Глава пятая. Смерть на корточках

Олия уснула только под утро, задремав на циновке у лежанки младших дочерей вождя. Арида заснула раньше, не выдержав напряжения двух предыдущих суток. Между собой женщины почти не разговаривали, только по делу. Олия объясняла, как правильно заваривать травы, потом они вместе поили девочек.

— Смотри, — показывала ведунья, — видишь, красные пятнышки? Это окаха пытается тело зажечь. Изнутри сидит и дует на огонь, чтобы все тело красное стало. Потому и надо воду пить, чтобы огонь потушить. Видишь, у Умы красных пятнышек почти не осталось, а вот здесь они шелушатся, как совсем сухое дерево?

Арида с напряженным видом кивала головой.

— Это значит, старая кожа сгорела, но на ее месте новая вырастет. Ничего у окахи не вышло. А у младших твоих еще все красное. Поэтому их поить надо, чтобы окаху утопить.

— А ты его видела? — шепотом спросила Арида. Глаза у нее округлились от избытка загадочной информации. Колдун никогда ничего толком не объяснял, лишь ссылался на волю духов. А оно, вишь, как, оказывается, интересно. И даже местами понятно.

— Кого видела?

— Окаху.

— Не-а, он хитрый, как змея. То заползет, то уползет. Только следы оставляет.

Арида с испугом огляделась:

— На земле?

— Нет, в воздухе. Иногда воняет.

Рунат спокойно спал в своем углу. Для себя он решил, что судьба лесовички будет зависеть от здоровья дочерей. Чего раньше времени голову ломать?

А потом и Арида уснула, рядом с мужем.

Олия сидела у костра и слышала как снаружи, у входа, прохаживается воин, поставленный Рунатом на охрану. 'Глупые люди, — усмехнулась про себя ведунья. — Разве я убегу одна, без Данула?' Она ни на минуту не переставала думать о том, как спасти себя и сына. Хотя бы сына. Но в голову ничего не приходило. Вокруг находились одни 'лоси'. А надеяться на 'лосей', все равно, что надеяться на ветер.

Когда Павуш проснулся, то обнаружил, что находится в пещере один. Но горел костер. Мальчик не мог понять: вечер сейчас или утро и сколько он проспал. Голова почти не болела, только чуть-чуть поламывало в висках. Павуш посвистел, надеясь отыскать добера, однако Гав не отозвался.

Мальчик прошел в дальний, темный конец пещеры. Там поперек висели веревки, а на них сушеные травы, цветы и грибы. Теперь он понял, почему запах пещеры напоминал ему запах родной землянки. Видимо, отшельник занимался колдовством и знахарством, как и мама-Олия.

А еще Павуш нашел в пещере множество выделанных шкур, которых хватило бы на целую общину лесовиков, оленьих и лосиных рогов. И в углу же, в плетеной корзине, валялись в одной куче клыки разных зверей: медведей, кабанов, рысей… Павуш не мог представить: это сколько же времени надо охотиться, чтобы убить такое количество зверей?

Мальчик хотел продолжить изыскания, но в это время снаружи пещеры послышался шум. Затем в верхней части пещеры со стороны входа отодвинулась в сторону лосиная шкура, впуская солнечный свет, и в образовавшийся проем проскользнул Гав. Увидев мальчика, добер по обыкновению полез лизаться. Пока друзья здоровались, в пещеру запрыгнул отшельник. Он аккуратно закрыл проход шкурой, а потом взглянул на мальчика:

— О, я вижу, ты в полном порядке. Сейчас сядем завтракать.

— От, а где ты был?

— Ловушки проверял. Видишь, заяц попался? — мужчина поднял за уши тушку зайца. — Давай, садись к костру. Ты вчера мяса не поел. А мясо вкусное, я его с такими травами отварил, что пальчики оближешь.

— Это как? — Павуш никогда не слышал подобного выражения.

— Ты не знаешь, что это такое? — отшельник удивился. — Я смотрю, вы в своем лесу совсем от жизни отстали. Вот сейчас поешь и узнаешь.

Он достал из горшка мясо и нарезал его на небольшие куски.

— И морковка у нас еще осталась. Давай, жуй. А то силы не будет от глотов убегать.

— От кого? — не понял мальчик.

— От глотов. А я разве вчера тебе не рассказал?

— Нет.

— А на чем мы остановились?

Павуш напряг память:

— Ты про жертву рассказывал. Про то, как гарты на лесовиков напали, а потом жертву своему Идолу принесли.

— Ага, вот, значит, как. Хорошо, тогда слушай дальше. Только ешь и меня не перебивай. И не торопи. Я тоже между делом мяска пожую.

И отшельник продолжил незаконченный рассказ.

