"Дочь Эрлик Хана" - читать интересную книгу автора (Говард Роберт)

* * *

В предрассветной мгле Йогок повел Гордона в горы по узкой тропе, которая вилась среди ущелий и утесов. Негаснущие огни Иолгана остались позади них, становясь все меньше и бледнее.

Они уже отошли на полмили к востоку от того ущелья, где прятались туркмены. Гордон очень хотел вывести оттуда своих людей еще до рассвета, но сейчас он не мог терять на это время. Его глаза были воспалены от недостатка сна, временами голова кружилась так, что он едва удерживался на ногах, но огонь ярости, горевший в нем сильнее, чем когда-либо, не давал ему расслабиться ни на миг. Гордон поминутно подгонял жреца, заставляя его идти все быстрее, хотя тот уже задыхался и, весь в поту, еле волочил ноги.

— Он ведь фактически тащит на себе Ясмину, — вслух размышлял Гордон. — Она наверняка упирается и борется с ним на каждом шагу. Да еще монах, которого ему, должно быть, приходится бить, чтобы заставлять вести их дальше! Судя по всему, мы должны очень скоро догнать их.

Солнце уже взошло, когда они начали подниматься вверх по высокому, почти отвесному выступу скалы. Добравшись до вершины, Гордон огляделся и вдруг услышал звук выстрела, донесшийся откуда-то издалека. Американец укрылся за большим камнем и начал пристально вглядываться в окрестные горы.

Он увидел Иолган, казавшийся издали скоплением игрушечных домиков. Посмотрев налево, он узнал ущелье, в котором укрывались его туркмены, — там мелькали крошечные черные точки, над которыми время от времени поднимались такие же крошечные белые струйки дыма.

Выстрелы звучали все чаще, и, еще до того, как он приложил к глазам бинокль, Гордон уже знал, что киргизы наконец все же выследили туркменов и сейчас между ними завязалась ожесточенная схватка. Через некоторое время из города выехал большой отряд всадников и помчался по направлению к ущелью — несомненно, киргизы послали своих гонцов в Иолган с известием, что в горах прячутся туркменские убийцы.

Йогок вскрикнул и распластался на земле, спрятавшись за выступом скалы. Гордон почувствовал, что его шапку будто сорвала с головы чья-то невидимая рука. Он пригнул голову, и в это мгновение еще одна пуля просвистела совсем близко от него, едва не задев ухо. Выждав некоторое время, американец осторожно приподнял голову и начал пристально вглядываться в выступ скалы, находившийся в сотне шагов от него. Через несколько мгновений над выступом показалась голова и часть плеча, а затем вновь раздался ружейный выстрел, и пуля отколола кусок камня, за которым прятался Гордон.

Ормонд, оказывается, был совсем рядом. Гордон думал, что его враг ушел значительно дальше. Увидев, что его настигает преследователь, англичанин остановился и, спрятавшись за выступом, открыл по Гордону огонь. Не услышав ответных выстрелов, Ормонд злорадно захохотал, и в его смехе явно чувствовались все признаки безумия.

Йогок дрожал от ужаса и все сильнее вжимался в землю, а Гордон между тем начал потихоньку подбираться к англичанину. Ормонд не знал наверняка, есть ли у его врага огнестрельное оружие или нет, и продолжал время от времени стрелять наугад, делая паузы между выстрелами и прислушиваясь.

Гордон пробирался между камнями и выступами, стараясь держаться так, чтобы еще низкое, но уже слепящее солнце было у него за спиной. Ормонд видел его, но солнце мешало ему прицелиться, и он начал в истерике палить куда попало, испытывая смертельный ужас при виде неумолимо надвигающейся на него черной на фоне яркого солнца фигуры. Такой ужас испытывает человек при виде подбирающегося к нему леопарда.

Гордон не видел Ясмину, но наконец он заметил монаха, который, воспользовавшись моментом, когда Ормонд в очередной раз перезаряжал ружье, стремительно бросился прочь, петляя со связанными за спиной руками между камнями, как кролик. Заметив это, Ормонд в бешенстве вскинул пистолет и всадил монаху пулю между лопатками; тот зашатался и с пронзительным криком полетел с огромной скалы в пропасть.

