"Беглецы в Бесконечность" - читать интересную книгу автора (Борода Владимир)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Е-25.


Слави впервые был на трассе не в качестве попутного груза, хичкакера, а водителя транспортного средства. Это все Диди, пристала как полис к пьяному — давай купим кар, давай купим кар, давай купим…Ну купили. Ну едем, а петролей взять откуда?.. Уже с час пищит на табло — бензину, бензину… А прайсов-то на бензин и нету. Вот и купили кар…

Вообще-то мечта иметь свой кар была у Слави давней, еще с тех времен. Только там, в жопе, автомобиль иметь могли совки-спекулянты да коммуняки… Остальные ездили или поездами или автостопом. Он, даже когда оказался за "бугром" после пиратского налета, поучился в Париже в частной школе. А там и нет других, драйвер гуднул — мы люди вежливые, в ответ тоже пискнем сигналом, все нам улыбаются, все нам рады, у нас авто расписное. А прайса давать не спешат, гады… Поучился, сдал, получил Driving license, но авто так и не приобрел за восемь лет…Да, уже восемь за "бугром" тусуюсь…И еже ли положа руку на сердце и другие места, не Диди, то и еще восемь не имел бы…А все она — да че ты за хипарь, тебе скоро пятьдесят, а ты все хичкакеришь. Как молодой… Я тоже тебе помашу ручкой…

Было отличное сентябрьское солнечное утро. За стеклом слева мелькали обгоняющие их потрепанный жизнью мерседес. Среди обгоняющих были легковые автомобили, ваны, траки-драйвера и прочая автострадная жизнь… Е-25 с легким шелестом убегала под капот с психоделичным, по цветовой гамме, пацификом, умело нарисованный привычной, к рисованию пацификов, рукою Диди. Сам же автор, свернувшись клубком, сопела на заднем сиденье мерседеса, потому-то из мага звуки с ревом не вылетали, как обычно, а только чуть слышно шипели. Джоплин по-тихому визжала чего-то там знакомое, привычное, родное… Справа же пролетали деревья, выкрашенные уже в осенние краски. Вокруг была плоская Голландия, сверху не сильно грело солнце, на голубом небе пролетал белый полицейский вертолет.

…ой, не отвалится, так-то… А я и есть молодой, и в виде доказательства сеанс камасутры… Уф, еле-еле отдышался, а она даже не одев джинсов, за свое — давай купим кар, я возьму у олдмути прайса и вперед, разрисуем как в шестидесятых!.. Мне ма рассказывала, так сказать ударим идеологией по "квадратам"… Все, кранты-винты, если сейчас не сверну под этот знак — через пятьсот метров петролстейшен, мотель, аутошоп — то дальше жопой толкать придется…

Плавно переложив руль, Слави пересек белую прерывистую линию и уже только за счет инерции вкатился на совершенно не работающем двигателе под прозрачную крышу к колонкам с бензином. Мужик в белой замшевой куртке широко улыбаясь, показал ему большой палец, оценив видать класс езды без бензина, Слави сдержанно пожал плечами — пустяки. Облокотившись на спинку сиденья, он обернулся назад, заодно крутнув прокуренным пальцем колесико громкости магнитофона. Джанис взвизгнула обдолбанной ведьмой, а Диди подпрыгнула до потолка мерседеса, протирая смуглыми кулачками свои карие глазищи в мохнатых ресницах, выгибаясь и выпячивая маленькие груди. Шапка жестких кудрявых волос казацкой папахой возвышалась над худеньким лицом… Хороша — привычно подумал Слави, такая мысль, да еще лозунг — делай любовь, а не войну, всегда приходил в его голову, все два месяца его знакомства и совместной жизни с этим чудом сексуальной революции шестидесятых… Принты Диди были хипари, схлестнулись хвостами в семьдесят четвертом в Индии, и вот на тебе, пожалуйста — двадцать четыре года, почти постоянное желание "делать любовь", слава богу хоть с любимым человеком, в данном случае с ним, а не со всеми подряд, не утомляемость ни в чем и всегдашняя готовность участвовать во всех социальных безобразиях… Во всех этих альтернативно-экологическо-хрен знает каких мероприятиях… Совсем забыла герла, как ей мама вечерами в Индии, обкурившись гашиша, говорила — лучше доченька вляпаться в говно, чем в политику…Лучше лаф, чем вор…

— Слави, зачем ты меня разбудил? Я тебя люблю… Будем делать не войну? -

лукавая улыбка, английский черт знает с каким акцентом, в ней чего только не намешано, в душе шевельнулся червячок почти отцовской любви.

— Нет, последние пять километров мы ехали на соплях, но они кончились, прайсов, прайсов на бензин! нет, наверно я пойду аскать, аскать, -

задумчиво произнес Слави, размышляя — все же ему скоро пятьдесят, через пяток лет, ездить стопом вроде бы не пристало, купили кар, а как насчет аскать? не поздно ли, дадут ли, не удивятся ли?.. Все же уже и борода местами седая…

— Ты хочешь, что бы я употребила свой сексапил в коммерческих целях, Слави?!-

в шутку надула губы Диди.

— Боже упаси, вдруг тебя захотят стырить, лучше я сам. У меня тоже сексапила хватит…

— На аск или?..

— Я тебя отшлепаю!

— Штаны снимать? -

явно с надеждой в голосе спросила Диди.

— Попозже, беби, сейчас я пойду грабить гнусных "квадратов", -

голосом голливудского героя из вестерна произнес свою реплику Слави, а Диди сразу подыграла.

— Грабь поскорей, мой милый и возвращайся, а я пока приготовлю завтрак… Или обед. Ты не знаешь, сколько сейчас времени?

— В той стране, где я родился, к несчастью, и вырос, говорили — счастливые часов не наблюдают.

— Это про тебя или про меня?..

Ни чего не ответив, Слави выполз из кара и встал на слегка затекшие ноги, аккуратно прикрыв за собою дверцу. Сквозь пластик рифленой крыши мирно светило не яркое и не горячее солнце, за стеклом шопа бродили с задумчивым видом клиенты, уже заправившие свои авто, какой-то тип в прикиде "клерк в дороге" заливал в утробу своего "ауди" чертову прорву бензина. Хм, на Ближнем Востоке проблемы, а он тут по бензину без меры гуляет… Слави подошел к "клерку", улыбаясь сквозь бороду и усы во весь рот.

— Хай!

— Гуд морген…

— Неплохой денек, мэн?

— Да…

— Кстати, я имею одну небольшую проблему, мне тут совсем недалеко, ты бы не мог мне оплатить литр бензина, а то я и моя подруга остались совсем без монет?..

— Литр…-

задумчиво протянул "клерк" и неуверенно посмотрел на Слави. Помятая шляпа, джинсовый костюм расшитый бисером и цветными нитками, рубашка в цветах, длинные волосы, борода и усы, старый мерседес разрисованный давно ушедшей в неизвестность символикой — все это слегка расшевелило спящее любопытство немецкого мэна.

— Вы из Парижа или Амстердама, герр?

— Я из Калифорнии, из Фриско, пролетом вечерней лошадью, так как насчет литра-двух в поддержку флаур-паур?

— О,кэй! -

преувеличенно бодро провозгласил мэн и собрался уже отпустить рычаг "пистолета", как Слави ловко перехватил шланг с металлическим наконечником-пистолетом — всего грам сто вылетело на бок "ауди" и всунул в горловину бензобака своего мерседеса. А удивленному "клерку" наглостью Слави пояснил:

— Бегите скорей оплачивать, я сейчас выключу. Не волнуйся, мэн, я налью всего пару литров и все. Огромное спасибо, мэн. А не правда ли, не плохая погодка, a?!

— Да, -

кисло пробормотал мэн, скрываясь за раздвижными дверями. Парень через стекло с улыбкой смотрел на волосато-бородатого хипаря, ему явно нравилась ситуация, Слави подмигнул и с сожалением отпустил курок пистолета — наглеть то же не надо. Шланг дрогнул, бензин перестал течь, на табло выскочила цифра шестьнадцать, Слави поднял середину шланга вверх, выливая остатки "петролея" в бак.

— Так-то, шестьнадцать всегда лучше, чем литр-два, -

бормотал Слави, завинчивая бензобак. Появившийся хмурый "клерк" взмахнул рукою, явно с облегчением прощаясь, впрыгнул в свою лаковую "ауди" и скрылся за стеклянным углом, скрипнув колесами об асфальт. Усаживаясь на поддавшееся сиденье, Слави включил мотор.

— Ты его очаровал своим сексапилом, милый? То-то он так быстро уехал…

— Болтай-болтай, болтушка… Я думаю — повторить номер или дальше поедем?..

Ответить Диди не успела, так как неизвестно откуда взявшийся тот самый мужик в белой замшевой куртке постучал по стеклу. Стекло опустилось, Слави и Диди с улыбкой уставились на подошедшего.

— Послушайте, у вас какие-то проблемы, фолкс?

Отличная улыбка, явно американский английский, плюс это приятное и родное "фолкс", пара в авто расплылась в еще большей улыбке и почти хором поведали:

— Кончился бензин, прайса остались в банке, а карту мы забыли на рояле, может поможешь, брат?

— С огромным удовольствием, фолкс!

Проследив как Слави залил мерседес род завязку, купив в дорогу найденным брату и сестре молока, сыра, хлеба, бананов и принеся три стаканчика кофе из автомата, мужик в куртке из убиенного зверя уселся прямо на грязный бетонный бордюр, не подтянув даже брючины светлых штанов.

— Угощайтесь, фолкс…

— Спасибо!..

Прихлебывая кофе и передавая джойнт по кругу, Слави, Диди и Гарри, как оказалось зовут мужика, изо всех сил улыбались друг другу, излучая в окружающий мир положительную энергию.

— А я и не знал, что идеи флау-паур еще живы, фолкс,-

первым нарушил молчание, как докурили джойнт, Гарри.

— Живы, -

разулыбался во весь рот Слави, а Диди хихикнула, сияя глазищами в его сторону.

— Вы откуда, фолкс? Откуда родом?

— Я родилась в Индии… Ма немка, па с Фриско…

— А я из России…

— Из России? -

брови Гарри взлетели высоко вверх, под короткий ежик седых волос.

— Из России?.. Да…я и сам в молодости жил в коммуне, ездил хичкаком, имел длинные волосы… Неужели в России есть хиппи, Слави?

— Были, Гарри, были… Сейчас не знаю…

— Я вам завидую, фолкс!.. Гуд лак!

— Гуд лак Гарри!..


Микки орал изо всех своих не молодых сил, за окном сияло солнце и пролетали голландские пейзажи, Диди хохотала, стараясь перекричать Микки, и периодически утыкалась головою в пластик панели, в дверцу "бардачка", всплескивая руками и заливаясь все в новых и новых волнах смеха… Слави же давно уже успокоился — то ли старая закалка-тренировка сказалась, то ли травка легла не так… Он грустно смотрел на бесконечную ленту серого шоссе, убегающую под разрисованный капот, в уголках глаз щипало от слез, а на душе было тихо-тихо, видимо это Роллинги… Да, милый и не жадный Гарри, можешь себе представить — и в России, то есть правильней сказать в Совке проклятом, были хиппи… Только где они сейчас…

— Слави, может быть остановимся где-нибудь в "кармане" и немного отдохнем?-

это просмеявшись своему молодому глупому счастью лукаво спрашивает-заманивает его Диди, клевая герла, вороне бог послал кусочек сыру…

— Ты знаешь, Диди, что мне тебя послал бог?

— Христос, Вишну или Аллах?..

— Бог его знает, не приставай Диди, сколько раз я тебе говорил — на скорости свыше сорока километров целоваться опасно для здоровья!..

— А ты уменьши скорость, Слави, я тебя так сильно люблю…


Почти ровно два месяца назад, ну совсем с небольшим, Слави, гражданин США по паспорту, проживающий без регистрации на территории Франции, а точнее Парижа, повстречал Диди.

В тот день, обычный летний день в Париже, полный зноя, туристов и разнообразнейших запахов, он собрался немного поработать, совсем немного. Просто что бы немного иметь прайсов. То есть денег-франков, говоря обычным языком. Выйдя часиков так в одиннадцать из сквота на руе Кармелон, где он по праву сквотера незаконно занимал уютную комнатку с балконом в маленький дворик и не делил ее ни с кем из остальных сквотеров (пользуясь своим возрастом как привилегией), Слави отправился на Пляц Бастилии.

Там уже было навалом коллег-конкурентов, но это больше шутка, так как разнообразие жанров снижало монопольность и глобализацию на площади и увеличивало возможность заработка для всех уличных артистов. Слави работал в супер оригинальном жанре, кроме него в этом жанре во всем Париже не работал ни кто, да что там в Париже! во всей Европе ни кто! и лишь в Амстердаме… Да, и лишь в Амстердаме был еще один маэстро, френд Слави и его учитель, передавший нелегкое мастерство в надежные руки. Сам же амстердамский маэстро выходил на улицу совсем редко со своим номером, довольствуясь пенсией, крохотной социальной пенсией от демократической Голландии, трогательно заботящейся о шестидесяти двух летнем хипаре, за всю свою долгую жизнь ни дня не проработавшего на благо общества и страны…

Слави приготовил реквизит — пляжный шезлонг, дюралевые трубки и выцветшая полосатая ткань, пластиковый ящик из-под пива, плоскую банку с рисунком бельгийского печенья для сбора заслуженно заработанного. Укрепив на штативе, прикрученному к подлокотнику шезлонга, основную деталь реквизита — стопку картонных карточек на перекидывающихся кольцах, уселся. К сожалению, уличный артист работает, как можно догадаться, на улице, а у работы на улице есть и свои минусы, например такой — реквизит приходится таскать или на собственном горбу или привозить на тележке. Редко кто из уличных артистов пользуется собственным авто, все же заработки на улице несколько отличаются от заработков Мадонны, да и бензин дороговат… Слави же нашел компромиссное решение — его шезлонг был оборудован двумя колесиками от детской коляски и в сложенном состоянии превращался в элегантную тележку на которой можно было перевозить и остальной реквизит. И которую было совсем не стыдно тащить по булыжнику города Парижа.

Усевшись и устроившись поудобней, Слави достал пачку табаку "Самсон", но спохватившись, вынул из сумки еще одну табличку, размером с тетрадный лист, и повесил её на ящик под ногами. Перевернув картонную табличку на штативе, принялся не спеша скручивать сигарету, Первые же подошедшие туристы, заинтересованные непонятными приготовлениями нового артиста, обнаружили следующее — сидит длинноволосый и бородатый хипарь чисто хипповой наружности явно прямиком с Вудстока и шестидесятых годов прилетевший на машине времени, под его ногами ящик, а с него свешивается табличка с надписью на английском — Хиппи, не агрессивен, вегетарианец, употребляет марихуану и пиво, сорок два года, проживает повсеместно, деньги класть можно, фотографировать тоже… А с таблички укрепленной на штативе, явствовало следующее — Хиппи курит. Что Слави и делал в данный момент. Расхохотавшиеся туристы стали наперебой фотографировать "не агрессивного и вегетарианца" и "класть деньги" в банку.

С удовольствием покурив и совершенно не обращая внимание на галдящих, смеющихся и норовящих встать рядом для фотографирования туристов, Слави подумал и перевернул табличку на штативе. Надпись — Хиппи сидит и думает, по-видимому умилила толстуху в цветастых шортах и растянутой ти-шортке, и та широко улыбаясь искусственными зубами, попыталась пристроить свой необъятный зад возле ног Слави, элегантно обтянутых клешенными джинсами.

— Но мадам, такие вольности только за отдельную плату, -

пробормотал по-английски Слави, искренне надеясь на жадность толстухи.

— С огромным удовольствием, мосье, -

вскрикнула явно контуженная сексуальной революцией в шестидесятых мадам и пятифранковая купюра улеглась в коробку с мелочью. А толстуха уселась с комфортом, потеснив ноги артиста на ящике. Уселась, откинулась назад и явно приняла романтический вид… Я с хиппи на Пляц Бастилия в центре Парижа, уссатся можно, подружки… И вот только эта толстуха упорхнула с ящика из-под пива, так и появилась Диди, правда Слави еще не знал, что это Диди, его просто поразила красота этой герлы — тонкая, с небольшой грудью, с огромными глазищами под шапкой волос, прикинутая в попиленную джинсу и высокие военные ботинки со шнуровкой, отличительный знак современной альтернативно-андерграундной молодежи… Одним словом эта герла была так хороша, что невозмутимость Слави сдуло как ураганным ветром и он вскочил со своего полосатого шезлонга:

— Хай герла, я тебя не знаю, ты не меня ищешь?

— Если ты моя подруга Клеманс — то да, -

улыбнулась герла в шурованных "говнодавах", как на далекой родине именовали такой шузняк френды Слави.

— А ты спишь со своей подругой?

— А я что, похожа на лесбиянку, фолкс?-

вскинула брови герла, а сердце старого хипаря, покрытое морщинами от невзгод, забилось в два раза быстрее — она знает слово "фолкс"!..

— Ты похожа на герлу, которую я потерял и наконец-то нашел! Ты американка?

— А ты похож на моего па, которого я видела последний раз лет так семь назад в Нимбине, это в Австралии…

— О,кэй, договорились — я тебя удочерю, я живу в сквоте на руе Кармелон, меня звать Слави, я родился в России, и я уже люблю тебя!.. Может быть тебе показать балкон в моей комнате?..


Если кто-то думает о морали, тот пусть вспомнит о Ромео и Джульете. Там все тоже было обстряпано не за год и даже не за месяц… Вылезая из постели в дабл, Диди, это ее так звали, имя как буддистский колокольчик, сказала закуривая и одевая свои говнодавы:

— Наконец-то я встретила настоящего мужика…

Слави расплылся в улыбке, но оказалось зря — комплимент относился не к его остаткам былой сексреволюционности, камасутрости и экзистенциональности в области лаф, а к возрасту… Диди давно уже устала быть мамой мальчикам с длинными шеями, то есть добывать прайса жонглированием на улицах различнейшими предметами, варить им еду и выслушивать причитанья об их непризнанной гениальности черт знает в какой области человеческих знаний или искусств… К тому же все эти мальчики норовили позаниматься сексом и на стороне, совсем не врубались в идеи флаур паур, всосанных Диди с молоком ма и поучениями па, во-общем экологичной хиппушки повезло — на ее жизненном пути, к ее двадцати четырем годам повстречался настоящий хипарь, а не какой-то там альтернативщик-анерграундщик — волосатый, бородатый, усатый, с бусами да еще из такой экзотичной страны, как Россия!..

Возвращаясь из дабла и снимая свои говнодавы, Диди поинтересовалась, подняв руки над головой и показывая то смуглые ягодицы (па был метис), то маленькие груди и впалый живот:

— Нравлюсь?

— Иди сюда, я тебе подробнейшим образом объясню, как ты мне нравишься и как я тебя люблю, Диди…

— Будь осторожен, ведь тебе почти пятьдесят…


Смешнее всего Диди произносила слово "говнодавы" — говнодави, тверже у нее не получалось. Ма Диди жила со своим шестидесятилетним бой-френдом где-то в Америке, точного адреса не было, так как они тусовались в собственном караване по всем штатам; па проживал в коммуне в Нимбине, это в Австралии, с девятнадцетилетней новой женою (Диди сказала — то ли одиннадцатая, то ли тринадцатая!); ну а само дитя сексуальной революции проживала у олдмути в Гамбурге, но чаще всего или в сквотах Парижа у подружек и друзей или в сквотах Амстердама. И больше всего Диди понравилось, что на ее предложение взять прайса у олдмути Слави, этот русский гризли, как она его называла в интимные моменты, заявил:

— Зачем брать у олдмути, зачем грабить старушку, мы сами по быстрому срубим прайса на улице, слегка поменяем реквизит и вперед!..

Через пару дней на табличке было написано — ТОЛЬКО ЗДЕСЬ ВЫ МОЖЕТЕ СДЕЛАТЬ ВЗНОС ДЛЯ ПРИОБРЕТЕНИЯ СТАРОГО АВТОМОБИЛЯ С ЦЕЛЬЮ ПРОПАГАНДЫ ИДЕЙ ФЛАУР ПАУР, ФРИ ЭНД ЛАФ И ТОМУ ПОДОБНОЕ, ПРИНИМАЮТСЯ ТРЕВЕЛС ЧЕКИ…Туристы смеялись до слез и отталкивая друг друга, норовили сфотографироваться у уникальной надписи. Но деньги давали…

И мерседес был приобретен, разрисован и вот Слави лежит рядом с ним, на клетчатом одеяле, бездумно смотрит как улетает дым от сигареты, на его плече уютно устроилась Диди, периодически вытягивающая пухлые губы для получения своей порции вредного табачного дыма — МИНИСТЕРСТВО ЗДРАВОХРАНЕНИЯ ПРЕДУПРЕЖДАЕТ — КУРЕНИЕ ВРЕДИТ ВАШЕМУ ЗДОРОВЬЮ И СПОСОБСТВУЕТ ПОЯВЛЕНИЮ РАКА…

— Ну что, Диди, поехали дальше?

— А ты еще хочешь?..

— Я тебя отшлепаю, сексуальная террористка!

— Если хочешь…

— Одевай свои "говнодави" и вперед с песней!

Диди подпрыгнула, изогнулась своим тонким обнаженным гибким телом и заголосила, махая пролетающим мимо явно ошизевшим автомобилистам в лакированных авто:

— Фридом!..Фридом!!..Фридом!!!

Конечно, и Диди интересовала прежняя жизнь ее "русского гризли", но что, в отличии от нее, мог Слави рассказать? Ведь его жизнь не была так интересна, так закручена, как у Диди… Ну тусовался. Ну сидел в тюряге, ну бежал из страны морским путем…Обычная жизнь обычного хипаря из неправильной страны…То ли дело Диди — па метис из Штатов, ма немка, сама народилась в Индии в хипповой коммуне, в тринадцать утекла из дому с панками, но потом взялась за ум и вернулась домой и к идеям флаур паур…Затем многолетнее тусование между Австралией, Америкой и Европой, включая Индию, Израиль и Ирландию. Выпуск андеграундных и альтернативных газет и журналов, строительство экологичных деревень, участие в многочисленных манифестациях и демонстрациях в защиту дельфинов и детей, китов и котов, цыган и гомосексуалистов…Рейнбоу Фемели, Эмнисти Интернешл, Новый Век…Между "делай любовь, а не войну" Диди внушая в лохматую башку новые альтернативные идеи молодого андеграунда, так расходилась, так распалялась, что даже попытки старого сексуального партизана успокоить знакомыми и привычными средствами разошедшуюся экологичную герлу, не приносили успеха…Затем происходило бурное примирение и нахождение концессуса, как говаривал Горби, и умиротворенные стороны приходили к единому, общему для двоих, решению…Оргазму. А на следующий день все повторялось снова. Но они все равно любили друг друга и не только в постели…

— Амстердам, -

пропела Диди и потянулась затекшим, уставшим за долгую дорогу, телом. Экологично затушив окурок в пепельнице.

— Он родимый, -

подтянул Слави и не экологично вышвырнул окурок через открытое окно. Диди сделала вид, что не заметила и мерседес вкатил в четырехэтажные дома покрашенные в разные цвета и поставленные без просвета, впритык к друг другу на берегах каналов с грязной водой…С очень грязной. Не вдалеке от Цетралстейшена, на Вармоесстраат Слави притормозил и остановился рядом с домом, низ которого был выкрашен в психоделичные цвета.

— Гринлайн остановка, -

хором и со смехом проорали Слави и Диди. Улочка была узкая. Сзади уже деликатно подавал сигнал какой-то заблудившийся автотурист, к открытому окну со стороны Диди уже прильнул черный дилер, сверху, со второго этажа приветственно махали друзья Слави и показывали огромных размеров джойнты. Из дверей кофе-шопа "Гринлайн" вышел слегка очумевший от Амстердама явно турист, мелькали разноцветные лица, звенели голоса и гремела музыка, пахло травой и мочой, женщина-полицейский в смешной шапочке знаком показывала — надо уступить дорогу сгромоздившимся сзади автомобилям, дилер изчез, поняв бессмысленность свои потуг…Да, это был Амстердам, вольный город Амстердам…

— Чего бы ты сейчас хотела бы больше всего, Диди?

— Не бойся. Не тебя. Я очень сильно хочу в дабл…


МОСКВА.


За давно не мытым стеклом морщилось и плакало осеннее небо. Где-то над окном, видимо на карнизе, сидели голуби — белые пятна помета шлепались на жесть подоконника, размываемые каплями дождя.

Иосиф Павлович оторвал взгляд от окна и тупо уставился на стол, за которым он просиживал рабочие часы. Сейчас бы… куда? куда податься с зарплатой в сорок два доллара по последнему курсу и имея в загашнике неработающую жену и дочку-студентку?.. Крым стал самостийным, на поездку на Канары он сможет заработать как раз к собственному столетию, он подсчитал… А сколько денег прошло через его руки, миллионы! миллиарды!! но все чужие…

Иосиф Павлович оторвался от созерцания исписанного, исцарапанного стола, весь в каких-то пятнах и с тоской оглядел обшарпанный кабинет. Который он делил еще с четырьмя сотрудниками своей громкой и всемирно известной конторы — стены, давно не беленные, старенькие ободранные столы-стулья эпохи царя Гороха, стянутые проволокой… На стене портрет алкоголика, взлетевшего волею случая на президентский трон… Иосиф Павлович вздохнул, поправил прядь волос, лежавшую поперек большой плеши и стряхнув в очередной раз с лацканов мятого серого пиджака перхоть, придвинул к себе коричневую папку с белым квадратом наклеенной бумаги, какая-то фамилия, чья-то судьба… А ведь его приглашали работать в КГБ… юристы и там требуются, как ни странно… Громко отодвинув стул, вышел из кабинета хлопнув дверью Кеша, самый молодой и самый глупый инспектор отдела… А он в ответ — призвание, призвание, сам же думал — Инюрколлегия это вам не КГБ… идиот! чужие деньги прошли мимо… Скоро на пенсию и придется на улице торговать сигаретами, как престарелый тесть, для мафии, а иначе с голоду сдохнешь…

Резко зазвонил внутренний телефон, стоявший на маленькой тумбочке возле двери, близ сидящий Сергей Сергеевич с подобострастием на морде подхватил трубку и пропел своим гнусным голосом — Слушаю!.. И через мгновение небрежно кивнул головою Иосифу Павловичу — тебя мол, старый хрыч…

Иосиф Павлович тяжело поднялся и подошел к телефону.

