Глава 2. Это сладкое слово — месть

Охота была удачной. Загнав быстроногую молодую лань, по глупости отбившуюся от своих сородичей и слишком увлекшуюся водопоем, пантеры жадно рвали зубами горячее, сочащееся кровью мясо. Диад по-джентельменски оставлял даме лучшие, на его привередливый взгляд, куски и, конечно же, печень. Жадничать не было нужды, лани с лихвой хватило на одну трапезу двум пантерам и еще осталось для мелких падальщиков. Насытившись, отяжелевшие звери подошли к извилистому ручью и под раскидистой ивой напились чистой ледяной воды, смывая с усов, морд и когтей свежую кровь и кусочки мяса. Потом Диад выжидающе посмотрел на повелительницу. Объевшуюся пантеру изрядно клонило в сон, но в незнакомом лесу, даже если чувствуешь себя в нем хозяином, спать было слишком опасно.

Пантера-богиня ответила Диаду понимающим тычком в бок и скрылась в магическом мареве. Через считанные доли секунды Элия приняла человеческий облик и, захватив довольного питомца в поле телепортации, перенеслась в свои лоулендские покои. Пантера тут же вспрыгнула на тахту в гостиной и, свернувшись клубочком, погрузилась в дрему, переваривая сытный обед. Зверь настолько наелся, что не стал даже чистить шкуру, в которой местами запутались веточки и семена трав.

Принцесса с улыбкой поглядела на своего разомлевшего питомца. Сама богиня в процессе трансформации тела преобразовала съеденное мясо в запас чистой энергии. Так, как правило, поступали все оборачивающиеся, чтобы не страдать из-за несовместимости объемов пищи с размерами желудка и чуждого настоящему метаболизму рациона. (Элия до сих пор помнила, как маялся животом младший братишка Лейм, нащипавший травы в обличье лани, пока ему не дали лекарственной настойки). Женщина не чувствовала себя объевшейся тяжелой пищей и готова была с удовольствием перекусить чем-нибудь более изысканным, чем сырое, пусть и наисвежайшее мясо. Блюда такого рода в истинном божественном облике включал в свой рацион лишь принц Энтиор, чьи вкусы сильно зависели от вампирской крови, текущей в венах.

Из-за разницы во времени между миром, избранным для охоты, и Лоулендом, Элия вернулась домой под вечер. Солнце клонилось к закату, и ужасная дневная жара, ведя ожесточенные бои за каждый градус, медленно отступала. Город и замок, словно навеки застывшие в неподвижном янтаре зноя, начинали понемногу оживать.

Благодаря жаре семейные трапезы — один из стойких обычаев королевской семьи Лоуленда, раз в день собирающий всех родственников, находящихся в данный момент в королевстве, — были временно упразднены. Каждый питался самостоятельно, когда, с кем и чем хотел, если вообще хотел. Элия, как Богиня Любви и единственная, не считая склочной тети Элвы, дама в семье, пользовалась неизменным спросом в качестве компаньонки.

Братья соперничали за право пригласить принцессу к трапезе по двум причинам: во-первых, общество прелестной и остроумной женщины само по себе было весьма притягательно, а во-вторых, согласие Элии составить компанию существенно повышало личный рейтинг бога, удостоившегося этого самого согласия. Самолюбивые мужчины готовы были соперничать между собой в любой области, превратив конкуренцию в своеобразный вид спорта. Король Лимбер не имел ничего против развлечений такого рода, даже потворствовал им, полагая, что соревнования только умножают общую силу семьи, а, следовательно, и государства. Элия была согласна с отцом, но иногда принцессу весьма раздражал тот факт, что ее благосклонность расценивается, как переходящий приз. Но сейчас собственная популярность была юной богине на руку.

'Скоро зайдет кто-нибудь из родственников, чтобы пригласить к ужину' — подумала принцесса и, как поступала в большинстве случаев, решила отдать предпочтение тому приглашению, которое последует первым. Сегодня Элия была расположена флиртовать и кокетничать напропалую. Пусть Нрэн ревнует и злится, может, быстрее склонится пред ее чарами. А в том, что кузен прознает о ее развлечениях, принцесса ничуточки не сомневалась. Лорд обладал какой-то сверхъестественной, прямо-таки компасообразой способностью определять местонахождение принцессы и, неожиданно явившись в самый неподходящий, с точки зрения общества, момент, безмолвно маячить в отдалении, убивая трассирующими очередями ревнивых взглядов кавалеров кузины.

Переодевшись в более подходящее для летнего вечера открытое, светло-серое платье без рукавов, чуть тронутое тончайшей серебряной нитью, перехваченное тонким пояском, изукрашенным жемчугом, Элия опустилась в мягкое кресло. Богиня сбросила шелковые серебристо-серые туфельки с подошвой из тончайшей кожи, и ее ножки утонули в мягком густом ворсе кремового ковра.

'Интересно, избавился ли Нрэн от своей красотки?' — задумалась принцесса, постукивая пальчиками по подлокотнику. Богиня со своей стороны сделала все возможное, чтобы навести кузена на гениальную мысль о неотложной необходимости этого поступка. Большие надежды принцесса возлагала на то, что Нрэн как огня испугается распространения вести о его готовности жениться на Власте. Милое словечко 'жениться' у всех родственников Элии, опуская отца и дядюшку, непременно вызывало мгновенное несварение желудка и аллергию. Нрэн таким исключением не был, а зная настырность сестры, лорд вполне мог сообразить: Элия, а вслед за ней и все братья изведут его ехидными подколками и вопросами о грядущем бракосочетании. Тем более никаких внешних признаков ревности кузина не проявила, значит становилось очевидно даже такой странной личности, как Нрэн, что присутствие девицы в Лоулендском замке неуместно. Выгоды никакой, одни неприятности!

'Впрочем, — решила Элия, — даже если кузен вытурил пассию из замка, я не намерена сию минуту возвращать ему свою благосклонность. Пусть негодник, заставивший меня сомневаться в собственной силе, помучается, поревнует, понервничает, хлебнет полной мерой последствий необдуманного поступка.

Дальнейшей формулировке основных постулатов партизанской войны с Нрэном помешал паж, явившийся с докладом о визите принца Мелиора. Удовлетворенно улыбнувшись, женщина решила, что изысканный красавец Мелиор — Бог Интриг и Дипломатии, Покровитель Коллекционеров, знаток этикета, эстет, гурман и сибарит — как раз то, что нужно для дрессировки Нрэна.

Когда принц вошел в гостиную, Элия благосклонно протянула ему руку для поцелуя. Мелиор склонился в изящном, как любой его жест, поклоне и нежно коснулся губами тонких пальчиков принцессы

Мужчина — живой идеал, словно сошедший со страниц 'Высших правил этикетного уложения и наставлений', был как всегда прекрасен, а манеры его безукоризненны. Свое появление он рассчитал с точностью до секунды, придя ровно в тот миг, с которого считалось приемлемым вести разговоры о вечерней трапезе.

— Замечательный вечер, сестра, — приветствовал богиню мужчина, неохотно выпуская из своих длинных пальцев, полускрытых белоснежной пеной кружевных манжет, прелестную ручку сестры. Даже он сегодня не надел камзола, удовольствовавшись шикарной приталенной кипенно-белой рубашкой с широкими рукавами, сужающимися лишь у самых запястий. — Твоя дивная красота — словно живительное дуновение горного воздуха среди плавящихся от зноя камней замка.

