"Убийство на Пикадилли" - читать интересную книгу автора (Беркли Энтони)

Глава 4 Опознание личности

Дом тетушки в Чизвике представлял собой анахронизм (как и сама тетушка). Выстроенный в раннеякобитском стиле, из красного кирпича, с фронтонами, коньками, крытый черепицей, он стоял на когда-то обширной усадьбе. Когда этот особняк построили, она принадлежала Читтервикам уже пару веков. Как все прочие усадьбы, эта постепенно уменьшалась в размерах, потому что все последующие поколения Читтервиков становились жертвой заманчивых предложений со стороны якобитских строителей-спекулянтов, а в результате в их владении остался только этот "вдовий дом" — очевидно, доставшийся когда-то в наследство после смерти какого-то Читтервика его вдове вместе с полудюжиной акров прилегающей земли, но для современного Лондона и такой участок был достаточно велик, чтобы скрывать факт исчезновения поместья "Читтервик-Чизвик" с его единственной когда-то улицей. Выросший на месте усадьбы новый район с его обилием кинотеатров и вилл, был скрыт от глаз обитателей "вдовьего дома" густой древесной сенью. Сюда не доносилось даже веселого перезвона трамваев. Читтервики, будучи людьми добродетельными, никогда не игравшими в карты, сберегли кругленькую сумму золотых соверенов, полученных от многих поколений спекулянтов-строителей, и поэтому были еще в состоянии поддерживать свои остаточные владения в более или менее достойном виде даже после уплаты налогов на недвижимость.

Когда мы говорим "Читтервики", мы подразумеваем кроме ее племянника, последнего в роду, только одного представителя клана, точнее представительницу, мисс Читтервик. Ей уже исполнилось семьдесят девять лет и не было причины сомневаться, что однажды ей стукнет сто. Вся собственность Читтервиков принадлежала ей единолично, и она была в полном смысле слова тетей своего племянника.

Мистер Читтервик вошел в большой прохладный, отделанный дубовыми панелями холл. В его восьмиугольные окна можно было видеть лужайки, освещенные июньским солнцем. Мистер Читтервик вошел в дом с чувством вины, но в то же время с извинительной для опоздания причиной, которую даже его тетушка не отказалась бы принять во внимание. Он знал, что тетушка сидит сейчас в маленькой комнате направо, которую она называла своим кабинетом, но которую сам мистер Читтервик предпочитал считать утренней гостиной. За исключением того времени, когда она учила садовника науке садоводства, мисс Читтервик пребывала именно здесь, в окружении своих коллекций сухого мха, минералов, отшлифованных камней, засушенных жуков и старых журналов, а компанию ей составляли (в те редкие моменты, когда племянник отсутствовал) четыре канарейки в большой клетке на окне. В комнате доминировал цвет когда-то ярких, но теперь выцветших ситцевых обоев, и пахло здесь пылью и сыростью от книг.

Мисс Читтервик устраивала в свою коллекцию мхов новый вид hortus siccus, который ей принесли с дневной почтой (а она обменивалась образчиками с другими энтузиастами мха во всем мире), поэтому она не взглянула на вошедшего племянника. Все еще как бы не замечая его присутствия, она низко склонила свой белый чепец с сиреневыми лентами, трудясь над новым образчиком, причем ее очки как всегда балансировали на самом кончике носа. Мистер Читтервик знал, что тетушка ожидает объяснений.

— Боюсь, я довольно сильно опоздал, тетя, — начал он с острым сознанием своей вины, — но со мной случилось поистине необыкновенное происшествие.

Мисс Читтервик притворилась, что вздрогнула от неожиданности и взглянула сначала на клетку с канарейками, словно это кто-то из них нарушил ее одиночество, а затем, еще раз вздрогнув, дала понять, что в курсе появления племянника.

— Господи, Эмброуз, — проворчала она, — как же ты меня испугал. Прокрался совершенно бесшумно. От этого с каждым может случиться удар.

Мистер Читтервик понял, что тетушка слышала, как он вошел, и знал, что она тоже знает, что он знает, но он принял участие в игре и должным образом соответствовал положению:

— Извините, тетя, что я вас напугал, — сказал он как добропорядочный племянник, давая возможность подвергнуть себя наказанию, — но как я уже вам сказал, у меня было самое необыкновенное приключение.

— В болотах южной Нигерии, — мрачно и с непередаваемым презрением заметила мисс Читтервик. — Вот ведь что он говорит. А лучше сказать, в пруду у "Илинг-Коммон"… — В силу некой таинственной причины "Илинг-Коммон", для большинства лондонцев одно из самых почтенных заведений, был для мисс Читтервик синонимом всего, что совершенно неудобосказуемо в приличном доме.

