Борис Фрадкин ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ПЕТРА ДЕЕВА _{(Сборник научно-фантастических повестей и рассказов)}

Исчезновение Петра Деева

Вместе всех троих свела комната студенческого общежития физико-математического факультета.

Первым в комнате появился Дмитрий Евдокимов, рослый, худощавый, с остроносым вытянутым лицом и вьющейся шевелюрой густых пепельных волос. Он затолкал свой чемодан под выбранную койку, разложил на голом еще матраце шахматную доску, расставил фигуры и стал ждать появления сожителей.

Вторым вошел Костя Кучерияк, такой же худощавый, но с круглой ухмыляющейся физиономией и веселыми, перебегающими с предмета на предмет глазами.

— Как ты насчет этого? — снисходительно предложил Дима, кивая на шахматную доску и заранее чувствуя разочарование от этой хитроглазой физиономии.

— Могим! — весело откликнулся Костя своим излюбленным словом; в нем с малых лет укоренилось это исковерканное «можем». Он швырнул сверток со своими вещами на вторую свободную койку, потер руки и осторожненько, чтобы не уронить фигуры, уселся напротив Дмитрия.

С первых же ходов стало ясно, что они стоят друг друга. Вначале играли осторожненько, прощупывая друг друга, выискивая слабину в обороне противника. А спустя полчаса — час уже с головой ушли в игру, проявляя равную страстность и желание одержать победу.

Первая партия кончилась вничью.

И они тут же, не сговариваясь, начали вторую.

Появление третьего сожителя встретили вежливыми покачиваниями голов, а когда выяснилось, что он в шахматах ни бум-бум, тотчас потеряли к нему интерес.

Но какой напряженной ни оказалась вторая партия, игроки успевали между очередными ходами обмениваться короткими репликами.

— Почему на физмат? — переставляя слона, поинтересовался Дима.

Костя отозвался минут через десять после хода пешкой:

— Четвертое измерение вселенной…

— Совпадает… — еще через пять минут удовлетворенно отреагировал Евдокимов.

В будущем они завели карманные шахматы, играли в них на лекциях, играли в столовой, одновременно поглощая скудный студенческий обед, умудрялись играть даже в троллейбусе по пути из университета в общежитие. Играли ожесточенно, жаждая победы, но, победив, ликовали молча, не допуская подтрунивания или чего-либо подобного. Победителя выдавали глаза, особенно глаза Кости Кучерняка, прыгающие из стороны в сторону.

А поскольку за игрой они переставали быть собеседниками для других, на курсе их прозвали «молчунами». Шахматная доска, делая их ожесточенными противниками в игре, вместе с тем все теснее сближала «молчунов» в самом главном, в самом сокровенном. Только за шахматной доской они стали подлинными единомышленниками в той общей мечте, которая привела их в университет на физико-математический факультет.

Этой мечтой было путешествие на машине времени.

Конечно, еще в школе на уроках физики они усвоили, что создание машины времени невозможно, Ни в настоящем, ни в самом далеком будущем. Доказательством тому служил неопровержимый парадокс присутствия. В самом деле, будь такая машина создана и побывай она в прошлом, присутствие ее, и тех, кто прибыл вместе с нею не могло бы остаться незамеченным. Однако на всем протяжении истории человечества ничего подобного не случалось.

К тому же, прибыв в прошлое, путешественники во времени получали возможность изменить исторические события, внести хаос в историю, натворить немалые беды.

Увы, все это выглядело более чем убедительно. Но никак не смогло убедить лишь двух человек па планете — Дмитрия Евдокимова и Константина Кучерняка. Желание в полной мере постичь это НЕВОЗМОЖНОЕ и привело их на тот факультет, где наиболее широко раскрываются все возможные парадоксы времени.

Третьим обитателем этой же комнаты общежития был Петр Деев. В отличие от Димы и Кости он уже отслужил в армии в десантных частях, имел плечи куда шире, чем у «молчунов», фигуру помощнее. Его квадратное волевое лицо венчал ежик темных жестких волос.

Как могло случиться, что Петя Деев оказался на физмате, оставалось для Димы и Кости загадкой. Учился Петя старательно, но, как говорится, ни шатко, ни валко. Да и когда ему было заниматься учебными делами… Он постоянно отирался среди факультетского начальства. Чтото организовывал, что-то и где-то доставал для хозяйственных нужд университета или профессорского состава, кому-то в чем-то помогал. Видимо, не чужд был и коммерции, поскольку у него, в отличие от Дмитрия и Константина, живших на одну стипендию, всегда водились деньги. На курсе поговаривали, что видели Петю по выходным на вещевом рынке, но чем он там занимался, никто не знал. Кто-то видел его рядом с ректором университета в ректорской «Волге». Кто-то видел его рядом с шофером фургона, перевозившего ящики с бутылками, конечно же, не пустыми.

Да, Петр Деев, не в пример Евдокимову и Кучерняку был натурой чрезвычайно деятельной.

Однако, будучи при деньгах, Петя ни разу не предложил их Диме или Косте. Взаймы он давал, но требовал при этом, чтобы ему назвали день, когда долг будет возвращен. Стоило чуть задержаться с возвратом, и, увы, больше к нему можно было не обращаться. Конечно, Петя мог бы поддержать своих сожителей по комнате иначе, покупая, например, побольше съестного.

Хотя бы перед стипендией. Но Петя покупал продуктов ровно столько, сколько требовалось ему одному.

А уж каким веселым, каким общительным человеком он был на курсе! Любил ободряюще похлопать собеседника по плечу и, похохатывая, произнести свое излюбленное «Не дрейфь, Никита!» (независимо от того, как звали собеседника).

Когда же его пытались изобличить, намекая на теневую сторону его деятельности, лицо у Пети сразу каменело, прижатые к голове уши розовели. Нет, он никогда не выходил из себя. Он спокойно и терпеливо принимался доказывать, как ему трудно живется, как приходится из кожи лезть вон, чтобы купить носки или простенький носовой платок. И тут в красноречии ему не было равных. Ему единственному на курсе удавалось доказывать, что черное — это белое, а белое вовсе не белое, а зеленое.

Однако было бы ошибкой считать, что Петя Деев оставался вполне доволен своим существованием. Нет, у него, как и у «молчунов», было свое заветное желание.

Он пришел к нему тоже не вдруг, не сразу. И год, и два, и пять он колебался в своих желаниях, пока не пришел к тому, единственному.

