"Отравление в Уичфорде" - читать интересную книгу автора (Беркли Энтони)

Глава 11 Исключительно о женщинах

На следующее утро после завтрака Алек и Роджер вышли выкурить по трубочке в чудесный старый сад позади дома. Там росли шелковица, шиповник, зеленело инжирное дерево, а живая изгородь вся состояла из персиковых. Здесь красовались изящных форм цветники и поросшая густой, пружинистой травой лужайка, для создания которой потребовалось не менее двух веков старательного ухода и стрижки.

— Так какая у нас программа на сегодня? — спросил Алек.

— Что касается тебя, то никакой. Мы не можем продвинуться дальше ни на шаг, пока я не вытяну из этой Сондерсон нужные сведения. И еще эта увольняемая служанка! Необходимо включить ее в ближайший план действий.

— А как ты все это устроишь? Как вызовешь миссис Сондерсон на откровенный разговор?

Роджер с загадочным видом посмотрел на приятеля.

— Да собираюсь с пей переспать, Александр! — честно признался он.

— Уф! — проворчал очень неодобрительно Алек.

— Ситуация прямо противоположная той, что обычно возникает при подобных обстоятельствах, да? — размышлял вслух Роджер. — Самые выдающиеся сыщики в мире, насколько я понимаю, спят со служанкой в надежде разузнать побольше о ее хозяйке. Я же, с присущей мне нелюбовью к условностям, должен переспать с хозяйкой, чтобы все узнать о служанке. И, надо сказать, из двух этих способов мой гораздо предпочтительнее.

Несколько минут они молча прогуливались по лужайке.

— Послушай, — внезапно заговорил Алек, — мне это не нравится.

— Да знаю, знаю, — вздохнул Роджер, — мой примерный Александр, я ожидал от тебя подобного замечания. Я ведь не забыл, сколько беспокойства ты мне доставил, когда слушалось дело Лейтон-Корта, и причина переполоха была та же самая, во всяком случае — почти, но я очень надеюсь, что женитьба, по крайней мере частично, изменила твои взгляды на этот счет. Ладно уж, продолжай. Облегчи свою душу.

— Тебе очень хорошо смеяться над этим, — проворчал Алек, — ты надо всем потешаешься, но пусть меня повесят. если это ерунда — пускаться с женщиной в амурные приключения, только чтобы выведать у нее какие-то сведения.

— Но повесят не тебя, Алек, — резко возразил Роджер, — а миссис Бентли. Значит, вот к чему ты клонишь: лучше пусть повесят миссис Бентли, чем без должного уважения отнестись к невинным чувствам другой леди?

— Ну ты — просто болван! Ты прекрасно знаешь, что у меня и в мыслях такого нет. Я хочу лишь сказать, что нет необходимости добывать нужную тебе информацию таким вот специфическим путем. Почему бы тебе не прийти к миссис Сондерсон и просто-напросто не рассказать ей все, как ты рассказал Шейле?

— Потому что, мой благонамеренный, но совершенно безмозглый друг, единственным результатом этого будет каменное молчание леди. Говорю тебе, что существует способ — и единственный — добыть сведения, которые мне нужны, и это — заняться с ней любовью.

— Но каким образом, черт тебя возьми, ты сумеешь это устроить?

— Ладно, попытаюсь тебе объяснить, хотя впадаю в отчаяние от невозможности что-нибудь вдолбить в твою голову. Единственный человек, который интересует миссис Сондерсон, — это она сама, миссис Сондерсон. Единственный способ заставить миссис Сондерсон о чем-нибудь говорить — это постоянно напоминать ей, что это "нечто" имеет к ней прямое отношение. Единственный способ убедить миссис Сондерсон, что невозможно перед ней устоять, — так это заняться с ней любовью. Господи милосердный, ты словно не знаешь, что женщинам нравится, когда с ними этим занимаются. Клянусь, это единственное, чего женщины действительно желают, и не заниматься любовью с миссис Сондерсон есть, по ее мнению, самое откровенное оскорбление ее чести и достоинства, ибо это означав, что некто не признает ее достаточно привлекательной. Можешь ты это попять?

