремлено к Истине, а лишь малый его кусочек — точка. Жить, ориентируясь на эту точку очень непросто, потому что тогда ты будешь настолько оторван от всего мирского расклада и мирского бытия, что никто не поймет тебя. Мир ведь, а особенно, ближайшее твое окружение ждет от тебя совсем иного и инициирует в тебе совсем не те структуры, которые сподобляли бы к Истине. Чтобы от этого отключиться нужно уединение и длительное сосредоточение на изначальном зове Истины. Когда случается подобное спонтанно, тогда, конечно, легче, но и спонтанно-то случиться такое может только с тем, кто очень сильно устремлен…

В: Для тебя-то все то, о чем ты говоришь, очевидно и прожито. Но, ты ведь не живешь в полном уединении и отключении от всего мирского. И нет вроде бы в твоей жизни и таких ситуаций критических, ситуаций выбора, типа как те примеры с Авраамом или Моисеем…

И: Помнишь, в нашем первом разговоре я рассказал, что в истории моей был период, который длился три года. Это был период совсем иной жизни. Я был выключен почти из всей мирской жизни.

В: Ты же тогда учился в Университете?

И: Это уже после того Университета было. Я был настолько отстранен от всего, что смог обрезать у себя крайнюю плоть сердца…

В: А на уровне событий. Что тогда происходило? Что ты делал? Ты ведь в пещере не сидел?

И: А событийно… Ходил, бывало, по улице с закрытыми глазами. Так, что, бывало, на столбы натыкался. Пост и молитва были почти единственным содержанием моей жизни. Я тогда работал сутки через трое. Работал сантехником, — работа это индивидуальная, — сделать какой-то заказ. Гайки крутишь, а сам в Обращенности пребываешь. Если говорить абсолютно честно, положа руку на сердце, то девяносто процентов бодрствующего времени я посвящал тогда молитвенному деланию. И только десять процентов — каким-то мирским обязанностям.

В: Тогда у тебя и общения ни с кем не было?

И: Не было. Только с Валей мы изредка общались, и то я ей сказал, что я буду откликаться только на ее инициативу, если она сама мне позвонит или придет, а от меня инициативы не будет. Она правильно все это поняла…

Три года все это заняло.

А еще было дело так, что родители меня в этот период хотели в «дурку» сдать. Для родителей это было непонятно и они очень переживали, волновались. Отец-то у меня врач. Он меня даже колол чем-то. Какие-то уколы, от которых я слабел, ноги делались, как ватные… У отца был знакомый психиатр, и он ему позвонил, что, мол, у сына религиозный психоз и надо что-то делать… И, чуть было меня не положили в «дурку». Но тут мама все-таки вступилась, и это на время отложили.

А потом еще четыре года я был уже более включен в мирскую жизнь. И, только потом я стал уже жить такой жизнью, как сейчас.

Это очень важно, но и опасно. Вот пример. У моей второй жены есть сын. Мы стали с ней вместе жить, когда ему было четырнадцать лет. И я уже был в таком состоянии, как и сейчас. Для него все оказалось очень непросто. Было много общения у нас с ним и, кроме того, ко мне приходило много людей, и он был свидетелем всего этого. В течение нескольких лет он был свидетелем и участником интенсивного духовного общения. И впитал он из этого, что главное — это любовь к Богу, а все остальное — неважно. Как сложится жизнь, так и пусть складывается… Так что, на свою жизнь ему стало, по большому счету, наплевать. А какого-то зрелого поддерживающего пласта у него не было сформировано. Его и мама в детстве не заложила. Он жил в детстве в хаотической, разрушительной и опустошенной атмосфере. И вот, понимаешь, он уверовал, что жить нужно только Богом, а воплотить-то это не может, — не хватает зрелости и фундамента поддерживающего. У него сложилась совершенно пассивная позиция: «будет Богу угодно — буду жить, не будет угодно — под машину попаду». Оно вроде и верно, что все по воле Божьей, но жизнь его совершенно безалаберная и, можно сказать, даже ужасная. Он много чего впитал, но со свойственным ему юношеским максимализмом, решил, что каждый, кого он видел и слышал, передергивает Писание под себя. Это тоже деструктивно подействовало и теперь ему в более здоровую ткань жизни не вписаться никак. Он мечется между крайностями. С одной стороны заявляет, что он хочет только одного — любви к Господу, а с другой, когда я указываю ему на безалаберность его жизни, говорит, что сейчас для него главное заработать денег и тогда все пойдет по иному. Тут я ему и говорю: — «Ты хоть либо придерживайся одних каких-то приоритетов, либо меняй акценты в своей жизни. Если ты деньги выводишь на первый план, а духовное на второй, то это одно дело. Но, если ты верен тому, что заявлял, как свою высшую ценность ранее, то просто Господу служи, а все остальное приложится. Если ты будешь в этом последователен, то и деньги и работа придут в том объеме, который необходим тебе». А он на это отвечает: — «Вот и ты под себя преломляешь Писание. Тебе нужно, чтобы что-то прилагалось. А мне не нужно никаких приложений, я просто хочу любить Его и все! Как будет, так и пусть!» — «Опять непоследовательность. А это ведь не я сказал, что приложится. Так в Писании сказано. И приложится-то не тебе конкретно, а вообще в жизнь через тебя. Не заостряй это на себе, тогда и не будет противоречий!» Так что он теперь от всего отстраняется, готов во всем видеть какую-то корысть и убеждения его, и жизнь его сплошь противоречивы. Надеюсь, что в нем все-таки еще все кристаллизуется, потому что чистое зерно в нем есть.

