"Альмарик" - читать интересную книгу автора (Говард Роберт Ирвин)

Глава IV

Так началась моя жизнь среди людей Альмарика. Я, начавший свой путь по этой планете голым дикарем, поднялся на одну ступень эволюции, став варваром. Ведь племя Котхов было варварским племенем, несмотря на все их шелка, стальные клинки и каменную крепость. Сегодня на Земле нет народа, стоящего с ними на одной ступени развития. И никогда не было. Но об этом позже. Сначала я расскажу вам о моем поединке с Гхором-Медведем.

С меня сняли оковы и поместили на жительство в одну из башен — до моего выздоровления. Я все еще был пленником. Котхи приносили мне еду и воду, а также перевязывали мою рану на голове, которая не была столь серьезной по сравнению с теми, что нанесли мне дикие звери, и которые заживали сами собой, безо всякого лечения. Но племя желало, чтобы к поединку я был абсолютно здоров и мог на равных сразиться с Гхором, чтобы доказать мое право стать одним из Котхов. Если же я проиграю поединок, то, судя по рассказам и впечатлению от Гхора, проблем, что со мной делать дальше, не будет. Шакалы и грифы позаботятся о том, что от меня останется.

Большинство Котхов относилось ко мне безразлично. Лишь Тхаб-Быстроногий проникся искренним расположением к моей персоне. За время, которое я провел взаперти в башне, я не видел ни Кхосутха, ни Гхора, ни Гушлука, ни Альтху.

Не могу припомнить более утомительного и тоскливого периода в моей жизни. Я ничуть не боялся предстоящей встречи с Гхором. Не то чтобы я был заранее уверен в победе — просто мне столько приходилось рисковать жизнью, что страх за собственную шкуру почти выветрился из моей души. Прожить долгие месяцы свободным, как дикая пантера, и вдруг оказаться запертым в каменном мешке, лишенным свободы передвижения и свободы выбора. Если бы это заключение продлилось еще чуть дольше, боюсь, я не выдержал бы и попытался сбежать, либо обретя таким образом свободу, либо погибнув при этой попытке. Но во всем этом была и положительная сторона: раздражение и злость не давали мне расслабиться, так что я всегда был в форме и готов к любым переделкам.

Пожалуй, на Земле нет людей, настолько сильных и в любую минуту готовых к бою, как обитатели Альмарика. Конечно, они живут жизнью дикарей, полной опасностей, сражений с хищниками и с другими племенами. Но все же это жизнь людей. Я же долгое время жил как дикий зверь.

Коротая время в башне, я вспомнил об одном чемпионе Европы по борьбе, который, в шутку повозившись со мной, назвал меня самым сильным человеком в мире. Посмотрел бы он сейчас на меня, пленника крепости Котх! Я уверен, что сейчас я без труда переломил бы этого чемпиона о колено, порвал бы его могучие мышцы, словно гнилые тряпки, и перебил кости, как трухлявые доски. Что касается скорости, то вряд ли даже самый тренированный земной бегун был бы в состоянии соперничать с тигриной энергией, затаившейся в моих суставах и сухожилиях.

И несмотря на все это, я понимал, что мне придется полностью выложиться, только лишь чтобы устоять против бешеного натиска моего противника, действительно изрядно походившего на пещерного медведя.

Тхаб-Быстроногий поведал мне о кое-каких победах Гхора. Такого послужного списка я еще не встречал. Жизненный путь этого великана был отмечен переломанными конечностями, свернутыми шеями и сломанными позвоночниками его противников. Никто еще не смог устоять против него в схватке без оружия; правда, кое-кто утверждал, что Логар-Костолом был ему ровней.

Логар, как я узнал, был вождем Тхугров — племени, враждебного Котхам. Все племена на Альмарике враждовали друг с другом, человечество оказалось расколотым на бесчисленное количество обособленных групп, постоянно воевавших между собой. Вождя Тхугров прозвали Костоломом за его недюжинную силу. Отобранный мной кинжал был его любимым оружием, выкованным, по словам Тхаба, неким сверхъестественным кузнецом. Тхаб называл это существо «горкха», и я обнаружил, что они очень напоминают гномов — хозяев металлов из древних германских мифов моей родной планеты.

