"Антропологическая элитология" - читать интересную книгу автора (Карабущенко П. Л.)

ГЛАВА IV ЭЛИТОЛОГИЯ И «ТЕОРИЯ СВЕРХЧЕЛОВЕКА»

Одной из центральных тем антропологической элитологии является проблема сверхчеловека. Идея эта столь же древняя, как и идея самого человека. Наверное, идея сверхчеловека родилась тогда, когда сам человек впервые осознал, что он человек. Ни одно другое существо на земле не может помыслить о том, что оно может быть больше, чем есть на самом деле. Только один человек, осознав себя человеком, думает о том, как ему превзойти самого себя. С той поры два вопроса занимали его: как это сделать и чем он будет тогда, когда это произойдет? Идея духовного и физического превосходства стала одной из доминирующих идей всех мировых религий, великих философских и научных теорий. Совершенный человек есть человек, который превосходит обычного человека в своем достоинстве и в потенциале реализации этого своего превосходства.

Согласно Ветхому Завету, первый человек на Земле Адам был сотворен как наисовершеннейшее существо, «вони» (благоуханию) которого приходили поклониться все звери. Антропологический элитаризм пропитался в кровь и в мозг человека. Человек элитен уже в силу одних своих чрезвычайных способностей. Он живой бог и одновременно деспот всего остального животного и растительного мира. Он уже является сверх тем, каким его создал Бог. Человек имеет в себе дар божий – дар творчества. В этом он действительно есть образ и подобие Бога. Человек, как творец, есть открытый потенциал к сверхчеловеку. И только через творчество он может приблизиться к реализации идеи сверхчеловека. Творчество в человеке есть скрытое зерно его сверхбытия. Тот преимущественно и есть сверхчеловек, в ком творческое начало взяло окончательный верх над его обыденной природностью. Сверхчеловек действительно является ближайшей перспективой современного человечества. Его надеждой и целью жизни.

История антропологической элитологии знает несколько примеров создания развернутых теорий сверхчеловека, наиболее известными из которых являются две доктрины – теории сверхчеловека Платона и Ф.Ницше.

ТЕОРИЯ СВЕРХЧЕЛОВЕКА ПЛАТОНА Идея сверхчеловека со всей определенностью и очевидностью впервые прозвучала у Платона в диалоге "Горгий", как одна из центральных проблем его антропологической элитологии. Если учесть, что софист Калликл, от лица которого ведется изложение этой теории, вымышленный персонаж, то концепция сверхчеловека с полным основанием может быть отнесена непосредственно к самому Платону. Обычно "Горгий" относят к переходному периоду в творчестве Платона, когда образ его учителя все больше отходит на второй план, и Академик все чаще начинает выступать уже под другими псевдонимами. Возможно, что "Калликл" — это один из многих образов самого Платона, одно из его "сценических" исканий. Но именно здесь под маской Калликла и рождается образ сверхчеловека. Критика Сократа этой теории ничего принципиального не дает, ибо жанр диалога требовал проблемного противоречия, без которого трагедия не трагедия, и драма не драма. Критика этой теории звучит крайне слабо и невразумительно. Чтобы разобраться в этом диалоге, необходимо помнить, что Платон — "драматургический философ" и, как Шекспир, рисует образы своих героев через конструирование их многоплановой личности.

Диалоги Платона — это разговор его "Я" с самим собой. В этой его пьесе перед нами не один, а несколько Платонов, каждый из которых пытается разобраться в мыслях другого: Платон № 1 (Сократ) пытается понять теорию сверхчеловека Платона № 2 (Калликла), выявить ее слабые и сильные стороны. Оба "Платона" самому Платону столь же дороги, как мне самому дорого мое персоналистическое Я. Более того, если Платон № 2 есть вымышленный персонаж, то было бы логически допустить, что именно в нем как раз и больше "настоящего" Платона, чем в историческом образе Платона № 1. Платон, как мне кажется, всегда старался избежать "спора ради самого спора" (Федон, 91а), он ищет истину и этим отличается от невежества "завзятых спорщиков". Он не пытается "озорничать в речах" (Горгий, 482с-е), он подходит к себе достаточно самокритично, так как "беседа души с самой собой" для Платона и есть сама философия.