Петя свободно смог бы стать миллионером, сделать стремительную карьеру на коммерческом поприще. Но, внимательно приглядываясь к воротилам большого бизнеса, он видел, как созданные ими капиталы легко обращаются в дым, в туман. Более того, творцы этих капиталов, как правило, оказываются на скамье подсудимых. Зная свой характер, свои неуемные запросы, Петя в конце концов отринул этот путь возвышения.

Одно время он колебался — не посвятить ли себя политике. Все данные у него для этого имелись, Петя знал себе цену. Да, при своем таланте доказывать, что белое — это черное, при своем внешнем обманчивом обаянии он смог бы подняться очень высоко. Однако не ему ли было видеть, как с самых высоких высот падают вроде бы самые прочно сидящие политики, исчезают в безвестности, будто их никогда и не существовало.

После весьма длительных размышлений Петя пришел к выводу, что самой надежной высотой их тех, что могут быть достигнуты, является высота научная. Правда, основой здесь является сенсационное открытие, которое влечет за собой профессорское звание, звание академика, Нобелевскую премию. Вот здесь уж прогремишь, так прогремишь на весь мир, войдешь в историю науки. Физиономия твоя будет красоваться на страницах учебников, на стенах учебных заведений. Твоим именем будет названо не только само открытие, но и престижные институты. Твое имя будет звучать на лекциях из уст именитых профессоров и доцентов.

А, да что там говорить!

Но опять-таки, зная себя, Петя понимал, что никогда в жизни не только сенсационного, но и самого захудалого открытия ему сделать не по зубам.

Стало быть?

Стало быть, это открытие для него должен сделать кто-то другой, человек, безусловно, в науке талантливый, а в жизни полный неумеха, нерасторопный, с головой, погруженной в исследования, совершенно беспомощный, когда речь заходит о реализации своих находок.

Конечно же, такой недотепа с радостью предоставит ему, Петру Дееву, честь стать своим поводырем в мире житейских хлопот.

Петр Деев выбрал один из самых престижных университетов страны, скрупулезно выяснил, кто из профессорского состава и в какой степени преуспевает в науке. Его внимание остановилось на физико-математическом факультете, о котором, не уставая и пространно, повествовала печать. Здесь решались проблемы преодоления скорости света, проблемы использования энергии вакуумного поля и монополей Дирака. Здесь, как показалось Дееву, зрела очередная научно-техническая революция.

А отчего бы этой революции не поднять на гребне своей волны и его, Петра Девва?

Перед поступлением в университет Петя побывал на приеме у ректора и, судя по всему, произвел на того весьма благоприятное впечатление. Иначе трудно представить, как бы ему удалось не просто сдать вступительные экзамены, но, главное, пройти конкурсный отбор.

Уже на первом курсе Петр Деев стал незаменимым человеком на ведущих кафедрах факультета, помогая в поисках дефицитного оборудования, в монтаже этого оборудования. Не гнушался он попутно оказывать услуги и заведующим кафедрами в домашних хлопотах — комуто в ремонте квартиры, кому-то в строительстве дачи, в организации юбилейного банкета, в свадьбе сына или дочери.

Довелось ему даже поприсутствовать на Ученом совете, куда доступ студентам вообще заказан. Правда, роль его была весьма заурядная — он помогал развешивать плакаты, по которым шла докторская защита.

Но с каждым годом своего пребывания в университете Деев все больше убеждался, что его затея обречена. Именитые профессора, кандидаты на академические звания, благоволя ему, никак не включали его в число своих любимых учеников, будущих своих последователей. Не то сказывался приличный жизненный опыт этих корифеев науки, не то у них имелись более достойные кандидатуры.

Петя уже подумывал, не послать ли университет ко всем чертям и не податься ли на работу в один из коммерческих банков, когда его внимание, наконец, было привлечено теми, с кем он уже четвертый год жил в одной комнате.

Первое время он был очень невысокого мнения о своих соседях по комнате, считая их людьми крайне несерьезными, убивающими драгоценное время на пустую игру в шахматы.

Конечно, он не мог не слышать коротких реплик, которыми те обменивались во время игры.

Часто его смешило, что «молчуны» на полном серьезе обсуждают фантастическую возможность перемещения вдоль четвертого измерения вселенной, то бишь по координате времени.

Позже он с веселым удивлением стал убеждаться, что Евдокимов и Кучерняк не только болтают, но и делают какие-то торопливые записи, пытаются что-то считать, анализировать.

Однажды, проснувшись среди ночи, он стал свидетелем нелепейшей на его взгляд сцены:

Кучерняк с пафосом вслух читал какую-то галиматью из диалектического материализма, а Евдокимов взволнованно расхаживал по комнате, то взмахивая руками, то ероша свои жесткие волосы.

На четвертом университетском году «молчуны» стали лидерами курса. Лишь они двое были удостоены Ломоносовской стипендии. Их курсовые работы и рефераты вызывали восторг у преподавателей, ставились в пример. Их физиономии, как активных участников исследовательских работ, красовались на кафедральных стендах.

И Петя Деев стал все пристальнее приглядываться к «молчунам». Он был достаточно проницательным человеком, чтобы вскоре убедиться, насколько глубоко они пропитаны своей сумасбродной идеей. И в его голове вдруг шевельнулась непрошеная тревожная мысль: а что, если у них и на самом деле получится? Да ведь это же будет настоящий сумасшедший переворот в науке!

Однако Петя Деев не спешил с выводами, он не позволял себе ошибаться. Он лишь заставил себя как можно внимательнее наблюдать за своими однокурсниками-оригиналами.

На какое-то время после окончания университета Дима и Костя расстались с Петей Деевым.

Они и не помышляли о новой встрече, ибо не испытывали к нему особой дружеской привязанности.

Дмитрий и Константин были без экзаменов зачислены в аспирантуру при кафедре аналитической физики. Это оказалось для них самое тяжелое время учебы, поскольку полученные темы диссертационных работ оказались бесконечно далекими, от их сокровенных замыслов. Приходилось раздваиваться — собирать материал для темы и продолжать искать подходы к решению фантастической идеи движения вдоль координаты времении.

И они таки нашли!

Нашли перед самой защитой диссертации. Это случилось во время очередной партии в шахматы. Их обоих словно кто-то толкнул изнутри. «Молчуны» одновременно подняли головы и сосредоточенно, словно не узнавая, поглядели друг на друга.

