"Попрыгунья" - читать интересную книгу автора (Беркли Энтони)

Глава 10 Дело против Дэвида Стреттона

Вопреки обещанию Роджера, в эту ночь они с Колином все-таки пошли спать часов около пяти. Когда Роджер проснулся, Колин уже завтракал. Дамы и Уильямсон еще не появлялись. Роджер немного досадовал, что встал так рано.

Рональд Стреттон застал его в столовой, равнодушно ковыряющего несколько заветренного вида яичницу с беконом.

— Знаешь что, Роджер, может, ты куда-нибудь сегодня торопишься, но я бы не хотел, чтобы кто-то уезжал, пока они окончательно не определятся. Не знаю, насколько это необходимо, — полиция вообще-то ни о чем таком не просила, — но по-моему, лучше бы все мои гости остались тут до понедельника.

— Я-то с удовольствием останусь, — согласился Роджер. — Но как-то не совсем удобно, рядом с…

— Тело утром увезли, в дом к брату, — объяснил Рональд. — Инспектор дал разрешение.

— О, понимаю. Очень оперативно — для воскресного-то утра?

— Еще бы! Дэвид сам все устраивал. Я предложил, пусть остается здесь до похорон — там маленький ребенок и все такое, — но Дэвид настоял.

— А дознание?

— Завтра в одиннадцать утра, здесь. Мне сдается, полиция захочет услышать твои показания.

— Да. Так дознание будет тут? Тогда не удобнее ли было в таком случае…

— Оставить Ину здесь? Да, мне тоже так показалось, но Дэвид вообразил, будто это помешает мне принимать гостей.

— Понимаю. Очень предусмотрительно с его стороны. А он?.. — Роджер заметил, что все чаще задает вопросы с многоточиями.

— Здоров ли он? О да, вполне. Для нас ведь не секрет, что смерть Ины принесла нам лишь огромное облегчение — причем ему больше, чем кому бы то ни было. Но разумеется, на дознании мы этот факт афишировать не станем.

— Не станем, конечно. Между прочим, когда я ложился спать, полиция еще не уехала. Полагаю, они вполне удовлетворены? — небрежным тоном спросил Роджер, наливая себе вторую чашку кофе.

— Более чем. Погоди, позволь за тобой поухаживать. В конце концов, с чего бы им быть недовольными?

— В самом деле, с чего бы? Но ты, кажется, немножко волновался вчера по поводу, так сказать, особенностей твоей вечеринки?

Рональд улыбнулся.

— Да. Боюсь, я об этом умолчал. Я просто сказал, что некоторые из гостей были в карнавальных костюмах. Не думаю, чтобы это снова выплыло до дознания, но если выплывет, я уж ничего поделать не смогу. В конце концов, мы не малые дети. Вроде бы никто не ждет от нас специальных мер предосторожности в связи со словом "убийца" или с виселицей, способной кое-кого натолкнуть на идею самоубийства, правда?

— Пожалуй. Но надо предвидеть, какой вой поднимет падкая до сенсаций пресса, если это все-таки всплывет. Для них это лакомый кусочек. "ЖУТКИЕ РАЗВЛЕЧЕНИЯ

НА ДОМАШНЕЙ ВЕЧЕРИНКЕ"! "ДУРНАЯ ШУТКА ПРИВЕЛА К ТРАГЕДИИ"!

Рональд поморщился.

— Да, знаю. Все будет во многом зависеть от коронера. К счастью, я его неплохо знаю, вполне приличный парень.

— Тогда, считай, ты дешево отделался. Но все равно придется объясняться по поводу виселицы. Это-то ты как намерен делать?

— Виселица, — осклабился Рональд, — это тонкий комплимент присутствующему среди нас Великому Сыщику.

— Причем самого дурного тона. Полиция, наверное, прямо оторопела?

— Не в такой степени, как я думал. На самом деле инспектора это даже, по-моему, позабавило, хотя, конечно, он не имел права этого показать. Он славный малый.