С чего начинается теория сверхчеловека Платона-Калликла? Прежде всего, с изложения "теории естественного права". По его мнению, сама Природа "провозглашает, что это справедливо, когда лучший выше худшего и сильный выше слабого" (483с-d). Если для большинства справедливость — это равенство, то для элиты справедливостью является превосходство (489а). Лучшими или элитой Платон называет самых достойных (489с). Поэтому "один разумный сильнее многих тысяч безрассудных, и ему надлежит править, а им повиноваться, и властитель должен стоять выше своих подвластных... я считаю справедливым по природе, — когда лучший и наисильнейший властвует и возвышается над худшим" (490а).

Знакомясь с теорией сверхчеловека Платона-Калликла, невольно ловишь себя на мысли, что ты это где-то уже читал. И если бы мы не знали, что Калликл существовал в уме Платона еще в IV в. до н.э., то точно бы решили, что он все это списал у Ф.Ницше. В принципе, мы можем цитировать этих двух авторов вперемежку, и никто никогда не поймет, где и кто из них что говорит. Если Ницше и Платона-Калликла роднит элитаристкое пренебрежение к толпе (492а),[56] схожесть позиций по вопросу задач, которые стоят перед их сверхчеловеком (быть "законодателем"), а также опыт в "переоценке всех существующих до них ценностей", то между Ницше и Платоном-Сократом лежит самая настоящая пропасть, которая не может быть этически преодолена.

Философия права Платона утверждает, что производить переоценку ценностей и есть способность и возможность устанавливать новые законы. Платон уверяет и Ф.Ницше с ним здесь полностью соглашается, что если когда-нибудь "появится человек, достаточно одаренный природою, чтобы разбить и стряхнуть с себя все оковы, я уверен: он освободится, он втопчет в грязь наши писания, и волшебство, и чародейство, и все противные природе законы и, воспрянув, явится перед нами владыкою бывший наш раб..." (484а-b).

Возможно, что именно из этого программного для всей элитологии Платона места "Горгия" Ф.Ницше и выводит три метаморфозы динамики генезиса своего сверхчеловека: "Три превращения духа называю я вам: как дух стал верблюдом, львом — верблюд и, наконец, лев — ребенком".[57] Владимир же Соловьев увидел в "рабе, ставшим владыкою" Того, Кто своею смертью попрал саму смерть.[58]

Возможно так же, что именно эта платоновская идея оказала решающее влияние и на формирование элитологических представлений Аристотеля. Его заявление в самом начале "Политики" (I,9) достойно того, чтобы его еще раз процитировать рядом с высказываниями этих великих элитологов: "Человек по природе своей есть существо политическое, а тот, кто в силу своей природы, а не вследствие случайных обстоятельств, живет вне государства, — либо недоразвитое в нравственном смысле существо, либо сверхчеловек".

Реальными прообразами сверхчеловека Платона можно считать носителей элитарного сознания, поднявшихся в своем духовном развитии на высшие ступени персоналистической иерархии. Именно они и пересматривают все ценности массового общества, устанавливая для него свои новые образцы. Именно в этом видели главную задачу элиты многие мыслители прошлого, в их числе и апостол Павел, и И.Кант, и Ф.В.Й.Шеллинг, и Н.А. Бердяев и многие другие.

По мнению Ф.Ю.Шталя, Платон "приносит в жертву своему государству человека, его счастье, его свободу и даже его моральное совершенство... Это государство существует ради самого себя, ради своего внешнего великолепия; что касается гражданина, то его назначение — только в том, чтобы способствовать красоте его построения в роли служебного члена".[59]

В.Ф.Асмус полностью соглашается с этим мнением, указывая на то, что "в государстве Платона не только "рабочие" напоминают рабов, но и члены двух высших классов не знают полной и истинной свободы. Субъектом свободы и высшего совершенства у Платона оказывается не личность и даже не класс, а только все общество, все государство в целом".[60]