— Прекрасный вечер, дорогой, — улыбнулась Элия, удержав готовое сорваться с острого язычка замечание насчет того, что прохладу брату дает освежающее заклятье, а вовсе не созерцание Богини Любви, от взгляда на которую, здоровым мужчинам с нормальной ориентацией положено сгорать в огне страсти, но уж никак не леденеть.

Принцесса небрежным кивком головы предложила брату расположиться в кресле напротив. Мелиор неспешно опустился на сидение, раскинувшись с изящной небрежностью хищного зверя, прекрасно сознающего собственную силу и красоту. Поигрывая перстнем со светлым сиренитом на мизинце, бог промолвил, бросая на Элию косой взгляд из-под ресниц:

— Сестра, солнце ушло из восточной галереи пару часов назад. Сейчас там благодатная полутень. Не согласишься ли ты отужинать со мной тет-а-тет? Сегодня я хочу сотворить для тебя нечто особенное.

— Пожалуй. И что же это будет? — заинтригованно спросила принцесса, слегка выгибая бровь.

— О, нечто в холодных тонах. Ты не пожалеешь, что согласилась. В последнее время я экспериментировал с холодными закусками и сластями. Обещаю много восхитительных сюрпризов, — принц таинственно улыбнулся, скользнув пальцами по витой нагрудной цепи черненого серебра.

— Звучит заманчиво, — протянула принцесса, соблазненная предложением Бога Гурмана.

Мелиор торжествующе улыбнулся и перетек из кресла в вертикальное положение, чуть склонился, предлагая сестре руку. Элия едва коснулась ее, выпорхнув из кресла. Рука об руку боги направились на восточную открытую галерею. Там, скрытые от посторонних глаз флером заклинания незаметности и отталкивающим барьером, стояли ломящийся от изысканных яств стол на витых ножках, застеленный белоснежной кружевной скатертью, и пара кресел алебастрового дерева. Кресла были удобны и в меру глубоки (иные Бог Сибарит подсовывал только недругам). Для сестры же, случай редкостный, не любивший не только перенапрягаться, но и просто напрягаться, Мелиор старался, как для самого себя.

Если уж принц приглашал Элию на трапезу, то можно было смело утверждать: богиню ждет не заурядный ресторанный перекус, а настоящий шедевр гастрономии. Бог Гурман властью своей творил столь потрясающе вкусные и столь же красивые блюда, что подчас сии лакомства жалко было есть. Хотелось поместить их в заклятье вечной свежести и оставить для примера потомкам и поварам. Магический кулинарный талант являлся частью божественной сути Бога Покровителя Гурманов. Но на сей раз принц превзошел самого себя.

Брат и сестра отлично проводили время, наслаждаясь относительной прохладой, навеваемой легким волшебным ветерком, обществом друг друга и изысканной пищей, поданной, как и обещал принц, 'в холодных тонах'.

Остроумная беседа о новых пополнениях великой Коллекции Мелиора, с показом фантомных образов особо интересных экспонатов, болтовня о первой в этом сезоне премьере в Театре всех Миров, отлично шла под яйца, фаршированные ветчиной и сырным кремом, паштет из телятины, тарталетки с куриным мясом, заливное из гусиной печенки, несколько десятков видов салатов, персики с кремом, кофе глясе, многослойное желе, лучшие лиенские вина и, конечно, мороженое с орехами, шоколадной крошкой и жидкой карамелью.

Боги мило сплетничали о последнем скандале — безумной любви баронессы Ливилэ дель Вэнс из восточной провинции Руманта и нового трагического актера с соболиными бровями и огненным взором черных, как ночь в новолуние глаз. Мелиор всегда умел подать такие пикантные истории под нужным соусом и позабавить сестру. Упрямая в своих чувствах дама, большая (во всех смыслах, включая объемы фигуры) поклонница театрального искусства, уже больше луны засыпала короля душещипательными и многословными прошениями. Она чуть ли не штурмом брала кабинет короля Лимбера в приемные и не приемные дни, домогаясь с упорством достойным лучшего применения его положительной резолюции на петиции. Монарх Лоуленда спасался за баррикадами, тщетно взывал к посмеивающейся в усы страже, бдительности секретарей и продолжал упорно сопротивляться.

Болтая о глупости и упорстве вдовицы Ливилэ, принцесса неожиданно почувствовала на себе чей-то тяжелый, как чугунная плита, взгляд, одновременно с этим ее захлестнула волна чужих чувств: ревнивая безнадежная тоска, желание, странная, мрачная любовь.

'Вот и Нрэн пожаловал, — подумала принцесса, сразу узнав виновника своего беспокойства. — Однако, ты быстро спохватился, дорогой. Смотри внимательней, кузен, как нам хорошо вдвоем с Мелиором, поревнуй, дружок. Может, это отобьет у тебя охоту таскать в Лоуленд своих шлюшек и демонстрировать их мне. Пора бы тебе перестать демонстративно игнорировать мои намеки'.

Делая вид, что поправляет прическу в моментальном магическом зеркале, женщина слегка обернулась и увидела мужской силуэт, в дальнем окне галереи. Мелиор тоже ощутил яркое излучение чужих эмоций (на его долю выпала ревнивая зависть, которую Нрэн и не думал скрывать). Проследив за траекторией излучения, принц опознал наблюдателя и иронично заметил, прикрывая язвительной шуткой легкий холодок опасений:

— Кажется, милая, наш кузен недостаточно отошел после последнего похода на Санирсию, его все тянет поиграть в разведчика.

— А кто мы такие, чтобы мешать ему предаваться этой невинной забаве? — беспечно пожала плечами Элия и спокойно вернулась к мороженому.

— Правда, драгоценнейшая, будем милосердны, не станем разочаровывать Нрэна, — согласился принц и 'великодушно' предложил: — Сделаем вид, что ничего не заметили, а то еще наш великий воитель решит, что утратил квалификацию, и заколется с горя. Это нанесет непоправимый урон обороноспособности Лоуленда.

— Папа опять же ругаться будет, — задумчиво покивала головой богиня, аккуратно слизывая с ложечки подтаявшее и перемешавшееся со сливочной карамелью мороженое. — Что ж, решено, мы Нрэна не видели, пусть спит спокойно, наслаждаясь сознанием собственных грандиозных талантов.

И боги продолжили ехидную беседу, демонстративно игнорируя мрачное наблюдение воинственного кузена. Элия с легким сердцем, а принц, пряча за показной беспечностью некоторую нервозность и нехорошие подозрения, касающиеся своих дальнейших взаимоотношений с ревнивым Богом Войны. Взаимоотношений, чреватых если не нарушением целостности физической оболочки, то уж чередой дополнительных тренировок наверняка.

Даже выбросив Власту из замка, охладившись под струей ледяной воды и испив пять больших чашек кипящего зеленого чая кряду из любимого фарфорового сервиза с золотой росписью, Нрэн не находил себе места от беспокойства, вызванного мучительными размышлениями сводящимися к банальной, как всякие любовные терзания, фразе: 'Я болван и солдафон, недостойный даже видеть Элию'. Никакие занятия, даже заточка и полировка любимого меча, впрочем, не нуждавшегося ни в заточке, ни в полировке, не могли отвлечь бога от горьких раздумий, так не похожих на обычные отстранено логичные мысли.

