"Хроники российской Саньясы. Том 2" - читать интересную книгу автора (Лебедько Владислав)

Глава 3. Владимир Степанов

В первом томе я рассказал одну небольшую историю, где два ученика одного российского мистика Гурам и Костя затащили некого Американского Гуру в российскую глубинку, где после нескольких дней совместного пребывания и «распития», Гуру попросился к ребятам в ученики… Так вот, Костя и Гурам — ученики Владимира Степанова…

Степанова упоминает в своей беседе и Аркадий Ровнер, как одного из своих учителей — В.С.

Вот несколько выдержек из рассказа Аркадия Ровнера «Главный суфий республики»:

Я хотел встретиться со Степановым еще когда готовил первый том, но так как Владимир большую часть года живет за границей и приезжает в Москву и Питер достаточно редко, тогда повидать его не удалось.

Нынешней же встречей с Владимиром Степановым я опять-таки обязан Наташе Н., которая познакомила меня и с Бахтияровым. Так что, — опять прокуренная кухня в ее квартире…

16 марта 2000 г.

Владимир Степанов: Я так рад, что Мамкин вас вдохновил. Как вам удалось до харизмы Мамкина достучаться? Он же ведь очень закрытый?

Влад: Вот уж не нахожу!

В.С.: Ну, я имею в виду его харизму. Так-то он открытый, конечно. Я помню, где-то в середине восьмидесятых, был я здесь в Петербурге в его квартирке, он тогда нас принял так хорошо, плов какой-то очень мощный сделал, трав каких-то заварил… Красиво было. Меня поразило в нем прежде всего то, что он исколесил всю империю, причем побывал в самых ее недоступных местах. И не просто исколесил, не туристом каким-нибудь, а с кайфом! Потом, когда я читал вашу книжку, меня еще поразило, как Петр про Пантелеича говорил. Очень приятные были слова. Меня это так тронуло, я просто прочувствовал Пантелеича…

Очень хорошо, что вы встречались со столькими интересными людьми. Откуда у вас произошла мотивация пройти через этих людей?

В: Во-первых, я много слышал от Петра разных историй, которые он вдохновенно так рассказывал…

В.С.: Во! Если вдохновенно, то это уже некая инспирация…

В: А вы-то как начали свой Путь? С чего все у вас пошло?

В.С.: Ну, как, — с детства!

В: Как это — с детства?

В.С.: Меня захватили сказки. Сказки и моя жизнь были чем-то идентичны. Я даже «коллекционировал» людей, которые знали сказки и могли мне их так рассказать, что я начинал как-то в них разбираться. С самого детства у меня был опыт сказочный. Все, что в сказках написано — я во всем этом участвовал и участвую до сих пор. И, наверное, всю жизнь буду участвовать. Так вот, разные сказки намекали на разные жизненные обстоятельства и мне очень всегда хотелось в этом разобраться.

В: Какие сказки были наиболее значимыми для вас?

В.С.: Когда я только научился читать, — в первом классе, — я стал ходить в библиотеку имени Ленина и читать все сказки народов мира. А потом даже это уже приелось, и я вдруг понял, что тут что-то не так, — либо я чего-то не понимаю, либо в сказках что-то не так. Ведь они все об одном и том же. Деталей и нюансов очень много, вариации бесконечны, но все об одном…

В: И все же, какие сказки оказали на вас наибольшее влияние?

В.С.: Конечно, русские народные. Это самые мощные сказки. Потом уже я выяснил, что многие русские народные сказки имеют родство с индийскими сказками, которые тоже когда-то были к нам занесены. Да любая сказка — это бесконечность. Я уж не помню точно, кто именно, — Петр Демьянович или Георгий Иванович[14], сказал, что высший эмоциональный центр человека говорит на языке сказок. Исходя из этого вся моя жизнь складывалась.

В: А в событийном ряду как это происходило?

В.С.: Некая особая жизнь…

В: Чем она особая?

В.С.: Вот к чему всякие книги призывают, типа по Дзен, Суфизму и тому подобное, — вся эта мотивация у меня уже с самого детства была. И я думал, что у всех это есть. Но со временем убедился, что большинству людей ничего такого не нужно, что это при общении нужно скрывать, дозировать или наукообразить. А я во всем этом жил, живу, но может быть, еще буду жить…

В: Осознание того, что в вас это уже есть, произошло как-то вдруг, внезапно?