От Тхаба я много узнал о его народе и обо всей планете, но об этом я расскажу позже. Итак, настал, наконец, тот день, когда ко мне в башню пришел Кхосутх и, осмотрев мои раны, нашел их вполне излеченными, а меня — полностью готовым к поединку за честь быть принятым в его племя.

В вечерних сумерках меня вывели на улицу Котха. Я с интересом оглядывал окружающие меня могучие стены домов. В этом городе все было выстроено на века, с большим запасом прочности и мощности, но без единого намека на украшения. Наконец мои конвоиры привели меня к некоторому подобию стадиона или театра — овальной площадке у внешней стены, вокруг которой поднимались широкие ступени каменной лестницы, служившие сиденьями для зрителей. Центральная площадка поросла невысокой густой травой, наподобие футбольного поля. Нечто вроде сети окружало арену, без сомнения, для того, чтобы уберечь головы соперников от чересчур сильного прикладывания к каменным трибунам. Вся площадка была хорошо освещена несколькими факелами.

Зрители уже заняли свои места: мужчины у самой арены, женщины и дети — на верхних ступенях. Среди моря лиц я с удовлетворением заметил знакомое лицо Альтхи, заинтересованно смотревшей на меня своими черными глазами.

Тхаб провел меня на арену, а сам, вместе с остальными воинами, остался за сеткой. Я живо вспомнил кулачные бои, подпольно проводимые там, на Земле, в похожих условиях — на голой земле, в неверном свете, без перчаток… Глянув в черное, полное ярких звезд небо, чья красота никогда не переставала поражать меня, я вдруг от души расхохотался. Нет, подумать только! Я, Исау Каирн, должен сейчас потом и кровью доказать свое право на существование в мире, о котором никто на моей родной планете даже не подозревает.

С другой стороны арены к сетке подошла вторая группа воинов. В центре шел Гхор-Медведь, живо подлезший под сетку и огласивший стадион диким воплем, придя в ярость от того, что я опередил его и появился на ринге первым.

Встав на возвышающийся над первым рядом помост, Кхосутх взял в руку копье и, размахнувшись, метнул его в землю. Проследив короткий полет глазами и увидев, как копье вонзилось в траву, мы с Гхором кинулись друг на друга — две горы мышц, полные силы и желания победить.

На нас не было никакой одежды, кроме узкой набедренной повязки. Правила поединка были просты: запрещалось наносить удары как кулаком, так и раскрытой ладонью, локтями, коленями; также запрещалось пинаться, кусаться и царапаться. Все остальное было разрешено.

Когда мохнатая туша впервые навалилась на меня, я подумал, что Гхор, пожалуй, был посильнее Логара. Лишенный своего привычного оружия — кулаков, — я терял главное преимущество перед противником.

Гхор был настоящей грудой железных мускулов; к тому же он двигался с быстротой огромной кошки. Привычный к таким поединкам, он владел множеством приемов, о которых я не знал. В довершение ко всему, его голова так плотно сидела на плечах, на короткой толстой шее, что было бесполезно пытаться свернуть ее.

Меня спасли только упорство и выносливость, полученные за время жизнь в диких холмах. Кроме того, на моей стороне было преимущество в скорости и ловкости.

О самом поединке можно сказать немногое. Казалось, что время прекратило свое движение, остановилось, превратившись в неподвижную, скрытую кровавой пеленой вечность. Стояла абсолютная тишина, нарушаемая лишь нашим хриплым дыханием, потрескиванием факелов да звуком скользящих по траве босых ног. Наши силы были почти равны, что делало невозможной быструю развязку. Дело было не в том, чтобы уложить соперника на лопатки, как это принято в соревнованиях на Земле. Нет, здесь состязание шло да тех пор, пока один или оба противника не рухнут замертво на землю, прекратив сопротивление.

До сих пор меня бросает в дрожь, когда я вспоминаю о том, каких усилий воли и боевого духа стоила эта схватка. В полночь мы все еще стояли, уперевшись друг в друга плечами. Казалось, что весь мир утонул в каком-то кровавом тумане. Все тело превратилось в сплошной сгусток напряжения и боли. Некоторые мышцы просто онемели, и я перестал чувствовать их. Кровь сочилась у меня изо рта и из носа. Я наполовину ослеп от напряжения. Ноги стали дрожать, дыхание сбилось. Утешало меня лишь то, что Гхор был не в лучшем виде. Кровь также текла и из его рта и носа, да к тому же еще и из обоих ушей. Его грудь также ходила ходуном. Сплюнув кровавую слюну, он с рычанием, больше похожим на хрип, еще раз попытался вывести меня из равновесия и сбить с ног. Для этого он дернулся и стал еще больше нагибаться вперед.