Если бы все это было так на самом деле, точнее, если бы Платон считал так, как его поняли Шталь и Асмус, то тогда вряд ли он (Платон) уделил столько много внимания системе "народного" образования в своем идеальном государстве. Его элитопедагогика совершенно выпадает из поля зрения исследователей: его теория познания и связанные с нею проблемы духовного совершенства человека рассматриваются почему-то в отрыве от его социальной философии. А ведь именно подобные совершенные люди должны и быть гражданами такого государства. И связующим звеном в этом, по мысли Платона, должна стать элитарная система образования. Главным упущением современных исследователей, на наш взгляд, кроятся в том, что они пытаются рассуждать и оценивать утопию Платона именно как утопию, с точки зрения "нормального человека", не произведя переоценку всех своих ценностей. Само идеальное государство может возникнуть только при одном условии — при появлении нового типа человека. "Нормальный", "рядовой человек" (т.е. человек старого типа) будет неизбежно вносить свое извращенное (неправильное) понимание идеи идеального государства. Отчего эта идея будет казаться им только как утопия. Утопия превращается в реальность, когда homo sapiens превращается в homo super sapiens. И идея совершенства — тот самый мостик над пропастью, который соединяет сверхчеловека со всем остальным человечеством, живущим в рамках идеи homo sapiens.

Подобного рода критические замечания, существующие вне элитологической концепции, не могут дать нам полной картины антропологической избранности, поскольку оставляют в стороне главную ее проблему — проблему сверхчеловека. Этой проблеме надлежит посвятить отдельную главу, чтобы более детально рассмотреть ее со всех возможных сторон. Здесь же еще отметим, что основная масса проблем антропологической элитологии Платона была изложена им в таких концепциях, как элитопедагогика, элитарное сознание и элитоперсонализм, которые и раскрывают нам смысл его элитологии вообще.

ТЕОРИЯ СВЕРХЧЕЛОВЕКА ФРИДРИХА НИЦШЕ Значительным явлением в теории развития идеи «сверхчеловека» является творчество немецкого философа XIX века Фридриха Ницше (15.10.1844, Рёккен, около Лютцена, Саксония, — 25.08.1900, Веймар). Ф.Ницше считается самым элитарным философом XIX столетия. Его вклад в развитие элитологии сопоставим с ролью, которую сыграли в судьбе этой науки такие ее патриархи, как Платона, Аристотель, Н.Макиавелли.[61] Сконструированное Ницше «идеологическое сознание» морали господ с трудом находило свою адекватную реализацию из-за противодействия «рабской морали». Отсюда его вывод: «Человек – это канат, протянутый между животным и сверхчеловеком, – канат над бездной». Ницше полагал, что этот сверхчеловек обретает среди тех «одиноких», к которым взывал его Заратустра, полагая, что от них, «избравших самих себя, должен произойти народ избранный, а от него сверхчеловек». О своих современниках Ницше писал как о варварах духа, неспособных понять его философию: «Быть может, только через несколько столетий вера в мой авторитет достигнет такой силы, что люди окажутся в состоянии без краски стыда истолковывать книгу этого авторитета… Если я когда-либо и думал о читателе, то как о разбросанных единицах, засеянных через целые столетия».

Идея сверхчеловека — это центральный пункт этической философии Ф.Ницше. В его сочинениях мы встречаем две концепции сверхчеловека: одна из них носит биологический дарвинистский характер, где утверждается, что путем эволюционного развития в будущем должен появиться более совершенный вид человека (Заратустра). Вторая, культурологическая концепция, утверждает, что совершенствование человека возможно только в пределах существующего вида («Антихрист») – совершеннейший человеческий тип.

В книге «Так говорил Заратустра» (1884 г.) Ницше устами своего главного героя заявляет: «Я учу вас (народ – П.К.) о сверхчеловеке. Человек есть нечто, что должно превзойти. Что сделали вы, чтобы превзойти его? Все существа до сих пор создавали что-нибудь выше себя; а вы хотите быть отливом этой великой волны и скорее вернуться к состоянию зверя, чем превзойти человека? Что такое обезьяна в отношении человека? Посмешище или мучительный позор. И тем же самым должен быть человек для сверхчеловека: посмешищем или мучительным позором. Вы совершили путь от червя к человеку, но многое в вас еще осталось от червя. Некогда были вы обезьяною, и даже теперь еще человек больше обезьяна, чем иная из обезьян. Даже мудрейший среди вас есть только негармоничная, колеблющаяся форма между растением и призраком… Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке! Сверхчеловек – смысл земли. Пусть же ваша воля говорит: «Да будет сверхчеловек смыслом земли!»… Поистине, человек – это грязный поток. Надо быть морем, чтобы принять в себя грязный поток и не сделаться нечистым…».[62]