Такой вот крайний пример, демонстрирующий опасность того, когда человек как-то устремляется к духовности, а сам не достиг еще определенной зрелости. Это когда знание приходит раньше времени.

В: Из того, что ты сказал, получается, что для того, чтобы духовное постижение случилось, необходимы две составляющие. С одной стороны, это изначальный зов к Истине, а с другой, — жизненность, потенциальность и зрелость… То есть, получается, что существуют два условия?

И: Первое условие необходимо абсолютно. А что касается второго… Есть ведь разные натуры, разные люди. Случай, который я описал, это когда жизнь человека с самого детства была дестабилизирована. В ней с самого начала не было основы, позитивной жизненности. Так что второе условие не абсолютно, а, скорее, дополнительно. К пояснению я приведу пример того, как человека принимают в буддийский монастырь. Для меня это очень важный пример, он о многом говорит. Человек три дня сидит перед стенами монастыря, и его туда не пускают. Через три дня пустят, покормят, спать положат, а наутро опять выставят за стену. И так, постепенно, через какие-то барьеры, человека допускают в монастырь. Кто-то останется, а тот, кто не готов, кто не созрел еще, в ком мотивация еще не велика, — он уйдет. Да вот еще простейший пример: для того, чтобы среднее образование получить, человек десять лет подряд ходит в школу, по шесть часов в день занимается, а потом еще домашние задания выполняет. Он отдает этому время и силы. Так неужели высшее дано меньшей мерой усилий.

Возвращаясь к примеру с моим сыном, я хочу сказать, что и тут все не однозначно. Это очень жесткий вариант, но кто знает, может быть, это именно то, что нужно для него? Конечно, по-отцовски, мне хочется, чтобы у него все было более гладко. Но, кто знает, кто знает… Мягкий вариант приятнее, но он может оказаться худшим с точки зрения духовного постижения.

Вообще, как сказано в Писании: «Будьте либо холодными, либо горячими. Теплых изблюю».

Самое плохое, это когда человек стремится к духовности для наполнения себя чем-то. Если есть устремленность к Истине, то это одно, а когда человек стремиться к наполнению себя духовным содержанием, то это совсем другое. Такой человек не подобен пчеле, которая со всего собирает мед. Он собирает только оттуда, откуда ему нужно. И для себя, для своей какой-то наполненности. Вот, наверное, то, что я сегодня хотел сказать…

В: Ты когда позвонил мне, сказал, что в первом томе, в главе про тебя есть ошибка в тексте. Что это за ошибка?

И: Да, ошибка есть и она серьезная. Вот это место (читает):

«…суть эзотерического христианства можно выразить так: это живая жажда к живому Господу. И невозможность жить по-другому никак. Вот у Христа было вначале более семидесяти учеников. И он им сказал: «Не призванные отцом моим не войдут в царствие небесное». И многие отошли. Осталось двенадцать человек. Их Христос тоже спросил: «Может быть и вы отойдете?» На что те ответили: «Мы знаем, что мы призванные»…». Вот это неправильно. Они так не ответили. Это либо ты пропустил, либо запись получилась невнятная. Они ответили по-другому. Они как раз не ответили: «Мы знаем, что мы призванные». Они ответили так: «А куда нам еще пойти?» То есть, они поняли, что им по-другому невозможно жить.

