"Затерянная долина Искандера" - читать интересную книгу автора (Говард Роберт)

* * *

Гордон с трудом выбрался из ущелья. Он стоял по колено в грязи, среди обломков камней. Один из летящих вниз осколков порезал ему лицо. Грохот лавины сменился неестественной тишиной. Миновав скалу, под которой прятался, американец взглянул назад. Окровавленные и изуродованные жертвы, пойманные каменным потоком в капкан, остались там навсегда среди толстого слоя камней, комьев земли и глины. Хуньяди и спасшихся турков нигде не было видно.

Но Гордон был фаталистом, особенно когда дело касалось этого дьявола-венгра. Он не сомневался, что Хуньяди выжил и снова выйдет на его след, как только сможет собрать своих приспешников. Вероятно, он попытается призвать аборигенов этих гор к себе на службу. Власть Хуньяди среди последователей ислама была просто фантастической.

Гордон решительно повернул назад к ущелью. Он потерял и винтовку, и мешок с припасами, остались лишь одежда да пистолет за поясом. Он понимал, что даже если удастся избежать встречи с дикими племенами, населяющими эти безжизненные горы, то он все равно рискует умереть от голода. Шанс выйти отсюда живым — один из тысячи, но Гордон с самого начала знал, что рискует. К тому же расстановка сил в пользу противника никогда не останавливала Фрэнсиса Хавьера Гордона родом из Эль-Пасо штата Техас — солдата фортуны, много лет прослужившего во всех горячих точках.

Ущелье спускалось вниз, извиваясь среди высоких каменных стен. Лавина прошла стороной, но и здесь все было завалено камнями. Внезапно Гордон остановился и выхватил пистолет.

На земле перед ним лежал человек, непохожий ни на кого из тех, с кем ему доводилось встречаться в афганских горах, да и где-либо в других местах. Молодой, высокого роста и крепкого сложения, он был одет в короткие шелковые бриджи до колен, тунику и сандалии; на широком поясе держался изогнутый меч.

Внимание привлекали волосы юноши. Голубые глаза, смотревшие на Гордона, были обычными для жителей гор, но густые золотистые волосы, схваченные куском красной ткани и ниспадающие почти до плеч, здесь не встречались. Юноша, определенно, не был афганцем. Гордон вспомнил рассказы о каком-то племени, живущем в этих горах, не относящемся ни к афганцам и ни к кому из мусульман. Неужели он наткнулся на представителя этого легендарного племени?

Прижатый к земле огромным валуном, парень тщетно пытался вытащить меч. Скорее всего он попал в эту ловушку, когда бежал в укрытие.

— Убей меня и покончи с этим, мусульманский пес! — выдавил юноша. Он говорил на пушту — языке афганцев.

— Я не причиню тебе зла, — ответил Гордон. — Я не мусульманин. Лежи спокойно. Я помогу тебе, если смогу. Я ничего не имею против тебя.

Тяжелый камень лежал на ноге юноши, накрепко прижав ее к земле.

— Нога сломана? — спросил Гордон.

— Думаю, нет. Но если ты только сдвинешь камень с места, ты раздавишь мне кость.

Гордон понял, что молодой человек прав. Углубление под камнем спасло ногу, но оказалось ловушкой — валун нельзя откатить.

— Мне придется его поднять, — пробормотал Гордон.

— У тебя это не получится, — в отчаянии ответил юноша. — Даже самому Птолемею это было бы не под силу, а ты значительно слабее его.

Гордон не стал выяснять, кто такой Птолемей, как и объяснять, что о силе человека не следует судить только по его внешнему виду. Мышцы Гордона были словно переплетенные стальные канаты, но он все-таки сомневался, что сможет поднять этот валун.

Камень был не самым большим из скатившихся вниз во время лавины, но, похоже, одним из самых увесистых, что осложняло задачу. Гордон встал, широко раздвинув ноги, так, что тело юноши оказалось под ним. Обеими руками он взялся за огромный валун, напряг мышцы и вспомнил все, что знал о поднятии тяжестей.

Его пятки вошли в слой пыли и грязи, вены на висках набухли, мускулы на руках напряглись до предела. Но главное — огромный камень поднимался вверх, не качаясь и не дрожа, а человек, лежавший на земле, наконец смог вытащить из-под него ногу и откатиться в сторону.

Гордон дал камню упасть и отступил назад, вытирая пот с лица. Молодой человек осторожно разминал ногу, покрытую ссадинами и синяками. Затем он поднял голову и протянул Гордону руку совсем не по-восточному.