Мистер Читтервик кашлянул. В другое время он бы по-прежнему вел свою роль в игре, предложенной тетушкой, и умолял бы ее дать ему все объяснить и извинить его опоздание, а мисс Читтервик любезно бы притворялась, что не знает ни о каком опоздании и что он вовсе не опоздал, одновременно прибегая к бесчисленным уловкам, чтобы вырвать так или иначе объяснение, которое она жаждала услышать. Однако событие было слишком необычным, и мистер Читтервик наотрез отказался от предназначенной ему роли.

— Тетя! — выпалил он нетерпеливо. — Я видел, как совершили убийство. Отравили женщину прямо у меня на глазах.

Мисс Читтервик взглянула ему прямо в лицо.

— Что ты сделал с моим очешником?

— Вашим… очешником, тетя? — промямлил мистер Читтервик, сбитый с толку.

— Он потерялся, — с осуждением в голосе пояснила мисс Читтервик. — И это очень неудобно. Я вынуждена почти целый день носить очки в руке, — и она мрачно воззрилась на племянника. — У меня всегда что-нибудь да теряется, когда ты развлекаешься в Лондоне.

Мистер Читтервик мог бы указать на то обстоятельство, что поиски подходящих к обоям образчиков ткани для занавесок вряд ли можно считать развлечением, но вот посещение "Пиккадилли-Палас" потребовало бы серьезных оправданий. Поэтому он снова повинился:

— Извините меня, тетя, но боюсь, я не могу сейчас это долго обсуждать. Мне почти сию минуту надо снова уйти. Я пришел только сказать, что, возможно, не приду к обеду. Мне нужно в Скотленд-Ярд.

— Ерунда! — отрезала мисс Читтервик и с показным усердием вернулась к уходу за своими мхами. — Наверное, в следующий раз ты скажешь, что должен быть в "Илинг-Коммон". — Последние слова она адресовала hortus siccus.

Мистер Читтервик был очень хорошим и добрым племянником. Он мог бы уйти из дома, и дело с концом, оставив самую старую женщину Чизвика в состоянии такого жгучего любопытства, что она вполне была способна скормить свой драгоценный hortus siccus канарейкам. Однако вместо этого он сел и вкратце, но энергично поведал о том, что случилось.

Мисс Читтервик, конечно, сделала вид, что все это ее совершенно не интересует. Более того, можно было усомниться, что она вообще слышала его рассказ, так как, едва мистер Читтервик его закончил, она без всяких комментариев опять осведомилась, где ее очешник. Однако спустя десять минут, когда он нерешительно и с извиняющимся видом ее покидал, у него было чувство хорошо выполненного долга и сознание того, что тетушка ему благодарна, хотя она скорее бы дала себя искусать до смерти своей белой персидской кошке, чем признаться в этом.

Неприятности, которые приходилось сносить мистеру Читтервику по милости его тетушки, проистекали из того обстоятельства, что он родился мальчиком, а не девочкой Его три сестры, все старше его, по очереди служили ей бесплатными компаньонками, служанками и "девочками для битья". После того как состоялась свадьба последней из племянниц, выяснилось, что, поскольку мисс Читтервик наотрез отказывается и нанять платную компаньонку, и пребывать в одиночестве, мистеру Читтервику придется занять пустующее место. Таким образом, представитель последнего поколения, воспитанного в том духе, что у молодых есть долг перед старыми родственниками, мистер Читтервик счел необходимым приступить к исполнению обязанностей. Это случилось четырнадцать лет назад, когда мистеру Читтервику едва исполнилось тридцать. И следует заметить, что из всех четверых родственников мистер Читтервик был наилучшим компаньоном, слугой и мальчиком для битья. Однако, так как ему нельзя было присутствовать при утреннем и вечернем туалете тетушки, мисс Читтервик упорно твердила, что его неудобный для нее пол разрушил все надежды на покой и даже самый скромный комфорт на склоне ее лет.

Итак, этот образцовый племянник вошел в кабинет Морсби, когда Биг-Бен пробил половину седьмого. Морсби тепло приветствовал его и просил сесть.

— Через несколько минут все будет готово, мистер Читтервик, сэр, но я подумал, что хорошо бы нам сначала спокойно перекинуться словечком, пока есть время как-то разложить по полочкам, так сказать, все события дня.

— Конечно, конечно, разумеется, — кивнул мистер Читтервик с очень серьезным видом.

Морсби откинулся на спинку стула и посмотрел на мистера Читтервика отеческим взглядом.