— Ма-а-асса-а… — зловещим шепотом произнес Дмитрий.

— Единство! — глаза Кости так и забегали по сторонам. — Единство массы, времени и пространства! Какие же мы олухи… — Масса превращается во время…

— Или время становится массой.

— Да-а-а… Теперь есть что считать.

И, шумно повздыхав, они снова погрузились в шахматную баталию. Им бы выть от восторга, пуститься в пляс — ведь найдено решение, ради которого исследователи жертвуют всей жизнью. И, случается, не находят. А они, еще не ставшие даже кандидатами в науку, нашли. И вели себя так, словно совершили обычную черновую работу.

— Ах, какая бы была тема для диссертации… — передвигая пешку, вздохнул Костя.

— Тема… — усмехнулся Дмитрий. — Да нас бы просто упрятали в психушку.

Получив звания кандидатов наук, Дмитрий и Константин мучительно размышляли, как распорядиться своей дальнейшей судьбой. Конечно, они имели возможность остаться при кафедре аналитической физики, но знали, что там нечего будет и думать о своих собственных исследованиях в области движения по координате времени.

Они догуливали последние дни положенного им отпуска после защиты, когда дверь в их аспирантскую комнатку распахнулась без стука, и перед ними возник улыбающийся, одетый в модный темно-синий костюм, белоснежную сорочку с ярким цветастым галстуком и сверкающие лаковые туфли Петя Деев.

— Здорово, ребята! — закричал он, швыряя на одну из коек великолепный кожаный дипломат с бронзовой окантовкой. — Как я рад вас видеть!

И он сжал в своих могучих объятьях сначала Диму, потом Костю. «Молчуны» более сдержанно отозвались на его появление. Они не стали расспрашивать Петю, как он живет, чем занимается. Даже ради приличия. Петины дела их никогда не интересовали.

Отлично понимая суть холодного приема, Петя не обиделся. Перестав улыбаться, построжав, он сразу заговорил о деле.

— Я, собственно, ребята, к вам с деловым предложением, — усаживаясь на край кровати, сказал Петя. — Видите ли, я работаю в НИИ космической аппаратуры. Пока на снабжении. Но… — он выразительно заглянул в лицо Димы, в лицо Кости, — но я уже договорился с дирекцией об организации аналитико-теоретической секции. Штат по моему усмотрению. Что касается средств… — Петя выразительно ухмыльнулся, — вы же меня знаете, ребята. Тут никаких затруднений не случится. Оборудование добудем самое современное.

— Насколько я понимаю, — перебил его Дима, — ты пришел пригласить нас на работу.

— Ты попал в точку, Дима! — Петя так хлопнул его по спине, что Дмитрий едва не свалился с койки на пол. — Именно с тем я и пришел. Я пришел чтобы предложить вам совместную работу над проблемой движения по четвертому измерению вселенной… Так, кажется, она называется.

Дмитрий и Константин так и застыли с раскрытыми ртами. Им и невдомек было, что Петя все эти годы не выпускал их из поля зрения, что он даже побывал на их защите, постаравшись, правда, не попасть им на глаза.

— Ушам своим не верю, — пробормотал Дмитрий.

— Ты и… вдруг четвертое измерение. Какая тут взаимосвязь? Что тебе до наших забот?

— Такой уж я человек, — Петя все посмеивался. — Вы же меня знаете, ребята. Я всегда готов придти на помощь своим друзьям. А кто еще кроме меня предоставит вам возможности заниматься столь… отвлеченной темой?

— И кто же возглавит руководство секцией? — поинтересовался Константин.

— Да разве можно это доверить кому-то постороннему? — воскликнул Петя. — Руководство я беру на себя. А вам предоставляется возможность спокойненько вести свои исследования. Ну, как? Пойдет?

«Молчуны» грустно переглянулись.

Взглянув на свои ультрасовременные золотые часы, Петя заторопился.

— У меня ведь дела, дела, — вздохнул он. — Передохнуть некогда. Итак, до завтра, ребята. В девять утра я вас жду в вестибюле института.

Им отвели три комнаты. В одной, крайней, Петя сделал свой кабинет, обставив его так, как бывает не у всякого директора завода. В другой, крайне маленькой комнате, поставили два небольших письменных стола с настольными компьютерами. На одной из стен закрепили большую черную доску, на которой можно было черкаться мелом. Вскладчину Дмитрий и Константин купили шахматный столик и поставили его между письменными столами.

Средняя большая комната вначале пустовала. Но уже через пару дней после прихода «молчунов» в ней была установлена стационарная ЭВМ с более широким диапазоном расчетов, чем настольные компьютеры. Она же позволяла производить и моделирование процессов взаимопревращения времени и материи.

В установке оборудования «молчуны» участия не принимали.

— Вы занимайтесь своим делом, — потребовал Деев, — налегайте на свои расчеты. А мы тут без вас обойдемся. Чего не хватает — требуйте, не скромничайте, я в полном вашем распоряжении.

Но они-то давным-давно усвоили, что Петя ничего за так не делает, что у него на все свои резоны. На что он рассчитывает сейчас, они могли только догадываться. Впрочем, им было не до того — они получили возможность с головой уйти в решение своей фантастической, абсурдной, никем не признаваемой проблемы.

«Молчуны» вступили в пору испытания на верность своей выношенной годами мечте. Их не ждало внезапное и ошеломляющее открытие. Они понимали — им предстоит складывать бесконечно высокое здание по кирпичикам. Более того, не просто складывать, а, быть может, не единожды разбирать его и начинать все сызнова. Каждому из них в одиночку такое было бы не под силу, но вместе, вдвоем Дмитрий и Константин были уже твердо уверены: они непременно придут к своей цели. Пусть через год, через десять лет, через пятьдесят, но придут. И порукой тому (не смешно ли?) была шахматная доска. Сидя за нею, они принимали самые смелые, самые сумасбродные ходы в своих расчетах.

Расчеты… расчеты… расчеты…

Волновое уравнение де Бройля…

Тензорное исчисление с определителями Дирака…

Специальная теория относительности Эйнштейна…

Все это тесно и замысловато переплелось, чтобы привести к тому заветному уравнению, которое откроет зеленый свет для движения вдоль четвертого измерения вселенной.

