"Богиня весны" - читать интересную книгу автора (Каст Филис Кристина)

Глава двенадцатая

Великий зал вполне отвечал своему названию. А Лина-то думала, что обеденный зал и ее покои выглядят потрясающе… но они просто бледнели в сравнении с тронным залом Гадеса. Это помещение было необъятным, даже если судить о нем в масштабах гигантского дворца. Здесь преобладали три цвета: черный, белый и пурпурный. Пол, стены и невероятно высокий сводчатый потолок были сделаны из того же абсолютно черного мрамора, что и наружные стены дворца; из него же было выстроено возвышение со ступенями, на котором красовался трон, - и он был, похоже, вырезан из цельной глыбы камня неземной белизны; что это за камень, Лина не поняла. Рядом с троном на помосте стоял еще и высокий узкий стол из того же молочно-белого камня. На столе лежал серебряный шлем, показавшийся Лине смутно знакомым. Лина присмотрелась и поняла наконец, где она видела его прежде. Именно этот шлем был изображен на флаге, развевавшемся над дворцом, и на ливреях конюхов. Шлем сверкал, отражая огоньки свечей, и для описания его красоты у Лины не нашлось бы слов. Она заставила себя оторвать взгляд от шлема и обратить внимание на пурпурные канделябры и подсвечники - они были сделаны из прозрачного сверкающего камня, знакомого Лине: это был аметист.

Лина застыла на пороге зала, слегка испуганная его величием. Она внезапно почувствовала себя маленькой и незначительной и очень, очень смертной.

- Что-то не так, Персефона? - спросила Эвридика.

Лина глубоко вздохнула. Ты богиня, напомнила она себе. Да, всего лишь временно, но тем не менее богиня.

- Нет, милая, ничего не случилось. Я просто восхищаюсь этим залом. - Лина улыбнулась маленькому призраку.

- Гадес идет! - воскликнул Япис.

Гадес вошел в зал через другую дверь. Его золотые сандалии со звоном ступали по гладкому мраморному полу, и Лина, глядя на него, чувствовала, как с каждым шагом бога ускоряется ее сердцебиение. Он снова был в плаще. Плащ развевался за его спиной, подчеркивая четкие, мощные линии тела. Его похожее на тогу одеяние поначалу казалось черным, однако, когда на него упал свет канделябров, ткань вспыхнула, словно крылья ворона, заиграв оттенками пурпура и ультрамарина. Волосы Гадеса свободно падали на плечи черным водопадом. Скульптурный подбородок напряжен, выражение темного лица хмурое. Бог источал грубую мужскую силу.

В животе у Лины разлилась горячая волна. Ей пришлось сделать усилие, чтобы не ухватиться за прядь волос и не начать наматывать ее на палец.

Гадес поднялся на тронное возвышение. И, повернувшись, собирался уже сесть, когда заметил три фигуры, замершие у входа в другом конце зала. Его глаза поймали взгляд Лины и замерли.

- Персефона, - произнес он, слегка наклонив голову. - Я рад приветствовать саму весну в моем тронном зале.

Лина сглотнула, пытаясь как-то справиться с сухостью во рту.

- Благодарю тебя, Гадес, - сказала она, обрадовавшись, что голос прозвучал неожиданно сильно и чисто. - Я рада была принять твое приглашение.

- Прошу, подойди сюда, - предложил Гадес. Потом, оторвавшись наконец от лица Лины, он посмотрел на даймона, - Япис, распорядись, чтобы для богини принесли кресло.

- Разумеется, мой лорд.

Япис что- то негромко сказал через плечо, и тут же в огромном зале возникло движение. Через несколько мгновений призрачные слуги принесли и поставили на возвышении рядом с Гадесом изысканное серебряное кресло.

Лина пошла через зал. Она почувствовала взгляд темного бога и горделиво вскинула голову. Одеваться ей помогала Эвридика, и Лина порадовалась, что фиолетовый шелк, выбранный ею, отлично сочетается не только с цветом ее глаз, но и с аметистовыми люстрами, сияющими под потолком. Но она прекрасно понимала, что чудесная ткань, укрывавшая ее тело, не имела ровно никакого значения. Утром, одеваясь, она снова была поражена бессмертной красотой Персефоны. Лина знала - несмотря на суматоху, что царила сейчас в ее мыслях, она пересекала Великий зал с истинной грацией настоящей богини.