В: Почему ты считаешь этот момент принципиальным? Ведь по смыслу тут все как раз можно понять так, как ты только что и сказал…

И: Потому что человек не знает, что он призванный. Он просто знает, что по-другому он не может жить. И целый кусок духовной жизни проходит так, что ты уже не здесь, но еще не там! Ты идешь через поток. Ты сошел с одного берега, но другого ты еще не достиг. И ты не знаешь, — дойдешь ты или нет. Но вернуться ты уже не можешь. Это очень важный момент.

Когда Христос спросил тех, что остались с ним: «А вы за кого меня считаете?» и Петр ответил: «За Иисуса Христа — сына Бога живого!», то Иисус произнес: «Блажен ты, Симон, ибо не ты говоришь, но Отец мой говорит через тебя!» Петр-то не был в таком общении с Отцом, как Христос, а вот это неведомое через сердце далось ему… Так что ясности, что они призванные, у них не было, и своим ответом они это свидетельствовали. И это у каждого, кто устремлен к Истине, случается, когда он вернуться уже не может, но еще не постиг, еще не там, молитва его еще безответна. Этот период может длиться достаточно долго. Когда молитва становится ответной и человек постоянно чувствует некий отзыв, некое руководство, то тут уже жизнь иная совершенно начинается. А пока этого еще нет, то это трудный и болезненный, как правило, период. Ты уже выглядишь и живешь не так, как привык, но по-другому не можешь.

И еще один момент про Авраама: «…и тем самым он явил предельную полноту служения и соответствия (тем, что по воле Божьей пошел закладывать в жертву сына — Исаака). Все это очень сложно. Так то, что высоко перед людьми, может быть мелочным перед Господом…» — Это ты перепутал. Я так не говорил. Есть такая фраза в Писании: «Что высоко среди людей — мерзость пред Богом». Я это сказал к тому, что трансцендентный переход — выход за человеческие границы, — он обусловлен подвигом Авраама. И после этого бесчеловечного или сверхчеловечного шага Господь и сказал, что семя Авраама будет выбрано перед народами и сам он благословен. И слова: «то, что высоко среди людей — мерзость перед Богом», — их хорошо бы не забывать. И еще слова в этот же ряд: «родственники ваши — первые враги». Это ряд фраз, осмысление и проживание которых приводит к осознанию, что есть место человеческое и что есть место истинное, и то, как они соединены и как разъединены. Это важно, потому что многие склонны соединять самое высокое человеческое с чертогами Божьими, считать, что то, что выглядит праведным, близко Богу. Нет, это не так просто. Здесь пропасть. И как один из пророков говорил: — «Мои пути отстоят от ваших дальше, чем небо от земли».

Вернемся еще к фразе «родственники ваши — первые враги, так как они особенно глубоко души нашей касаются». Поэтому, невольно, самим фактом своего существования они привязывают к себе наши сердца. Отлепить от них свое сердце и прилепить его к Богу — это большой труд. Это же должно быть еще правильно сделано. Родственники обитают в сердце, они такие родные, — как же от них отвязать сердце? Нельзя же отсечь их, прогнать, отстранить… Вот правильно прорасти сквозь эту привязанность, вырасти из нее, соблюдая принцип «золотой середины», и без отчуждения и отвержения двигаться в сторону Истины. Если воспринять эту фразу Писания так, будто с родственниками нужно враждовать, даже на самом внутреннем, незаметном уровне, — это будет не то. Это еще больше навредит, если ты будешь им противопоставляться. А вот прорасти сквозь их влияние, сквозь обитание родственников в твоем сердце, как горчичное зерно, — это и будет «золотой серединой».

Еще один момент из первого тома: «…Да благодать тоже не важна, понимаешь… Потому — что есть Благодать: вот есть я, ты, еще миллиарды существ. Ну какая разница, будет ли наполненность у некой единички, личности. Важна не благодать, а жажда, любовь и устремленность…». Я поясню это еще. Благодать это слово, которое свидетельствует само за себя: благо-дать, дать… Это хорошо, если что-то далось тебе. Но надо искать-то другого. А для многих благодать является целью. И это — момент останавливающий, тормозящий движение к Истине. Это успокаивает, удовлетворяет жажду, а потому и останавливает. Жажда должна оставаться и присутствовать всегда!