В утомительных расчетах прошла осень. Отшумела вьюгами суровая в этом году зима. И вот уже в конце апреля, вначале на доске, мелом, Костя начал выписывать заключительную строчку уравнений. Дмитрий, расхаживая по закутку и поглядывая то на недоигранную партию, в которой ход остался за ним, то в листок бумаги в своей руке, подсказывал Косте, что писать дальше. Костя иногда соглашался, иногда категорически отвергал поправки друга. Они принимались спорить, стараясь перекричать один другого.

Наконец, придя к соглашению и полюбовавшись на окончательную формулу, вернулись к шахматному столику, чтобы с головой уйти в незаконченную партию.

— Теперь за машину? — с застывшим над доской ферзем спросил Дмитрий.

— Могим, — выпячивая губы, вздохнул Костя. Понаблюдай за ними специалист-физиолог, он бы пришел к любопытному выводу, что у этих молодых кандидатов в науку мозговые полушария работают автономно, независимо одно от другого: одно полушарие поглощено игрой в шахматы, а второе блуждает в математических дебрях.

Они шли вдоль тополиной аллеи, которая делила широкий проспект на две проезжие части.

Иногда они принимались напевать полюбившуюся им песенку из вчерашней телевизионной передачи. Сегодня они походили па слегка подвыпивших, страшно довольных собой, но твердо держащихся на ногах молодых людей. Сегодня они вполне могли бы себе позволить и такое, но, увы, у них кончались деньги, а до очередной получки оставалась еще неделя.

И вдруг они примолкли. На дальней скамейке в одиночестве сидела девушка. Было видно, что она плачет. Плечи ее вздрагивали, она часто подносила платок к глазам.

Дима и Костя переглянулись. До сих пор им не доводилось кого-либо утешать, тем более девушек. Они бы, пожалуй, прошли мимо, но сегодня у них было благодушное приподнятое настроение — перед глазами еще маячило уравнение движения по четвертому измерению вселенной.

Первым к девушке приблизился Дима.

— Вас кто-то обидел? — сочувствующе поинтересовался он. — Может, мы сможем вам помочь?

— А, иди ты! — вяло отмахнулась девушка. — Помощник нашелся…

— А плакать здесь запрещено, — громко пробасил Костя. — Милиция оштрафует.

Девушка подняла на него глаза, и тут «молчуны» невольно подивились их яркой синеве. И вообще девушка была очень хороша собой. Ее оголенные до плеч руки двигались, как у Одетты из «Лебединого озера». А златокудрая замысловатая прическа была, пожалуй, больше самой головы.

— Нет, на самом деле, — настаивал Дмитрий. — Что случилось?

— Да что случилось… — снизошла до ответа девушка. — Уволили, вот что случилось. А маму тоже уволили. Неделю назад. Что мы теперь жрать будем?

— А вы по профессии кто? — заинтересовался Костя.

— Ну, кто, кто… Лаборантка я. Была. В литейке. А теперь вот никто.

— Дима, — обратился Костя к другу, — а ведь нам позарез нужна лаборантка.

— В самом деле! — подхватил Дмитрий идею Кости. — Вас как зовут?

— Нелей… А вы что, кооператоры? — сразу перестав плакать, с надеждой поинтересовалась девушка.

— Нет, мы не кооператоры, — вздохнул Костя. — Мы из НИИ космической аппаратуры. Но на работу устроить сумеем.

— Могим! — подхватил Костя. — Ей-богу, могим! Неля встала, оправила платье. Из сумочки вынула зеркальце, посмотрелась в него, смахнула с ресниц слезы. Потом втроем они бродили по тополиной аллее, и Алевтина поведала им, как жестоко, как несправедливо обошлись с нею в литейке. А все потому, что она не любила несправедливости, говорила правду в лицо.

Как и следовало ожидать, Петя Деев решительно отказал в приеме на работу Алевтины Бородипой.

— Опять вы полезли не в свое корыто, — сурово глядя на «молчунов», процедил он. — На такую престижную работу нельзя брать первого попавшегося человека. А уж кого брать — позвольте решать мне.

— Между прочим, Петя, — глядя в сторону, проронил Костя, — мы с Димой вывели основное уравнение движения вдоль четвертого измерения. Думали, всю жизнь будем корпеть, а оно — вот оно. Опубликуем — все человечество вздрогнет.

Петя насторожился. Его внутреннее волнение выдали порозовевшие, прижатые к голове уши. Он испытующе поглядел в глаза каждому из «молчунов».

— Вы не шутите, ребята? — он понизил голос И воровато оглянулся на двери: не подслушивает ли кто? — Нет, в самом деле?

— В самом деле, Петя, — подтвердил Дмитрий. — Только вот какое дело: без Алевтины Бородииой мы далее работать с тобой не сможем. Будем тогда вместе с ней искать работу в другом месте.

— Это мы могим, — вздохнул Костя.

— Ладно, черт с вами, — сдался Деев. Он сам пошел с заявлением Али к директору института.

А тот, недолго думая, снял телефонную трубку и позвонил на тот завод, где работала Бородина.

— Ты кого принимаешь? — набросился директор на Петю. — Да ее же не уволили, а выгнали.

Выгнали за свинское отношение к работе, за постоянные прогулы, за лень, за шуры-муры в рабочее время, за… В общем, еще черт знает за что!

Но Петя Деев не был бы Петей Деевым, если б не умел доказывать, что черное — это абсолютное белое. И кончилось тем, что директор НИИ едва не прослезился от той задушевности, с какой Петя доказывал, что без Алевтины Бородиной секция существовать не сможет. Прощаясь, они крепко трясли друг другу руки, рассыпались во взаимных любезностях.

Выйдя от директора, Петя мысленно чертыхнулся: из-за какой-то паршивой девицы потратить столько энергии. Но он тут же вспомнил, что Евдокимов и Ку черняк получили-таки уравнение, которое еще не удавалось получить даже самым именитым физикам.

Подходит пора действовать ему, Петру Дееву, будущему родоначальнику путешествий по времени.

А уравнение-то все-таки преподнесло сюрпризец своим авторам, повергнув их в немалое смущение.

Да, оно утверждало возможность перемещения во времени материального объекта. Однако, связывая воедино время, пространство и материю, оно устанавливало неизбежность перехода одного в другое.

Так, например, при перемещении по четвертому измерению в будущее, вещество, из которого состоит перемещающийся объект, должно занять бесконечно большой объем, то есть, проще говоря, раствориться в пространстве, слиться с квантовым полем вакуума. Для земного наблюдателя объект попросту исчезнет.