Собрав в кулак последние силы, я вложил их в одно движение; перехватив выставленную вперед руку Гхора, я развернулся, перекинул ее через плечо и резко потянул на себя…

Нажим Гхора помог мне провести прием. Перелетев через меня, он рухнул на траву, приземлившись на шею и одно плечо, и затих. Мгновение я стоял в тишине, глада на лежащего противника, а затем воздух наполнился криками Котхов, признававших меня победителем. Но тут ноги мои подкосились, в глазах стало совсем темно, и я, рухнув на лежащего соперника, потерял сознание.

Уже потом мне сказали, что сначала все посчитали нас обоих покойниками. Много часов пробыли мы с Гхором без сознания. Как наши сердца не разорвались от такого напряжения — осталось для меня и для всех загадкой. Старики утверждали, что не помнили такого долгого поединка на арене за всю свою жизнь.

Гхору пришлось худо, даже по здешним меркам. В последнем падении он переломил себе плечо и раскроил череп, не говоря уже о других, менее значительных травмах. Что касается меня, то в моей грудной клетке оказались сломанными три ребра, а все суставы и мышцы настолько перетрудились, что я несколько дней не мог даже подниматься с постели. Котхи лечили нас, используя все свои немалые познания в этом деле, но, пожалуй, в первую очередь своим выздоровлением мы были обязаны нашей природной живучести. Когда дитя природы оказывается ранено, оно либо быстро погибает, либо так же быстро выздоравливает.

Я спросил Тхаба, не будет ли Гхор ненавидеть меня за проигрыш. Вопрос поставил моего приятеля в тупик: до сих пор Гхор никогда не проигрывал поединков.

Но вскоре я понял, что могу не беспокоиться на этот счет. В один прекрасный день в мою комнату вошли шестеро воинов, аккуратно внесших на руках носилки, на которых лежал Гхор, перевязанный так плотно, что его едва можно было узнать. Но голос Медведя перепутать было невозможно. Он заставил своих приятелей принести себя ко мне в комнату, чтобы поприветствовать меня. Он не держал на меня зла. В его большом, простом, первобытном сердце нашлось место лишь для восхищения человеком, сила которого превзошла его собственную. Как только Гхора внесли, он тотчас же издал приветственный клич, от которого задрожала крыша здания, и выразил надежду, что мы вместе еще повоюем и зададим жару врагам нашего племени.

Его унесли, а он все продолжал восхищаться мною и строить планы на будущее. Неожиданно для себя я почувствовал нежность и симпатию к этому созданию природы, которое было куда ближе к человеку, чем многие так называемые цивилизованный обитатели Земли.

Итак, как только я смог стоять на ногах и самостоятельно передвигаться, я предстал перед Кхосутхом-Головорезом, начертавшим над моей головой острием меча древний символ племени Котх. Затем вождь собственноручно вручил мне знак воина — широкий кожаный ремень с железной пряжкой, и передал оружие — мой кинжал и второй клинок — длинный прямой меч с серебряным эфесом. Затем передо мной прошли все воины, начиная с вождя. Каждый клал мне руку на голову и называл свое имя. Я должен был повторить его и назвать себя, произнеся свое новое имя — Железная Рука. Эта часть была самой утомительной — как-никак, а воинов было что-то около четырехсот. Но это входило в ритуал посвящения, и, пройдя его, я был таким же полноправным Котхом, как если бы родился в этом городе.

Еще в башне, меряя шагами свою комнату, словно тигр в клетке, я многое узнал из рассказов Тхаба о Котхах и о том, что им самим было известно об их собственной планете.

Это племя и другие, ему подобные, были единственной человекоподобной расой на Альмарике, хотя далеко на юге обитал таинственный народ, который Котхи называли Ягами. Себя же они именовали «Гура». Это слово они применяли к себе так же, как мы на земле используем слово «человек». Множество племен Гура населяло похожие на Котх города. В каждом из племен было три-пять сотен воинов и соответствующее число женщин и детей.