— Не хочешь же ты меня убедить, — возразил упрямый Алек, — что любая женщина на земле желает заниматься любовью со всеми встречными мужчинами?

— Алек, ну ты просто безнадежен! — . простонал Роджер. — Даже после женитьбы ты не усвоил, что дамы не обитают на пьедесталах, где ведут добродетельную, чистую, безгрешную жизнь, окутанные белоснежным покрывалом сверхчеловеческого совершенства! Женщины, мой дорогой Алек, посланы на землю с одной-единственной целью рожать детей. Это их главное дело в жизни, и, между прочим, чертовски важное, и только, повторяю, для этого дела, и единственно для него, они были задуманы и созданы. Не хочу читать тебе лекцию о женском поле, но, думаю, ты должен знать о нем столько же, сколько обыкновенный десятилетний мальчишка. И почти все женщины, Александр, — дуры с недостаточным умственным развитием, если угодно. Очаровательные дуры, восхитительные дуры, достойные обожания дуры, но дуры всегда, и чаще всего препротивные. Нередко дьявольски зловредные дуры. Знаешь, ведь большинство женщин потенциально дьявольские создания. Они живут исключительно эмоциями, эмоции управляют их умом и поступками, они от природы не способны рационально мыслить, и единственное их побуждение, цель, идея в жизни казаться мужчине привлекательной. Вот тебе вся правда о женщинах.

Ну, разумеется, слава богу, и среди них встречаются исключения. И эти исключительные женщины всегда становятся известными в своем ближайшем кругу, например по деловым качествам, если вдруг так случится, что у них нет способностей к искусству. Но чаще они писательницы (в большинстве случаев), или художницы (иногда), или музыкантши (очень редко), и, между прочим, это странно, так как музыка — самая эмоциональная форма самовыражения. И еще более странно, что музыка так часто идет рука об руку с математикой, тебе это, конечно, тоже известно. Да вообще музыка — странная штука… Но я отвлекся от главной темы. Я прочту тебе лекцию о музыке в следующий раз. А пока я хочу сказать еще кое-что о женщинах. Ужасно много болтают о невозможности понять женщину, о неразгаданной тайне вечной женственности и прочую чепуху (можешь представить, я как-то видел в одной из почтенных воскресных газет статью, которая начиналась словами: "Где бы ни собрались вместе двое-трое мужчин, вскоре их беседа обязательно коснется вечной тайны Женственности". Можешь поверить? Никогда не забуду эту статью. Автор женщина, конечно). Да, так вот… Эта идея вообще была заложена в сознание человечества женщиной, им нравится считать свои глупые, милые, пустоголовые естества глубокими, таинственными и загадочными, как египетский сфинкс и тому подобное. Понимаешь, у них возникает таким образом представление о какой-то своей особой значимости и, видит бог, они очень нуждаются в этом напускном, ложном сознании своей непостижимости. А на самом деле любой мужчина, обладающий порцией мозгов чуть выше среднего, а также чуточкой симпатии, способности чувствовать и анализировать, может понять любую женщину вдоль и поперек, от подметок до перманента. Да и понимать-то здесь нечего. Но еще ни одна женщина на свете не родила такую женскую особь, которая действительно понимала бы хоть единственного мужчину.

— Господи! — вздохнул, не без некоторого восхищения, Алек. — Как же у тебя ловко подвешен язык! Ты действительно веришь во всю эту белиберду?

И Роджер рассмеялся:

— Если честно, Александр, то нет! Это все дешевая и циничная галиматья, которой четырехразрядный писатель начиняет свои книжки в надежде, что неразборчивый читатель повысит его в своих оценках до уровня третьеразрядного. Но ты сам чересчур далеко зашел по пути восхищения двухпенсовой любовной макулатурой, так что я счел необходимым немного подзадорить тебя. Никто лучше меня не знает, что мужчина без своей женщины только полчеловека, и что женщина (настоящая, та, что ему нужна, конечно) может не только сделать из него существо в два раза превосходящее того, кем он является от природы, но может преобразить его жизнь, какую угодно тусклую и неинтересную, в нечто потрясающее и чудесное — даже слишком чудесное иногда для такого убежденного холостяка, как я, чтобы наслаждаться подобным счастьем. Но теперь я уже и сам заговорил как герой дешевого мелодраматического романа.