— Меня зовут Бардилис. Я из Аталуса, — представился он. — Моя жизнь принадлежит тебе!

— Люди называют меня Аль-Борак, — ответил Гордон, пожимая протянутую руку.

Они были так не похожи друг на друга: высокий, стройный юноша в странном наряде, белокожий, с золотистыми волосами — и загорелый американец среднего роста, плотного телосложения, в потрепанном афганском одеянии. У Гордона были прямые черные волосы и черные глаза, как у индейца.

— Я охотился на скалах, — пояснил Бардилис. — Потом прозвучали выстрелы, и я хотел посмотреть, что происходит, но тут же услышал грохот лавины. Со всех сторон посыпались камни. — Бардилис помолчал и заметил: — Ты не из афганского племени патанов, несмотря на твое имя. Пойдем ко мне в деревню. Ты похож на усталого человека, сбившегося с пути.

— А где находится твоя деревня?

— Вон там, за ущельем и за скалами. — Бардилис показал рукой на юг, затем, взглянув через плечо Гордона, вскрикнул. Американец резко обернулся. Высоко из-за выступа каменной стены показалась голова в тюрбане. Полные ужаса глаза на темном лице со страхом смотрели вниз. Гордон с яростью выхватил пистолет, но голова исчезла, и тут же послышался голос — кто-то закричал по-турецки. Ему ответили другие, среди которых американец сразу узнал голос Хуньяди. Стая снова вышла на его след. Несомненно, они видели, как Гордон прятался в ущелье. Как только обвал прекратился, они перебрались по разрушенному склону и пошли дальше по скалам, чтобы воспользоваться преимуществом над человеком, находящимся внизу.

Но Гордон недолго стоял на месте, погрузившись в раздумья. Как только голова в тюрбане исчезла из виду, американец приказал юноше держаться рядом и бросился к ближайшему повороту в каньоне. Бардилис последовал за ним, не задавая вопросов, прихрамывая на одну ногу, но передвигаясь довольно проворно. Гордон слышал, как его преследователи что-то кричали позади него, как они прорывались сквозь низкорослые кустарники и скользили по осыпающейся гальке, как безрассудно неслись вниз со скал, забыв обо всем, кроме желания загнать дичь.

У Хуньяди имелось одно преимущество, у беглецов — другое: они могли передвигаться по ущелью несколько быстрее, чем те, кто пробирался по скалам с изрезанными краями и неровными выступами. Людям Хуньяди приходилось перелезать через огромные камни, и Гордон вскоре заметил, что их злобные выкрики за его спиной становятся все тише. Выбравшись из ущелья, они с Бардилисом поняли, что значительно опережают наемных убийц Хуньяди.

Но Гордон знал, что это только временная передышка. Он огляделся по сторонам. Узкое ущелье переходило в тропинку, идущую вдоль каменной стены с одной стороны и обрыва с другой. Обрыв спускался на триста футов в долину, окруженную со всех сторон горами. Гордон взглянул вниз и увидел петляющий среди густых зарослей ручей; за деревьями, как ему показалось, возвышались каменные дома.

Именно на них и показал Бардилис.

— Вон моя деревня! — взволнованно сообщил он. — Если нам удастся спуститься в долину, мы спасены! Эта тропинка ведет к югу, где есть спуск, но до него пять миль!

Гордон покачал головой. Тропинка шла вдоль отвесной стены, не имеющей выступов, а значит, укрыться здесь будет совершенно негде.

— Они догонят нас и убьют, как крыс, если мы отправимся этим путем.

— Но есть еще один! — воскликнул Бардилис. — Вниз по скале. Спуск лучше начать именно здесь. О нем никто не знает, но люди моего племени пользуются им в случаях крайней необходимости. В камне выбиты углубления для рук. Ты сможешь спуститься вниз по отвесной скале?

— Попытаюсь, — ответил Гордон, убирая пистолет за пояс.

План Бардилиса казался ему самоубийством, но и попытка уйти от Хуньяди по открытой тропинке, где их легко можно расстрелять из винтовок, обрекала на верную смерть. Гордон ожидал появления врагов в любую минуту.

— Я пойду первым и буду указывать тебе дорогу, — быстро заговорил Бардилис, сбрасывая сандалии.