Ни один из Котхов не совершал кругосветного путешествия, хотя, будучи охотниками, они уходили очень далеко от родного города. Кстати, пообщавшись со мной, кое-кто из племени стал называть свой мир Альмариком, то есть словом, которое принес с собой я с Земли. Далеко на севере лежала сумрачная страна льдов. Люди в ней не жили, хотя ходили легенды о странных криках, доносящихся с ледяных гор, и о тенях, мелькающих по поверхности ледников. На меньшем расстоянии к югу возвышался гигантский каменный барьер, через который никто из людей никогда не перебирался. Легенды утверждали, что этот барьер опоясывал всю планету; поэтому-то он и получил название Кольца. Что скрывалось за Кольцом — не знал никто. Некоторые верили, что это — конец мира, а за ним — лишь пустота. Другие утверждали, что за ним расположено второе полушарие. Мне эта версия, естественно, показалась более логичной, но я, как и никто другой, не мог представить доказательств ее правоты, и большинство Котхов продолжало считать ее лишь красивой сказкой.

Во все стороны от Котха лежали города народов Гура — от Кольца до страны льда. В северном полушарии не было ни морей, ни океанов. Здесь по бескрайним равнинам текли реки, собираясь в неглубокие озера. Кое-где росли дремучие леса, вздымались невысокие, иссеченные ветрами горные гряды и холмы. Самые большие реки текли на юг, где исчезали в проломах в Кольце.

Города народов Гура были построены только на равнинах и на большом расстоянии друг от друга. Их архитектура являлась закономерным следствием эволюции строителей. В первую очередь города служили крепостями для защиты от врагов. Отражая характер и облик строителей, города были грубыми, массивными, лишенными каких бы то ни было украшений; искусство словно не существовало на этой планете.

В чем-то Гура были очень похожи на землян, а в чем-то — разительно отличались. Что касается Котхов — а значит, и всех племен Гура, — то они были сильны в умении вести войну, охотиться и создавать оружие. Последнее ремесло передается от отца к сыну, но пользуются его секретами не так уж часто. Дело в том, что оружие сделано так хорошо, что служит очень долго и не требует замены. Его передают по наследству, иногда пополняя запасы за счет трофеев.

Вообще металл используется только в оружейном деле, иногда в строительстве, а также для изготовления пряжек и застежек на одежде и снаряжении. Ни мужчины, ни женщины не носят украшений. Монеты, да и деньги вообще здесь не известны. У Гура нет символа единицы обмена. Между городами торговля не ведется, а внутри города все как-то ухитряются обойтись взаимовыгодным обменом. Единственная ткань для одежды изготовляется из волокна, полученного из одного странного растения, которое растет даже внутри городских стен. Другие растения обеспечивают Гура фруктами и вином. Свежее мясо, их основная пища, добывается на охоте — любимом занятии Гура, работе и отдыхе одновременно.

Племя Котх, как и все остальные, ковало мечи, ткало шелкоподобную ткань, охотилось и вело некое подобие сельского хозяйства. У Котхов есть письменность — что-то вроде примитивных иероглифов, которые рисуют на листьях, похожих на папирус, острым как кинжал металлическим стержнем, опускаемым в бордовый сок какого-то растения. Но кроме вождей, мало кто умеет читать и писать. Литературы у них нет. Ничего не знают Котхи и о живописи, скульптуре или «высокой науке». Вся их культура сугубо утилитарна, приспособлена к выполнению каких-то повседневных задач и никак не развивается дальше.

Правда, как у большинства первобытных племен, у них существует нечто вроде народной поэзии, повествующей в основном о битвах, сражениях и героях. Среди Котхов нет бардов или менестрелей. Каждый взрослый мужчина знает свои родовые песни и после нескольких кружек доброго эля готов исполнить их голосом, идеально подходящим для разрывания барабанных перепонок.

Эти песни никто не записывает. Письменная история тоже не ведется. Вот почему события прошлого перемешиваются друг с другом и с явным вымыслом легенд.

Никто не знает, сколько лет городу Котхов. Его гигантские блоки прочны, как сама вечность, и могли появиться здесь как десять лет назад, так и десять тысяч. Но мне кажется, что этому городу не меньше пятнадцати тысяч лет. Гура — древняя раса, несмотря на то, что дикость придает ей вид молодого, полного сил народа. Об эволюции этой расы, о ее появлении мне ничего не известно. У самих Гура нет понятия об эволюции, о развитии, прогрессе. Они считают, что то, что их окружает, существовало всегда, вечно, и будет существовать так же вечно в будущем. У них нет легенд, объясняющих их происхождение.