Когда она подошла к возвышению, Гадес сначала заколебался, но потом покосился на Яписа и встал навстречу Лине. Он предложил ей руку, точно так же, как накануне, когда помогал подняться в колесницу. Лина вложила пальцы в его ладонь, и темный бог медленно поднес руку богини к губам.

- Надеюсь, ты хорошо отдохнула ночью, богиня.

- Да, спасибо, - ответила Лина, стараясь не обращать внимания на мурашки, побежавшие по коже от прикосновения Гадеса.

- Рад это слышать, - сказал Гадес.

Лина довольно глупо улыбнулась и кивнула. Гадес сегодня опять был другим - более могущественным и более уверенным в себе, И было в нем что-то еще… обаяние, которое он, казалось, сознательно сосредоточил на гостье. Стоя рядом с Гадесом, Лина буквально физически ощущала силу его присутствия и нашла это немножко пугающим и при этом очень, очень сексуальным.

Надо признать, ей давненько не приходилось общаться с таким вот человеком - высоким, мужественным. Лина осторожно поглядывала на него, пока он помогал ей подняться по ступеням и подводил к креслу. Ладно, ей, пожалуй, вообще никогда не приходилось встречать мужчин, похожих на него. Да, Гадес воистину выглядел как бог.

- Эвридика, тебе незачем прятаться там, у двери. Ты можешь встать рядом со своей богиней, - сказал Гадес, обращаясь к девушке, все еще топтавшейся в дверях.

Лина, устыдившись, что забыла о маленькой призрачной подружке, шепотом поблагодарила Гадеса, пока Эвридика почти бегом пересекала зал и, быстро поднимаясь на возвышение, становилась рядом с креслом Лины.

- Все как обычно, Япис, - сказал Гадес.

Япис кивнул и исчез.

- Япис сейчас выйдет ко входу во дворец. Там он возвестит, что я выслушаю прошения. Первые души явятся очень скоро, - пояснил он, повернувшись к Лине.

- И ты этим занимаешься каждый день? - спросила Лина.

- Нет. - Гадес покачал головой.

- Ох… А как часто ты позволяешь душам умерших обратиться с просьбой? - спросила Лина.

- Каждый раз, когда чувствую, что это необходимо.

- Ох… - снова произнесла Лина, ощутив странную неловкость от этого краткого ответа.

Гадес увидел, как Персефона неуверенно провела рукой по волосам, и понял, что снова ведет себя так, будто высечен из холодного камня. «Дай этой богине шанс». Слова друга вспыхнули в памяти. Гадес откашлялся и склонился к Персефоне.

- Я чувствую потребности умерших. То есть не то чтобы я ощущаю их желания… скорее я ощущаю, когда у них нарастает беспокойство. Я знаю, когда они нуждаются во мне, и тогда открываю большой зал и выслушиваю ходатайства.

- Но это просто изумительный дар - отзываться на потребности душ смертных.

Гадес повернул голову, чтобы посмотреть в фиолетовые глаза богини. Их лица были так близко друг к другу… Гадес ощущал нежный, женственный аромат, исходивший от Персефоны.

- И у тебя не вызывает неприязни, что я так сильно связан с умершими?

- Конечно нет, - ответила Лина.

Гадес внезапно показался ей таким ранимым, что ей отчаянно захотелось протянуть руку и погладить его по щеке, разгладить морщины, пересекавшие красивый лоб… Но вместо этого она потянулась к Эвридике и коснулась руки девушки. Сжав пальцы Эвридики, Лина улыбнулась маленькому духу, и Эвридика улыбнулась в ответ.

- Кое-кто из моих лучших друзей тоже умер…

Гадес посмотрел на бледную девушку, на богиню… и вдруг в его груди зародилась надежда, и сладкая горечь этого чувства захлестнула Гадеса. Он приказал принести вина - иначе ему не скрыть было, что его сердце готово разорваться.

Слуги поставили рядом с ним маленький столик, и Гадес собрался с духом, наливая золотистый напиток в кубки.

Лина кивнула в знак благодарности, отпила глоток - и ее лицо расплылось в блаженной улыбке.

- О, это амброзия! Как вкусно! Спасибо, что подумал об этом.