В.С.: Нет, оно постепенно складывалось. Потом, когда я в юности уже целенаправленно искал в этом направлении, мне начали попадаться разные люди. Я изучал уже тогда йогу…

В: Если вы говорите о шестидесятых, то йогу тогда было не так-то легко изучать. Отсутствие информации, преследование властей…

В.С.: Да, тогда йога была, мягко говоря, не модной. Когда я стоял на голове, на меня смотрели, как на идиота.

В: К чему привели ваши поиски в йоге?

В.С.: Кроме того, что я практиковал, мне удалось тогда разыскать несколько древних текстов… Ну, древних, относительно Советской власти: тексты Вивекананды, Рамачараки и другие дореволюционные материалы. А чем дальше в лес…

В: Чем еще, помимо йоги, была отлична ваша жизнь от среднего обывателя?

В.С.: Весь стиль жизни был чем-то отличающимся… Если живешь в сказке и участвуешь в этом сказочном мире, то там совсем другая полнота, другое качество бытия. Это бытие целостное. Сколько я себя помню, так оно и было.

Ну, и потом все было закономерно и последовательно. Интересы мои развивались и плавно переходили к суфизму, Гурджиеву… Конечно, есть еще одна маленькая загвоздочка, — на ней можно подробнее остановиться.

Итак, все мои поиски и занятия привели к тому, что мной стали интересоваться какие-то очень странные люди. Они каким-то образом вычислили, что я очень много времени провожу в библиотеке, заинтересовались тем, каких авторов и в каком объеме я изучаю. Потому что они тоже этими же авторами интересовались. Так мы с ними и познакомились.

В: Что это были за люди и в чем их странность?

В.С.: Не приходилось вам изучать книжечку Никитина[15] про мистиков в России в двадцатые — тридцатые годы? Короче говоря, некоторая Традиция, которая существовала в России вышла на меня, поскольку я вел себя довольно странно.

В: Вы можете что-нибудь об этой Традиции рассказать?

В.С.: Ну, это русский эзотерический поток, который существовал еще и до революции, и отдельные представители которого дожили до шестидесятых — семидесятых годов. Кто-то из них во времена репрессий погиб или ушел «глубоко на дно», некоторые сидели в лагерях, но многие сохранились.

В: Как им удалось сохраниться и уцелеть в этих условиях?

В.С.: Для тех, кто сохранился и не было проблем сохраниться в любых условиях. Это даже смешно. Они жили на другом уровне бытия, где человек, если хочет — сохраняется, если не хочет — уходит…

Я очень долго штурмовал информацию о Традициях: начиная от йоги, христианства, суфизма, дзен, Гурджиева… И что-то этих людей во мне заинтересовало. Поначалу я их не видел. Потом они присылали ко мне своих учеников. Я тогда был человеком фанатичным, — это сейчас я более — менее милосердный, так вот мы с ними друг друга проверяли всячески: что человек знает, чего не знает, на что он тянет, отвечает ли за свои слова… Если человек за свои слова не отвечает — скатертью дорога. У меня была дача. Я этих ребят приглашал к себе на дачу и давал им лопату в руки, чтобы посмотреть как они с этим делом справятся.

Отвлекусь от этой темы, потому что мне вспомнилась одна забавная ситуация. Однажды, уже позже ко мне приехал Роберт Грейвз — Учитель Идрис Шаха. Это очень большой человек, который весь Запад вскормил своими переводами и текстами по суфизму. Я ему тоже дал в руку лопату…

В: Как он себя проявил с лопатой?

В.С.: Очень грамотно. Он нашел самое трудное место в саду и его вскопал, окучил, полил. Потом, правда, выяснилось, что у него есть мандариновая плантация и он это дело сечет!

В: А что побудило столь большого человека приехать к вам?

В.С.: Странные обстоятельства судьбы. Что-то он почувствовал, наверное… Ему уже и лет было много. И знал он и пережил очень многое, фактически все, что доступно человеку… Я просто стал бомбардировать таких людей разными странными посланиями, текстами и они, как это не странно, ответили и приехали сюда. Наверное, интуитивно что-то почувствовали.

В: Сильно, если это действительно так!

В.С.: Мое желание с ними встретиться было очень и очень мощным!