Большинство своих замечаний я посвятил мужчинам племени Котх. Но надо сказать, что и женщины достойны детальных комментариев. После всего, что я увидел и узнал, различия между полами в племени Котх уже не казались такими необъяснимыми. Это всего лишь результат эволюции, корни которого лежат в особом отношении мужчин Гура к своим женам и сестрам. Я уверен, что в первую очередь ради женщин были построены крепости-города, в которых, скрепя сердце, поселились бесшабашные воины и охотники — мужчины Гура, кочевники в душе.

Женщины, оберегаемые от всех опасностей, равно как и от тяжелой работы, превратились в те утонченные создания, которых я уже описал. Мужчины же, наоборот, вели невероятно активную, требующую постоянных усилий жизнь. Эта жизнь — сплошная война за выживание, велась с того момента, когда первая обезьяна на Альмарике встала на задние лапы. И естественно, что выжившие в этой войне приспособились к такой жизни: их дикие, обезьяноподобные черты лица и могучее, почти звериное тело — не результат вырождения или деградации, это есть плод своеобразного отбора. Мужчины расы Гура прекрасно приспособлены к той жизни, которую они ведут.

Так как мужчины несут на себе весь риск и ответственность, вся власть и авторитет тоже принадлежат им. Женщины не имеют права голоса ни в управлении делами города, ни всего племени. Власть мужа над женой абсолютна. Хотя, в случае угнетения или издевательств, женщина может пожаловаться на мужа в Совет. В основном женщины очень ограниченны, мало знают и мало чем интересуются. Это не удивительно — ведь большинство из них за всю жизнь и шагу не ступило за городскую стену, если только не было захвачено другим племенем во время набега.

Но женщины вовсе не так несчастны, как можно подумать. Дело в том, что, как я уже говорил, забота и нежное отношение к женщине — одна из отличительных черт Гура. Любое проявление жестокости или злобности к ним, встречающееся чрезвычайно редко, сурово и единогласно осуждается племенем.

Гура моногамны. Конечно, они не сильны в искусстве ухаживания, взаимных комплиментов и намеков. Скорее, нежность и забота, проявляемые мужчинами и женщинами по отношению друг к другу, напоминают традиции американских переселенцев.

Обязанностей у женщин Гура не много: в основном они связаны с воспитанием и заботой о детях. Самая тяжелая работа, выпадающая на их долю — это прядение нитей и изготовление ткани из волокна растений. Женщины музыкальны, почти все умеют играть на небольшом струнном инструменте, похожем на лютню. Любят они и петь. Кроме того, их ум, несомненно, более остр и гибок, чем у мужчин. Женщины сами себя развлекают, шутят, и, похоже, время проходит для них весело. Ни одной из них и в голову не приходит сунуться за городскую стену: они прекрасно знают об опасностях, грозящих им там, и предпочитают оставаться под защитой своих суровых и сильных мужей, отцов и братьев.

Мужчины, как я уже говорил, очень напоминают какое-нибудь варварское племя на Земле. Чем-то они напомнили мне древних викингов. Они честны, презирают ложь, обман и любое воровство. Они с удовольствием охотятся и воюют, но не жестоки беспричинно, если, конечно, ярость не ослепляет их на время. Они немногословны, грубоваты, легко сердятся, но так же легко и быстро успокаиваются и не держат зла, если речь не идет о кровном враге. У них своеобразный, хотя и очень грубый юмор; они ревностно, пламенно любят родной город и племя. Но больше всего, по-моему, они дорожат личной свободой.

Оружие Гура составляют мечи, копья, кинжалы и некое подобие огнестрельного оружия, похожего на мушкет, заряжающееся с дула и весьма недальнобойное. Сгораемое вещество совсем не похоже на порох, каким мы его знаем, а вот пули отливаются из металла, напоминающего свинец. Это оружие используется в основном в войнах против людей. На охоте удобнее и эффективнее лук со стрелами.

