"Мой старший брат. Рассказы" - читать интересную книгу автора (Чилап Олег)

КАК ЛУЧ СОЛНЕЧНЫЙ ИЗ-ПОД ОБЛАКОВ…

Если хотите знать, самый лучший из всех – это мой брат! Столько всего рассказать может – закачаешься! Он умный просто. Потому что читает день и ночь. Как начнет всякими важнецкими словами сыпать – челюсть у всех отвисает. И еще… Он сильный! Если надо – любому за меня по ушам нахлопает!

Правда, когда я узнал, что он уже старше меня на шесть лет, то расстроился жутко. Получалось, что он, того… староват для жизни нормальной. И тогда я заперся в ванной, включил воду погромче и… заплакал втихую. Очень мне жалко его стало – жить-то ему оставалось не так уж и много. А таких людей больше не сыскать. Он ведь по-настоящему хороший! Он меня на велике учил кататься. А осенью таскал мне в своем портфеле каштаны, чтобы я до ста считал. Тетрадки и учебники по пути из школы в руках нес, а ранец из кожи крокодиловой каштанами для меня набивал. И даже за пазуху запихивал.

Целые кучи каштанов! Потом, когда я все числа запомнил и запросто уже до ста считал, даже дальше, мы эти каштаны в костер бросали. Они так взрывались громко… Здорово! Хотя и страшновато немного…

Да и при чем здесь каштаны! Мой брат всегда за меня горой стоял.

Даже в тот раз, когда родители ругали меня сильно. Это когда я ему же, брату своему, без разрешения папин клей “БФ” на голову из тюбика выдавил. Брат в это время читал и пока сообразил, что к чему… А я тогда целых полтюбика не пожалел!

И вот пока я обо всем этом думал, то решил не плакать больше. Все равно он, как старики ветхие, не умрет никогда. Потому что, во-первых, он – мой брат! А значит, ничего плохого с ним случиться не может. А во-вторых, он веселый. А веселые люди, мне кажется, стареть не умеют…

А еще он меня на ипподром с собой брал. Ему там дядька один разрешил ухаживать за лошадью полудохлой. И мы той лошади все бутерброды и яблоки скармливали, которые мама нам с собой заворачивала. Потому что нам животное лечить доверили. А когда лошадь наша поправляться стала, то однажды откусила пуговицу с пальто моего брата. Вроде знак нам подала, что за своих признала. И мы гордились страшно. Потом, правда, она исчезла куда-то. Дядька тот, с ипподрома, еще сказал нам:

– Все, братцы, больше не приходите. Отошла ваша лошадка…

И я-то понял так, что мы ее вылечили окончательно и что теперь ее в другое место переправили, где бойкие лошадяны находятся. А брат мой почему-то помрачнел и сказал, что /веретинаром/ станет, когда вырастет. И хотя я не знал, кто такой /веретинар,/ брату своему я поверил. Потому что, когда он задумал чего-нибудь, точно сделает…

Если, конечно, не передумает потом.

Вообще-то о лошадях мой брат рассказать может все, что хочешь.

Во-первых, он кучу книг про индейцев читал. И даже сам когда-то индейцем был, недолго, правда. А уж после того как однажды летом съездил в лагерь пионерский, совсем на лошадях помешался. Просто в этом своем лагере он сильно привязался к одному мустангу. И хотя меня тогда еще и в живых-то не было, историю эту я знаю очень хорошо…

Брату перед отъездом родители сказали, что лагерь “что надо!” – спортивных секций в нем полно и кормят одной вкуснотой. А значит, скучать в таком месте не придется.

Мой брат и хотел бы согласиться с родителями, но только в лагере том ему совсем не понравилось. Делать там было абсолютно нечего – один какой-то чахлый кружок по выжиганию и сбор колосков на колхозном поле. Тосчища смертная! И мой брат слонялся целыми днями в дурацкой чужой футболке с десятым, как у Пеле, номером и грустил невыносимо.

