"Чайная на Малберри-стрит" - читать интересную книгу автора (Оуэнс Шэрон)

Глава 6 История Дэниела Стэнли

День промчался в лихорадочной круговерти из посетителей, уборки и грязной посуды. В семь часов стихло, и Пенни с Дэниелом сели ужинать на кухне. Пенни поделилась с Дэниелом своими предложениями, вряд ли стоит говорить, что они его мало впечатлили.

Его совсем не вдохновляла идея нанять уборщицу, пару официанток и предоставить Пенни свободное время. Зачем оно ей? Бывали недели, когда о выручке говорить не приходилось. Но главное, почему не стоит нанимать персонал: при нынешнем положении дел накладные расходы сведены до минимума. Он терпеливо повторял и растолковывал Пенни давно знакомые ей доводы.

А тут еще как гром среди ясного неба — она хотела, чтобы они попробовали завести ребенка, пока не поздно. Он был потрясен до глубины души: неужели она все еще носится с этой безумной идеей? Он полагал, что она давным-давно выбросила ее из головы и что теперь им ничто не мешает без лишних хлопот вести семейный бизнес.

Он объяснял ей, что невозможно будет заниматься чайной и ребенком одновременно, они просто не могут позволить себе такой роскоши.

— Не беда, что нет детей, зато, только представь, от скольких неприятностей мы себя избавили. Ни тебе бессонных ночей, ни кошмарных месяцев, когда режутся зубы. В конце концов, никто не будет ползать под ногами, подбирать с пола случайно оброненные монетки и пух с ковра, совать в рот всякую дрянь, а потом задыхаться, пока не постучишь по спине…

— Откуда ты столько знаешь о детях, если они тебя не интересуют? — не отступала Пенни.

— Я слышал, как Милли тебе рассказывала. Судя по всему, ее дети — просто ужас. Стоит ей на минуту отвернуться — они уже что-нибудь сломали или сами поранились.

— Они не всегда будут маленькими, Дэниел. Потом они подрастут, начнет проявляться их личность.

— Еще хуже! Придется искать хорошую школу. А потом они будут драться во дворе и являться домой в порванной форме. Уроки их делать не заставишь, а на подростков вообще управы нет…

— Да ну, Дэниел, ты чепуху городишь! Ты бы послушал себя! Говоришь, как ворчуньи Кроули. Наш ребенок никогда не стал бы таким. Мы бы его любили и воспитали хорошим человеком.

— В этой жизни никто не застрахован, Пенни. Как ты можешь быть уверена в том, что после не передумала бы, не захотела бы повернуть все вспять, когда были только ты, я и наше маленькое кафе?

— Потому что я точно знаю, что любила бы нашего ребенка, несмотря ни на что.

— Ты сама не знаешь, что говоришь.

— Ну конечно, лучше всю жизнь подавать чужим людям чай с тостами и булочки с кремом, чем дать жизнь ребенку!

— А я-то думал, что чайная тебе небезразлична так же, как и мне, Пенни! В конце концов, она принадлежала твоей семье. Это же твое, твое кровное дело!

— Дэниел, я правда люблю наше кафе. Я знаю, что ты трудишься не жалея себя и что кондитер ты первоклассный. Но я не хочу проводить здесь пятнадцать часов в сутки. Я не становлюсь моложе, я хочу ребенка. — Из глаз ее брызнули слезы.

— У меня что, нет права голоса?

— Конечно, есть. Но это я буду вынашивать ребенка, рожать и кормить его. У меня осталось не так-то много времени, Дэниел… — Она судорожно всхлипнула.

— Что-то ты разнервничалась, Пенни. Ну же, успокойся. Я только хочу сказать, что в один прекрасный день тебе все это может до смерти надоесть. Вдруг ты захочешь вернуться к прежней, свободной, необремененной заботами жизни?

— С какой стати? Разве я не самая терпеливая женщина на свете?

— О чем это ты?

— А как бы иначе я смогла выдерживать тебя все эти годы? — не успокаивалась Пенни.

— Послушай, давай сегодня ляжем спать пораньше. Хочешь?

— И ты опять примешь меры предосторожности?

Он ничего не ответил. Все было ясно и так.

— Не нужно одолжений, Дэниел. Я прекрасно знаю: для тебя это не больше чем еще одна постылая обязанность!

Она бросилась вон из кафе в квартиру — сделать себе горячую ванну. Она возьмет с собой в ванну бутылку охлажденного вина, хрустальный бокал и новый любовный роман. Она пролежит там весь вечер, и пусть Дэниел сам обслуживает последних посетителей и убирает, если ему так по душе этот проклятый ресторанный бизнес.

— Нет, — говорила она своему отражению в ванной, — уму непостижимо! Теперь он пытается убедить меня, что я не хочу ребенка, когда завести ребенка всегда было моим самым заветным желанием. А я еще даже не заикнулась ему о приличном доме с садом. Мне начинает казаться, что Милли была права на его счет! Что-то здесь нечисто.