— Так-так.

— Стоп! — перебил Рональд. — Кажется, телефон? Извини, я на минутку.

Несколько минут его не было.

— Марго, — объяснил он, входя, — решила узнать, как мы поживаем. Ну, я ей и выдал эту новость.

— Не думаю, что это ее особенно расстроило.

— Что нет, то нет, — улыбнулся Рональд. — Кажется, она все же взволновалась несколько больше, чем я ожидал, но это, наверное, от неожиданности.

— А твоя сестра? — спросил Роджер. — Как она сегодня?

— Я не стал ее беспокоить. Бедняжка так вымоталась! Она буквально свалилась с ног, когда инспектор ее допрашивал, и пришлось позвать Агату помочь отнести ее в постель. Ничего мало-мальски важного полиции она, конечно, сказать не могла, так что на самом деле это мало что дало. Пусть поспит до ленча.

— Пусть, пусть, — машинально ответил Роджер и взял следующий тост.

Колина Роджер застал в розарии с утренней трубкой.

— А, Роджер, — приветил он приятеля и добавил чуть язвительно: — Ну, как спалось?

— Спасибо, превосходно — нечистая совесть меня не беспокоила, — холодно ответил Роджер. — Надеюсь, твое соучастие в преступлении тебе тоже не помешало выспаться?

— Этому ничто не могло помешать, — честно признался Колин. — Вот интересно, почему Рональд устроил свой розарий в виде разрушенного древнеримского храма?

Роджер огляделся. Плоский овал лужайки, кольцом охваченный широкой и высокой клумбой, окружала в свою очередь низенькая ограда из красного кирпича, увенчанная высокими кирпичными колоннами, служившими опорой для вьющихся роз — и правда похоже на какие-то древнеримские развалины. Впрочем, в настоящий момент римские древности его интересовали менее всего.

— Не могу тебе этого сказать, Колин, — он уселся на освещенный солнцем кирпичный бортик. — Послушай, когда я оставил вас с Дэвидом вчера вечером в баре, а сам пошел на крышу — лучше бы я этого не делал! — чем вы-то занимались? Когда я вернулся, вас там уже не было. Вообще говоря, там уже никого не было. Вы что, вернулись в зал?

Лицо Колина отразило погоню за ускользающим воспоминанием.

— Точно не помню. А что? Все еще идешь по следу?

— Иду, — угрюмо подтвердил Роджер. — Это ты виноват. Так что будь любезен пошевели этими своими штуками, которые ты считаешь мозгами, и ответь на мой вопрос.

Колин задумчиво поскреб свою лысеющую макушку.

— Леший меня дери, не помню. А что, это важно?

— Очень даже важно. Я хочу проследить каждый шаг каждого из тех, кому была на руку смерть миссис Стреттон, с той минуты, как она покинула зал, и до того времени, как Дэвид приехал сообщить, что домой она не вернулась.

— Ну и работенка! Ладно, ради тебя я постараюсь. Погоди, дай еще подумать.

Роджер ждал, играя с пойманным червяком-проволочником, незаконно подобравшимся к корням одного из розовых кустов.

— Если бы ты посидел спокойно, — сказал Колин, — то у меня была бы возможность подумать.

Роджер застыл.

— Кажется, вспомнил! Я вернулся в зал — да, точно, как раз Лилиан спросила меня, как наш крошка Дэвид, и я ответил, что выпивка ему, похоже, помогла. Да, я вернулся в зал, а Дэвид — нет.

— А куда пошел Дэвид?

— А я почем знаю?

— Но мы должны это знать. Как же ты не понимаешь, насколько это важно?воскликнул Роджер. — Он не поднимался на крышу?

— С какой стати?

— Послушай, Колин, — терпеливо начал Роджер, — это ты с недосыпа сегодня такой или нарочно все время говоришь мне поперек? Как ты понять не можешь, что, после того как я спустился с крыши, туда поднялся кто-то и что этот кто-то убил Ину Стреттон?