Сказ о гартах и глотах

Хотя гарты-всадники и забрали у лесовиков съестные припасы, но еды весной все равно не хватало. Поэтому, когда совершалось жертвоприношение, часть гартов предложила съесть убитого ребенка, чтобы мясо не пропало. Надо заметить, Павуш, что когда-то, очень давно, гарты ели людей. Но потом обычаи запретили это делать. И сейчас часть гартов решила возродить старый обычай. Они говорили, что так будет угодно Идолу. Но большинство гартов, в том числе их вождь Бир, а также колдун, возражали, потому что людоедство противоречило существующим обычаям. Они считали, что тело жертвы надо сжечь на костре, как ведунью.

Вышло так, что мальчика убили и оставили на ночь привязанным к деревянному столбу. Как раз наступало новолуние, и колдун решил, что труп должен провести ночь под открытым небом, чтобы дух луны забрал душу мертвого к себе. Однако ночью голодные гарты, хотевшие возродить людоедство, утащили труп. Они развели на берегу реки костер, зажарили мясо и съели.

Узнав наутро о случившемся, Бир и Шам пришли в ярость. Они собрали общий сход и предложили изгнать 'людоедов' из племени. Но один из 'людоедов' заявил, что вождь не имеет права управлять племенем, потому что после того, как гарты ушли из леса, старый вождь остался в лесу. А нового никто не избирал. И 'людоед' бросил вызов Биру. Они начали драться, и в результате Биру удалось победить. Гартов-людоедов изгнали из племени. А у гартов после всех этих событий появились новые обычаи.

Весной, после того, как проходит паводок, в период первого новолуния гарты приносят человеческую жертву. На ночь они привязывают ребенка, приговоренного к смерти, к жертвенному столбу, и ждут, чтобы новорожденная луна насытилась душой мальчика. На следующий день приносится жертва Идолу. Тело же потом сжигается на костре.

Но перед этим, то есть, перед жертвоприношением, по ритуалу любой мужчина племени может бросить вызов вождю, если у вождя нет взрослых сыновей. И если, конечно, этот мужчина готов рискнуть жизнью ради места вождя. Ну а потом уже приносится жертва.

Что касается гартов-людоедов, то они откочевали в предгорье, где до сих пор и обитают. Воюют они в основном со степными гартами, но могут напасть и на лесовиков. К этим людоедам в лапы ты, Павуш, и угодил. А зовут их глоты.

— Глоты? Почему? — мальчик подвинулся поближе к отшельнику.

— Вообще-то это отдельная и длинная история, но я расскажу коротко.

Когда-то гарты жили совсем в другом месте, на востоке — там, где восходит солнце. Но со временем они перебрались в эти края. Туда, где и мы с тобой сейчас находимся. Тогда в этих краях жили страшные чернокожие дикари-людоеды. Гарты прозвали их глотами. Гарты и глоты очень долго воевали между собой, пока гарты не истребили всех глотов. Про них бы давно все забыли, если бы не путники, которые бродят между стойбищами и поют разные сказы. Вот благодаря этим сказам до наших дней и сохранилась память о глотах.

Кстати, один из таких путников однажды едва не замерз в лесу зимой. Я его подобрал, и он долго жил со мной в землянке, пока я ему не залечил обмороженные ноги. Он много интересного мне рассказал.

Так вот, помня о тех чернокожих глотах-людоедах, гарты-всадники и прозвали гартов-людоедов глотами. Гарты на глотов тоже охотятся, но их очень трудно поймать, особенно зимой и ранней весной, когда в горах много снега. Поэтому в основном гарты нападают на лесовиков. И, в первую очередь, весной, когда им нужны пленники.

Повисла тягостная пауза. Наконец, Павуш спросил:

— От, а ты знаешь, где этих гартов искать? Которые маму и Данула забрали. Их много?

— О, их очень много. Вся лесостепь и даже часть степи кишит ими. Но я, кажется, догадываюсь, о каких гартах идет речь.

Отшельник потянулся к бурдюку с водой, сделал несколько глотков.

— Я думаю, что на вашу общину напали воины из племени Лося. Ты говоришь, они убили только нескольких человек, а остальных захватили в плен?

Мальчик кивнул головой. Вся история про гартов произвела на него тяжелое впечатление.

— Тут вот какое дело. В каком-то смысле вашим повезло. 'Лоси' не убивают пленных. Ну, кроме тех, кого приносят в жертву.

— Почему?

— А потому что им нужны раби.

— Раби? А кто это? — удивился Павуш.

— Раби — от слова рабить, то есть, рыть землю, — пояснил отшельник. — Не так давно гарты-'лоси' научились выращивать пшеницу. И не только пшеницу. Они берут зернышко, засовывают его в землю, и из него вырастает много-много зернышек.