— Бережков слушает…

— Вот что, Иосиф Павлович, давай-ка срочно ко мне, есть интересное дело. Осилишь — премия в размере двадцати процентов от оклада. Жду.

Голос непосредственного нового начальника, молодого и демократичного Ильи Дмитриевича был оживлен и радостен. Интересно, что это за дело, если начальство вперед премию обещает… Себе, государство сранное, семьдесят лет грабили и теперь продолжают, себе так процент от наследства гребут, а ему двадцать процентов от оклада… Восемь долларов то есть… с центами…


Хмурый коридор с затертой зеленой ковровой дорожкой, пыльными тускло светящими плафонами ламп дневного света и обшарпанными стенами привел Иосифа Павловича в приемную. Секретарша Верочка, как всегда в полупрозрачной блузке, и у дочки такая порнография имеется, улыбнулась и показав ряд ровных зубов — щучка-сучка! кивнула головою на дверь, оббитую черным кожзаменителем — ждет.

— Вызывали, Илья Дмитриевич? -

просунув в щель плешивую голову, поинтересовался Иосиф Павлович. Да-а, кабинетик в два раза больше всего, но начальник один сидит, а их пятеро… Демократы херовы…

— Конечно вызывал, что за привычки — если вызывал, значит проходи. Проходи, садись, Иосиф Павлович, разговор будет хоть и короткий, но важный.

Илья Дмитриевич вгляделся в рыхлое лицо цвета теста, да и структуры похожей, Иосиф Павлович, вот мухомор старый, скоро шестьдесят, а любому молодому сто очков вперед выпишет, нюх у мухомора на бумажки, как у пса… Разглядывай, разглядывай, начальничек, сам сопливый-молодой, молодых сопливых демократов напринимал, а как важное дело, так сразу и про Иосифа Павловича вспомнил, то-то же…

— Значит так, Иосиф Павлович, дело о наследстве, в далекой Австралии умерла госпожа Меерх и осталось после нее деньгами, собственностью движимой и недвижимой, а так же ценными бумагами на сумму всего навсего один миллиард с хвостиком…

Иосиф павлович крякнул и выкатил глаза на молодого начальника, тот пожал плечами, мол дело обычное, житейское, ну миллиард, ну и что ж такого… Это же надо, миллиард! а ему как псу хвост, тьфу! кость под хвост, восемь долларов… вот сволочи… дерьмократы херовы…

— Я, если честно признаться, и сам руку приложил, -

донеслось до Иосифа Павловича как через вату, он встряхнул головой и поняв смысл сказанного, усмехнулся. Конечно про себя, внешне же усиленно изображая внимание, а в голове все стучало — миллиард, миллиард…

— Приложил, сделал пару-другую-тройку запросов, но увы…

Начальник развел руками и откровенно посмотрел на Иосифа Павловича. Тот все понимал — начальник дурак в их нем деле, и дня в нем не проработал, думал сделает пару запросов и наследник ему прямо на тарелочке, а вот фигушки-хренушки, тут надо порыть и по архивам, и ножками побегать по адресам, это тебе не демократии устраивать, тут тоже надо работать и в голове не секретаршу в порнографии иметь, а мозги…

— В общем, Иосиф Павлович, прошу вас подготовить план работы, обоснование и количество членов создаваемой группы, вы конечно старшим, и за дело! Миллиард хоть и в австралийских, но долларах, мы организация государственная, но и нам перепадет, а уж я тебя, Иосиф Павлович, и подавно не забуду, держи, — тонюсенькая серая папка с тесемками кофе с молоком цвета, прокатилась по блестящей новенькой полировке финского стола и остановилась возле локтя Иосифа Павловича, обтянутого штопанным именно в этом месте, пиджаком. Внезапно пришло озарение — это твой шанс, Ося, дерзай!..

— Так я пошел, Илья Дмитриевич?

— Завтра к десяти жду с планом и обоснованием. До свидания, Иосиф Павлович.

— До свидания, Илья Дмитриевич…

Духи и явно дорогие Верочки, улыбка ровных зубок, коридор с пыльными плафонами и обшарпанными стенами и дверями кабинетов, нет, в кабинете не дадут сосредоточится, пристанут с расспросами, начнут ахать и охать, делить чужие деньги и мечтать…

Распахнув когда-то белую дверь с тусклым силуэтом в шляпе и с распяленными руками-ногами, а для особо грамотных буква "М", Иосиф Павлович устремился вовнутрь, ура! свободная кабина, и заперся в ней. Воняло хлоркой и говном, мочой и кислым табачным дымом, но это были обыкновенные человеческие запахи и привыкший за свою долгую жизнь к запахам человечества Иосиф Павлович уселся на унитаз подозрительной чистоты не морщась. Уселся, водрузил папку на колени и развязал тесемки…

Через двадцать минут Иосиф Павлович полностью уяснил для себя суть дела. Умерла богатая австралиянка или как их там, денег куча, а из предполагаемых наследников только некий Вячеслав Громофф, сын ее родной сестры от первого брака, скорей всего Громов, а не Громофф, 1960 года рождения, в 1975 вместе со своим отчимом званом Громофф приехал по туристической визе в СССР в Москву, где папа погиб в автомобильной аварии, а следы пасынка затерялись, кстати пасынок-то усыновленный, значит сын, а не пасынок… Затерялись на одной шестой суши… Хе-хе, не госбезопасность ли тут руку приложила?.. Неоднократные запросы по поводу своего сына вначале мамой, супругой бывшей Ивана Громофф, аи да мама, сыночка родного отчиму отдала или это суд решил?.. А потом и племянника тетя искала запросы делала и все безуспешно, ни чего не дало ни каких результатов… Так, а что наковырял этот начальничек-придурок-демократ? Ответ из Центрального Паспортного Стола — Вячеслав Иванович Громофф, Громоф, Громов, год рождения 1960, прописанным не значится… Ответ из Центрального архива бывшего КГБ — Громофф, Громоф, Громов Вячеслав и так далее по делу не проходил и в отношение его каких-либо агентурных разработок не велось… Если не врут конечно. Центральный архив МВД — Громов Вячеслав Иванович, год рождения 1960, 12 марта, среди осужденных или судимых лиц не значится… Так-то, начальничек, демократ-дерьмократ, а то ты думал — раз и все! Слава, почет, премия… Хрен тебе и подавись своими восемью долларами погаными, я то знаю, что нужно сделать… Сдернув для конспирации воду, Иосиф Павлович вышел из кабина и опешил…


АМСТЕРДАМ


Свернув с Сингелграхт на Овертум, Слави быстро пересек широкую улицу прямо перед носом налетающих из-за светофора автомобилей и углубился в узкий переулок. Пройдя несколько метров в тени узких трехэтажных зданий, он остановился перед домом явно бывшей фабрики или мастерской, судя по архитектуре. Совсем крохотное, как почти все в Амстердаме, здание утопало в яркой осенней желтизне-красноте высоких деревьев, поблескивая под невидимым отсюда, из переулка, солнцем стеклами крыши. Слави поднял руку и несколько раз нажал кнопку под табличкой с фамилией ВанХоутман. Немного подождав, повторил… В решетке домофона раздалось кряхтенье и хриплый голос сказал длинную фразу состоящую почти из одних хрипящих звуков, то есть по-голландски, Слави усмехнулся и ответил по-английски:

— Открывай давай, старая развалина, это я, Слави, приехал из Парижа.

Из решетки домофона донеслось с кряхтеньем, но уже на английском:

— Сам ты развалина, русская жопа, пива принес?

— А грасс есть?

— Заходи, пароль правильный, хе-хе-хе…

Звякнул электрозамок, дверь слегка приоткрылась. Слави вошел в узкий коридор со стеклянным потолком, это его всегда удивляло — здание по фасаду имело примерно трехэтажную высоту, но в коридоре сразу за входом на высоте каких-то двух с половиной метров был стеклянный потолок, явно ведущий наружу… Загадка амстердамской архитектуры. Коридор заканчивался крутой лестницей без площадок сразу и прямо наверх. Вскарабкиваясь по ней и придерживаясь за узкие перила, Слави с усмешкой подумал — он прекрасно понимает Еба, живя в таком флету с такой лестницей, он бы тоже вылазил на улицу пореже, а ведь Ебу уже за шестьдесят… Уф, наконец-то… Слави прополз лестницу, мимо всех ниш с дверями, аккуратно выкрашенными в разные цвета и добрался до самой верхней, дверь была выкрашена в цвета радуги, в отличии от других, более спокойных в расцветке, посередине красовался нарисованный с очень и очень большим увеличением джойнт, поверх которого вилась надпись русскими буквами — оставь сомнения всяк входящий в эту берлогу! и ниже — все равно ты здесь удолбаешься в хлам!.. Надпись естественно была написана его рукою… Уф.

Толкнув разрисованную дверь, Слави сразу оказался в огромнейшей комнате-зале, со стеклянной крышей, вся или весь залитый солнцем. По углам просторного зала, зависть художника или скульптора, теснилась в разнообразнейших горшках и ящиках знакомая зелень, заботливо освещенная лампами, посередине зала стояло кресло, возле круглого стола, больше напоминающее не кресло, а трон, а в нем сидела-восседала молодая герла, лет так семнадцати-восемнадцати, не больше… Вот это да! Откуда-то из глубины, примерно из района душа или кухни раздался хриплый голос хозяина:

— Чао Слави и не пяль глаза на герлу, это моя законная добыча, знакомься и веди себя скромно. А ты детка не бойся молодого придурка и не обращай на него ни какого внимания, я все равно намного, лучше!..

Слави улыбнулся — старый Еб в своем репертуаре, и насчет герлы, и насчет характеристик, протянув руку симпатичной герле, судя по окрасу волос, явно местная аборигенка, он подмигнул ей:

— Хай, я Слави.

— Хай Слави, меня звать Эльза, мне о тебе рассказывал Еб.

Слави подвинул к столу огромный кожаный шар, наполовину Набитый чем-то шуршащим и уселся в него. Как всегда было уютно и клево, по сторонам всякая всячина и зелень, но в очень скромном количестве всячина — Еб не любил тесноту, он любил простор и траву. Грасс. Раздался какой-то грохот и появился сам хозяин. опереди него катился, о господи! сервировочный столик, судя по внешнему виду, явно как и все остальное, подобранный на улице, Еб подпихивал его ногою, обтянутой клешеными джинсами, держа в руках еще какой-то поднос с какими-то тарелками.

— Хай дружище, я рад тебя видеть молодым и здоровым,-

важно сообщил Еб и уселся на ловко подставленный герлою под его зад стул. Поднос был водружен на колени Эльзе, Еб поднял здоровенные ручищи к стеклянному потолку и прогремел своим хриплым голосом:

— Во имя того, кто есть или нету, но дает нам и пищу, и питье, и грасс, и любовь, аминь!

Слави и Эльза повторили с улыбками — аминь, и все трое принялись завтракать.

Набив рот подгорелыми гренками и с шумом прихлебывая кофе на молоке, Еб поинтересовался, кося хитрым глазом в паутине морщин:

— Как доехал, дружище?

— С шумом, я и моя герла Диди купили мерседес на шроте, теперь я настоящий капиталист…

— Когда будешь иметь фабрику, как я, тогда и будешь настоящий капиталист, Слави. Пойдешь на Дамрак?

— А. ты хочешь меня усыновить, Еб?

— Я бы с радостью, да боюсь за маму, -

старый хипарь с совершенно седыми волосами по пояс и бородищей, падающей на грудь, кивнул на Эльзу. Та усмехнулась Джокондой, пряча улыбку в кружку с отбитым краем.

— Вот потому я и пойду на Дамрак. А как ты?

— Кроме пенсии меня еще кормит эта детка,-

Еб мотнул головою в сторону улыбающейся белокурой девушки.

— Она рисует акварели и сдает в одну галерею невдалеке от Риксмузеум… Грасс у нас свой, еду мне проносят молодые панки с соседнего сквота от супермаркета, выброшенную в ящики, остается только покупать пиво и вайн… Шмоток мне уже много не надо, все равно с собою не унесешь…

— Слави, этот противный дед в последнее время все чаще и чаще стал говорить о вечности и смерти, что мне с ним сделать?-

Эльза почти серьезно смотрела на Слави, но с трудом сдерживая смех. Тот пожал плечами:

— Ни чего, это у него в связи с тобою. Когда он живет один, то больше думает о герлах, а не вечности.

Еб расхохотался, ударив ладонями об колени и запрокинув голову. На шеи, красной и морщинистой, объявились две старческие жилы… Слави внезапно подумал — а ведь Еб действительно уже стар… был на Вудстоке, был в Гоа, был… где только не был старый Еб ну и имечко дала ему мама, явно не была знакома с русским языком…

— Ну а че ты не приволок свою старуху, боишься, что отобью?-

Еб хитро вскинул бровь, ловко и привычно сворачивая толстыми пальцами с крепкими желтыми ногтями джойнт.

— Просто хотел тебя повидать один… Вспомнить былое-старое… В следующий раз обязательно прейдем вдвоем.

— Остановились у Курта в Гринлайне?

— Как всегда Еб, как всегда…

Слави смотрел с легкой улыбкой умиления на Еба и думал — как клево бы собрать всех в кучу, всех, Еба, Курта, эту Эльзу, еще есть множество разбросанных по всему миру френдов, друзей, камарадов… Как было бы клево всех собрать, поселить рядом и обеспечить каким-нибудь хипповым заработком… Мечты, мечты, где ваша сладость, мечты ушли — осталась гадость… тетя так говорила, в далеком детстве…

Еб протянул Слави последний скрученный джойнт, и они все разом взорвали каждый свой, этим и отличается общественная хипповая Россия от индивидуального андеграунда Европы и Запада… Дым плыл к стеклянному потолку, пытаясь найти щелку и вырваться под сентябрьское не сильно жаркое солнышко… В зале был климат близкий к тепличному, трава, лампы, вентиляторы, слегка повышенная влажность… Какой ништяк, может всплакнуть от умиления — как всегда иронично подумал о себе Слави и стряхнул пепел на пол. Еб достал из нагрудного кармана дистанционный переключатель, щелкнул им и где-то за зеленью с увесистыми башками заиграл Джетро Тал… Ништяк… Морщины Еба излучали доброту и то самое чувство, которое излучают все старые деды, сидя среди внуков… Или правнуков… Эльза задумчиво и тоже с улыбкой смотрела на Еба, видать без дураков ее дед приколол, а сам-то не намного разница, ну скажешь, не намного, все же почти двадцать лет, так сказать другое поколение, генерейшен…

— Еб… ты себя старым не чуешь?..

— Только когда срать сажусь… Последнее время какие-то проблемы с этим вонючим делом… А про остальное можешь у детки узнать,-

хитрый подмиг сквозь многочисленные морщины, ну старый хрен…

— Если не сильно быстро, не сильно много и не сильно часто, то мой Е6 еще ого го какой!.. Но это все ерунда, я его старого пердуна просто люблю…

— Да ладно тебе, детка,-

Ёб смахнул мимоходом слезу, от дымы что ли выбило, и обратился к Слави:

— Инвентарь есть или подкинуть?

— Все ништяк, Еб, все пучком — инвентарь с собою, цирк уехал, а клоуны остались!..

— Ты знаешь, Слави, я давно пришел к выводу — если мир будет серьезный, то мы все попадем в большую жопу, а потому в шестидесятых началось все с таких придурков как я или ты…

— Еб, я начал в семидесятых…

— Разница небольшая, детка влилась в девяностых да еще в конце, но это ни чего не значит и не меняет… Главное — сам знаешь, тут иметь, -

большая ладонь легла на грудь, обтянутую индийской разноцветной рубахой и похлопала по ней. Слави согласно махнул головой, но решил спустить с горки торжественности в яму ерничества:

— Да здравствует флаур паур и патриарх голландских хиппи Еб! Ура!!!

— Ну ты скажешь тоже, патриарх, ну ты скажешь,-

старый хипарь лучился всеми морщинами, глаза из под кустистых бровей, совершенно седых и колючих, лукаво блестели, все же любит лесть, хоть немного, старый хрен… Слави слегка обнял за плечи, костлявые и худые, и чуть притянул к себе Еба:

— Ты знаешь, старый бабник, как. я к тебе отношусь?..

— Да ну тебя, Слави, да ну, детка подумает еще не весть что, еще подумает, что мы геи и собрались на фестиваль в Берлин… Ну тебя в жопу, я лучше принесу пива…

Еб ушел куда-то, Эльза подмигнула Слави и поставила поднос со стола на пол. Из выреза индийского платья, длинного и с колокольчиками по поле, выскользнул какой-то амулет на кожаном шнурке и округло качнулись крепкие груди… Слави отвел глаза, ну Еб, где он только таких деток находит…

— Ты правда из России, Слави?

— Правда, -

Слави вновь повернулся к спокойному лицу Эльзы, обрамлен ому непокорной гривой пышных белокурых волос явно натурального цвета.

— А ты дач?

— Нет, только на половину, моя ма полька-эмигрантка, — Значит мы с тобою славяне? — Получается да… А твоя герл френд?

— Ну… сразу и не расскажешь… Па метис из Америки, ма… Разговор прервал вернувшийся и умывшийся Еб:

— Вот что фолкс, я придумал следующее — сейчас мы возьмем все пиво, которое у нас есть, пич всегда со мною, захватим герлу Слави и махнем в Вонделпарк, скоро пойдут дожди, потом гнусная противная сырая зима, а сегодня светит солнышко… Полежим на травке, Ольга, не забудь захватить для меня плед, попьем пивка, покурим, погреемся, покажем квадратам, что мы еще есть… Как идейка? И повернувшись к Слави, добавил с трудом когда-то заученное словечко из лексикона своего молодого друга:

— Нищяк?

— Ништяк, Еб, ништяк. Попылили.

— У нас пыли нет, -

серьезно сказала Эльза. И стала собираться на пикник.

Кофе-шоп "Гринлайн" внешне ни чем не отличался от множества других кофе-шопов в огромном количестве и беспорядке разбросанных по берегам каналом Амстердама и улицам естественно и других городов и городков Голландии. Или правильней сказать королевства Нидерландов. На витрине такая же нашлепка с зубчатым зеленым листом, сулящим желающим зайти все те наслаждения и кайфы, за которые в совсем недалекой Германии можно получить и несколько месяцев бесплатного проживания в отелях министерства внутренних дел… Точно такая же стойка, отполированная локтями, кулаками и напившимися-накурившимися башками ни одного, а минимум двух, а то и трех поколений туристов и местных жителей… Точно такие же, как и везде, бутылочные баррикады за стойкой, всем своим видом говорящие — умрем, но не сдадимся, все выпьем! или например так — они не пройдут!.. Ну почти такие же столики, стулья, лампы под потолком и фотоморды на стенах, как и в других кофе-шопах… И конечно же точно такой же уголок юного ботаника — с весами, прозрачными пластиковыми коробками с чем-то зеленым, коричневым, серым и белесоватым (достижения местных мичуриных), то есть широкая, легальная и веселая продажа грасса, гашиша и сопутствующих этому всему наркотических товаров. Конфет, пряников, вафель, пива, пирожных и прочая, прочая, прочая, и все содержит маленькое, среднее и совсем не маленькое количество того самого, с которого так круто и здорово прет, и что совсем не сравнимо с водкой и тяжелыми другими наркотиками. Международная организация врачей предупреждает — марихуана не наркотик и не вызывает физического привыкания… А что касается психического, ментального и так далее, то и к жизни люди привыкают так сильно), что когда наступает абсцесс — начинают выть…

Но у кофе-шопа "Гринлайн" было и одно существенное отличие от всех прочих аналогичных заведений. Не смотря на всю внешнею схожесть с остальными кофе-шопами королевства, "Гринлайн" не был обычным коммерческим кофе-шопом. Так как принадлежал некоммерческой общественной организации "Дети солнца", а сами дети в количестве двенадцати штук и конечно их друзья и подрастающее потомство, были в различнейшем возрастном диапазоне — от полугода на момент описания до пятидесяти двух и являли собою обломок когда-то могучего движения Флаур Паур. А попросту говоря, были волосатыми хипами, остановившимися в развитие, застрявших в своих сранных и обдолбанных шестидесятых-семидесятых, а потому совершенно не желающих знать, ни видеть, что на дворе 1999 год уже идет… Третье тысячелетие на носу, так сказать…

Внизу кофе-шоп, дающий устойчивый доход, с которого почти не платится налог, так как все средства шли на общественную благотворительную организацию "Дети солнца", организация оказывает же благотворительность в первую (а зачастую и в последнюю) очередь членам этой самой "Дети солнца". На втором этаже над кофе-шопом были комнаты, где жили члены "Дети солнца", те самые флаур чилдрен сорока-пятидесяти лет, и их друзья в своих многочисленных наездах в Амстердам, В том числе и Слави, а сейчас и со своею герлой Диди.

— Слави, Диди, как насчет сейшена, сегодня вечером в сквоте на Крийзерграхт? -

в дверь заглядывает обдолбанный раз и навсегда по жизни фейс одного из "детей", седобородого, с рыжими дредами на башке — Ханса-Прика. Такое не совсем приличное прозвище Ханс получил в туманном 68, за то что сумел прилепить к спине шефа полиции Амстердама бумаженцию в развернутый тетрадный лист с этим самым кратким словом. Развеселившаяся волосатая молодежь и продажные шакалы пера и тиви камеры разнесли это событие по всей Голландии… Не то, что Ханс прилепил и сам стал Хансом-Приком и ужасно до сих пор гордится кликухой, а то что шеф полиции пять-шесть минут махал руками в служебном рвении при разгоне сочувствующим бурлящему Парижу, имея на спине бумажку с характеристикой от молодежи… Ох уж эта волосатая молодежь конца шестидесятых!..

— Сам иди, после вчерашнего похода в Вонделпарк еле-еле дышим,-

простонали хором Слави и Диди, валяясь навзничь на продавленном многими поколениями сексуальных революционеров, матраце. Хотя фактически скорей всего матрац продавил какой-нибудь квадрат, любящий лежа смотреть телешоу и пить свой "Хейнекен"… Так как вся мебель была с улицы.

— Вас старый Еб измучил?-

поинтересовался Ханс-Прик, хотя сюда подошел бы и более энергичный глагол.

— Он… нас… затрахал… Сначала спокойно лежали на травке, ни кого не трогали… Курили и пили "Гролш" с "Амстелом", а затем танцы возле озера, прыжки папуасов на дорожках и так далее, ну а потом он нас еще потащил на выставку куда-то к черту в жопу…

Хлопнула дверь, скрылся фейс Ханса, Слави и Диди остались наедине. На "делай любовь" не было сил… лежали, дремали, потягивали "Гролш" из темной бутылки с приятно хлопающей фаянсовой пробкой, смотрели прямо с матраца на синее небо сквозь давно не мытое окно… вокруг была знакомая по многочисленным сквотам обстановка — полуполоманная и починенная мебель с улицы, дранные плакаты на крашенных в разные цвета стенах, произведения искусства, не имеющие названия, цены и ценности — что-то скомканное, слепленное, раскрашенное в разные кричащие цвета, в углу на полу груда комиксов с восьмидесятых лет, тоже все оттуда, с улицы… На огромном ржавом крюке, торчащем из стены, висел и неплохо пел огромный черный магнитофон, видевший еще Битлов в живую… щелкнула кассета, до автореверса они видимо еще не… кто они? а фак их маму знает… голова болит, маг скотина назад не перематывает, надо вставать, а сил нет… — Слави, может выползем хоть вниз… Нельзя же так… расклеиваться… пыхнем… Может легче будет… легче, держи карман шире, а! она голышом, как и я, снизу слышится смех удолбаных туристов и рэгги пробивает, ну Еб, у него наверно в плохо работающей жопе вечный двигатель спрятан, мотор жизни, после той сранной выставки он предложил еще в экологическое поселение смотаться, мол отсюда уже близко и шесть еще к тем черт знает скольким километрам перли по ночному Амстердаму, а на улицах даже дилеров-пушеров уже не было, они что, совсем идиоты, в такое время и в таком месте говно туристам втюхивать… Ноженьки мои ноженьки, может застрелится из джойнта?..

К вечеру все равно пришлось спустится. Голод не тетка… Внизу было полным полно, в основном туристов и все как один мокрые — пока ковыляли по типичной крутой голландской лестнице, ох уж эти лестницы, внезапно начался дождь и туристы с радостью набились в ближайший кофе-шоп. Уже все курили с огромным удовольствием запрещенное у них на родине, выдыхая в атмосферу клубы дыма, содержащего остаточный кайф… Над Амстердамом кружили удолбаные-обдолбанные чайки-голуби, то и дело норовя перекувырнутся через голову или выкинуть еще какой-нибудь фокус, чаще всего выкидывали помет на лету, иногда фигуру высшего пилотажа…

В кофе-шопе оказалось все съеденным и в ближайшие два-три часа готовить ни кто не собирался, значит придется искать еду на улице…

— К борющемуся Вьетнаму?-

поинтересовался Слави у подруги. Та мужественно кивнула — куда же еще, по прайсам и хавка, суровый капитализм, ни чего не поделаешь, не совершать же революцию, когда жрать хочется…

Пройдя узким коридором с ярко-освещенными витринами, за которыми выставляли свои молодые и не очень разноцветные тела проститутки, они вышли на Зийдс-Воорбургвал, расположившийся по обоим берегам канала. Сновали многочисленные туристы в синеве приближающегося вечера, и дилеры, стоял хохот и разноплеменная речь, гремели все музыкальные стили за последние сто, а то и больше лет, через горбатый мостик — "Только для пешеходов!", яркой вывеской светился на том берегу оплот байкеров и их собственный тату салон, с которым у Слави были связаны весьма болезненные воспоминания… Нет, его там не поколотили свирепые рыцари двухколесных коней, собирающиеся по вечерам в собственном кофе-шопе, Слави там просто замастырил себе тату за сорок гульденов на правом предплечье — знак мира, пацифик в гирлянде цветов, листьев марихуаны и прочей атрибутики любителей гербариев.


В двух шагах от угла, только они вынырнули из узкого коридора с витринами, разыгралась типичная уличная сценка — пушер-дилер, дилер-пушер предлагает туристам первоклассный товар, судя по цвету что-то между грязным аспирином и не слабым слабительным, туристы с уважением вытягивают свои молодые шеи и интересуются — фифель? хау мач?.. Диди потянула засмотревшегося Слави — есть хочу, и они оказались возле настежь распахнутых железных ворот, за которыми сразу баррикадой стояла стеклянная стойка и синим пламенем горел огонь в честь борющегося Вьетнама. Заморщинившийся в улыбке хошиминовец сменявший социалистический рай на капиталистический ад, поинтересовался у хипповой пары — что будете, фолкс? В его устах, несмотря на приличный английский, ото звучало примерно так, в переводе на русский — це бусете, фосю?