Единственное, что его занимало, так это лошадь одна, которая паслась неподалеку. Хорошая лошадь, настоящая вполне. Иногда ее запрягали в телегу и туда-сюда возили на ней барахло всякое.

И вот, чтобы скучать не приходилось, мой брат решил эту сивку-бурку прикармливать. И полсмены лагерной потихоньку таскал ей из столовки все свои “очень вкусные” порции ненавистной манной каши и перловки несчастной.

Сказать зачем? Да чтобы, не дожидаясь конца смены, сбежать на иноходце из лагеря того чудесного…

Мой брат к тому же не один такой счастливый там был, многие ребята хотели удрать с ним вместе. Но бежать решено было верхом – телега ведь громадная, ее быстро погоня могла настичь. А потому мой брат отобрал только двух самых стойких друзей – остальные верхом не уместились бы – и стал разрабатывать план побега.

Но в назначенный день, когда все уже готово было, возникла одна сложность жуткая. Та благодарная лошадка, пока уплетала завтраки моего брата, сильно прибавила не только в весе, но и в росте.

Вымахала – будь здоров! И как на нее влезть – не знал никто. Один из беглецов, Побелык, предложил было стащить у сторожа длинную лестницу, прислонить к лошади и забраться. Но мой брат сказал, что самой лошади это вряд ли понравится.

– Если бы к твоему туловищу лестницу прислонили, ты бы потом проскакал до города с тремя седоками? – спросил мой брат Побелыка. -

Не, не то все это. Я-то их привычки знаю, – хвастался он. – Если приставить лестницу и полезть, то лошадь обязательно в сторону отбежит.

И пока его друзья восхищались знанием лошадиных повадок, мой брат подумал и решил:

– Вот что! Для успеха операции нам надо подвести лошадь к дереву и крепко привязать ее двойным морским. А потом залезть на это самое дерево и прыгнуть сверху на круп.

Те двое, что собрались бежать с моим братом, про /крупу,/ наверное, впервые в жизни-то слышали. Но куда им деваться было? Они согласились.

Животное осторожно подвели к дереву, затянули петлю на задней ноге, а другой конец веревки два раза обмотали вокруг ствола.

Первым на дерево подсадили моего брата. Он вскарабкался, прицелился, зажмурился и-и… прыгнул. Гнедая, не ожидавшая такого предательства, рванула так, что мой брат кубарем слетел на землю.

Лошадь понеслась в поле, и с тех пор ее никто ни разу не видел.

Перепуганные беглецы кинулись было в лагерь, но потом вернулись и стали ощупывать моего брата – он все еще лежал на земле, хотя, к счастью, остался жив. Побелык протянул:

– А говорил, повадки знаешь… Может, лучше было все-таки лестницу приставить?

– Просто двойной морской плохо завязали, – ответил мой брат, – а так бы…

Теперь ясно, какой у меня брат старший?! Тертый калач, не то что там! Он к тому же еще в технике всякой сечет как нечего делать. Ему какой-нибудь механизм разобрать – раз плюнуть. А если время будет, он и собрать попробует… Однажды он вообще придумал эропланом собственным обзавестись, чтобы летать где вздумается. И вот день и ночь он твердил мне о таком эроплане и о том, как он меня с собой возьмет. И тогда мы с ним будем – повсюду – как луч солнечный из-под облаков. У меня аж голова кружилась – так мне хотелось! И-и-и… с

эропланом этим целая история потом приключилась, расскажу как-нибудь…

Пока эроплана у нас не было, мой брат решил, что нам срочно нужна своя собственная сторожевая собака. А иметь свою собаку?! Живую?! В это даже не верилось…

Вообще, о собаке каждый мечтал. Когда ребята во дворе собирались и во все, что можно, уже было сыграно, все шли в круглую, с лавками, беседку и начинали придумывать, как бы они своего песика назвали…

А у брата моего, наверное, самая любимая книга – это “Белый Клык”.