— После того, как ты спустился. Ага. Итак? Кто это был?

— О чем я тебя и спрашиваю. Как же ты не понял до сих пор, что из всех лиц, кому было на руку устранение Ины Стреттон, наиболее заинтересованное ее муж? Так что если исходить из мотива, то это — Дэвид Стреттон.

— Нет-нет-нет. Ты меня не переубедишь, Роджер. Зря стараешься. Тебе никогда не убедить меня, что крошка Дэвид вздернул родную жену на виселицу.

— Колин, что ты мелешь? — раздражался Роджер. — Я не пытаюсь тебя ни убедить, ни переубедить. Просто прошу тебя рассмотреть такую возможность, а потом подумать, какие факты и улики ее подкрепляют. Если мы хотим хоть чего-то добиться, мы должны быть открыты для любых версий. А ты просто какая-то глыба предубеждений!

— Дэвиду духу не хватит и улитку раздавить!

— Очень может быть, что некоторые люди, которым не хватает духу давить улиток, вполне в состоянии убивать ближних.

— Э, ладно тебе, Роджер. Неужели ты хочешь мне сказать, что бедный крошка Дэвид — потенциальный убийца?

— По всей видимости, это так, и вся история криминалистики подтверждает мои слова — тебе, между прочим, полагалось бы это знать. Дэвид Стреттон относиться к тому типу личностей, которые как раз и совершают убийства.

— Кажется, ночью ты говорил, что это — Чалмерс? Однако они похожи друг на друга, как…

— Небо и земля. Согласен, они очень разные люди. Ну нельзя быть таким тупым, Колин! — Роджер с силой саданул по кирпичному бортику клумбы и ушиб кисть. — Неужели не видно разницы в психологических основаниях? Чалмерс, уверен, никогда бы не совершил убийства ради собственных интересов, а Дэвид Стреттон навряд ли смог бы это сделать ради кого-то другого. Однако легко вообразить, как Джонатан Чалмерс совершает ради своего друга Дэвида то, чего не стал бы делать для себя; а Дэвид, повторяю, из когорты прекрасных, многострадальных мужей, женатых на ведьмах, — именно такие мужья однажды не выдерживают и хватаются за мясной нож.

— Скажу тебе откровенно, — уступил Колин. — Ты прав. Криппен.

— Именно, Криппен. Славный малый, которого вывела из душевного равновесия его кошмарная жена. Хотя в его случае был и дополнительный мотив в лице… Колин! — Роджер устремил на него горящие глаза.

— Ну, что еще?

— Я ведь, между прочим, знаю, что Дэвид любит другую женщину! Мотив-то, господи, то что надо!

— Откуда ты это знаешь?

— Мне вчера сказали. Кое-кто проболтался, не будем говорить кто. Но ставлю весь свой годовой доход, все это правда.

— А теперь ты меня послушай, Роджер, — сказал Колин, тоже разогреваясь. Я в такие игры не играю. Если ты хочешь повесить это дело на бедного парня, имей в виду: я в такие игры не играю, и точка.

— А как на меня его повесить, так это ничего, — с горечью напомнил Роджер.

— Ты сам на себя его повесил. Но если ты собираешься доказать, что это сделал Дэвид, то давай лучше не будем. Я не хочу знать, сделал он это или нет; а если и сделал, бога ради, давай оставим его в покое. Его до этого довели.

— Ах, значит, ты уже допускаешь саму возможность?

— Я просто не желаю больше этим заниматься.

— Чтобы иметь полнейшую свободу всю дальнейшую жизнь отпускать намеки на тот счет, что убийца — это я? Нет, Колин. Боюсь, меня это не устроит. И вообще, я не пойму, чего ты так переживаешь. Боишься узнать, что твой приятель совершил убийство — как страус, прячущий голову в песок, чтобы не видеть, что вытворяет его страусиха? В неведении — блаженство, так, что ли? Но ведь ты не дрогнул, когда во весь мах мчался к выводу, что убийца — я?