— Однако, если никто лучше тебя не знает, как велико это счастье, почему же ты все-таки пребываешь в холостяках?

— Потому что, Александр, в моем случае настоящая женщина, — ответил довольно небрежно Роджер, — оказалась, к сожалению, замужем за другим.

Алек хрипло откашлялся. Для него как англичанина было почти невыносимо проявлять чувства в присутствии представителей своего собственного пола, и он не смог найти слова для подходящего ответа, однако, несмотря ни на что, был глубоко тронут. Впервые Роджер намекнул на некую трагедию в своей жизни, а то, что это была для Роджера трагедия, Алек понимал интуитивно. И в свете этого признания очень многое, что прежде было непонятно, для него прояснилось.

— И все-таки в основе моего отношения к женщине есть, так, на самом донышке, какая-то доля истины. Обычная женщина не обременена избытком мозгов и считает себя немного загадочной, но, разумеется, таковой не является. Во всяком случае, в моих словах достаточно истины, чтобы ты понял, почему я собираюсь заняться любовью с миссис Сондерсон. Ты это понял, да?

— Нет, будь я проклят.

— Я так и думал, что ты не поймешь, — ответил радостно Роджер.

— Но ты, по-видимому, твердо на это решился, так что нет смысла мне соглашаться или возражать.

— Значит, ты все-таки кое-что для себя уяснил, — одобрил Алека Роджер, и на этом они покончили с женщинами.

Незадолго до ленча Шейла отыскала Роджера, читавшего у камина в гостиной.

— Кстати, Роджер, вы попросили меня вчера раздобыть фотографию миссис Бентли, но я начисто об этом забыла. Поэтому сегодня я съездила в город и купила ее фотографию. Вот она.

— Спасибо, Шейла, — и Роджер стал разворачивать бумагу, в которую была завернута фотография, — значит, они продаются в магазинах, фото миссис Бентли?

— Господи, да конечно! И везде. Я только удивляюсь, как они не додумались еще напечатать на них внизу "Подарок из Уичфорда".

— Да, сейчас в моде кустарное производство, кровожадные писатели и убийства мужей. Ну хорошо! Значит, это та самая леди, да? Надо внимательно ее разглядеть.

С откровенной дружеской бесцеремонностью, свойственной еще сексуально неразвитым юным существам, Шейла села на ручку кресла, в котором устроился Роджер, облокотилась на его плечо так, что ее фетровая шляпка с маленькими полями то и дело задевала его щеку, и стала вместе с Роджером рассматривать фотографию, лежавшую у него на коленях. Они смотрели на нее молча: лицо привлекательное, круглое, полное в характерном для латинян духе, большие смеющиеся глаза, губы полные, но не чувственные, вздернутый нос, тонко очерченные брови и очень темные, почти черные волосы. Когда она фотографировалась, ей было, наверное, года двадцать два или двадцать три, и она весело улыбалась.

— Чувствуется ее южное происхождение, сказал бы я если судить по внешнему виду. Около Парижа чаще встречается франкский тип, а это чисто латинская кровь, ближе к итальянской.

— Но она может показаться почти итальянкой, правда?

— Не то слово — "почти". Итальянцы и принадлежат к той же самой расе. Латиняне, то есть древние римляне предки современных итальянцев. Итак, Шейла, что вы думаете о ней? Можете вы представить, что эта женщина отравила мужа, или нет?

— Нет, — без малейшего колебания заявила Шейла, никогда. У нее слишком жизнерадостная для этого улыбка.

— Пусть ее улыбка не вводит вас в заблуждение. Постарайтесь представить себе это лицо в спокойном состоянии или, наоборот, в гневе. У нее вздорный нрав, это я могу сказать вам с уверенностью. И у нее от природы страстная натура. Представьте теперь, что она безумно, безудержно влюблена в этого Аллена, но связана с маленьким, пожилым, похожим на крысу мужем и всем своим страстным сердцем желает освободиться от брачных уз! Теперь вы можете представить, что она его убила?

