"Саня или двойная свадьба" - читать интересную книгу автора (Львова Марина)Глава 3Людмила Александровна жила в старом кирпичном доме, в подъезде было разбито стекло, а на лестнице пахло чем-то противным. Мы молча поднялись на третий этаж. Людмила долго копалась в сумке в поисках ключей. Дверь квартиры была высокой, двустворчатой, а ручка — большой, медной. Людмила, наконец, отворила дверь и прошла внутрь квартиры, я осторожно двинулась вслед за ней. В нос ударил резкий запах кошек, в конце коридора мелькнула серая тень. Осторожно переведя дыхание, я осмотрелась. Коридор украшала массивная старинная вешалка с потемневшим от времени зеркалом. Обои в коридоре были зверски ободраны кошачьими лапами. Тут за моей спиной стала негромко всхлипывать Людмила. — Вы что? — Я мою пол два раза в день: утром и вечером после работы, они меня ненавидят и делают все назло. Людмила разразилась рыданиями, ее худенькие плечи вздрагивали, сумка упала на пол. В конце коридора появился огромный серый кот с нахально торчащими в разные стороны усами. — Этот, что ли, тебя ненавидит? — Да, он у них главный. — Так он не один? — Их трое: Барон, Муська и Клякса. Но он верховодит. А они его слушаются. — Ладно, не реви. Разберемся. Пошли на кухню. — Стойте, Саня, там ванная. Кухня сюда. На кухне Людмила села на табуретку, облокотилась на стол и, закрыв лицо руками, горько заплакала. Когда рядом с тобой так рыдает знакомый человек, тебе приходится либо рыдать вместе с ним, либо начинать действовать. Для начала я напоила Людмилу водой, когда она немного успокоилась, то рассказала мне, что эту квартиру завещала ей ее недавно умершая тетушка. Людмила пообещала ей, что будет заботиться о ее кошках. — Ты его бить не пробовала? — Жалко. — Так, сколько лет этому злодею? Может быть он от старости в квартире пачкает? — Ему лет семь, не больше. — На старость не похоже. Послушай, а скипидар ты не пробовала? — Я?!! Зачем? — Тебе лично он совсем не нужен. А вот против кошек… Кажется, надо обрызгать скипидаром его «любимые» места. — Мы задохнемся. — Ради такого случая будем спать на кухне. Пока я отмывала квартиру, уничтожая следы кошачьих бесчинств, Людмила ходила по соседям в поисках скипидара. Одна из сердобольных соседок поделилась с ней скипидаром. Пока Людмилы не было дома, мне удалось отловить ее мучителя. Схватив за шиворот пушистого злодея, я ткнула его носом в испачканный пол и хлопнула газетой по спине. Кот взвыл от возмущения и взлетел по шторам на карниз. Встав на цыпочки, я слегка стукнула его газетой по морде. В ответ он громко зашипел. — Саня, вы не знаете, куда делся Барон? Я звала его есть, а он не пришел. Маня и Клякса здесь, а его не видно. Обычно, он ест первый. — Ничего, сегодня ради разнообразия первыми поедят дамы. Не пропадет, есть захочет — придет. Кот пришел есть ночью. С того вечера его поведение заметно улучшилось. Он стал намного чистоплотнее и перестал царапать Людмилу, нападая на нее из-за угла. Меня он старательно игнорировал. На третий день Клякса, маленькая черно-белая кошечка, чуть прихрамывающая на переднюю лапу, попыталась сесть к Людмиле на колени. Людмила вздрогнула и брезгливо поджала губы. — Погоди, не прогоняй ее. — Я боюсь кошек. — Успокойся, она только посидит у тебя на коленях. Положи ладонь ей на шерсть, попробуй, какая она мягкая. Стиснув зубы, Людмила смотрела, как кошка устраивалась на ее коленях. Вскоре раздалось громкое мурлыканье. Людмила даже осмелилась погладить кошку по голове. Ее рука робко касалась головы кошки, осторожно поглаживая пушистые, широко расставленные ушки. — Странно, никогда раньше не думала, что гладить кошку приятно. — Ты никогда не гладила кошек? — Мне