— Ух, ты!

— Да. Потом из этих зернышек варят кашу. Ел когда-нибудь кашу из пшеницы?

— Нет. У нас в лесу такое дерево не растет. Но мама делала кашу из морковки.

— Это совсем другое дело, — отшельник почмокал губами. — Каша из пшеницы очень вкусная. А еще гарты растирают эти зернышки на камне и получают муку.

— А это что такое?

— А это такой мелкий-мелкий песок, но съедобный.

Павуш недоверчиво скривил рот:

— Разве песок можно есть?

— Такой можно. Гарты смешивают его с водой и пекут хлеб.

Отшельник снова почмокал губами. Мальчик почувствовал, как у него засосало в животе, хотя он только что поел мяса.

— Тоже вкусно?

— Очень. Особенно горячий хлеб. Правда, горячий я никогда не пробовал. Только корочку ел. Но очень вкусно… Так вот. Чтобы выращивать пшеницу, надо рыть много земли. Особенно весной. А еще 'лоси' начали кабанов разводить. Поймают поросят и садят их за перегородку. В начале лета посадишь пять поросят, а к концу лета их уже три раза по пять, в а то и четыре раза. Вот. И уже не поросята, а свиньи здоровые. Но их все лето кормить надо. Сами гарты не хотят всем этим заниматься. Поэтому берут пленных и заставляют их рабить. А к зиме убивают. Или выменивают у глотов на ягоду и мед… Но не все гарты сажают зерна и свиней разводят. Например, племя Косули этого не делает. Поэтому пленных 'косули' не берут. Только детей оставляют, для жертвоприношений. А взрослых просто убивают. Так что, твоих захватили 'лоси'. Им раби нужны, землю рыть и за свиньями ухаживать.

— А почему 'косули' не сажают зерна?

— Они считают, что это глупо. Зачем сажать то, что само растет?

— А оно растет?

— Растет-то растет, но, как попало, и где попало. А тут посадил рядом со стойбищем, собрал, съел. Только рабить надо много.

Павуш задумался. Воспользовавшись паузой, отшельник отправил в рот большой кусок мяса. Но умный мальчик не просто размышлял, а готовил очередную порцию вопросов.

— А почему ты так живешь? Один, в пещере?

— Ну, м-м, — промычал с набитым ртом От. — Это, того. Так получилось.

— А почему?

— Я потом расскажу, при случае, — отшельник явно уходил от ответа. — И вообще, это не интересно.

— А почему ты так разговариваешь?

— Как?

— Ну, как будто по слогам.

— Да? — отшельник, наконец, проглотил прожеванный кусок. — Я не замечал. По слогам, говоришь?

— Угу.

— Странно. Неужели я разговаривать разучился?

— А ты давно живешь один?

Отшельник вздохнул:

— Давно.

— Тебе надо добера завести, — посоветовал Павуш.

— Зачем?

— Будешь с ним разговаривать.

Отшельник не ответил. Брови его высоко поднялись, словно он внезапно чему-то сильно удивился.

— Добера, говоришь? — отшельник странно посмотрел на Павуша, как будто видел его в первый раз.

— Угу. Доберы хоть и не говорят, зато слушать умеют. И знак подать могут.

— Знак? — отшельник опять сильно удивился.

— Ну. Ты чего, не знаешь, как доберы знак подают?

Павуш изобразил рычание, а потом повизгивание. Гав внимательно уставился на него, насторожив уши.

— Ловко у тебя получается, — вскользь заметил От. Он выглядел озадаченным.

— Я еще и птицам подражать умею. Меня отец научил.

Но отшельник не поддержал тему. Смотрел в огонь и о чем-то думал. Павуш помялся и задал самый главный для себя вопрос:

— От, а ты мне поможешь?

— Что? — мужчина вздрогнул.

— Ты мне поможешь?

— Ты хочешь, чтобы я тебе помог? — отшельник словно не верил услышанному.

— Ну, да. Маму с Данулом найти.

Отшельник поднялся и взволнованно заходил по пещере, негромко бормоча под нос:

— Она сказала — придет человек… Попросит о помощи… Знак подаст зверь…. Попросит о помощи…

— Ты чего, От? — не выдержал напряжения мальчик. — Случилось чего?

Отшельник прекратил беготню и замер на месте. Глаза его взволнованно блестели.

— Ты прав, Павуш. Как же я сразу не догадался. Это случилось. Наконец-то.