Она поставила бокал вина на стул, рядом положила толстый роман в мягкой обложке и осторожно шагнула в ванну, наполненную горячей водой, над которой возвышалась десятидюймовая шапка густой пены. Но в тот вечер она не прочитала ни строчки. Она просто лежала, уставившись в потолок, потягивала вино и строила планы, пока вода совсем не остыла.

Дэниел долгое время ходил по кухне мрачнее тучи. Он понимал, что не следовало сегодня так разговаривать с Пенни. И раньше тоже. Закрыв чайную на ночь, он уселся за столик и стал размышлять над собственной жизнью, о том, что привело его к кризису. Потому что он чувствовал — кризис назрел. Пенни уже не первый год заводила разговор о детях, но до сих пор ему всегда удавалось убедить ее, что лучше подождать немного, пока у них не скопится приличная сумма в банке, пока не стабилизируется политическая ситуация, пока они не найдут Пенни замену и не обучат нового работника всему, чтобы он мог взять на себя ее обязанности. Сейчас он понимал, что больше увиливать не удастся, — время вышло.

Да, странное дело, да и жизнь странная тоже.

Прижимистость Дэниела Стэнли была притчей во языцех у всех, кому довелось иметь с ним дело. За все годы, что он работал шеф-поваром в отеле «Империал» в Белфасте, он ни разу не угостил сослуживцев выпивкой, ни по поводу, ни тем более без.

Однажды официанты приклеили к полу пятифунтовую банкноту и чуть не надорвали животы со смеху, наблюдая, как Дэниел пытается отодрать ее. Веселье поутихло, когда он отпарил ее чайником, высушил на батарее и затем аккуратно убрал в карман. Тут все поняли, что он просто ненормальный. Впрочем, всем, кто родился и вырос в Белфасте, не привыкать к разного рода помешательствам, так что со временем Дэниела приняли таким, какой он есть, вместе с его скупердяйством.

Раз в год для служащих устраивали автобусную поездку на побережье. Обычно в Ньюкасл, откуда открывался великолепный вид на горы Морн. Всем нравился тамошний увеселительный центр с игральными автоматами, веселый звон монет, вылетающих при выигрыше. Музыкальные автоматы крутили бодрые мелодии, которые неслись над головами

счастливых толп отдыхающих дальше к морю. Кукла-гадалка в маленьком стеклянном ящике предсказывала только светлое будущее.

Джон Андерсон, старший официант, лично заказывал автобус и собирал деньги за проезд, а также смотрел, чтобы водитель оставался трезвым и доставил всю компанию обратно домой в целости и сохранности. Все с нетерпением ждали поездки и по дороге туда и обратно распевали песни. Короче говоря, это был лучший день в году.

Компания из двадцати человек гуляла на полную катушку: пинтами пили эль в старинных барах, выстроившихся вдоль берега, и скармливали игральным автоматам свою зарплату. Уминали за обе щеки рыбу, обильно приправленную солью и уксусом, с картошкой-фри, и каждый год гадали, отчего это нехитрое блюдо здесь на побережье, где воздух наполнен морскими запахами, кажется особенно вкусным. Поглощали мороженое со взбитыми сливками по десять порций на брата и несметное количество розовых облаков сахарной ваты. А с собой в подарок семье покупали каждый по стеклянному брелку и несколько осколков прибрежной скалы на липкой ленте.

Под вечер мужчины устраивали забег вдоль берега — проигравшего несли к воде и прямо в одежде бросали в поблескивающие волны под радостный визг женщин.

Дэниел Стэнли ни разу в жизни не ездил вместе со всеми. Каждый год Джон Андерсон спрашивал, бронировать ли для него место в автобусе, и каждый год Дэниел отвечал: «Спасибо, не стоит, у меня другие планы». Правда, никогда не говорил, какие именно. Он никому ничего не рассказывал ни о себе, ни о своем прошлом. Немногословный малый. Но прошлое Дэниела уже почти настигло его. Шел 1981-й. Дэниелу было двадцать девять, и он оставался загадкой для всех.

Никто из его сослуживцев не знал, что его мать, красавица Тереза, бросила его в 1956 году. Дэниелу, единственному ребенку в семье, тогда было только четыре. Отец его еще раньше уехал в Америку: Тереза, пробыв замужем две недели, на шестом месяце беременности обнаружила, что ее новоиспеченный муженек уплыл искать счастья в Новом Свете. Тереза проплакала три месяца, а потом родился Дэниел. Она выбросила все свадебные фотографии и стала как-то приноравливаться к жизни. В то время в городе работы было сколько хочешь. Молодежь стремилась в места, где климат потеплее и условия получше. Тереза устроилась официанткой в закусочной поближе к центру и переехала в маленький домик на Магнолия-стрит, где арендная плата была ниже средней. Половина улицы в войну была разрушена, и до восстановления дело пока не дошло. Вскоре Тереза завела любовника. Потом другого. Большинство ее спутников были очень славные малые и все без исключения писаные красавцы, но ни один не хотел связывать себя с замужней женщиной, да еще с ребенком. Рано или поздно каждый находил предлог, чтобы больше с ней не встречаться.