— О да, легко. Но не по той причине, которую назвали вы. Она могла убить его, ослепленная яростью, пырнуть, например, ножом или застрелить, но отравить — никогда!

Роджер повернулся в кресле и взглянул Шейле в лицо.

— Мисс Пьюрфой, — сказал он почти не насмешливо, — известно ли вам, что вы есть молодая, но очень проницательная женщина?

— Да, я не совсем дура, — любезно согласилась мисс Пьюрфой, — если вы это хотели сказать. Но я никогда себя дурой и не считала.

— А сколько вам лет? Восемнадцать?

— Девятнадцать. И скоро будет двадцать.

— Девятнадцать! Это потрясающе! И в вашем мизинце в пять раз больше ума, чем у пяти взятых вместе обыкновенных юношей девятнадцати лет, не говоря уж о том, что вы обладаете этим раздражающим качеством, свойственным женскому полу, известным под названием "женская интуиция".

Шейла прислонилась к спинке кресла и положила ногу на ногу, а то, что узкая юбка из твида поднялась на дюйм или два и открыла на обозрение две топкие щиколотки. она или не заметила, или ей было это совершенно безразлично (и мы склонны подозревать последнее).

— Валяйте дальше, Роджер, — сказала она, чувствуя себя очень комфортно, — я люблю, когда обо мне говорят. Так, значит, в моем мизинце ума больше, чем у пяти парией в голове, да?

— Да, это так. — подтвердил Роджер. — Но это сейчас, однако через год или два вы растеряете весь свой ум.

— О! Почему же вы так думаете?

— У этого процесса есть техническое название — развитие сексуального сознания. Но мы не будем углубляться в данную сферу.

— Но я уже чертовски мною знаю о сексе, — откровенно призналась мисс Пьюрфой.

— Не сомневаюсь, — мягко заметил Роджер, — и когда мне потребуется небольшой инструктаж по данному предмету, я, наверное, обращусь к вам или к кому-нибудь из ваших ровесниц. И все же в эту область, как я уже сказал, мы вторгаться не станем. Мы же говорим с вами об уме. Так вот, вы потеряете его весь, без остатка. Однако пусть это вас не огорчает. Он снова к вам вернется. Возможно, когда вам исполнится тридцать и уж обязательно в сорок лет.

— Очень от этого будет большая прибыль — в таком-то возрасте, пробурчала мисс Пьюрфой.

— Да, не слишком большая, — согласился Роджер, если учесть, что именно тогда, когда он больше всего нужен, у вас его и не будет. И все же утешьтесь, моя дорогая: все представительницы вашего пола должны пройти через эту стадию. Хотя, возможно, огромное большинство и не проходит.

— То есть, на что вы намекаете? Почему это не проходит?

— Да потому, что у подавляющего большинства представительниц вашего пола ума вообще нет. И никогда не было, у бедняжек, и никогда не будет. Что же касается дополнительных замечаний на данную тему — обратитесь к вашему кузену Александру.

— Ну тогда, — сказала мисс Пьюрфой, — если вы перестали умствовать насчет женщин, не хотите ли послушать что-нибудь насчет мужчин?

— Нет, пожалуйста, не надо. Я о них все и сам знаю. Позвольте мне кое-что рассказать вам о мисс Шейле Пьюрфой.

— Позволяю. Шпарьте!

Роджер еще больше развернулся в кресле. Фотография упала на пол.

— Итак, мисс Шейла Пьюрфой сидит на ручке моего кресла в позе, которую у любой другой представительницы ее пола я бы назвал намеренно провоцирующей. И, признаться, если бы я не был существом с выдающейся выдержкой и аскетическим умонастроением, я бы, наверное, соблазнился обвить ее талию рукой.

— Так обвивайте, если хотите, — великодушно разрешила мисс Пьюрфой.

Роджер сжал одну из маленьких смуглых рук.

— Я бы даже соблазнился поцеловать ее!