— Нет нужды, сэр, повторять вам, какое ответственное место вы занимаете в процедуре следствия. Вы это знаете так же хорошо, как я. Вы понимаете, что все наши действия — со стороны полиции, прокуратуры, даже адвоката — все целиком и полностью зависят от вашего показания?

— Я понимаю, — вздохнул мистер Читтервик, — даже слишком хорошо понимаю.

— Вот поэтому я и подумал, что надо еще раз попросить вас соблюдать осторожность. В последнее время было много разговоров о том, что полиция применяет недозволенные методы, но — это я вам говорю, сэр, — мы никогда никого не подвергаем аресту даже по такому важному делу, как это, пока совершенно не удостоверимся, что перед нами тот самый человек. Итак, вы по-прежнему уверены, что человек, которого мы опросили, то есть майор Синклер — тот самый человек, которого вы видели в обществе пожилой дамы?

— Положительно уверен, — решительно подтвердил мистер Читтервик.

— Понимаю, — и Морсби кивнул.

— Ну что ж, это первое, о чем я хотел вас сирость. Относительно второго мы уже с вами все решили прежде, а именно: вы так же решительно утверждаете, что он положил нечто в чашку пожилой дамы и вы это видели собственными глазами. Мне не надо подчеркивать, сэр, — тем не менее Морсби именно этим и занимался, — всю важность данного показания. Короче говоря, на нем основано все наше дело. Тот факт, что он встретился с ней на час раньше, чем была назначена встреча, и не упомянул об этом обстоятельстве, может вызывать подозрения, но это еще не свидетельствует о его вине. Оно еще позволяет предполагать, что пожилая дама покончила самоубийством, после того как он ушел, если у нее было таковое намерение.

— Да, конечно. Но я думаю, — робко возразил мистер Читтервик, — что положение пузырька в ее руке и то, что она, совершенно очевидно, собиралась уходить, может служить важным свидетельством против самоубийства?

— Это так, сэр, — согласился старший инспектор, — да, но все эти мелкие подробности, которые определяют суть дела для нас, не очень вески и убедительны для присяжных. Им потребуется нечто более определенное и солидное. Например, ваши свидетельские показания.

— Да, конечно. Я это очень хорошо понимаю. Нормальные, обычные присяжные не станут осуждать человека на основании того, что они сочтут не стоящими внимания тонкостями.

— И еще, сэр, — сочувственно добавил Морсби, — я хочу добавить следующее: защитник обрушится на вас и это ваше свидетельство, словно грузовик с кирпичом. Он знает, что это единственное доказательное свидетельство и если он его не взорвет, его клиент пойдет ко дну, а если сможет его опровергнуть, то майор будет оправдан. И защитник постарается согнуть вас в бараний рог.

— Да, я конечно должен подготовиться к очень неприятной половине часа, скорбно отозвался мистер Читтервик.

— Это так, сэр. И вот что еще я хочу сказать. Если вы Иногда подумываете, что есть хоть малейшая возможность защитнику выиграть дело, скажите мне об этом. Потому что, если ему удастся опровергнуть ваше свидетельство все дело пропало. Таким образом, у вас есть еще время подумать: вы все так же уверены, что видели руку этого мужчины над чашкой дамы, как тогда, когда позвонили мне в Скотленд-Ярд? Я бы предпочел узнать именно теперь, есть ли у вас на этот счет хоть малейшие сомнения?

— Я не могу сомневаться в том, что видел своими глазами, инспектор, — с чувством собственного достоинства ответил мистер Читтервик. — Уверяю вас, мне не доставляет никакого удовольствия быть орудием справедливости. Совсем, совсем наоборот. Но я могу заверить вас столь же убежденно, как прежде, что у меня нет ни малейшего сомнения относительно того, что я видел, и я не уклонюсь от своего прямого долга в данном деле ни на йоту.

— Тогда все в порядке, мистер Читтервик, сэр, — ответил Морсби с большой сердечностью. — Это хорошо. Ведь, в конце концов, вы позвонили мне именно под впечатлением от увиденного, не правда ли? А это подтверждает, что вы действительно все это видели. Значит, с этим улажено. Ну что ж, надо собираться.

Дружелюбие старшего инспектора почти достигло степени нежности, и мистер Читтервик понял, что любимый баловень полиции с успехом выдержал последнее, скрытое от посторонних глаз натаскивание и теперь считается вполне способным повторить свои трюки на публике.

В качестве награды он насладился переездом из Скотленд-Ярда в окружной участок в настоящем полицейском автомобиле, которым управлял настоящий полицейский в штатском.

Мистер Читтервик не думал, что его так скоро призовут к исполнению долга. А ведь результат будет окончателен, как только он укажет на определенного человека. На этого несчастного обрушится вся тяжесть закона и раздавит его насмерть.