Гордон сделал то же самое и последовал за юношей. Держась за острый край, под которым начиналась пропасть, Гордон увидел множество небольших углублений, выбитых в камне. Он начал медленно спускаться, зависая, подобно мухе на стене. Волосы вставали дыбом при мысли о том, к чему может привести одно неверное движение, но беглецам помогал небольшой уклон скалы в этом месте. За время свой службы Гордону не раз приходилось взбираться на скалы, но никогда еще так не напрягались его нервы и мышцы. Каждую секунду смерть была на расстоянии пальца, цепляющегося за новый выступ. Под ним пыхтел Бардилис, направляя и подбадривая его, пока наконец не спрыгнул на землю. Посмотрев вверх, на Гордона, которого от ровной площадки отделяли еще фунтов двадцать, юноша отчаянно закричал, и в его голосе отчетливо прозвучал страх. Американец поднял голову и увидел бородатое лицо — турок смотрел на него со скалы, победно улыбаясь, а потом начал целиться из пистолета. Затем он отложил пистолет, взял тяжелый камень и склонился над обрывом, чтобы поточнее запустить его. Цепляясь за камни одной рукой и пальцами ног, Гордон резко выхватил пистолет, выстрелил вверх и тут же плотно прижался всем телом к скале.

Турок закричал и полетел со скалы вниз головой. Камень тоже полетел с обрыва, задев плечо Гордона. Извивающееся тело пронеслось мимо и с силой ударилось о землю внизу. Гневный голос, раздавшийся сверху, принадлежал самому Хуньяди. Гордон преодолел остававшийся участок, не раздумывая о мерах предосторожности, которым следовал ранее, и они с Бардилисом бросились к спасительным деревьям.

Американец оглянулся и увидел Хуньяди, который, пристроившись на краю пропасти, целился из винтовки. Но через секунду Гордон с Бардилисом уже скрылись из виду, а Хуньяди, явно опасавшийся выстрела из зарослей деревьев, поспешно удалился вместе с четырьмя турками, оставшимися от отряда наемников.

— Ты спас мою жизнь, когда показал мне тот путь, — заявил Гордон.

Бардилис улыбнулся:

— Этот путь тебе мог показать любой житель Аталуса. Мы называем его Дорогой Орлов. Но пройти по нему может только герой. А откуда ты прибыл, брат?

— С запада, — ответил Гордон. — Из земли под названием Америка, расположенной далеко за морем.

Бардилис покачал головой.

— Никогда про нее не слышал, — признался он. — Но пойдем со мной. Теперь мои соплеменники — это и твои соплеменники.

Пока они пробирались среди деревьев, Гордон осматривал скалы, окружавшие долину со всех сторон, ожидая появления своих врагов. Он не сомневался, что ни Хуньяди, несмотря на всю его смелость, и ни один из его наемников не решится пойти тем путем, который только что преодолели они с Бардилисом, этой самой Дорогой Орлов. Но они не были скалолазами и гораздо увереннее чувствовали себя в седле, чем на горной тропе. Они попытаются найти другой способ спуститься в долину. Гордон поделился своими соображениями с Бардилисом.

— Тогда они умрут, — с мрачным видом заявил юноша. — Путь Царей в южной части долины — это второй способ попасть сюда, а его круглосуточно охраняют люди моего племени. В долину Искандера могут попасть только торговцы и купцы, но они всегда идут с навьюченными мулами. Других путей нет.

Гордон с любопытством посмотрел на нового товарища и вдруг увидел в нем знакомые черты, не в силах вспомнить, где встречал их раньше.

— А кто такие люди твоего племени? — спросил он. — Ты не афганец и совсем не похож на восточного человека.

— Мы — дети Искандера, — ответил Бардилис. — Когда много лет назад Великий Завоеватель прошел через эти горы, он построил город, который мы называем Аталусом, и оставил в нем несколько сотен своих солдат с женами. Искандер снова двинулся на запад, и через какое-то время пришло сообщение, что он погиб, а его империя распалась. Но люди Искандера в нашем поселении остались свободными. Много раз мы резали афганских псов, пытающихся нас покорить.

И тут Гордона осенило — он понял, что именно показалось ему знакомым. Искандер — Александр Великий, завоевавший эту часть Азии и оставивший после себя колонии. Профиль юноши был классическим греческим, таким, какие Гордону доводилось видеть только высеченными в мраморе, да и имена, которые произносил Бардилис, имели греческое происхождение. Он был потомком какого-то македонского солдата, последовавшего за Великим Завоевателем, когда тот пытался покорить Восток.

Чтобы проверить догадку, Гордон обратился к Бардилису на древнегреческом, одном из множества языков — современных и мертвых, — которые он успел выучить за время своей долгой карьеры. Юноша воскликнул от изумления.

— Ты разговариваешь на нашем языке! — ответил он также на древнегреческом. — За тысячу лет здесь не появлялось ни одного чужеземца, который знал бы наш язык. Мы говорим с мусульманами на их языке, но они не знают ни слова из нашего. Значит, ты тоже сын Искандера?

