"Возмещение ущерба" - читать интересную книгу автора (Дугони Роберт)

54

Роберт Мейерс вышел из ванной, потуже подтягивая пояс белого банного халата. Он зачесал назад упавшие на лоб волосы, положил щетку на каминную, ручной резьбы полку и, взяв в руки бокал с широким горлышком, отпил из него напиток, согретый огнем камина, чье пламя отбрасывало зыбкие тени на стены погруженной в сумрак комнаты.

— Вода просто замечательная! — Он взъерошил волосы и осмотрел морщины на лице, взглянув в позолоченное стенное зеркало. — Тебе нужно принять душ или ванну. Это успокоит твои нервы.

Она сидела, прислонившись к изголовью, поджав под себя ноги, и, комкая, натягивала на себя к самому подбородку простыню и одеяло, как это делает ребенок, страшащийся неведомых чудовищ под кроватью. Тупая боль заглушала другую, пронизывающую боль между ног и в горле. У нее саднило губу, по ощущению губа вспухла. Но все ее чувства занимала та, тупая боль. Она рождалась где-то в глубине, в самом средоточии души, и растекалась по всему телу, как вода, уходившая сейчас из ванны, покидавшая ее медленно и неуклонно. Вот так же мучительно медленно и неуклонно будет покидать ее воля к жизни. И это сделал он. Она взглянула на колонку кровати, поддерживающую полог, прикидывая, выдержит ли колонка вес ее висящего тела, и решила, что вряд ли выдержит. Висевшая на потолке люстра дутого стекла была старой, да и штукатурка тоже наверняка упадет. Возможности достать оружие или какую-нибудь отраву у нее не было. Ножи — вещь ненадежная. Она была арестанткой, идолом и достопримечательностью разукрашенной клетки, выломать прутья в которой она не могла. Как не могла и избежать его слов или прикосновений. Этого он не допустил бы. Он будет продолжать насиловать ее и насильно выставлять на публику. Она требовалась ему как завершающий штрих картины, над которой он так долго и заботливо трудился, картины, которую американцам в отчаянной жажде путеводной звезды в жизни и чьей-нибудь сильной власти так необходимо было видеть перед собой — картины современного Камелота.

Мейерс присел на край кровати и заговорил с ней, как ребенок, обращающийся к родителю:

— Я позвонил в кухню и попросил, чтобы принесли что-нибудь перекусить, накрыли поздний ужин. Ты присоединишься?

Слова эти разнеслись гулким эхом, вдали от того угла, куда она забилась. Он потянулся к ней, отвел с ее лица упавшие пряди волос, потом наклонился к ней и нежно поцеловал в губы. Она поборола желание отстраниться, опасаясь, что этим вызовет новый взрыв. Гнев его обычно не стихал долго, иногда по нескольку дней, тлея подспудно, готовый вновь разгореться по малейшему поводу.

— Видишь, как я тебя люблю? Как горячо борюсь за тебя, стараюсь удержать? Я не допущу, чтобы кто-то или что-то встало между нами. Я слишком тебя люблю, чтобы такое допустить. Поступок твой ужасен, но я это преодолел. Теперь все может вновь быть как прежде, как я это планировал. Я тебя прощаю. Прощаю потому, что во мне достаточно силы и великодушия, чтобы это совершить. Я сознаю, что в твоем поступке отчасти виноват и я. Я предоставлял тебе слишком большую свободу. Теперь это требуется изменить. Подозреваю, что ты хотела, чтобы я поймал тебя, хотела привлечь к себе мое внимание, испытывала мою любовь. — Он встал и взял ее за руку. — Пойдем вниз и поужинаем.

Она не шелохнулась. Он глубоко вздохнул:

— Ладно. Принесу что-нибудь тебе. Ты должна поддерживать свои силы. А потом мы обсудим твой новый распорядок жизни. Я бы хотел теперь больше держать тебя под контролем. — Он улыбнулся. — Ведь ты к этому и стремилась, верно? — Он поцеловал ее в макушку. — Ясное дело, стремилась. — Он направился к двери, остановился. — От тебя нехорошо пахнет. Прими теплую ванну, принарядись. Побрызгайся духами, что я подарил тебе на день рождения, и… надень серьги. Мне нравится смотреть, как они искрятся, когда мы занимаемся сексом. Мы им займемся, как только я вернусь. — С этими словами он вышел, и тупая боль, достигнув предела, словно взорвалась у нее внутри.