Наконец, лорд, руководствуясь некой противоестественной, неизвестной авторам, Силам из Двунадесяти и Одной, и самому Великому Творцу, мужской логикой, доступной, должно быть, только избранным гениям военного поприща, пришел к категоричному выводу: он должен сейчас же узнать, где находится принцесса, что она делает и главное — с кем! Над тем, что данное умозаключение полностью противоречит всем выведенным прежде, мужчина не дал себе труда поразмыслить.

Стремительно покинув свои апартаменты, Нрэн на мгновение остановился у дверей, давая инстинкту ревности выбрать в каком направлении начать поисковую работу. Вопрос решился сам собой, без участия сверхъестественных чувств. В конце коридора мелькнула фигурка одного из рабов — маленького пажа. Только принцесса Элия, да Энтиор держали детей-слуг для забавы, но вышколенный страхом и болью раб принца никогда не двигался бы по замку так беспечно, значит, паж принадлежал Богине Любви и мог раскрыть Нрэну секрет ее местонахождения. В долю секунды сопоставив все данные и решив действовать, лорд, словно леопард к добыче, метнулся к ребенку. В три шага догнав несчастную жертву, он легонько припечатал ее ладонью к стене, наклонился, глянул прямо в расширенные от ужаса карие глаза и без обиняков спросил:

— Где сейчас твоя госпожа?

Через несколько секунд до насмерть перепуганного внезапной атакой Бога Войны паренька дошел смысл вопроса и он прозаикался, постукивая зубами от ужаса:

— Уж-жи-ннна-ет в-в во-во-сточ-ч-ной гал-ле-рррее.

Получив ответ, Нрэн моментально забыл о своей случайной жертве и понесся в указанном направлении, как грозовой фронт, подгоняемый штормовым ветром. Дрожа еще сильнее от воспоминаний о минувшей угрозе, паж медленно сполз по стене, ощущая предательскую сырость в новеньких шелковых шафрановых штанах с кокетливым золотистым кантом.

Что и говорить, даже вид безмятежно спокойного лорда Нрэна отнюдь не способствовал сохранению душевного равновесия любого здравомыслящего существа. Общаться с Богом Войны без привкуса неизбежного страха могли лишь считанные единицы. В Лоуленде и прочих мирах Нрэну поклонялись, ему повиновались безоговорочно, признавали безупречный авторитет стратега, но никому и никогда еще в его обществе не было уютно. И взрослые люди без привычки с трудом сохраняли присутствие духа, что уж говорить о детях с их ранимой психикой. После прямого столкновения с Нрэном Лоулендским маленького пажа еще долго мучили ночные кошмары.

Домчавшись до стеклянных, в изящном переплете дерева и серебра, дверей восточной галереи, опоясывающей часть этажа, воин приник к стеклу. Там, на открытой вечернему ветерку площадке лорд увидел Элию и Мелиора. Они были только вдвоем, сидели рядышком за небольшим столиком и любезничали. Элия заразительно смеялась над тем, что увлеченно рассказывал ей брат. Да уж, Мелиор всегда умел красиво болтать! Принц томно улыбался, время от времени нежно касаясь кончиками пальцев обнаженного локтя сестры, чтобы привлечь ее внимание к каким-то особенно интригующим моментам в повествовании, наклонялся к розовому кораллу ушка принцессы, чтобы прошептать женщине пару другую фраз, словно ненароком касался ее волос. Заметив, как нога Мелиора, обтянутая легкой тканью черных лосин, придвинулась к принцессе и будто невзначай коснулась ее бедра, Нрэн заскрипел зубами, не в силах сдержать бешеной ревности. Будь на месте зубов камни, моментально стерлись бы в пыль, столь велика была ярость бога.

Воитель пристально вглядывался в происходящее на галерее, еще больше растравляя гноящуюся рану своей неистовой ревности и боли. В сумасшедшей от любви голове Бога Войны не нашлось даже крохотного местечка справедливым мыслям о том, что Мелиор имеет прав на общение с сестрой не меньше, чем он сам, и волен оказывать ей знаки внимания, а, следовательно, причин для законной ревности быть не должно.

'Ну, Мелиор, ты за это заплатишь!' — твердо пообещал себе лорд, стискивая рукоять верного двуручного меча. Мрачная улыбка скользнула по крепко сжатым губам бога. Он уже знал, кого пригласит завтра поразмяться в тренировочном зале королевского замка. Пожалуй, шпаги с заостренными кончиками вполне подойдут!

Случайных любовников принцессы лорд, как правило, убивал без затей, впрочем, как и остальные братья богини, считавшие это дело не то своеобразным развлечением, не то видом спорта для избранных. Честного же вызова на дуэль, насколько вообще дуэль любого существа с Богом Войны могла быть честной, удостаивались лишь особо выдающиеся экземпляры, сумевшие завоевать хотя бы крупицу уважения.

С братьями Нрэну приходилось сложнее. Убить их ему не позволяло чувство долга и абсолютная преданность семье, а оставить безнаказанными за заигрывания с кузиной бешеная ревность. Наконец, лорд нашел некий компромисс между двумя раздирающими его чувствами: пользуясь правом Верховного Наставника по оружию, он вызывал особенно раздразнивших его ревность родственников на тренировку по фехтованию для проверки уровня мастерства жертвы. Периодически проводить подобные проверки входило в круг обязанностей Бога Войны, а к своим обязанностям он относится чрезвычайно добросовестно.

Немного успокаивался Нрэн лишь после нанесения брату, осмелившемуся нагло приударить за Элией, многочисленных, но не смертельных увечий. Провожаемые строгой рекомендацией воителя больше внимания уделять занятиям с оружием, боги почти ползком покидали учебный зал. Даже при своей неуемной регенерации лоулендцы вынуждены были отлеживаться в мирах после таких 'занятий' как минимум пару недель, чего никогда не случалось когда мужчины сражались между собой даже настоящим оружием. Такого рода развлечения члены королевской семьи практиковали регулярно, звон клинков редко смолкал надолго в тренировочном зале, но поскольку силы были примерно равны, то и серьезных увечий боги не могли нанести друг другу.

Иное дело — фехтование в Нрэном, достигшим сверхъестественных, даже по меркам Бога Войны, высот в своем мастерстве, давно перешедшем в ранг искусства. Быстрота и безупречная четкость его движений поражали воображение. В бою он перемещался с такой скоростью, что, казалось, возникал в одном месте тренировочной площадки, а через сотую долю секунды уже появлялся в другом, так же быстро мелькал и его меч. Рапира, эспадон, секира, чекан или алебарда — в руках великого воителя любое оружие было подобно пушинке. Никто в Лоуленде не мог даже мечтать составить лорду конкуренцию, да никто и не стремился к этому, хотя стон искреннего сожаления и срывался порой с уст детей Лимбера, уползающих зализывать раны после внушительных наставлений воителя.

Смех Элии нежный, как звук серебряного колокольчика, все еще звучал в ушах счастливого принца, когда он, простившись с богиней у дверей ее апартаментов, неспешно шествовал к своим покоям. Полуприкрыв глаза, Мелиор мечтательно перебирал в памяти драгоценные мгновения сегодняшнего вечера и заключительного разговора за бокалом вендзерского. Принц самодовольно улыбнулся, остановившись полюбоваться на золотисто-синюю шпалеру, изображавшую сцену романтичного свидания нежной девицы и пылкого воздыхателя. 'Ковер' занавешивал вход в одно из маленьких укромных местечек замка — уютный уголок любви, временами посещаемый принцами или самим королем. Мелиор снова улыбнулся, коснувшись подбородка пальцами: жизнь восхитительна! Элия согласилась позавтракать с ним завтра утром.