— Что случилось? — мальчик терялся в догадках. До последнего момента обитатель пещеры казался нормальным человеком. А тут, как на голову заболел. Павуш даже испугался: может, зря он этот разговор затеял про добера и про помощь? Но как не спросить? После происшествия с глотами его оптимизм почти иссяк. Мальчик начал понимать, что спасти в одиночку маму и Данула ему будет очень трудно. Вот если бы такой сильный и умный человек помог, как От. Лишь бы у него с головой ничего не произошло.

— Я тебе помогу, Павуш, — торжественно заявил отшельник, прерывая тревожные размышления мальчика. — Я просто обязан тебе помочь. И обязательно помогу, клянусь чем угодно.

Последнюю фразу мужчина произнес с такой твердой и неотвратимой решимостью, что Павуш едва не подпрыгнул от радости. И даже Гав довольно завилял хвостом, почувствовав важность момента.

— Нам надо собираться, — в голосе отшельника опять появилась озабоченность.

— Когда?

— Немедленно. Я ночью выходил из пещеры — видел 'серую' луну.

— А что это значит? — с тревогой спросил мальчик.

— Это значит, что у нас мало времени. Наступило новолуние. К тому времени, как молодая луна появится на небе, 'лоси' уже должны принести жертву. А она может появиться уже через одну ночь.

— Они могут убить Данула? — с дрожью и ужасом в голосе спросил Павуш.

— Я не уверен, что они решат убить именно его, но… В общине были мальчики вашего возраста или младше?

— Двое.

— Значит, надежда есть, но мы не можем рисковать.

— А они убивают одного?

— Обычно одного, как повелось со времен Бира и Шама. Но всякое может случиться. К тому же…

— Что? — мальчик аж подпрыгивал от волнения.

— Ты говоришь, что твоя мать ведунья?

— Да.

— Гартам не часто удается захватить в плен ведунью. Не хочу тебя еще сильнее расстраивать, но у них принято сжигать лесных ведьм на костре. Так что, давать собираться.

Отшельник вытащил из-под топчана большой кожаный мешок с лямкой, засунул туда несколько кусков вяленого мяса, сушеные корнеплоды, два мотка веревки…

— А далеко идти?

— К вечеру доберемся. Ну, почти доберемся. У меня там поблизости землянка есть. На противоположном от стойбища берегу, давно вырыл. Там переночуем, а утром посмотрим, что дальше делать.

Отшельник взглянул на мальчика:

— Ты не переживай, парень. В жизни всякое случается. Главное, не опускать руки.

Павуш подошел к топчану. Сейчас ему хотелось чем-то заняться, чтобы отвлечься от мрачных мыслей и предчувствий.

— А я чего понесу?

— Ты?

От задумался.

— Вон, видишь, на стене гусы* висят? Их понесешь.

Мальчик снял со стены странное изделие, издали похожее на небольшой лук. Он, когда осматривал пещеру, сначала так и подумал, что это лук: толстый изогнутый сук с натянутой тетивой. Теперь, приглядевшись, он заметил, что к дереву, в специально пропиленных канавках, привязано целых пять тетив, одна другой короче.

— Что это такое? Разве из него можно стрелять?

— А из него и не стреляют, — отшельник засмеялся. — Это не лук, а гусы. За тетиву пальцами дергаешь и разные звуки получаются. Тетиву струной называют.

— А почему 'гусы'?

— Потому что на гусиную шею похоже, когда тот шею изгибает. Эти гусы мне путник помог сделать, который у меня жил. Путники на таких гусах пальцами играют и сказы сказывают. Слышал когда-нибудь сказы путников?

— Нет.

— Да-а, — отшельник вздохнул и произнес с непонятной интонацией. — Глубоко вы в свой лес забрались. Так вот, я тоже немного научился играть, это не так сложно.

— А зачем нам их с собой брать?

— Я думаю, что пригодятся. Есть у меня одна мыслишка. Вот ты гусы и понесешь. А я еще копье возьму и лук со стрелами. У тебя нож есть?

— Нет, — Павуш потрогал рукой чехол на поясе, где недавно висел отцовский нож. — Глоты забрали. Лишь скребок остался.

Мальчик показал маленький ножичек.

— Ну, этим только ногти обрезать. Нож я тебе дам. Ты же мужчина, что за мужчина без ножа?

Они выбрались из пещеры сквозь небольшой лаз, высотой в рост Павуша. Очутившись снаружи, отшельник прикрыл вход циновкой, сплетенной из ивовых прутьев, положил сверху несколько валежин, валявшихся рядом, и привалил камнями. Теперь зверю сюда не забраться, — объяснил От, только если человек найдет, но здесь мало кто ходит.

— Почему? — задал Павуш любимый вопрос. Впрочем, почти столь же часто он задавал вопросы 'Это как?' и 'Зачем?'.