Гордон тем временем вскочил и одним прыжком преодолел значительное расстояние, оказавшись уже совсем близко от Ормонда. Щурясь от солнца, бившего ему прямо в глаза, англичанин в панике начал отступать, продолжая беспорядочную стрельбу. Наконец в его пистолете кончились патроны, и, отшвырнув его в сторону, он остановился и стал ждать Гордона, от которого его отделяло теперь всего лишь несколько шагов. Взглянув на сверкавшую на солнце саблю американца, Ормонд дико расхохотался.

— Проклятый оборотень, ты думаешь, что убьешь меня? Нет же, я все равно тебя перехитрю!

С этими словами англичанин шагнул к краю пропасти и, раскинув руки, полетел вниз, продолжая дико хохотать. Гордон подошел к краю и взглянул вниз, в наполненную жутким эхом темную бездну. Там ничего не было видно, и американец, с досадой выругавшись, разочарованно отвернулся.

Ясмину Гордон нашел за выступом скалы, лежавшую на земле со связанными за спиной руками.

Ее мягкие туфли были изодраны в клочья, а многочисленные ссадины и кровоподтеки на ее нежной коже красноречиво говорили о том, какими жестокими мерами Ормонд заставлял ее на пределе сил подниматься все выше в горы. Гордон перерезал веревки, и она тотчас горячо обняла его.

— Они сказали, что ты мертв! — воскликнула Ясмина. — Но я знала, что они лгут! Они не могут убить тебя, так же как не могут убить горы или ветер. Я видела, с тобой пришел Йогок. Он знает потайные тропы лучше, чем тот монах, которого убил Ормонд. Пойдем отсюда скорее, пока киргизы убивают туркмен! Неважно, что у нас нет никаких припасов и снаряжения. Сейчас лето, и мы, по крайней мере, не замерзнем. А если придется какое-то время поголодать, то мы это выдержим. Идем!

— Я привел туркмен с собой в Иолган ради своих собственных целей, Ясмина, — ответил Гордон. — Даже ради тебя я не могу бросить их.

Она взглянула ему в глаза и кивнула:

— Я так и думала, Аль-Борак.

Ружье Ормонда валялось неподалеку, но теперь в нем не было патронов. Гордон ногой отшвырнул его прочь и, взяв Ясмину за руку, повел ее к тому месту, где скуля и дрожа, прятался Йогок. Рывком поставив жреца на ноги, американец указал ему на ущелье, откуда раздавались выстрелы и поднимались белые струйки дыма.

— Можно ли добраться до того ущелья, не возвращаясь обратно в долину? — спросил он. — Говори, от этого зависит твоя жизнь.

— Во многих ущельях здесь есть потайные выходы, — дрожа, ответил Йогок. — В том он тоже есть. Но я не могу вести тебя по этой дороге со связанными руками.

Гордон развязал ему руки, но обмотал веревку вокруг пояса жреца, один конец которой взял в руки.

— Веди! — кратко приказал он.

Йогок повел их обратно по тропе, затем свернул и начал карабкаться по огромному выступу. Взобравшись на головокружительную высоту вслед за ним, Гордон и Ясмина оказались на широком горном хребте, окаймлявшем каньон. Какое-то время они шли вдоль него, затем Йогок нырнул в узкое отверстие пещеры, находившейся под тропой. В пещере был полумрак, и лишь скудные лучи света пробивались сюда сквозь трещины в камнях. Пол пещеры был ступенчатым, опускавшимся вниз, и, пройдя ее насквозь и выйдя наружу, они оказались в треугольной расщелине, окруженной отвесными скалами. Узкая щель, которая служила входом в пещеру, была видна только отсюда, и больше ни с какой другой точки увидеть ее было невозможно. Днем раньше Гордон видел эту расщелину в бинокль, но вход в пещеру ему обнаружить не удалось.

Как только они вышли из пещеры, звуки выстрелов стали намного громче, и эхо многократно усиливало их. Они прошли несколько шагов и повернули направо, увидев впереди себя такой же узкий просвет, в котором виднелось ущелье, где Гордон оставил своих туркмен. Он увидел их, прятавшихся за выступами и валунами и стрелявших в надвигавшихся на них с внешней стороны ущелья кочевников в меховых шапках.