В: Давайте вернемся к тем людям, которые вышли на вас через библиотеку. Это была большая команда?

В.С.: Нет, не большая.

В: Ну, как, — человек пять? Десять?

В.С.: И пять и десять (смеется).

В: Чем они жили, в чем состояла их работа? Почему именно тамплиеры?

В.С.: Тамлиеры это только одно из направлений. Это направление на котором сам Никитин (автор книги — см. сноску) зафиксировался, поскольку его отец был так называемым московским тамплиером.

В: Как проходил их Путь? Какие были ключевые моменты, ситуации?

В.С.: Есть в этой книжечке Никитина замечательная глава, которая называется «Московский Сен-Жермен»[16]. Такой странный человек, который был известен в двадцатых — тридцатых годах, а потом сведения о нем исчезли, — он куда-то скрылся… Но он развертывался на материале группы Шмакова[17].

Так вот, этих людей, которые были продолжателями русской эзотерической Традиции тех далеких времен, привлекло во мне следующее: и я и они заказывали в Публичной библиотеке одну и ту же литературу, — причем, очень редкую. Это было весьма странным совпадением, причем не единичным, потому что продолжалось так достаточно долго. Мы с ними продвигались по одним и тем же материалам и авторам почти в одном ритме. Проявилась некая идентичность почерка… И вот, однажды я захожу в библиотеку: у меня было заказано около двадцати книг тогда, но вдруг мне говорят, что их нету. Почему? Никто ведь не имеет права пользоваться книгами, которые я уже заказал… Библиотекарь говорит, что какой-то джентльмен, очень вежливо извиняясь, попросил посмотреть эти книги, пока меня нет. Хотя это нарушение библиотечных правил, но поскольку он был человеком серьезным и пожилым, ему пошли навстречу. Я сначала вознегодовал, но потом решил, что если у какого-то человека такие же, как и у меня, причем очень редкие, интересы, то с ним стоит встретиться и поговорить. Так и произошла наша встреча с одним из этих людей. А до этого они уже около года за мной следили, проверяли по своим каналам, через своих учеников…

В: Но все-таки, кроме изучения книг, в чем состояла их практика, их работа?

В.С.: А вот тут-то оно и пошло. Книги — это была зацепка. А практика была очень простая, если смотреть с одной стороны, хотя, на самом деле, совсем не простая. Вот мы сидим, например, беседуем, и вдруг берется карта СССР и бросается камешек. Он где-то останавливается и тогда мне говорят: — «А вот поезжайте Владимир Егорович в этот городок и создайте там эзотерический центр». Все вроде бы просто. Но ведь надо было это как-то осуществлять. Сделать это реальностью. Как я буду это осуществлять, — где возьму средства, время, возможности, — это было мое дело. А ведь место могло выпасть любое: хоть Мурманск, хоть Хабаровск, хоть Средняя Азия…

В: Ну и что вы делали?

В.С.: А куда деваться-то? Ты ведь уже назвался, ты ведь — добрый молодец! Идешь и строишь…

В: Что было первым вашим заданием?

В.С.: Поехать на Кавказ, в Грузию и там создать центр.

В: Удалось вам это?

В.С.: Да, а уж потом пришлось работать и в Сибири, и на Урале, и в Прибалтике, и в Молдавии…

В: Эти центры возникали и рассыпались или продолжают работать до сих пор?

В.С.: Где-то возникли и рассыпались, а многие продолжают работать. Это сеть оазисов, которая как-то живет и пульсирует.

В: Что вы делали, когда приезжали на конкретное место? Что вы предлагали людям, как практику, как действие? Вокруг чего возникала кристаллизация?

В.С.: Сначала нужно было зажечь у людей интерес. Потом постепенно менялась атмосфера вокруг. Нужно же было построить некий духовный оазис. А что такое подобный оазис? Вот вы сейчас ведете группу — это ведь тоже что-то подобное, — тоже построение оазиса. Когда ты с самого начала нечто подобное сделал, запустил, отработал, то дальше уже люди могут без тебя работать, уже люди сами ищут, чем-то занимаются. Даже если они после этого встречаются, чтобы просто поговорить, то это уже не просто некий треп ради развлечения. Меняется атмосфера, ситуации, аура города… Есть проверка — действительно что-то изменилось или это просто собирается говорильня или некий салон.