При движении в обратную сторону, то есть в прошлое, дело обстояло не лучше. В этом случае масса материального объекта свертывалась, сжималась до объема точки.

Даже необузданное воображение «молчунов» не сумело воссоздать зрительную картину подобных превращений.

— Дима, — горестно вздохнул Костя, передвигая пешку, — для чего будет нужна наша машина времени, если мы с тобой не сможем в ней побывать ни в прошлом, ни в будущем?

— Костяша, — укоризненно исподлобья взглянул Дима на товарища, — да разве же мы с тобой не предвидели этого с самого начала? Главное-то во всем этом для нас что?

— Доказать принципиальную возможность перемещения по времени… — заученно пробубнил Костя.

— То-то и оно…

— Послушай, Дима, что мне пришло в голову, — не отрывая глаз от доски, сказал Константин.

— Когда все сотни килограммов нашей машины времени обратятся в материальную точку, то… — он предостерегающе поднял палец, — то согласно эйнштейновскому эм-це квадрат будет иметь место сумасшедший дефект массы. Ты можешь вообразить, какую энергию доставит в прошлое наша путешествующая точка.

Дмитрий долго и сумрачно молчал, обдумывая одновременно и очередной ход, и услышанное от Кости.

— Да-а… — вздохнул он, наконец, — нам с тобой еще думать и думать.

— Это мы могим! — образовался Костя. — Вам шах, маэстро!

Теперь Петя Деев только успевал поворачиваться. Заказы на установки, агрегаты, приборы, датчики, блоки электронного оборудования посыпались от «молчунов», как из рога изобилия.

Но Петя не был бы Петей, если б каждый его вояж на тот или иной завод не заканчивался тем, что каждый его заказ пускали вне очереди, а провожали его, как самого желанного заказчика, крепко жали руку на прощанье, просили не забывать и наведываться.

А за генератором шарового сверхплотного пульсирующего магнито-плазменного поля ему пришлось съездить в Германию в одну из престижных фирм, специализирующихся на электронике.

В большом зале становилось тесновато от новых уникальных установок.

Эксперименты шли полным ходом.

И Петя потребовал, чтобы результаты каждого эксперимента фиксировались самым подробным образом, подшивались в специальную папку. Каждый вечер он забирал папки к себе в кабинет, закрывался на ключ. Чем он там занимался, можно было только догадываться.

Случалось, приходя утром в лабораторию, «молчуны» убеждались, что Петя всю ночь провел в своем кабинете. Он появлялся заспанный, но, как всегда, улыбающийся.

Желая освободиться от писанины, Костя и Дмитрий решились поручить ее Алевтине.

Утром Петя встретил «молчунов» в коридоре и попросил их зайти к нему в кабинет. Там, взяв со стола папку, он вежливо поинтересовался:

— Вы что, вчера заложили?

— То есть? — не понял Дима.

— Такую запись, — тот швырнул им папку через стол, — можно сделать, только набравшись до чертиков. Извольте убедиться.

Не желая ставить под удар Алевтину, Костя заново переписал вчерашние протоколы.

А пока он переписывал, Алевтина преспокойненько устроилась за соседним столом и старательно разглядывала себя в зеркальце, разглаживая намусоленным пальцем брови, поправляя на висках прическу, облизывая свои жемчужные зубки.

Да, увы, вместе с Алевтиной в лаборатории поселилось непредвиденное «молчунами» испытание. По утрам их словно кто-то стал подгонять на работу. Конечно, они и прежде не залеживались в постелях, но по дороге в лабораторию успевали обстоятельно обсудить предстоящую серию экспериментов. Теперь же главным стимулом спешки стало желание поскорее увидеть Алевтину, заглянуть в ее обаятельное личико с распахнутыми синими глазами, полюбоваться на ее царственную воздушную походку.

А о том, чтобы потолковать с девушкой о своих чувствах, не могло быть и речи. Уж слишком прочно припаяло их друг к другу общей мечтой, единой выбранной в жизни дорогой. Каждый из них вполне отдавал себе отчет, какую обиду нанесет другу и единомышленнику попыткой склонить симпатии Алевтины на свою сторону. Рухнет все начатое ими дело…

Но ведь сердцу не прикажешь. «Молчуны» ловили себя на том, что частенько прячут друг от друга глаза. А потом случилось и того хуже — проворочавшись полночи без сна, они, не сговариваясь, покинули постели, включили в комнате свет, сели к столу и молча расставили фигуры.

И, как уже случалось не раз, именно здесь, над шахматной доской, к ним пришло окончательное решение.

— Дима, — предложил Константин, — давай сделаем так: доведем нашу машину до ходовых испытаний, а потом попросим Алевтину самой решить нашу судьбу.

Дмитрию потребовалось четыре хода, прежде чем он ответил:

— Ты, как всегда, прав, Костик. Конечно же, Алевтина должна сама сделать выбор.

И у обоих как-то сразу полегчало на душе. Утром они впервые проспали и почти на полтора часа опоздали на работу.

— Чтоб это было в первый и последний раз, — сурово предупредил их Петр.

Быстро повзрослев в научных исследованиях, Дима и Костя оставались сущими младенцами в делах амурных. Конечно, за время учебы в университете им довелось насмотреться всякого.

Но они как-то не пришлись ко двору в шумных застольях, в сборищах, где любовные дела решались быстро и просто. А Алевтина… Та им показалась совсем другого поля ягодой. В ней им привиделась еще не встречаемая чистота и наивность.

Что касается самой Алевтины, то она с первых же дней работы в лаборатории разобралась, кто чего стоит. Тайные воздыхания Дмитрия и Константина не были для нее тайными, казались нелепыми и противоестественными. А еще смешнее выглядела их зависимость от начальника лаборатории Деева — ну прямо цыплята перед голодным котом!

Поэтому, опоздав утром на работу, она не объяснялась с «молчунами», а заходила в кабинет к Дееву.

— Петр Алексеевич, — ворковала она покаянно, — я опять опоздала. Ну что делать, если у меня мама такая дохлая? Опять температурит. Пришлось в поликлинику забежать, вызвать врача на дом.

И Петр Алексеевич, собравшийся учинить Алевтине разнос, как-то сразу размягчался под взглядом ее синих, доверчиво распахнутых глаз.