— Вегетарианский гамбургер давай, два раза,-

сделав ударение на "вегетарианский" и на слове "раза", ответил Слави и указал "викторию". Вьетнамец зашустрил — ловко откуда-то снизу выхватил мягкую булку приличных размеров, огромнейшим ножом, воинского образца, развалил ее почти пополам, в середку запихнул кусок соевого, слава богу! не собачьего, мяса и все это уложил на маленькую сковородку, мирно плюющуюся малом на синем огне. Но на которой хватило еще места еще для одного вьетнамско-американского чуда гастрономии. Продолжая морщинится, как китайская собака мясной породы, услужливей продавец поинтересовался:

— Есе це?..

— Пару хайнекенов…

Чмокнул поцелуйным звуком потрепанный уличной жизнью холодильник, запотевшие банки приятного зеленого цвета пустили по маленькой лужице на пульте стекла стойки, ловкие руки в морщинах выхватили гамбургеры из сковородки и обернули в салфетки, маленькая бутылочка плюнула коричневым, запахло Бангкоком, Таинландом, чем угодно, но не социалистическим Вьетнамом… Слави отдал последнею синею десятку местной валюты, все — завтра уорк, сгреб мокрое серебро сдачи, и они отвалили, сообщив продавцу по секрету — данке вел. На что получили еще одну огромнейшую морщину, то есть улыбку.

Уложив зады на лак чей-то автомашины, Слави и Диди принялись ужинать? обедать? ланчевать помалу?.. Сумрак опускался сентябрьским чем-то, кругом уже горели огни фонарей и рекламы, на улицу неизвестно откуда высыпали дополнительные толпы туристов и пушеров, звенели бутылки, стаканы и звонки велосипедов, чавкало пиво и грязная вода в канале, дымок стлался туманом и пороховой гарью проигранных сражений, по каналу степенно проплывали экскурсионные катера и различнейший мусор, включая рванный полузатопленный резиновый матрац… На город опускалась легкая грусть, не смотря на отчаянное веселье, царящее вокруг. Слави вытер пяльцы салфеткой, допил пиво и забрав мусор из рук любимой, отправил все широким жестом в урну, а не в канал, как это делали вокруг другие. Получив за экологичный поступок поцелуй, слегка отдающий хейнекеном и соевым соусом, Слави сильно погладил Диди по спине. Было спокойно и немного грустно, непонятно отчего, вод ведь какая штука, всегда в вечернем Амстердаме чуть-чуть грусть разлита, немного грустно, непонятно отчего, но грустно немного делается… Проходящий мимо негр или кто он там, подмигнул синим с белым глазом, Слави чуть улыбнулся… Идиллию нарушил чей-то противный голос:

— Хай, не хотите купить экстази?..

Прямо перед ними стояло дитя улицы — кривоногое, не ярко выраженное в расовом и этническом вопросе, одетое во что-то потрепанное и явно с чужого плеча. Судя по легкой расслабленности, это дитя лет неизвестно сколько, само под черти чем его знает последние годы своей жизни прется…

— Мы сами можем тебе предложить героину из аптеки, как у тебя с желудком, мэн?-

невинно поинтересовалась Диди. Пушер хмыкнул остатками гордости:

— Фак ю!

И сразу исчез, это особенность местных дилеров, местных пушеров, ни когда не могу запомнить, как правильно в этом городе…

— Сори, это мой автомобиль?-

вежливый английский, приятный голос, широкая улыбка, дорогой галстук, столь неуместный на этой улице, здесь же все же не фирмы по продаже алмазов и не филиалы банков, в чем дело?.. Неизвестный уселся в свое дорогое авто, слегка взбурчал тихим мотором и покатил по улице до краев наполненной народом. Сверху чернело синее небо, снизу блестел камень мостовой, пахло востоком и мочой из уличных кабин туалетов или из кабин уличных туалетов, все было ништяк и спокойно…

— Слави, ты меня любишь?

— Что за глупый вопрос, Диди?

— И все же, русский гризли, да или нет?..

— А как ты сама думаешь?..

— Я думаю, что если мы сейчас не добежим до "Гринлайна", то вокруг нас соберется большая толпа народу…

— Надо не забыть положить шляпу…

— Жалкий противный капиталист…


----------------------------------------------------


Кофе-шоп "Гринлайн" располагалось в историческом доме построенном примерно так лет четыреста назад, а потому многочисленные гости и клиенты кофе-шопа с некоторой тревогой поглядывали на дощатый потолок и прислушивались к несущемся сверху звукам… Но здание выдержало, благодаря отличным голландским ремесленникам. А за окнами в темном небе летали обдолбанные чайки, вплетая свои крики в музыку ночи.


МОСКВА.


…Так как столкнулся носом к носу с Сергеем Сергеевичем, который что-то здесь тревожно вынюхивал.

— Иосиф Павлович, а я уже думал — не сердчишко ли прихватило, ботиночки ваши желтые вижу, а тишина…

Иосиф Павлович с ненавистью посмотрел в лицо рвущегося на его место и рассмеялся, ведь он же уже решил, так. пусть подавится должностью начальника отдела, его должностью и его окладом, если на большее не способен. Сергей Сергеевич с тревогой вгляделся в лицо начальника отдела — все ли в порядке, заперся, папку зачем-то в туалете листал, теперь хохочет… Может скорую вызвать, психовозку, шевельнулся червячок злорадной мысли.

— Все в порядке, Сергей Сергеевич, просто спокойней места, чем здесь, для раздумий, не найти ни где, рекомендую.

И оставив в изумлении подчиненного, Иосиф Павлович устремился на рабочее место. Ничего-ничего, скоро он его оставит более нуждающимся, а сам заживет новой настоящей жизнью, и пусть катятся ко всем чертям со всей своей херней — переcтройкой, капитализмом, демократией… Хватит, попили кровушки и харе!..

Войдя в тесный кабинет и усевшись за собственный, пока еще! пока, стол, Иосиф Павлович положил перед собою тоненькую папочку и задумался. Подменить наследника невозможно, у австралийских адвокатов есть отпечаток пятилетней ладошки этого самого Вячеслава, и в папочке есть копия, значит нужно найти… Если конечно его КГБ тогда вместе с папой-отчимом не прибрало… Хотя что за ерунда — если бы прибрало, то тоже чего-нибудь написали, ну там брюшной тиф, скарлатина, не знаю…. А если пропал, значит так оно и есть. Значит нужно найти наследника… Но пока найдешь, пока убедишь поделится или отблагодарить… Да и не умеет он такого… Нет, надо по-другому, если на двор пришел капитализм и принес рыночные отношения, значит и нужно поступать по рыночному… Есть товар, первосортный товарец! — сведения о миллиарде и разыскиваемом наследнике… Значит нужно найти покупателя на этот товар… А кто сможет купить такой товар, у кого есть возможности найти наследника вперед Инюрколлегии, у кого есть возможности заставить поделится Вячеслава Громова, год рождения 1960?.. Только у мафии, у бандитов есть такие возможности… А значит нужно выйти на мафию… конечно не на шестерок каких-нибудь, а на самую верхушку или еще лучше на самого главного мафиози хотя бы города Москвы… Только вот как его найти, как на него выйти?..

— Иосиф Павлович, вы еще остаетесь?

Кеша что-то спрашивает, во вчерашнем "Коммерсанте" что-то такое вроде бы писали, про какую-то презентацию очередную, сегодня что ли, она меня еще царапнула — задела, мол опять бандиты с артистами икру жрать будут, а тут зима на носу и у жены, и у дочери обуви нет, сапоги каши просят, про его же сапожки с гуманитарной помощи 1990 года и разговора нет, клеенные-переклеенные…

— Иосиф Павлович, вы нас слышите?

Иосиф Павлович изумленно уставился на Кешу, Сергея Сергеевича и Кирилл, те же в свою очередь стояли перед его столом и почему-то махали на него руками и газетой…

— Что?! Что случилось? -

всполошился Иосиф Павлович на коллег-подчиненных.

— Да вы не отвечаете, мы подумали — плохо вам…

Сотрудники тревожно-любопытно вглядывались в лицо своему маленькому начальнику отдела.

— Нет, мне не плохо, идите домой, мне же надо составить план и обоснование… Желаю здравствовать,-

особо ядовито попрощался Иосиф Павлович и вдруг внезапно вырвал из руки Кеши газету — это же был вчерашний "Коммерсантъ"! Кеша испуганно отшатнулся, Иосиф Павлович попытался изобразить улыбку.

— Все в порядке, я просто эту газету еще не читал, до завтра коллеги, всего хорошего, не смею задерживать, и попрошу завтра не опаздывать, до свидания, до свидания….

Оставшись один Иосиф Павлович улыбнулся, на этот раз от души, а не гримасничая, и принялся нетерпеливо листать газету. Есть!.. Есть, на третьей странице небольшая заметка, как всегда с иронией и сарказмом, что сегодня, ага, по адресу, так, есть, Иосиф Павлович быстро черкнул шариковой ручкой на листке отрывного календаря — Московский переулок, дом 4, в 20.00 состоится презентация ресторана-кабаре ""Яр", кстати — название украдено у дореволюционного заведения, ну а среди ожидаемых гостей и приглашенных всем знакомые имена… Певец К., бандит Р., бандит Г., бизнесмен Ю… Так, слабенькая маскировка, скорей всего певец К. - это Кобзон, бандит Р. это как его, летом большой скандал был, Родановский что ли… Иосиф Павлович задумался, черт, вспомнить не могу, а ошибиться тут нельзя…

Взгляд упал на телефон и услужливая память подсказала — жена. Сидит и целыми днями смотрит по телевизору все подряд передачи и фильмы, знает по фамилии каждую морду, которая хоть раз появилась на голубом экране… Надо же, дожили — раньше на экране вожди да артисты показывались, теперь артисты, вожди и бандиты… демократия… Иосиф Павлович набрал номер и в тдубке старенького югославского телефона раздался недовольный голос жены — алло, я слушаю!

— Это я Тапа, я немного задержусь, срочная работа, кстати — начальство на следующий месяц обещает подбросить премию… Сейчас надо дать ей высказаться, тогда она не поймет, зачем я звонил, не уcледит, ишь разболталась, и болтает, и болтает, а что болтает и сама не ведает… Ну хватит, поболтала и будет…

— Извини Тапа, у меня работы сверх головы. Да, кстати, мы тут на работе поспорили, ты случайно не помнишь — летом шумный скандал был с каким-то бандитом, толстый такой, не сильно старый и толстый, он еще какого-то депутата с потрохами купил, ну с проститутками там еще было намешано… Его еще крестным отцом Москвы журналисты назвали… На "Р" что ли…

— Вечно ты ни чего не помнишь, Родаковский, фамилия на Р — Родаковский, кличка "Север", вор в законе, смотрящий над Москвой, сорок два года, судимости…

— Все Тапа, все, мне не интересно, извини — я только подумал, вдруг ты помнишь фамилию, все, поцелуй дочь, я работаю. Приду как приду. Отбой.

Положив трубку на место, Иосиф Павлович несколько раз повторил про себя и вслух — Родаковский, кличка Север, Родаковский, клич… нет, не так, Родаковский, господин Родаковский, господин Родаковский… Да, надо к завтрашнему дню составить план и обоснование… ну уж хренушки! — расхохотался во весь голос Иосиф Павлович, ну уж херушки, сами! сами господа демократы, сами, вон и Сергей Сергеевич на мое место рвется, ему и карты в руки, ну а я с завтрашнего дня на бюллетене… Сердце. Так… так-то.

Добраться до Московского переулка было легко. Так как господа бандиты презентуют заведения только в центре города. На окраину их и калачом не заманишь, даже намазанным икрой. Выйдя из метро, Иосиф Павлович раскрыл над головою зонт, старенький, с одной дырочкой возле ручки, как не заклеишь — так заплата отлетает, и вглядевшись сквозь завесу дождя, чуть подсвеченную светом фонарей, в надпись на облупленной табличке на углу ближайшего дома. Ага, Московский, ускорив шаги, Иосиф Павлович направился вглубь переулка и через сотню метров увидел сразу репрезентируемый объект.

Вокруг еще не открытого для общественности ресторана-кабаре копошилась жизнь — подъезжали приглашенные артисты вперемешку с бандитами и мелкими вождями-политиками на разноцветных импортных автомобилях, в сторонке стояли джипы, набитые мускулистыми телами мелких бандитов, мелькали какие-то явно бандитские рожи в милиционерской форме и кожаных куртках, все переговаривались по мобильным телефонам и уоки-токи с длинными антеннами… В сторонке скромно замерло ободранное милиционерское "жигули" с синими сейчас выключенными мигалками на крыше… Ну да, бандитов надо охранять — вдруг они передерутся, по привычке хмыкнул Иосиф Павлович и на секунду задумался. Как быть… А, была-небыла, кто не рискует — тот не пьет шампанского, не убьют же за добрую весть, хорошие сведения, вон и бандиты уже косится из джипа стали, да и снующие кидают косые взгляды, хе-хе, примут еще за киллера, пора приступать… Иосиф Павлович двинулся, старательно обходя особо глубокие лужи и придерживая зонт при порывах ветра, двинулся к самой шикарной машине — синему огромному джипу, всеми своими блестящими хромированными деталями огромных размеров кричащий на всю московскую улицу, пардон — Московский переулок, о своей мощи, своем богатстве и своем пренебрежении к окружающим… Джип даже был запаркован не как все машины, вдоль тротуара, а поперек, наполовину взгромоздившись на бордюр и подмяв огромными ребристыми колесами крошево асфальта. Из темноты салона джипа, сквозь опущенное стекло, на Иосифа Павловича повеяло холодом пещеры, подземелья, бездны…


АМСТЕРДАМ.


Утренний Амстердам совершенно не похож на ночной. Нет, это не банальность, как можно было бы подумать, будто другие города не имеют такого резкого отличия, и все же, все же, все же…

Утренний Амстердам, утренний для Слави и Диди в этот день, то есть примерно так в пол-одинадцатого| легкие тучки летят по вылинявшему за лето небу вперемешку с чайками, лужи мочи уже смыты поливочными машинами, груды мусора от магазинов и кафе собраны рабочими, стайки туристов, еще не удолбаных в хлам и не улившихся в стельку, шныряют возле памятников архитектуры. И интересуются не только официантками в купальниках, с гроздями резиновых членов на поясе, но и магазинами-витринами с различнейшим товаром… Ведь Амстердам не только травою с гашишем торгует, но и прочим тоже. Пушеры-дилеры еще спят по каким-то тайным своим местам, всучив глупым и наивным туристам что-то не наркотическое, многочисленные велосипеды аборигенов звенят на туристов, туристы на арендованных велосипедах звенят на пеших аборигенов, проскакивают не ердкие автомобили, откуда-то несет, нет, не мочой, а запахом свежеиспеченных булочек, одним словом утро. И в помине нет вечерней грусти и ночного разнузданного веселья, только бодрость, утренняя бодрость и свежесть чувств и половодье запахов… И вот в это неплохое в общем-то утро Слави, нагруженный как верблюд или правильней сказать — запряженный как конь в тележку и Диди с серебренными пластиковыми булавами шествовали на работу. Шествовали потому что авто, мерседесе шротный использовать в городе Амстердаме накладно Их рабочее место была не сильно длинная, но и не совсем короткая улица Дамрак, одним концом упирающаяся в псевдо тюдоровское здание централстейшена, вокзала то бишь, напоминающее собою дворец из Англии, другим же собственно в сам Дам, центральную площадь Амстердама, Через которую и шествовали Слави и Диди, сделав небольшой крюк ради прогулки, если бы амстердамцы заболели бы на голову, совершили бы революцию и решили бы устраивать у себя на Даме демонстрации с провозом ракет и провозом толп орущих трудящихся, то им бы пришлось снести вон тот дворец, здание музея Мадам Тюссо и этот недействующий костел, а возможно под руку голландского пролетариата попало бы и это неплохое здание на углу с банком на первом этаже.

— Кстати, Диди, место-то пустует — еще ни кто не пришел из уличной братии, вот удивление! ни клоуны, ни жонглеры, ни памятники самому себе и античной эпохи, а значит!..

Слави быстро превратил тележку в шезлонг, в несколько магических пассов совершил требуемое и необходимое, Диди отодвинулась временно на задние позиции, собираясь порадовать туристов киданием булав в воздух несколько позднее, хипарь уселся на полосатую ткань, положил ноги на пластик ящика и перевернул первую табличку. Черные буквы по-английски возвестили — ХИППИ КУРИТ. И Слави начал сворачивать средних размеров джойнт… Группка туристов зааплодировала и легкий ручеек мелочи зазвенел в банку. Работа началась…

Вскоре исчезла Диди, наградив поцелуем неутомимого работника где-то в районе уха, отправилась кидать свои булавы и вносить посильную лепту в семейный бюджет, хотя и ни кто ее не заставлял. Затем появился заспанный клоун-француз и конечно Франсуа, криво улыбнувшись на занятое место, Франсуа взбодрился — рядом место было свободно и жанр не является конкурирующим… Улицы заполнялись, туристы густыми толпами шествовали от Дама по Дамраку в сторону Централстейхде-на и обратно, то создавая круги возле артистов, то рассыпаясь вновь вдоль улицы, мелочь и редкие бумажки оседали в тарелках и коробках уличных артистов, не проходя мимо Славиной банки, все они старались, кто как мог, в поте своего лица… Кто жонглировал различнейшими предметами, кто изображал статую или робота, включающегося от звона кинутой в коробку монеты, кто-то пускал мыльные пузыри, кто-то извлекал звуки из металлической гитары или деревянной скрипки… нашлись и такие — играли кусочек из песенки про Мексику и марихуанну за один брошенный гульден в футляр от гитары, а затем застывал механической куклой в ожидании следующего гульдена… Но все же хитрей всех оказался Слави. Он просто сидел, просто рассматривал многочисленных туристов, с видео и фотоаппаратами наперевес окружавших его и в первое мгновение не понимавших — а что же тут происходит?.. И только прочитав табличку — хиппи, 42 года, вегетарианец и так далее, начинали смеяться, галдеть и усиленно фотографировать-снимать хипаря…. А Слави изредка, в зависимости от того, что он делал, менял таблички, перекидывая их на кольцах — хиппи думает, хиппи пьет пиво, хиппи курит, хиппи считает деньги в банке… И эта совершенно неприкрытая ни чем наглость в обдирании, туристов и вымогании денег вызывала лишь смех, причем радостный, улыбки и непрекращающийся ручеек мелочи с осенними листьями банкнот, периодически даже норовящий перерасти в бурливый поток. Несколько раз прошествовавшие мимо полицейские тоже с улыбкой встретили нового артиста оригинального жанра — это же не пушер, не карманник, не удолбаный опустившийся торчок-бомж, и не проблемный поляк-панк, в последнее время почти затопившие Амстердам… Человек сидит, ни кого не трогает, улыбается и иногда курит, а что ему за это деньги дают — так это дело этих сумасшедших туристов, у которых бабок девать не куда видно…

Ближе к вечеру пришла Диди, принесла пару пригоршней гульденов и бумажку в один доллар, зверски хотелось жрать и совершенно отваливалась жопа, вот и думай — легко сидеть и ни чего не делать или не очень… Пора сворачиваться, хорошего помаленьку, сенкью вери мач, любимые туристы, представление окончено, до завтра, до завтра!..

Мелочь высыпана в сумку Диди, бумаженции, общим количеством на сорок пять гульденов, ни хрена себе! и пяти марковая купюра, что прилетела из Дойч републики, в прайсник, еще пару-тройку таких дней, мелочи с кило будет, и можно на улицу не вылазить с месячишко, в крайнем случае полмесяца точно, а вдруг чего купить захотим или на бензин понадобится… мало ли что… бормоча себе под нос, Слави укладывался, шезлонг в тележку, ящик и банку, таблички… Кто-то еще щелкал камерой над головой, видать остановится не может, Диди нежными пальчиками экологического активиста помогала уложить и увязать не сильно большое хозяйство… Слави выпрямился во весь свой не малый рост, растирая затекшую поясницу и отваливающийся зад, встряхнул хайрами, взъерошил бороду и почесав макушку, повел глазами по сторонам. Толпы туристов, разноплеменной этнический состав местного населения, разноязыкий шум толпы, какофония музыки, с Дама несутся звуки симфонического оркестра — то ли дни Моцарта, то ли фестиваль гаев, для дама все едино, демократический и толерантный Дам готов приветить каждого…

— Ну что, побежали? Кушать хочется… — промурлыкала Диди, заглядывая в лицо своему гризли, сибирскому гризли.

— Пожалуй…

Внезапно из месива людских фейсов обрисовался один, одно не сильно незнакомое, скорей даже совсем наоборот, какие-то темные сливами глаза, крупный нос, резко очерченные наглые губы, крупными прядями темные с проседью волосы спадают на глаза, закрывают частично уши, сзади ложатся на воротник рубашки с крокодилом на грудном кармашке…

— Слави, идем же! Ты что?!

Где же я видел ату морду, чьи же это наглые сливами глаза в окружении морщин… Мэн улыбнулся чему-то своему, как вспышка фотоаппарата вспыхнуло знакомое — из-под челки на глаза улыбка наглая, фак мою жизнь, это же!..

— Алекс! Уфимская морда!-

заорал Слави на пол Амстердама, но ни кто из толпы туристов даже не обернулся, здесь и не так орут, на всех не наоборачиваешься. Мэн подпрыгнул на месте, шлепнув малоношеными кроссовками "Пума" об грязный камень и неуверенно стал растягивать свои резко-очерченные губы в еще больше наглой улыбке, но глаза отказывались верить и плескались холодной кока-колой.

— Сэм?.. Не может быть… Ни хера себе… А я стою и смотрю, как хипарь дурит туристов, а это оказывается ты?.. Не может быть…-

вслух удивился турист по-русски и заорал тоже изо всех сил.

— Сэм!

— Алекс!

— Сэм! Алекс!

— Алекс! Сэм!

— Фак мои колеса, это ты!..

— Мать мою за ногу, а это ты!..

Туристы обходили хипаря и неплохо, дорого прикинутого слегка всего длинноволосого, отчаянно лупящих друг друга по плечам и спинам, пихающие друг друга кулаками в живот и грудь, обнимающихся изо всех сил, и орущих неизвестно что на незнакомом языке, югославский что ли… В Амстердаме это обычное дело, наверно два гая встретились после долгой разлуки… Суки-туристы, не знают разницы между гейз и гайз! Диди стояла чуть в стороне, улыбалась и ни чего не понимала кроме одного — ее Слави встретил какого-то туриста, явно с прайсами, но явно не американца, так как оба орут на каком-то варварском наречии… Скорей бы что ли пошли, есть хочется со страшной силой, а тут еще турист-квадрат, старый знакомый Слави что ли…

— Алекс, какими ветрами тебя занесло из жопной Уфы в этот Амстердам?!.. Колись кореш, не качумай!..

— Я то ладно, Уфа ближе к Европе, чем твоя сраная Сибирь, я то уже давно за бугром обитаюсь, а ты то как, ты то, ты?! Сэмка, Сэмище глазам не верю — это ты или не ты?!.. да еще в хипповой шкуре, идеалам юности далекой неизменил?!.. Гад, я так рад тебя видеть, ну гад!..

— Алекс, Алекс, морда, сколько же мы с тобою не виделись, а?! С 74 или с 75 что ли?..

— Сэмище, ну сволочь, с 75, с 75, как меня загребли на действительную, а что потом было, я тебе все расскажу, ты то как, ты?!..

— А я че, я ни че, после путча первого на Западе оказался, ну и до этого всего разного и хорошего было, сразу так. и не расскажешь… Кстати, познакомься, а это моя герла, ну чува, Диди, только она по-русски ни в зуб ногой, ты как — ю спик инглиш?..

— Еc, офкорст, хелоу, айм Алекс!

Улыбка, белозубая и наглая, как в молодости в адрес подруги вновь найденного друга, всеобщая улыбка, Диди не выдержала и пожаловалась:

— Слави, я очень и очень хочу есть… Может перенесем встречу старых френдов куда-нибудь за стол?

Слави не успел ответить, как взорвался и загорелся Алекс.

— Оу! итс грейт айдия, Диди! Сэм, так ты уже не Сэм, а Слави стал, хрен тебе с коромысло, я вас обоих приглашаю, по такому случаю надо все это вспрыснуть, отметить и вздрючить… Я набит хрустами, как банковский сейф, у меня радость — я развелся со своею мымрой и смог унести в клюве половину того, что было, а теперь еще и тебя встретил, бородатая морда, ты же тогда, в юности долбанной, только усишки вроде таскал, ни бороду, ну и с баками носился, ты же моложе меня гад, на четыре года!..

— На два Алекс, на два, а сейчас это не столь существенно, давай двинем, здесь не далеко есть неплохая забегаловка, не сильно вонючая…

Все фразы приходилось дублировать с одного международного языка — русского, на другой международный — английский, так как Диди категорически не понимала ни одного слова из тарабарщины.

— Пошел в жопу со своей забегаловкой, это вас не касается, Диди, это я этому гаду своему старому другу…

— Сам ты гад, морда, давай рассказывай, ну, как ты, что ты…

— Пошел в жопу еще раз, мое повествование-эпопея требует времени за отличным столом с бутылкой-другой шампанского и парой-тройкой рюмок коньяка, а ты наверно только грасс палишь, шмаль долбаешь, благо полисы-менты тут за это не гребут, Сэм, Сэм, кьк я рад тебя видеть, если бы ты знал… да еще в волосатой шкуре!..


Переполненный туристами Дамрак, сам собственно Дам с голубями и Амстел-набережная давно остались уже позади, пушеры устали приставать к троице и отстали, только швейцары некоторых кафе и ресторанов провожали взглядами странную группу — двое оживленных и чуть впереди, а одна притихшая и снисходательно-улыб-чивая чуть сзади — Диди, не отставай! поворот, впереди лежит Херенграхт, сияют огнями дорогие роскошные рестораны…

— Алекс, ты куда нас волокешь, нас же с тележкой сюда на дух не пустят…

— Кочумай, Сам, Слави нашелся, все будет пучком, хрусты и наглость нам откроют ворота Эдема…

— Ты где так наблатыкался по-английски шпарить, морда?..