Гордон покачал головой, пытаясь придумать, как объяснить свое знание языка юноше, ничего не ведающему о мире за пределами этих гор.

— Мои предки были соседями людей Александра, — наконец заявил он. — Так что многие из представителей моего народа говорят на твоем языке.

Они приближались к каменным строениям, поблескивающим сквозь деревья, и Гордон понял, что «деревня» Бардилиса — это внушительных размеров город, окруженный стеной. Несомненно, город являлся работой каких-то давно умерших греческих архитекторов, и у Гордона создалось впечатление, что он внезапно оказался в прошлом и увидел наяву то, что изучал в книгах по Древней Греции.

За стенами города крестьяне возделывали землю примитивными сельскохозяйственными орудиями, пасли овец и крупный рогатый скот. Вдоль берега ручья, петляющего по долине, паслись кони. Все мужчины оказались высокими и светловолосыми, как Бардилис. Они бросили работу и побежали навстречу приближающейся паре, с враждебностью и удивлением поглядывая на черноволосого незнакомца, пока Бардилис их не успокоил.

— Впервые за много столетий в долину входит человек, который не является ни пленником, ни торговцем, — пояснил Бардилис Гордону. — Пожалуйста, не произноси ни слова, пока я не скажу тебе. Я хочу поразить своих соплеменников твоими знаниями. Они откроют рты от удивления, когда услышат, что чужеземец разговаривает на нашем родном языке!

Ворота в стене были открыты, их никто не охранял. Гордон обратил внимание, что сама стена находится в плачевном состоянии. Бардилис пояснил, что стражников у южного входа в долину достаточно, чтобы защитить город, и что враги еще ни разу не добирались до него. Юноша повел Гордона по широкой вымощенной улице. Мимо них по своим делам спешили светловолосые мужчины, женщины и дети, одетые точно в такие же туники, как у греков, живших две тысячи лет назад; их окружали точные копии сооружений, стоявших в древних Афинах.

Вскоре вокруг прибывших собралась толпа, но преисполненный важности Бардилис не сразу удовлетворил любопытство соплеменников. Он направился к огромному зданию в центре города, поднялся по широким ступеням и вошел в просторный зал, где несколько человек, одетых в более богатые одежды, чем простолюдины, сидели за маленьким столиком, играя в кости. Вслед за Гордоном и Бардилисом вошла толпа и остановилась в предвкушении какого-то важного сообщения. Вожди прекратили игру, и один из них — великан, весь вид которого свидетельствовал о привычке управлять, — спросил:

— Чего ты хочешь, Бардилис? И кто этот незнакомец?

— Друг Аталуса, Птолемей, — ответил Бардилис царю. — Он говорит на языке Искандера!

— Что за сказки? — властным голосом переспросил вождь.

— Пусть они послушают тебя, брат! — с победным видом повернулся Бардилис к Гордону.

— Я пришел с миром, — коротко сказал Гордон на древнегреческом. — Меня зовут Аль-Борак, но я не мусульманин.

По толпе прокатилась волна удивления, Птолемей почесал подбородок и нахмурился, подозрительно поглядывая на чужеземца. Царь был великолепно сложен, чисто выбрит и, как все его соплеменники, имел золотистые волосы и голубые глаза.

Он нетерпеливо слушал рассказ Бардилиса о встрече с Гордоном, а когда юноша сообщил о том, как американец поднял камень, освободив его от капкана Птолемей нахмурился и непроизвольно напряг мышцы. Казалось, он недоволен восторгом соплеменников и их одобрительными возгласами, с которыми те восприняли рассказ. Очевидно, эти потомки греческих атлетов с таким же восхищением относились к физическому совершенству, как и их древние предки, а Птолемей был тщеславен.

— Как он мог поднять такой камень? — заметил царь. — Он же небольшого роста. Его голова едва достигает моего подбородка.

— Он гораздо сильнее, чем можно судить по его внешности, царь, — ответил Бардилис. — Эти синяки и ссадины на моей ноге подтверждают, что я говорю правду. Он поднял камень, который я не смог даже сдвинуть с места, а затем спустился по Дороге Орлов, на что решится не каждый житель Аталуса. Он пришел издалека и сражался с врагами, а теперь ему нужно поесть и отдохнуть.

— Тогда дай ему еду и место для отдыха, — презрительно проворчал Птолемей, поворачиваясь спиной, чтобы снова вернуться к игре в кости. — Если он окажется мусульманским шпионом, то ты ответишь за это головой.