В: Как это проверить и как вы делали так, чтобы были реальные изменения?

В.С.: Я делал так, чтобы мне и людям было интересно. Даже не просто интересно, а зажигало, захватывало дух, вдохновляло на поступки, которые до этого человек даже представить себе не мог.

В: Ну, привлечь людей на интересную беседу не так уж сложно. А как вы создавали ситуации для реальных изменений в жизни людей, в их мировоззрении, поведении, образе жизни, глубине восприятия?

В.С.: Да, нужно было запустить ситуацию так, чтобы потенции людей начинали развиваться и этот процесс уже было не остановить. Создавались сложные ситуации, через которые люди проходили. И в том случае, если деятельность сохранялась, несмотря на тысячи факторов, которые должны были их всех перессорить, остановить, если люди находили в этих ситуациях взаимопонимание — это была удача. Возникала другая реальность. Менялась атмосфера города. А способы… Да они все в сказках описаны. Я же с самого начала сказал, что я всегда сам жил в сказке и вокруг делал сказку…

В: Но это ведь надо было сразу найти хотя бы несколько зрелых людей, как ядро такого коллектива. А такие люди — везде и всегда редкость. Как вам это удавалось?

В.С.: И зрелых, и незрелых. А иногда даже наоборот — каких-то совершенно диких людей, которые и не подозревали о возможности какой-то другой жизни, о том, что они могут что-то там сделать… Вот возьмите образ — Иванушка — дурачок: незрелый ведь человек. Но кто из него вышел, в результате!

В: Так как же вы практически это осуществляли?

В.С.: Ну, зачем все это открывать. Это приоткрывается тому, кто действительно хочет и может с такими вещами работать.

В: Какие группы, созданные вами, работают до сих пор?

В.С.: Есть такие группы. В Сибири, например, в Академгородке, в Одессе, на Кавказе, в Душанбе, в Прибалтике. Там у них уже своя динамика, но они продолжают работать, развиваться.

В: Ну, хорошо, группы сохранились. Но удается ли им сохранить Идею, когда прервана связь с источником, когда они работают уже без вас? Ведь не могли же вы, работая с таким множеством групп везде осуществить передачу Традиции…

В.С.: Да, люди работают уже самостийно. Насчет первоисточника вы, действительно, очень правильно заметили, — не в бровь, а в глаз. Конечно, когда присутствует контакт с первоисточником, тогда и качество работы добротное, а если все идет самостийно, то это конечно не совсем то. Поэтому в этих группах много самостоятельных проявлений, многие из тех, кто тогда со мной начинал, стали сами уже крутые, пишут книги, создают целые Школы. Но ведь не будешь всех заставлять плясать под свою дудку… Это глупо. Люди сами должны до этого дорасти, если они этого хотят и могут. Но вот дать первый импульс, зажечь, вдохновить, создать ситуации — это была моя работа. Дальше они уже сами решали, в каком направлении идти.

В: Как возник «Корабль Дураков»?

В.С.: Это просто одна из форм. Существует она уже достаточно хорошо. Для ситуации андерграунда эта форма зарекомендовала себя очень удачно. Дурак — что с него взять? И как воплощение сказочной идеи: дурак вроде бы и действует как-то порой нелепо, по-дурацки, но, тем не менее, почему-то достигает своей цели; то, что у многих умных не получается. А когда еще целый корабль таких дураков, то это уже очень интересно.

В: А какая в этом ваша позиция?

В.С.: Чисто культуртрегерская. Моя задача — передавать это качество, — сказочной жизни по мудрым и не таким уж простым, как это на первый взгляд кажется, сказочным законам. Но такое качество можно развить только в каких-то оранжереях и оазисах, — так, само по себе оно редко встречается. Оно возникает в многочисленных пробах и исследованиях. Ну, вот как Георгий Иванович Гурджиев изучал различные типы индивидуальностей, типы взаимодействий, в самых разных условиях, местах, странах, этносах.

В: Вы себя можете назвать продолжателем Традиции московских тамплиеров?

В.С.: Да я могу назвать себя продолжателем этой Традиции. Может быть, она и уйдет вместе со мной, когда я помру. Так часто бывает. А может быть она где-то и вспыхнет, — в Москве ли, в Питере, может быть где-то в Азии или в Европе. Вот уже несколько лет мы основательно работаем в Польше и в Чехии. Вообще мы проникли во многие страны Европы, где тоже существуют наши оазисы.