Принцесса же, расставшись с братом, ненавязчиво расспросила своих вездесущих сплетников-пажей. Богиня узнала, что один из них до сих пор приходит в себя после столкновения с Нрэном, выспрашивающим о местонахождении кузины, и что новая пассия лорда воителя куда-то исчезла из замка. Ей не заказывали на кухне ни обеда, ни ужина.

Дав пострадавшему мальчонке три выходных кряду и приказ немедленно сходить за успокаивающим сиропом в замковую лечебницу для слуг (неизвестно чего паж, пребывающий в шоковом состоянии, перепутает или разобьет), Элия позволила себе порадоваться. Великий план-розыгрыш удался! Это утешило самолюбие богини, оскорбленное изменой молчаливого поклонника.

Отослав жаждущих угодить мальчиков, Элия отправилась купаться перед сном. А что еще оставалось делать 'несчастной' Богине Любви, если в почте, которую она просматривала после завтраком, не нашлось ничего достойного высочайшего внимания? Нет, конечно, признаний как всегда оказалось в избытке, но ни одного, способного по-настоящему заинтриговать принцессу не нашлось. Итак, старые приятели поднадоели, новых знакомых, достойных чего-то большего, чем легкий флирт, не появилось.

Иногда становилось скучно даже Богине Любви. Ведь наступила летняя пауза в официальных и открытых балах нелюбимая Элией. Для кокетливой принцессы это значило неизбежное сужение территории 'охоты'. Разумеется, оставались еще рестораны (любимый вампирский 'Закат' с его мрачно-чувственной атмосферой, экзотический и яркий 'Южное солнце', изысканный и романтичный 'Роза удачи'), масса милых кафе, разбросанных по улочкам Лоуленда, роскошные пляжи с белым песком у Океана, Театр Миров и другие увеселительные заведения города, не говоря уж о бесконечной веренице измерений.

Но сейчас Элии хотелось развлекаться именно в Лоуленде. Она совсем недавно уже навестила несколько любимых миров и вдоволь наигралась там, удовлетворив профессиональную тягу. Особенно наслаждалась богиня интригой, закрученной в Фаллоне, где под семью разными личинами крутила любовь с тремя кавалерами одновременно: красавчиком герцогом, королевским палачом и придворным менестрелем. Попутно ветреная богиня жестоко отказывала в милости самому королю, его брату, наследнику и Архонту Храма Справедливости, почему-то решившему, что высшей справедливостью будет любым путем заполучить в свои объятия соблазнительную красотку, плюющую на него. Игра была долгой и увлекательной, но она завершилась, Элия без сожаления покинула Фаллон, чтобы больше никогда туда не возвращаться, и прибыла домой.

Принцесса твердо придерживалась обычая, возведенного в ранг правила: между длительными эскападами в измерения непременно следует возвращаться в Лоуленд, в те края, где знают и принимают тебя настоящую, без всяких личин, чтобы не заплутать между масками, набрасываемыми на миг, и истинным обличьем.

А что лучше, чем родина — жестокий, вечный, прекрасный Лоуленд — способно напомнить богу о его подлинной сути?

Богиня выросла в Лоуленде, воспринимая все происходящее в нем как должное, и только спустя несколько десятков лет и тысячи странствий по мирам осознала контрастность Мира Узла, его жизни, замешанной на красоте, величии, силе, равнодушной или творческой жестокости. Осознала, но не отринула. Разве могла она упрекать брата за проявление сущности Бога Боли и Извращений? Богам не дано сдерживать своей божественной сути. Элия принимала и свой мир и родичей такими, какие они есть, с их жизнелюбием, колким остроумием, элегантностью, смертоносным обаянием, веселой жестокостью, страстью к насилию и 'дикой охоте', легенды о которой жили во многих мирах.

Встряхнувшись, богиня заметила, что размышления увели ее слишком далеко вглубь себя, заставив утратить связь с реальностью. Материальный мир напомнил о себе ударившейся в философию принцессе: приятно теплая вода почти остыла, пышная абрикосовая пена опала и плавала по поверхности жалкими островками былого величия. Женщина вылезла из ванной, закуталась с ног до головы в пушистое полотенце, подождала пару секунд, пока оно, снабженное простенькими чарами, впитает воду, и, не накидывая пеньюара, побежала в спальню. Шелковые простыни уже ждали ее.

— Прекрасной ночи, Творец! — как обычно, тихо прошептала принцесса и, закрыв глаза, задумчиво добавила, имея в виду родственников и себя. — Творец великий, какие мы сволочи. За что же я люблю их?

Как всегда случалось при упоминании Творца, на мятущуюся душу юной богини снизошел покой и пришел мудрый ответ: любить, зная сущность любимых, куда труднее, чем делать это, слепо закрыв глаза. Боги живут по своим законам, их поступки и мораль не подсудны людской молве. Для них лишь Суд Сил и самый жестокий, собственный суд. Пока ты отдаешь себе отчет в каждом, даже самом ужасном своем поступке и готов за него платить, пока ты играешь в жизнь и жизнью, безумно любя и одновременно ни во что не ставя ее, пока ты смеешься над тем, над чем люди смеяться не в силах, и щедро даришь свою силу мирам — ты Бог. И не будет тебе покоя. Покой — удел мертвецов, а бог беспокоен вечно. Любовь, ненависть, дружба, бешеная вражда, преданность и вероломство, нежность и жестокость — все у Богов через край. И это тоже суть Бога! Следуй ей, и в этом участь назначенная Творцом!

Улыбнувшись и словно внезапно на что-то решившись, а, может быть, повинуясь загадочному зову женской интуиции, богиня откинула атласное, чуть толще простыни, одеяло и спустилась с кровати. Как была, нагишом и ни сколько не стесняясь своей наготы, Элия отправилась к дверям апартаментов, выходящим в коридор. Распахнув одну створку, она увидела в нескольких шагах от дверей худощавого мужчину в непривычных глазу лоулендца черно-белых слоистых одеждах и таком же тюрбане. Он пристально изучал скульптурную композицию 'Пастух и девицы', у которой утром состоялась встреча Элии с пассией Нрэна. Тот, что стоял рядом со статуями сейчас, понравился богине гораздо больше. Принцесса сразу обратила внимание на жесткий ястребиный профиль и прозрачно-зеленые глаза на загорелом до бронзы лице незнакомца. Богиня выскользнула в коридор и, призывно улыбнувшись, пальчиком поманила мужчину за собой. Надо отдать незнакомцу должное, он сориентировался почти мгновенно. Легкое изумление на лице быстро сменилось восхищенным желанием. Метнувшись к женщине, словно тигр к добыче, он легко, как пушинку, подхватил ее на руки и внес в комнаты, небрежно подцепив носком и захлопнув пяткой дверь. Так же стремительно мужчина, не отпуская принцессу из объятий, нашел дорогу в спальню…

Незнакомец, хвала божественной интуиции, оказался отличным любовником: сильный, терпеливый, умелый, достаточно опытный для того, чтобы заботится о наслаждении женщины, ценящий разнообразие и фантазию. Приподнявшись на локте, Элия рассматривала свою случайную находку в свете полной луны, посеребрившей легкий тюль на окне.