— Это разные вещи, — проворчал Колин. — Ты можешь постоять за себя. А Дэвид — нет.

— Да хватит кудахтать, как старая квочка, — Роджер терял терпение. Давай лучше поговорим как разумные люди. Я ведь не утверждаю, что мы обязаны действовать в соответствии с тем, что узнаем. В любом случае я очень сомневаюсь, что удастся найти доказательства, которые покажутся полиции достаточными, — ведь кресло-то я передвинул. Так что можешь не трястись так за своего бедного крошку Дэвида. Я вполне готов покрыть его, если вдруг окажется, что все-таки это он ее прикончил. Если хочешь, могу даже пожать ему руку и поздравить. Но я должен знать.

— Почему ты должен знать? — горестно вопросил Колин.

— Да потому что, черт побери, — завопил Роджер, — ты обвинил меня, а я этого не делал. Ты подрываешь корни моего самоуважения — ты же проволочник!а мне надо их спасать!

— О, ну тогда, — буркнул Колин, — тогда ладно. Валяй дальше.

Роджер передвинулся на другой участок нагретой солнцем кирпичной кладки и, успокоенный теплом, принял решение.

— Все очень просто, Колин, раз уж ты сегодня утром намерен возражать против каждого моего слова, может, лучше тебе сразу встать на место адвоката, а я буду обвинителем. В таком случае прежде всего я бы хотел услышать от тебя, в чем причина странного поведения Дэвида вчера вечером, после того как мы нашли тело? Или тебе оно странным не кажется?

— Он был просто потрясен этим. А чего же ты ждал?

— Не совсем того, что увидел, — задумчиво произнес Роджер. — Само собой, он был потрясен. Но с другой стороны, Дэвид терпеть не мог свою жену, а потерять жену, которую терпеть не можешь — это совсем не такое потрясение, как потерять любимую жену. Хотя, согласен, что первой реакцией невиновного, разумеется — наверняка был бы ужас. В конце концов, жена есть жена, даже если ты ее терпеть не можешь; и наверняка были какие-то моменты, которые можно вспоминать с нежностью. Даже с Иной у него такие моменты были — не то Дэвид Стреттон никогда бы на ней не женился. Уж какого черта он это сделал — сие превыше моего понимания. Однако же, как мы видим, он это сделал. Вот только поведение Дэвида прошлой ночью поразило меня не этим вполне естественным и невинным чувством. Да, он был потрясен, но мне почему-то кажется, что вовсе не утратой. Не трансформирую ли я подсознательно мои тогдашние ощущения, утверждая, что скорее это потрясение было вызвано страхом? — риторически вопросил Роджер. — Вполне возможно. Но с Рональдом все было очевидно. Он кудахтал над Дэвидом, как курица над цыпленком. Что такого, хотелось бы знать, есть в Дэвиде, что заставляет сильных мужчин превращаться в наседок? Мне это неизвестно. Как бы то ни было, Рональд очень обеспокоился насчет Дэвида. Почему, Колин?

— Я не знаю.

— И я тоже. Но не перегрызешь ли ты мне глотку, если я посмею предположить, что это потому, что Рональд знал о том, что сделал его брат, и до смерти боялся, что Дэвид что-нибудь ляпнет полиции? Не впадешь ли ты в крайний гнев, если я предложу именно это в качестве причины, заставлявшей Рональда все время вмешиваться в разговор и отвечать инспектору прежде, чем Дэвид успевал открыть рот? А, Колин?

— О, вижу, мы заполучили нового прокурора, а заодно и нового убийцу так, кажется? — саркастически поинтересовался Колин.

— Похоже на то, — допустил Роджер. — Надеюсь, что так — ради блага того же Дэвида. Итак, речь шла о реакции Дэвида, проявившейся в его поведении. Между прочим, я бы выделил два типа поведения Дэвида — первоначальный и последующий. Первоначальный состоял в оцепенении, несомненно вызванном сильным стрессом: возможно, от утраты, возможно, что и нет. Последующее его поведение совершенно иное. Когда Рональд позволял ему ответить инспектору, Дэвид буквально выкрикивал свои реплики. Они были резкими до неприличия.