— От морды слышу, в Америке, дружище, где же еще…

— Диди, не отставай, наверно мой старый друг ограбил какую-нибудь пещеру Алладина…

— Я видела фильм про этого парня.

— Про Алекса, Диди?!..

— Про Алладина, балда!..

На углу Херенграхт и Вийзелграхт гостеприимно сиял стеклом витрин, электрическим светом и улыбкой швейцара-негра какой-то неплохой ресторан, где по прикидкам Слави за стакан содовой могли гульденов пять попросить… А этот Алекс танком прет на буфет, на швейцара и на своем супервеликолепном английском командует угнетенному пролетариату — тележку в зубы и дорогу! Навстречу выбегают силы поддержки — официанты и явно генерал-мэтрдотель, кучерявятся по-ашкеназки что ли, кто-то гостеприимно на пианино начинает наблюзивать блюзок, клавиши стучат в так раскладываемым тарелкам, нас что — так много? вокруг сияют огни, крахмал скатерти отливает синим и пыжится, хрусталь, серебро, фарфор, напомаженная башка с поклоном подает толстеньнейший том в коже — нет сэр, это не том большой британской энциклопедии, это наше скромное меню, выберите хоть что-нибудь, так сказать — осчастливьте нас своим выбором, и вы леди, и вы сэр… Хлопнула пробка из темной бутылки, зажурчало подозрительно знакомой по цвету струей пузырящееся шампанское, от тарелок с закусками, икрою и сырами отлетали запахи и блики…

— Ну что Сэм, Слави, за встречу?! динь-динь, Диди, твое здоровье, кореш!

— Алекс, мать твою за ногу, за нас! За нас и за тебя, моя любимая!

— Вперед, френды!

Колючее шампанское сразу бьющее в голову пузырями, неловкая вилка для сыра тычется в крабы, рукою сыр брать удобней… Когда первый голод (Слави и Диди) был умиротворен, когда вторая бутылка шампанского была уже располовинена, когда старые друзья, еще бы не старые, да по сравнению с ними Диди чувствовала себя маленькой девочкой-шалуньей, когда… В общем когда наступил перерыв в поглощении изысков и роскоши, Слави вопросительно уставился на своего друга, найденного нежданно-негаданно после стольки лет разлуки, не глядя сворачивая сигарету из "Самсона".

— Сколько же мы не виделись с тобою морда? Говоришь с 75?..

— Скорей всего с 74… В 74 меня в армию загребли… Двадцать пять лет, Сэм, Слави, да кстати, а почему ты Слави? И брось крутить табак, сейчас купим тебе хороших сигарет…

— Привычка, табак приятней и пока крутишь — медитация, насчет Сема-Слави долгая история с грустным началом… но я расскажу… А ты по-прежнему Алекс?

— Да, и даже по паспорту, кстати — у меня с орлом и стрелами.

— У меня сейчас такой же…

— Что значит сейчас, Сэ… С… Слави, черт., ни как не могу научится выговаривать глядя на тебя.

— Тоже расскажу… Я просто не могу поверить своим глазам — здесь, в Амстердаме и вдруг ты, Алекс, уфимская морда и вдруг… с паспортом США, жена что ли еврейка была, с которой ты развелся, а?..

— Совсем не так, С… Слави, черт тебя побери с этим Слави, совсем не так… Я подорвал!.. когти…

— Я тоже!.. Ха-ха-ха!..

— Ха-ха-ха!..

Диди с удивлением смотрела на своего Слави и его друга, ого! через четверть века, ни чего себе, ее еще не было на свете, а эти двое, ее Слави и этот Алекс уже были друзьями, и как ни странно это было ожидать от приглаженного, не смотря на некоторую неправильность длинноты волос, богатенького американца, оба были в ту доисторическую пору хипами… Как ее па и ма… Это же динозавры и неандертальцы, война во Вьетнаме или где они там, Совьет Юнион воевали, Вудсток или у них вроде не было Вудстока, Сталин был, Сталин и этот, с бровями, он еще медали коллекционировал, черт, все в голове путается, тут еще шампанское, а эти двое ржут не переставая и не переводят ей… Диди с удивлением и. легкой обидой смотрела на смеющихся во весь голос, на весь ресторан, то ли уже напившихся, то ли просто обнаглевших хиппис советик, и ни чего не понимала, так как два последних предложения ей ни кто не перевел…

За странной и подозрительной троицей, из которой двое так непринужденно, но несколько своеобразно вели себя, с чувством легкой тревоги и дежурной улыбкой на бритом лице, наблюдал мэтрдотель, не совсем понимая, что же может связывать этих троих… Один явно фрик с шестидесятых, слава богу, они давно уже прошли, те неправильные года, волосатый и бородатый, притащивший зачем-то в их ресторан, ну я согласен, не самого высшего класса, но и не последнего! зачем-то тележку с каким-то пустым ящиком из-под пива… Такой типичный длинный рукастый фрик в джинсе с широкими штанами и бусами на шеи, девушка типичная "эко" в высоких мартинсах и индейских и индийских браслетах на руках… И слегка морщинистый седоватый американец с длинноватыми волосами, но в неплохой одежде, с платком на шеи, явно артистик пипл… Но все равно одетого не для вечернего ресторана, те времена уже ушли… Ого, как они от души хохочут, эти двое, даже девушка смотрит на них с удивлением, явно не понимая их, неужели купили не только табак, у нас не кофе-шоп, в Голландии демократия, но всему же есть предел…

С соседних столиков, плотно обсаженных туристами и местными жителями, оглядывались на странную троицу почти все клиенты ресторана, из которой этой троицы двое хохотали совсем уж до неприличия, волосатый и бородатый явно обкурился, махал руками и что-то булькал, второй вроде бы на вид приличный, но что же у него общего с этим фриком? лег щекою в крабы что ли и смахнул рукой на пол ведерко с остатками льда и шампанского в темной бутылке, совсем не дешевого "Му"…

Спешил спасать репутацию ресторана метрдотель, подгоняя взглядами официантов для поднятия ведерка и выдергивания крабов из-под щеки, а из-за портьеры, отгороженный ею от блестящего света ресторана, из полутьмы холла, выглядывал глазом с белым черный швейцар, выглядывал и одобрительно улыбался… ему, угнетенному меньшинству, явно нравились эти двое, громким неприличным смехом и поведением растормошившие почти чопорную обстановку в их нем почти бардаке…

— Я по… по… подорвал!.. —

хором пропели обнявшись через стол два старых друга и вновь захохотали, погрузив Диди в полное недоумение.


1975 год.


Алекс, как его называли друзья, всю свою жизнь, до самой действительной службы в рядах СА, катался как сыр в масле. Хотя и был круглой сиротой…

Отец Алекса, тогда еще Сашки, испытывал самолеты, получал за это огромнейшие деньги, имел великолепную пятикомнатную квартиру в столице. В столице автономной республике Башкирии. В Уфе. Мама Сашки была широко известна в узких искусствоведческих кругах, так как ее дед, а Сашкин значит прадед, был несильно знаменитый, но все же художник Васильев, большую часть картин которого вывез на Запад после революции граф Измайлов. Так как висели эти картины в его собственном графском дворце города Петрограда. В один из несильно счастливых дней, отец Сашки и мама возвращались из гостей, на улице было темно — ночь, редкие фонари, только что пролил дождь, отец немного выпил и… И все было бы хорошо, если бы не ехал навстречу, как в той задачке из учебника арифметике, другой, сильно пьяный шофер, на большом грузовике… На одной из уфимских улиц и состоялась эта трагическая встреча — в огромнейшем пустынном ночном городе встретились два автомобиля… "Волга" и грузовик. Результат был плачевным — Сашка остался сиротой, водитель грузовика получил двенадцать лет…Что интересно — Сашке тоже было тогда двенадцать лет.

Все заботы по воспитанию сироты с удовольствием взяла на себя тетя Ася, сестра Сашкиной мамы, большую часть года проживавшая в деревне Бузовьязы Кармаскалинского района Башкирии, где она работала учительницей. Так что ее воспитание заключалось в наездах по выходным в Уфу и контролирование дневника Сашки — на предмет отметок и записей от учителей о его поведении. Но у Сашки, постепенно становящемся Алексом, дневников было два — один для тети Аси, а второй для учителей в школе, так что проблем ни каких небыло. И Алекс продолжал кататься как сыр в масле в пятикомнатной квартире на пенсию назначенную советской властью за отца. Плюс периодически издательство "Искусство" печатало в различнейших каталогах репродукции картин и открытки не сильно известного прадеда Алекса, а значит и на книжку сберегательную капало и оттуда.

К своим восемнадцати годам Алекс был сформировавшимся внешне и внутренне современным молодым человеком, несмотря на то, что город Уфа находится в стороне от таких злачных и модных городов, как Москва и Питер. Александр Марков, Алекс был известен в уфимских кругах определенного толка и в компетентных органах, как длинноволосый субъект в клешах на полметра и цветастой рубахе, обладающий пятикомнатной "хатой", вечно слегка "под шафе" или чуть "убитый" "шалой", слегка так "убитый", а "хата" предназначалась для ознакомления современных девушек с новинками западной полиграфии и звукозаписи… Алекс был хипарь. Лаф энд пис в уфимском варианте середины семидесятых годов в социалистически-тоталитарной стране…

А потом незнакомый стриженный паренек принес в одно несчастное утро повестку. Родина звала Алекса отдать почетный долг… И когда успел задолжать — непонятно. "Закосить" Алекс не успел, пускать слюни перед комиссией в военкомате или резать вены, "коцатся" в грязном туалете во дворе он тоже не захотел… И постригшись "на лысо" и одев самое старое и рваное (все равно пропадет), отправился отдавать почетный долг.

Первышесть месяцев пролетел как в тумане, как в страшном кошмаре, как в страшном кошмарном сне — мордобой и издевательства от "стариков" и "дембелей", наряды на кухню ночью, когда зверски хочется спать и маршировка парадным шагом в проливной дождь, чирьи с кулак, понос и нехватка девушек, сладкого и пирожков тети Аси с мясом… И редкие письма и посылки-бандероли, отбираемые все теми же "стариками и дембелями", из далекой Башкирии, такой далекой от Белоруссии… Где в болотах и лесах Алекс следил за мирным небом локаторами, что бы враг не прорвался. Но все когда-нибудь кончается! Кончился и этот кошмар под названием Советская Армия — СА, Алекса вызвали в особый отдел.

— Рядовой Шарков! -

лихо отрапортовал Алекс, поедая глазами пожилого полковника-особиста. Полковник же лучился морщинами, как старая бабка, ну будто не он возглавлял это местное армейское ну на вроде кегебе что ли… Морщинился и любовно глядел на солдата с тонкой шеей и лопоухими ушами. И конечно, все описанное было упаковано в старую, третьего срока носки, висящую мешком форму цвета — я усрался, мама! как тонко шутили "старики" в казарме.

— Ну, присаживайся, боец, присаживайся. Я тебя долго томить не буду — есть радостная новость. Радостная для тебя. Поедешь в Москву!

— Зачем?-

совсем не по-уставному поинтересовался растерявшийся Алекс, но полковник совсем не обратил внимание на грубейшее нарушение устава, и продолжил.

— Зачем — не знаю, но вызывают тебя в…-

тут у полковника, видно от волнения, перехватило горло и он дав "петуха", сипло закончил.

— В Министерство Обороны СССР…Приказано откомандировать тебя в распоряжение Министерства Обороны…так-то боец…Большая честь, не знаю за что уж… Полковник еще больше залучился своими морщинами, а Алекс недоуменно пожал плечами — мол и сам не знаю, за что такая честь выпала…

— Ну ладно, не хочешь говорить или не можешь, не надо. Одна у меня к тебе просьба — я же тебе ни чего плохого не сделал, так что ты там того…-

полковник пошевелил пальцами правой руки в воздухе и хитро посмотрел из своих морщин на Алекса. Тот глубокомысленно промолчал, так как совершенно не понимал, для чего могут его требовать в Москву, да еще в министерство обороны СССР…Он же не генерал и ни чего плохого не сделал!..

Дорога до Москвы запомнилась Алексу только одним — круглые глаза сопровождающего сверхсрочника старшины, с ужасом взирающего на него. Старшина ни как не мог понять — кта же это такой, кого ему доверили сопровождать до Минобороны, так как было приказано глаз не спускать, сопровождать даже в сортир и оказывать всяческое уважение и помощь…

Москва встретила Алекса и старшину мелким нудным дождем, за всю дорогу они сказали от силы несколько слов и когда старшина и Алекс вылезли на поверхность земли на станции арбатская и увидели здание Минобороны, даже с облегчением оба вздохнули. Пробежав под моросящим дождиком до огромных полированных дверей МО СССР и струдом оттянув их, ввалились в тишину и покой. Бравые дежурные лейтенанты с недоумением повертели в руках документы Алекса — солдат командированный в распоряжение Министерства Обороны?.. Такого еще не было… Но вызвали, позвонив куда следует, кого нужно. Сопровождающий старшина с круглыми глазами исчез неизвестно куда, у ллекса отняли мешок с немудренными солдатскими пожитками, шинель и фуражку, самого же на лифте с зеркалом вознесли опять же неизвестно куда. Длинный коридор застланный ковровой дорожкой, полировка и бронза дверей, то и дело мелькающие полковники и генералы с папками красного и зеленого цвета под мышками…И. среди всего этого великолепия и имперской мощи Алекс, в штанах с пузырящимися коленями и отвисающим задом, ботинки третьего срока носки, китель неизвестного цвета, рубашка с навсегда измятым воротником и галстук-селедка, позор всей советской армии. Конечно, перед отьездом из части, перед отбытием, Алекс был экипирован во все новое, но…Но перед самым выходом из части, уже после того, как им полюбовались — командир части, полковник-особист и замполит, Алекс был завлечен "стариками" в туалет и…И справедливость восторжествовала — почему этот "черпак", солдат первого года службы, должен быть выряжен во

все новенькое с иголочки? По какому такому праву?.. И вот теперь все встречные офицеры и генералы в этом длинном

коридоре с трудом сдерживались от замечания этому., этому… этому чучелу! неизвестно как забредшему в их оплот мира и прогресса, и только сопровождающий Алекса подполковник удерживал их от излития праведного гнева — видать попался позорящий советскую армию солдат! и теперь его волокут на расправу лично к министру Обороны СССР!..

— Прощу сюда, -

безлично обратился к ллексу подполковник, распахивая перед ним, солдатом! рядовым войск ПВО!! девятнадцителетним юнцом!!! дверь…За нею была большая комната-приемная, два стола с полковниками за ними, огромное окно, еще какая-то мелочь, диваны-кресла кожанные что-ли, ну сейфы-телефоны, на стене картины — Ленин, Брежнев и еще какая-то херня, пальма и тройка офицеров… Куда же они меня суки волокут и за что?! тетя Ася, за что?!..

— Алексей Гаврилович, это тот самый Шарков, -

мурлыкающим голоском сообщил приведший Алекса одиному из полковников, на что тот картинно, как в театре, схватился руками за голову.

— Да вы что, с ума сошли?! Вы куда его тащите — в таком виде, вы что же, подполковник, хотите по полной

программе отгребсти от Самого?!! Немедленно вниз, переодеть, побрить…и может даже помыть или я не знаю… У него

какой-то странный цвет лица…

Еще бы у Алекса не был странный цвет лица — за год службы и отдавания долга он досыта ел один раз всего — это когда будучи в наряде на кухне еще с одним голодным должником украли дневную закладку мяса на часть — две неполных тарелки на шестьсот человек, и смолотили его в сортире, давясь и торопясь, что бы не замели.

— Может он голодный? -

высказал свое мнение второй полковник, видимо более знающий реалии жизни и советской армии. Первый полковник по-бабьи всплеснул руками:

— Ну, ну за один раз цвет лица не исправить, но… Накормить, вымыть, переодеть, натереть что ли чем-нибудь, а потом назад! Сорок минут на исполнение! Выполняйте!

— Слушаюсь, Алексей Гаврилович, -

подполковник щелкнул каблуками начищенных ботинок и взяв за локоть Алекса, развернул его как по команде "кругом!". Хлопнула дверь, длинный коридор, осуждающие взгляды встречных, лифт с зеркалом…

— Приехали, -

бодро и радостно сообщил подполковник Алексу, а тот не мог отвести взгляд от зеленого табло, сообщающего что находятся они на -4 этаже…

— Товарищ подполковник, это как понять — минус четыре?

— Военная тайна, рядовой Шарков. Много будешь знать — быстро состаришься. Шагом марш!

Через тридцать пять минут Алекс вновь поднимался наверх в лифте с зеркалом и разглядывал изменившегося себя. Да-а-а, вот как оказывается должен выглядеть настоящий образцовый рядовой советской армии — подогнанная форма с иголочки из офицерского сукна, новенькие хромовые ботинки, кожаный новехонький ремень, шелковая рубашка, приличный галстук… Даже лицо — после бани, обеда (явно тоже офицерского!) и массажа в парикмахерски, расположенной все тут же, на минус четыре, да еще с какими-то втираниями в кожу!.. Одним словом Алекс выглядел так, что и к министру не стыдно!

Коридор, офицеры и генералы совершенно с другими взглядами, знакомая уже дверь, подполковничье "прош"", уже знакомые полковники за столами, голова кружится от всей этой херни… Алекс

ни чего не понимал — что, зачем, почему и для чего. Хотелось только одного — назад в казарму, хотя на прошлой неделе и

получил от Морды в рог…

— Красавец! А то привели какое-то чучело. Ну боец, не подведи-не подкачай, с самим министром говорить будешь!

Изо всех сил печатая шаг, как в тот проливной дождь, но все равно без толку — толстенейший ковер глушил шаги, прижав руки к бокам и вздернув подбородок, рядовой Шарков вошел в сопровождении Алексея Гавриловича, в святая святых!… В кабинет министра обороны СССР маршала Советского Союза товарища Гречко…

— Рядовой Шарков!-

изо всех своих сил проорал Алекс в даль кабинета, где за огромным столом возвышалась громада сала и мяса, обтянутая зеленой формой расшитой золотом. И щелкнул каблуками. В голове вихрем пронеслось — когда дембельнешься Алекс, если не посадят, то будешь травить хипам в Уфе и ни кто тебе не поверит… Ни за что…

— Не надо так кричать, боец, я не глухой. Присаживайся к столу, сейчас нам с тобою полковник чаек спроворит и мы с тобою покалякаем… Хе-хе-хе…

Чуть присев на край мягкого стула и не поднимая глаз на маршала! министра!! японской городовой, мать моя женщина, за что?! Алекс приготовился ждать. Чего — неизвестно… Если бы в тюрягу или в дисбат — к министру бы не потащили бы… Ну а все остальное непонятно… Может вспомнили, что им отец самолеты испытывал и решили год мучений в казарме и голода на что-нибудь другое заменить?.. От них дождешься… Алекс ни чего не понимал.

— Значит так, сынок, как тебя звать, по имени? -

маршал улыбался золотыми зубами, толстенейшие щеки свисали на расшитый золотом воротник, тройной подбородок возлежал на брильянтовой звезде. Больше ни чего в кабинете Алекс не видел.

— Ал… Александром, товарищ маршал Советского…

— Ну ладно, ладно, мы не в казарме, называй меня попросту — товарищ министр… Вот что за дела, Александр. Обнаружился в Америке родственничек у тебя. По материнской линии… двоюродный твой дядя. Умерший правда…

И адвокаты америцкие через нашу Инюрколлегию нашли тебя. Ну — ты единственный наследник. А по законам этой

сеша америки для получения наследства надо ехать туда… В Америку эту… Я конечно понимаю — боязно, империалисты,

то — да се, языка опять не знаешь, звериный лик… Но надо — сейчас у нас разрядка. Ну и дело мы твое полистали, и мы,

и кагебе, и особисты, были конечно у тебя завихрения до армии, с волосатиками опять связался, но в армию пошел, не

стал по психушкам прятаться, как другие… Этто хорошо… Ты чай-то пей, пей, вот и печенье бери, жуй, в казарме чай

такого нету? Я и сам служил, только давно, тоже бойцом, но все помню. Ну, решило совеское правительство тебе

доверить страшно важное дело — поедешь в эту Америку и получишь это наследство… Там мильен что ли в ихних ин… ин… инфляцинных деньгах, мильен и бензоколонка что ли, с кафешкой… Получишь, вернешься и дослуживать поедешь…

Я и сам служил бойцом, все помню, кашу нам варили вкусную, с салом, здесь в Москве такую не сварят, все больше мяса норовят или икры… А вкусная каша была…

Министр и маршал прикрыл глаза в восторге от давних воспоминаний и несколько раз причмокнул губами…


Две недели до отлета в Америку прожил Алекс на территории Кантемировской дивизии в общежитие для командированных офицеров. Питался там же, в столовой с офицерами, прислуживали хорошенькие официантки, выбор

блюд был как в хорошем ресторане, все окружающие Алекса офицеры косились, шептались и шушукались, но ни чего

не понимали — рядовой в изумительной форме живет среди офицеров… Непонятно, но на всякий случай от него сторонились, не разговаривали и прятали взгляды, жил Алекс все эти две недели вдвоем в комнате с майором политуправления, который ему за эти две недели так насквозь мозги проел, что если и был до этого Алекс просто

пофигист по отношению к советской власти, то… То за эти две недели майор сделал все, что бы Алекс налился злобой к коммунистам и властям. Майора же просто возненавидел. Все, что тер ему эта сука-гнида-падла майор совершенно противоречило всему тому, что видел за недолгую свою жиз нь Алекс… Особенно в армии….

Но пролетели и эти две недели. Алекса отвезли в черной радиофицированной "Волге" в сопровождении незнакомого молчаливого подполковника куда-то неизвестно куда, на какие-то тайные склады и снова полностью экипировали. На этот раз в штатское. Темно-синий старческий двубортный костюм с немодными узкими лацканами, "скороходовские" ботинки на толстой подошве, серое в рубчик кургузое, венгерское пальто, бедую синтетическую рубашку и шляпу с узкими полями, "федора-горшок", как такие шляпы обзывали в Уфе хипари. На шею нацепили ненавидимый им галстук, на этот раз ленинского образца — в горошек, дали в одну руку небольшой чемоданчик — бритвенные принадлежности, сменка белья и носок, еще одна пластмассовая рубашка, в другую руку сунули перчатки из кожзаменителя… И все на той же "Волге" отвезли еще куда-то.

Серое здание, подъезд охраняемый лейтенантами и ефрейторами с синими петлицами и погонами с буквами "ГБ", лифт и тоже с зеркалом, коридор с дорожкой и полировкой дверей, в связи с поздним временем — совершенно пустынный. Приемная со стоком, за ним какой-то ветхий морщинистый дед в черном костюме, распахнутая перед Алексом дверь — огромнейший кабинет с серым ковром от края до края, в углу наискосок стол, на противоположной стене портрет с бровями, на другой читатель "Правды" блестит лысиной, вместо дальней стены окно. Из-за стола поднимается какой-то худощавый морщинистый дедок в коричневом костюме и очках в золотой оправе.

— Рядовой Шарков,-

щелкнул каблуками скороходовских ботинок Алекс и вытянул руки вдоль костюмных штанов. Дедок махнул рукою на стул, приставленный к столу и сам уселся. Алекс вгляделся в незнакомое и вместе с тем знакомое лицо — одно из тех, что советские люди носят на демонстрациях. Морщины, худоба, седина, кожа желто-серого цвета… Да, херово вам там наверху, вроде все имеете, а за жопой что ли горит или друг друга заживо жрете, развеселился Алекс, но не подавая вида. Лекции майора давали свои результаты.

— Товарищ Шарков, родина, партия и правительство оказало вам огромное доверие. Не смотря на вашу молодость… Вы посылаетесь в США для получения наследства. Надеюсь, вы не уроните высокое звание советского человека неблаговидным поступком. Мы верим вам…

— Спасибо за доверие. Постараюсь его оправдать,

— очень проникновенным голосом ответил Алекс и замер взглядом на седом морщинистом дедке. Тот пожевал тонкие губы, вздохнул и сказал:

— Вы свободны. Можете идти.


На следующий день самолет "Аэрофлота" взмыл в серое октябрьское небо, неся на борту среди других пассажиров и Алекса в сопровождении двух молчаливых дядек крупного размеров. Впереди был Париж, пересадка на самолет американской авиакомпании и перелет через Атлантический океан! В Америку! За наследством…


1975 год (продолжение).


Заграница для Алекса началась уже в Париже. Огромнейший аэропорт, разноцветье одежды и лиц, пестрота шума и говора, запахи, запахи, запахи!.. Здесь не пахло традиционными запахами советских аэропортов — хлорки, мочи, пота, пережаренных пирожков… Здесь пахло совсем по-другому! А какие телки вертелись кругом! Какие кадры!.. Алекс улыбался направо и налево, облизывался, подмигивал чуть ли не обоими своими сливообразнъми глазами сразу, вертел головой и все равно не мог налюбоваться… Да, кадры в Париже как надо!..

— Пить не хочешь? -

хмуро поинтересовался, предполагая самим вопросом и тоном, отрицательный ответ, один из сопровождающих-конвоиров. Алекс растянул рот в улыбке:

— Хочу.

дядька вздохнул и отправился куда-то. Что бы через двадцать минут принести малюсенькую бутылочку воды, чуть выглядывающую из его кулака. Алекс невинно поинтересовался:

— Меньше размером не было?

— Поболтай, поболтай мне,-

буркнул дядька и вручил бутылочку Алексу. Тот не унимался:

— А что ты мне сделаешь? На пятнадцать суток посадишь или отшлепаешь?

Дядька промолчал, прекрасно понимая — ни чего он этому щеглу сделать не может, да и не понятно, кто таков и какого хера приказано тащить его в Америку и сдать с рук на руки поеду да еще под расписку… Ну и работка, врагу не пожелаешь…

— Тут дешевле чем за пятнадцать франков хера найдешь, -

горестно сообщил принесший воду другому, на что тот понимающе покачал головой — капитализм, туды налево…

Алекс пил вкусную шипучую воду и смотрел по сторонам. Вон там, за столиками кафе, сидела развеселая компания хипов, да! гребена мать, хипов, патлатые, с гитарами и рюкзаками, они о чем-то весело перекрикивались, явно шутили, кадры их пересаживались с одних коленей на другие, все знакомо, все знакомо… Интересно — куда они летят, вот бы сейчас с ними, да куда ему — стриженному, с конвоем, да еще без паспорта, паспорт один из этих битюгов у себя в кармане держит, сказал — еще потеряешь… Суки…

— Пора, наш самолет объявили, -

тронул Алекса один из битюгов за плечо и они отправились на посадку. Прозрачный коридор, ведущий прямо в самолет, улыбающиеся во весь рот стюардессы, заботливое усаживание, под потолком телевизор, ни хера себе! красные сигналы

"ноу смог!", долгий, долгий пробег-разбег-побег? да, да маму их налево, да! и взлетели…

Полет слился у Алекса в сплошной праздник — почти постоянная кормежка и бесплатное питье в том числе и алкоголя, детективы на экране сменялись вестернами, это слово он узнал позже, жаль, что не все было понятно — не учил

языка в школе, балда! веселые красивые стюардессы… Праздник не портили даже эти две морды, по одному сопровождающие Алекса даже в воздушный сортир.