— Потому что здесь немного ниже ручей и болото. А сверху склон очень крутой. Поэтому через болото надо идти, а кто в болото специально полезет? Но это еще не все. На, держи. Сейчас по кочкам пойдем.

Отшельник протянул мальчику длинный шест.

— Как через болото переберемся, смотри по сторонам в четыре глаза.

— Это как?

— Головой крути туда-сюда.

— Зачем?

— Мы с тобой переходим болото в самом узком месте. Но и в самом опасном.

— Почему?

— А зачем мы меня все время вопросами перебиваешь?

— Зачем? Ой!

Павуш, отвлекшись, едва не свалился с кочки, но с помощью шеста удержался.

— Вот, видишь, — нравоучительно заметил отшельник. — Кто все время спрашивает, тот думать не успевает. А кто думать не успевает, тот все равно, что слепой, — почти ничего не видит.

— Я быстро думаю, — не согласился Павуш. — Мама даже говорит, что у меня шило в голове.

— Где-где? — удивился отшельник. — Я знаю, что шило бывает в заднице, но про голову в первый раз слышу.

— В заднице — это у Данула, — охотно пояснил мальчик. — А у меня в голове, потому что я быстро думаю.

— Быстро, Павуш, не всегда — хорошо. Вот быстро от врагов бегать, когда их много, это хорошо. А иногда надо не торопиться и ждать. И по сторонам смотреть. Вот. Положи здесь шест, дальше не понадобится.

Они выбрались на сухое место, узенький взгорок, поросший кустами. Миновав подъем, Отшельник и мальчик спустились в ложбинку, где тек ручей.

— Сейчас, Павуш, иди за мной и смотри по сторонам, — мальчик хотел спросить 'почему?', но удержался, вспомнив наставления отшельника. — Мы с тобой в самом центре змеиного логова. Змеи здесь зимуют в норах. Сейчас их тут немного, все наверх вылезли на солнце греться. Погода-то видишь какая? Тепло, как летом. Они сейчас вверху на пеньках, да на ветках лежат. Но ты все равно под ноги смотри. Змеи сами не нападают, это не люди. Главное, не наступить.

— Я знаю, — похвастался Павуш. — У меня мама змей ловит. И я умею.

— И я умею. Только сейчас не надо ловить. Мы тихонечко ложбинкой пройдем и наверх поднимемся. Там высокая осина растет на краю оврага, старая, с дуплом. Потом между двух холмов выйдем к реке. Можно и по ручью, но это гораздо дольше. Ты дорогу запоминай на всякий случай. Вдруг, пригодится.

— А как ты это место нашел?

Отшельник ответил не сразу.

— Может быть, и случайно. Я за раненным оленем шел, зимой. Он меня сюда и привел. Почти до самой пещеры дошел и упал там, крови много потерял. А в это время снег повалил. Я начал место для костра искать и наткнулся на расщелину.

Выпив с утра настой, приготовленный из смеси Олии, ариг почувствовал себя очень бодро, будто допы* пожевал. Да, похоже, ведунья действительно знала толк в снадобьях. Рана от стрелы на удивление быстро затянулась, только чесалась. Но ариг знал, что это хороший признак, новая кожа нарастает. Храна вражеские стрелы и копья протыкали несколько раз. А однажды в стычке с 'бизонами', заклятыми врагами 'лосей', ему палицей раздробили локоть левой руки, хорошо хоть не сломали. Ирас, надо отдать ему должное, помог руку залечить. В благодарность за труды ариг потом колдуну медвежью шкуру преподнес, когда смог на охоту ходить. А перед этим почти новую лосиную шкуру отдал, из которой собирался жене огушу сшить. Сначала старую предложил, на которой спал, но Ирас поморщился: ты чего, Оман Яра не уважаешь?

Рука зажила, правда, локоть в непогоду сильно ныл, да два пальца, мизинец и безымянный, почти не сгибались. Ирас доходчиво объяснил причину:

— Ты, когда мне шкуру лося принес, жалко было?

— Жалко, — признался ариг.

— Вот то-то и оно. А Оман Яр чувствует, когда его обмануть хотят. Вот он тебя и наказал тем, что пальцы не сгибаются.

— Да я разве обманывал? — попытался оправдаться Хран. — Жена просила оставить новую шкуру, у нее огуша совсем истрепалась.

— Духам надо все лучшее отдавать, — отрезал Ирас. — А ты — пожадничал.

— Так то духам, — не удержался от замечания ариг. — А ты себе шкуру забрал, спишь на ней.

— Дурак, ты, Хран, — колдун сильно рассердился. — Я не сплю, а с духами общаюсь. Они ко мне постоянно во сне приходят. А ты не понимаешь. Смотри, духи рассердятся, рука совсем отсохнет.