Гадес наблюдал за ней как зачарованный. Почему она так отличается от других богинь? У нее не вызывают отвращения умершие. Она так откровенно заботится об Эвридике, даже называет ее подругой. Все, что большинство бессмертных воспринимает как нечто само собой разумеющееся, вроде амброзии и богатства, восхищает Персефону, как будто для нее такие вещи внове и ужасно интересны. Она была головоломкой, и весьма загадочной головоломкой, и Гадесу уже отчаянно хотелось разгадать ее.

- Если тебе она так нравится, я распоряжусь подавать почаще, - сказал он и приветственно поднял свой кубок.

Лина, внутренне сжавшись, осторожно коснулась его краем своего кубка. Напряженный, деревянный Гадес, накануне вечером так внезапно бросивший ужин, куда-то исчез. На его месте возник обаятельный, могучий бог. Щеки Лины загорелись, тело наполнилось теплом. Его темные внимательные глаза притягивали к себе. Растерявшись, Лина заставила себя отвести взгляд и оглядела тронный зал, чтобы слегка отдышаться.

Свет аметистовых люстр и канделябров отражался в серебряном шлеме. Шлем мрачно подмигивал, и почему-то на нем трудно было сосредоточиться.

- До чего же прекрасен этот шлем, - сказала Лина. - Я никогда не видела ничего подобного.

- Спасибо. Это дар Циклопа, - с улыбкой ответил Гадес, довольный похвалой.

Циклоп? Это, случайно, не тот одноглазый парень?

«Циклоп - одноглазое чудовище, подарившее Зевсу гром и молнию, Посейдону трезубец и Гадесу шлем…»

Отлично! Лина прервала внутренний энциклопедический монолог. Кем бы этот Циклоп ни был, у Лины определенно нет ни малейшего желания обсуждать это мифическое существо с Гадесом. И Лина сделала то, что и должна была сделать спокойная, собранная, зрелая женщина, - она сменила тему. Мгновенно.

- И твой трон тоже весьма необычен. Я так и не поняла, из какого камня он сделан.

- Это белый халцедон, - пояснил Гадес.

- И он тоже обладает какими-то особыми свойствами? - поинтересовалась Лина.

- Да, он развеивает страхи, подавленность и печаль. Думаю, это удачный выбор для тронного зала.

- Полностью согласна.

Гадес снова повернул к ней голову и чуть наклонился, так, что их лица оказались очень близко.

- А ты узнала цветные камни в этом зале?

- Это аметисты.

- Они того же цвета, что и твои глаза, Персефона, - вдруг радостно сказала Эвридика, ошеломленная открытием.

- Да, я тоже это заметил, - медленно произнес Гадес, не отводя взгляда от Лины.

В его низком голосе послышалась откровенная нежность, и тело Лины тут же откликнулось трепетом.

- Один из умерших просит позволения поговорить со своим богом! - официально возвестил Япис с другого конца зала.

Гадес неохотно отвернулся от Лины, а Лина внутренне встряхнулась. Какого черта, как она вообще сможет заниматься здесь делом, если рядом постоянно будет этот сочащийся сексуальностью бог? Ей уже почти хотелось, чтобы Гадес снова превратился в мистера Отстраненную Деревяшку. Почти.

Лина только надеялась, что Персефона, занявшая ее место в Талсе, преуспеет больше, нежели она сама в Подземном мире.

- Умерший может войти, - могучим голосом приказал Гадес.

Лина увидела, что Япис держит в руке то самое серебряное копье с двумя зубцами; даймон стукнул копьем о мраморный пол - раздался громоподобный звук. Одна из теней, толпившихся по другую сторону арочного входа, шевельнулась - и вошла в зал. Лина внимательно смотрела на духа, приближавшегося к трону. Это оказалась женщина средних лет. Лина не заметила видимых причин смерти на полупрозрачном теле. И подумала, что женщина была довольно привлекательной. Ее волосы были заплетены в косы и затейливо уложены на голове, словно корона… Пышное многослойное платье трепетало вокруг тела, как туманная завеса. Умершая остановилась у подножия трона, низко поклонилась и замерла; но Гадес сразу заговорил:

- Ты можешь выпрямиться, Стенопия.

Женщина разогнулась, но тут заметила Персефону и снова сложилась пополам в низком поклоне.

- Какая честь для меня - увидеть дочь Деметры…

Умершая говорила с сильным придыханием и напомнила Лине не слишком талантливого двойника Мэрилин Монро.

- Прошу, поднимись, - быстро сказала Лина, пытаясь понять, почему ей вдруг с первого взгляда не понравилась эта умершая.