Про волка, который почти что собакой стал и потом жил в доме у хороших людей. Ну, может, читали, знаете… Отличная книга! Конечно, мечтать о своем волке даже не приходилось – родители точно не разрешили бы, но вот собака… Мой брат каждый вечер мне рассказывал, как это здорово, когда у тебя своя собака есть. Как она может другом настоящим стать, если за ней ухаживать хорошенько и кормить ее к тому же… А главное – как она защищать будет от всяких гадов при нападении…

И вот когда однажды мой брат по привычке смотрел в окно и о чем-то там думал, он вдруг хлопнул себя по колену и заорал мне в ухо, что у него план есть насчет собаки. И, выпучив глаза, побежал куда-то. Я увязался было за ним, но мне велено было ждать во дворе. И я остался ждать – сами понимаете, ради своей собственной собаки можно было любое вытерпеть. Даже – если надо – сидеть на одном месте хоть сто лет.

К счастью, ста лет не понадобилось – в тот же день мой брат обнаружил в наших окрестностях призывно повизгивающего щенка грязно-бурого цвета. Хвост его был задиристо вздернут, и уши – смешные такие, висячие.

– Ты что, думаешь, он шелудивый какой-нибудь? – угрожающе спросил меня брат. – Да это чистокровная восточноевропейская овчарка! Сразу видно – прекрасная родословная.

Я-то как раз был согласен, мне тоже сразу видно было, что щен прекрасный. И вполне даже родом славный . Но предстояло еще маму в этом убедить. За папу мы были спокойны. Предполагалось, что он, когда с работы придет, обрадуется не меньше нашего.

Для поддержки с нами отправились все, кто гулял во дворе. По пути брат объяснял мне, как надо уговаривать маму. Он сказал, что ему вряд ли разрешат, а риск в таком деле недопустим. Зато мне, как младшему, отказать не должны.

Мы позвонили, и как только мама открыла дверь, я, подпираемый дюжиной дворовых оборванцев, заныл строго по заготовленному тексту:

– Мамочка, ты только посмотри на этого щенка! Он один живет, без родителей. И он очень, очень голодный. А ведь это чистокровная восточноевропейская овчарка! Спаниель называется, – добавил я от себя все, что знал на собачью тему. – Мы тебе честно обещаем в своей комнате убирать, за хлебом ходить. И мусор еще выносить. Можно, он жить у нас будет, а, мам?

Мама явно не была готова к такой перемене блюд. Она ошарашенно стояла в дверях и с беспомощным видом разглядывала нашего мухтара.

Было ясно, что мама совершенно не знает, что делать. А чё тут делать-то? Я бы точно согласился, второй раз так уже не повезет.

– Какая это овчарка? – спросила мама, приходя в себя.

– Восточноевропейская, – выдохнул я, застревая на букве эр .

– Чистокровная, – подтвердил мой брат.

И в этот же момент все ребята, что столпились на лестничной площадке, занудили как по команде:

– Можно, а? Ну чё вам, жалко, а? Раззшите, пожалста, а?

Мне показалось, что мама готова сдаться. Но тут на шум выполз из соседней квартиры хрыч старый, Евграфыч. Он вечно с балкона своего кричал, чтобы мы по газонам в футбол не гоняли. А что нам, смотреть, что ли, на газоны его несчастные?! Деда этого все ребята во дворе не любили. Даже один раз на дверь ему доски поставили, позвонили и убежали. Евграфыч, когда очухался, такой дурниной кричал! И милицию грозился вызвать. Но милиции не было, все видели, как “скорая” только приехала.

Нехорошо, конечно, но Евграфыч тоже гусь! Те доски себе забрал.

Отличные, кстати, доски были. Новые совсем.

Хотя чего их жалеть-то? На стройке за домом их вон еще сколько…

Ну так вот, вышел Евграфыч, посмотрел на всех ребят, на песика чудесного, на маму нашу, с ног до головы растерянную, и сказал, что щенка этого никак нельзя в квартире держать.