— Слушайте, вы что, серьезно думаете, что я в дырку свалюсь в океан? -

не выдержал и поинтересовался Алекс, когда в десятый раз с ним поперся один из битюгов.

— Инструкция, -

прорычал сквозь зубы битюг и Алекс отправился под конвоем в сортир, даже стюардессы к концу полета стали с некоторым недоумением смотреть на Алекса, сидящего посередине двух плечистых телохранителей — то ли Интерпол

везет террориста, то ли молодой граф в сопровождении охраны…

Паспортный контроль и шмон вещей проскочили быстро, только высоко взлетели брови черного офицера,

когда один из битюгов предъявил два паспорта. Полистав паспорт Алекса, офицер улыбнулся ему и протянул паспорт хозяину, то есть Алексу. Но битюг не стесняясь негра-офицера, отнял паспорт назад. А в самом аэропорту их уже ждал молодой человек и тоже с хмурой мордой. Геморрой что ли у них у всех?.. Погрузив Алекса, битюгов и вещи в какую-то крутую "тачку" неизвестной ему модели, молодой человек повез их неизвестно куда. По дороге немного даже поговорив

с Алексом:

— Как долетели, товарищ Шарков?

— Отлично…

— Это хорошо, товарищ посол уже ждет.

Замелькали вскоре после многочисленных многоэтажных разъездов дорог, какие-то маленькие беленькие дома,

в два этажа, Алекс усиленно вертел головой и жалел, что молодой человек с хмурой мордой так быстро гонит машину.

— Вашингтон,-

пробурчал один из битюгов. Второй подтверждающее кивнул головой.

— Совсем немного осталось, совсем чуть-чуть, последний бой, он трудный самый, -

гнусаво и фальшиво пропел молодой человек и рассмеялся неизвестно чему. Алекс все вертел головой по сторонам… Хлопнули железные ворота с гербом, мелькнула морда в знакомой форме — посольство… Приехали…

Через полчаса Алекс был представлен послу — пожилому дядьке с брюзгливым лицом.

— Завтра встречаетесь в сопровождении нашего сотрудника и переводчика с адвокатом, документы все приготовлены — думаю адвокат палки в колеса совать не будет. От нашего сотрудника ни на шаг! Ясно?!

— Так. точно! -

вскочил со стула, по привычке на знакомый рык выпалил Алекс, вытягиваясь и держа руки по швам. Посол не удивившись,

без капли юмора ответил:

— Вольно, товарищ Шарков. Можете идти отдыхать.


Маленькая комната с четырьмя кроватями, на двух уже лежат все те же два битюга, осточертевшие за перелет Москва-Париж-Нью-Йорк что ли, где они здесь приземлились, на третьей кровати какой-то хмырь лет так тридцать с небольшим, с лисьей мордой и хитрой улыбочкой…

— Давай знакомится — нам дружить! Ты Шарков, я твой сопровождающий сотрудник, от меня ни на шаг, держи

пять, будем корешками, меня звать Витя…

Алекс пожал потную ладонь и лег на свободную кровать. Пахло конечно ни как в казарме, но и совсем ни так, как в самолете или в аэропорту… Пахло крепкими мужиками, носками несвежими, немного хлоркой и свежевыглаженным бельем… Раздевшись до трусов и майки и сходив в душ, тут же в коридоре, пять шагов и пришел, Алекс провалился в

сон. В сон без сновидений.

Утром позавтракав вместе с этим гнусным Витей и двумя битюгами теплым какао с пенкой, которую нена видел с детства, яичницей у бутербродом с явно вчерашним сыром, ну-ну, в казарме браток и такого ты не хавал! Алекс побрился-смахнул легкую щетинку и был готов. В комнате кроме него, не было уже ни души. Но вскоре пришел снова этот Витя с ухмылочками:

— Собрался? Сейчас дежурный по посольству выделит нам автомашину и поедем. В десять должны быть на месте. У тебя валюта есть?

— Что?! -

Алекс аж открыл рот от удивления — ни хера себе, откуда же у него валюта, сдурел что ли…

— Жаль, на обратном пути можно было бы заехать в один дешевый магазинчик, тут совсем неподалеку…

Еще минут через пятнадцать дежурный по посольству, толстяк лет сорока в мятом костюме проинструктировал Алекса еще один раз:

— От сопровождающего ни на шаг не отлучатся, в случае провокации требуй консула или посла, ни чего там не пей — отравят или наркотиков подмешают, что бы какую-нибудь пакость сотворить. Все ясно?

— Так точно, -

кивнул головой Алекс и в сопровождении Вити и переводчика, здоровенного детины с задумчивой мордой и в переливающимся разными цветами костюме, уселся в машину. Хлопнули ворота, алый стяг остался позади, за рулем сидел еще один работник посольства, с плечами как у борца… Захотят — в бараний рог скрутят, переводчик явно сверхтяжелой категории…


За окнами мелькали какие-то дома, развязки дорог в несколько этажей, огромнейшие щиты с каком-то рекламой — внезапно мелькнуло знакомое — "Мальборо" с ковбоем, телка полуголая на мотоцикле, какие-то банки с пивом что ли… Вдруг впереди внезапно взметнулись к небу небоскребы и от увиденного у Алекса перехватило дых. Ух ты… Ни хера себе… Небоскребы… Вот это да… Настоящие… Машина незаметно переехала какой-то длиннющий и высоченный мост и вкатилась в тесноту улиц, что бы застрять возле какого-то светофора в тесноте улиц, автомобилей, прохожих всех цветов и оттенков, гремела музыка, проплыла какая-то полуголая негритянка с огромным задом обтянутом розовыми трусами… Алекс вытаращив глаза, не успевал впитывать окружающее, сильно огромнейший поток новой, нового, незнакомого, ни хера себе, а это что?!.

— Суки, понастроили херни всякой, проехать нельзя, то ли дело у нас в Москве — улицы широченные, -

прокомментировал "пробку" переводчик и энергично растер лицо пятерней.

— Успеем, ни чего, если че — подождет, куда денется,-

неизвестно про кого произнес Витя и обернувшись с переднего сиденья к Алексу, восседающее сзади с переводчиком-детиной, спросил:

— Ты все хорошо помнишь? Ни на шаг от меня, в случае провокации кричи и требуй посла. И не дрейфь!

Витя подмигнул, улыбнулся еще шире своей поганенькои улыбкой и машина тронулась со скоростью пешехода, Алекс промолчал — сколько можно. Уже давно все понял. Понял и…

— Поехали помаленьку, -

обрадовался вслух шофер. Через полчаса остановились снова, на этот раз оказывается уже приехали.

Запарковав автомобиль и оставив в нем шофера, сопровождающие его лица и Алекс вошли в какой-то небоскреб, оставив за вертящимися стеклянными дверями прохожих, шум, осень. На первом этаже был огромнейший ярко освещенный лампами зал, в углу которого возвышалась полированным деревом стойка, ну как в ресторане, а по залу прохаживались два полицейских с дубинками, наручниками и пистолетами в кобурах на боку. Непонятно, зачем здесь полиция…

Переводчик, подойдя к стойке, сказал что-то по-английски мужику в белой рубашке с синим галстуком, возвышающемуся за нею. Как ни странно, мужик понял переводчика, улыбнулся, поднял трубку телефона и куда-то позвонил. Выслушав сказанное ему, что-то ответил, положил трубку и с улыбкой что-то произнес переводчику, указав рукою куда-то в сторону. Переводчик тяжело развернулся к Алексу и Вите:

— Адвокат нас уже ждет, девятнадцатый этаж, поехали…

Лифт, без зеркала, пластик на стенах, горит цифра "девятнадцать", от скорости у Алекса даже немного заклало уши и он открыл рот. Витя хохотнул:

— Это тебе не на Родине пешочком, деревня.

— А зачем внизу полицейские? -

поинтересовался Алекс, не обидевшись на "деревню".

— Дурак, это не полицейские, а секьюрите, ну частная охрана. В этом небоскребе офисов разных натыкано без меры, ну фирмы разные, видимо что бы не обокрали или еще для каких-то надобностей…

Лифт качнулся замер, двери раздвинулись. Все вышли — коридор, дорожки нет, линолеум, по сторонам двери с табличками, возле одной приостановились и переводчик несколько раз стукнул кулаком, а затем распахнул дверь. Алекс и все вошли. Приемная, цветы, окно, светлая мебель, молодая красивая девушка с широкой улыбкой в полупрозрачной блузе, вот это телка! вот это кадр, вот это чува!.. У Алекса непроизвольно отпала челюсть.

Переводчик что-то прорычал по-английски, девушка исчезла за какой-то дверью, затем вновь появилась, еще раз всех одарила своей великолепной улыбкой и указала рукой на дверь. Подталкивая Алекса, переводчик и Витя прошли в указанном направлении. Алекс горящими ушами чувствовал присутствие девушки в полупрозрачной блузе за спиною…

— Извините, а вы кто? -

на чистом русском языке спросил у вошедших красивый седой мужчина в отличнейшем голубом костюме и галстуке-бабочке на белоснежнейшей рубашке.

— Как это кто… как… как… как это кто? -

забормотали слегка сбитые с толку и русской речью, и вопросом сопровождающие лица.

— Мы это… по вопросу наследства… ну по наследству…

— Вы все трое — Александр Шарков?-

с иронией в голосе поинтересовался сидящий за столом мужчина, высоко взметнув брови.

— Нет, Шарков он, -

Витя ткнул пальцем в сторону Алекса и продолжил.

— Это переводчик Шаркова, а я сопровождающий…

— Сопровождающий кого?

— Сопровождающий Шаркова…

— С какой целью? Он что — несовершеннолетии, недееспособный, инвалид или что? — добивал мужчина этих надоевших Алексу придурков.

— Ну, что бы он не заблудился…

— Благодарю вас, вы доставили господина Шаркова по назначению, будьте так добры — покиньте помещение. В вопросе наследования вы ни какой роли не играете.

Проследив, как закрывает дверь с другой стороны с недовольной мордой этот поганец Витя, адвокат, а это конечно же был адвокат, кто же еще! все с такой же иронией в голосе спросил у переводчика-детины:

— А вы телохранитель господина Шаркова?

— Нет, я переводчик, -

сразу насупился тяжеловес. Адвокат развел руками:

— К сожалению, есть понятие о тайне наследства, а я неплохо говорю на родном языке господина Шаркова. Если вы нам понадобитесь — мы вас позовем. Вы не возражаете, господин Шарков?

— Нет, -

ответил Алекс, избегая тяжелого сверлящего взгляда переводчика.

— А если я не уйду? -

вздорно поинтересовался тяжеловес. Адвокат удивился:

— Как это вы не уйдете? Тогда я позвоню вниз и мне пришлют секьюриту, но я думаю до этого не дойдет. Прощу вас, покиньте помещение.

Через минуту Алекс и адвокат остались одни. Еще раз широко улыбнувшись, мужчина протянул руку через стол, встав во весь рост:

— Давайте знакомится, господин Шарков. Я ваш адвокат, Алекс Попофф, ваш тезка. Мы с вами оба Александра. Мои родители детьми выехали из России со своими родителями в 1918 году. Я буду представлять ваши интересы, при условии, что вы действительно Шарков и действительно тот самый, который нам нужен. Адвокат усопшего будет очень внимательно изучать ваши документы. А потому для начала я хотел бы ознакомится с ними, так сказать вперед. Присаживайтесь и дайте ваши документы мне.

Алекс покраснел и плюхнувшись в мягкое кресло, смущенно пробормотал:

— Все документы и мой паспорт у Вити, ну которого вы выгнали первым…

— Ну что же, это поправимо, -

адвокат нажал что-то на столе, сказал что-то по-английски и через пару минут впорхнувшая девушка-секретарь, с яркой и широкой улыбкой явно в адрес Алекса, внесла все нужные документы, паспорт, какие-то бумаги, выглянуло из стопки свидетельство о рождении. Положив все на край стола, еще раз одарила улыбкой Алекса и исчезла за дверью, адвокат углубился в изучение документов, а Алекс глуповато улыбаясь, еще и еще раз вспоминал улыбку секретаршью полупрозрачную блузу и все то, что там выглядывало… да, бывают же "кадры" на свете…

— Ну что же, поздравляю, если документы настоящие, еще будет экспертиза, но на мой взгляд они настоящие, то вы тот самый Александр Шарков, которого ищет адвокат усопшего. Надеюсь всех этих документов ему будет достаточно и ни каких дополнительных не потребуется… Я хотел бы задать вам один вопрос, молодой человек, если вы конечно позволите?

— Да… пожалуйста…

— Почему ваш паспорт находится в кармане постороннего лица?

— Ну…-

Алекс замялся, не зная как объяснить этому неплохому по видимости мужику все реалии той сраной жизни.

— Я помогу вам. Вы приехали из не совсем свободного, так сказать, тоталитарного общества? Да?..

— Да вы правы, эти суки меня водят под конвоем даже в сортир… Водили даже в самолетный сортир…

— Они беспокоятся… они беспокоятся, что вы можете, господин Шарков… можете выбрать свободное общество? Да? Они этого боятся? Да?.. Меня несколько беспокоит, с этической стороны — вы сможете свободно распорядится наследством? У вас его не могут отобрать?..

Алекс вспомнил все рожи-морды, которые с ним говорили о поездке, о наследстве, вспомнил высокомерие морщинистого дедка в золотых окулярах — вам оказано высокое доверие… Бляди, наследство, то есть свое, а они — доверие…

— Могут, еще как могут… То… господин По… Попов, у меня к вам вопрос… Вы давно работаете с ними?-

Алекс кивнул головою на дверь, адвокат удивленно взметнул брови вверх, затем поняв, рассмеялся:

— А, вы имеете в виду русских, Инюрколлегию… Это мое первое дело. А что?

Ну Алекс, решайся, неизвестно, будет ли еще возможность, вроде бы мужик что надо, не говнистый, ну смелей же, черт тебя побери!..

— Вы можете вызвать эту, секьюриту, ну там, внизу… Что бы выгнали этих… которые приехали со мною…

— А зачем? -

искренне удивился адвокат.

— Я хочу остаться в Америке…


1982 год.

Как визжали битюги — переводчик и Витя, в приемной господина Попофф, Алекс запомнил на всю жизнь. Самое смешное было в том, что визжали эти кагебешные морды по-русски — вы не имеете права! убери руки сволочь! мы дипломаты Советского Союза! мы будем жаловаться, бляди! Ваше правительство! и так далее, хотя оба умели говорить вроде бы и по-английски. Переводчик точно! Но видимо секурита не понимала их него визжания и неумолимо выдворила переводчика с широкими плечами и Витю с гнусной ухмылкой из небоскреба. По крайней мере, когда через час приехал работник эмиграционного бюро в сопровождении четырех! полицейских, переводчика и мужика в штатском-клетчатом, как оказалось позже — офицера ФБР, по местному эфбиай, ни в приемной, ни в коридоре, ни внизу в зале этих сволочей не было. А на улице Алекса быстро посадили в какой-то автомобиль с темными стеклами и под вой сирены отвезли неизвестно куда. Но это "неизвестно куда" в его жизни было последнее — уже по приезду ему было разъяснено где он находится, сколько будет находится и вообще, больше неизвестного в его жизни не было.

Через неделю Алекс встретился в присутствии работника эмиграционного бюро с представителем советского посольства, так же тут был и его адвокат Попофф, который на полившиеся было угрозы, хотя вначале было — вспомни о тети Аси! как же ты теперь будешь без Родины, сынок! заявил бурный протест работнику эмиграционного бюро… Свидание было прервано, представитель посольства выдворен, Через два месяца Алекс получил гринкарту, вступил во владение наследством (не путать с комсомолом!) и зажил нормальной жизнью беженца-эмигранта. Ну, несколько раз посетили его сотрудники ЦРУ, здесь его называют сиайэй, их интересовала бывшая служба Алекса, локаторы и противовоздушная оборона, но даже если бы Алекс хотел навредить СССР, то увы, кроме фамилии и звания командира части (а это было известно и раньше из неизвестных источников) и общего расположения части — что можно и давно уже было узнано из снимков со спутника…Больше Алекс ни чего не мог сообщить — больше ни чего, ну кроме сведений об кухни, сортирах, нарядах, "дедовщине" и прочих прелестях СА. Но сотрудников сиайэй эти сведения почему-то не заинтересовали…


Обыкновенная жизнь эмигранта — изучение языка на курсах, оплаченных правительством, где Алекс был единственным миллионером, привыкание к новой жизни, к новым порядкам, к своему новому дому. Бензоколонкой и кафе распоряжалась одна менеджерская фирма, ежемесячно отчитываясь перед адвокатом мистера Шаркова мистером Попофф, двухэтажный дом в Йелоун-Сити, штат Нью-Йорк, в двух километрах от атлантического океана, в целых восемь комнат и с гаражом, в котором дремали два автомобиля — бьюик и додж-пикап, нравился ему намного больше, чем казарма. А вскоре в доме появилась и хозяйка, бывшая секретарша Алекса-адвоката, который тоже появлялся в доме на правах и адвоката и старшего друга-гостя. Появлялся, делая псевдо хмурое лицо и выговаривая (еле-еле сдерживая смех) Алексу и Дженни — вы девушка бросили меня, а вы юноша увели у меня работника, а потому вы в неоплатном долгу и если не нальете мне еще виски на палец, но в бокал, а не на палец, юноша! во я подам на вас в суд!.. И выиграю… Единственное, что несколько беспокоило Алекса — молчание тети Аси. То ли обозлилась за его побег, то ли Гебе не пропускало его писем. Но в восемьдесят втором Алекс Попофф решил поехать туристом на родину своих родителей и согласился взять письмо от Алекса-беглеца и вложив его в советский конверт в Москве, надписать его и бросить в почтовый ящик. Что и сделал. И через два месяца Алекс получил ответ от своей любимой тети Аси, полный слез, счастья и тревоги за судьбу своего любимого племянника. Но поступок Алекса тетя Ася одобряла полностью и безоговорочно —

Ты правильно поступил, Сашок, здесь бы у тебя деньги отняли бы коммунисты, как только ты утек, ко мне зачастили из кегебе и все время выспрашивали — что ты читал, какие радиопередачи слушал,

с кем дружбу водил и так далее и тому подобное… писем твоих я не получала, видимо негодяи эти крали их и себе забирали… И все время говорили мне о том, что тебя одели за счет правительства и советской власти перед поездкой в Америку, а ты неблагодарный, сделался невозвращенцем, Сашок, Сашуля родный, невозвращайся! советский су тебя

осудил заочно и прислал мне бумагу — за измену Родине дали тебе пятнадцать лет с конфискацией и забрали все твои

пластинки, квартиру, мебель, что осталась от родителей твоих и даже всю твою одежду… Это же какие сволочи —

человек выбрал где жить, деньги отдавать не хотел государству, а ему пятнадцать лет, ну как при Сталине-палаче, да еще все отняли…


Больше всего разозлило Алекса не пятнадцать лет — где он и где они со своими тюрьмами! и не конфискация — да пусть подавятся теми совковыми пластинками, всеми этими "Цветами" и "Голубыми гитарами", здесь Битлы и Ролинги свободно лежат и джинсами полки в магазинах завалены… Больше всего разозлило Алекса, что попрекают тетю Асю теми убогими шмотками, которые ему видите ли за счет советского правительства выделили… Да эта сраная советская власть это говно, что ему с барского плеча дали, никогда на себя не напялит, а ему пожалуйста, на! и попрекают… Мол носи, благодари, а если убежал — то верни… И решил Алекс вернуть. Долг. Советской власти и правительству.

Костюм нашел почти сразу, в Гарлеме, в магазине похоронных принадлежностей — один в один с тем темно-синим старческим двубортным убожеством, что накатила советская власть со своего барского плеча. Пальто в рубчик, точь-в-точь такое же, как у него было, купил у знакомых советских эмигрантов-евреев, рубаху выпросил в Армии Спасения, сделав ей в свою очередь приятное — пожертвовав сто долларов. Галстук нашел совершенно случайно, выглядывал из пластикового мешка возле помойки на улице, ботинки приобрел в магазине "Спецодежда", имели название — ботинки специальные, химическостойкие и очень походили на говнодавы скороходовской фирмы. А вот со шляпой возникла непредвиденная проблема — таких шляп с пятидесятых годов в Америке нет, не производят и куда дели те, что произвели, неизвестно. Почти полгода искал Алекс шляпу — и по магазинам уцененых товаров в бедных районах Нью-Йорка, и в Армии Спасения, и… И где только он ее не искал, а нашел на голове негра-бомжа, весело играющего в подземном переходе на сорок второй улице на губной гармошке. Искаемая шляпа, федора-горшок, была так похожа на выданную советской властью когда-то Алексу, что он даже заподозрил, что эта та самая шляпа и есть… Негр, получив предложение от сумасшедшего — новенькую широкополую шляпу и десять долларов в придачу в обмен на его засаленный головной убор неизвестного происхождения, схватил Алекса за руку, прижал к своей небритой, грязной сизой щеке и заорал на весь переход:

— Мистер незнакомец, я понимаю, что глядя на мой головной убор, вы будете с ненавистью вспоминать своего самого злейшего врага, скорей всего своего последнего учителя, но я пойду вам навстречу! У меня даже есть пакет, немного рванный, но за то как в магазине! Огромное вам спасибо мистер и веселого Рождества!..

Расчувствовавшийся Алекс вывернул карман и высыпал в бумажный стаканчик веселому негру всю мелочь. И пожелав тоже веселого Рождества, поспешил домой.

При виде последней покупки Джени пришла в ужас, но Алекс ее заверил — носить это он но будет. Через день получив в химчистке вычищенную и по возможности приведенную в надлежащий (относительно) вид шляпу, Алекс упаковал всю собранную экипировку в картонный белый ящик и совершил проступок — вложил письмо в посылку, хотя это и запрещено.

Неуважаемые мною офицеры КГБ, Советская Власть и Советское Правительство! Посылаю Вам по возможности взамен когда-то полученного мною вещевого довольствия для поездки в США. Прежнее не сохранилось, а аналогичное купить здесь невозможно. Но я постарался и приобрел более-менее подобные вещи. Прощу Вас своими требованиями не беспокоить мою любимую тетю Асю, в противном случае я вынужден буду обратится к своему Правительству для принятия должных мер. Прощайте. Осужденный вами на 15 лет лишения свободы, вот уже как четыре месяца гражданин США

Александр Шарков.


МОСКВА.


— Че надо? Проваливай,-

прорычало из бездны какое-то сытое, а потому совершенно не алое животное неизвестной для Иосифа Павловича породы — крупное, с тупым взглядом, широкоплечее, с выпяченными нижней губой и подбородком, одетое в куртку примерной стоимости в одну зарплату, конечно годовую, начальника отдела Инюрколлегии… Иосиф Павлович вздохнул, как перед прыжком в холодную воду, еще можно отступится от задуманного, но тогда торговля сигаретами под дождем по выходе на пенсию, торговля вот для таких же тупых дегенеративных рож, за мизерный процент, как тесть.

— Позови старшего,-

коротко сказал Иосиф Павлович, разом вспомнив все просмотренные детективы на тему современной отечественной мафиозиости. Крупное животное в дорогой шкуре слегка задумалось, мысли крупными морщинами пошли по лбу, видимо мыслительный процесс не был в чести у этого животного… Крупное животное скользнуло взглядом по лицу и фигуре Иосифа Павловича и не отметив опасности для себя и своей стаи, обернулось через плечо, куда-то еще вглубь салона, в черноту.

— Слышь, Серый, тут тебя какой-то мухомор спрашивает… Из глубины донеслось в ответ; — Давай его сюда, мухомора этого…

Бандит пятерней ухватил Иосифа Павловича за локоть, высунув из окна джипа огромнейшую лапу толщиной с бревно, ухватил за локоть, обтянутый стареньким немецким плащом, тоже гуманитарная помощь бывшим победителям от немецких бюргеров и сплюнув куда-то между ухваченной жертвой и стенкой автомобиля, слегка подтолкнул к задней дверце. Твердо, равнодушно, но не грубо. Как коробку с не очень ценным, но почему-то нужным грузом. Из-за опущенного стекла задней дверцы джипа донеслось до Иосифа Павловича;

— Ну, чего тебе надобно, старче?

Усмехаясь золотыми зубами, откуда-то из глубины машины, набитой грузными и явно сильными телами, смотрел в лицо Иосифу Павловичу знаток классики Пушкина. Такой же крупный, как и первый, и в такой же коже, а Иосиф Павлович точно знал все из тех же фильмов — главный бандит всегда одет в мягкое дорогое пальто, а не в кожу… А этот на главного-старшего не тянул… Иосиф Павлович упрямо вскинул голову и ответил золотозубому:

— Мне нужен срочно старший. Срочное сообщение для Севера. Протянете время — вам же хуже будет.

Толстые бритые морды вытянулись, в глазах, тупых и ленивых, явно отражались попытки работы каких-то мыслей, но лишь попытки. Это просто тупые сильные животные, подумал Иосиф Павлович, просто тупые сильные животные.

— Мне срочно нужен старший. Срочное сообщение для Севера. Протянете — вам же хуже, -

еще раз повторил Иосиф Павлович, старясь выговаривать слова твердо и спокойно. В голове внезапно мелькнуло — может позвать милицию, дурак, здесь и менты с ними заодно, раз уж назвался груздем, то теперь тебя ни кто не отпустит отсюда, главное не боятся и добиваться встречи с Севером.

Один из бандитов протянул этому Серому трубку, в этом джипе бандитов было набито под крышу, Серый взял и что-то забубнил в нее. Немного переждав, видимо вслушиваясь, кивнул головою, как будто его мог видеть невидимый собеседник, и громко крякнув, передал трубку, протянул трубку Иосифу Павловичу.