По мнению Ницше «человек – это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, — канат над пропастью. Опасно прохождение, опасно остаться в пути, опасен взор, обращенный назад, опасны страх и остановка. В человеке важно то, что он мост, а не цель: в человеке можно любить только то, что он переход и уничтожение. Я люблю тех, кто не умеет жить иначе, как чтобы погибнуть, ибо идут они по мосту. Я люблю великих ненавистников, ибо они великие почитатели и стрелы желания другого берега».[63]

Сердцевину теории сверхчеловека Ф.Ницше составляет притча «О трех превращениях»: «Три превращения духа называю я вам: как дух становится верблюдом, львом – верблюд и, наконец, ребенком становится лев. Много трудного существует для духа, для духа сильного и выносливого, который способен к глубокому почитанию: ко всему тяжелому и самому трудному стремится сила его. «Что есть тяжесть?» – вопрошает выносливый дух, становится, как верблюд, на колени и хочет, чтобы хорошенько навьючили его… Не значит ли это: унизиться, чтобы заставить страдать свое высокомерие? Заставить блистать свое безумие, чтобы осмеять свою мудрость?… Все самое трудное берет на себя выносливый дух: подобно навьюченному верблюду, который спешит в пустыню, спешит и он в свою пустыню.

Но в самой уединенной пустыне совершается второе превращение: здесь львом становится дух, свободу хочет он себе завоевать и господином быть в своей собственной пустыне. Своего последнего господина ищет он здесь: врагом хочет он стать ему и своему последнему богу, из-за победы он хочет бороться с великим драконом. Кто же этот великий дракон, которого дух не хочет более называть господином и богом? «Ты должен» называется великий дракон. Но дух льва говорит: «Я хочу»... Создать новые ценности – этого не может еще лев, но создать себе свободу для нового созидания – этого может достичь сила льва.

Завоевать себе свободу и священное «нет» даже перед долгом: для этого, братья мои, нужно стать львом. Завоевать себе право для новых ценностей – это самое страшное завоевание для духа выносливого и почтительного. Поистине, оно кажется ему грабежом и делом хищного зверя. Как свою святыню, любит он когда-то «ты должен»: теперь ему надо видеть даже в этой святыне произвол и мечту, чтобы завоевать себе свободу от любви своей: нужно стать львом для этой победы.

Но скажите, братья мои, что может сделать ребенок, чего не мог бы даже лев? Почему хищный лев должен стать еще ребенком? Дитя есть невинность и забвение, новое начинание, игра, самокатящееся колесо, начальное движение, святое слово утверждения. Да, для игры созидания, братья мои, нужно святое слово утверждения: своей воли хочет теперь дух, свой мир находит отрешившийся от него. Три превращения духа назвал я вам: как дух стал верблюдом, львом – верблюд и, наконец, лев – ребенком».[64]

В результате всех этих превращений наступает так называемый «великий полдень», «когда человек стоит посреди своего пути между животным и сверхчеловеком и празднует свой путь к закату как свою высшую надежду: ибо этот есть путь к новому утру… «Умерли все боги: теперь мы хотим, чтобы жил сверхчеловек» — такова должна быть в великий полдень наша последняя воля», – Так говорил Заратустра».[65]