Стенопия снова выпрямилась. Выказав должное уважение богине, она больше не обращала внимания на Персефону, устремив взгляд своих больших, сильно подведенных сурьмой глаз на Гадеса.

- Я пришла, великий бог, чтобы попросить позволения испить вод реки Леты и снова родиться в мире смертных.

Гадес пристально посмотрел на нее. И когда он заговорил, в его голосе прозвучали такая уверенность и божественная властность, что у Лины мурашки побежали по коже.

- Это довольно необычная просьба, Стенопия. Ты и сама знаешь, что духам тех, кто покончил с собой, редко позволяется испить вод Леты.

Лина вздрогнула. Эта женщина сама убила себя? Но почему?

Стенопия скромно потупила взор.

- Как тебе известно, великий бог, я на самом деле не собиралась умирать.

Она произнесла титул «великий бог» с откровенной нежностью. Лина почувствовала, как ее рот сам собой открылся. Женщина явно заигрывала с Гадесом!

В голосе умершей зазвучала легкая обида.

- Это был всего лишь трагический несчастный случай. Неужели я должна расплачиваться за него целую вечность?

- Что ты поняла, когда брела по берегам Ахерона? - резко спросил Гадес.

Стенопия помолчала, как будто приводя в порядок мысли. А когда она снова заговорила, ее слова звучали как мурлыканье.

- Я поняла, что поступила неразумно. И я никогда не повторю подобного, великий бог Подземного мира.

Гадес прищурился, в его низком голосе послышалась неприязнь.

- Значит, ты почти ничего не поняла. Ты загорелась похотью к Беллерофонту, юноше вдвое моложе тебя. Когда он отверг твои притязания, ты солгала мужу, заявив, что Беллерофонт пытался изнасиловать тебя. К счастью, Афина помешала ему убить юношу. Богиня проявила мудрость, отдав Беллерофонта твоей младшей сестре. Она куда больше заслуживала этого.

- Эта серая мышь совсем не заслужила такого мужа, как Беллерофонт! - взъярилась Стенопия, и от гнева черты ее лица исказились, став жесткими и грубыми.

Гадес продолжал, как будто Стенопия не произнесла ни звука:

- Да, ты не собиралась убивать себя, я это знаю. Ты хотела только напугать своих родных и причинить им такую боль и печаль, чтобы они отвергли брак, устроенный Афиной, и с позором изгнали Беллерофонта. Тебе просто не повезло, твоя горничная проспала и нашла тебя, когда уже было поздно, ты истекла кровью и тебя невозможно было спасти.

Стенопия отвела глаза от пронзающего взгляда бога и прижала ко лбу холодную белую руку, как будто слова Гадеса невероятно огорчили ее.

- В следующей жизни я буду вести себя более мудро, - с придыханием выговорила она.

- Но где же твое раскаяние, Стенопия? - ледяным тоном спросил Гадес. - Ты пыталась раздобыть любовь с помощью лжи и совращения. Однако любовь не растет на столь ядовитой почве.

- Но ты просто не понимаешь! - с отчаянием произнесла умершая. - Я так сильно его хотела! Он должен был в ответ захотеть меня! Я была все же красива и желанна!

- Любовь не растет на столь ядовитой почве, - повторил Гадес. - Страсть и желание - всего лишь малая часть любви, в ней есть еще кое-что, чего ты так и не поняла, - Гадес грустно покачал головой. - Я отказываю в твоей просьбе, Стенопия. Приказываю тебе вернуться к берегам Ахерона, реки скорби. Возможно, если ты проведешь там больше времени, это поможет тебе открыть сердце и понять, что есть в мире многое кроме твоих эгоистических желаний. И не проси о новой встрече со мной раньше чем через столетие.

Рот Стенопии открылся в беззвучном крике; мощный порыв ветра ворвался в тронный зал, закрутился вокруг умершей, как торнадо, подхватил ее и унес прочь.

Япис поднял копье, чтобы подать знак следующему духу выйти вперед, но Гадес взмахнул рукой, останавливая даймона. И повернулся к Лине.

- Что ты думаешь о моем приговоре? - спросил он.

- Думаю, ты поступил мудро, - без малейших колебаний ответила Лина. - Я не знаю всей истории этой женщины, но, судя по тому, что я услышала, она совершила нечто ужасное и ничуть не сожалеет об этом. Хотя она заставила меня кое о чем задуматься.