— Я с радостью отдам свою голову, чтобы доказать его честность, царь! — с гордостью ответил Бардилис, затем взял руку Гордона в свою и тихо добавил: — Пойдем, мой друг. Птолемей нетерпелив и строг. Не обращай на него внимания. Я отведу тебя в дом моего отца.

Когда они проходили сквозь толпу, Гордон увидел лицо, сильно отличающееся от светлых открытых лиц горожан, — худое и смуглое, с черными глазами, полными подозрительности, внимательно оглядывающими американца. Это был таджик с мешком за спиной. Заметив, что его рассматривают, таджик ухмыльнулся и резко вскинул голову. В этом жесте было что-то знакомое.

— Кто этот человек? — спросил Гордон.

— Абдулла, мусульманский шакал, один из тех, кому мы разрешаем заходить в долину с бусами, зеркалами и другими безделушками, которые нравятся нашим женщинам. Мы меняем на них руду, вино и шкуры.

Теперь Гордон вспомнил, что встречал этого изворотливого типа, обычно болтающегося в Пешаваре, и его подозревали в контрабандной торговле винтовками. Но когда американец оглянулся, смуглое лицо уже затерялось в толпе. У Гордона не было причин опасаться Абдуллу, даже если тот и вспомнил его. Таджик не мог знать про бумаги, которые нес американец. Гордон чувствовал, что граждане Аталуса с симпатией относятся к другу Бардилиса, несмотря на явную ревность тщеславного Птолемея, вызванную восхвалением силы чужеземца.

Бардилис провел Гордона по улице к большому каменному дому с портиком, украшенным колоннами, где с гордостью представил нового друга отцу, почтенному мужчине по имени Пердикка, и матери, уже немолодой, но высокой и статной женщине. Гордон увидел младшего брата Бардилиса и его сестер — цветущих красавиц. Аталусцы явно не держали своих женщин взаперти, как мусульмане. Американец испытывал странное чувство, будто вдруг оказался в семье, жившей две тысячи лет назад. Очевидно, что эти люди явно не были варварами. Несомненно, они стояли на более низком культурном уровне, чем их предки-эллины, но тем не менее оказались гораздо более цивилизованны, чем их воинственные соседи-афганцы.

Они искренне заинтересовались своим гостем, но, за исключением Бардилиса, никто больше не проявил любопытства к миру, находящемуся за пределами долины. Вскоре юноша проводил Гордона во внутренние покои и поставил перед ним еду и питье. Американец тут же осушил кубок вина и с жадностью набросился на еду, внезапно осознав, сколько дней поста предшествовали этому пиру. Пока Гордон ел, Бардилис развлекал его беседой, не упоминая о людях, преследующих американца. Он предполагал, что это афганцы с окрестных гор, чья враждебность стала уже легендарной. Гордон узнал, что никто из аталусцев никогда не уходил за пределы долины более чем на день пути. Воинственность горных племен, окружающих долину, полностью изолировала аталусцев от мира.

Когда Гордон наконец изъявил желание поспать, Бардилис оставил его одного, пообещав, что гостя никто не побеспокоит. Американца встревожило отсутствие дверей в отведенных ему покоях; здесь была только занавеска, висящая в арочном проеме. Бардилис заверил, что в Аталусе нет воров, но осторожность вошла в привычку Гордона, и его не оставляло беспокойство. Комната открывалась в коридор, который, как догадался чужеземец, вел к входной двери. Граждане Аталуса явно не считали необходимым охранять свои жилища. Но если местные жители могли спокойно спать, чувствуя себя в полной безопасности, к гостю это не относилось.

В конце концов Гордон отодвинул свое ложе — единственный предмет мебели; убедившись, что никто не следит за ним, он нашел в стене неплотно прилегающий камень и вынул его. Затем Гордон достал из-под мышки водонепроницаемый пакет, засунул его в отверстие, поставил камень на место и вернул ложе в изначальное положение.

Потом он вытянулся на ложе и стал думать, как живым добраться до цели с документами, которые так много значили для мира в Азии. Здесь он был в безопасности, но не сомневался, что Хуньяди поджидает его за пределами долины с терпением кобры, стерегущей свою добычу. Гордон не может оставаться здесь вечно. Когда-нибудь ночью ему придется уйти в горы; Хуньяди, несомненно, направит за ним все горные племена. Но Гордон верил в свою удачу и твердую руку, как раньше. Вино, которое он выпил, было крепким, к тому же он здорово устал после долгого путешествия. Размышления перешли в сон. Он спал глубоко и долго.