Последний раз Дэниел видел мать в солнечный июньский день в 1956 году. Он играл с ребятами в войну на нагретых солнцем развалинах разрушенных домов. Дэниелу всегда приходилось быть Гитлером, потому что он был самым маленьким на улице. Мальчишки побольше носились за ним взад и вперед по дороге и кидались в него, в его костлявую спину каштановыми орехами — ручными гранатами.

Тереза позвала сына домой и дала ему большой кусок торта с вареньем и кремом.

— Веди себя хорошо, — сказала она. — Будь опрятным, следи за собой, работай усердно, и я приеду и заберу тебя.

Потом она отвела его домой к женщине, которая обычно присматривала за ним, когда Тереза была на работе, и поцеловала на прощание. Но на работу она не пошла. Дома на столе она оставила записку о том, что ей придется ненадолго уехать. Она не взяла с собой ничего, кроме красной помады и пары новых туфель.

В обед соседка зашла попросить заварки для чая и обнаружила записку на кухонном столе. В считанные минуты перед входом собралась небольшая толпа: все топтались, шептались, что будет дальше. Детям наказали успокоиться и прекратить игры. Власти были подняты на ноги. Было известно, что миссис Стэнли водила дружбу с несколькими мужчинами, но ни один из них не откликнулся на просьбу предоставить какие-нибудь сведения об исчезнувшей.

В дом позвали священника — преподобного отца Игнатия Малкахи. Он пообещал молиться о том, чтобы Тереза пожалела о своем решении и вернулась к маленькому сыну. Сказал, что поместит объявление в приходском журнале. Он похлопал Дэниела по голове, вздохнул и дал ему шиллинг. А что еще ему оставалось? Ох уж эти матери-одиночки! Беда с ними. Все начинают чудить без надежного мужа, который наставлял бы их на путь истинный. А ему самому нужно читать больше проповедей о ценности брака.

Молодой полицейский с зелеными зоркими глазами обыскал весь дом в поисках улик и на каминной полке нашел последнее уведомление с требованием внести арендную плату, а также одиннадцать неоплаченных счетов — в жестяной форме для кекса на буфете. Было высказано предположение, что у Терезы Стэнли помутился рассудок, когда она поняла, что погрязла в долгах. В намеренном преступлении ее никто не заподозрил. Маленький дом был повторно сдан внаем паре из Портадауна, не придававшей особого значения суевериям, — многие побоялись бы въезжать в дом, где поселились печаль и несчастье. Еще несколько месяцев обескураженные жители Магнолия-стрит перешептывались и делились друг с другом всякими соображениями, но мало- помалу о Терезе Стэнли все позабыли.

Но Дэниел не забыл. Он хранил серебряный шиллинг, который подарил ему отец Малкахи, и был уверен, что его красавица мама вернется, как только закончит все свои дела. Она была не похожа на других матерей. Она красила губы ярко-красной помадой, она была красивая, она на весь дом распевала песенки из фильмов и меньше всего беспокоилась о стряпне или работе по дому.

Несколько благотворительных организаций в Нью-Йорке прилагали огромные усилия, чтобы разыскать отца несчастного мальчика, который тихо сидел в гостиной тети Кэтлин на улице Карлайл-Серку с, что на севере Белфаста. Шли месяцы. Но найти отца ребенка так и не смогли, и в итоге право опекунства передали Кэтлин. Хотя Кэтлин и Тереза приходились друг другу родными сестрами, трудно было представить двух настолько разных людей. Тереза — красавица с бурным темпераментом и романтичной душой, фантазерка и кокетка. Кэтлин же красотой не отличалась, зато была очень практичной. Она не признавала никаких завихрений и глупостей. Кремень. Так обычно о ней отзывались.

— Пенни сбереженное… — внушала она маленькому Дэниелу по меньшей мере десять раз на дню.

— …все равно что пенни заработанное, — тихо повторял он заученную истину. Пожалуй, это было единственное, что они говорили друг другу. Других проявлений родственных чувств не случалось.

Кэтлин ничего не выбрасывала, берегла даже бечевку, которой перевязывали свертки в магазине, и обмылки. Она была не замужем и работала на табачной фабрике. Она не привыкла заботиться о детях и нечасто разговаривала с Дэниелом, разве что причитала, как нелегко ей приходится с Терезиным отпрыском, когда Дэниел просил велосипед или кулек ирисок. Кэтлин не тратила с трудом заработанные деньги на свежие цветы для собственной гостиной или черепаховые гребни для своих густых темных волос. Ее нимало не трогали ни пирожные на прилавке, ни сочная ветчина. И племяннику своему, непутевому, она игрушек не покупала. Из-за такой вот расточительности, приговаривала она, бедняжка Тереза плохо кончила.

Дэниел исхудал и замкнулся в себе, все детство его преследовал запах одежды из благотворительных магазинов для бедных и мучительный позор нищеты. Он часто думал о матери и молился, о том, чтобы в один прекрасный день она пришла, веселая и красивая, на их Магнолия-стрит и забрала его домой, покупала бы ему всякие вкусности и баловала бы его. Но его мольбы остались неуслышанными.