Идея сверхчеловека развивается Ф.Ницше постоянно. Мы можем проследить даже динамику ее становления. Так, в книге «К генеалогии морали» (1887 г.) Ф.Ницше затрагивает уже проблему родовой аристократии: «…последнее политическое дворянство, существовавшее в Европе, дворянство семнадцатого и восемнадцатого французских столетий, пало под ударами народных инстинктов ressentiment – никогда еще на земле не раздавалось большего ликования, более шумного воодушевления! Правда, в этой суматохе случилось самое чудовищное, самое неожиданное: сам античный идеал выступил во плоти и в неслыханном великолепии перед взором и совестью человечества, — и снова, сильнее, проще, проникновеннее, чем когда-либо, прогремел в ответ на старый лозунг лжи ressentiment о преимуществе большинства, а ответ на волю к низинам, к унижению, к уравниловке, к скату и закату человека, страшный и обворожительный встречный лозунг о преимуществе меньшинства! Как последнее знамение другого пути явился Наполеон, этот самый единоличный и самый запоздалый человек из когда-либо бывших, и в нем воплощенная проблема аристократического идеала самого по себе – пусть же поразмыслят над тем, что это за проблема: Наполеон, это синтез нечеловека и сверхчеловека…»[66]

Ницше считает, что родовая аристократия произошла от сильных и благородных индивидов, которые выступили по отношению ко всему остальному обществу как первый тип (или образ) грядущего сверхчеловечества. Поэтому он уделяет большое внимание вопросу морали. Рассмотрения таких морально-философских категорий как «добра и зла» Ницше связывает с проблемой «хорошего и плохого». Он указывает на то, что отношение этих категорий возникло не снизу вверх (т.е. те, для кого творилось добро, были всегда благодарны тем, кто это добро бескорыстно им предлагал), а с верху вниз. Поэтому «хорошее» берет свое начало не от тех, кому причиняется «добро», т.е. не от психологии пользы, а от философии ценности. Те, кто творил добро, всегда занимали по отношению к тем, для кого оно творилось, превосходное положение. Эти «добрые» натуры составили привилегированный класс – касту избранных. «То были, — пишет Ницше, — скорее, сами «добрые», т.е. знатные, могущественные, высокопоставленные и возвышенно настроенные, кто воспринимал и оценивал себя и свои деяния как хорошие, как нечто первосортное, в противоположность всему низкому, низменно настроенному, пошлому и плебейскому. Из этого пафоса дистанции они впервые заняли себе право творить ценности, выбивать наименования ценностей: что им было за дело до пользы! Точка зрения полезности как раз в максимальной степени чужда и несоизмерима с таким горячим источником высших суждений ценности, учреждающих и определяющих табель о рангах».[67] Здесь ясно видно, как Ницше увязывает мораль с принципом иерархии. «Пафос знатности и дистанции, как сказано, длительное и доминирующее общее и коренное чувство высшего господствующего рода в отношении низшего рода, «низа» – таково начало противоположности между «хорошим» и «плохим». (Право господ давать имена заходит столь далеко, что позволительно было бы рассматривать само начало языка как проявление власти господствующих натур; они говорят: «это есть то-то и то-то», они опечатывают звуком всякую вещь и событие и тем самым как бы завладевают ими).[68]

Автор теории сверхчеловека изучает этимологическую судьбу понятий «хорошего» и «плохого» в разных языках: «я обнаружил тут, — пишет Ницше, — что все они отсылают к одинаковому преобразованию понятия, – что «знатный», «благородный» в сословном смысле всюду выступает основным понятием, из которого необходимым образом развивается «хороший» в смысле «душевно знатного», «благородного», «душевно породистого», «душевно привилегированного»: развитие, всегда идущее параллельно с тем другим, где «пошлое», «плебейское», «низменное» в конце концов переходит в понятие «плохое»».[69]

Ницше выводит основополагающую аксиому всей своей элитарной философии: «Плебейство духа», по его мнению, «как вулкан», извергает грязь. «Знатные духа» творят ценности. Этой аксиоме он останется верен до конца своих дней. Этой аксиомой он измеряет все возникающие перед его философией вопросы. Ницше прямо утверждает, что «величина «прогресса» измеряется даже количеством отведенных ему жертв; человечество, пожертвованное в массе процветанию отдельного более сильного человеческого экземпляра, — вот что было бы прогрессом».[70] Прогресс по Ницше есть революция, но не революция масс (низов), а революция интеллектуальных верхов. Ницше против социальной революции, ибо он апологет революции моральной. Он мог бы вслед за Наполеоном повторить одну его знаменитую фразу о революции (Великой французской революции конца XVIII века): "Революционный хаос — это раскрепощение толпы и закрепощение личности". Именно против закрепощения личности и выступал Ф.Ницше, выдвинув в качестве альтернативы свою аристократическую теорию сверхчеловека.