Протиснувшись через этот узкий просвет, Гордон громко крикнул, и туркмены едва не застрелили его, прежде чем узнали своего вожака. Он шел им навстречу, таща за собой упиравшегося Йогока, и туркмены в немом изумлении уставились на дрожащего жреца и девушку в изодранном платье. Ясмина лишь мельком взглянула на них — они были волками, чьих клыков она не боялась, и все ее внимание целиком было сосредоточено на Гордоне.

Продолжая отстреливаться, туркмены начали все ближе подтягиваться к потайному выходу из ущелья.

— Они подкрались к нам в темноте, — хмуро сказал Орхан-хан, пытаясь перевязать кровоточащую рану на руке. — Они окружили ущелье, прежде чем наши часовые их заметили. Они перерезали горло часовым, которых мы поставили у самого входа в ущелье, и вошли в него. Они могли бы всем нам перерезать горло, пока мы спали, ведь мы не видели их, а они видят в темноте, как кошки! Но все же кто-то из наших заметил их и открыл огонь, но все равно они нас уничтожат. Что нам делать, Аль-Борак? Мы в ловушке! Мы заперты со всех сторон! На скалы нам не подняться, а выход из ущелья закрыт. Мы могли бы здесь продержаться еще какое-то время — для коней тут есть и вода, и трава, но у нас уже почти кончились запасы еды, да и патронов осталось совсем немного.

Гордон взял ятаган из рук одного из туркмен и протянул его Ясмине.

— Следи за Йогоком, — сказал он ей. — И заруби его, если он попытается убежать.

По тому, как сверкнули ее глаза, Гордон догадался, что утонченная девушка поняла наконец значение и ценность реального действия. Йогок злобно взглянул на нее, но тут же опустил глаза — теперь он боялся Ясмину не меньше, чем Гордона.

Взяв ружье и горсть патронов, Аль-Борак подобрался к огромному валуну недалеко от входа в ущелье. Он увидел там лежавших среди камней троих мертвых туркмен, неподалеку стонало еще несколько раненых. Киргизы, перескакивая от камня к камню, подбирались все ближе, но соблюдали осторожность, не желая напрасно рисковать жизнью. А со стороны города тем временем к ущелью подтягивался отряд всадников, скачущих во весь опор среди сосен.

— Надо выскочить из этой ловушки прежде, чем монахи соединятся с киргизами! — крикнул Гордон. — Кочевники плохо знают эти горы. И нельзя допустить, чтобы монахи показали им тайные ходы.

Он увидел, как монахи уже начали карабкаться по скалам, крича что-то киргизам. Гордон позвал своих людей, и, быстро отобрав лучших коней, он приказал отвезти Ясмину и жреца в пещеру. Орхану он велел лично сопровождать Ясмину, и туркмен, уже всецело доверявший своему вожаку, молча повиновался, поступив целиком в распоряжение женщины.

С ними отправились трое, и еще трое остались с Гордоном у входа в ущелье. Его присутствие вселило дух в отчаявшихся туркмен, которые с новой силой начали стрелять по подбиравшимся со всех сторон врагам.

Когда последний из сопровождавших Ясмину людей скрылся в пещере, Гордон знаком приказал остальным подтягиваться туда же. Продолжая стрелять, американец проследил за последним скрывшимся в пещере туркменом и кивнул тем троим, что были рядом с ним. Они поняли его без слов и молча, один за другим, исчезли в узком тоннеле. Гордон остался один.

Перескакивая от камня к камню и отстреливаясь, он добрался до потайного выхода. Оглянувшись в последний раз, он нырнул в полутемное чрево пещеры и через несколько мгновений оказался в треугольной расщелине, затем в пещере и, наконец, на краю огромного каньона, где его ждали остальные. Чертыхаясь про себя оттого, что не может быть в двух местах одновременно — в начале колонны, где были Ясмина и жрец, и в хвосте, где надо было поминутно оглядываться, ожидая преследования, — Гордон стал напряженно вглядываться вперед. К своему облегчению, он увидел, что Ясмина спокойно едет рядом с Йогоком, приставив нож к его горлу.

Видимо, она поклялась жрецу, что немедленно убьет его, как только киргизы высунутся из пещеры, и Йогок, вне себя от страха, визгливым голосом подгонял туркмен двигаться как можно быстрее. Гордон усмехнулся и тоже прикрикнул на плетущихся в хвосте туркмен.