В: Я так понял, что вам близки идеи и методы работы Гурджиева. Это так?

В.С.: Да, где-то лет в восемнадцать я познакомился с его идеями и они стали мне близки. Многие его книги я переводил. И не только его, но и многое, что с ним связано. Потом мои переводы ходили в Самиздате.

В: Я наслышан, что вы часто создавали для своих учеников неординарные ситуации.

В.С.: Так любое эффективное обучение происходит только через неординарные ситуации…

Ближе к концу встречи Владимир предложил мне поспрашивать о ситуациях, которые он создавал для своих учеников, их самих. Встретиться с некоторыми его учениками мне довелось уже позже. В августе я приехал к Наташе. Первый вопрос, который я задал ей, был о том, как бы она смогла описать: кто такой Владимир Степанов.

16 августа 2000 г.

Наташа: Я познакомилась с Володей в Питере в восемьдесят пятом году, когда он со своими учениками ездил с командой Козлова (рок-группа «Арсенал»).

Влад: Чем они занимались у Козлова?

Н: Они работали осветителями. Сам Степанов был идеологом всей группы. Ездили, конечно, по всем городам и весям и знакомились с разными интересными людьми. Таким образом, они как-то распространяли свои идеи. К моменту нашего знакомства они уже лет шесть ездили с Козловым. Чем занимался Володя до этого? Он имеет два образования: философское и языковое. Может еще что-то. В начале семидесятых он занимал в социуме какое-то высокое положение. Жил он в Москве. А потом резко ушел с работы и приехал в Питер. Он стал вольным человеком, и вокруг него стали собираться ученики.

В: Что привлекало людей в Степанове? Почему люди шли учиться у него?

Н: С ним было очень интересно. Он мог почувствовать и удовлетворить мотивацию человека, которая возникала на самом глубоком внутреннем плане.

В: Что он предлагал ученикам?

Н: Очень широкий спектр всего, что Володя предлагал. Человек он очень масштабный. Он сразу видел человека. Видел, что в нем есть, что необходимо развивать. Он отвечал на внутренние вопросы людей, многие из которых даже не назывались вслух. Причем отвечал не просто на словах, но и действиями, и на сущностном, бытийном плане. Проходя с ним какие-то километры жизни, человек начинал осознавать себя, становился зрелым, приобретал форму — ту форму, которая была ему как бы предназначена по судьбе, — Володя только все это точно выстраивал. Это он всегда умел делать.

В: Каков стиль его обучения? Как это происходит?

Н: По-разному для разных людей. В шестидесятых — начале семидесятых годов обучение было построено очень жестко. Как в монастыре — послушание. Ученики находились с ним в отношениях послушания и смирения. Они должны были делать все, что он требовал и сохранять абсолютное смирение. Володя давал задания, для выполнения которых приходилось преодолевать гордыню, чувство своей важности и тому подобные вещи. Сейчас это делается достаточно мягко: «А не хотел бы ты …», а тогда были жесткие беспрекословные инструкции, которые не обсуждались.

Было много всяческих поездок, встреч с замечательными людьми. Володя общался с огромным количеством людей из самых разных социальных миров. Это и старые мистики, и люди искусства, науки, по которым он водил своих учеников, которые через это получали очень полезный опыт. Каждый такой замечательный человек был как накопитель определенного знания, который мог передать некую свою «бараку».

Володя еще с юности был знаком со многими зарубежными мистиками. Многие из них приезжали к нему на дачу. В то время с выездами за рубеж было очень сложно. Сюда иностранцы могли приезжать, а наших туда не пускали. Так что многие замечательные иноземные Мастера побывали у Володи на огороде…

Ты ведь читал книгу Никитина про московских тамплиеров?

В: Да, ты ведь мне ее и давала.

Н: Помнишь там главу «Московский Сен-Жермен»? Так вот, Володя еще в юности вошел в круг людей, которые там описаны, — с теми, кто к тому времени еще был жив. Он продолжатель их дела. Он учился, в частности, у Марьи Вадимовны Дороговой, — это выдающаяся представительница ордена тамплиеров, который очень активно работал в тридцатые годы. Есть книга Сидорова «Знаки Христа», где рассказывается и о Марье Вадимовне.