Затем мы пили чай и говорили о текущих делах и событиях. Игорь рассказал о том, что на днях он сходил на собрание какой-то Евангельской организации и очень тепло отозвался о проповеди, которую он там услышал. Его мнение показалось мне достойным внимания, так как многие люди (и я, в том числе) привыкли воспринимать такие Евангельские сборища ни чем иным, как зомберством и сектантством (в наиболее нелестном значении этого слова) и тому подобное. Сам Игорь ни к каким организациям непричастен и взгляд его беспристрастен. Как бы оно там ни было, я услышал в словах Игоря то, что в очередной раз может выбить устоявшиеся схемы и стереотипы восприятия. Поэтому я предложил Игорю повторить эту часть нашей беседы специально для записи.

И: Я тут купил младшему сыну две книжечки православного священника, который, к тому же, еще и врач-педиатр: «Что необходимо знать каждому мальчику» и «Что необходимо знать каждой девочке». Когда повествование в одной из этих книжек дошло до места, где отец объясняет отношение православной церкви к сектам, там был такой образ, который отец приводит: «Представь, сынок, большое здоровое двухтысячелетнее дерево. Оно питается от здорового большого корня. Это дерево живое, сильное и могучее. И что будет, если от этого дерева отрубить ветку? А секта это и есть отсечение. Отсечение части. Ветка неминуемо падает и высыхает. Большая ветка сохнет медленнее, маленькая быстрее». И под таким углом рассматриваются все секты. Мол, любая секта, это отсечение от кроны дерева. Это то, что существует отдельно от самого дерева и нежизненно, и вредно. Но, более реальный и по смыслу и по жизни образ, на мой взгляд, будет другой. Двухтысячелетнее дерево обязательно имеет сухие участки коры, сухие ветки, дупла. И от корня этого дерева всегда идет молодая поросль. То там, то здесь встречается живая поросль. И можно ситуацию с сектами рассматривать, исходя из этого образа. Есть секты, которые идут от живого корня. Но, есть сложность, которая состоит в том, что разобраться, что растет от какого корня, не каждый сможет. Разобраться сможет только тот, кто хорошо знает само дерево, его листья и среди чащи подлеска сможет узнать, — действительно ли это молодые побеги, растущие от корня, или это ростки каких-то других деревьев. Проблема существеннейшая состоит в том, что взгляд на секты, проповедуемый в православии, недостоин ни правды, ни Истины. Такого не бывает ни с деревом, ни с любым социальным организмом, ни с церковью, в той ее части, которая воплощена на Земле. Надо только знать, что есть что, — где живое, а где нет. Отсекая все, как секты, можно впасть в ограниченность. Вот православная церковь утверждает, что все иные Пути — от лукавого. Буддизм, мусульманство, восточные Школы, — все это бесовщина. Я спрашиваю батюшку: «Первыми пришли поклоняться Христу восточные мудрецы. Что их привело — бесы или дух святой?» И деваться некуда, — отвечает: «Духом святым руководствовались они». Нельзя же святой дух погружать только в тело православной церкви и все! Но, с другой стороны, если дать простор всему, тогда тоже может быть беда: полезет всякая ерунда. Чаща духовных побегов будет столь хаотична и беспорядочна…

В: Так оно и есть сейчас, хотим мы или не хотим. Как отличить живое от неживого, — вот вопрос.

И: Отличить можно, но для этого нужен опыт.

На мой взгляд, в православном богослужении не нужно ничего менять, кроме единственного момента, — каждую службу предварять короткой проповедью, которая понятным русским языком вводила бы в ткань богослужения сегодняшнего дня. Ведь получается как: приходит человек в церковь, а служба идет на непонятном языке, проповеди бывают редко, в конце службы, которая идет два-три часа. Мало кто достаивает до конца службы из вновь пришедших. Человек как пришел ни с чем, так и ушел почти ни с чем. Велика разделенность ткани жизни и церковного богослужения. При таком разрыве возникает плодородная почва и для коммунистических идей, и для чего угодно еще. Очень часто люди, пришедшие в церковь, присутствуют на службах без активного внутреннего участия, просто как на неком малопонятном церковном действии. Если у кого-то внутренняя молитва происходит, то он по ней и получает. Но для большинства совместного действия смыслового не происходит. Для этого необходима предваряющая проповедь, ибо подавляющее большинство прихожан не знают многого.

Меня на днях пригласили посетить собрание одной Евангельской организации. Проповедник был русский и говорил он очень глубоко и проникновенно. В его словах чувствовалась живая нить, и я видел, как люди, которые собрались там, проникались его речью. И та атмосфера, которая возникла в результате, была очень глубокой, сущностной и живой. Проповедник говорил о том, чем он сам живет, дышит, о чем заботится, о своей духовной жажде. И люди включались, оживали, духовная ткань становилась для них ближе и осязаемее. Вот так бывает…