— Роджер! — воскликнула радостно Шейла. — Вы, кажется, собираетесь пофлиртовать со мной?

Роджер убрал свою руку.

— Ну конечно собирался, — сказал он огорченно, — но вам об этом не стоило говорить. Пойдите, поиграйте в куклы, Шейла. Я же возобновлю наш флирт, когда вы станете большой девочкой.

— О нет, Роджер, — взмолилась жалобно мисс Пьюрфой. — Пожалуйста, пофлиртуйте прямо сейчас. Я буду хорошая, честное слово. Я тоже стану закатывать глазки, не хуже других. Ну пожалуйста, Роджер, ну пофлиртуйте!

— Прочь, женщина! — с достоинством возгласил Роджер. Он снова круто развернулся в кресле, открыл книгу и начал довольно усердно читать.

— Роджер! — произнес тоненький голос над его левым плечом.

— Изыди, женщина! — сурово повторил Роджер.

Наступило недолгое молчание, затем Шейла выпрямилась.

— Ладно, Роджер! — сказала она странно серьезным тоном. — Я уйду.

Она быстро наклонилась, поцеловала его в щеку и бросилась к двери. А книга Роджера упала с колен, но он ее не поднял и только смотрел на дверь, в которую исчезла Шейла.

— О, черт меня побери! — тихо сказал он.

Через несколько минут появился Алек. Он ездил за компанию с доктором Пьюрфоем по его утренним визитам и замерз.

— Ах ты бездельник-никчемушник, — сказал он любезно, подвигая стул к камину, — все утро читаешь, да?

— Алек, — сказал рассеянно Роджер, — разве мы все утро не говорили с тобой о женщинах, а?

— О господи! Надеюсь, ты не собираешься начинать все заново?

— Я ведь как будто говорил тебе, что они все дуры, не так ли?

— Да, действительно говорил, — с готовностью кивнул Алек.

— Так я могу только подтвердить это мнение: да они таки дуры. Самые законченные, черт возьми. И самое тревожное, что они ничего не могут с этим поделать. Но все-таки они не столь законченные, неудобосказуемые, безмозглые, беззаботные и совершенно отвратные дуры, как мужчины — дураки.

— Боже милосердный! — искренне изумился Алек. — Ты имеешь в виду меня?

— Да нет, болван, — отрезал Роджер, — я имею в виду себя!

— Ну, пусть меня повесят! — разинул рот Алек, потому что впервые за все время знакомства он услышал от своего друга такую самоуничтожительную реплику.

За ленчем миссис Пьюрфой была серьезно обеспокоена поведением Шейлы. Эта юная леди так яростно набрасывалась на Алека и цеплялась к нему на каждом слове, что это уже не только было невежливо, но почти нарушало границы приличия. Роджер, наоборот, по контрасту, был приятно, однако необычно, сдержан и молчалив.

После ленча он поднялся за Алеком в его комнату.

— Алек, давай куда-нибудь прогуляемся, — отрывисто предложил он.

Алек окинул своего друга преувеличенно-заботливым взглядом.

— Надо попросить Джима осмотреть тебя, Роджер. Ты, наверное, заболел. За ленчем ты молчал, словно дохлая… корова, — обычно он сравнивал Роджера с более "разговорчивыми" животными. — Едва словечко промолвил, а теперь хочешь прогуляться! Дай-ка мне пощупать твой пульс.

— Не старайся быть остроумнее, чем природа тебе положила, Алек, — устало ответил Роджер.

— Ну ладно, развеселись немного. Вспомни, что ты получил приглашение к чаю. Тебя это подбодрит.

Но Роджер внезапно ощетинился:

— Господи, неужели ты думаешь, что я жду с нетерпением этой встречи? Да мне от одной мысли о такой скверной женщине становится тошно. Знаешь, Алек, мне ужасно хочется вернуться с тобой в Дорсетшир и послать все к черту! И если бы я не был почти уверен, что мы на правильном пути, то я бы так и сделал.

И Алек снова разинул рот.

— Да разрази меня гром! — ответил он, ровным счетом ничего не понимая.