С испугу ариг с братом сходили на медведя, шкуру отдали колдуну, чтобы не злился. А брата тогда медведь едва не покалечил совсем, уже подмял под себя, да Хран вовремя подоспел, поднял медведя на рогатину.

При воспоминании о брате ариг тяжело вздохнул. Медведь успел брату в ногу вцепиться, так разодрал, что нога после этого сгибаться перестала. Ни ходить толком, ни на лошади ездить. Какой из него воин? Вождь велел брата в караул ставить, да раби охранять, чтобы не сбежали. Вот тогда брат и познакомился с одной лесовичкой, которая за свиньями ухаживала. К зиме почти всех свиней забили, их тогда немного было, не то, что сейчас. Рунат с Ирасом решили, что нечего раби просто так всю зиму кормить, лучше выменять на них у глотов мед и оленьи шкуры.

А если лесовик к глотам угодил, то судьба у него одна — съедят живоглоты за милую душу. Когда брат узнал, что его лесовичку людоедам хотят отдать, голова у него совсем пустая стала, весь ум пропал. Надумал он со своей лохматой жамой сбежать в лес. Ночью, когда на охране стоял, вывел ее из хижины и побежали они. Да ничего у них не вышло. Наутро беглецов 'лоси' хватились, послали всадников в погоню. Сам Хран и послал по указанию Руната.

Куда ж пешему от конного уйти, да еще в лесостепи, да хромому? Поймали их обоих, приволокли на арканах в стойбище. Вождь распорядился привязать брата и лесовичку к жертвенным столбам на молухе* и устроил показательную казнь, чтобы другим не повадно было. Собрали Рунат с Ирасом молодых гартов, тех, кто еще 'хвоста не носил'*, и велели им стрелять из лука в лесную дикарку и изменника.

Но перед самой казнью Рунат внезапно подозвал к себе арига и спросил:

— Как думаешь, Хран, может, простим твоего брата? Хороший ведь воин был, а? Я бы его пожалел, да Ирас настаивает. Сам знаешь, он обычаи строго блюдет. А ты, как думаешь? Можно из-за твоего брата обычай нарушить?

Хран растерялся, не ожидал такого вопроса. Как старший воин, он хорошо понимал, что без порядка и дисциплины в племени нельзя, иначе враги уничтожат всех, и сам всегда жестко наказывал провинившихся. Но в глубине души ариг считал, что брат совершил не такой уж страшный проступок, скорее, глупый. Из-за женщин на многих мужчин временное затмение находит, так то ж женщина виновата, а не мужчина. Конечно, брат пост покинул, однако, кроме лесовички никто не сбежал, и на стойбище за это время никто не напал…

Пока ариг собирался с мыслями, в душе уже радуясь, что брата удастся спасти, вождь вдруг сказал:

— Ну, нет, так нет. Я с тобой согласен. Одного простишь, что другие подумают? Подумают, изменника простили, потому что он брат арига, а ариг друг вождя, потому что они вместе росли? Нехорошо получится. Так?

Что тут нашло на Храна, он сам не мог этого позже объяснить, но он промолчал. Храбрый и мужественный, но прямодушный и не очень сообразительный, ариг не успел за хитроумными рассуждениями Руната. А тот не дал времени на раздумья.

Повернулся и крикнул юным лучникам:

— Давай, начинай по очереди! Один справа, другой слева. А мы с аригом посмотрим, кто из вас лучший стрелок.

Вечером после казни Хран зашел в хижину к Ирасу и попросил бурдюк муссы. Колдун взглянул удивленно — ариг даже по большим сатуям муссу почти не пил — но, увидев бледное лицо Храна с черными кругами под глазами, ничего не сказал и молча вытащил из угла полный бурдюк. Ариг ушел за стойбище и просидел там всю ночь, смотря на звезды, слушая вой шакалов и плача — впервые в жизни. Даже маленьким ребенком Хран не плакал, а только громко сопел. За что и получил свое говорящее прозвище: хранами гарты называли больших толстых рыб, живущих под речными корягами.

Ариг переживал не столько из-за смерти брата — человеком он считался жестким и нелюдимым, а к смерти относился спокойно, как к рутинной, обыденной вещи — сколько из-за того, что растерялся и промолчал в решающий момент. Ему казалось, что он испугался и струсил заступиться перед вождем за брата, чтобы Рунат и другие воины не сочли, что Хран покрывает изменника. А трусов ариг презирал даже больше, чем предателей. Получалось, что отныне он должен презирать себя? Вот и пил ариг муссу, не в силах разобраться с обуревавшими его чувствами, и плакал пьяными слезами.