Гадес кивнул, предлагая Лине продолжить.

- Если бы она выпила воды Леты, она бы забыла свою прошлую жизнь?

- Да, - ответил Гадес.

- А как личность она изменилась бы или нет? Я хочу сказать, это забвение… ну, оно похоже на то, как если бы с доски стерли абсолютно все, или же в душе остаются старые склонности?

- Прекрасный вопрос, - сказал Гадес с одобрением. - Когда дух умершего выпивает воду Леты, все его воспоминания полностью стираются и душа рождается заново в теле какого-нибудь младенца. Однако в ней действительно сохраняются некоторые качества прежней личности. В конце концов, тело ведь всего лишь оболочка; именно душа определяет, кем оно станет - мужчиной или женщиной, богом или богиней.

- Что ж, это лишь подтверждает мудрость твоего решения. Стенопия, родись она заново, могла еще кого-нибудь сделать несчастным.

- Она построила свою жизнь на лжи… и то, что она лгала даже здесь, говорит не в ее пользу. Ведь эта душа больше всего жаждала не богатства или роскоши, она искала любви. Но любовь не может существовать там, где живут ложь и предательство, - сказал Гадес.

- Ты понимаешь самую суть любви, - задумчиво произнесла Лина.

Гадес немного помолчал, прежде чем заговорить снова, и в нем опять шевельнулась надежда.

- Я провел многие тысячелетия, изучая души умерших, и пришел к пониманию, что любовь знакома смертным неизмеримо лучше, чем богам.

Лина удивленно моргнула. Смертные лучше разбираются в любви, чем боги? Для женщины, которая успела развестись и годами не получала приглашений на свидание, слова Гадеса стали истинным потрясением.

- Ты действительно так думаешь? - недоверчиво спросила она.

Надежда Гадеса дрогнула - и исчезла.

- Да, я знаю, что это именно так, - ответил он с мрачной решимостью и кивнул Япису; тот в очередной раз ударил копьем о пол.

У Лины не было времени, чтобы подумать о реакции Гадеса на ее вопрос. По команде Яписа другая призрачная тень отделилась от толпы ожидавших. Бледная женщина неуверенно прошла через зал. Она была одета куда более сдержанно, чем Стенопия, и тем не менее ее одежда выглядела такой же дорогой, а волосы были уложены в похожую сложную прическу. Голову женщины венчала небольшая диадема. Когда она подошла поближе, Лина рассмотрела, что женщина полновата, но весьма привлекательна, и лет ей было, вероятно, за тридцать. А потом Лина вздрогнула, поняв, что алое пятно на платье женщины спереди есть не что иное, как открытая рана, все еще сочащаяся кровью.

Призрак низко поклонился.

- Персефона и Гадес, для меня великая честь предстать перед богиней весны, равно как и перед богом Подземного мира.

Голос женщины звучал сильно, величественно. Лина улыбнулась и склонила голову в знак приветствия.

- Привет тебе, Дидона. С какой просьбой пришла ко мне сегодня королева Карфагена? - спросил Гадес.

- Гадес, я молю тебя о благословении покинуть наконец край стенаний у реки Копит и проследовать в Элизиум.

Бог Подземного мира задумчиво взглянул на призрачную женщину.

- Ты уже справилась с горем из-за своей безответной любви, Дидона?

Женщина опустила взор, не с напускной скромностью, как Стенопия, а с таким выражением лица, которое было слишком хорошо знакомо Лине по прошлой жизни. Женщина просто хотела скрыть боль, отражавшуюся в ее глазах.

- Да, великий бог. Я больше не томлюсь по тому, чего не могу иметь.

Лина слегка передвинулась в кресле и посмотрела на Гадеса. Конечно, он не мог поверить Дидоне.

Гадес потер подбородок, изучая взглядом умершую королеву.

- И чему ты научилась за то время, что провела в краю стенаний?

- Что я должна гораздо больше верить в силу любви. Мне следовало понимать, что Аяксу просто необходимо время. Зевс ведь приказал ему покинуть меня, и что еще он мог сделать? Он ведь благочестивый человек и воин великой веры. Это не его вина. Мне надо было проявить большее понимание, большее желание… - Она умолкла, всхлипнув, и закрыла лицо руками.

- Дидона, ты еще не преодолела свои сожаления, - мягко произнес Гадес.

