"Проснись в Фамагусте" - читать интересную книгу автора (Парнов Еремей Иудович)

3

Роберт Смит, уроженец Филадельфии, сыгравшей выдающуюся роль в отделении Северо-Американских колоний от британской короны, проживал во «Всепоглощающем свете» уже вторую неделю. В отличие от нежданно обретённого «земляка», он только и думал о том, как правдами или неправдами проникнуть в заповедное королевство. Потерпев неудачу в попытке попасть в Друк Юл из Калимпонга, он предпринял обходной манёвр и ждал, когда откроется дорога и можно будет послать новое прошение в столицу Тхимпху. Особых надежд на благополучную резолюцию он, само собой, не питал, но по крайней мере рассчитывал на оживление местного рынка с началом движения. Химик по образованию и ветеран вьетнамской войны, Смит последние несколько лет занимался исследованием ламаистской ритуальной бронзы, которая не переставала подкидывать одну загадку за другой.

Все началось с храмового колокольчика дрилбу, чей удивительно чистый и нежный звук не таял в воздухе в течение долгих минут. Обнаружив в сплаве серебро, золото и даже иридий, Смит попытался воспроизвести рецепт, но успеха не добился. Колокольчик, отлитый по восковой модели, вылепленной с оригинала, получился обычным и особыми акустическими сюрпризами не обладал. Примерно тот же результат ожидал Смита, когда он попытался выплавить металл для маленьких тибетских тарелочек циньлинь. Оригинал, украшенный изображением хитроумно закрученной «вити жизни», звучал одиннадцать минут после удара серебряной ваджрой[6], а копия упрямо затухала в считанные секунды. Не помогло ни точное копирование состава, ни электронное микроскопирование кристаллической структуры, ни даже оксидированное воспроизведение магической «нити жизни», которую тибетцы несколько непочтительно называли «кишками Будды».

И вот однажды, когда университет принял решение закрыть тему, а Смит был близок к отчаянию, анализ на масс-спектрометре показал явственное присутствие в сплаве элемента номер 43 — технеция. Чтобы понять изумление, овладевшее исследователями, стоит напомнить, что ещё недавно, в доатомную эпоху, на Земле не существовало ни единого атома этого вещества. Оставалось лишь гадать, как мог очутиться технеций в отливке бутанской работы самое позднее конца восемнадцатого века!

Тему мгновенно возродили к жизни, как из рога изобилия посыпались щедрые пожертвования, а Смит, получив соответствующую стипендию, бросился в Гималаи скупать старинную бронзу. По крайней мере такова была его версия. Едва состоялась короткая церемония знакомства, он поспешил изложить её незадачливому альпинисту с пятого континента, не предусмотренного создателями индо-буддийского космоса.

Смит прибыл во «Всепоглощающий свет» с караваном из десяти яков, оснащённым стараниями мистера Анг Темба. Договор, заключённый с кавалером ордена «Тигр снегов» в непальской столице Катманду, явился единственной удачей филадельфийского химика, чьё душевное равновесие претерпело весьма заметный сдвиг из-за нескольких атомов технеция. По крайней мере так показалось Макдональду на первых порах.

Сидя на жёсткой шкуре гималайского медведя напротив американца, Макдональд то и дело прикладывался к бамбуковой трубке, чтобы глотнуть горячего пива — местной экзотики. Это было тем более приятно, что в каменной башне, которую арендовал Смит, гуляли ледяные сквозняки, а согревающее питьё обладало замечательной особенностью не кончаться. Едва на дне таза оказывались черно-блестящие зерна сброженного проса, безотказный шерп доливал кипяточку из медного чайника, уютно кипевшего на закопчённых валунах очага, и пиршество возобновлялось. Нужно было лишь немного обождать, пока зелье запенится и наберёт должную крепость.

Где-то на середине третьего таза Макдональд почувствовал, что горячий алкоголь порядком повытеснил стылую кровь из артерий и капилляров. Последствия подобного химического процесса оказались довольно благотворными. Кинжальные струйки, бьющие из окон, задвинутых изнутри деревянными заслонками, перестали язвить затылок, незаметно развеялась вонь, поднимавшаяся из нижнего этажа, где, паровозно дыша, перемалывали солому яки, и вообще мир обернулся более приятной стороной. Завлекательно благоухали пучки можжевельника на потолочной балке, шкворчала сковородка с бобами, заправленными беконом и кетчупом.

— О'кей, Чарли, — сразу же согласился американец, выслушав грустное повествование о превратностях альпинизма. — Я смогу уступить вам некоторое количество продовольствия… Разумеется, по той же цене, что платил в Катманду.

— Однако мы не в Катманду… — попытался возразить обрадованный Макдональд, но был решительно прерван:

— Ни цента сверх! Это моё решение, Чарли. Что же касается животных, то боюсь, что здесь мне не удастся помочь вам. Даже если ответ из Тхимпху окажется благоприятным, я бы не рискнул расстаться ни с одним из яков. Кто знает, что встретит меня в такой стране, как Бутан?.. Надеюсь, вы не осудите…

— Об этом и речи не может быть! Я и так благодарен вам безмерно.

— Другое дело, если вы захотите пойти со мной. Мы, смею надеяться, с пользой для себя пересечём Бутан с северо-востока на юго-запад и вместе вернёмся в цивилизованный мир. Не спешите с ответом, осмотритесь, подумайте… Времени у нас, к сожалению, более чем достаточно.

Макдональд с отказом не торопился, хотя заранее знал, что ни при каких обстоятельствах не пойдёт в запретное королевство.