Когда Дэниел подрос, тетушка пристроила его учиться ресторанному делу. Он долгими часами горбатился в разных забегаловках по всему городу и рано усвоил, что единственный верный способ добиться успеха — усердно и много трудиться.

К двадцати четырем годам он стал шеф-поваром в одной из лучших гостиниц в городе и пользовался всеобщим уважением. К тому времени, когда его тетка неожиданно умерла, завещав дом и скромное состояние католической церкви, в сердце Дэниела уже не осталось места для радости и сострадания. Он похоронил тетю просто, не тратясь на цветы и надгробие. Она была бы довольна.

Он переехал в съемную квартиру и с головой погрузился в работу. Его рвение принесло ему повышение по службе и небольшую прибавку к жалованью. Но сколько ни работал он сверхурочно, как ни откладывал, а деньги на счете все равно прибывали медленно. Он решил экономить. Поменял свою крошечную квартирку на Эглантайн-авеню на неотапливаемую комнату в студенческом квартале. Святая земля, как называли эту часть города, была мало похожа на милую Эглантайн-авеню. Студентам было плевать, чистые ли у них занавески на окнах и ухожен ли палисадник. Он скучал по двухэтажным домикам, каштановым деревьям и эркерам на Эглантайн-авеню, но постоянно отрезвлял сам себя напоминаниями о том, что все это не так важно по сравнению с финансовой стабильностью. Он повсюду ходил пешком, даже утром зимой, когда особенно холодно, в автобус не садился. В редкие выходные дни читал книги из библиотеки или гулял по Ботаническому саду, сам заходил погреться в оранжерею с тропическими растениями. Он бросил курить, покупать газеты, ужинать в пабе — отказывал себе во всем, кроме самого необходимого. Каждую пятницу он спешил в банк положить на счет заработанные деньги, а чековую книжку хранил дома под половицей. На женщин он не заглядывался. Непредсказуемые создания — обходятся дорого и в один прекрасный день бесследно исчезают.

Однажды, разыскивая на гостиничном складе перец горошком, он наткнулся на ящик с разными принадлежностями для косметического кабинета. Тщательно упакованные, в деревянном ящике лежали и благоухали косметические средства превосходного качества. Секунду помедлив, он залез в ящик и взял кусок мыла и шампунь.

В тот же вечер он вынес их из гостиницы: когда он прощался с портье, сердце бешено колотилось. Подумаешь, всего лишь мелочи для личного пользования, уговаривал он сам себя. Небольшой навар. Компенсация за маленькое жалованье и долгий рабочий день — тяжкий удел всех гостиничных служащих. Он чувствовал небывалый подъем, ощущение собственной силы, столь редкое в его однообразном, сером существовании.

Неделю за неделей Дэниел выискивал новые возможности поживиться за счет гостиничного имущества. Тут шкаф оставили незапертым, тут вновь прибывший товар вовремя не пересчитали. Из шкафчика уборщицы он прихватил несколько рулонов бумажных полотенец и банку крема для обуви. Из буфета для персонала беззастенчиво таскал чайные пакетики, индивидуальные упаковки шоколадного печенья и плоские квадратные ломтики сыра чеддер в целлофановой пленке. Стоило бармену отвернуться, как вместе с льняной салфеткой исчезали куриные крылышки и бутылки с апельсиновой шипучкой. В номерах он поживился дорогим махровым полотенцем, комплектом простыней и чайником.

Это странное увлечение завладело им полностью. Украсть что-нибудь было проще простого, все в гостинице были настолько заняты, что никто и не замечал, как он шныряет по коридорам. Как-то раз он, осторожно балансируя, прошел через толпу в вестибюле, неся на голове хрустальную вазу под новым накрахмаленным поварским колпаком! Даже когда он украл дорожные часы остановившейся в гостинице миссис Констанции Деларги и на место происшествия вызвали полицию, никто не стал обыскивать его карманы. Он был вне подозрений.

Вера в свои воровские способности росла в нем день ото дня, и Дэниел редко уходил с работы, не прихватив какой-нибудь «сувенир». За полгода его комната оказалась битком набита разными вещами, а потом ему пришла в голову мысль начать сбывать украденное. Он ездил с чемоданом на барахолки под открытым небом по всему северу, в полной уверенности, что никто не узнает его, если он будет держаться подальше от Белфаста. Деньги потекли рекой. Наконец его счет в банке стал на что-то похож.

Казалось бы, преступный замысел Дэниела был идеальным. Гостиничные запасы постоянно пополнялись, богатые постояльцы были легкой добычей, а покупателей на рынке прельщали товары по сходной цене, пусть даже и сомнительного происхождения. Но это не могло продолжаться вечно. Как сказала однажды тетя Кэтлин, все хорошее когда-нибудь кончается. По случаю своего тридцатилетия он, окончательно зарвавшись, снял со стены в конференц-зале посредственную акварель, на которой был изображен берег Портстюарта. Он завернул картину в кашемировое пальто,

купленное в комиссионном магазине в Оксфэме, и принес домой.