Пора разбудить Гришу, который проходил с Володей множество разных ситуаций уже в восьмидесятые годы. Там было много достаточно жестких практик. Володя тогда еще не вел семинары, — все было по старой системе: Учитель — ученик. Все это было незаметно для окружающих, законспирировано, — это же был конец «застоя», когда всех преследовали.

Наташа уходит будить Григория. Через некоторое время появляется Григорий, — молодой человек лет тридцати пяти с заспанным добродушным лицом. В беседу он включается очень постепенно, как будто набирает обороты, зато через час его уже не остановить…

Григорий: Для меня началось все в середине восьмидесятых. Это была атмосфера маленьких московских кухонь, где собиралось много народу. Володя всех заводил, будоражил, пробуждал, вдохновлял…

В: Наташа говорила, что было довольно много жестких практик и ситуаций, через которые тебя Владимир проводил. Что это за случаи?

Г: Наиболее жесткие ситуации проходили Костя с Гурамом. Я-то попал уже в относительно мягкий период. А Костя — да, ему хорошо доставалось. Представь себе, Степанов приглашает его в одно место, где он будет «изучать мистику». И вот, приходит Костя в квартиру, где творятся совершенно непонятные для сознания вещи. Например, один человек все время выходит с балкона, — а квартира на шестом этаже, — потом входит в дверь и снова выходит с балкона. И так много раз подряд. Выпил водки, закусил стаканом, спрыгнул с балкона и снова пришел… Крыша начинает от такого потихоньку съезжать.

Или вот еще случай, где уже я участвовал. Пришли мы на день рождения Адмирала[18]. Сели за стол… и просидели пять месяцев подряд. Без перерыва, никуда не выходя из комнаты.

В: А на что жили?

Г: Непонятно. Как-то все подвозилось. Приходили новые люди. Каждый день стол ломился от разнообразных закусок и водки.

Был тогда в этой компании такой брат Сидор. Так вот этот Сидор сидел там вместе со всеми несколько месяцев, а потом вдруг обнаружил свое тело где-то в сугробе, в лесу вдалеке от всяческого жилья, как потом оказалось, где-то на окраине Московской области. Тоже представь состояние человека: сидел себе за столом, закусывал который месяц подряд, но вдруг оказывается непонятно где.

В: Все механизмы самоидентификации, наверное, затрещали по швам…

Г: Да. Тут уж точно задашься вопросом: Кто я? Где я? Но ничего, дошел-таки до Москвы.

Н: Расскажи, как ты нарды нес.

Г: А, это из серии упражнений на самовоспоминание. Доверил мне как-то Володя нести нарды. И пошли мы куда-то. Пришли в какой-то подвал. Не успели сесть, как Адмирал выставляет пять литров водки, но прежде чем ты что-либо скажешь, тебе наливают двести грамм и ты должен это выпить. И так много раз. А задание Володи было — не спускать внимание с нардов. Потом начинается разговор с дядей Адмиралом. Разговор-то на одну и ту же тему — Кто ты? Работали только в одной зоне — в зоне Я…

Вообще, с самой первой секунды знакомства с Володей, он пригласил меня во внутреннее пространство… В этом пространстве выживает только одно Я.

В: Когда выходишь из его пространства, это остается. Или это возможно только в его присутствии?

Г: Отчасти остается. Необходима настройка на Володю, на воспоминание ощущения пребывания с ним, иногда воспоминания конкретных событий — совместных путешествий…

Н: Гриша, может ты про Одессу расскажешь?

Г: Да, только помоги начать, а я постепенно включусь.

Н: Будучи еще совсем молодым аспирантом, живя в благополучной семье, Григорию случилось отправиться с Володей в путешествие. Кроме него было еще несколько учеников — Костя, Гурам и Тарасом. До этого Костя с Гурамом в Питере зарабатывали деньги на это путешествие. Была программа, и ее нужно было подпитать реальными деньгами. Заработав какую-то сумму, они все вместе отправились. Григорий здорово изменился в этом путешествии. Было много ломок, попыток найти взаимодействие, ужиться впятером. Володя всю эту ситуацию держал, создавал конфронтацию, налаживал ниточки какого-то нестандартного, неформального, искреннего взаимодействия.