— Ну, если мама… — разводил он руками, и его прижатые к голове уши предательски розовели. — Маму, конечно, надо беречь. А может, с нею что серьезное?

— Да нет, грипп, скорее всего.

— Грипп — болезнь неприятная. Ладно, идите работайте, Алевтина Викторовна.

Направившись было к дверям, Алевтина задержалась.

— А чем мне заниматься, Петр Алексеевич? — спросила она. — Евдокимов и Кучерияк меня больше к пульту не подпускают, боятся, что я опять все перепутаю.

— Вот даже как? — нахмурился Петя. — Ладно, я разберусь. Найду вам работу.

И вскоре Алевтина Бородина обрела постоянное рабочее место в кабинете Петра Деева.

«Молчуны» облегченно вздохнули — теперь они могли не отвлекаться во время эксперимента или во время кропотливых расчетов. А чем Петя загружал лаборантку, ни Диму, ни Костю не интересовало.

В эти дни «молчуны», как физики-аналитки, превзошли самих себя — они решили задачу возвращения машины времени из прошлого. Аналитически доказали, что в конечном пункте движения она, выполняя заложенную в нее программу, превратится в материальную точку, станет источником виртуальных частиц с заданными свойствами. Эти-то частицы, взаимодействуя с квантовым полем вакуума, и создадут условия для смены направления движения и для одновременного превращения точки в исходный материальный объект.

Даже непробиваемый Петя Деев, изменяя своей закаленной выдержке, пришел в неописуемый восторг от сообщения «молчунов». Еще бы! Открытие его подчиненных сделало зримо близким его звездный час. Ах, каким провидцем оказался он, Петр Деев, поставив на этих кретинов, вверив в их, в общем-то, умелые руки свое будущее! Теперь один шаг отделяет его от подлинного триумфа.

Но очень скоро справившись со своим волнением, Петя многозначительно кашлянул в кулак, плотнее прикрыл двери в свой кабинет.

— Теперь мы сделаем так, ребята, — сказал on, — я на этой неделе выступлю с отчетом о нашей работе на Ученом совете института. Директор уже давно прижимает меня с этим делом.

Нет, вы только представьте, какое впечатление я произведу перед всей этой ученой братией! — не удержался он, счастливо похохатывая. Но тут же мысленно одернул себя. — Над отчетом нам с вами придется как следует поработать, может, и не поспать придется. Тут уж не обессудьте.

Мой кабинет и диван будут в полном вашем распоряжении, — и после многозначительной паузы: — Ну, а когда отчет будет утвержден Советом института, я отправлю его в Академию наук.

Чувствуете, чем это пахнет? Нет? Да нам же не лабораторию, нам свой институт организуют! И звания соответствующие присвоят. Без всяких там защит.

Помолчав и покровительственно глядя на «молчунов», он снисходительно потрепал их за плечи.

— С Деевым не пропадете, — сказал он коротко и жестко. И добавил:

— Так что можете начинать проектирование машины в металле. Я вам такого конструктора организую, что только ахнете. Будете гнать чертежи. Ну, а за изготовлением дело не станет, вы же меня знаете.

На другой же день утром Петя привел в закуток к «молчунам» невысокого хмурого мужчину лет пятидесяти пяти в поношенном мятом костюме неопределенного цвета, в клетчатой рубашке с расстегнутым потертым воротничком.

Сквозь реденькие, тоже неопределенного цвета волосы просвечивала лысина с нездоровой кожей. И вообще все лицо его было тоже какое-то помятое, словно с хронического запоя.

— Знакомьтесь, ребята, — отрекомендовал мужчину Петя Деев, — вот наш, что называется, генеральный конструктор.

— Я — Фивейский, — буркнул «генеральный», — Михаил Михайлович.

В углу зала ему поставили кульман и небольшой письменный стол. Очень скоро «молчуны» убедились, что Петя Деев знает, кого принимать на работу. Фивейский на лету схватывал идею, часто подсказывал свои собственные решения — видать, опыт у него был очень солидный.

Чертил же он с непостижимой быстротой, постоянно держа во рту два резервных, специально заточенных карандаша.

Очень скоро он уже с нескрываемым интересом и уважением поглядывал на Дмитрия и Константина, обращаясь к ним запросто на «ты». Но кого он сразу же и откровенно невзлюбил, так это Алевтину.

— Попрыгунья-стрекоза, — как-то вслух бросил он ей вслед. И, обращаясь к «молчунам», посоветовал:

— Не надо на нее смотреть так влюбленно, глаза заболят. И не стоит она того.

Стало очевидно, что у Фивейского наметанный глаз не только на конструкторские решения, но и на все житейские дела.

Машина постепенно обрастала деталями. Ее внешняя оболочка представляла собой двухметровую сферу, сложенную из шестисот треугольных иридиевых пластинок. В монтаже большим умельцем показал себя Фивейский. Ему помогали два слесаря-электроника, также приведенные Деевым. Это были молодые парни, читающие схему любого самого сложного блока, как открытую книгу.

Что касается Петиного отчета на Ученом совете института, то он, действительно, произвел впечатление разорвавшейся бомбы. Оказалось, что, кроме директора, ни одна живая душа в институте не ведала о том, что под крышей этого здания создается уэллсовская машина времени. В лабораторию зачастило институтское начальство и руководители других отделов.

Они появлялись в сопровождении Петра Деева, которого уважительно величали Петром Алексеевичем. А Петя водил их вокруг машины, объяснял ее устройство. Теперь он мог говорить на равных даже с теми, кто имел высокие научные степени. И тут, к его несказанному внутреннему удовлетворению, его принимали уже как равного.

А «молчуны» стояли в сторонке. На них, как исполнителей задумок Деева, никто не обращал внимания.

— Высоко хочет взлететь, — поделился с ними своими критическими мыслями Фивейский, — да как бы при падении лоб не расшиб. А вы-то чего молчите? Да я б на вашем месте…

Поглядев на добродушные физиономии «молчунов», он только в сердцах махнул рукой.

В самый разгар монтажа Петя пригласил «молчунов» к себе в кабинет. Смущаясь и розовея ушами, не предлагая от волнения им сесть, он сказал:

— Вы на завтра, ребята, никакой работы не планируйте. Завтра у нас с Алей бракосочетание во Дворце Космоса. Я уж попрошу вас быть моими свидетелями. Со стороны жениха, так сказать. Ну, а вечером — банкет для всего института. Я уже зал в «Бурьяне» откупил.