Владелец гостиницы мистер Айвор Твиди сразу же заметил, что картина исчезла, и приказал служащим глядеть в оба, пока не установят, кто мог это сделать: нечистые на руку постояльцы или, возможно, кто-то из своих. В вестибюле поставили охранника, а остальные картины намертво закрепили на стенах. Мистер Твиди смеялся шуткам гостей и широко улыбался каждому встречному, но при этом оставался начеку: он не терпел воровство—в любых его проявлениях и любых размерах.

Карьера Дэниела в гостинично-ресторанном деле внезапно оборвалась два месяца спустя, когда он был замечен с банками консервированных фруктов, льняными салфетками и разрозненными чашками и тарелками на рынке в соседнем прибрежном городке Бангоре. Было пасмурное сентябрьское утро, понедельник. Зорким свидетелем преступления оказался не кто иной, как старший официант, Джон Андерсон.

Увидев, как Дэниел протягивает две банки консервированных ананасов женщине в зеленом пальто, Джон Андерсон не сразу понял, что происходит. Женщина отдала Дэниелу несколько монет, он их пересчитал и преспокойно опустил в карман. Джон сначала не поверил своим глазам, но ошибки быть не могло.

Это точно был Дэниел Стэнли: его черные, как вороново крыло, волосы, его манера зачесывать их назад, открывая загорелый лоб. Глядя сквозь толпу в гавани, Джон понял, что его старый знакомый и коллега — вор.

Чтобы хорошенько обдумать сложившееся положение, старший официант заказал двойное виски в баре «Якорь». Решиться выдать товарища далось ему нелегко. Очень нелегко. Может статься, у бедного малого финансовые трудности, а на гостиничном жалованье далеко не уедешь. Может, он задолжал букмекерской конторе, или ломбарду, или какому-нибудь шакалу ростовщику. С другой стороны, если гостиница несет убытки, то все они рискуют остаться без работы. Джон Андерсон выкурил пару сигарет и съел картофельную запеканку с мясом. С тяжелым сердцем он набрал номер владельца гостиницы с платного телефона на барной стойке.

Когда мистер Твиди поднял трубку, его лицо сделалось пунцовым, сэндвич с ростбифом и горчицей застыл на полпути к открытому рту. Мистер Твиди приказал вскрыть шкафчик Дэниела; после того как гостиничный слесарь выполнил поручение, там обнаружили сорок банок с канадским лососем, двадцать чайных ложек, сто кусков лавандового мыла и посеребренный соусник. Начали расследование, проверили всю отчетность. Вывод: Дэниел воровал гостиничное имущество больше года. С неимоверной скоростью весть об этом распространилась по всей гостинице. С женской частью персонала чуть было не случился истерический припадок, когда открылось, что Дэниел Стэнли всего лишь обыкновенный воришка. Примчавшись с работы домой, женщины с порога сообщали домочадцам эту сенсационную новость. Миссис Догерти из прачечной заявила, что всегда подозревала: с их шеф-поваром дело нечисто. Все-таки совершенства в мире быть не может, мудро заметила она.

Мистеру Твиди потребовалось выпить в баре четыре бренди и портвейна, чтобы успокоить нервы. Его правый глаз сильно дергался при мысли о прелестном пейзаже с пляжем в Портстюарте, дорожных часиках Констанции Деларги и о бог весть каком количестве банок первосортного канадского лосося, которые прямо у него из-под большого багрового носа стащил тот, кому он без раздумий доверил бы свою жизнь.

Когда Дэниел вышел на работу в тот вечер, его уже ждали в комнате для персонала. Мистер Твиди выразил горькое разочарование в своем лучшем шеф-поваре и незамедлительно уволил его без рекомендательных писем. Он добавил, что у него руки чешутся заехать Дэниелу по физиономии, но он человек набожный и не признает насилия. Мистер Твиди также сообщил Дэниелу, что не станет заявлять в полицию, чтобы избежать скандала, а с семьей Деларги он давно дружит. Но он лично проследит за тем, чтобы Дэниела на пушечный выстрел не подпустили ни к одной гостинице в стране. Он наперечет знает всех, кто держит гостиницы в Ольстере, и Дэниелу в этом городе не видать работы как своих ушей, даже в захудалой сосисочной!

Два швейцара, злорадно ухмыляясь, препроводили униженного Дэниела вон из здания, причем один из них умудрился сшибить с Дэниела белый поварской колпак, и хлопнули дверью прямо перед его носом. Он одиноко стоял посреди зацементированного двора, около мусорных баков и пустых пивных бочек. Начинал моросить дождь. Второй раз в жизни Дэниел оказался один-одинешенек в этом мире.

Несколько дней он раздумывал над сложившимся положением, сидя в своей комнатке на Пэлистайн-стрит. Без рекомендательных писем нечего было и думать устроиться на приличное место. У него скопилась кое- какая сумма на счете, но, чтобы открыть собственное дело, денег требовалось значительно больше. Слава богу, у него хватило ума сказать мистеру Твиди, что он проиграл все деньги, вырученные от продажи краденого, на скачках! По крайней мере ничего не пришлось возвращать. Он внимательно изучал свои большие голубые глаза в облупившемся зеркале и снова вспоминал свою прекрасную мать, красавицу Терезу, которая понадеялась на то, что внешность сделает ее счастливой и богатой.