— А почему бы вам не попытать счастья в долине «Семи счастливых драгоценностей»? — попытался он слегка переориентировать американца. — Перевал Лха-ла не сегодня завтра очистится, и, пока суд да дело, вы бы могли поискать бронзу там.

— Невозможно, — медленно покачал головой Смит. Его рыжеватые вьющиеся волосы в скупом озарении очага обрели медно-красный оттенок. Поминутно поправляя пальцем очки в тонкой оправе, сильно уменьшавшие и без того небольшие, ощутимо косящие глаза, он придвинулся к собеседнику вплотную и тихо, видимо чтобы не услышал задремавший шерп, уронил: — Не говорите больше об этом.

— Но почему? — послушно понизив голос, спросил альпинист.

— Кое-кто считает, что за перевалом начинается путь в волшебную страну всеобщего счастья. Лучше не дразнить гусей.

Макдональд внутренне напрягся и осторожно отодвинулся в тень. Слова Смита никак не походили на шутку. В каменных углах таился мрак и застоявшийся холод.

Горячее пиво уже давало знать о себе болезненной пульсацией в левом виске и угрожающей слабостью в желудке.

— Вы это серьёзно, Роберт?

— Если бы вы знали, сколько я натерпелся с этой бронзой! — круто меняя тему, признался Смит. — Она теперь в моде и стоит довольно дорого. Но если повсюду, будь то Непал или Ладакх, вы можете купить практически любую статуэтку, то здесь, извините, ничего подобного. И я говорю о пустых, неснаряженных отливках. О металле, не более… Вы, очевидно, знаете, что фигурку, прежде чем она станет живым образом, наполняют благовонными травами, свитками, с чудотворными формулами, а затем освящают посредством магических церемоний. Уста страшных охранителей юдамов даже мажут жертвенной кровью. Иногда внутрь кладут весьма ценные камни. Невскрытую, в особенности тантрическую, фигуру приобрести поэтому совершенно немыслимо. Да, сэр, немыслимо. Мне не только не удалось купить мало-мальски интересную вещицу, но я не мог взять даже ничтожного соскреба для анализа!

Макдональд с интересом следил за американцем. В своих сетованиях тот, пожалуй, перебирал через край. Срываясь на крик и размахивая руками, он только что не стенал, призывая на местных монахов все кары небес.

— Я притащился сюда только затем, чтобы найти бутанскую, вы понимаете — именно бутанскую бронзу! Но они ничего, это звучит парадоксом, не желают продать! Их не привлекают ни деньги, что ещё как-то можно понять в этой дыре, ни вещи. Единственное, на что они ещё могут клюнуть, так это спиртное. И тем не менее за две бутылки «Канадиэн клаб» я не смог выменять пару ничтожных музыкальных тарелочек! На Тибетской улице в Катманду их сколько угодно.

— Так в чём же проблема?

— Но мне-то нужны бутанские!

— Ну, а если все же попробовать хоть одним глазком заглянуть за перевал? — Макдональд попытался возвратить беседу в нужное русло. — В раю и монахи добрее…

— Тс-с! — Смит предостерегающе поднял палец. — Ни слова более!

Макдональд украдкой поглядел на партнёра. Судя по глазам, утратившим последние оттенки голубизны, тот явно дозрел. Да и крохотные зрачки за вогнутыми стёклами расплылись в алкогольном тумане и словно соскочили с оптических центров.

Однако, вопреки всему, речь оставалась связной.

— Вы даже не подозреваете, насколько фанатичны здешние красношапочные ламы… — Смит изобразил отстраняющий жест и, склонив голову, грузно навис над тазом. Его увязшая в марганцевом зернистом осадке трубка вскипела пузырями пены и захлебнулась. — Одним словом, держите язык за зубами, иначе вы осложните жизнь не только себе, но и мне. Право, я не ищу дополнительных трудностей.

«А он совсем не так прост, этот янки, каким кажется с первого взгляда», — отметил Макдональд.

Привалившись спиной к тюкам, Смит отодвинул остывшее пойло, перевёл дыхание и вдруг достал откуда-то новенький корнет-а-пистон. Полилась пронзительная, чуть прерывистая мелодия. Потом американец запел хриплым и довольно приятным голосом. Только песня его оказалась несколько странноватой:

Ты с красоткой усни на росистом лугу, Пробудись под крестом в Фамагусте…

«Фамагуста?..»

Макдональда однажды занесло в этот пропахший жареной скумбрией городишко. Он живо представил себе греческое кладбище, посыпанные слепящей коралловой крошкой аллеи и пыльные, облепленные грязной паутиной кипарисы. Контраст с росистым лугом намечался разительный.

Макдональд встал, ополоснул руки из высокой бамбуковой бутылки и по наклонному бревну с насечками вместо ступенек спустился в хлев.

Лохматые звери, перестав жевать, глухо переступили копытцами и шарахнулись в дальний конец. В насторожённых и совершенно диких глазах блестела маслянистая влага. Столь же недобро и тускло лоснился лёд, схвативший лужи на дворике. Холодно и безмерно одиноко было в опустелой вселенной. И лишь на плоской кровле крайнего дома шаталось под ветром пламя костра. Чётко обозначенный силуэт монаха в остроконечном колпаке с развевающимися наушниками порой заволакивало дымом. Сладковатая гарь кизяка улетала в неведомые пространства кристальной ночи, где душераздирающе скрежетали терзаемые подвижкой льды.

Демоны тьмы и все злые силы ламаистского ада сомкнули враждебное кольцо у дверей зачарованного королевства.