- Преодолела! - Дидона подняла голову, вытерла лицо. - Я плачу просто потому, что полна благоговения, как дитя, представ перед бессмертными, и от этого мои чувства взволновались. - Ее блестящие от слез глаза отчаянно смотрели на Лину, ища помощи богини.

Лина с сочувствием взглянула на женщину. Она слишком хорошо знала, каково это: быть брошенной и винить в этом только себя.

- Я выполняю твою просьбу, Дидона. Ты можешь отправиться в поля Элизиума с моим благословением.

Слова Гадеса поразили Лину до глубины души. Она вдруг обнаружила, что во все глаза таращится на бога, в то время как пышнотелая Дидона поспешно выходит из тронного зала.

И снова Япис поднял копье, а Гадес жестом остановил его.

- Ты не согласна с моим решением, Персефона? - Гадес повернулся на троне так, чтобы очутиться лицом к лицу с богиней.

Лина выпрямилась и посмотрела ему в глаза. Ты богиня… ты богиня… никакая ты не богиня. Она заставила себя прекратить это мысленное бормотание. Куда более важно, что она женщина - женщина, которая в своей настоящей жизни любила, и была отвергнута, и совершенно точно знала, что должна чувствовать Дидона.

- Нет. Я не согласна с твоим решением.

Удивленный ее ответом, Гадес спросил:

- И ты можешь это объяснить?

- Для Дидоны дело не в Аяксе. Она слишком копается в себе, страдая и обвиняя себя. Она все еще остается жертвой. И какие бы уроки ни должна она была получить у реки плача, Дидона их не усвоила.

Гадес почувствовал, как в нем разгорается гнев. Да что эта Персефона может знать о любви и утратах? Эта юная богиня привыкла получать все, чего ей только захочется.

- И откуда ты это знаешь?

Лина сердито прищурилась в ответ на снисходительный тон Гадеса, но успела остановиться, прежде чем выложить все, что подумала. Ведь для Гадеса она была всего-навсего молодой богиней. Откуда ему было знать о ее настоящем прошлом, о ее сердечных ранах? Лина медленно, глубоко вздохнула и, крепко взяв себя в руки, приступила к объяснению.

- Видишь ли, тут была парочка важных моментов. Во-первых, ее выдало то, как она отводила глаза и всхлипывала. Во-вторых, ты внимательно слушал, что она говорила? - быстро продолжила Лина, не дав Гадесу возможности ответить. - Вся ее коротенькая речь состояла из одного большого «Я»: я, я, я, бедная я, бедная я, несчастная я… Добавь сюда еще и «это не его вина, это моя вина», и ты получишь один здоровенный комплекс вины. Ей совершенно не нужен рай, ей необходимо отправиться в гимнастический зал или, может быть, к психиатру и постараться избавиться от ненависти к себе. - Лина внезапно замолчала, соображая, знает ли вообще Гадес, кто такой психиатр.

Гадес склонил голову набок и озадаченно посмотрел на Лину. А потом сделал нечто такое, что по-настоящему ошарашило ее. Он улыбнулся. И хихикнул.

Лина захлопнула рот и глубоко вздохнула, пытаясь где-то в глубине нежной юности Персефоны отыскать свой собственный голос, и наконец была вознаграждена; она заговорила со стальной решимостью и откровенным сарказмом:

- Проверь-ка ты вот что, Гадес. Проверь этого парня, Аякса. Могу поставить золотую корону Деметры против твоей бриллиантовой люстры - Аякс сейчас находится в Элизиуме. И ради того чтобы оказаться в полях Элизиума рядом с ним, Дидона и заставила тебя отправить ее туда. Могу поспорить, Аякс очутился там совсем недавно, и это объясняет внезапное желание Дидоны переместиться в Элизиум.

Смех Гадеса утих, глаза потемнели.

- Ну хорошо. Следующее решение вынесешь ты, Персефона. Суди как следует, и посмотрим, насколько ты с этим справишься.

Лина напряженно кивнула. В ее уме пронеслись всего три слова:

«Ох!» и «Вот дерьмо…».

Япис ударил копьем бога о мраморный пол, и мрачный звон показался Лине вестью герольда о конце света.