всегда говорили в детстве, что на них много заразы. У меня как-то не возникало желания гладить кошек. — Неудивительно, что ты не умеешь с ними ладить. Моя жизнь стала теперь почти идеальной. Каждый день я имела возможность помыться горячей водой, постирать белье. Не нужно было таскать с собой на работу мой потрепанный рюкзак с самыми необходимыми вещами. Теперь я оставляла его на квартире у Людмилы. В выходные я перевезла сумку с учебниками и остальными вещами. Наш шеф позвонил нам из Петербурга и сообщил, что задержится еще на два дня. Честное слово, лично я не расстроилась. Нам с Людмилой было совсем неплохо работать вдвоем. Почти все его указания, данные перед отъездом, нам удалось выполнить. Центр продолжал работать и без нашего грозного начальника. По вечерам после возвращения с работы, мы готовили ужин, прибирали в квартире, кормили наше зверье и играли с кошками. Кошки даже начали встречать нас у порога квартиры. Кошачий босс смирился и ужинал вместе со своим гаремом. Людмила рассказала мне, что бывшая владелица кошек подобрала их всех на улице и очень их любила. В книжном шкафу Людмила нашла большой старый альбом с фотографиями. Фотографии пожелтели, но на них еще можно было разглядеть лица людей, смотревших на нас со спокойным достоинством. К сожалению, Людмила не знала всех имен своих родственников. Но это не мешало нам по выражению их лиц, одежде, додумывать характеры этих людей, предполагать, как сложилась их жизнь. Наша мирная жизнь однажды вечером была прервана неожиданным появлением на пороге квартиры матери Людмилы. На резкий, какой-то нервный звонок, к двери подошла сама Людмила. Я в это время сидела на кухне, обложившись книгами. Место за письменным столом, стоящим в комнате, облюбовала Клякса. Она ложилась под лампу и вытягивала лапы, занимая полстола. Сгонять ее мне было жалко: кошка ждала котят. Я уединялась по вечерам на кухне, выставляла миски с кошачьей едой в коридор и плотно закрывала дверь, чтобы хвостатые не просачивались на кухню и не мешали мне. Было слышно, что кто-то прошел вместе с Людмилой в столовую — оттуда вскоре стали раздаваться тихий голос моей квартирной хозяйки и раздраженный резкий голос незнакомой мне женщины. Не в моих правилах прислушиваться к чужим разговорам, но, судя по напряженному голосу Людмилы, ей приходилось плохо. — Ты мне так и не объяснила, что заставляет тебя жить в этой квартире, пропахшей кошками. — Здесь больше не пахнет кошками. У меня — чисто. — Почему ты скрываешься здесь? — Из-за кошек… — Их давно нужно было выгнать на улицу. — Они жили здесь всю свою жизнь, жестоко лишать их крова. — Что ты имеешь в виду? — Ничего, просто они имеют права на это жилье. — Тебе не кажется, что ты помешалась на этой квартире и своем одиночестве? — Что в этом плохого? — Только то, что ты позоришь свою семью, а кроме того, неужели ты до сих пор не хочешь выяснить свои отношения со своим мужем. — Ты хочешь сказать, с моим бывшим мужем… — А ты стала мстительной… — Нет, просто не хочу дважды совершать одну и ту же ошибку. Голоса в комнате звучали все громче, я уже не могла сосредоточиться на своих книгах. Пожалуй, Людмилу пора спасать от ее рассвирепевшей гостьи. Я нацепила фартук, стащила с веревки сохнущую после стирки косынку. Кое-как повязав косынку на свою стриженную голову, я громко покашляла в кулак и вошла в соседнюю комнату. В столовой, в кресле, вжавшись в его спинку, в напряженной позе сидела Людмила. За столом, стоящим в центре комнаты, на краешке стула примостилась моложавая женщина с модной стрижкой. Мне так и захотелось сказать ей: «Да, сядьте нормально, не бойтесь, не запачкаете вы свой красивый костюм в кошачьей шерсти. Клякса