Далее. В ходе допроса мне пришли в голову два любопытных соображения. Мне показалось, что Дэвид уже репетировал свои ответы инспектору, причем репетировал в спешке и очень небрежно; и еще мне показалось, что Дэвид пытается скрыть какие-то свои чувства. Оба эти допущения превосходно согласуются с виновностью Дэвида.

— Но черт тебя дери, слушай, это все так туманно! То ли дождик, то ли снег, то ли будет, то ли нет! Куча слов и ни единого факта! — горячо возразил Колин.

— Да, я знаю. До фактов мы еще не дошли. Это пока что цветочки. Переход к ягодкам состоится буквально через минуту. Итак, мы установили, что у Дэвида наличествовал весомый мотив до убийства и неестественное поведение после. А теперь, если тебе нужны факты, вот тебе факт, и немалый, и я бы хотел услышать, как ты сможешь его объяснить. Почему Дэвид позвонил в полицию по поводу пропажи жены прежде, чем стало известно, что с ней случилось?

— А, ладно тебе, Роджер. Ты сам знаешь, почему.

— Я знаю, как он сам это объясняет.

— Чтобы предупредить, что по округе бродит женщина в неадекватном состоянии.

— Да, он вроде как-то так и выразился, что возможно самоубийство. Притом что Дэвид Стреттон, как человек разумный, наверняка понимал: шансы, что его жена покончит с собой, крайне невысоки. Он наверняка знал, как и я, что те люди, что повсюду разглагольствуют насчет самоубийства — это не те люди, которые его совершают. Это первое, что вызвало у меня подозрения. Но разве не поразителен этот хитрый ход: допустим, миссис Стреттон мертва (а она на тот момент и в самом деле была мертва), инсценировано самоубийство, а наш Дэвид звонит в полицию и заранее выражает свои опасения, что жена может наложить на себя руки?

— Не такой уж и хитрый. Разве это не вызовет у полиции дополнительные подозрения?

— Не думаю — когда все улики за то, что это самоубийство, только подходи и собирай. Полицию, знаешь ли, психологический аспект мало беспокоит. Ей, как и тебе, подавай факты. А они таковы, что миссис Стреттон в тот вечер всем уши прожужжала, что намерена покончить с собой. Все прекрасно.

— А мне кажется, — сказал Колин, — что для Дэвида, если он и правда убийца, поступить так немыслимо; это как если бы в детективном романе преступник помчался прямиком к Великому Сыщику и умолял расследовать его дело, тем самым доказывая, что он не просто преступник, а еще и полоумный.

— В этом есть логика, — Роджер задумался, — но тут она не подходит. Видишь ли, полиция обязана расследовать любое дело, а Великий Сыщик — нет. Однако кое в чем ты прав, ведь даже инспектор немножко удивился, почему Дэвид позвонил в участок именно в тот вечер, притом что раньше этого никогда не делал. Рональд, кстати, оказался тут как тут и все объяснил. Еще одно подтверждение сговора между ним и братом.

Роджер машинально продолжал говорить, а сам думал о совсем другом человеке, выразившем ему свои опасения, будто полиция может заподозрить "что-нибудь совершенно несуразное". И было это еще прежде, чем он уверился, что это убийство. Однако он это подозревал и наверняка как-то проявил свои подозрения. Может, это был пробный шар? Нет ли тут, часом, и другого прокурора? Надо бы подстраховаться, сказав сегодня пару тактичных слов миссис Лефрой.

— Что-что? Ну-ка повтори, Колин. Прости, я задумался.

— Ни единому слову не верю, — отчеканил Колин. — Не вижу оснований, почему Дэвид, будучи неповинным в убийстве, не мог позвонить в полицию и сообщить, что по округе ходит полоумная баба. Решительно не вижу! И вижу кучу оснований, по которым он как раз мог это сделать!