Увидев вытаращенные на него глаза Дмитрия и Константина, словно оправдываясь, развел руками.

— Видите, как получилось. Ну да сколько же нам с вами в холостяках ходить? Пора и остепениться. Как высчитаете?

— Ты всегда поступаешь мудро, Петя, — согласился с ним Дмитрий. — жаль, что мы с Костей не сможем присутствовать на таком важном торжестве. Понимаешь, нам в голову пришла очень важная идея и реализовать ее нужно немедленно.

— Правда?

Петя испытующе поглядел на Костю. Тот как можно важнее покивал головой.

Петр Алексеевич Деев взял для себя и своей жены Алевтины Деевой отпуск. И они улетели куда-то к морю, кажется, в Геленджик. Машину кончали без Пети, что сразу сказалось на темпах сборки. Заказы на изготовление узлов и деталей для нее приходилось размещать на разных заводах города и области, а там и своих забот хватало. Брали только тогда, когда узнавали, что заказчик Петр Деев. «Ах, так вы от Деева? Чего же сразу не сказали?»

Выслушивать такое им, хорошо знающим своего Петю, было не очень-то приятно. Но, увы, они эти дни жили одной заботой — сборкой машины.

Однако «молчуны» ошибались, считая, что Петя Деев временно отстранился от забот по подготовке машины к испытанию. У него все оказалось рассчитанным с точностью до одного дня. А может быть, и часа.

Отчет с размашистой подписью «П. ДЕЕВ» был им отправлен в Академию наук перед уходом в отпуск. А там прочесть не поторопятся. А уж поверить в серьезность прочитанного, тем более. За это время машина под бдительным оком «молчунов» будет собрана и подготовлена к испытанию. А дать «добро» первому движению по координате времени, поставить свою подпись под первой программой испытания — это уже дело его, Петра Деева.

Так оно все и получилось.

Едва был закончен монтаж всех агрегатов машины, дверь лаборатории распахнулась, и в нее прежде всего вошла своей царственной походкой Алевтина Деева. Не здороваясь, подарив лишь кроткий взгляд своих синих глаз всем находившимся в зале, она молча прошла к машине, прикоснулась к ее поверхности своей оголенной по локоть рукой.

Следом за нею вошел Петя. Он был одет в светлосерый новый, с иголочки, костюм. В кармашке пиджака сверкали позолотой шариковые ручки.

Скупо улыбаясь, Петя крепко встряхнул руки «молчунам», Фивейскому, электроникам.

— Ну, как вы тут без меня? — поинтересовался Петя. — Все в порядке, надеюсь?

— Руководители достойные, — подал голос Фивейский.

— Да, — спохватился Петя и взял за руку Алевтину, — рекомендую: отныне ваш новый младший научный сотрудник. Приказ по институту уже подписан. Прошу любить и жаловать.

Фивейский зафыркал, не скрывая своей антипатии.

— Когда изволите подписать программу испытаний? — обращаясь к Пете на «вы», спросил Дима.

— Сегодня, — ответил Петя, — сейчас же.

В течение последующих двух дней Петр Деев изучал составленную «молчунами» программу испытаний машины. Он изучал ее у себя в кабинете, закрывшись там вместе с Алевтиной.

— Натаскивает, — подмигнул «молчунам» Фивейский, — женушку-то.

Уже под вечер Деев вызвал к себе Дмитрия и Константина.

— Ну что ж, — резюмировал он, — дельно составлено. Я подписал. Сегодня мы еще с Алей у машины поколдуем, приглядимся, что к чему. А с испытанием, я думаю, спешить не будем.

— Стало быть, наше присутствие не обязательно, — сказал Костя.

— Нет, нет, отдыхайте, ребята.

Костя открыл было рот, чтобы заявить, что для отдыха время еще не пришло, что над всем процессом перемещения еще думать да думать, но, покосившись на сумрачное лицо своего друга, промолчал, Поужинав в столовой, они поднялись на двенадцатый этаж в свою комнатку аспирантского общежития, из которой комендант уже давно грозился их выселить. Включили телевизор, но вскоре выключили — настроение после разговора с Петей у обоих было муторное, испорченное.

Тогда сели к столу за шахматную доску. После восьмого хода, обретя душевное равновесие, Дима поднял глаза на Костю.

— Знаешь, над чём следует нам теперь поломать голову? — спросил он.

— Над траекторией движения по четвертому измерению, — выдохнул Костя.

Дима с минуту внимательно изучал Костило лицо.

— Иногда у меня возникает такое ощущение, — признался он, — будто ты читаешь мои мысли.

— Странно… — покачал головой Костя. — Я уже давненько собираюсь сказать тебе то же самое.

Погрузившись в обдумывание ходов, они несколько минут молчали.

— Итак, — первым заговорил Дмитрий, — мы приняли траекторию движения материального объекта вдоль четвертого измерения, как прямую линию.

— И учли гравитационные поля только в первом приближении, — подхватил Костя. — В нашей конечной формуле не хватает поправочного степенного коэффициента.

— Но тогда мы получим неизбежное искривление траектории, — заключил Дмитрий. — Короче говоря, наша материальная точка неизбежно погрузится в недра Земли.

«Молчуны» долго и сосредоточенно глядели на доску, совершая один за другим осторожные ходы. И только убедившись в неизбежности ничьей, облегченно вздохнули, выпрямились, глядя друг на друга.

— Вот одна из причин, по которой в прошлом никогда не удается засечь пришельца из будущего, — сказал Дмитрий.

— Послушай, — потирая лоб, проговорил Костя, — а что если вторжение такой материальной точки, несущей в себе колоссальный, запас энергии, и есть причина землетрясений? Не всех, конечно, но очень многих.

— Костик! — ахнул Дмитрий. — Да тебе же при жизни нужно памятник поставить! Ты же совершил одно из величайших открытий. Ты представляешь, какой переполох подымется в стане геологов после нашего сообщения? Сенсация! Взрыв!

— Все это страшно интересно, уважаемый Евдокимов. Только за какие же прегрешения ты отправляешь меня на постамент в одиночестве? Если уж стоять на нем, так нам обоим.

— Увы, Костенька, — развел руками Дмитрий, — ни тебе, ни мне туда не подняться. Это место давным-давно зарезервировал для себя наш общий друг Петя Деев.