не любит спать на этом стуле». Даже совершенно незнакомому человеку было бы понятно, что рядом сидят мать и дочь. Мать была ухоженной, с красиво наложенной косметикой и благоухала какими-то нежными духами, она прямо-таки излучала энергию и силу. Не хотелось бы мне встречаться с такой на узкой дороге, такая, не задумываясь, спихнет тебя в пропасть и даже не обернется. Дочь, на первый взгляд, производила совершенно противоположное впечатление — безвольная и какая-то блеклая, с тоскливым выражением на лице, словно птица с подрезанными крыльями. Но, сравнивая двух женщин, я поняла, что мне по сердцу больше пришлась мрачноватая Людмила. К ней испытываешь доверие, едва взглянув в большие, опушенные густыми ресницами, глаза. Еще раз громко кашлянув в кулак, я заговорила басом. — Людмила Александровна, Клякса отказывается есть, даже не знаю, что и делать. Ой, здравствуйте, я и не заметила, что у вас гости. А Муська, кажется, наконец собралась котиться. Я громко шмыгнула носом, для пущей убедительности вытерла нос рукавом и стащила косынку с головы. Людмилину мать передернуло. — Люда, кто это? — Это Александра, моя компаньонка. Ты же говорила, что я уже в том возрасте, когда просто неприлично оставаться одной. Вот Александра и живет отныне со мной. — Вообще-то, меня зовут Саня. — Вы, что, мужчина? — Нет, я женщина, но меня зовут Саня. Я закатила глаза, подняла лицо к потолку и кончиком тапки стала рисовать на паркете замысловатые узоры, глупо при этом хихикая. — Людмила, как ты можешь жить в одной квартире с этой ненормальной? До чего ты докатилась, ты позоришь меня. — Мама, я попрошу тебя… — Нет, это я прошу тебя сказать, что я могу передать Юрию? — Мама, мне нечего ему сказать… ты же понимаешь… — Что я должна понимать? Я устроила тебе жизнь, а ты, как самая последняя, неблагодарная… — Так я не поняла, чем мне ваших котов кормить? Они там на кухне… — Людмила… — Так вот я и говорю, Людмила Александровна, что им дать? После них вчера много супа осталось, так может быть нам его себе на обед разогреть? Людмилина мать сморщилась и с ужасом посмотрела на меня. — Людмила, скажи этой, чтобы она замолчала. — Мама, успокойся. — Ты еще позволяешь надо мной издеваться? Я ухожу, но ты обо мне еще вспомнишь и пожалеешь о своей глупости. Ты вместо благодарности… Я тебе этого не прощу. Дама резко развернулась и вылетела из комнаты. В коридоре хлопнула входная дверь. Людмила направилась проводить свою мать, но, поняв, что ее уже не догнать, вернулась в комнату, села в кресло и обхватила себя руками за плечи. — Людмила, вы простите меня, я не знаю, что на меня нашло. Я не должна была вмешиваться. Думаю, мне лучше будет уехать, пойду соберу свои вещи. — Тогда я останусь совсем одна. Тебе очень трудно жить со мной? — Нет, просто я хотела извиниться. — Саня, я должна вам объяснить… Даже не знаю, с чего начать. Недавно я развелась с мужем. Развелась из-за кошек, которых ненавидела. — Из-за этих? — Да, перед своей смертью сестра моего отца позвала меня к себе в больницу и сообщила, что сделала меня своей наследницей. Мне была завещана квартира, ее библиотека и кошки. Она просила не обижать их. Мой муж предложил продать квартиру и все теткино имущество, и пожить в свое удовольствие. Моя мать его поддержала, а я почувствовала себя клятвопреступницей, когда они за моей спиной, не ставя меня в известность, стали договариваться о продаже. Короче, кошек я отстояла, в буквальном смысле, вытащила их из ветеринарной поликлиники, куда их повезли усыплять, а семью свою не сохранила. Хотя, что я говорю, семьи у меня никогда и не было. Меня выдали замуж, словно сбыли с рук. С детства меня звали не иначе, как