Судьба самого Ф.Ницше была весьма печальна. Как известно, он сошел с ума, видя как на улице пьяный кучер избивает хлыстом лошадь. Этот акт насилия стал последним мигом жизни самого элитарного мыслителя XIX века. Его произведения, по-видимому, в большинстве своем автобиографичны. Нише предчувствовал свой собственный трагический финал. «Смотрите, — говорит он людям, — я учу вас о сверхчеловеке: он – это молния, он – это безумие!» [71] Было бы не логично, если бы автор теории о сверхчеловеке не сошел бы с ума, поскольку глубина этой идеи превосходит все возможности традиционного (обыденного) ума.

В нашем личном понимании сверхчеловек – это, прежде всего, не физическое, а духовное преодоление человеческой ветхости. Самые известные сверчеловеки в этом смысле были Конфуций, Будда, Сократ, Магомет. Но, пожалуй, только в Христе нашло свое полное воплощение эта идея, так как Христос не только сверхчеловек, но он еще и сверхличность. О сверхчеловеке надо судить не только по его словам, но и по его делам, т.е. насколько его слова реализуются в действительности. Мы должны определить, какую роль он сыграл в формировании: 1) права; 2) морали; 3) религии и 4) культуры. Пятым компонентом здесь может быть временной фактор, т.е. насколько эти его идеи и дела оказались жизнеспособны в истории развития всего человечества. Помимо этого мы должны также учитывать порожденную сверхчеловеком апологетику его сторонников и критику его оппонентов, и тогда полнота представленной картины будет налицо. Наличие любого из этих компонентов должно нас уже настораживать и рассматривать данного субъекта как потенциального кандидата в сверхчеловека. Таких исторических персон всегда бывают единицы на десятки миллионов людей и несколько столетий. Несомненно, что к сверхлюдям относятся все гениальные личности, внесшие свои штрихи в общий портрет современного человечества. В этом плане Юлий Цезарь и Платон, Макиавелли и Наполеон, Эйнштейн и Ленин были такими сверхлюдьми, поскольку все шесть вышеперечисленных фактора сопутствовали их историческому развитию.

Платон и Ницше поведали нам о том, каким должен быть сверхчеловек изнутри. Из только что приведенных критериев мы знаем, как внешне определять этого сверхчеловека. Но есть еще одна сфера человеческой деятельности, где идея сверхчеловека весьма активно используется для достижения спецэффектов.

Весьма странно, но, как показывает опыт последнего ХХ столетия, идея «сверхчеловека» активно пропагандируется средствами именно массовой информации и массовой культуры. Идея «сверхчеловека» весьма популярна именно среди масс, так как создает в их эклектичном сознании ложный образ «героя для подражания». Как правило, элитизация героя массового сознания в массовой культуре касается его физических возможностей. Чем круче «мордобой» в фильмах таких суперменов, как Арнольда Шварцнегера, Сильвестра Столоне, Жана Клода Вандама, Чака Нориса и т.д., и т.п., тем больше положительных эмоций в восприятии массового сознания. Именно массовая культура всегда ориентировала своего потребителя (читателя и зрителя) на такого супермена, в одиночку противостоящего силам зла. Практически все западные кинофильмы (особенно это касается их боевиков) построены на подобном примитивизме. Элитарная драматургия великого англичанина В.Шекспира тем и отличается от этих суррогатных историй, что в ней представлен человек во всем многообразии и противоречивости его внутреннего мира. Злодей Яго или Макбет при всех их отрицательных качествах тем не менее являются цельными личностями, а не Голливудскими масками, лишенными всякой духовности.

Элитарная культура весьма избирательно и придирчиво относится к подобного рода супергероям, в большинстве случаев акцентируя свое внимание не на физических, а на интеллектуальных достоинствах и духовных качествах этих избранных персонажей. В результате героем элитарной культуры может оказаться не свирепый Конан Варвар, а убогий баснописец Эзоп. Впрочем, деление на массовое и элитарное геройство весьма относительно и должно идти по «линии вкусов», на которые, как известно, товарищей весьма сложно найти.