Караси и щуки Разсказы посл#1123;дняго дня

КРЫСА НА ПОДНОС#1122;

— Хотите пойти на выставку новаго искусства? — сказали мн#1123;.

— Хочу, — сказалъ я.

Пошли.

- Это вотъ и есть выставка новаго искусства? спросилъ я.

— Эта самая.

- Хорошая.

Услышавъ это слово, два молодыхъ челов#1123;ка, долговязыхъ, съ прекрасной розовой сыпью на лиц#1123; и изящными деревянными ложками въ петлицахъ, подошли ко мн#1123; и жадно спросили:

— Серьезно, вамъ наша выставка нравится?

— Сказать вамъ откровенно?

— Да!

— Я въ восторг#1123;.

Тутъ же я испыталъ невыразимо пріятное ощущеніе прикосновенія двухъ потныхъ рукъ къ моей рук#1123; и глубоко волнующее чувство отъ созерцанія небольшого куска рогожи, на которомъ была нарисована пятиногая голубая свинья.

- Ваша свинья? осв#1123;домился я.

- Моего товарища. Нравится?

- Чрезвычайно. Въ особенности, эта пятая нога. Она придаетъ животному такой мужественный видъ. A гд#1123; глазъ?

- Глаза н#1123;тъ.

- И в#1123;рно. На кой чортъ, д#1123;йствительно, свинь#1123; глазъ? Пятая нога есть — и довольно. Не правда ли?

Молодые люди, съ чудеснаго тона розовой сыпью на лбу и щекахъ, недов#1123;рчиво погляд#1123;ли на мое простодушное лицо, сразу же успокоились, и одинъ изъ нихъ спросилъ:

— Можетъ, купите?

- Свинью? Съ удовольствіемъ. Сколько стоить?

- Пятьдесятъ… — Было видно, что дальн#1123;йшее слово поставило л#1123;ваго молодого челов#1123;ка въ затрудненіе, ибо онъ и самъ не зналъ — чего пятьдесятъ: рублей или копеекъ? Однако, заглянувъ еще разъ въ мое благожелательное лицо, пріободрился и см#1123;ло сказалъ: — Пятьдесятъ ко… рублей. Даже, в#1123;рн#1123;е — шестьдесятъ рублей.

- Недорого. Я думаю, если пов#1123;сить въ гостиной, въ прост#1123;нк#1123;, будетъ очень недурно.

- Серьезно, хотите пов#1123;сить въ гостиной? — удивился правый молодой челов#1123;къ.

— Да в#1123;дь картина же. Какъ же ее не пов#1123;сить!

— Положимъ, в#1123;рно. Д#1123;йствительно, картина. A хотите вид#1123;ть мою картину: «Сумерки насущнаго»?

— Хочу.

- Пожалуйте. Она вотъ зд#1123;сь виситъ. Видите ли, картина моего товарища «Свинья, какъ таковая» написана въ старой манер#1123;, красками; a я, видите ли, красокъ не признаю: краски связываютъ.

- Еще какъ, — подхватилъ я. Ничто такъ не связываетъ челов#1123;ка, какъ краски. Никакого отъ нихъ толку, a связываютъ. Я зналъ одного челов#1123;ка, котораго краски такъ связали, что онъ долженъ былъ въ другой городъ пере#1123;хать…

— То-есть, какъ?

— Да очень просто. Мильдяевымъ его звали. Гд#1123; же ваша картина?

— A вотъ виситъ. Оригинально, не правда ли?

Нужно отдать справедливость юному маэстро съ розовой сыпью — красокъ онъ изб#1123;гнулъ самымъ положительнымъ образомъ: на ст#1123;н#1123; вис#1123;лъ металлическій черный подносъ, посредин#1123; котораго была прикр#1123;плена какимъ-то клейкимъ веществомъ небольшая дохлая крыса. По бокамъ ея меланхолически красовались дв#1123; конфектныхъ бумажки и четыре обгор#1123;лыхъ спички, расположенныхъ очень пріятнаго вида зигзагомъ.

- Чудесное произведеніе, — похвалилъ я, полюбовавшись въ кулакъ. Сколько въ этомъ настроенія!.. «Сумерки насущнаго»… Да-а… Не скажи вы мн#1123;, какъ называется ваша картина, я бы самъ догадался: э, молъ, знаю!.. Это не что иное какъ «Сумерки насущнаго»! Крысу сами поймали?

— Самъ.

- Чудесное животное. Жаль, что дохлое. Можно погладить?

- Пожалуйста.

Я со вздохомъ погладилъ мертвое животное и зам#1123;тилъ:

- A какъ жаль, что подобное произведеніе не прочно… Какой-нибудь тамъ Веласкезъ или Рембрандтъ живетъ сотни л#1123;тъ, a этотъ шедевръ въ два-три дня, гляди, и испортится.

— Да, — согласился художникъ, заботливо поглядывая на крысу. — Она уже, кажется, разлагается. A всего только два дня и провис#1123;ла. Не купите ли?

— Да ужъ и не знаю, — нер#1123;шительно взглянулъ я на л#1123;ваго. — Куда бы ее пов#1123;сить? Въ столовую, что ли?