— Что ж, я выражаю несогласие, и довольно об этом. Я считаю, как и инспектор, что это, мягко говоря, удивительно. Итак, что у нас еще имеется против Дэвида?

— Ух!

— Если он невиновен, тогда насколько это естественно выглядит вернуться в дом и устраивать поиски? — рассуждал Роджер. — Неужели он в самом деле мог подумать, что она прячется где-то в доме? Не знаю. Все это несколько странно. Куда более правдоподобно было бы предположить, что она кинулась отсюда к какой-нибудь подруге или спряталась где-то снаружи — во всяком случае, уж не в доме ненавистного Рональда. Тебе так не кажется?

— Ты постоянно все выворачиваешь!

— А вот и нет. Это весьма существенный момент. Как и следствие из него. Оно, пожалуй, еще более занятно.

— Ну?

— Как ты понять не можешь, что если бы Дэвид знал, что она мертва — и Рональд, соответственно, узнал сразу же или попозже, — то они должны были бы организовать поиски именно так, как это и было сделано — чтобы ни один из них не мог найти тело, точнее сказать, чтобы не нашел, пока на него не натолкнется кто-либо из нас. Правда занятно, а, Колин?

— Но слушай, это же пустяки, ей-богу, сущие пустяки.

— Нет, не пустяки. Согласен, это не бог весть какие важные детали, но они не лишены смысла; все это малюсенькие признаки, указывающие мне скорее на виновность, нежели на отсутствие таковой. По отдельности они, конечно, ничего не значат, но собранные вместе, выглядят внушительно, тебе не кажется? И еще — это стремление Дэвида заполучить тело в свое распоряжение в первый же удобный момент. Вполне естественное стремление, не спорю, — если он невиновен, но весьма много говорящее, ежели это не так.

Колин в очередной раз издал свой шотландский клич возмущения, но Роджер его проигнорировал.

— Между прочим, это тоже любопытно, — заметил он, — и показывает, что у полиции нет ни малейших подозрений. В противном случае, разумеется, тело отправили бы в морг. Что ж, не могу сказать, что сильно об этом жалею.

— Я тебе верю, — веско ответил Колин.

Роджер засмеялся.

— Стало быть, я до сих пор под подозрением?

— Во всяком случае, больше, чем крошка Дэвид, — проворчал Колин. — Как же, ведь ты сам вчера вроде бы говорил, что Дэвид и Чалмерс — единственные двое, кого можно полностью исключить из списка подозреваемых.

— Я так думал — но еще до того, как до меня дошло, что время смерти может отличаться от того, которое указал Чалмерс.

— Ты меня не путай, Роджер, — укорил Колин, — наоборот, только когда ты принялся доказывать, что убийца, — Чалмерс, ты как раз и решил, что смерть могла наступить на полчаса позже, чем указал доктор, поскольку он мог сознательно вводить всех нас в заблуждение. Ведь только в одном случае если виновен Чалмерс — время смерти сдвигается на более позднее время, так чтобы убийство мог совершить Дэвид; но ежели Чалмерс убийца, то им уже не может быть Дэвид. Если же Чалмерс невиновен, то время смерти не вызывает сомнений; а значит, у бедного крошки Дэвида опять-таки алиби. Все твои доводы развалились.

— Время смерти никогда не указывается настолько точно, — парировал Роджер. — Спустя два часа, как в этом случае, и с учетом холодной погоды, дополнительно осложняющей дело, врачи могли совершенно искренне ошибиться на полчаса. В общем, ты не согласен, что приведенные мною доводы против Дэвида заслуживают рассмотрения?

— Нет, — уперся Колин. — Я считаю, ты непомерно раздуваешь все, что свидетельствует против него, и не принимаешь ни одного довода, говорящего в его пользу.

— Совершенно верно. Не принимаю. Меня они мало заботят. Я просто хотел понять, сумею ли я возбудить против него серьезное обвинение?

— Э, да ты сумеешь возбудить такое же серьезное обвинение против каждого из нас.