После этой истории он замкнулся еще больше, выматывая силы в военных набегах, и совсем бы, наверное, одичал, если бы не дочери и сын, души не чаявшие в отце после смерти матери. Историю с братом Хран пытался забыть, как тягостный сон, и, в общем-то, почти получалось… Но тут появилась ведунья с ее странным, пугающим и манящим взглядом. И Урак, Черух бы его побрал, не утерпел, напомнил о больном:

— Ты смотри, Хран, осторожней с этими лесными ведьмами. Сам знаешь, что с твоим братом сталось.

Как на зуб больной надавил, шакалий сын. Вечно Урак свой нос всюду сует, давно бы его Хран прибил, да Рунат к нему благоволит.

Вспомнив о вожде, ариг тут же подумал и о ведунье: ишь ты, даже Рунат к ней за помощью обратился. Что же он — Ирасу не доверяет, великому колдуну?

Вот и получилось, что Хран про Олию все утро вспоминал. Сначала, как проснулся, наткнулся взглядом на ее мешки, потом дочки вскочили и начали расспрашивать, что за лохматая тетя с желтыми волосами вчера заходила и зачем. Затем сестра настой принесла — еще раз напомнила о ведунье. Арига эти совпадения тревожили и будоражили одновременно. Как будто какие события надвигались, пугающие неизвестностью, но ею же и манящие.

Выпив настоя, ариг и вовсе взбодрился, собрался пойти проверить караулы. Не оттого, что чего опасался, а не хотелось на месте сидеть в такое погожее утро. Но его опередил младший ариг Бурун, правая рука Храна, сам зашел. На охрану стойбища утром заступила первая пятерка воинов, но в ней не хватало одного человека, погибшего при набеге на лесовиков. Требовалось кого-то переставить из другой пятерки, вот Бурун и забежал посоветоваться. Тут Хран и вспомнил, кстати, про Урака.

— А пусть Урак идет, нечего ему бездельничать.

— Так он только вчера вернулся из набега, я его хотел вечером поставить, во вторую пятерку, — засомневался помощник. — Может, пусть отдохнет до вечера?

— Ничего с ним не случится — не без злорадства сказал ариг. — Чего ему, ночи не хватило отдохнуть? Поставь на холм, у него глаза хорошие, далеко видит.

Любопытство, как известно, не порок, но порой приводит к весьма плачевным последствиям. Урак всегда отличался чрезмерным любопытством, но до поры до времени извлекал для себя лишь пользу из этого специфического свойства своей натуры. Подсматривая и подслушивая, а, иногда, и вынюхивая, он заслужил себе авторитет у Руната и Ираса — двух самых важных людей в племени Лося. Авторитет, правда, был особого качества, с гнильцой, но Урака данное обстоятельство ничуть не смущало. Он искренне полагал, что доносить на соплеменников есть его долг и почетная обязанность. А чего бы и не доложить начальству, ежели какой непорядок или странность заметил? Кто-то же должен за порядком следить? У вождя и колдуна лишь по два уха и глаза, всего не заметишь. Племя-то большое, никаких пальцев не хватит сосчитать, сколько всего народу. И у каждого — свой интерес на уме.

Получив от колдуна, пусть и по собственной инициативе, задание проверить действенность лечебных трав лесной ведьмы, Урак с энтузиазмом взялся за его выполнение. Прежде всего, он зашел в хижину колдуна и попросил у его жены кусок копченой свинины. Еще по дороге решил, что возьмет совсем маленький кусочек, как и велел Ирас. Так, чтобы на пару укусов хватило: один кусочек вечерком съесть, а второй с утречка. Но пока шел до жилища колдуна, аппетит потихоньку разыгрался: свинина у Ираса славилась замечательными вкусовыми качествами, о которых в племени ходили легенды. Колдун коптил мясо с травками, по особым рецептам, которые никому не разглашал.

Когда жена Ираса вытряхнула из мешка несколько кусков ветчины и сала, то у первобытного гурмана моментально образовался полный рот слюны: он и не думал, что Ирас так хорошо живет.

— Какой тебе? — лениво спросила колдуниха. Лицо ее прямо-таки лоснилось от жира, а на подбородке висели три складки. 'Небось, с утра до вечера свинину лопает, — завистливо подумал наблюдательный стукач. — Везет же некоторым'. Но в первый момент решил выбрать самый маленький кусок — даже он значительно превосходил по размерам предварительные наметки Урака. Однако, вытянутый палец, как-то само собой уткнулся в самый крупный шмат отборного сала.

— Э-э, — засомневалась колдуниха, окинув взглядом худосочную фигуру 'лося'. — А ты съешь столько? Неужели Ирас такой кусок велел взять?