Морсби представил мистера Читтервика сержанту окружной полиции, который тоже окинул его поощрительным хозяйским взглядом. В помещении уже находилась женщина, она, как дали понять мистеру Читтервику, была той самой официанткой из "Пиккадилли-Палас", что подала кофе, ставший роковым. Сержант проинформировал Морсби, что для опознания все готово, все ждут, и без дальнейших проволочек Морсби и мистер Читтервик вместе с женщиной прошли в соседнюю комнату. Мистер Читтервик, к которому приставили констебля, не мог не подумать, что для такой важной процедуры все происходит удивительно неформально. Через две минуты женщина вышла, и мистера Читтервика, у которого чуть-чуть дрожали коленки, в свою очередь сопроводили в соседнее помещение.

Там у противоположной стены в мрачной комнате, где не было никакой мебели, построили в ряд пестро одетых людей. Блеск здесь соседствовал с нищетой, до глянца начищенная обувь — с грязной. Существует правило, что в подобных случаях ничего не подозревающих прохожих, внешне напоминающих, насколько это возможно, преступника, срочно доставляют в участок. На практике, однако, не так-то легко за несколько минут подобрать с десяток человек, похожих на большого, элегантного, рыжеволосого экс-майора с явной солдатской выправкой и манерами джентльмена. Одного из присутствующих только в самом приблизительном смысле можно было назвать рыжим, скорее он был рыжевато-седым, поэтому вся процедура выглядела несколько фарсовой. Сержант медленно водил его взад-вперед вдоль шеренги людей, и мистер Читтервик с бьющимся сердцем встречал ответный взгляд двух десятков глаз, выражение которых варьировало от сардонического любопытства до сильнейшего негодования. Надо отдать мистеру Читтервику справедливость: что бы он ни испытывал до этого, он был готов подойти к идентификации рыжеволосого со всей осторожностью, хотя нисколько не сомневался на его счет. Вот почему мистер Читтервик тщательно и долго всматривался в его лицо, сопоставляя с запечатлевшимся в сознании, прежде чем объявить о своем решении.

— Ну что, сэр? — поторопил его сержант, которого раздражала такая щепетильность. — Вы можете опознать кого-нибудь из здесь стоящих как человека, который сидел недалеко от вас в "Пиккадилли-Палас" сегодня пополудни между половиной третьего и тремя?

Мистер Читтервик подавил последнюю робкую мыслишку, что сомнение еще возможно, и, что-то промямлив, указал на рыжеволосого мужчину. Сержант, с помощью подручного полицейского, быстро и споро выпустил остальных на улицу. Морсби небрежно подплыл к рыжеволосому, лицо которого выражало главным образом изумленное негодование. Лишь только помещение опустело, его сразу же как прорвало. Мистер Читтервик, на миг струсивший, вышел из помещения вместе с последним участником опознания. Но не потому что струсил, а просто ему не хотелось быть свидетелем ареста, уверял он себя.

Очевидно, красноречие рыжеволосого было безжалостно пресечено, потому что не прошло двух минут, как Морсби присоединился к мистеру Читтервику в соседней комнате и сообщил ему, что задержанного уже посадили под замок.

— Ах! — только и ответил на это мистер Читтервик. Бремя подобной ответственности не всем доставляет радость.

Морсби взглянул на него и решил, что любимчика следует поощрить.

— Ну что ж, сэр, мне еще предстоит немало дел. Придется сделать обыск в квартире майора Синклера, хотя я не ожидаю найти там чего-нибудь существенного, однако прежде мне хотелось бы взглянуть на комнату пожилой дамы в отеле "Олдридж". Не хотите пойти со мной?

Лицо мистера Читтервика мгновенно прояснилось. Увидеть полицию непосредственно за работой… Впервые в жизни он совершенно позабыл о своей тете.

— О спасибо, инспектор. Это действительно очень… Я бы очень хотел.

Они вышли и направились к ожидавшему полицейскому автомобилю.

В гостинице Морсби с тактичным, однако твердым выражением лица исчез за тускло освещенной стойкой, оставив мистера Читтервика в холле. Вернулся он с ключами от номера мисс Синклер. Маленький мальчик, весь в форменных пуговицах, проводил их до двери. Морсби спокойно ее отпер, и мужчины вошли.

Морсби не достал из кармана ни увеличительного стекла, ни прибора для фиксирования отпечатков пальцев, ни каких-либо других предметов, считающихся непременными атрибутами сыщицкого ремесла. Он начал быстро, но методично открывать все ящики и просматривать их содержимое, особенное внимание уделяя письмам или другим документам. Сильно взволнованный мистер Читтервик присел на краешек кровати, но по мере того, как продвигался осмотр, все больше и больше скучнел.