— По крайней мере, не хуже того, что ты выставил против меня, — съязвил Роджер. — Не хочешь предложить инспектору оба? Лично я бы с удовольствием.

— Ты что, Роджер, правда хочешь всех перебаламутить? — встревожился Колин.

— Да нет. Но по твоему ответу я понял, что тебе так претит, что виновен именно Дэвид. — Роджер встал и потянулся. — Ладно, я с удовольствием оставлю все как есть — если хочешь.

— Да, черт возьми, конечно хочу. Я больше вообще не желаю этим заниматься.

— Вот и ладненько, — Роджер наклонился поднять упавшую трубку, не выдержавшую такого красноречия.

— А что ты теперь собираешься предпринять? — спросил Колин.

— Я-то? О, думаю вернуться в дом, поглядеть, что там творится. Инспектор мне, кстати, понравился. Может, поболтаем с ним. Кстати, надеюсь, ты останешься тут до завтра? Рональду, по-моему, этого бы очень хотелось.

— Нет, — сказал Колин. — Мне это совсем не по душе. Я ему уже сказал, что сразу после ленча отчаливаю.

— А-а. Ну а я думаю остаться. А как насчет дознания?

— Э, — доверительно произнес Колин. — Я там не понадоблюсь. С какой стати?

Роджер направился к дому. Раз он Колина не сумел убедить, то сам себя тем более. И, однако, был абсолютно уверен, что либо Дэвид Стреттон, либо Рональд причастен к смерти Ины, а другой брат выступил как сообщник — либо до убийства, либо после.

Рональд казался Роджеру даже более подходящим кандидатом в убийцы. Он решительнее, чем брат, и, похоже, способен быть беспощадным, если сочтет, что так надо. К тому же у Рональда двойной мотив — во-первых, беспокойство за брата, которого он явно очень любит, а во-вторых, личный интерес, чтобы Ина замолчала.

Правда, двойной мотив и у Дэвида — несчастное супружество и любовная связь на стороне. Хотелось бы знать, куда пошел Дэвид, когда расстался с Колином, размышлял Роджер. На крышу или нет? Время смерти предоставляет тут некоторую свободу маневра, что бы врачи ни говорили. Любопытно, как бы это выяснить?

Чем внимательнее он присматривался к этой новой версии, тем больше уверялся, что она правильная. Вначале он заблуждался, замороченный неверной тенью Чалмерса. Но теперь, рассматривая ситуацию непредвзято, понял, что простой метод исключения не оставляет другого виновного, кроме одного из двух братьев Стреттонов — Уильямсон и он сам не в счет; доктор Митчелл, несомненно, весь этот час был в зале рядом с женой; Майк Армстронг тоже не отходил от Марго; всех женщин следует отмести как не располагающих необходимой физической силой; по той же причине исключен и Чалмерс остались только Дэвид и Рональд. И еще, против них же, — алиби у Дэвида довольно слабое, а у Рональда таковое вообще не рассматривалось.

Что ж, удачи обоим.

Когда Роджер подошел наконец к дому, то решил, что не будет выяснять, куда пошел Дэвид, расставшись с Колином. Кто бы это ни совершил, хоть Дэвид, хоть Рональд, Роджер не имел ни малейшего желания вмешиваться. Убийству редко можно найти оправдание, но устранение такой язвы, как Ина Стреттон, и преступлением-то не назовешь. И самое лучшее в такой ситуации — просто не знать, кто это сделал, а еще лучше вообще ничего об этом не знать.

Однако входя в парадную дверь, Роджер не смог сдержать улыбки. Неужели Колин в самом деле до сих пор подозревает, что именно он, Роджер Шерингэм, один из всех, решился удавить Ину Стреттон? Или упрямый шотландец просто отбивается таким образом от обвинений в адрес Дэвида? Так или иначе, Роджера забавляла самая мысль о том, что он, Великий Сыщик Роджер Шерингэм, сегодня подозревается в убийстве.