Привольно раскинувшись на простынях, мужчина чутко спал, его рука по-хозяйски лежала на бедре принцессы, словно и сейчас он утверждал свои права на любовницу. Черные волосы, заплетенные в несколько косиц, разметались по подушкам. Он был прекрасно сложен: сухощавый, но не худой, а скорее поджарый, ни одной лишней жиринки. Тонкие кисти рук с длинными пальцами, если б не мозоли от меча, настоящие руки музыканта. Бронзовый ровный загар покрывал тело, словно какой-то жгучий огненный ветер, выплавивший тело в своем горниле, заодно опалил его снаружи.

— Могу биться об заклад даже с Джеем, мужчина из Эндорского посольства, только им разрешено останавливаться в замке, — окончательно уверилась в своей догадке женщина, и принялась с удвоенным удовольствием собственницы рассматривать своего нового любовника. Подмышкой у незнакомца оказалась ритуальная татуировка — стоящая на хвосте змея шшург.

Ой! — сообразила принцесса, вспоминая занудные уроки международной географии лорда Ллойда и соединяя их с самостоятельно выхваченными из нескольких книг по Эндору деталями. — Такое украшение может быть лишь у советника Великого Хассиза — Повелителя Свободных Кочевников: Выходит этот парень — не заблудившийся стражник, решивший поглазеть на диковины замка, а глава посольства. Вот незадача! — Элия с досадой прикусила губку. — Проклятие Бездны на их строгие и до невозможности причудливые обычаи, в которых не путаются только вазиры — эндорские шаманы, блюстители традиций. Как бы такое легкомысленное поведение принцессы Лоуленда не было воспринято несколько неадекватно. Эти эндорцы такие чудные! Будет досадно, если моя шутка нарушит папины дипломатические планы. Придется все-таки отправляться подальше в миры. А для начала нужно замести следы, пока советник Хассиза не пробудился, чтобы выяснить с кем именно он провел ночь!

Первым делом, используя не магию, но Закон Желания, женщина отправила незнакомца, его одежду и прочие личные вещи в отведенные послам комнаты. Надо сказать, оружия на эндорце оказалось едва ли не больше, чем тряпок, зато сразу стало понятна мода на развевающиеся одеяния. Под тесной одеждой такого мощного арсенала, сделавшего честь самому Нрэну, не спрячешь. Не знай богиня, что таскать на себе как можно режуще-колющих предметов в обычаях этого народа, она могла бы легко заподозрить посольство в недобром намерении малым числом перерезать нынче ночью всех обитателей королевского замка.

Избавившись от 'тела' и массы атрибутов его сопровождающих, Элия вздохнула свободнее и решила, что должна покинуть Лоуленд сразу же после завтрака с Мелиором (обещанное надо выполнять). Принцесса вознамерилась не появляться дома до тех пор, пока здесь околачивается злополучное, вооруженное до зубов посольство. Радовало только то, что, как правило, в столице чужаки надолго не задерживались. Лимбер терпеть не мог пустых нахлебников и приживал. Негласным девизом короля, вынужденного поддерживать колоссальный объем дипломатических связей, было: подписали договор, уладили дела и валите домой.

Касательно того, куда отправиться, Элия пока не приняла окончательного решения. Но если Силы Судьбы и Удачи не подкинут неожиданного шанса, перетасовав колоду Случая ради лоулендской богини, она рассчитывала отсидеться в каком-нибудь из своих замков или в гостях у родичей. Даже самые нелюдимые из коих становились гостеприимны, если речь заходила о сестре.

(Этот текст можно считать сноской к прочтению необязательной:

У самой принцессы, как и у всех членов семьи, было несколько избранных мест, где она предпочитала проводить время. По крайней мере, один замок в пределах Лоуленда и энное количество в обитаемых или незаселенных разумными существами мирах. В этих убежищах, устроенных богами по своему вкусу, гостили друзья, нередко родственники, жили любовники и любовницы, домашние питомцы, туда стаскивались пришедшиеся по вкусу вещи, мебель, украшения, безделушки, там использовались самые разнообразные чары. Но замки служили не только сокровищницами, но одновременно и обителью уединения. Используя силу творения, фантазию, почти безграничные по меркам людей финансовые возможности, боги превращали свои избранные убежища в настоящие произведения искусства.

Принцесса сравнительно недавно, в двадцать пять лет, получила первый лоулендский замок в подарок от отца. Да и в мирах у нее было пока лишь три замка, которые она только-только закончила обставлять по своему вкусу. Один — самый укромный в безлюдном Мире Эйта, где она предпочитала пребывать без слуг и друзей, наедине с собой. Там все делала магия. Специально сплетенные чары поддерживали чистоту, доставляли еду, развлекали. В этом месте женщина углублялась в изучение сокровенных тайн великого волшебства, рисовала, отдыхала от общества людей и богов, на Эйт допускался лишь питомиц богини — Диад.

В другом измерении, являвшемся небольшим узелком силы на Ткани Мироздания, обитали разумные существа самых разнообразных рас, кое-кого даже Элия увидела впервые, лишь посетив Олонез. Особняк богини стоял на улице Роз в шумном городе, где при желании можно было поужинать в хорошем ресторане, сходить в театр, цирк, на представление иллюзий, послушать менестрелей, сыграть в казино, посетить бордель, позабавиться на уличном маскараде или роскошном балу, словом, найти любое развлечение, какое только взбредет в голову. Вольный, веселый, открытый для других измерений независимый мир, где не стоило таить своих способностей и скрывать сути, Олонез стал для принцессы настоящей находкой. Он принимал тебя без вопросов и дознаний, ничего не требуя взамен, кроме доброго к себе отношения. Там жили существа, хорошо владеющие магией, ценящие свободу, юмор и легкость нравов, не мешающие жить другим, но готовые в случае необходимости постоять за себя. Недаром Олонез находился под покровительством Сил Невмешательства из Двунадесяти и Одной, что делало его таким демократичным, и Эроса, что обуславливало так прельщавшую Богиню Любви свободу нравов.

Третий Мир величественного древнего леса, бескрайних разнотравных лугов и высоких гор, где жили эльфы, дриады, русалки, воздушные зефириды и другие народы природы, принцесса взяла под свое покровительство и выстроила там замок, повинуясь прихоти, а, быть может, и воспоминанию о Меллитэле — своем первом задании Источника. Мир этот давал ей ощущение уединения и одновременно тонкой причастности ко всему живому. В эту обитель женщина нередко приглашала братьев, друзей и любовников, с дружелюбным интересом наблюдая за тем, как оттаивают и раскрываются навстречу красоте и покою чуткие, буйные души жестоких, своенравных богов, откликаясь на стройную умиротворяющую гармонию Лельтиса.)

Сейчас принцессе не хотелось заглядывать ни один из любимых миров. Не так давно она побывала в каждом из них, но если не останется выбора, то придется. Впрочем, на Эйте, Лельтисе, Олонезе или во владениях кого-нибудь из родственников, она все равно дивно проведет время. Женщина удовлетворенно вздохнула и, растянувшись на мягкой постели, настроилась посмотреть несколько радостных снов.