А затем их прервали. Внезапно в одной из боковых стен распахнулась дверь и на пороге показалась высокая молодая женщина. Увидев двоих мужчин, она немного отшатнулась, а потом уставилась на них пристальным взглядом. Мистер Читтервик тоже уставился на нее. Это была не очень располагающая к себе женщина. Черные, довольно сальные, плохо подстриженные волосы были зачесаны со лба и спускались двумя завитками к ушам, закрывая их. У нее были очень большие очки в роговой оправе и чрезвычайно неинтересное, скучное коричневое платье. Однако вся она излучала компетентность и выглядела ужасно деловой. "Это компаньонка", — подумал мистер Читтервик, занимавшийся собственной маленькой детективной игрой.

Явно сначала испугавшаяся молодая деловая особа немедленно взяла себя в руки. Она могла предположить, что перед ней два взломщика, но этого не сделала, очень пристально вглядевшись в мистера Читтервика, поэтому и голос у нее не дрогнул, когда она резко осведомилась:

— Могу я узнать, что здесь происходит? Это личная спальня, за которую уже уплачено.

— Ах, — кивнул в знак приветствия Морсби. — Вы мисс Гуль, не так ли?

Молодая женщина окинула его подозрительным взглядом. Наверное, она слышала о том, что воры иногда применяют уловку ложного знакомства.

— Да, меня зовут именно так, — ответила она неохотно.

— А я офицер полиции, — пояснил Морсби со своей обычной невозмутимостью, — и боюсь, мисс…

— Могу я видеть ваше удостоверение? — прервала его очень энергично молодая женщина.

Смешливо подмигнув мистеру Читтервику, старший инспектор предъявил удостоверение. Молодая женщина сразу же стала общительной и выразила готовность помогать со всей присущей ей компетентностью. Морсби кратко рассказал ей о трагедии, хотя не упомянул об убийстве и об аресте, который он только что осуществил. Молодая женщина слушала внимательно, ничем не выдавая своего потрясения, и когда он кончил рассказ, объявила, что она всецело к услугам старшего инспектора. Морсби ее поблагодарил и ответил, что хотел бы задать ей несколько вопросов.

— Но, может быть, мы перейдем в другую комнату? — предложила мисс Гуль, открыв дверь в смежную маленькую гостиную. Они кротко последовали за ней.

Мисс Гуль опустилась на стул, пригласила их последовать ее примеру и взмахом руки дала понять, что ожидает вопросов, которые угодно задать старшему инспектору. Мистер Читтервик, поймав ее взгляд, нервно улыбнулся. Мисс Гуль не улыбнулась в ответ, и мистер Читтервик слегка покраснел. По правде говоря, молодые женщины вроде мисс Гуль наводили на мистера Читтервика просто ужас.

То, что рассказала мисс Гуль, не прибавило ничего важного к тому, что они уже знали. С восхитительной искренностью она, в ответ на пожелание Морсби, кратко отчиталась о себе и своих отношениях с мертвой женщиной. Ей двадцать восемь лет, она дочь юриста из маленького городка на западе страны. Ее карьера началась с того, что она два года работала в конторе отца, пока он не умер и ей пришлось рассчитывать только на себя. Юридическая практика отца стоила не очень дорого, но она продала ее за адекватную цену и перебралась в Лондон. Здесь навыки работы с документами и знание стенографии сразу же помогли ей получить должность в конторе другого юриста, с которым у ее отца были когда-то деловые отношения. Должность была хорошо оплачиваемая, но она на ней не задержалась, бросила ради работы у клиентки фирмы, богатой американки, к которой ее приставили в качестве гида и компаньонки, когда та приехала с коротким визитом в Лондон. На американку такое сильное впечатление произвела деловитая манера, в которой ее знакомили с достопримечательностями мегаполиса, что она предложила очень щедрое вознаграждение за возможность и дальше пользоваться ее исключительными способностями. Мисс Гуль не совсем так выразилась, но было видно, что она не питает сомнений относительно ценности своих способностей. Предложение было принято, и мисс Гуль перелетела через океан вместе с американкой и обосновалась в Нью-Йорке.

Там она оставалась пять лет, осуществляя контроль над многообразной деятельностью своей работодательницы, обеспечивая ее присутствие на заседаниях различных комитетов по условленным дням, распределяя по справедливости благотворительную помощь тем, кому следует, и вообще делая жизнь американки более удобной, чем когда-либо прежде. Через два года ее хозяйка умерла, но мисс Гуль было совершенно несложно получить другое место. Следующие три года она последовательно работала на двух подобных должностях, а затем, невзирая на другие предложения, сыпавшиеся со всех сторон, вернулась в Англию. Сначала она собиралась сюда только на каникулы, но случайная встреча с мисс Синклер вылилась во взаимную симпатию двух сходных характеров и последовало ее водворение в должность секретаря-компаньонки. Это случилось восемь месяцев назад, но, по-видимому, данная глава в деловой и энергичной жизни мисс Гуль тоже подошла к концу.