— Давай говори!

Иосиф Павлович осторожно взял легонькую, но одновременно с этим и как-то увесистую трубку мобильного телефона с короткой антенкой обтянутой резиной, он впервые держал в руках такое чудо техники и почему-то совершенно непроизвольно дунул туда, в дырочки, прочитав надпись латинскими буквами — PANASONIK.

— Ты не дуй дед, давай базарь, ну говори, там ждут, -

почти дружески посоветовал Серый и подмигнул голубым глазом в сетке легких морщин. Иосиф Павлович прижал трубку к уху. Там раздался спокойный и интеллигентный голос, он даже удивился — оказывается и среди бандитов обладатели и таких голосов попадаются…

— Добрый вечер, извините, не знаю как. к вам обращаться. Я секретарь господина Радковского. Какое у вас сообщение для моего шефа, господина Радковекого? Можете сообщить мне…

Иосиф Павлович сглотнул слюну, перевел дыхание, набрал воздуху полную грудь и не своим голосом произнес в трубку:

— Извините, у меня срочное и очень важное сообщение для Се… господина Радковского. Но оно терпит до конца репрезентации…

— Это не связано с безопасностью господина Радковского?

— Нет, но тем не менее оно очень срочное и важное… Очень важное… Но терпит до конца презентации…

— Передайте трубку Серому, пожалуйста.

Иосиф Павлович протянул трубку в глубь салона, огромная лапа перехватила теле бандит выслушал сказанное ему, крякнул еще раз и сунул мобильник куда-то себе за спину, в предупредительные руки "шестерок". Затем посмотрел на Иосифа Павловича:

— Вот что, дед. Приказало тебе подождать. Минут через двадцать подкатят за тобою. Ясно?..

— Ясно, -

кивнул Иосиф Павлович головою, внезапно успокаиваясь. Рубикон перейден, назад пути нет, за миллиард он потребует миллион, а миллион это не восемь долларов, миллиона ему и его семье хватит… А они пусть с наследником сами делятся как хотят…

Сверху слегка накрапывало, в лужах отражались огни фонарей и фар автомашин, гости уже съехались на эту очередную репрезентацию, бандиты и милиция расселись по своим авто, сквозь плащ и старенький пиджак пробирало ночным уже холодком… Мысли прервала появившаяся одинокая темно-красная машина, лаковая, огромная, с обтекаемыми формами, с темными стеклами, ого! да это же "Мерседес"! какой почет и уважение… Скрипнув слегка тормозами и подняв бурунчики волн в луже, автомобиль остановился рядом с джипом. И из него вышел, степенно разгибаясь, длинный, на голову выше Иосифа Павловича, молодой худощавый человек в мягком, ага! в мягком хорошем пальто благородного вишневого цвета. Непокрытая голова, белое капле на шеи, худощавое бритое лицо с тонкими губами и яркими черными бровями было улыбчиво и слегка, самую малость, снисходительно. Молодой человек сделал два шага к джипу, кивнул Серому, затем повернулся к Иосифу Павловичу.

— Это у вас срочное сообщение для господина Радковского?

— Да… да. Срочное и важное сообщение…

— Ну что же, в таком случае прошу,-

рука с длинными музыкальными пальцами, украшенная тонким золотым кольцом на безымянном, плавно указала на автомобиль с темными стеклами. Иосиф Павлович двинулся в указанном направлении на не сгибающихся почему-то ногах. Перестань, немедленно перестань, ни кто тебя убивать не будет, за такие сведения не убивают, а благодарят…

Дверца автомобиля плавно распахнулась, Иосиф Павлович обернулся неизвестно зачем, но сразу за ним стоял молодой человек в мягком вишневого цвета пальто, улыбаясь, он вежливо, но твердо подтолкнул, подсадил, подпихнул в темноту машины. Через плечо вежливого и предупредительного бандита в мягком пальто Иосиф Павлович увидел кусок мокрого переулка, серый ободранный дом с темными окнами на всех своих трех? четырех? этажах, какая-то бабушка-старушка куда-то на ночь глядя спешила… Дверь автомобиля чавкнула, Иосиф Павлович оказался на мягком сиденье рядом с каким-то сопящим и в коже явно бандитом, здесь только бандиты! молодой человек в мягком пальто уселся вперед, рядом с шофером, двигатель заурчал, тихо и сильно… За стеклами замелькали улицы без пешеходов, но забитые не смотря на ночь, автомобилями с темными стеклами, фонари, редкие троллейбусы, молодой человек обернулся и сказал со смешком:

— Извините, необходимая мера предосторожности. Лысый, одень джентльмену головной убор.

Сидящий рядом бандит скрипнул кожей, ловко снял с головы Иосифа Павловича шляпу и напялил совершенно непрозрачный колпак-мешок из тонкой черной материи… Мешок пах свеже выстиранным и почему-то утюгом, не гладят же они мешок, может все зря, жена наверно уже беспокоится, куда везут и не узнаешь, а зачем тебе, Ося, теперь главное — живым вернутся, что бы тебя отпустили…


АМСТЕРДАМ.


Лечатся от похмелья в России огуречным рассолом. В крайнем случае может помочь и томатный сок… В Париже неплохо помогает белое вино, из таких трехлитровых коричневого цвета пластиковых канистр. Лишь бы было хоть немного охлажденное… В Нью-Йорке норовят похмелится содовой, увеличивая с каждым стаканом содержание в содовой виски. Но от этого можно снова сильно "закосеть" и все лечение насмарку, так как новым утром вновь головка бо-бо. А в Испании и на Канарах ништяк идет прива, аборигены еще на нее кричат — прива витамина алегрия! мол "лекарство и веселье", а вообще-то это ром с колой, но меня от колы блевать тянет и без похмелья, так что лучше всего ром со спрайтом, ну или с севан ап чертовым…

А в Амстердаме лучше всего лечится "Гролшем", но купленным не в супермаркете каком-нибудь там к примеру "Дирк ван ден Брок", а у испанцев на Ниэувендийк… Там у них "Гролш" хоть и дороже на какую-то мелочь и пустяк, но зато из холодильника, и брать конечно следует две, так как с одной и не полечишься как следует…

Так рассуждая и попивая холодное пиво из запотевших пузатых бутылок с рельефом выдавленным по стеклу, сидя на старинных пушках за цепями, словно пираты и сплевывая в грязную воду канала Сингел, Слави и Алекс лечились от последствий буйной ночи.

Естественно, походом в ресторан не закончилась встреча давних друзей, хотя сейчас, сидя на пушке и прихлебывая Гролш, Слави уже не мог с твердой уверенностью сказать — дружил ли он с Алексом, память все больше подсовывала просто приятельство, но не в этом дело. Походом не кончилось, так как от ресторана до "Гринлайна" было открыто и звучало музыкой, весельем и блеском бутылок множество баров, кофе-шопов, ресторанчиков и пиццерий… Слави помнил, нетвердо и урывками, как они втроем, хотя правильней сказать — вдвоем, он и Алекс, так как Диди чаще всего принимала в их буйствах позу стороннего наблюдателя, как они вдвоем оставляли за собою след в виде выпитого, выкуренного и съеденного… Как к ним приставали дилеры с каким-то ну просто фантастическим предложением — килограмм что ли экстази за пару сотен всего, видимо видя их состояние…Какие-то дикие пляски на столах в неизвестно чьем исполнении — неужели они? братание с братками дредастыми в растамановском кофе-шопе и попытка угона не заведенного харлея-дэвидсона от байкеровского клуба, купание в очередном грязном как и все здесь канале, попытки найти для Алекса подругу, но не из числа продажных и не цивилку… Распивание пива и распевшие песен из репертуара Битлз совместно с полицейскими, которые видимо в силу добродушности сразу поняли — легче выпить с этими крэзи-американцами, чем убежать от них… Дальше была полная темнота-чернота, по крайней мере у Слави, и вот страшное утреннее пробуждение от жажды… Полностью как в молодости — ноги-руки ломит и дрожат крупной дрожью, мокрый насквозь от пота, как. мышь, в боку колет, под ложечкой сосет, в желудке, желудок ноет-стонет и в нем горячий тяжелый кирпич, в голове сволочь какая-то стучит на барабане и в висках ломит, под глазами страшные мешки, глаза слезятся, а во рту ночевали кони — запах и вкус такой… Веки дергаются и шею свело, спал что ли неудобно… Держась за стену, с трудом, преодолевая приступы тошноты и стараясь не тряхнуть головой — тогда все! сознанье потеряешь, оставив спать уткнувшуюся в стену Диди, Слави выполз в коридор и сразу столкнулся там с Алексом. Судя по серому цвету лица и всему остальному, старому корешу было тоже херово…

И вот они сидят на пушках, холодненьких таких с ночи, торчащих у них между ног, пьют холодное пиво, "Гролш", мелкими глотками, с большими перерывами, плюют в грязную воду с проплывающим мимо мусором и смотрят вдаль слезящимися глазами.

— Да Слави… все же сорок семь и такие ночки, это не шутка… Без длительной тренировки можно и с дистанции сойти… с копыт сковырнутся… Хвоста нарезать, я думал ночью все — хана…

— Мотор прихватило что ли?-

через силу поинтересовался Слави, шевелить языком еще не хотелось.

— Да не… когда эта корова на меня в четвертый раз полезла…

— Что за корова?

искренне удивился своему провалу в памяти Слави.

— Что за корова Алекс и где ты ее поймал?

— Как где? Слави, старый козел, это же ты ее поймал, для меня, ну на той маленькой улочке, где мы с тобою пристроились отливать, а Диди на шухере стояла…

— И че? не помню… А… а где я поймал эту корову?

— Ну толстенная немка, молодая с дредлокс и в штанах от "зеленых беретов" выскочила с другой стороны из-за угла, а ты ей проорал, что бы она присоединялась.

— А она? -

удивлялся Слави странностям человеческой натуры — вот ведь как бывает, ловишь для друга немку с дредлоксами, а ничегошеньки не помнишь…

— А она сказала, что уже отлила у канала и попросила закурить, ты осел! предложил ей разделить нашу компанию, она вцепилась в меня, а ночью я думал — ну и все, Алекс, пришел тебе большой…

— А че дальше то было, -

внезапно заинтересовался событиями прошедшей ночи Слави, видимо похмелье стало отступать, Алекс продолжил;

— Я ее согнал с себя и выгнал в коридор, там она по-моему, прямо в коридоре, кого-то и изнасиловала…

— Ни чего не помню, -

удивился Слави и длинно сплюнул в воду. Как раз на проплывающий мимо пластиковый пакет с каким-то мусором, Алекс заинтересованно посмотрел на пакет, вздохнул и сделал большой, а не мелкий, глоток Гролша.


Слави и Алекс одновременно глянули друг на друга и скорей всего тоже одновременно подумали друг о друге — как же он изменился… Память пыталась подсказать какие-то воспоминания, напомнить, какими они были, но все застилалось сегодняшним видом — мешки под глазами у обоих, длинные волосы и борода с редкими-редкими седыми нитями в них у одного, морщины вокруг глаз и рта на невыбритом с красноватыми мелкими жилками лице у другого… Довольно таки крепкие щеки, и нос выглядывающий из бороды-усов у одного, и со значительной проседью жидкие волосы другого… Видать несладко ему было этой ночью — подумал один, да, жизнь его сильно не баловала — подумал другой… Слави улыбнулся и потянулся почти допитой, бутылкой к бутылке Алекса, тот двинул свой коричневый сосуд встреч. Звякнуло колоколом стекло, отозвало где-то вдалеке костельным звоном оглянулся ранний прохожий, оглянулся и улыбнулся, друзья? приятели? отхлебнули пива и еще раз улыбнулись друг другу с растущей приязнью, наверно все же мы были корешами, а не просто приятелями-знакомыми, что-то через четверть века вырисовывается сквозь туман прожитых дней — мелькнуло у обоих.


— Ты знаешь Слави, я ведь кроме как в Совке и не был больше хипом… — Как же так, Алекс? Ты же мне ночью рассказывал, что в 76 оказался в Штатах, там же

волосатых еще навалом было?..

— Да знаешь, Слави, закрутило меня, я же после советской армии голодный был, на каждую юбку волком смотрел, бросится готов был, ну а тут секретарша эта, Джени, что стала моею женой, а потом конченной мымрой, наследство, бизнес, купил кусок земли, а там строительство началось, я еще больше разбогател, Джени меня в круг сраный ввела, аристократка херова, круг-то — аптекарша с мужем аптекарем, лавочники и прочая мелочь, я деньги вложил в акции одной фирмы на Аляске — она в гору поперла, я акции продал с большим наваром, она сгорела, дома, земли, магазины, херня всякая, одних ресторанов в том Жопаплюйске трахнутом у меня было аж двенадцать… Уже примеривался к игорному бизнесу, не казино конечно, там мафия, а знаешь — тотализатор и прочая, как стал… пить и трахать все, что шевелится, почтальоншу, всех официанток и продавщиц в своем бизнесе, кассирш, до муниципальных сотрудниц уже добирался, половину подруг своей мымры отодрал… И пил, пил, пил… Потом лечился в клинике одной…

— Может зря мы так вчера вдарили, а, Алекс?..

— Да не бойся, я после того лечения четыре года в рот не брал, потом понемногу развязался, но запои не начались… И кроме Джени ни на кого не смотрел, но и бизнесом заниматься не мог, блевать с него тянуло, как гляну на бумаги, что подписывать надо, так сразу рвотные позывы, такой вот рвотный рефлекс, дружище… Я рад за тебя Слави, что все эти годы ты в хипповой шкуре пробегал, молодости нашей не изменил… Рад. Хоть один из нас двоих…

— Да ладно тебе, Алекс, из меня героя Советского Союза клепать… А дальше-то что было? Все пучком, с чего развод-то?..

— Да, Джени, настоящая американка, когда изменял — терпела, когда пил — терпела, когда на бизнес положил с пробором — не выдержала, на развод подала и на суде все вывалила, да еще с доказательствами, со свидетелями, ну и я не сильно отбрехивался… Слава богу — наследников не было, видать не судьба, так суд трахнутый пополам все и разделил… Я, что бы ее морду не видеть, свою половину всего недвижимого продал разным людям, бабки на американ экспресс и махнул в Европу… Не поверишь Слави, за четверть века первый раз путешествую, первый раз… Все бизнес проклятый!.. Вот уже неделю, в Амстердаме… Неделю и тебя повстречал… Будем Слави, за нас!

Снова звякнуло стекло глухим колоколом, снова отозвался где-то далеко костельный колокол, булькнул Гролш, затекая в уже смягченные и охлажденные глотки, два длинных плевка, Слави установил бутылку на пушке и начал сворачивать небольших размеров джойнт. Можно даже сказать — джойнтик.

— Ну да ладно, хватит о грустном. А как ты, Слави? Я почти ни чего с твоих ночных рассказов не помню… Почти ни чего…Ты вроде бы сидел что ли? За что?

— Долго рассказывать, пришили диссидентство, а фактически за то, что свободно жить хотел… Не будем о грустном, как-нибудь в другой раз…

— А ты говорил, что вроде бежал из Совка после путча?.. Вроде бы много катал по миру?.. Ну-ка напомни.

— Да что снова ворошить, Алекс, -

оба покосились на проходящую мимо стройную мулатку в очень короткой юбке, затем Слави продолжил.

— Как-нибудь по приколу и на трезвую голову сядем, и я тебе еще разок с подробностями все и выдам. Насчет катал — да, я протусовался что надо, после несвободы в Совке, был в Индии, Штатах, Канараы, всю Европу раз сорок насквозь во всех направлениях, ну Израиль, Марокко, Сенегал, Карибы, Ибиза даже, -

захохотали оба нехорошему названию, поймет только знающий русский язык. Насмеявшись, оттерли слезы, Слави рукавом цветастой рубахи не первой свежести, Алекс же рукавом сиреневого блейзера от Кардена, правда сильно измятого и весь в различнейших пятнах, по которым можно было изучать прошедшую ночь… Под блейзером у Алекса была все та же полосатая сорочка с крокодилом.

— Да, натусовался я как следует… Бывал и в восточной Европе…

— А на что живешь, Слави? Неужели на тот номер, что я вчера видел?..

— Чем же плох, Алекс, чем же плох? Сидишь, ни хрена не делаешь, карточки лишь перевертываешь да глаза пялишь, а туристы дураки прайса сыпют да сыпют,-

Слави хитро посмотрел на Алекса, тот сидел в легком недоумении, не совсем понимая, видимо за давностью лет позабыл, как в Совке бутылки собирали да возле главпочтамта прайса-хрусты сшибали, на телеграмму бабушке! что бы забалдеть с "сухаря"… Ах да! он же вроде всегда в той уфимской банде за богатого буратино хлял, хрустов у него почти не меряно было… пенсию что ли за принтов получал…

— Может тебе какая помощь нужна, Слави? Может бабок… бабок тебе подкинуть? А?

— Алекс, Алекс, как ты был при прайсах тогда в Уфе, так таким и остался… Эх Алекс, ну чем же ты мне можешь помочь, чем? -

пустая бутылка опустилась на камень набережной, вторая взлетела ракетой к губам, спрятавшимся в бороде, издав по пути знакомый хлопок керамической пробкой, такой поцелуйный звук, резко запахло густым пивным запахом…

— Чем же ты мне,-

глоток, другой.

— Помочь сможешь, Алекс? Алекс, Алекс, ну дашь мне прайсов, бабок то есть, ну сколько ты там мне сможешь отвалить, а? Миллион не отвалишь, а пара-тройка бумажек меня более счастливым не сделает. Они же кончатся скоро и что?.. На всю жизнь не наешься, на всю жизнь не напасешься, а усыновить меня ты вроде как не собираешься, а, Алекс? -

еще глоток, хитрый взгляд. Алекс улыбается чуть растерянно, прекрасно понимая — действительно, миллион он дать не сможет, самому надо, хотя у него и не один миллион-то, но с другой стороны, как. это, взять и просто дать миллион, это же все же миллион!.. а не хрен собачий…

— Будем толстенькими, Алекс! -

напомнил тост из далекой юности Слави, бутылки звякнули и пиво выбило у миллионера слезу и вновь напомнило о желании помочь.

— Слушай, Слави, тогда давай так — пока ты в Амстердаме, со своею девушкой, ты планируй свою жизнь как бы планировал ее без встречи со мною, только не вставляй туда заработок, работу, ваше содержание, ну жратву, травку, пиво — я беру на себя… Только таких бурных ночей, как вчерашняя, часто не надо…

— Боишься разорится?-

неудержался и подколол Слави старого кореша, но Алекс не обиделся.

— Да нет, боюсь не выдержу, развалюсь, я ведь действительно, пару раз за ночь думал — ну все, хана, шиздец с музыкой и валенки в сторону…

— Да мы с Диди и не сильно в разгул ударяем, я почему-то думал вчера, что это тебе больше по кайфу…. О,кэй, добазарились, скромный здоровый образ жизни — травка, вегетарианская хавка, изредка пиво, прогулки по Амстердаму, посещение френдов… Кстати, может тебе будет интересно и поучительно, у меня здесь в Амстердаме, друг есть, френд, шестьдесят два года, а все хипарь! с семнадцатилетней герлой живет и имечко имеет, держись за пушку, не то упадешь — Еб!

Хохот раскатился над Сингел каналом и над ПринцХедриккаде, здоровый смех уже оживших сорока с лишним мужиков, таких типичных для Амстердама — один явно фрик, заблудившийся в шестидесятых хипарь, другой явно американец, на морщинистой красной шеи жгутом скрученный платок красный в белую крапинку, блейзер и джинсы в обтяжку, но хайра на воротник падают, видать тоже захватил время Большой Революции и баррикад среди наших каналов, видать тоже водил хороводы на Дамраке, рожа морщинистая… Вон как джойнт убивает, вон как!..

— Хороша травка, Слави…

— Шива звать, Алекс…

Вдоволь нахохотавшись, Алекс оттер слезы и стал серьезным:

— Ништяк, давай знакомь меня с дедом-хипом, может и меня по старой памяти похиповать немного вставит… Секс, дрогс, рок-н-ролл! девки, пиво, танцы… Только вот что, Слави, я не хотел бы богатым чучелом-цивилом переться к твоему корешу. Где бы можно было бы по-шустрому перекинутся… ну в подобающий видок, может и молодость быстрей тогда вспомнится… Я бы этот чертов блейзер утопил бы в канале… В хипповое где бы перекоцаца, а?..

Слави с усмешкой смотрел на давнего френда, ишь ты, замаскироваться вздумал, а может и не замаскироваться, может и ностальгией его пробило, после пива и джойнта… может еще человеком станет, может и не потерян для общества… От собственных стебовых мыслей поволокло на хохот снова, а может и джойнт попался как надо травка вперла Алекс-то всего пару раз дернул но от души остальное добивать пришлось ему… вот и впирает, да вроде бы нет — от мыслей прет… Не удержавшись, Слави еще раз расхохотался от всей души. Алекс несколько удивленно всматривался в Слави, потом видимо что-то поняв, улыбнулся. Утерев еще раз слезы рукавом, затем ладонью, с запястья свешиваются цепочки серебряные из Индии, выше цветная татуировка, память об Израиле, ну все, все, посмеялись и будя…

— Можно попылить, Алекс и на Ватерлоплей, но я думаю туда еще рано. Киоски не открылись… Но есть еще одно местечко, там мы тебя и приоденем, и приобуем, а то ты в этих кроссовках как будто на марафон вышел, во! гляди — дешево и сердито, -

Слави задрал и выставил ногу из-под клешей, грязную с кривыми крепкими ногтями, перетянутую ремешками сандалий, образца аля-Христос, радость всех хиппов от Америки до Польши, включая Индию, Испанию и Грецию.

— Хороша обувка, а ноги когда мыл? -

псевдосерьезно поинтересовался Алекс и не выдержав стиля, прыснул. На что Слави серьезно дал отповедь:

— Так мы не с тобою вчера в канале среди мусора плескались, балда! Или запил напрочь?..

Спрыгнув с пушек и спугнув подкравшихся к самым ногам голубей, френды отправились одевать Алекса. Одевать и обувать. Над утренним Амстердамом слегка плескало лучами солнышко на вообще-то сером небе, чайки норовили усесться прямо на кусок пиццы в руках у японского, туриста, негр — веселый и пританцовывающий. в розовой шляпе, пил кофе своего же цвета, сидя за столиком уличного кафе, Дети разного цвета, разреза глаз и кудрявости волос, играли под присмотром своих мам совместно на резине детской площадки, неогороженной ни чем… Под деревьями неопознанной породы просыпались грязные бомжи, опухшие и надменные, в уличной железной кабине туалета с дырками для вентиляции и красоты журчала сильная струя, несло мочою и снизу выглядывали худые волосатые ноги какого-то туриста… звенели многочисленные велосипеды разного цвета и года выпуска, естественно и разных моделей, проезжая по дорожкам темно-красного цвета, развозя клерков, продавцов и экскурсоводов по рабочим местам…

Город проснулся и бурлил. Алекс и Слави шли слегка покачиваясь, как моряки после долгового плавания в бурном море, на ходу разглядывая витрины секс-шопов, магазинов с ковбойскими шузами и шляпами, разным прочим барахлом по сниженным и не сниженным ценам, из уже открывшихся кофе-шопов несло знакомым запахом, знакомый и приятным, уже играла музыка, день обещал быть теплым и приятным, не смотря на сероватое небо. Но мог полить и дождь, в Амстердаме это в порядке вещей… Впереди показался красным кирпичным дворцом Централетейшен.

— Мы куда-то едем на поезде? — удивился Алекс.

Слави его поправил:

— Не на поезде, а на траэкте, то есть пароме, и ни куда-то, а в Амстердам-Норд. Там живет и имеет фирму Джон.

При входе в вокзал стояли два улыбчивых полиса и курили каждый свой джойнт. Запах не мог обмануть — это были на сто процентов джойнты, с первоклассной травкой! Полисы заулыбались еще больше при виде их и отсалютовали "викторией". Слави ответил, а Алекс проворчал:

— В этом сумасшедшем городе тебя даже полисы приветствуют по-хипповому, морда волосатая, вот я перекинусь и тоже захипую в полный рост… Слави промолчал, улыбаясь чему-то своему.


Приобретя у денежного автомата, висящего на стене вокзала в проходном зале энную сумму денег — Алекс, и в магазинчике с газетами блядский журнал "Ролинг стоун" из-за картинки на развороте — редкое фото Хендрикса, это уже Слави, друзья оказались на оборотной стороне вокзала. И как все, имеющее оборотную сторону, вокзал этот оказался со стороны залива обыкновенным бетон-со стеклом сооружением, с замусоренным тротуаром и зассанными углами. Прямо напротив этих зассанных углов как раз причаливал широкий траэкт, завоевание демократии, так как был бесплатен. Каждые пять минут! один из двух траэктов подходил к причалу Централстейшена, брал неограниченное количество пешего народу, велосипедистов, небрезговал мотоциклами и инвалидными автомобильчиками миниатюрных размеров, и все перевозил на другой берег залива. А навстречу ему уже спешил со своей порцией груза брат-близнец, второй траэкт, спешил выгрузится и загрузится, и так двадцать четыре часа в сутки и совершенно бесплатно… В башке у американца Алекса это укладывалось с трудом.

На этот раз оказался траэкт с сюрпризом, как пояснил Слави Алексу, это не тот траэкт из двух, а из двух других, разница небольшая — не каждые пять минут, а три раза за час, более скромных размеров и только в дневное время. Но тоже бесплатно и ближе к нужному им месту!

— Повезло, -

равнодушно ответил на радость Слави Алекс и уселся на пластиковое сиденье на корме. Слави устроился рядом, взревел мотор, берег стал удалятся, сзади забелели буруны…

Попивая Гролш, остатки, и покуривая по очереди джойнт, второй за утро, Алекс и Слави наслаждались свежим ветерком с запахом моря, романтика! и не вызывали ни какого любопытства у пассажиров траэкта. Чему удивляться — у нас в Амстердаме и не такое увидишь… Вот образец демократии и толерантности местного населения, размышлял Слави, это вам не Испания, не Германия и даже не Париж… И тем более не Совок засранный… Алекс же подумывал в более меланхоличном ключе, из головы не шло заявление старого френда, ни хера себе, от помощи отказался, конечно, миллион он дать не может, да и десяток тысченок в баксах дать не слабо, это тоже куча бабок, и за что? только за то, что когда то четверть века назад, месяца полтора или три-четыре, по бульварам Уфы от мусоров линяли на пару, когти подрывали, чувих клеили да сухарь глушили… И кажется разок с кодеином… Да, разок, не более… а теперь что же, ну тысченку бы он выделил бы, так ведь отказался, ну а сколько за это время пока они будут в Амстердаме в трех колобродить долларов вылетит… было бы проще дать ему, кирюхе-корешу, на лапу определенную сумму и…

— Приехали, вылезай! -

весело скомандовал Слави, видать похмелье уже прошло. Нос у траэкта упал, стукнув железом об железо пирса, народ повалил на берег, выводя своих двухколесных коней в поводу. Слави и Алекс не спеша вывалили в числе последних, а навстречу им уже устремились желающие попасть задаром на тот берег… Голландия.