Поначалу Элии привиделся бесконечный простор великого океана. Теплые воды, нежно, словно в уютной колыбели, качали на волнах ее невесомое тело, веял легкий ветерок, ласковое солнышко скользило по коже. Было так хорошо и покойно, но неожиданно все изменилось. Из ниоткуда налетел сильнейший шторм. Вода потемнела, грозно вздыбились валы, ветер словно взбесился. Он подхватил принцессу, как игрушку, вырвал из объятий воды, закружил в кровавом вихре и понес. Рядом с собой богиня мельком уловила смутные очертания еще трех теней.

Резко открыв глаза, Женщина обнаружила себя по-прежнему лежащей в постели поверх одеяла. После дикого воя шторма ночная тишина и мирный свет луны казались искусственными декорациями. Но уже через три вздоха богиня вернула себе ощущение реальности, и обстановка обрела прежнюю натуральность.

— Силы, что значит этот сон? — задумалась Элия, сев на кровати и подтянув колени к подбородку. — Может быть, раскинуть руны или разложить колоду? (Богиня прислушалась к себе, но желания взять в руки прохладные камешки или жесткие пластинки карт не возникло). Нет, лучше не надо.

Отбросив беспокойные мысли и сомнения, принцесса утешилась соображением о том, что причина невнятного сна — слишком большая доза философских раздумий на ночь и дневная жара. Но в глубине души Элия отлично понимала, что сон вещий, просто гадать, разъясняя предсказание, почему-то не хотелось. Принцесса чувствовала, что это будет неправильно, а своей интуиции женщина доверяла безоговорочно. И сейчас некие глубинные струны души богини напряглись в ожидании того, что предвещало странное видение. Элия чувствовала, что придет беспокойство, возможно потрясение, но не зло. Сон не нес в себе мрака. Хотя и выглядел мрачно, если смотреть на него с точки зрения того, кто боялся стихийных сил. Но богиня-то всегда любила их буйство, и если суждено было разразиться буре, не собиралась прятаться от нее или пытаться развеять туман будущего через предсказание, как частенько поступали многие люди, но отнюдь не многие боги.

(Этот текст можно считать сноской к прочтению необязательной:

(По мелочам предсказывать могли многие, хоть и не умели управлять Даром. Но настоящие Пророки, истинный Голос Творца, появлялись исключительно редко. Они предвидели вероятностный путь и многовариантность развития целых миров, других богов и даже Сил. Эти боги творили своими пророчествами историю. Сейчас, насколько знала принцесса, богов такого дара не было в ближайших вселенных, или они исключительно хорошо прятались от досужего любопытства людей и Сил. Далеко не каждый хотел видеть пророка с мирными целями, находилось немало фанатиков жаждущих крови провидца, почему-то полагающих возможным отвратить неизбежный приход предсказанной катастрофы ценой убийства самого предсказателя. Элия не видела никакой логики в подобных поступках, но одобряла желание пророков не афишировать свои таланты ради самосохранения и во избежание тесного знакомства с холодным оружием и горячим огнем. Почему-то, насколько слышала богиня, провидцев предпочитали резать и сжигать, топили и вешали меньше, возможно, боялись схалтурить.

Пророческий дар самой Элии, проявившийся очень рано, был одним из составляющих ее таланта Богини Логики, основанной и на интуиции. Дар предсказания принцессы не был особенно силен, но не раз спасал от неминуемой гибели в ситуациях, когда один неверный шаг избавил бы молодую богиню от заботы о телесной оболочке. Он давал ощущение верного Пути, не в мелочном, житейском его понимании, а с точки зрения прядущейся паутины Судьбы и Равновесия Вселенных, предостерегал от смертельной опасности и указывал на приближение поворотных точек в судьбе. Элия нутром чуяла, что ее сон относится к последнему разряду, и это радовало принцессу.)

Элия потянулась, деловито кивнула самой себе и вновь опустилась на ложе, расслабив мышцы, пальцы скользнули по атласу одеяла на шелк простыни и замерли там. Вещий сон сделал свое дело — предупредил, и богиня вновь отправилась в страну грез. Что толку полуночничать? Вряд ли Мелиор сильно обрадуется, если его встретит утром злая, всклокоченная, не выспавшаяся сестра с воспаленными пророческим бредом очами. Беспокойство в ожидании неких гипотетических неприятностей — пустое занятие, свойственное людям, трепещущим перед призраком грядущего, было почти чуждо богам, полагавшим, что жить следует в удовольствие и с удовольствием, для этого она, жизнь и дана.

Когда пришел Мелиор, чтобы проводить ее на завтрак, странное ощущение, оставшееся в душе богини после загадочного сна, рассеялось. Женщина была полна жаждой жизни, утренней бодростью и выглядела просто ослепительно. Белое платье и алмазы весьма способствовали усилению сияния прелестной богини.

— Прекрасное утро, сестра! — изящно поклонился сияющий от счастья принц, приветствуя Элию, мысленно не без кокетства отмечая, что его белое одеяние чудесно гармонирует с облачением принцессы. Паж не зря получил свою пригоршню диадов.

Блондин в белой рубашке, застегнутой на алмазные пуговицы, брюках оттенка слоновой кости с серебряным шнуром и замшевых белых полусапожках выглядел не менее умопомрачительно. Конечно, к этому одеянию очень подошел бы короткий атласный плащ, отороченный мехом снежного горностая, но даже франт Мелиор счел эту деталь туалета лишней в жуткую летнюю жару. Серебряный обруч скреплял свободно распущенные по плечам волосы принца.

— Здравствуй, дорогой! Я уже умираю от любопытства и желания попробовать, что ты приготовил сегодня, — нежные губы женщины легко коснулись щеки брата. Изящные ноздри раздулись, уловив тонкий и свежий, едва уловимый запах духов принца.

— Надеюсь, мне удастся тебя приятно удивить, дражайшая сестра, — промурлыкал польщенный Мелиор, сопроводив свои слова легким полупоклоном.

Принц распорядился сервировать завтрак в одной из лесных ротонд Садов Всех Миров Лоуленда. Там под густым пологом раскидистых деревьев все еще прятались остатки утренней прохлады, которую неумолимое солнце уже начало вытеснять из тщетно сопротивляющегося мира. Идти рука об руку по укромной тропинке, вдыхая ароматы леса, было приятно. Боги не торопились, они не чувствовали настоятельной потребности в пище, эта трапеза была в большей степени поводом насладиться обществом друг друга, чем причиной встречи.

Глядя на то, как, скользя чуть впереди сестры, принц бережно отводит изящными пальцами ветку с лесной тропинки, чтобы она могла пройти, не нагибаясь, принцесса невольно подумала: 'Удивительно, но здесь в лесу, придворный франт Мелиор не смотрится неуместно. Быть может потому, что настоящая его суть скрывается под маской сибаритствующего эстета, как клинок великолепной закалки в бархатных ножнах. Они тоже настоящие, не подделка, но лезвие не рассмотреть хорошенько, если не извлечь из ножен. Сейчас мне кажется, что я вижу проблеск стали. Мелиор выглядит, как зверь, красивый и смертоносный одновременно, да он и является таковым. Белый тигр в своем человеческом обличье. И что с того, что он едва касается ветки? Эти пальцы с легкостью вяжут узлы из железа, без жалости вонзят кинжал в трепещущую плоть врага или, что вероятней, с небрежной элегантностью бросят в бокал щепоть смертельного яда. И мне это нравится!'.