Г: Да, это было непросто, — в ситуациях, которые задавал Володя, адаптироваться друг к другу. Володя часто говорит, что когда возникает настоящая адаптация одного Я к другому Я — уже возникает Традиция. Наш диалог в этом мире практически невозможен — слишком мы все разные и по-разному воспринимаем. То, что мы умудряемся как-то понимать друг друга, — это очень поверхностный уровень. Если же диалог возникает неформальный и сущностный, на уровне обнаженных Я, тогда возможно что-то настоящее.

Н: Вот в этом путешествии прорабатывались всевозможные острые углы и противоречия между вами. Это была одна сторона работы. Другая сторона — это ситуации различных взаимодействий вас, как команды, с другими людьми.

В: Все-таки, в чем специфика этого путешествия? Ну, поехали пять человек на Юг, к морю, — что тут такого необычного?

Н: Просто так поехать несложно. У них было много задач: во-первых, как я уже говорила, Володя обострял слабые места в их взаимодействии, — дело доходило чуть ли не до драк и полного разрыва. Пройдя через множество таких острых разборок, съев вместе пуд соли, они стали реальной командой. Во-вторых, им нужно было самим войти во взаимодействие с очень непростыми людьми. Володя специально направлял их к тем людям, которые проверяли бы их на прочность, — каждый с какой-то новой стороны. В третьих, было много случаев, где требовалось нестандартное поведение, отказ от образов себя, стереотипов, ломка внутренних барьеров.

Г: Вот пример: у нас были деньги примерно на неделю. Задача была сделать так, чтобы этих денег хватило на пять-шесть недель.

В: Для советского человека это не практика, — это привычная жизненная ситуация… Что еще было?

Н: От каждого человека, с которым они знакомились, исходили новые предложения. На них необходимо было адекватно реагировать.

Г: Когда мы жили на Кимбургской косе, мы как-то раз все вместе собрались и Володя обозначил программу. Открытым текстом: «Наша задача воссоздать Круглый Стол Короля Артура!». Он сказал это только один раз.

В: Что вы делали для этого?

Г: Для этого нам нужно было научиться дружить! Так дружить, чтобы быть единым целым. Именно поэтому Володя создавал для нас массу трений и трудностей, где нам приходилось стирать острые углы личности и становиться все более и более открытыми друг для друга. Чтобы стать идеальной командой. Как у Короля Артура.

В: Так или иначе, большинству людей в жизни приходится притираться друг к другу. В чем отличие той подготовки и той задачи, которую обозначил Володя?

Г: Нам нужно было не просто притереться друг к другу и вытеснить в подсознание какие-то свои несогласия, противоречия, чтобы просто ужиться вместе. Нужно было выйти на уровень предельной дружбы, предельной открытости, без вытеснений, без малейшего осадка внутри. Все выводилось на поверхность и очищалось. В принципе, нам нужно было делать все то, что делают нормальные люди, которые хотят подружиться в условиях тесного общения, но нужно было делать все это с некой идеей. Модель сборки команды была задана Володей. Мы ее добровольно приняли. Никто из нас не знал, как это делать, но мы приняли, что это будет происходить. Володя постоянно держал весь процесс во внимании. Понимаешь, — малейшее выпадение и любая ситуация может стать неуправляемой и бог знает к чему привести… Володя все это держит во внимании, но он же не может ни ускорить, ни улучшить ничего. И вот, люди, принявшие эту идею и не понимающие, как она работает и как все это будет выглядеть, постепенно сживаются друг с другом. Было много интересных внутренних открытий у каждого из нас. Однажды был день, когда что-то вдруг сработало: произошло живое вхождение в Традицию, то есть, нам удалось собрать «Чашу восприятия»…

В: Это не то ли, что называют «Чашей Грааля»?

Г: Да. К тому времени мы уже научились не говорить лишних слов и у нас сложилось интуитивная настройка друг на друга: приходили одинаковые мысли, действия… Возникла синхронность. И вот, при вхождении в пространство Круглого Стола, получилось так, что каждый из нас был одновременно всеми сразу… Словами это невыразимо… В одиночку это невозможно… А так получилась живая Чаша… Там не теряется Я, а образуется общее пространство единого Я, пространство Круглого Стола…