— Спасибо, — кивнул с признательностью Морсби, — если бы все свидетели были похожи на вас, мисс, нам бы в Скотленд-Ярде жилось намного легче.

Мисс Гуль едва заметно улыбнулась — мимолетной и деловитой улыбкой — в знак согласия.

— Так что теперь, — продолжил Морсби, — вы сможете мне так же хорошо описать и пожилую даму, не правда ли?

— Мисс Синклер? — поправила мисс Гуль. — Как я уже сказала, я пробыла у нее только восемь месяцев, но конечно сумею дать вам всю необходимую информацию.

— Уверен, что сможете, мисс, — откровенно восхитился этой возможностью старший инспектор.

Отчет мисс Гуль подтвердил мнение мистера Читтервика о том, что ныне покойная женщина была особой более чем незаурядной. Она не только была очень богата, что не вызывало сомнений, но принадлежала — а по мнению мисс Гуль, это гораздо важнее — к очень благородной и старой семье поместного дворянства, будучи последней представительницей своего поколения. Однако главное — и мисс Гуль считала это важнейшим достоинством из всех, — пожилая леди обладала в высшей степени сильным характером. И чем дальше повествовала мисс Гуль, тем больше мистеру Читтервику пожилая дама напоминала его тетушку.

Очевидно, восьми месяцев действительно было достаточно для мисс Гуль, чтобы она собрала все необходимые сведения о семейной истории новой хозяйки и о ее делах. "Эрлшейз" был одним из самых старинных сельских поместий в Дорсетшире, и тридцать тысяч акров его земельных угодий находились во владении семейства Синклеров или их ближайших родственников еще со времен англосаксов. Право наследования на поместье никогда не было ограничено каким-нибудь условием, в силу которого оно должно было переходить только по определенной линии, но так сложилось, что оно передавалось лишь прямому наследнику. Этот обычай был нарушен чрезвычайными обстоятельствами при жизни мисс Синклер. Отец майора, капитан Синклер погиб в Индии в пограничных боях, когда будущий майор был еще ребенком. Вскоре умерла его мать. Его дед, на несколько лет переживший сына и невестку, оставил усадьбу своей единственной дочери, мисс Синклер, с неограниченным правом владения ею и с небольшим постоянным доходом внуку, не подвергая, однако, сомнению факт, что после смерти тетушки он унаследует имение Синклеров.

Однако мисс Синклер (намекнула мисс Гуль), хотя и питала достаточное уважение к традиции, была не из тех женщин, которые позволяют обычаю торжествовать над ее собственным мнением. Она намекала об этом и мисс Гуль, и, в более определенных тонах, самому майору, что ни в коей мере не чувствует себя обязанной оставлять ему собственность, хотя, пока он ведет себя как подобает, она не станет ничего менять в данном отношении. Вести себя "как подобает" — меланхолично подумал мистер Читтервик — означало всегда исполнять желания тетушки. Но тут мисс Гуль остановилась, вроде бы заколебавшись.

— А что бы мисс Синклер предприняла, если бы он ослушался? — шутливо осведомился старший инспектор, — завещала бы имение приюту для бездомных котов?

Мисс Гуль помедлила с ответом, словно сомневаясь в своем исключительном знании предмета. Дело в том, объяснила она, что, насколько ей известно, существует и другой возможный наследник, двоюродный брат майора. Если он, конечно, жив. Мисс Синклер была сдержанна на этот счет, так как с сим обстоятельством связана история, уронившая фамильную честь. Дело в том, что кроме мисс Синклер и ее брата, отца майора, некогда существовала их младшая сестра. Еще совершенно юной девушкой она влюбилась в абсолютно недостойного человека, журналиста и, что самое скверное, пожелала выйти за него замуж. Когда отец строжайшим образом запретил ей иметь что-либо общего с такими подонками, она попросту сбежала с ним и заключила гражданский брак в муниципалитете округа Мерилебон. Естественно, это положило конец всем семейным отношениям. Отец совершенно порвал с дочерью, не отвечал на ее письма и не позволял этого никому из членов семьи. Сама мисс Синклер лишь однажды встретилась с отверженной для разговора в ужасных комнатах в Блумсбери, где сестра обитала вместе со своим невозможным мужем, и умоляла ее оставить этого негодяя и в раскаянии вернуться в отчий дом, где, если она будет попадаться на глаза отцу как можно реже и станет носить власяницу, а главу посыплет пеплом раскаяния, то он, может быть, через несколько месяцев смягчится и простит ее.