Людочка-страхолюдочка. Сколько себя помню, моя мать всегда была мною недовольна. Сейчас я понимаю, что ей приходилось со мной трудно. Она долго не хотела иметь детей, и я появилась на свет, в общем-то случайно. Ей хотелось иметь розовое чистенькое существо, которым при случае можно похвастаться перед знакомыми, а взамен она получила болезненную, хилую, неуклюжую дочь, которую не только гостям, но и во двор было стыдно вывести. — А твой отец? Он тоже тебя стыдился? — Нет, что ты! Он был у меня известным фотокорреспондентом, он очень любил снимать природу. Когда я подросла, то часто ездила с ним по стране. Вон, на стене в рамке моя тетя повесила его фотографию. — Где? Я не вижу. — Ты не туда смотришь. Вон в том углу. — Но там нет никакого мужчины. — Чудачка! Когда я говорю фотография отца, это значит, что он сам снимал. А его собственных снимков у нас почти и не было. Он очень любил снимать людей и природу. В последние годы я снимала его, иногда. Пыталась научиться, но у него был дар, а для меня фотографирование — только увлечение. Смотри, вот она. Эта фотография сделана им самим. Он подарил ее тете много лет назад. — Девочка и цветок. — Да, он снимал на Алтае. — А кто на фотографии? Очень красивое лицо… — Перестань. Это я, мне здесь лет пятнадцать. — Ты так радостно улыбаешься. Ты была с ним счастлива… — Нам было очень хорошо вместе. Папы не стало, когда я окончила школу. Мне было очень плохо без него. — У тебя не было друзей? — Подруги у меня были, но знакомых молодых людей совсем не было. Однако моей мамочке удалось-таки меня выдать замуж по сговору. — Как это? — Очень просто, мой муж получил хорошую работу, где он мог, не особо утомляясь, получать большие деньги, машину и еще многое другое, но ему пришлось терпеть меня. — И ты это знала? — Нет, конечно, даже и не догадывалась. Я считала, что он меня любит. Моей матери без особого труда удалось убедить меня, что мой муж жить без меня не может. Она долго объясняла мне, что главное в женщине — не красота, а пикантность. — Честно говоря, в этом я с ней согласна. А что было потом? — Мы мирно прожили с моим мужем несколько лет, пока я не убедилась, что вся наша жизнь не что иное, как большой обман. Когда я отказалась избавиться от злополучных котов, он подал на развод. Он заявил мне, что согласен жить с уродиной, но отказывается быть рядом с непрошибаемой дурой. А знаешь, какую причину он указал в своем заявлении в суде? Я не могу иметь детей, это послужило… Я оказалась ни на что не годной, как лежалый заплесневевший товар. У Людмилы затряслись плечи. — Ну, не надо так, не твоя вина, что ты столкнулась с подлецом. — Формально — он прав. — Если даже это и так, то можно решить проблему, не унижая партнера. Если ему так хотелось ребенка, могли бы усыновить. — Он их ненавидит. — Кого? — Детей. — Тем более радуйся, что избавилась от него. И, значит, после развода ты поселилась в этой квартире, а спасенные тобой коты доводили тебя, как могли. — Больше всех усердствовал Барон. — Чудище он неблагодарное! Ты ему, можно сказать, жизнь спасла, а он? — Саня, можно я буду звать тебя Сашей? — Потому что мое имя шокирует твою мать? — Нет, не поэтому. Просто мне кажется, что Саша тебе больше подходит. И не брей больше голову, хорошо? — В таком случае, мне бы хотелось называть тебя Милой. Ты не возражаешь? — Нет, ты, случайно, не помнишь, пакет с кошачьим кормом убран в шкаф? Мне кажется, Барон на кухне шурует. Как это ни странно, но посещение Людмилиной мамой нашей квартиры сблизило нас с Людмилой — с тех пор мы начали жить, как сестры. А поменяв наши имена, мы, как бы начали новую жизнь. В понедельник в нашу мирную жизнь снова ворвался начальник. |
||
|