— Кстати, к слову о вчерашней теме, мне вспомнилась одна безделица, — продолжил светскую беседу принц. — Сегодня Рик свежие сплетни принес. Помнишь, около полугода назад, четырнадцатилетняя дочка графини Дерек сбежала с каким-то актеришкой. С собой они прихватили большую часть фамильных драгоценностей графства. Вчера эта юная особа вернулась в любящие родительские объятия, правда уже без драгоценностей и без чести.

— И братья раздумывают над тем, настолько ли свежа девица, чтобы уделить ей толику своего внимания, а если барышня по-прежнему недурна, то кто именно будет первым, — констатировала Элия, подведя эскападу молоденькой графини к логическому концу.

Мелиор невинно улыбнулся и ничего не ответил. Зачем? Ведь сестра и так все сказала сама. Она слишком хорошо знала родичей, чтобы сохранять иллюзии относительно их благородства и чистоты помыслов. Если никто из принцев не успел соблазнить девочку до ее побега, то теперь они не упустят своего. Репутация молодой графини все равно испорчена настолько, что выдать ее замуж мамочка Дерек сможет лишь в далекий провинциальный мирок, за какого-нибудь заводчика ребсов с титулом барона, претензиями на родство с Лоулендской знатью и руками по локоть в навозе. Конечно, барышня Дерек тоже довольно ясно представляет себе перспективы и выгоды брака, но все же они казались ей более радужными, нежели странствия по Дороге Миров без иных средств к существованию, кроме продажи собственной плоти. Если уж продавать себя, то один раз и как можно дороже. Принцесса предвидела, что юная графиня в последние серебряные денечки свободы будет развлекаться на полную катушку, а старая графиня, отнюдь не глупая женщина, вряд ли будет мешать дочери, лишая ее возможности позабавиться. Если будущему мужу вздумается предъявить впоследствии какие-то претензии семье супруги, Дереки начнут дружно ахать и ссылаться на демоническое обаяние и всемогущество принцев Лоуленда, дескать, соблазнили, околдовали и бросили несчастную девушку, развратники, лишили кроткую голубку главного сокровища. Свидетели готовые подтвердить сей процесс, найдутся в изобилии. Так что принцы могли портить репутацию юной графини в свое удовольствие ради истинного сохранения этой самой потрепанной части имиджа легкомысленной девицы. Нечасто им удавалось беспрепятственно развлекаться с молоденькими дворянками Лоуленда, которых родители во всей красе демонстрировали на балах, но берегли от соблазнителей-принцев пуще стражей королевской сокровищницы. Впрочем, боги любили трудности и с удовольствием их преодолевали.

Пока Мелиор занимал сестру пересказом других сплетен, на тропинку выбежал бледный, трясущийся как осиновый лист на ветру молодой слуга принца. У паренька не попадал зуб на зуб. Увидев хозяина, он судорожно вздохнул от облегчения, прохрипел:

— Там… Там… — и, сочтя долг исполненным, грохнулся в обморок прямо на тропку. Длинные светлые волосы юноши утонули в пыли.

Досадливо поморщившись при виде такой вопиющей неаккуратности, принц накинул на слугу сонные чары и телепортировал его в замок, а сам привел в полную готовность свой немалый арсенал боевых заклятий. Мелиор, как и все члены королевской семьи, блестяще владел мечом, шпагой, кинжалом и многими другими видами оружия. На тренировки бог-сибарит не жалел времени, в первую очередь предусмотрительно страхуя самого себя от разноса Нрэна, во вторую — самолюбиво не желая уступать в мастерстве никому из братьев. Узнай Бог Войны при очередной проверке, что кузен пренебрегает поддержанием воинских навыков на надлежащей высоте, Мелиору пришлось бы забыть о лени на несколько лун, если не лет. Сражаться принц умел, но если у него был выбор, предпочитал пользоваться магией. Защитные чары принца считались одними из лучших в Лоуленде, на уровне были и боевые.

Больше всего Мелиору сейчас хотелось, чтобы сестра оказалась как можно дальше от тропинки, на конце которой их ждала какая-то опасность. Тем не менее, принц не стал даже заикаться о том, чтобы Элия дала ему возможность одному разобраться с неизвестной угрозой. Мелиор знал, что в ответ принцесса лишь высмеет его. Кроме того, перепуганному слуге удалось сбежать, значит, угроза не настолько велика, чтобы рисковать благосклонностью сестры. Коротко переглянувшись с богиней, принц понял, что она тоже готова к любым неожиданностям и с молчаливого разрешения богини отправил вперед по тропинке змейку следящего заклятья. Малышка просуществовала достаточно долго, чтобы показать хозяину, что на самой тропинке никакой опасности нет и растворилась без остатка, без каких либо внешних признаков атаки, едва выползла на полянку, так и не успев ничего доложить принцу об обстановке на новом плацдарме. Принц нахмурился, смущенный тем, что его подвели испытанные чары, но, поскольку никаких ответных действий источником неизвестной угрозы предпринято не было, боги продолжили путь.

Элия и Мелиор со смертоносными, парализующими и пленяющими заклинаниями наготове, но совершенно спокойные внешне, делая вид, что целиком поглощены обсуждением творчества Астекуса, одного из великих художников Мира Зольт, вышли на поляну.

Они сразу увидели то, что напугало невезучего слугу до полусмерти. На поляне, поросшей шелковистой, переливавшейся нежно зеленым и золотым травой, прямо перед беседкой упражнялся с мечом лорд Нрэн. Бог Войны наводил ужас на людей одним своим видом, даже не имея в руках оружия. С мечом же он выглядел поистине Легендой о Смерти. Легкий, стремительный, бесшумный и безумно опасный. В одних брюках, закатанных до колен, он сражался с тенью, ибо не нашлось бы противника из плоти способного вести бой на равных. Светлые волосы воина были связаны в хвост, желтые глаза полузакрыты. От Нрэна исходил легкий свежий, чуть пряный запах мужского пота. Женщину неудержимо повлекло прижаться к этому сильному и опасному мужчине, который так страстно влюблен в нее, слизнуть несколько капелек с его гладкой мускулистой груди, почувствовать на миг шелковистую мягкость волос и тепло губ.

Встряхнувшись, принцессе прогнала непрошенные мысли, навеянные обликом брата. Негодник, он ведь, богиня была готова поклясться, нарочно подкарауливал их здесь, чтобы напугать. К счастью, Элия давно обнаружила, что вид Нрэна с мечом, рядом с которым и за обедом-то, если он держал в руке нож, старались не садиться, не пугает, а, напротив, возбуждает ее. И вовсю пользовалась своим иммунитетом. А заклятье слежения? Что ж, понятно, почему оно развеялось, перед Богом Войны большая часть боевых заклинаний оказывалась бессильными, особенно тех, что составлялись с недобрыми намерениями, а зачастую чары и вовсе оборачивалась против их творца. Божественный иммунитет Нрэна на магию стоил жизни многим чародеям вражеских армий, другие же находили смерть если не от собственных чар, то от меча воителя. Он с особенным удовольствием сносил головы самоуверенным магам, решившим выйти с заклятьями против стали и возомнившим, что у них есть шанс на победу. В скором времени авторитет бога так возрос, что нанять хорошего колдуна в армию противостоящую войскам Нрэна Лоулендского стало почти невозможно, во всяком случае, нанять колдуна без суицидальных наклонностей, пребывающего в здравом уме. Репутация лорда была лучшей антирекламой.