- В#1123;шайте въ столовую, согласился художникъ. Въ род#1123; этакого натюръ-морта.

— A что, если крысу освежать каждые два-три дня? Эту выбрасывать, a новую ловить и в#1123;шать на подносъ?

- Не хот#1123;лось бы, поморщился художникъ. Это нарушаетъ самоопред#1123;леніе артиста. Ну, да что съ вами д#1123;лать! Значитъ, покупаете?

- Куплю. Сколько стоить?

- Да что же съ васъ взять?.. Четыреста… — Онъ вздрогнулъ, опасливо погляд#1123;лъ на меня и со вздохомъ докончилъ: Четыреста… копеекъ.

- Возьму. A теперь мн#1123; хот#1123;лось бы пріобр#1123;сти что-нибудь попрочн#1123;е. Что-нибудь этакое… неорганическое.

— «Американецъ въ Москв#1123;» не возьмете ли? Моя работа.

Онъ потащилъ меня къ какой-то доск#1123;, на которой были набиты три жестяныхъ трубки, коробка отъ консервовъ, ножницы и осколокъ зеркала.

— Вотъ. Скульптурная группа: «Американецъ въ Москв#1123;». По-моему, эта вещица мн#1123; удалась.

- A еще бы! Вещь, около которой можно заржать отъ восторга. Д#1123;йствительно, эти прі#1123;зжающіе въ Москву американцы, они тово… Однако, вы не безъ темперамента… Изобразить американца въ род#1123; трехъ трубочекъ…

- Н#1123;тъ, трубочки — это Москва! Американца тутъ, собственно, н#1123;тъ; но есть, такъ сказать, сл#1123;ды его пребыванія…

- Ахъ, вотъ что. Тонкая вещь. Масса воздуха. Колоритная штукенція. Почемъ?

— Семьсотъ. Это вамъ для кабинета подойдетъ.

- Семьсотъ… чего?

— Ну, этихъ самыхъ, не важно. Лишь бы наличными.

Я такъ былъ тронутъ участіемъ и доброжелательнымъ ко мн#1123; отношеніемъ двухъ экспансивныхъ, экзальтированныхъ молодыхъ людей, что мн#1123; захот#1123;лось хоть ч#1123;мъ-нибудь отблагодарить ихъ.

- Господа! Мн#1123; бы хот#1123;лось принять васъ y себя и почествовать, какъ представителей новаго чудеснаго искусства, открывающаго намъ, опустившимся, обрюзгшимъ, необозримыя св#1123;тлыя дали, которыя…

- Пойдемте, — согласились оба молодыхъ челов#1123;ка съ ложками въ петлицахъ и миловидной розовой сыпью на лицахъ. — Мы съ удовольствіемъ. Насъ уже давно не чествовали.

- Что вы говорите! Ну, и народъ пошелъ. Н#1123;тъ, я не такой. Я обнажаю передъ вами свою б#1123;дную мыслями голову, склоняю ее передъ вами и звонко, прямо, открыто говорю: «Добро пожаловать!»

- Я съ вами на извозчик#1123; по#1123;ду, — попросился л#1123;вый. — A то, знаете, мелкихъ что-то н#1123;тъ.

— Пожалуйста! Такъ, съ ложечкой въ петлиц#1123;, и по#1123;дете?

- Конечно. Пусть ожир#1123;вшіе филистеры и гнилые ипохондрики см#1123;ются — мы выявляемъ себя, какъ находимъ нужнымъ.

- Очень просто, согласился я. — Всякій живетъ, какъ хочетъ. Вотъ и я, наприм#1123;ръ. У меня вамъ кое что покажется немного оригинальнымъ, да в#1123;дь вы же не изъ этихъ самыхъ… филистеровъ и буржуевъ?

- О, н#1123;тъ. Оригинальностью насъ не удивишь.

- То-то и оно.

Прі#1123;хали ко мн#1123;. У меня уже былъ кое-кто: челов#1123;къ десять-дв#1123;надцать моихъ друзей, прі#1123;хавшихъ познакомиться поближе съ провозв#1123;стниками новаго искусства.

- Знакомьтесь, господа. Это все народъ старозав#1123;тный, закорен#1123;лый, вы съ ними особенно не считайтесь, a что касается васъ, молодыхъ, гибкихъ піонеровъ, то я попросилъ бы васъ подчиниться моимъ домашнимъ правиламъ и уставамъ. Разд#1123;вайтесь, пожалуйста.

— Да мы уже пальто сняли…

— Н#1123;тъ, чего тамъ пальто. Вы совс#1123;мъ разд#1123;вайтесь.

Молодые люди робко переглянулись:

— А… зач#1123;мъ же?

- Чествовать васъ будемъ.

— Такъ можно в#1123;дь такъ… не разд#1123;ваясь…

- Вотъ оригиналы-то!! Какъ же такъ, не разд#1123;ваясь, можно вымазать ваше т#1123;ло малиновымъ вареньемъ?..

— Почему же… вареньемъ?.. зач#1123;мъ?