Они уже прошли почти с полмили, и, когда свернули с хребта, Гордон задержался, оставшись один. Он увидел, как на пространство каньона из пещеры выскочили киргизы, и, вскинув ружье, дал по ним первый залп. Расстояние было слишком большим, и он промахнулся, что бывало с ним крайне редко: попал в лошадь вместо седока. Бедное животное взвилось на дыбы, огласив горы диким ржанием; еще несколько коней киргизов тоже вздыбились и в панике начали теснить друг друга.

Горный кряж был слишком узким, и кони вместе с всадниками один за другим начали падать в пропасть. Остальные киргизы тут же поспешили укрыться обратно в пещеру, выжидая более подходящий момент. Через некоторое время один из них осмелился выглянуть наружу, но выстрел из ружья Гордона сразу же пресек эту попытку.

Оглянувшись, Гордон увидел, что его люди уже преодолели узкий хребет вдоль каньона и поднялись по тропе на выступ. Он пришпорил коня и помчался вслед за ними. Это было очень рискованно, но у Гордона не было выбора — если бы он ехал медленнее, у киргизов было бы время высунуться из укрытия и обнаружить, что никто им больше не препятствует. Получить пулю в спину американец не хотел и гнал своего коня во весь опор, рискуя каждый миг свалиться в пропасть. Но конь его не подвел — он чувствовал себя в горах не хуже горных овец, безо всякого страха уверенно преодолевающих самые головокружительные переходы.

Большинство туркмен шли пешком, ведя коней под уздцы. Они то и дело огладывались на Гордона, стремительно приближавшегося к ним, со страхом ожидая, что он вот-вот свалится с обрыва в бездну. Но Аль-Борак, несмотря на то что глаза его закрывались от смертельной усталости и недостатка сна, быстро преодолев опасную тропу, подъехал к ним живой и невредимый, а киргизы за это время так и не успели еще выглянуть из пещеры.

Ясмина стояла неподвижно, не отрывая глаз от Гордона и судорожно сжимая кулаки. Он улыбнулся ей, и она ответила ему слабой улыбкой. Гордон окинул взглядом своих туркмен и увидел, что многие из них едва держатся на ногах от голода и усталости. Он и сам устал не меньше их, но усилием воли заставлял себя двигаться дальше, не давая ни себе, ни другим ни малейшей передышки.

Они продвигались все дальше и дальше, слыша позади себя приглушенные расстоянием крики, — киргизы наконец осмелились выйти из укрытия и пуститься в погоню за своими врагами. Но они не были столь безрассудны и отчаянны, как Гордон и его люди, и рисковать жизнью понапрасну не хотели, поэтому двигались черепашьим шагом, стараясь все же не упускать врага из виду.

Заснеженная вершина горы Эрлик-хана становилась все ближе, величественно возвышаясь над остальными горами, и Йогок, когда Гордон спросил его о дальнейшем направлении, ответил, что путь к спасению лежит именно через эту гору. Больше он из себя выдавить не мог — серый от страха, он думал лишь о том, как спасти свою жизнь. Он в равной степени боялся и Гордона с его свирепыми туркменами, и монахов с киргизами, которые если догонят их, то узнают, что жрец предал богиню.

Люди и кони едва брели, шатаясь от изнеможения и стараясь удержаться на ногах под сильными порывами ветра, едва не сносившего их в пропасть. Теперь они уже спускались вниз по извилистой тропе, прямо к подножию горы Эрлик-хана. Надвигалась вечерняя мгла, и ехать становилось все труднее, но цель уже была близка.

Гора казалась невероятно огромной, и остальные горы в сравнении с ней выглядели просто карликовыми. Преодолев последний отрезок пути, отряд Гордона остановился у массивной бронзовой двери, которую украшали вырезанные на ней непонятные надписи. Дверь была столь мощная, что спокойно могла выдержать даже натиск тяжелой артиллерии.

— Это святилище Эрлик-хана, — сказал Йогок и принялся кланяться, как мусульманин. — Толкните дверь. Не бойтесь. Клянусь жизнью, здесь нет никакой ловушки.

— Посмотрим, Йогок, насколько ты ценишь свою жизнь, — мрачно отозвался Гордон и, подъехав вплотную к двери, навалился на нее плечом, едва не вывалившись из седла.