– Такие породистые собаки должны охранять государственную границу, – просипел Евграфыч. – Чтобы надежно охранять рубежи нашей Родины и никого не пропускать.

Все мгновенно затихли. Кажется, впервые в жизни все наши с уважением отнеслись к этому сварливому дедку – многие мечтали стать пограничниками. Если, конечно, пиратами не получится. А мама вдруг с живостью подхватила:

– Ну да! Это же настоящая восточноевропейская овчарка! Она должна помогать при охране границы. А в домашних условиях этот замечательный щенок обязательно захандрит. По природе начнет скучать. И, того и гляди, зачахнет еще.

Такого никто не ожидал. Но, к сожалению, все было убедительно.

Особенно насчет “того и гляди”. Кто же захочет, чтобы собака

чихала? Все наши, вся подмога, переминаясь, тоскливо шморгали носами. Деваться было некуда.

И только мой брат не растерялся. Потому что он умный. И всегда знает, что делать надо.

– Мамочка, – рассудительно произнес он, – ведь эта собака уже обрадовалась, что ее хорошие люди подобрали. А мы что ж, теперь, как гады какие-нибудь, выгоним ее?

Я давно заметил – не часто, но все же бывает, что взрослые сразу все свои объяснения забывают, когда ребята маленькие правду им скажут.

Может, вспоминают, как сами учили всегда правду говорить? Вот и тогда. Мама помолчала. Улыбнулась. И… согласилась впустить щенка.

– Ненадолго! Только переночевать…

– И то хлеб! – сказал кто-то сзади. – Мне ваще никадабы не раззшили .

Конечно, мы с братом были на седьмом небе! У нас хотя бы на сегодня, но была теперь своя собака! А мамина популярность в глазах всего двора выросла до уровня космонавта.

Понятное дело, в тот раз мы полночи бесились и все играли с нашим щенком. И придумывали ему имена звучные. И обсуждали, как нам утром уговорить родителей, чтобы песик наш, породистый очень, остался жить у нас насовсем… А потом как-то незаметно я провалился в огромное распахнутое небо, которое мы с братом пронзали – как луч солнечный – на своем собственном эроплане . И у меня в руках заливисто тявкал от радости вислоухий щен. И это было самое лучшее из всего, что до тех пор случалось в моей восхитительной жизни.

Окончилась вся эта собакиада достаточно прозаично – под утро песик улизнул в комнату родителей и, пока они еще спали, забрался к ним на тахту со всеми вытекающими. И хотя я бы на месте взрослых только обрадовался – за своих ведь признал! – участь нашего щена была решена. И мы вынужденно отдали его другу моего брата. По-моему, тоже на “переночевать”.

И остались мы без собаки…

Вот почему в тот же день мой брат решил стать пограничником – “там собаку дают”…

Щенка того мы еще долго встречали в окрестностях за домом. И, конечно, таскали ему на подкормку еду всяческую – котлеты, борщ в кастрюле, компоты с морсами – да все, что мама нам на обед оставляла, когда на работу уходила. А чего добру пропадать-то?!

Потом у нас жили кролики, черепаха, котенок, живые карпы в ванной, какая-то приблудная старушка и настоящий речной рак… Еще – недолго, под кроватью без разрешения, – большая рыжая собака. Тоже очень чистокровная, хотя она и съела мою любимую елочную игрушку. И уже чуть позже – ежик, опять котенок и канарейка. Мой брат всерьез подумывал о кенгуренке или крохотном ручном крокодильчике, но, к счастью для родителей, это осталось в планах…

А пограничником мой брат тоже не стал. Не успел просто. Однажды без спроса включил папин приемник, услышал там внутри музыку и как будто с ума сошел – тут же принялся гитару выпиливать. Сказал – импортную.

А после гитары – какие уж там пограничники?..

Брат и меня тогда разбудил. Ну, когда приемник тот включил. И в ухо мне заорал, чтобы я слушал внимательно. Ну, я и стал слушать. А что мне оставалось делать?!