— Ну, и куда теперь?-

поинтересовался Алекс, не совсем еще выйдя из своих капиталистических рассуждений, а потому несколько хмуро.

— Здесь недалеко, вот увидишь!

И действительно оказалось недалеко, и действительно все увидел, дорожка наискосок среди трехэтажных длинных домов новой застройки, но чем-то традиционной архитектуры, по-шустрому выскочили к вездесущему супермаркету "Дирк"… и так далее, полупустой паркинг, в стороне пустынный шрот-продажа автомобилей из других рук, какие-то металлические ворота с двумя телекамерами над ними, военная база что ли? за угол, на углу шоп с колесами для автомобилей, табличка с названием улицы "Спикеркаде", какая-то недоразвалившаяся фабрика впереди…


— Это здесь! -

сообщил Слави, открывая разрисованную дверь. Сразу за нею крутая длинная лестница, деревянные перила, стены в пятнах краски, черт, похоже на бомжатник какой-то…

— Нет Алекс, это не бомжатник, а по-западному сквот, это просто фирма "МЕЭЙДЖК РИСАЙКЛ КЛОУДС КАМПЭНИ", сокращенно МРКК, босс Джон, фрик такой, только он не любит, когда его боссом называют…

Дверь бывшая когда-то белой, с многочисленными следами открывания без ключа. Слави не стучит, запуливается, Алекс следом, от любопытства тянет шею… Просторнейшая комната, метров так двадцать в длину, окна до пола выходят на какую-то плоскую крышу залитую гудроном, два кожаных дивана, в углу компьютер и факс, магнитофон орет, на стенах росписи и плакаты, на одном диване куча одежды, на другом сам босс-не босс фирмы, длинноносый Джон с бритой мордой, шрам через скулу, голубые глаза, клешеные джинсы и полосатая рубаха навыпуск.

— Хай Джон!

— Хай Слави! Давно в Амстердаме?

— Пару-тройку дней. Знакомься, мой друг юности, когда-то вместе жили и хипповали в России…

— Джон.

— Алекс.

Крепкое рукопожатие, со стороны Джона дежурная улыбка с холодным взглядом, со стороны Алекса легкое смущение — в Америке с такими бизнесменами он не сталкивался…

— Мы к тебе по делу, Джон, Алекс хотел бы приодеться, ему надоели цивильные шмотки, хотел бы что-нибудь периода юности…

— Это надо ехать на склады, в Тилборг.

— Это далеко? -

живо заинтересовался Алекс, на что Слави замахал руками.

— Джон, это же около Бельгии, давай в следующий раз, Алекс не такой разборчивый, я думаю можно и тут подобрать ему шмотки, а?..

— Можно и тут…

Джон был как почти всегда флегматичен, то ли постоянные джойнты сказывается, то ли характер голландский, нордический выдержанный, что во общем одно и тоже. Но зад оторвал и повел Слави и Алекса в закрома, для этого надо было вновь спустится по лестнице, выйти на улицу и нырнув за угол, пройти узким коридором и оказаться во дворе, где веселые арабы или кто они там, ремонтировали машины. Огромные железные ворота ржаво-коричневого цвета напоминали собой крепостные, Джон извлек связку ключей, поколдовал над замками, распахнулась калитка и…


Сколько раз бывал Слави в этом высоком цехе со стеклянной крышей, но привыкнуть не мог… Весь цех был завален шмотками — в мешках, в пакетах, в тюках и просто навалом, кучами… На полках, на стеллажах… Все было сэки-хенд, но не это было главным, главное было в следующем — все, все до едином, до единой и последней шмотки в этом ярко-освещенном осенним солнышком цехе были хипповые… Клеша-джинсы и рубахи с широченными рукавами в цветах, фольклорные шмотки и бархатные пиджаки, цыганские юбки и униформа гусар, жилеты из всех материалов, только какие шли на изготовление жилетов и замшевые одежды индейцев, вышедших на тропу войны… Юбки, шарфы, платки, платья, свитера, пончо, полукомбинезоны… Сапоги, туфли, сандали, кеды и все с шестидесятых, и все различнейших моделей и фасонов… Глаза разбегались, еще бы им не разбежаться

— Алекс! помнишь морда как мы джинсы из полотна для художников сами шили?! -

не выдержал очередного приступа восторга, который его посещал каждый раз в этом цеху, Слави. На что Алекс тараща глаза и поводя головой по сторонам, отвечал слегка ошизевши:

— Д-а-а… пещера Алладина… или Синдбада?.. Ну сокровища тысяча и одной ночи…

Товар был первосортный и накоплен явно в расчете на новый всплеск революции шестидесятых, когда юные бойцы ринутся по сэки-хендам и блошиным рынкам в поисках формы движения флаур паур, а тут Джон со своими складами — нате пожалуйста, хайрастые патлатые башки с горячими сердцами, пожалуйста, в большом количестве, неограниченных расцветок и разнообразных фасонов… только… только готовьте бабки, хрусты, тити-мити, воздух, капусту, баксы… Джон не был хипом, он был твердым современным, тридцати пятилетним фриком, сам любящий шмотки хипов и с удовольствием их носящий, и с неменьшим удовольствием слупливающий с туристов в районе Ватерлоплей, там у него киоск по продаже шмоток, приятные суммы… Которые он расходовал не на золото-особняки-автомобили, а на травку гашиш, витамины и вегетарианскую хавку (по приколу), на кассеты-компакт-диски и конечно на струны для своих гитар, которых у него было с полдесятка. Джон был неудавшийся рок-музыкант, неудавшаяся и несостоявшаяся рок-звезда, но довольно-таки успешный фрик-бизнесмен., типичное явление для таких стран, как Голландия, Дания и прочие североскандинавские страны. Жил Джон в офисе фирмы, который снимая в здании старой фабрики, ездил на "Форде" купленном на шроте и как уже было сказано — с удовольствием носил свои же сэки-хендовские шмотки…

— Ну что, что будете брать?-

слегка насупившись, как Бродский, которого конечно Джон не знал, спросил хозяин закромов, поведя большой ладонью вдоль цеха. Как бы предлагая все для клиентов, и облокотившись на тугую кучу чего-то джинсового, стал скручивать очередной джойнт. Кивком головы предложив присоединятся к этому делу.

Алекс стоял среди всего этого великолепия и пиршества хипповых шмоток слегка расставив ноги и руки, чуть приоткрыв рот и демонстрируя собою русский национальный возглас — эх бля!.. ни хера себе!.. Для полного отожествления с этим возгласом Алексу не хватало лишь на макушке какого-нибудь национального головного убора… Кепки-пидарки, фуражке заключенных или дранной шапке из пожилого кролика… Слави взял сразу быка за рога.

— Для начала штаны, Алекс, сблочивай свои портки, буду ими мерить, Джон, в каком углу у тебя "флерс"? -

и сдернув с худых, белых и волосатых ног Алекса штаны фирмы "Пэпе", что с настоящими джинсами роднятся лишь цветом, и то издалека, Слави ринулся в указанный угол. И сразу нашел — огромный мешочище килограмм так на двести, совершенно неподъемный мешок, слава богу хоть завязками кверху, ха! и даже не завязанный… Джон флегматично выпускал дым, смотря сквозь него куда-то в дальний угол что ли цеха, Алекс переминался на каком-то щите в блейзере, рубахе с крокодилом и розовых трусах в мелкий цветочек, любимый цивилами "Боксер", кроссовки жалко жались рядом с щитом на бетонном полу, ноги у френда были в носках, длинных, ярко-красных, с резинками круглыми, что бы не потерять… Вид Алекса был еще тот, и Слави прыснул из-за кучи шмоток, не переставая вытаскивать джинсы, мерить и разглядывать их на свет, спросил друга:

— Алекс, ты знаешь на кого сейчас походишь?

— Сам такой, -

получил ответ Слави от слегка засмущавшегося Алекса. Наконец штанцы были подобраны вроде бы со всей серьезностью момента — это конечно были "Левиса" да еще и на "гайках", клеш внизу на пятьдесят плюс бахрома, сделанная на фабрике, Слави даже позавидовал, слегка так, по-хорошему, надо же морде что нашлось, пусть носит всем нам на радость…

— Держи, примерь, может будешь походить на человека!

— Болтай, болтай, ну-ка, что за штаны такие, -

бормотал с интересом Алекс и явно радовался, натягивая на себя позабытые за годы цивильной жизни клеша. Вот ведь как бывает, полные карманы баксов, даже мне хотел выделить толику малую, гад, всю жизнь в карденах да версачах, а сэки-хендовским колоколам вроде бы рад… даже румянец на щеках выступил — думал Слави, сворачивая джойнт из джонового грасса.

Джон тоже внес свою нотку, бизнесменскую в торжественность момента — взял и сунул кисть ребром ладони в промежность и надавил на плечо Алексу, тот присел с недоумением — что за гомосексуализм, зачем руку между ног? но все оказалось проще… Джон просто проверял — не порвут ли яйца Алекса джинсы, не помнут ли джинсы яйца Алексу…

Следом за джинсами нашлась рубаха с разрезом до пупа, в цветах и с широкими рукавами, сверху бархатный пиджак с широченными закругленными лацканами по которым в далеких шестидесятых в большом количестве раскидали цветную вышивку темно-вишневый бархат и цветные бабочки-жучки, аж слезу выбивало… Нашлось место — между пиджаком и рубахой, и для жилета, джинсового, но тоже расшитого, но бисером… Алекс на глазах приобретал надлежащий вид, даже его кокетливый платок в крапинку на шеи не дисгармонировал на общем фоне скрежеща, а вливался в общий ансамбль, напрашивается слово с буквой "я" в конце…

— Бля, ну ты и выглядишь, Алекс, аж завидки берут, -

искренне восхитился другом Слави, даже Джон сменил флегматичность на улыбку типа "ни чего, ни чего"…

Где-то за кучами вещей поднялся пар столбом, то ли индейцы сигнализировали что-то свое, то ли вулкан-гейзер начал работать…

— Что там у тебя, Джон?-

заинтересовался явлением Слави, в то время как Алекс вертелся у огромного зеркала в темной раме резного дерева, подарок с улицы, как и многое в жилье этого странного бизнесмена.

— Да поляки, мэн с герлой батик красят, на Ватерлоплей познакомились.

— А, эксплуатация! -

с экспрессией пошутил Слави и получил закономерное в ответ.

— Пошел в жопу!

— Джон, а шузняк, шузняк где, куда же Алексу в этих фак кроссовках, он же не спортсмен?..

— Вон там, на стеллажах, -

рука царственно указывает нужное направление, мешок с сапогами летит вниз, идет разбор обуви, но Алекс высказывает свою натуру — цивильную:

— Ну ее на хер, обувь эту, еще поймаешь гадость какую, купим на Ниеувендийк новье…

— Да ты совсем мажором стал, Алекс, ну цивилом, за четверть века, ну гляди — хозяин барин… 0, кэй Джон, сколько с нас? шузняк купим в другом месте.

Джон прикидывает, коню понятно, в данную минуту в нем борется бизнесмен с приятелем Слави, много попросишь — неудобно и больше не придут, приятельство расстроится, мало — самому обидно…

— Ну штаны тридцатка, пиджак сороковник, жилет за десятку, рубашка подарок от фирмы, итого восемьдесят…

Алекс достает тонкой кожи толстеньнейший бумажник, из него требуемую сумму и пытается всучить Джону хоть что-то за рубаху, но тот уперся — у нас своя гордость!.. Покупка была обкурена в офисе Джона, где с ободранных стен сияли пятна краски и плакаты с мордами рок-звезд, из магнитофона играли раритетные Мамас энд Папас, а из факса его маму и папу все время пищало и плевало бумагой, лез длинный язык каких-то сообщений, Джон пожал плечами, разливая пиво Амстел по бокалам — с Лондона беспокоят, бизнес, ни дня, ни ночи покоя… Алекс кивнул головой — а как же, знакомо, сочувствую… Расстались довольные друг другом, договорившись как-нибудь встретится и посидеть подольше…

На улице солнце уже норовило перевалить за вторую половину дня, Слави вспомнил оставленную в комнате спящую Диди — интересно, что будет? Более практичный в семейных делах Алекс посоветовал:

— Давай купим ей цветы, она рассердилась, а ты ей цветы в руку, ну как?..

— А она меня этими цветами по фейсу, может быть ты еще розы посоветуешь или подсолнухи, у них и стебли потолще?..

— Да брось Слави, давай тогда сделаем так — я все возьму на себя, только шузы купим, не могу же я в клешах и таком пиджаке да в кроссовках разгуливать — выпадаю со стиля, я же не бомж!.. Но если хочешь, можно и разделится — я за шузняком, а ты к Диди…

— Хитер бобер, меня по фейсу, а к твоему приходу и вся злость пройдет, нет уж, получать так обоим!..

За таким легким трепом пролетела дорога до траэкта, там немножко подождали, разглядывая уток, яхты, хаусбот неизвестно куда плывущий с сушащимся бельем на падубе, на небе собирались тучи, Алекс незаметно от Слави разглядывал новые-старые-шмотки, сжимая под локтем сверток с прежней своею одеждой, скорей всего будет гроза… Вот так вот и Диди там наверно натучилась… Ну ни чего, потаскаем шмотки юности, ни чего, карнавал так карнавал, Амстердам к этому располагает, потаскаем шмотки юности, а там и видно будет… Показался траэкт.

Шузняк купили почти бегом, немного подгоняло чувство легкой вины, они гуляют, пьют пиво, к Джону сходили-съездили, а девушка там одна, наверно не кормлена-не поена, не пыхнута, ни погладить ее по спине, ни поцеловать не кому… Алекс купил все же у Централстейшена три подсолнуха, пиццу и бутылку белого вина, Слави полоску как пулеметную ленту, заряженную гондонами, в запас пятнадцать штук, гляди не так зверствовать будет… А шузняк хорош, Слави даже залюбовался и если бы не цейтнот времени, то предложил бы Алексу и его обуть, ковбойские сапоги малинового цвета из тонкой кожи, прошиты и на каблучке, клеша так и вились бы вокруг голенищ с давленным узором…

А вот и Гринлайн, за одним из столиков надутой тучей Диди, губам негритянка позавидовала бы, глаза метают молнии, даже бармен, один из детей солнца, на цыпочках ходит кругами, увидев Слави — аж вздохнул с облегчением и засветился.

Встреча произошла без мордобоя, хотя, как заявила Диди — и следовало. Подсолнухи были приняты с благосклонностью, даже не заикнулась об уничтоженной природе, в пиццу впилась молодыми зубами, запивая ее вином и глазами спрашивая — ну, где были, что видели, что делали, что пили, рассказывайте давайте… Чернота грозы сменялась в глазах светло-желтой медовостью прощения, кончилось все долгим поцелуем и рассказом со смехом, как все утро какая-то толстая немка с дредами и в десантных штанах искала своего "американ свит бой", но не найдя, свалили куда-то… Алекс оттер вспотевший внезапно лоб, продемонстрировал шузняки и все остальное, на секунду задумался и предложил:

— Может быть подарить мой старый гардероб бомжу, я видел когда сюда мы шли, одного малого не сильно хорошо одетого, он лежал возле одного бара?..

— Нy если он только возьмет, -

засомневался Слави. Но подсказала Диди:

— Если дать ему на пиво пару гульденов — то может и возьмет… Но потом может и выбросить…

— Да кстати, где у тебя все остальное или ты приехал в Амстердам налегке? -

заинтересовался Слави, Алекс усмехнулся:

— В Хилтоне, сегодня уже не пойду, ломает, а завтра подскочим, фолкс, я заберу шмотки и рассчитаюсь. Надеюсь отсюда меня ни попрут — я могу заплатить…

— Ты наш френд и вполне достаточно того, что куришь, завтракаешь, пьешь пиво.

— Ну что пипл, махнули к Ебу?.. Алекса знакомить, -

встал из-за стола Слави.


МОСКВА.


Через неизвестное количество времени — Иосиф Павлович думал что через вечность, хотя рассудком понимал — не больше полчаса, от силы сорок пять минут, мерседес мягко тормознув, остановился, те же сильные и ловкие руки, пахнущие почему-то одеколоном каким-то, сдернули с головы мешок. И водрузили шляпу, и даже слегка ее поправили, придали ей надлежащий, какой был, наклон…

— Приехали, кстати, как вас звать?

— И… Иосиф Павлович…-

не узнал свой голос Иосиф Павлович, неужели ты боишься, Ося? а как же, и зачем я только это затеял… все это… голос у него сел. Иосиф Павлович откашлялся. — Приехал, Иосиф Павлович, прошу.

Ярко освещенный двор, сверху темно-синее небо сквозь голые ветви деревьев, впереди красного кирпича двухэтажный особняк приличных размеров, по сторонам вдоль угадываемого забора деревья и ели, елки, под ногами тесанный камень, да, богато живут бандиты, ни чего не скажешь…

— Сюда,-

молодой человек подхватил за локоть гостя и повел его к крыльцу с витыми чугунными колонами, поддерживающими ажурную крышу-козырек. Остекленная за кованной решеткой дверь распахнулась сама, они прошли в холл, не в каждой приличной гостинице, которых не мало повидал Иосиф Павлович, есть такие холлы — ковры, паркет, мраморная лестница на второй этаж, маленький бассейн-фонтан с большущими золотыми рыбками, какие-то статуи, картины…

Неизвестно откуда появившийся молодой серьезный человек в отличном костюме и тоже совсем не бандитских габаритов держал в руке непонятный и незнакомый предмет, напоминающий серый пенал с полметра…

— Меры предосторожности, -

извиняющим голосом произнес привезший его молодой человек с яркими бровями, молодой человек же в костюме несколько раз провел вдоль тела Иосифа Павловича концом пенала. Предмет громко зажужжал около запястья, незнакомец отогнул пеналом край рукава плаща и кивнул удовлетворительно. Иосиф Павлович сообразил — проверяли на оружие, как в аэропорту, и сработало на его стальной массивный браслет-часы "Победа"…

— Сюда, -

Иосифа Павловича провели в небольшую комнату, буквально рядом с мраморной лестницей и усадив в кресло, оставили одного. Оттерев ладонью лицо от пота, он огляделся… Бандитское логово… штаб-квартира мафии… И ты сам залез в нее… Два мягких кресла, одно занимал он сам, журнальный столик с яркими разноцветными журналами на эротическую и порнографическую, кстати, он ни когда не мог понять разницы, тему, на хрустальном подносе два низких хрустальных резных стакана… Окон нет, но есть еще одна дверь, судя по ширине — туалетная… Скромно и со вкусом, стены побелены в лимонный, на полу мягкий ковер кричащих расцветок, здесь убивать не будут, наверняка у них есть подвал… прекрати! немедленно прекрати!..

Дверь распахнулась и вошел сначала привезший Иосифа Павловича молодой человек, но уже без пальто, в синем костюме и белой сорочке с галстуком, почему-то ярко-розовом, следом серьезный молодой человек, обнаруживший стальные часы на его руке. Этот серьезный бандит? да-да, здесь все они бандиты, катил сервировочный столик с уставленными на нем тарелками с какими-то бутербродами и закусками.

— Ну вот — прошу, что бог послал. Спиртное приказано не давать, туалет за той дверью, -

взмах рукой в сторону угаданной дверцы.

— Перекусить-попить пожалуйста. Пресса к вашим услугам, -

жест радушного хозяина и еще одна улыбка, молодые люди покинули Иосифа Павловича, оставив его одного.

За шесть часов ожидания Иосиф Павлович уже устал сидеть и устал прогуливаться — шесть шагов в одну сторону и шесть шагов в другую, позвонить жене ему не разрешили, сказали потом… Он съел все бутерброды и всю закуску, выпил один литр кока-колы и один литр спрайта, минимум шесть раз сходил в туалет, и дважды умылся. Больше делать было нечего… И даже страх притупился и куда-то закатился, перестал терзать постоянной мыслью — правильно ли он сделал, не совершил ли он ошибку, это же надо, на старости лет добровольно полез к бандитам… Хм, надо же когда-нибудь начинать, все вокруг грабят-воруют, только он дурак честный, ну уж хренушки-херушки, меньше чем за миллион он на них работать не будет, но за то такого специалиста, как он, они ни где не найдут…

Усевшись в очередной раз в кресло, Иосиф Павлович задремал. Но внезапно подскочил — кто-то вошел в комнату… Высокий толстый мужчина лет примерно сорока, с ежиком волос, с толстым висящим носом и насупленными маленькими глазками… Иосиф Павлович вспомнил — Север, эту самую физиономию он видел летом на экране телевизора…

Север был слегка подпитой, одет в элегантнейший темно-темно синий костюм, светлая рубаха была распахнута на груди, обнажая волосатость с разводьями синей татуировки, а поверх толстая золотая цепь с золотым же крестом…

— Ну что, проснулся, лох? Что за срочное сообщение для Севера? Я тебя внимательно слушаю, -

спокойно произнес вошедший и тяжело плюхнулся в кресло, то жалобно скрипнуло, но выдержало. Иосиф Павлович изо всех сил пытался собраться с мыслями, не получалось, вновь возник страх, подспудно подполз и начал душить его…

— Ты че, язык проглотил? Или от страха обделался?.. Так я не людоед, чего меня боятся,-

усмехнулся Север, да-да, это же Север, точно, ну сколько же можно молчать, ну!.. — Я работаю начальником одного из отдела в Инюрколлегии, -

с трудом выдавил из себя Иосиф Павлович и справившись со страхом, голосом и самим собою, продолжил.

— Сегодня, нет, уже вчера, я получил важное, очень важное сведение, информацию…

Иосиф Павлович сделал паузу и посмотрел на этого теневого хозяина Москвы, по крайней мере так о нем пишут в газетах, и болтают по телевидению. Север молчал, спокойно разглядывая Иосифа Павловича маленькими глазками из под насупленных бровей. Иосиф Павлович понял — театральными паузами тут ни кого не удивишь, вздохнул и продолжил повествование.

— Очень интересную информацию, и я… я хотел бы продать ее… вам, г… господин Радковский…

Воцарилась тишина. Север рассматривал спокойно и вроде бы даже дружелюбно Иосифа Павловича, сам же рассматриваемый с тревогой смотрел на Севера, и неизвестно отчего все больше и больше покрываясь холодным потом.

— Текешь падла,-

спокойно отметил хозяин дома и непринужденно сплюнул на дорогой ковер. — Боишься. Продолжай, фраер, че за такая информация и сколько за нее хочешь. Иосиф Павлович, пораженный тоном, манерами и спокойной угрозой, исходящей от Севера, зачастил дальше, изо всех сил стараясь говорить связно, доходчиво и не останавливаться. Север не перебивал, внимательно слушал.

Когда Иосиф Павлович иссяк и закончил свою слегка сумбурную речь, господин Радковский все тем же спокойным голосом подытожил сказанное:

— Значит, если я правильно уяснил, дело в следующем — есть тетка мертвая в Австралии, наследство бабок

на один миллиард, предположительно в нашей стране есть фраерок-наследник, но ни в "конторе", ни у мусоров

не прокололся, ты знаешь как найти наследника и хочешь, что бы я тебе отстегнул. Я все верно изложил?

— Д-д-да,-

мотнул головою Иосиф Павлович, уже не истекая потом, но зато начались сильные позывы в туалет.

— Что за способы вычислить счастливчика, если он ни где не проточковался?

Иосиф Павлович оживился, разговор вступил на профессиональную стезю, столь ему знакомую, даже позывы отступили.

— Во-первых неофициально выйти на архивы бывшей КГБ, ныне ФСБ — естественно за взятку, и. вынуть оттуда все, что касается отца наследника — как он приехал в СССР, как погиб, какие меры были предприняты для розыска сына, ну и так далее. Во-вторых, есть отпечаток ладони правой руки в пятилетнем возрасте наследника, на формулу не тянет, но если нанять экспертов и посадить их на компьютер с данными осужденных, а вдруг?! В-третьих…

— Достаточно,-

Север прервал Иосифа Павловича и тот поперхнулся от удивления — этот бандюга не хочет его дальше слушать?!!.. Специалиста?!..

— Сколько хочешь за свою информацию?

— Но я хотел бы предложить и свои услуги в поисках наследника, -

несмело пискнул Иосиф Павлович, на что Север кивнул головою — а как же мол!

— Сколько до кучи?

— Один… миллион… долларов,-

скромно ответил Иосиф Павлович, потупив глаза.

— Ништяк. Сейчас мой секретарь запишет все, что ты можешь для начала предложить по поиску, получишь аванс, а дней через несколько мы встретимся снова. Тебя отвезут, -

Север грузно поднялся и вышел из комнаты, слегка покачиваясь на ходу.


За дверью господина Радковского уже ждал молодой человек в розовом галстуке, с ноутбуком в руках.

— Запиши все, что сообщат этот лох, все до мелких подробностей, и убрать… Да, я давно говорил — ковер пора заменить, мне его расцветка не нравится.


АМСТЕРДАМ.


Aлекс наслаждался жизнью и внезапно открывшимися перед ним возможностями. Нет конечно нет, он бы и без найденного друга-кореша-френда не пропал бы в этом рассаднике греха и кайфа, но… Но курить травку с гашишем, пить Гролш и Хайнекен, клеить герл да еще не платных, всегда приятней — во-первых, в компании; во-вторых в красиво поданной для самого себя упаковке и в-третьих, под каким-либо флагом. И тогда простые действия, как распитие вина-пива, курение наркосодержащих веществ и секс становятся вновь, ну словно в далекой юности, не просто сладостным времяпровожденьем, а революцией! идеологически наполненным борьбою не известно с кем и с чем… Алекс хиповал и революционировал в полный рост.