— Да ужъ такъ y меня полагается. У каждаго, какъ говорится, свое. Вы в#1123;шаете на подносъ дохлую крысу, пару карамельныхъ бумажекъ и говорите: это картина! Хорошо! Я согласенъ! Это картина. Я y васъ даже купилъ ее. «Американца въ Москв#1123;» тоже купилъ. Это вашъ способъ. A y меня свой способъ чествовать молодые многооб#1123;щающіе таланты: я обмазываю ихъ малиновымъ вареньемъ, посыпаю конфетти и, наклеивъ на щеки два куска бумаги отъ мухъ, усаживаю чествуемыхъ на почетное м#1123;сто. #1122;сть вы будете особый салатъ, приготовленный изъ кусочковъ обоевъ, изрубленныхъ зубныхъ щетокъ и теплаго вазелина. Не правда ли, оригинально? Запивать будете свинцовой примочкой. Итакъ, будьте добры, разд#1123;ньтесь. Эй, люди! Приготовлено ли варенье и конфетти?

— Да, н#1123;тъ! Мы не хотимъ… Вы не им#1123;ете права…

— Почему?!!

— Да что же это за безсмыслица такая: взять живого челов#1123;ка, обмазать малиновымъ вареньемъ, обсыпать конфетти!.. Да еще накормить обоями съ вазелиномъ… Разв#1123; можно такъ? Мы не хотимъ. Мы думали, что вы насъ просто кормить будете, a вы… мажете. Зубныя щетки, рубленыя, даете… Это даже похоже на изд#1123;вательство!.. Такъ нельзя. Мы жаловаться будемъ.

- Какъ жаловаться? — яростно взрев#1123;лъ я. — Какъ жаловаться?! A я жаловался кому нибудь, когда вы мн#1123; продавали пятиногихъ синихъ свиней и кусочки жести на деревянной доски?! Я отказывался?!! Вы говорили: мы самоопред#1123;ляемся. Хорошо! Самоопред#1123;ляйтесь. Вы мн#1123; говорили — я васъ слушалъ. Теперь моя очередь… Что?! Н#1123;тъ, ужъ знаете… я поступалъ по вашему, я хот#1123;лъ понять васъ — теперь понимайте и вы меня. Эй, люди! Разд#1123;ньте ихъ! Мажь ихъ, y кого тамъ варенье. Держите голову имъ, a я буду накладывать въ ротъ салатъ… Стой, братъ, не вырвешься. Я теб#1123; покажу сумерки насущнаго! Вы самоопред#1123;ляетесь — я тоже хочу самоопред#1123;литься!..

Молодые люди стояли рядышкомъ передо мной на кол#1123;няхъ, усердно кланялись мн#1123; въ ноги и, плача говорили:

— Дяденька, простите насъ. Ей Богу, мы больше никогда не будемъ…

- Чего не будете?

— Этого… д#1123;лать… Такихъ картинъ д#1123;лать…

— A зач#1123;мъ д#1123;лали?

— Да мы, дяденька, просто думали; публика глупая, хот#1123;ли шумъ сд#1123;лать, разговоры вызвать.

- A зач#1123;мъ ты вотъ, тотъ… л#1123;вый… зач#1123;мъ крысу на подносъ пов#1123;силъ?

— Хот#1123;лъ, какъ чудн#1123;е сд#1123;лать.

— Ты такъ глупъ, что y тебя на что-нибудь особенное, интересное даже фантазіи не хватило. В#1123;дь ты глупъ, братецъ?

— Глупъ, дяденька. Изв#1123;стно, откуда y насъ умъ?!

— Отпустите насъ, дяденька. Мы к мам#1123; пойдемъ.

— Ну, ладно. Ц#1123;луйте мн#1123; руку и извиняйтесь.

— Зач#1123;мъ же… руку ц#1123;ловать?..

— Разд#1123;ну и вареньемъ вымажу! Ну?!

- Вася, ц#1123;луй ты первый… A потомъ я.

- Ну, Богъ съ вами… Ступайте.

Провозв#1123;стники будущаго искусства встали съ кол#1123;нъ, отряхнули брюки, вынули изъ петлицъ ложки и, сунувъ ихъ въ карманъ, робко, гуськомъ вышли въ переднюю. Въ передней, натягивая пальто, испуганно шептались:

— Влет#1123;ли въ исторію! A я сначала думалъ, что онъ такой же дуракъ, какъ и другіе.

- Н#1123;тъ, съ мозгами парень. Я, было, испугался, когда онъ на меня кричать сталъ. Вдругъ, думаю, подносомъ по голов#1123; хватитъ!

- Слава Богу, дешево отд#1123;лались.

- Это его твоя крыса разозлила. Придумалъ ты, д#1123;йствительно: дохлую крысу на подносъ пов#1123;силъ!

- Ну, ничего. Ужъ хоть ты на меня не кричи. Я крысу выброшу, a на пустое м#1123;сто стеариновый огарокъ на носк#1123; башмака приклею. Оно и прочн#1123;е. Пойдемъ, Вася, пойдемъ, пока не догнали.

Ушли, объятые страхомъ…