На этот раз не одна, а сразу несколько призрачных фигур появились в арочной двери и приблизились к тронному возвышению. Лина насчитала с десяток духов. Ее сердце бешено колотилось, а вспотевшие ладони крепко сжимали подлокотники кресла. Ей достались не один-два просителя, а целая толпа! Это были женщины разного возраста, и их призрачные тела выглядели по-разному. Некоторые были такими же материальными, как Эвридика, а другие оказались настолько прозрачными, что были почти невидимы. Они шли все вместе, как стадо перепуганных овец, и сначала казались очень неуверенными, но потом заметили Лину, сидевшую рядом с Гадесом, и их поведение сразу изменилось. Они куда более смело двинулись вперед, и их шаги становились тверже по мере того, как они приближались к тронному возвышению. Достигнув подножия трона, они остановились и молча, с откровенным восхищением уставились на Лину. Потом самая старшая женщина опустилась на колени и склонила голову. Остальные последовали ее примеру. Очень долго, как показалось Лине, все молчали, пока наконец голос Гадеса не нарушил тишину.

- Что привело вас сегодня сюда?

Старшая женщина подняла голову. Она заговорила, отвечая Гадесу, но ее сияющие глаза не отрывались от Лины.

- Мы пришли, чтобы поблагодарить богиню весны за то, что она откликнулась на наши мольбы. Мы слишком долго были лишены присутствия богини.

Старшая женщина махнула рукой, и несколько более молодых спутниц встали и шагнули вперед. В подолах юбок они несли свежие цветы, которые и положили к ногам Лины.

Гадес наблюдал за Линой, вскинув бровь. Он хранил молчание, держа свое слово и предоставляя Лине самой разбираться с ситуацией.

Лина откашлялась и заставила себя держать руки на подлокотниках, хотя ей отчаянно хотелось запустить пальцы в волосы. Ты богиня, напомнила она себе в миллионный, наверное, раз, а богини не склонны нервно дергать себя за волосы… по крайней мере, публично.

- Должна сказать, для меня это настоящий сюрприз. Я рада, что вы пришли; а эти цветы просто чудесны. - Лина чуть повернула голову к маленькой призрачной девушке, стоявшей рядом с ней. - Эвридика поставит их в воду в моих покоях, и я буду о них заботиться.

Женщины заулыбались и радостно загомонили. Лина чуть-чуть расслабилась. Похоже, им не нужно было ничего, кроме благопожеланий. С этим нетрудно было справиться даже владелице пекарни из Талсы.

- Ты ведь не скоро покинешь Подземный мир, да, Персефона? - спросила старшая женщина.

- Нет, - твердо ответила Лина. - Не скоро.

Шесть месяцев - это уж точно «не скоро».

Призраки облегченно зашептались.

- Мы так рады, богиня… - начала было старшая женщина, но ее перебила мелодия, внезапно поплывшая по залу.

Лина удивленно моргнула. Музыка. Звуки музыки окутали ее. И это была невообразимо прекрасная музыка. Лина как зачарованная вслушивалась в мелодию, которая возвышалась и падала, словно невероятно сложная песня соловья. Музыка приближалась, превращаясь в настоящий поток звуков. Они легко бежали по каменистому дну чистого ручья, бились о низкий берег… и рушились, как водопад…

- Япис?… - Голос Гадеса ворвался в мелодию.

Лина нахмурилась и мысленно пожелала богу заткнуться.

- Мой господин, я не…

Даймон умолк, когда сам музыкант вошел в зал. Он решительно зашагал к тронному возвышению, и призрачные женщины расступились, давая ему пройти. Лина внимательно посмотрела на музыканта, изумляясь, как прекрасно он играл. Это был вполне обычный молодой человек, он на ходу продолжал играть на маленькой деревянной лире, сверкавшей позолотой. Золото повторялось в его волосах и в нарядной ткани, обернутой вокруг тела так, что одно загорелое мускулистое плечо оставалось открытым. Он приблизился к трону, и мелодия изменилась, стала негромкой, ровной… и Лина с изумлением, заметила, что юноша смотрит не на Гадеса и не на нее. Его пылающий взгляд был устремлен на Эвридику.

- Почему вдруг живой человек осмелился явиться в Подземный мир? - возмутился Гадес, и музыка смолкла.

Лина задохнулась от потрясения. Так вот почему юноша показался обыкновенным! Он был живым!

- Кто ты? - прогремел бог Подземного мира.

Но ответил ему не молодой человек, а маленький призрак, стоявший слева от Лины.

- Это Орфей. Мой муж.