Часть воинов племени постоянно находится на охоте, далеко от города. Но в любом случае не меньше тысячи воинов остается внутри городских стен, чтобы отразить возможное нападение, что, впрочем, случается нечасто. Гура редко берут чужие города в осаду. Штурмом их взять трудно, а заморить защитников голодом еще труднее: в каждом городе созданы огромные запасы продовольствия, и в каждом есть по крайней мере один обильный источник, снабжающий жителей водой. Охотники частенько, правда, большими группами, забредают в холмы, где я жил несколько месяцев. Считается, что эти места населяют самые свирепые и опасные хищники. Лишь самые отчаянные отряды проводят в холмах несколько дней, остальные предпочитают на ночь уходить обратно на равнину. Тот факт, что я прожил здесь несколько месяцев один, вооруженный всего лишь кинжалом, придал мне в глазах Котхов едва ли не больше авторитета, чем победа над Гхором-Медведем.

Да, я многое узнал об Альмарике. Но это повествование — не подробная хроника, и я не могу подробно останавливаться на местных обычаях и традициях. Я слушал все, что мне рассказывали Котхи, и старался запоминать. Гура считали, что они — первая раса, населяющая Альмарик. Но я предполагаю, что это не так. Мне рассказывали о неизвестно откуда взявшихся руинах городов, возведенных некогда другими народами. Гура считают, что эти народы жили одновременно с их дальними предками. Но мне довелось узнать, и я в этом уверен, что таинственные расы появились, расцвели и исчезли за много веков до того, как первый Гура заложил первый камень в основание стены своего будущего города. Как мне удалось узнать то, что не было известно Гура, — отдельная история.

Среди Гура ходят легенды и достоверные рассказы о наследниках тех древних обитателей Альмарика. Мне рассказывали о Ягах, страшном и жестоком народе крылатых людей, обитающих далеко на юге, почти у самого Кольца. Их город называется Югга; он построен на горе Ютхла, на реке Йогх, в стране Ягг — там, куда не ступала нога нормального человека. Гура утверждают, что Яга не люди, а демоны в человеческом облике. Время от времени они прилетают из Югги, сжимая в руках разящий меч или сжигающий все факел, чтобы захватить и унести с собой молодых девушек Гура в качестве пленниц. Что с ними происходит потом — неизвестно, ибо никто еще не возвращался из страны Ягг. Некоторые утверждают, что девушек отдают на съедение чудовищу, которому Яга поклоняются как богу. Другие говорят, что эти крылатые черти не поклоняются никому, кроме самих себя. Было известно, что правит ими королева Ясмина, вот уже тысячу лет сидящая на своем каменном троне на вершине Ютхлы, а ее тень, ложащаяся на мир, заставляет людей вздрагивать и втягивать голову в плечи.

Рассказывали мне Гура и о других, не менее страшных и опасных существах: о собакоголовых чудовищах, живущих в развалинах древних городов; о содрогающих землю колоссах, появляющихся лишь темными ночами. Узнал я и об огнедышащих летающих ящерицах, спускающихся из-за туч, словно молнии, о полуночных лесных хищниках, которых никто никогда не видел, но о которых знали все, потому что те время от времени утаскивали в чащу спящих охотников. Водились на Альмарике и летучие мыши, чей похожий на смех крик сводил людей с ума, и множество других коварных и опасных существ, которым и близко не подобрать земного соответствия. Ибо жизнь на этой планете принимала странные, очень странные формы, но не только жизнь, а еще и нежить.

Быть может, я уже утомил вас своими кошмарными описаниями. Но потерпите: вскоре события начали развиваться с такой скоростью, что мое повествование будет едва справляться с ними.

Долгие месяцы я жил среди Котхов, совершенствуясь в искусстве охоты, вволю наедаясь и изрядно прикладываясь к крепкому, хмельному элю. Я уже почти сроднился с окружавшими меня людьми. Меня еще не проверили в войне с иноплеменниками, но и внутри города хватало возможностей почесать кулаки в дружеской возне и в пьяных драках, когда, закипая от одного слова, мужчины бросали на пол кружки с пенящимся напитком и вцеплялись друг другу в бороды. Я наслаждался этой жизнью. Здесь, как и на холмах, я мог не связывать себя дурацкими условностями и проявить в полной мере все свои силы. И плюс к этому, здесь я был не один, а в веселой компании. Мне не были нужны искусство, литература, интеллектуальное совершенствование. Я охотился, дрался, ел и пил. Я вцепился в жизнь руками и ногами, впился в нее, как клещ. И в череде этих занятий я почти перестал вспоминать одинокую хрупкую фигурку, следящую из-под самого купола за Советом, решающим мою судьбу.