'Упрямый грубиян! Нахватался идиотских моральных принципов в каком-нибудь воинском монастыре задвинутого на нравственности мирка! Втемяшил себе в голову, что раз принцесса — его кузина, он не должен желать ее, не смеет любить. Вот только с ревностью ничего поделать не может, а значит, есть шанс, — сердито подумала женщина, — что когда-нибудь мозги дражайшего кузена встанут на место, и крепость его принципов даст брешь, не выдержав моих атак! Если не нынче в Новогодье, то в следующее непременно я возьмусь за него всерьез!'

Богиня, разумеется, могла бы взять бастионы упрямого Нрэна одним решительным штурмом, но все дело в том, что Элия была не менее упряма, чем Нрэн, и ей хотелось, чтобы лорд сам упал к ее ногам с признанием на устах, сознался в своих чувствах и просил об ответе. Принцесса ждала этого и лишь 'ненавязчиво' подталкивала мужчину к закономерному с ее точки зрения финалу, ждала и тихонько злилась, что упорный лорд не желает сдаваться, но одновременно богиня и наслаждалась игрой. Никто из мужчин не противился еще ей так долго.

Нрэн не подал вида, что заметил появление родственников. Игнорируя их присутствие, бог продолжал тренировку в прежнем режиме, вот только клинок его меча, доселе стремительно мелькавший в воздухе, сейчас превратился в едва различимый проблеск.

Завидев вооруженного Нрэна, Мелиор почувствовал, что у него сдают нервы, и едва не запустил в кузена всем арсеналом смертельных заклятий, имеющихся в наличии. Но каким-то чудом мужчина сдержался. То ли подсознательно вспомнил, что Нрэн — родственник, то ли сработал инстинкт самосохранения, истошно заоравший в уши бога, что на этого типа не подействуют ни одни чары, даже сплетенные искусным принцем Лоуленда.

Так или иначе, первое спасительное мгновение было упущено. Потом стало поздно. Мелиор как зачарованный уставился на Нрэна, словно невинный пушистый зверек в пасть удава. Какая-то часть его сознания кричала о том, что нужно со всех ног удирать от того, кто в одну секунду может порубить его в капусту, припомнив вчерашние развлечения с сестрой. Но принц стоял, не в силах оторвать взгляд от причудливой вязи клинка-молнии, более стремительной, чем способен был воспринять глаз простого смертного. Колдовство разорвал надменно-вежливый голос Элии:

— Прекрасный день, Нрэн. Тренируешься? Неудачное место выбрал, мы собирались завтракать на лоне природы, а не любоваться твоими дикими прыжками. Нет, не подходи ближе, от тебя несет как от лошади!

Огорошенный такой реакцией женщины, лорд сбился с четкого ритма. Клинок-молния приостановил свой полет. Воспользовавшись этим, принцесса ненавязчиво потянула за рукав загипнотизированного Мелиора:

— Пойдем, дорогой, пусть он развлекается дальше, пугая слуг до обмороков, шут гороховый!

Еще не до конца пришедший в себя принц послушно побрел за сестрой. Со смешанным чувством разочарования, ревности и замешательства Нрэн посмотрел им вслед. Мелиор не испугался настолько, насколько хотелось воину, а Элия не испугалась вовсе. Нрэн не мог понять, радует это его или огорчает, но душу жгли презрительные слова: 'Несет как от лошади… Шут гороховый'.

Вид белой беседки, увитой темной зеленью ибарского плюща немного успокоил Мелиора. Богиня провела его внутрь и подтолкнула его к мягкому круговому диванчику у стола с белой скатертью, уставленный изысканными яствами. Понимая, в каком состоянии находится брат после встречи с воинственным Нрэном, Элия постаралась как можно быстрее развеять его страхи. Делая вид, что все в порядке, принцесса заговорила о пустяках, ненавязчиво окутывая бога тонкой вуалью своей силы, не настолько плотной, чтобы пробудить в нем огонь страсти, но достаточной, чтобы привлечь к себе внимание и возбудить интерес, способный бороться с нагнанным Нрэном ужасом. Кровь быстрее побежала по жилам, прогоняя стылый страх и чувство собственной беспомощности и абсолютной беззащитности перед острым мечом. Постепенно Мелиор оттаял и окончательно расслабился. Хорошая пища, вино и общество Богини Любви весьма способствовали этому. Несмотря на трагикомичное начало, завтрак прошел недурно, пережитое нервное потрясение способствовало усилению аппетита. К тому же богиня была на редкость мила и нежна с Мелиором, она не отпустила ни одной шпильки по поводу его страха, ни словом не упомянула неприятную встречу с воителем, проявляя совершенно не свойственный ей ранее такт. За что принц был ей чрезвычайно благодарен. Ему, как никому другому, хотелось поскорее выбросить из памяти минуты собственной постыдной слабости, проявленной в обществе женщины, чьей благосклонности он добивался перед лицом потенциального соперника.

Зверюшки, опасавшиеся временами друг друга, но никак не двуногих посетителей Садов и дежурившие неподалеку в ожидании непременной подачки, почуяли окончание трапезы. Доброе расположение духа сотрапезников лишь подогрело их гастрономический интерес.

В садах Лоуленда на зверей не охотились и не обижали. Даже принц Энтиор смирял свой садистский нрав под угрозой тяжелого кулака отца и немилости сестры, которая, когда он однажды вознамерился пнуть ежика, не в добрый час перешедшего ему дорогу, закатила такой скандал, что с тех пор принц не рисковал истязать животных в садах. Он делал это в Гранде.

Поэтому зверюшек из окрестностей лесной ротонды, собравшихся на аппетитные ароматы трапезы богов, не заставило кинуться прочь даже появление Нрэна. Конечно, Бог Войны ощущался ими как нечто весьма и весьма опасное, но опасное не для них: разве стоит канарейке пугаться смерти, пришедшей за душой человека. Животные потихоньку затаились у кромки поляны в траве, среди кустов, на ветках деревьев и предпочли спокойно обождать, пока опасный мужчина завершит тренировку и его сменят куда более желанные визитеры.

И обитатели Лоулендского замка и четвероногие жители Садов Всех Миров считали непременным условием трапезы в садах дележку 'хлебом насущным'. И последние весьма возмутились бы, не удели им боги вкусных кусочков со своего стола. Сообразив, что Элия и Мелиор больше не обращают внимания на деликатесы, мелкие обитатели леса окончательно обнаглели и подобрались поближе, а самые храбрые и жадные лакомки отважились просочиться в беседку.

Одна бесстрашная или особенно голодная сине-голубая белка, требовательно цокая, вскочила на плечо Мелиора и, яростно вереща ему на ухо, заскребла черными коготками шелковую рубашку принца. Зверюшка требовала свою долю пищи до тех пор, пока принц, улыбнувшись, не угостил ее ореховым печеньем. Бог даже не посетовал на безвозвратно испорченную зацепками от лапок энергичного зверька ткань одеяния.

— Оставь белочку себе на воротник, она идет к твоим глазам и так живописно вертится, — засмеялась принцесса, скармливая кусочки пирожка со сладкими ягодами стайке птичек ярких расцветок, кружившимся над головой, двум зеленым ежикам, сосредоточенно сопящим у ног, и пятнистой лани с розовыми ушками, просунувшей мордочку сквозь плети плюща. Лань доверчиво брала еду из руки богини мягкими бархатными губами и, перебирая копытцами, пыталась посильнее вытянуть шею.