Летиция (так звали Падшую) встретила подобное предложение с откровенным смехом, после чего Респектабельность, резко отказавшись от чашки растленного блумсберийского чая, отбыла, чтобы более никогда не возвращаться.

Капитан Синклер был тогда в Индии. Больше никто из родственников и никогда не получал от Летиции вестей. Косвенными путями родные узнали, что вскоре после визита мисс Синклер Летиция переехала вместе с отпетым Грешником в Соединенные Штаты. Из того же источника спустя несколько лет поступили сведения, что Летиция и ее муж умерли, и это, конечно, было самое лучшее, что они могли сделать. Но прежде чем понести заслуженное наказание за бесчестье, навлеченное на семью, Летиция усугубила свой грех, произведя на свет в Нью-Йорке сына. Мисс Синклер частным образом держалась в курсе того, как существует этот плод праха и скверны до его юношеских лет, но потом источник новостей пересох из-за смерти информатора, и она больше ничего не знала об американском племяннике. Это было свыше десяти лет назад, но если данный человек жив, то он несомненно представляет собой еще одного наследника.

— Ах вот что! — погладил Морсби свои моржовые усы. — Значит, она противопоставила этого парня майору, да? Но почему? Что он такого натворил вопреки ее желаниям, раз она стала поговаривать о возможности оставить состояние не ему, а другому? Майор, наверное, с ума сходил от злости?

Мисс Гуль не могла сказать с определенностью, будто майор сделал что-нибудь вопреки пожеланиям своей тетушки, но она именно это имела в виду и теперь молчаливо согласилась с умозаключением Морсби. Однако, насколько ей известно, майор совершенно не был склонен к припадкам ярости. И карьера его была безупречна. Вот только эта проблема с женитьбой.

— Ах вот что! — повторил Морсби и наклонился вперед.

— Мисс Синклер никогда не скрывала своего заветного желания, чтобы майор Синклер женился на мисс Кэрри, единственной дочери сэра Джона и леди Кэрри, старинных друзей мисс Синклер, ее соседей, чьи земли в одном месте граничили с ее угодьями, — продолжала точно и ясно рассказывать компаньонка. Мисс Кэрри совершенно очаровательная женщина, правда, не очень молодая и не очень, может быть, красивая, но зато она типичная загородная жительница, занимающаяся спортом, она охотится с гончими и так далее. А сэр Джон, ее отец, непревзойденный охотник. Так как мисс Кэрри почти несомненно станет его наследницей (и, в сущности, он и мисс Синклер давно пришли к соглашению в вопросе наследства), такой брак был бы идеален с данной точки зрения.

— Но не с майорской? — поинтересовался старший инспектор. — Я знаю этих сельских дам. Физиономии у них как морды у лошадей, на которых они ездят. У большинства, во всяком случае.

Мисс Гуль слегка улыбнулась.

— Ну я бы не сказала, что мисс Кэрри особенно напоминает лошадь, но я точно знаю, что такой брак совершенно не привлекал майора.

— Значит, были трения? — удовлетворенно кивнул Морсби.

— Небольшие, возможно, и были, — неохотно согласилась мисс Гуль. — Видите ли, не только мисс Синклер обладала независимым характером. У майора характер точно такой же. Думаю, он совершенно недвусмысленно сообщил тете о нежелании жениться на мисс Кэрри, и я уверена, что он бы не женился даже из желания доставить ей удовольствие, — и мисс Гуль оборвала себя на полуслове. В общем, у него не было такого намерения, — немного помолчав, закончила она.

— Поэтому тетя пригрозила ему, что вычеркнет его из завещания и оставит все деньги американскому кузену?

— Не могу сказать с определенностью, что она когда-либо ему этим угрожала. Наверное, она все-таки надеялась, что в конце концов он уступит, что возьмет его, так сказать, измором. Вот почему она ему назначила встречу в "Пиккадилли-Палас". У нее как раз возник новый аргумент в пользу брака, и ей хотелось немедленно его выложить на стол. Она ему написала и сразу же отправилась в город. Это в характере мисс Синклер. Она была импульсивна.

— Но почему был избран как место встречи "Пиккадилли-Палас"? — ввернул мистер Читтервик, впервые за все время разговора открывший рот. — Почему не здесь или на Квин-Энни-Гейт?

— Но мисс Синклер никогда не посещала квартиру на Квин-Энни-Гейт, — сухо отвечала мисс Гуль. — Она полагала, что холостяцкие квартиры должны посещаться только их владельцами.