— Такой-такой, — закивал головой Урак и для убедительности показал ладонями размер предполагаемой добычи. — Так и сказал — бери вот такой.

— Так сколько же вас там? Я думала, тебе одному, — удивилась супруга колдуна. Она не отличалась особой сообразительностью.

— Много, — на всякий случай соврал Урак. Он уже завелся. Сало выглядело столь аппетитно, что у вечно голодного 'лося' мураши по животу забегали.

— Ну, ладно, бери, раз так, — разрешила добрая женщина и проводила Урака задумчивым взглядом.

Заполучив свинину, соглядатай ушел на край стойбища и там присел на берегу. Со своим многочисленным семейством он решил не делиться: в конце концов, речь не об обжорстве идет, а о выполнении ответственного задания. Помня о наказе Ираса не есть мясо с вечера, Урак отрезал ножом совсем маленький кусочек и, с блаженством разжевав, проглотил его. Посидев немного на берегу, он пришел к выводу, что сала много и ничего не случится, если он съест еще кусочек. Так и поступил. Но опять не насытился.

Надо заметить, что Урак обладал одним отличительным свойством — он никогда не мог остановиться, пока не съедал все до конца. Из-за этого его частенько тошнило и даже рвало, но бороться с искушением несчастный чревоугодник не мог. Вероятнее всего, он бы и сейчас не смог побороть соблазн (с непредсказуемыми последствиями), но в это время на берегу появился Бурун, обходивший посты. Заметив помощника арига, Урак спрятал сало за пазуху и едва ли не по-пластунски ретировался до своей хижины. На ночь глядя встречаться с Буруном ленивому Ураку не хотелось — тот всегда мог подкинуть неожиданную работенку слоняющемуся без дела воину.

Зато утром Урак компенсировал вчерашнее недоедание по полной программе. Следуя указаниям Ираса, он для начала умял почти весь кусок, утрамбовав его в желудок едва ли не силком. Но небольшой кусочек все-таки остался: сало уже стояло в горле, и Урак благоразумно не стал испытывать судьбу. Да и жене с детьми надо что-то подкинуть — он ведь не жадный и о семье всегда помнит.

Потом жена заварила пучок трав, полученный от ведуньи. Пробормотав единственное заро, которое он знал и применял во всех сомнительных ситуациях, Урак выпил настой и решил поваляться на солнышке около хижины. Тем более что вставать и двигаться не хотелось: в живот будто кто большой камень засунул. Но отдохнуть не пришлось — объявился Бурун и заявил, что надо заступать в дозор. Урак попытался поспорить, но младший ариг посмотрел таким тяжелым взглядом, что трусоватый доносчик экстренно поменял планы. Оно даже и лучше днем на посту стоять, чем в ночь потом идти. И Урак отправился на холм, чтобы обозревать подходы к стойбищу со стороны степи.

Еще по пути чревоугодник почувствовал, что с животом происходит что-то неладное: там внезапно все забурлило и зашевелилось, как река во время паводка. Пришлось присесть под кустик и сбросить внутренне напряжение. Едва забрался на холм, как 'паводок' повторился, а затем еще и еще. Копченая свинина выходила гурману боком, а слабительный настой, гуманно рекомендованный Олией ненасытному обжоре, придавал затрудненному процессу пищеварения ускорение. Подобно тому, как ракетное топливо придает необходимое ускорение космическому кораблю.

Измученный почти непрерывной процедурой опорожнения кишечника, Урак утратил всяческую концентрацию. Приседая в очередной раз под новое, еще не обгаженное, дерево, он оступился на камне и, не глядя, ухватился рукой за первую попавшуюся ветку. К его несчастью, именно эту ветку облюбовала, чтобы погреться на весеннем солнышке, крупная гюрза. Ее ответ агрессору был молниеносен и беспощаден: укус, нанесенный в ухо, не оставил Ураку никаких шансов. По иронии судьбы, вечно высматривающий, подслушивающий и вынюхивающий доносчик проворонил смертельную опасность прямо у себя под носом.

*Гусы — примитивный музыкальный щипковый инструмент с пятью струнами.

*Допа — смесь из сушеных грибов и древесной коры, обладающая сильным тонизирующим действием.

*Молуха — место около стойбища для общения с духами: приношения жертв, обращения с молами.

*Носить хвост — юноши-гарты, прошедшие обряд посвящения в воины, получали право на 'мужскую' прическу, при которой волосы завязывались сзади хвостом, в отличие от 'женской' прически, при которой волосы завязывались в две косы. Юноши и девушки, не прошедшие обряд инициации, не имели права на прическу и ходили с 'простыми волосами', растрепанными.