Но судьба была немилосердна к Терезе. Иначе она обязательно вернулась бы за ним. А ведь в то время разбогатеть было куда легче. Может, найдется богатая вдовушка или разведенная, которая пожелает разделить свое состояние с приятным спутником?

С этой мыслью Дэниел нарядился в новый шикарный костюм от «Доддса» на Чичестер-стрит и направился в модный ночной клуб в центре города, недалеко от реки. В ту ночь, если верить рекламе, должна была состояться вечеринка «Новая романтика» или что-то в этом духе. Дэниел предположил, что туда вполне могут заглянуть любители повеселиться из более престижных районов, таких как Мэлоун и Култра. Дрожащей рукой он протянул пятифунтовую банкноту за вход подростку с двумя сережками в левом ухе. Прошел к бару и заказал безалкогольный напиток со льдом и кусочком лимона. Он облокотился на стойку и застыл в позе, которая, как он считал, призвана была выразить его огромный жизненный опыт, и стал ждать. Паук, расставивший сети. В ожидании крупной мухи.

Мухой оказалась Пенни Малдун. Она стояла около бара и ждала свою лучшую подругу Милли. Увидев Дэниела, она тут же влюбилась в него. На ней были новые туфли, в которых ужасно болели ноги, но стоило ей заметить загадочного незнакомца в ослепительно белой рубашке, как боль сама собой улетучилась. Ей казалось, будто по ногам разливается шипучий лимонад, а сердце колотилось так сильно, словно целый полк барабанщиков выбивал дробь. Она подумала, что мужчина у стойки, со скучающим взглядом, похож на певца и композитора Брайана Ферри. И пиво не пьет, подметила она, наблюдая за тем, как изящно он потягивает лимонад из высокого стакана. Непьющий мужчина с прекрасными манерами. Такого нечасто увидишь в Белфасте. Подружки тоже не видно. Как и обручального кольца. Вот удача!

Пенни прямиком направилась к Дэниелу. Он заметил золотое ожерелье, поблескивающее на ее белой шее. На ожерелье было написано: «Пенни».

— Извините, — начала она разговор. — Вы кого-то ждете?

Дэниел посмотрел на ожерелье, которое сверкнуло на свету.

— Пенни, — произнес он. — Вас ведь так зовут?

— Да, — подтвердила она, совсем позабыв об ожерелье, в голове тотчас всплыли предсказания цыганки.

— Милое имя, — заметил он.

— Спасибо. А как вас зовут? — Она уселась рядом с ним на высокий стул.

Он оцепенел от смущения, но сумел сохранить спокойствие. Несколько официантов из гостиницы «Империал» только что вошли в клуб и остановились у бара: он знал, что за ним наблюдают. Девушка была совсем юной, лет семнадцати. Вряд ли она окажется полезной ему — наверняка небогата и живет не одна, но ради не спускающих с него глаз официантов он улыбнулся своей самой ослепительной улыбкой. Ему нравилось ее имя. Подходящее имя для жены бережливого человека. Свет приглушили, под потолком закрутился сверкающий шар. Дэниел предложил своей даме чего-нибудь выпить. Ничего другого ему не оставалось. Иначе пришлось бы приглашать ее на танец. Он ни разу в жизни не танцевал и не собирался начинать сейчас, когда за ним пристально наблюдали бывшие коллеги. Пенни поправила волосы, улыбнулась и попросила шампанского.

— Спасибо, я обожаю шампанское, — поблагодарила она. — Но должна вас сразу предупредить, от него у меня начинает кружиться голова. Я вас никогда здесь не видела. Вы в наших краях недавно?

— Нет, — ответил он. — Я здесь родился и вырос. Просто я нечасто выбираюсь куда- нибудь, вот и все. Боюсь, танцор из меня неважный.

Они разговорились. Через полчаса, когда Милли на всех парах влетела в клуб, Пенни была уже по уши влюблена.

Официанты, внимательно следившие за происходящим, никак не ожидали встретить в ночном клубе Дэниела Стэнли в модном костюме. Костюм-то, кажется, совсем новый. Туфли начищены до блеска, стильная стрижка. Белая рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами приоткрывала грудь, которая за несколько месяцев торговли ворованными товарами на свежем воздухе покрылась золотистым загаром. Сидит себе и болтает как ни в чем не бывало с хорошенькой девчонкой, вдвое моложе его. «Надо же, — удивлялись они. — Поистине никогда не знаешь, чего от кого можно ждать».

В гостинице поговаривали, будто Дэниел Стэнли женщинами вовсе не интересуется. Что, возможно, у него другая ориентация. С чего же еще мужчине с приятной внешностью сторониться женщин? Вон другие, красотой не блещут, а только и делают, что волочатся за представительницами прекрасного пола.