— Да, но почему все-таки "Пиккадилли-Палас"? — упорствовал мистер Читтервик. — Я хочу сказать, что "Пиккадилли-Палас" кажется очень…

— Таков был ее собственный выбор, — равнодушно отвечала мисс Гуль, но в подтексте звучало, что мисс Синклер была непредсказуема в своих поступках и, в любом случае, это обстоятельство не важно.

Мистер Читтервик, почти уничтоженный намеком, ушел в себя.

— Понимаю, — заметил Морсби. — А скажите, вам известно что-нибудь о перемене часа встречи с майором Синклером с половины четвертого на половину третьего?

Нет, мисс Гуль об этом ничего не слышала.

А когда она видела мисс Синклер в последний раз?

За ленчем. Да, мисс Синклер казалась совершенно спокойной. Вела себя нормально. Потом они в холле выпили по чашке кофе и мисс Синклер в начале третьего поднялась к себе, сказав, что услуги мисс Гуль ей потребуются только перед самым обедом.

Она упоминала о том, что вскоре уйдет?

Да, но мисс Гуль была в этом не совсем уверена, однако, сдается ей, мисс Синклер говорила, что у нее есть кое-какие дела. Да, мисс Гуль уверена, что мисс Синклер так и сказала. И тогда она предложила свою помощь, а мисс Синклер ответила, что все это не важно и она сама может все сделать по дороге в "Пиккадилли-Палас".

— А она совсем никак не объяснила, что это за дела?

Нет, она не объяснила.

Морсби погладил усы и снисходительно посмотрел на ноги мисс Гуль. Они бы могли выглядеть очень привлекательно, если бы она не носила туфли на полтора размера больше, чем требуется.

— А разговор с майором? Как вы думаете, он должен был стать в какой-то мере, ну, окончательным? И вы упомянули, что у нее появился какой-то аргумент в пользу женитьбы и она приехала в город, чтобы сказать ему об этом. Выглядит так, словно этот аргумент был для нее довольно важным, не так ли? То есть таким важным, что она не сочла возможным написать об этом. Могло ли это, как вы думаете, быть ультимативным требованием?

Нет, мисс Гуль не может сказать ничего определенного на этот счет.

— Ладно, поставим вопрос иначе. Не говорила ли вам пожилая дама нечто, на основании чего можно было судить, будто она предвидит бурный разговор? Ссору или что-нибудь в этом роде?

Впервые за все время мисс Гуль несколько ощетинилась.

— Полагаю, все эти вопросы, инспектор, имеют отношение к делу? Я поняла из вашего намека, что мисс Синклер отравилась, хотя мне это кажется почти невероятным. Вы предполагаете, что разочарование в связи с неудачей матримониальных планов относительно майора Синклера заставило ее пойти на самоубийство? Но если это так, то я должна сказать вам…

— Я ничего не предполагаю, мисс, — перебил ее в высшей степени доброжелательно Морсби. — Ничего. Но вы можете взять на заметку, что все, о чем я спрашиваю, имеет отношение к делу. Поэтому скажите, что, по-вашему ожидала пожилая дама от этого разговора?

Быстрая, но натянутая улыбка сразу же дала понять, что мисс Гуль распознала в любезной форме некое предупреждение.

— Я поняла, что мисс Синклер ожидала, скажем, некоторых осложнений и что на такой случай у нее было заготовлено нечто вроде ультиматума.

— Понимаю, — задумчиво ответствовал Морсби. — в какой-то степени этот разговор должен был стать решающим в отношении мисс Кэрри?

Да, можно сказать и так, не возражала мисс Гуль.

— Значит, от результата этого разговора зависели и матримониальные планы пожилой леди и будущее майора?

— Возможно.

— А может быть, она ожидала, что он объявит о каких-то других, собственных матримониальных планах?

Нет, этого мисс Гуль не думала.

— Но они же есть у него, должны ведь быть у человека его возраста?

Нет, мисс Гуль этого тоже не думала.

— А что бы сказала его тетушка, если бы он имел их и сообщил ей об этом?

По выражению лица мисс Гуль можно было заключить, что мисс Синклер показала бы себя достойной дочерью своего покойного отца.

— Вы совершенно уверены в том, что майор никогда не говорил своей тете о том, что желает сочетаться браком с кем-либо помимо мисс Кэрри?упорствовал старший инспектор.

Мисс Гуль, которая, по-видимому, считала такой вопрос надуманным, выразилась кратко и недвусмысленно.

— Тогда как вы отнесетесь к тому, — с удовольствием закончил разговор Морсби, — что в квартире майора на Квин-Энни-Гейт проживает, и уже два года, его жена?