Знакомство с Ебом переросло в легкое приятельство, и хоть та первая встреча, по словам Слави, прошла спокойно и по-домашнему уютно, то последующие прокатились грозовыми раскатами по целому ряду сквотов, где у Еба были френды, по сейшенам известных, малоизвестных и совсем неизвестных команд, начиная от "Ролингстоун" с Джагером, кончая с какой-то "Нью-лаф" во главе с неким Пьючикером в полосатых пижамных штанах, гривой ржаво-рыжих дредов и в очках величиной с колеса от детского велосипеда… Но как ни странно, эти нью-лафовцы лабали настоящий рок — с драйвом, с запилами, резкий, темпераментный, а вокал напоминал "Лаф", может быть оттуда и название. Таскались по различнейшим хеппенингам, Алекс, Слави, Еб и их подруги, да-да и их ПОДРУГИ! так как в движении по всем этим мероприятия, и Алекс в погоне за кайфом приобрел нежданно-негаданно подругу дней суровых… Свою собственную герл-френд, и тоже молоденькую (а кто же со старыми таскается?!), двадцатилетнею испано-китаяно-негро-шведку Нуру, почти на голову выше не маленького Алекса, но зато сразу и страстно влюбившуюся в своего крэзиолда…Что поделаешь, почти тридцатилетняя разница, да, кстати — когда все они оттягивались в полный рост, поражая всю эту альтернативную, андеграундную, экологичную, припанковано-ориентальную молодежь, бритую и с дредами, своими прикидами с шестидесятых, своим почти не накачанным психотропными средствами весельем, своим не по возрасту оптимизмом, в это самое время неудержимо росла озоновая дыра, долги третьих стран проклятому ММФ и постепенное снижение валового дохода на душу населения в развитых странах мира… Но даже Диди сейчас это все не волновало.


— Какие планы,

поинтересовался в очередной раз патриарх голландских хиппи у молодежи семнадцати-сорока семи лет, и все равно молодежи, все они янг по сравнению с ним, с его жизненным опытом, со всем им увиденным и пережитым в течении долгого пути по собственной жизни.

— Я имею ввиду в глобальном, не на сегодня-завтра, смысле?.. На сегодня-завтра послезавтра я уже пас, сил нет, -

Еб прикрыл глаза, изображая "сил нет". Все присутствующие сочувственно закивали башками, не сильно задумываясь над словами Еба.

— Может быть есть какой-нибудь интересный проект, требующий моего мудрого руководства или хотя бы консультации?.. Не стесняйтесь, дети мои, я весь внимание.

Патлатый до неприличия, давно уже таких хайров по-жопу ни кто не носит! усмехнулся неплохими зубами, блеснув ими в свете ламп — спасибо голландскому здравоохранению за протезы! Слави пожал плечами, кое-что конечно есть на примете, но еще требует доводки, домысления, кое-кого дожать, с кое-кем договорится, кое-кому так сказать перекрыть кислород и объяснить на пальцах — мол для твоего же блага, давай подписывайся…

— Когда доболтаешься, не забудь про меня, мой милый Слави, я хоть и не сильно молодой, но тоже еще могу кое чем помочь…

— Спасибо Е6, ты настоящий олдфренд, -

растроганно пробормотал Слави, одновременно подумав — не пережимаю? На легкую иронию френда Еб погрозил узловатым длинным пальцем с желтым крепким ногтем, по видимости насквозь пропахшим за пятьдесят два года марихуанной, именно столько времени этот волосатый дед употреблял травку, именно столько! тем самым разрушая застаревший стереотип среди врачей-консерваторов — мол наркотики разрушают здоровье и сокращают жизнь… Еели им верить, то Ебу на роду видимо было уготовлено первоначально триста лет… Эльза внесла на деревянном подносе гору порезанной пиццы на куски и струю домашности что ли… Все оживились, зашевелились, Нура с высоты почти двух своих метров чмокнула звонко в макушку Алекса и под быстрое бормотанье Еба (кушать хочется!) фамильярное обращение к богу, стали с удовольствием жевать.

Утолив первый голод — защелкали банками, резко запахло консервированным хмелем, настоящие мирные запахи — пива, пиццы, табака, марихуанны расплывались по огромной комнате со стеклянным потолком и кустами травы под сильным светом ламп. За стеклом потолка в синеве подступающего вечера сияла оранжево-красным реклама ближайшего кофе-шопа, щелкнул магнитофон и погнал в обратную сторону в шестой раз все тоже — Пинк Флойд пел про стену… Еб по праву хозяина слегка покосился, но искать дистанционный переключатель было лень, так клево сидим, пусть кричат эти парни о своем…

Слави оглядел широко улыбающуюся компанию, следствие неумеренного потребления травы и дружбы, Алекс таращился на свою длинную Нуру, Эльза гладила по пятнистой руке-лапе Еба, его Диди склонила голову ему же на плечо и тихонько подпевала в такт магнитофону, Пинк Флойду и своему настроению… Да, Еб действительно выглядит слегка уставшим, все же эти шесть? восемь? двенадцать? дней, черт, сбился со счета, для него… а зачем их считать? а вдруг какая-нибудь важная дата, ну например свой собственный день рожденья, день варенья, а какой именно день рожденья ты собрался праздновать, балда?! позволь тебя спросить, если даже имен у тебя несколько… Сэм, Слави, Джордж, он же, он же, он же… Какое такое день рожденье — указанное в ксиве или когда ты впервые заорал в этом мире, ого, стихами заговорил… Тот самый день с клятвой или первый день высадки на турецком берегу… Мысли разлетелись от взрыва хохота, это Эб рассказывает как он в шестьдесят восьмом собрался в Париж, немного побарикадничать, но увы, встретил на трассе Амстердам-Брюсель молодую жену одного американского миллионера и… как сказал Хэминугей — прощай оружие!.. Эльза в шутку лупила разошедшегося деда, тот же в свое оправдание орал:

— Детка, твои принты в то время еще даже не были знакомы друг с другом, о чем разговор, успокойся!..

В такой уютной обстановке, почти домашней, у Слави мысли текли всегда в одном направлении — какой бы был кайф собрать всех в кучу, где-нибудь рядом, обеспечить жильем, каким-либо заработком или еще как существование, плюс конечно интересное времяпроведение, ну там сэйшена, выставки народного творчества, поездки по интересным местам и кофе-шопам… не, это не обязательно, можно и свою выращивать… к интересным людям, во! и прочая… Как бы клево курилось бы, текло и пилось бы… гремела музычка в стиле рок и других приятных хиповому уху стилях, как бы тянулась молодая поросль не к панкам-растаманам, а к старым дубам, это я про Еба конечно, и не сильно старым, но умудренным опытом, это я про себя… Какая бы была клевая преемственность поколений… ни хера каким я стилем заговорил! какая бы зашевелилась бы волосатая идейка… Движение умерло, но хиппи то остались, лаф энд фри, флаур паур… Е6 подхватил последние слова Слави, неожиданно для самого себя произнесенные вслух:

— Флау паур, Лаф, Пис, Фридом!..

И неожиданно приятным, но самую малость хрипловатым голосом, запел:

— Уэн ю ком ту Сэн-Френциско…

Все подхватили слова и мотив известной в этих волосатых кругах песни, так как даже найденная в одном из сквотов сильно намиксиренная в родословной Нура знала эту песню и в своих многочисленных цыганских юбках, с гроздью бус на шеи и цветастом платке повязанном на бедрах ни сколько не выпадала из общего хиппового ряда… А если еще и учесть что у ней в голове под кудрями!

— Уэн ю ком ту Сэн-Френциско…

На улице было тепло и сыро, с неба слегка моросило, но совсем немного, ну как будто роса летает себе понемногу, огни фонарей и рекламы выглядели призрачными, лица прохожих, редких в этом районе Амстердама в это позднее время окрашивались в неестественные цвета и тона, как. будто они вынырнули из чьих-то галлюцинаций, где-то негромко играл блюз, все было такое иллюзорно…

Может быть мы все приснились или еще снимся друг другу, но тогда это длинный, длинный сон под названием жизнь и пусть он ни когда не кончается и не кончится, моя маленькая бэби, пусть он ни когда не кончится… Партию повел саксафон, вплевший в романтические переборы гитары сексуальную струю. Все иллюзорно, и действительно может быть это длинный сон, и когда мы проснемся — будет звон, и мы все тогда поймем, все-все… А так ни чего нет, только глюки, которые видоизменяются в зависимости от состояния накурившегося… Пыхнул и причудливо видоизменяются в зависимоти от твоего состояния все окружающее тебя…

На углу двух улочек синим резко очерченным прямоугольником, резко и отчетливо виднеется дыра в другую реальность, в кафе блестящего металла и матового пластика, и даже бармен за стойкой пустынного кафе своей неподвижностью напоминает манекен из пластика, желтый, узкоглазый, черноволосый…Видимо тоже беглец, Алекс, беглец из хошиминовского рая, как и мы с тобою, Алекс…

— Мы все беглецы в этом мире, Слави, все мы беглецы, я, ты, твоя и моя чувихи, Нура же тоже бежала из нормальной жизни в мир сквотов, других взаимоотношений и безграничной любви, которую я и только я ей могу дать, Слави, ты хоть меня понимаешь, кореш?..

— Конечно, Алекс, конечно, мы все беглецы, кто же еще, все, все люди беглецы, но некоторые об этом в течении сна-жизни об этом забывают… Мы бежим, начиная от бегства из материнской тесной утробы и кончая бегством от жизни в неизвестные дали, обозванные непонятным словом — смерть…

Диди и Нура держа своих не сильно бой, но все равно френдов за руки, переглядывались понимающими взглядами — вновь они начали говорить на непонятном незнакомом языке, как будто члены тайной секты или подпольной организации, а кто же они еще, кто же! как не члены таинственной непонятно что России, бежавшие из нее и от нее, но все равно в состоянии отвязанности от жизни, в связи с коктейлем из пива, травы, гашиша и вина, говорящие на своем варварском наречии… Видимо прошлое настигает их, когда они замедляют шаг жизни…

Голубой ангел раскинул крылья, блестевшие в зеленом свете рекламы Хейнекена, это стланное чисто амстердамское явление на крыше дома — ангел голубой и реклама Хейнекена… Ангел глядел на ряды черепичных крыш, уходящих куда-то вдаль, за залив, в Амстердам-Норд, за грязные каналы, где плещется все-таки рыба и тихо покачиваются на волне хаусботы… Голубой ангел совершенно не обращал внимание на странную четверку людей, бредущих по набережной Сингела в отчетливой пустоте, так как в этот прозрачный до звона предутренний час на улицах не было ни туристов, ни диллеров, ни души… Странная четверка — один волосат-бородат, как будто из давних, смутно вспоминаемых веселых днях, с ним за руку держась, бредет спотыкаясь желтыми "Мартинсами" об булыжник мостовой обалденной наружности девушка явно с экологическим уклоном, это даже и с крыши видно… Следом высоко поднимая ноги, как будто шел по свежо вымытому полу брел слегка морщинистый с плохо выбритым лицом и в бархатном пиджаке явно с чужого плеча, то ли артист с погорелого театра, то ли статист с Голливуда… За руку статиста держалась длинная девушка цыганско-негритянско-шведской наружности… Эта странная четверка брела, слегка спотыкаясь под взглядом голубого ангела, вот уже без малого триста лет стоящего на крыше дома и даже реклама Хейнекена не портила его, четверка брела в пустынном городе неизвестно куда и если бы не первые лучи солнца, робко выскользнувшие из-за крыши этого круглого костела, было бы грустно смотреть на них… А так, в свете первых робких лучей не грустно, а лишь слегка печально…

Картину тотального одиночества четверки нарушили многочисленные уборщики мусора в оранжевых жилетах, во множестве высыпавшие неизвестно откуда и кинувшееся на кучи мусора с самоотверженностью героев. Начинался новый день.


Диди ела намазанный мармеладом тост, и хотя тост и мармелад были приобретены в не эккологичном супермаркете, зато дешево и все прекрасно понимала, хотя звучала, как. в последнее время повелось при серьезных философских разговорах этих двух вновь найденных друзей детства и юности волосатой, русская речь. Явно говорили снова о смысле жизни. Нура старалась не отставать от Диди, и в поедании тостов, и в понимании варварского наречия, но у ней получалось с трудом, видимо знание пяти или шести языков не сильно способствует пониманию этого… странного… языка. Глазами и узкими бровями она спросила у Диди — о чем болтают наши старые хипы? Диди так же мимикой ответила — как о чем, о смысле жизни и экзистенциальности бытия…

— …В общем так, Алекс. Ты мне предлагал помощь — я отказался. Но сидя у Еба в ожидании пиццы, это вчера вроде бы, мне в голову пришла обалденная идея. Она в следующем — какой бы был ништяк собрать всех волосатых френдов в кучу, дать жилье, работу, хавку, развлечения… И вот что я надумал, уфимская морда — ты покупаешь фабрику или какие-нибудь склады, я там организовываю что-то на вроде центра хиппи, с жильем, залом для сэйшенов, библиотекой, видеозалом, мастерскими, помещениями для оттяга и прочее… Не перебивай меня, я не все еще сказал, Алекс, для нормального функционирования центра и получение дохода на все удовольствия наша некоммерческая, подчеркиваю Алекс! некоммерческая организация будет широко пользоваться спонсорством и тому подобное, детали я еще продумаю… Что, типа Христиании? Да, типа, но не коммуна и на собственной территории, в перспективе государство волосатых, чему смеешься, почему бы и нет?.. Главное — когда ты захочешь выйти из этого дела, то купленную тобою собственность мы или выкупим у тебя, мы это оставшиеся в деле, Алекс, а если у нас не будет прайса на это, то ты просто заберешь и продашь на сторону. Естественно, все будет скреплено клятвами, кровью и нотариусами. Для начала нашего совместного волосатого дела потребуется какая-то мелочь, десять-двадцать тысяч зеленью, я думаю ты ссудишь старого кореша, об этом и базара нет. Главное — твое согласие насчет покупки собственности… Я понимаю, тебе надо время подумать, взвесить, оценить, так я пока попью кофе, а ты прикинь. Повторяю, Алекс, ни какого коммерческого риска. Просто вложение прайсов на неограниченный срок в недвижимость, может даже когда будешь продавать — будет стоить дороже и ты еще наваришь…


Слави положил руку на плечо Диди, та дернула им, но только слегка — разболтался, ни чего не понятно, кроме одного — серьезный разговор с Алексом у ее русского гризли. Слави слегка сжал плечо подруги — я тебя люблю и все объясню попозже…

Нура вытерла руки об салфетку и погладила Алекса по щеке в сетке красных прожилок, видимо этот Слави задал ее крэзиолду тяжелую задачу, может лучше скрутим джойнт?.. Алекс отрицательно мотнул головой из стороны в сторону.

В Гринлайне по случаю очередного дождичка, обеденного времени и внезапной скидки при условии покупки сразу двух джойнтов, было многочисленно. Слави, Диди, Алекс и Нура забились в уголок, под нарисованную пальму с попугаем в ветвях, пили кофе по-голландски, на молоке без грамма воды, ели тосты с мармеладом, вдыхали знакомые дымы… Это был их завтрак. А вокруг было весело и шумно, галдели разноязычные туристы, но все же преобладала немецкая речь, дети солнца обслуживали наперегонки клиентов и друзей, за заплаканными стеклами торчала молчаливым уколом нахохлившаяся фигура дилера, явно сжимающего в кулаке таблетку слабительного или наоборот, крепительного. Где-то очень далеко в перспективе уходящей к серому небу улице кентавром проскакали двое полицейских, хотя правильней сказать — кентаврами… на мокрых конях огромного размера, проехал виляя на мокрой дорожке, велосипедист, главная персона местных улиц, Слави начал скручивать джойнт, закончив с завтракам и чему-то улыбаясь. Диди тоже с улыбкой слегла за его пальцами… А в голове у Алекса была сумятица и рефреном повторялось — ни хера себе! ни хера себе! Ни… Лучше бы он взял тогда пару тысченок, ну и кореш, не кореш — а акула империализма… Но не на того напал, кореш! можно и побаловаться, потянуть резину, а потом и соскочить с этого паровоза…

— У меня есть пара-тройка вопросов, -

нарушил тишину за их столиком, вокруг был гам! Алекс. Слави кивнул головой, лизнув джойнт — давай.

— Кто будет платить налог на собственность?

— Организация конечно, не ты же, это и коню понятно, -

кивок на окно, в след спину удаляющимся кентаврам.

— Вопрос второй — у меня не так уж много бабок, как ты думаешь, собственность в индустриальных центрах стоит не дешево. Как думаешь выйти из этого положения?

— Ну, купим в Восточной Европе, к примеру в Чехии, в Праге! я там был пару раз, клевый город, есть френды… Гульден идет за шестнадцать местных крон, а бакс в два раза с лишним, под сорок аж!

— Вопрос третий, основной. Что лично я буду иметь с этой головной боли?

— Сразу видно акулу капитализма, настоящего американца, ни какой головной боли не будет, а иметь будешь то же самое, что и остальные. Тем более — заметь, все на халяву, задарма — пиво, грасс, хавку… Ни бакса не истратишь!

— Кстати, насчет грасса. Вроде бы в Восточной Европе это не можно? -

англицизм в переводе на русский, торжествующая усмешка скептика. В ответ яркая улыбка оптимиста семидесятых:

— Я все продумал. Организуем со временем церковь, а курение травы это составная часть ритуала нашей церкви, вот и пусть ломают голову в полиции и прокуратуре, как быть с верующими людьми… У христиан ладан, у нас трава, с точки зрения религии я не вижу разницы, каждая трава от бога, это в библии сказано. И то, и другое свободно произрастает в природе…

Алекс уткнулся в чашку с остывшим кофе, Нура показала на всякий случай язык Слави, тот же повернулся к Диди и вкратце обрисовал сложившеюся проблему-ситуацию и пути ее преодоления, что бы не испытывать больше терпения девушки, Нура внимательно вслушивалась и одобрительно кивала головой, поглаживая лапу в пятнах, еще не сильно, до Еба далеко, но увы — уже… Диди скептически усмехнулась — где же это видано что бы миллионеры добровольно расставались со своими миллионами даже временно? Да ни где, они любят свои миллионы и не могут без них жить… Мы не должны ждать милостей от природы, взять их — наша задача Слави, как сказал один политик в России, проснулся в Диди агрессивный панк. Нура с легкой тревогой следила за разворачивающимися событиями — переживала за Алекса.

— Ученый-агроном, Диди, агроном, -

поправил Слави подругу.

— При чем тут агроном?-

возмутилась девушка с бурной биографией, как и все в их маленькой компании.

— Ты что, предлагаешь посадить Алекса на кактус для более быстрого решения проблемы?

— Эй-эй, не надо сажать моего Алекса на кактус! -

не удержалась и вмешалась Нура. Слави махнул рукой — не беспокойся:

— Мичурин это сказал, ученый-агроном, а на кактус ни кого сажать не надо, Нура не беспокойся, мы же не мексиканские революционеры, а мирные хиппи. Алекса же мы доломаем вручную…

Звякнула ложка об чашку в руках встревожившейся Нуры, она не всегда понимала где шутит этот волосатый русский йети, а где говорит всерьез. Но идея общего дома не в рамках Европы, а в рамках хиппово-андеграундного братства ей пришлась по вкусу, скорей бы соглашался бы Алекс, может его приобнять, все же любимый человек, так сразу свалился на голову девушке из сквота…

— Ну что же фолкс, я решил. Я подумаю над твоим предложением, Слави. Ты только не гони, не торопи меня, съездим в эту Прагу, говорят красивый город, посмотрим на месте, приценимся, может быть там иностранцам и не продают ни чего. А тогда и видно будет для окончательного решения… О'кэй?

— О'кэй-

преувеличенно бодро вскричал Слави и хлопнул ладонь об ладонь своего давнего друга, Нура чмокнула Алекса в макушку, Диди Слави в губы и все закурили четыре аккуратных джойнта, свернутых давним борцом за свободу угнетенных волосатых. Четыре струйки дыма вползли в робкую тучу висящую под потолком… Слави подумал выдыхая дым, с удивительной прозрачностью сознания — доломаю, сколько можно без Родины, пора создавать свою.

МОСКВА.


Север усмехнулся своим мыслям и посмотрел на Юрия. Тот сидел скромно, но не зажато, держа зеленую папку в сильных руках.

— Тебе сколько лет, Юрий?

— Сорок один, Василий Николаевич…

— Мы с тобою ровесники… Только ты диссидентам шкуру трепал, а я на севере чалился… Ну да ладно, за то сейчас ты у меня на цырлах бегаешь… Бегаешь или нет?

Юрий секунду помедлил, представив, что бы было, если бы он ответил отрицательно и куда тогда жена бы подалась с тремя детьми, один черт знает, и ответил:

— Есть немного, Василий Николаевич…Все же ты шеф.

— Шеф, -

Север кивнул большою головою и пожевал губы. Затем добавил:

— Ну да ладно, не будем делится. Что там у тебя, давай. Только саму суть — всякую хреновину мне ни к чему слушать. Поехали.

Юрий откинулся на спинку кресла, поерзал, устраиваясь поудобней и начал, открыв папку:

— В 1975 году в городе Стокгольм, Швеция, в посольство СССР, обратился за въездной визой гражданин Громофф Иван. Он попросил визу для себя, своего усыновленного сына и разрешение для провоза и захоронения на территории СССР праха своей умершей матери, Громофф Екатерины. Визы и разрешение были выданы и 12 мая 1975 года Громофф Иван со своим сыном-пасынком Громофф Вячеслав прибыли в Москву. После захоронения праха своей матери, Громофф Иван будучи в состоянии алкогольного опьянения, угнал машину "такси" и совершил аварию. В результате которой скоропостижно скончался, получив ранения, не совместимые с дальнейшей жизнью, его сын, Громофф Вячеслав, исчез, работники КГБ совместно с работниками МВД в течение года безуспешно вели активные поиски по установлению места нахождения младшего Громофф, затем активные поиски были прекращены. Это конечно официальная версия, которая ушла и в Инюрколлегию.

Юрий замолчал, Север оторвал взгляд от поверхности стола, уставленного тарелками с растерзанной заливной рыбой и всякой другой закуской, рюмками, бокалами и полупустыми бутылками, уставился на замолчавшего.

— Сколько лет было разбившемуся лоху?

— Тридцать…

— А пропавшему сынку-пасынку?

— Пятнадцать…

— Видимо мамка была старше лоха, -

задумчиво изрек Север.

— Разрешите продолжить? -

голос Юрия был невозмутим.

— И как это КГБ вместе с ментами не нашли пацана?.. Я что-то совсем не кумекаю, фраера они что ли? А?! Или пацана они тоже мочканули?..

— Я продолжу, Василий Николаевич? И сразу все вопросы отпадут…

За окном моросило и смеркалось, где-то за дверью работал факс, видимо секретарь трудится, подумалось обоим, Север потер переносицу и молча махнул рукой — давай.

— После того, как Громофф Иван подал прошение на въездную визу, КГБ, как водится, проверила его прошлое и прошлое его родных. И оно оказалось интересным.

— Суть давай, суть, не роман тискаешь,-

буркнул Север, но Юрий невозмутимо продолжил.

— Оказывается, отец Ивана Громофф, Николя Громофф, он же Громов Николай Павлович, 1900 года рождения, активный участник белогвардейского движения, в 1920 году эмигрировал в Швецию, активный участник различнейших эмигрантских сообществ антисоветского толка, подозревался в сотрудничестве с рядом западных разведок, в том числе и абвере… Умер в 1962 году. Мать, Громофф Екатерина, в действительности Самойлова, девичья фамилия Самойлова Екатерина Ивановна, год рождения 1920, в 1941 году была призвана в армию, направлена в специальные десантные части — "спецназ" по современному, участвовала в нескольких операциях на временно окулированных территориях. В 1944 году во время десантирования на территорию Норвегии в составе большой группы с целью выполнения приказа Главного Командования, пропала без вести. Кроме нее пропал без вести так же замполит группы капитан Ерохин. Затем неизвестно как Самойлова всплывает в Швеции, в 1945 году заключает брак с Громофф или с Громовым Николя. И в 1945 году у них рождается сын Иван. Иван Громофф в 1965 году заключает брак с Картисон Марией, 1932 года рождения, полурусской — полушведкой, у которой от прежнего брака был десятилетний сын, Вячеслав. Иван Громофф усыновляет Вячеслава и Слава становится Громофф. В 1973 году брак между Иваном и Марией распадается, Мария добровольно оставляет сына отчиму, а…

— Вот сука,-

озадаченно пробормотал негромко Север, потирая лоб, переваривая свалившуюся на него информацию. Юрий чуть заметно улыбнулся и продолжил:

— А сама уезжает в Австралию со своим новым мужем, бизнесменом и миллионером Мeepx Куртом, гражданином Германии. Меерх скончался в 1980 году, оставив свое огромнейшее наследство жене Марии. Меерх-Громофф Мария вновь вышла замуж…

— Вот сука, -

вновь отреагировал Север, видимо пораженный жизнелюбием незнакомой ему женщины. Юрий пожал плечами: —

— Вышла замуж за родного брата умершего…

Север раскрыл рот, но ни чего не сказал, лишь махнул рукой. Юрий помедлил секунду и продолжил:

— Меерх Густава, так же бизнесмена и миллионера. С новым мужем Мария прожила десять лет, затем нелепая смерть обоих супругов в перевернувшейся резиновой лодки во время катания в океане и наследницей всех огромнейший к тому времени, средств становится родная сестра этих братьев Меерх, Анна-Клара. Но и она скончалась от старости в 96 лет, оставив все наследство этому самому Вячеславу Громофф, так как остальных родственников к этому времени не было в живых ни кого. Своих детей Анна-Клара не имела. Все.

— А что за пьянка после похорон, угон тачки и прочая херня в Москве 75? Туфта?

— Туфта. В 1975 году скончалась мать Ивана, Екатерина Громофф-Самойлова и в завещании указала — желает быть похороненной в России. После приезда Громофф Ивана с сыном Вячеславом в Москву, КГБ взяло Ивана под колпак с целью вербовки, так как Иван работал инженером на судостроительной фирме, выполняющей заказы и министерства обороны Швеции, и НАТО… Что там произошло во время вербовочной беседы — за давностью лет установить невозможно. Но из отчетов явствует лишь одно — Иван Громофф почему-то выбросился в окно…

— Молодец, -

одобрил Север и махнул рукой Юрию — мол давай-давай, продолжай дальше.

— А его сын пропал, как сквозь землю провалился. Может быть видел, что произошло с его отцом…

— Интересно, сам выпрыгивал или все же помогли?..