«М-да, жизнь вечно преподносит сюрпризы, — судачили они. — Ведь проворовался весь как есть. И хоть бы что, как с гуся вода. Старик Твиди у нас гордый, заявлять в полицию не пошел. Дэниел Стэнли разгуливает себе на свободе кум королю. А тут еще на тебе, сидит, голубчик, и крутит с такой красоткой, что слюнки текут. Похоже, только школу закончила. Наш пострел везде поспел!»

Дэниел и Пенни пересели за маленький мраморный столик, беседа их стала еще оживленнее. Милли пришлось сидеть со знакомыми девчонками и беспомощно наблюдать, как Пенни хлопает ресницами и флиртует с великовозрастным кавалером. Милли не терпелось познакомиться с ним и задать пару вопросов на засыпку. Как ни крути, а Белфаст — маленький город, не повредит с самого начала знать, с кем имеешь дело. Для того чтобы узнать об этом незнакомце все, что нужно, не понадобилось бы много времени. В какой школе учился; где работал; есть ли сбережения, брошенные ревнивые жены, малолетние дети? А может, у него криминальное прошлое? Некоторые мужчины забывают сообщать своим новым пассиям некоторые подробности. Но Пенни ни разу в тот вечер не пригласила подругу присоединиться к ним. Она встретила мужчину своих девичьих грез и не собиралась упускать его. Как ей соблазнять его, если Милли будет рядом?

Пенни села попрямее и расправила плечи, чтобы ее маленькая грудь казалась больше; она накручивала локоны на пальчик и старалась поймать глазами взгляд Дэниела.

Дэниел же перегнулся через стол, чтобы лучше слышать Пенни, и часто кивал. Через определенный промежуток времени он отправлялся к бару за напитками. Милли и официанты завороженно наблюдали за старым как мир обрядом ухаживания, который происходил прямо на их глазах.

Говорила в основном Пенни, Дэниел держал под прицелом дверь, высматривая кандидатуру получше. Пенни рассказывала ему, как однажды встретила кинозвезду — и где! В закусочной в Блэкпуле. Актер был настолько пьян, что не мог достать деньги из кармана и расплатиться за ужин, в конце концов хозяин забегаловки махнул на него рукой. Дэниелу эта история не показалась интересной, но он вежливо улыбнулся. Он размышлял о том, что, возможно, ему стоит вступить в гольф- клуб или записаться на вечерние курсы в Королевский университет. Знать бы, где собираются богачи?

Пенни сказала ему, что обычно сама первая не знакомится, но в нем она почувствовала что-то особенное. Что-то благородное, старомодное. Она рассказала ему, что ни братьев, ни сестер у нее нет, родители уже люди в возрасте. И она помогает им вести семейный бизнес: они держат чайную на Малберри-стрит. Называется «У Малдуна». А вот это уже интересно! Он прекрасно знал это место. В двух кварталах от его скромного жилища. Маленькое, непритязательное местечко. Удачно расположено в центре студенческого квартала, кругом полно молодых людей, в первый раз оказавшихся вдали от дома. Большинство из них принадлежит к среднему классу, они небось не в состоянии сами намазать хлеб маслом. Вероятно, денежки в кафе текут рекой. Дэниел улыбнулся своей самой очаровательной улыбкой, и сердечко у Пенни ёкнуло.

Диджей поставил любимую пластинку Пенни. Ему показалось, она сказала, что группа называется «Экспандер Балет». Но как он выяснил позднее, это было «Спандау Балет», произнесенное с белфастским акцентом.

Некоторые посетители устремились на танцпол и начали как-то странно дергаться, подняв руки вверх, как будто они играли на невидимых барабанах. Дэниелу показалось, что у одного парня подведены глаза, но он не мог сказать наверняка. Он посчитал, что на каждом черном замшевом ботинке этого парня было по двенадцать пряжек. Это же надо так расфуфыриться, возмутился про себя Дэниел, и это в старом добром Белфасте! Однако такой кричащий наряд вовсе не вредил популярности танцора у женщин: в паре с ним танцевала сногсшибательная красотка в бархатном платье. Дэниел несколько секунд их разглядывал. Голые бледные руки девушки украшало множество серебряных браслетов, которые отражали свет от сверкающего шара на потолке. А танец-то, кажется, незамысловатый, думал Дэниел, изучая богемную парочку.

Его молоденькая собеседница притопывала ногой и кивала в такт музыке. Он пригласил ее танцевать. Они встали. Пенни была высокая, Дэниел тоже. Они хорошо смотрелись вместе, когда Дэниел вел ее на танцпол. Протанцевали около получаса, а потом, когда начался медленный блок, рука Дэниела скользнула по спине Пенни, а она нежно и в то же время чувственно обвила руками его шею. Они прижались друг к другу близко, как любовники, и двигались под музыку так слаженно, словно всю жизнь профессионально занимались танцами. Дэниел что-то шепнул Пенни на ушко, и она, прижавшись щекой к его плечу, закрыла глаза. Официанты онемели от зависти, а Милли подумала, что теперь ей придется найти новую подругу для походов в пабы и клубы Большой Коптилки.

Они поженились без лишнего шума. В канун Нового года, в 1982-м. Дэниелу был почти тридцать один год, Пенни только восемнадцать. На свадьбе было двадцать гостей — родственники и друзья семьи Пенни. Тетушка Дэниела, Кэтлин, давно умерла и отошла, надо надеяться, в лучший мир. Других родственников у него не было. Давнишнее исчезновение матери и свое недавнее увольнение он скрыл. А Пенни сказал, что его покойную матушку звали Кэтлин, но он нечасто навещает ее могилку, потому что всякий раз уж очень расстраивается. Еще он сказал ей, что его босс о нем самого высокого мнения, — узнав о свадьбе, он ради такого Случая отпустил его с работы на неограниченное время. Никого из своих бывших друзей по «Империалу» Дэниел не пригласил, отговорившись тем, что не станет созывать толпу своих друзей, когда платит за все отец Пенни. К тому же друзей у него так много, что нелегко будет выбрать, кого пригласить. Да и зачем, в конце концов? Он так любит Пенни, что больше ему никто не нужен, он ничуть не огорчится, даже если они будут одни в церкви. В качестве свадебного подарка он преподнес невесте прелестный пейзажик с пляжем в Портстюарте.

Дождь лил весь день. Свадебный кортеж подъехал к ветхой гостинице в Портраше, на северном побережье, где должны были чествовать новобрачных. Все выстроились на набережной для общей фотографии, когда внезапный порыв ветра сорвал с Пенни шляпку, перенес ее через перила и швырнул в море. Шелковые цветы на полях потемнели в ледяной воде. Еще минуту шляпка подпрыгивала на волнах вверх-вниз, а потом тихо ушла под воду, как венок на похоронах. Будь среди присутствующих Бренда Браун, она обязательно увидела бы в этом происшествии дурное предзнаменование, но в то время, когда шляпка Пенни тонула, семилетняя Бренда раскрашивала несмывающимися фломастерами узоры на обоях, которые недавно поклеила ее мать.

В банкетном зале гостиницы гуляли сквозняки, но они не помешали маленькой компании хорошо повеселиться. Гостей угощали домашним овощным супом и мягкими булочками с завитками из масла, фаршированной куриной грудкой и картофельным суфле. Официантки разносили молодую морковь и цветную капусту на блюдах из нержавеющей стали и, накладывая, немилосердно грохотали ложками. Дэниел все посматривал на серебряные подсвечники, но от греха подальше держал руки под столом. Наконец подали крошечные креманки с вишневым десертом, залитым взбитыми сливками. Потом разрезали свадебный торт, украшенный очень мило серебряными подковками, и стали наливать чай и кофе из обжигающе горячих чайников.

Длинных речей не говорили. Отец Пенни покашливал, чтобы скрыть дрожь в голосе, пока рассказывал гостям, сколько радости принесла в их жизнь Пенни, нежданный поздний ребенок. И конечно же, он надеется, что Пенни и Дэниел будут счастливы всю жизнь — так же, как счастливы они сегодня.

Потом он объявил о своем намерении отойти от дел и передать дорогую его сердцу чайную счастливым молодоженам в качестве свадебного подарка. А над чайной, добавил он, есть маленькая квартирка, в которой они могут неплохо устроиться, пока не купят собственный дом. Все захлопали, и стали громко кричать и радоваться, и дружно выпили за пригожего жениха и за скромницу невесту. Дэниел обнял Пенни и нежно ее поцеловал. Отец Пенни дал знак оркестру начинать играть, все встали и подняли бокалы.

Дэниела и Пенни вытолкали танцевать, и они, немного сбиваясь, закружились в вальсе. Пенни закрыла глаза — она была на седьмом небе от счастья. Несколько месяцев назад гадалка предсказала ей, что она выйдет замуж очень рано. И вот она покорена сказочным красавцем. Зрелым мужчиной тридцати лет. Не каким-нибудь неуклюжим юнцом, ее ровесником, который на первом же свидании постарался бы ее раздеть, даже не взглянув ей в лицо.

Она не помнила себя от радости. Не было сил ждать, когда же начнется медовый месяц. Подружка Милли предупреждала, что хорошо бы выждать немного, узнать Дэниела получше, прежде чем выходить замуж. Слишком он хорош, чтобы это было правдой, вот что твердила Милли. Но Пенни была уверена, что бедняжка Милли просто умирает от зависти. Ее последний парень, Джек, работал на верфи, и лицо у него было такое, что детишки буквально плакали от страха.

Дэниел был доволен собой. Он втайне надеялся, что ему предложат работать в семейной чайной Малдунов, и теперь ему все принесли на блюдечке. (Пардон за каламбур, подумал он про себя.) В конце концов настал и на его улице праздник. Интересно, жив ли еще его отец: может быть, сидит сейчас где- нибудь в Америке на крыльце в кресле-качалке и ест кукурузный хлеб. Он вспомнил Терезу — она гордилась бы им, он чувствовал. Ей бы понравилась эта вечеринка с танцами у самого моря. Вспомнил он и о тете Кэтлин, угрюмой и молчаливой, которая считает свои небесные пенни где-то там, высоко над ним, в темнеющем небе.