— Ну и черт с ним, с памятником! Идем-ка лучше спать…

Среди ночи их разбудил торопливый и настойчивый стук в двери.

— Кого еще там черт принес? — проворчал Дмитрий, чья койка стояла ближе к входу. — Ну, иду же, иду!

Раскрыв двери, он к немалому своему удивлению увидел Алевтину. Прическа ее была в полном беспорядке, лицо покрывали бисеринки пота, рабочий халат был полурасстегнут. В общем, вид она имела такой, словно за ней гналась свора бешеных собак. Молодая женщина надрывно, с хрипом дышала и долго не могла заговорить.

— Петя… — наконец, с усилием прохрипела она. — Петя исчез…

— Смотался, что ли? — переступая босыми ногами по холодному полу и всем своим видом выражая недружелюбие, буркнул Дмитрий. — Успел уже другую зазнобу завести?

— Ду-ррра-ак! — зло прошипела Алевтина. — В зале исчез! Крутился вокруг вашей проклятой машины и… вдруг исчез. Прямо у меня на глазах словно в воздухе растворился. Что же это такое случилось, а?

Тут с постели поднялся и Костя, стал торопливо одеваться.

— Пойдем, Дима, пойдем! — торопил он товарища. — Дело-то, видать, серьезное… Стало быть, машина на месте? — обратился он к Алевтине.

— Да на месте же, чтоб она провалилась, на месте!

— Чертовщина какая-то получается…

Втроем они затопали вдоль коридора спящего общежития. Время было предутреннее, на улице ни души. Занимался бледный июньский рассвет. Пришлось отправиться пешком.

Нетерпение подхлестывало «молчунов» и они бы побежали, по их сдерживала Алевтина, семенившая на своих модных каблучках.

Дежурный вахтер долго не решался впустить их в здание института, и только когда Дмитрий потребовал соединить его с директором, сдался.

Опережая девушку, Дмитрий и Константин устремились вверх по лестнице, промчались по темному коридору. Дверь в лабораторию была оставлена Алевтиной открытой, и в зале горел свет.

Друзья облегченно вздохнули, убедившись, что машина в целости и сохранности покоится на своем стартовом основании. Но, боже, в каком виде! Словно ее только что извлекли из атомного пламени. Темно-фиолетовые, желтые и зеленые цвета побежалости пятнали ее некогда золотистую полированную поверхность.

Дима и Костя ощупали каждую пластинку поверхности, убедились, что никто не покушался проникнуть внутрь сферы. Предположение, что Петя Деев отважился совершить с нею путешествие в прошлое, полностью отпадало. И потому «молчуны» могли утверждать, что машина к исчезновению начальника секции никакого отношения не имеет. Досадно, конечно, что Петя Деев все-таки решился сам провести ходовые испытания и, похоже, полностью выполнил всю составленную «молчунами» программу, вплоть до возвращения машины. А вот куда при этом подевался он сам, остается загадкой.

Все это достаточно подробно было растолковано Алевтине.

— Но где же он в таком случае? — напустилась она на Дмитрия. — Где мой муж, я вас спрашиваю?

— Ты так-таки ничего и не поняла, — устало и разочарованно вздохнул Константин. — Шла бы пока домой, отдохнула, припомнила все получше. Может, ты просто вздремнула, а Петя в это время, и вышел до своим делам.

— Да я что, чокнутая? — Алевтина прямо задохнулась от негодования. — Я что, по-вашему, уже ничего не соображаю, да? Мы работали, нам было не до сна. Ясно?

— Да ты-то хоть что делала? — перебил ее Дмитриий.

— Я сидела вот здесь, за пультом. Петя мне объяснял, какую когда кнопку нажимать, и все в вашу писанину заглядывал. И вдруг ваша машина исчезла. Петя еще закричал на меня, вроде даже дурой обозвал. А часа через два…

— Через два часа восемнадцать минут… — уточнил Дмитрий, но скорее для самого себя, а не для Алевтины.

— Ну да, — согласилась Алевтина, — она появилась снова на том же месте, только такая горячая, что к ней долго нельзя было и подойти. А Петя все ходил вокруг нее, разглядывал со всех сторон, пытался пощупать. И вдруг… исчез. Вот тут стоял, вот на этом самом месте и… исчез. Я закричала, бросилась к нему. Я… — в голосе ее послышались слезы.

Дмитрий и Константин сочувствующе поглядели друг на друга. Но вот уж чего они совсем не умели, так это успокаивать женщин.

— Так ты иди домой, Алевтина, — как можно ласковее произнес Костя. — Иди, пожалуйста. А мы тут с Димой попробуем разобраться.

— Ах, попробуете! Ах, сами! Без меня, значит? — неожиданно взвизгнула Алевтина, что было для друзей полной неожиданностью. — Без мужа хотите оставить, да? Ну, уж дудки! Я не такая простофиля, чтобы взять, да и вам поверить. Это все ваши научные проделки! Знаю, вы радехоньки от Пети избавиться. Он мне про вас все порассказывал. И про то, как вы на его горбу собираетесь в рай въехать. Не выйдет, господа! Не выйдет, пока я здесь. Не дам! Не позволю! Вы еще меня не знаете. Я весь институт, весь город на ноги подыму. У меня дядя следователь, уж он-то подберет для вас статейку уголовного кодекса, обеспечит вам небо в клеточку.

И вдруг осеклась, увидев, как побелело лицо Дмитрия, как он медленно двинулся к ней с поднятым для удара кулаком. И, пожалуй, Костя не успел бы помешать ему ударить женщину, в чем бы они потом оба казнили себя. Но Алевтина попятилась к дверям и стремительно выскользнула в коридор.

Теперь «молчунам» было не до аналитических исследований. Началась пора таких забот, от которых весь свет стал немил. Исчезновение человека вообще считалось чрезвычайным событием, а тут исчезло будущее ученое светило, дерзнувшее вторгнуться в самую трудную область познания.

В институте приказом директора была создана комиссия для выяснения причин, вызвавших исчезновение Деева. Свою деятельность комиссия начала с того, что запретила младшим научным сотрудникам Евдокимову и Кучерняку касаться творения Деева, производить какиелибо работы с машиной времени. Правда, за разъяснениями обращаться к ним все-таки приходилось.

Скрупулезно изучался отчет Деева на Ученом совете. На свет божий были извлечены все журналы с записями Евдокимова и Кучерняка. Особое внимание обратили на программу испытаний. Но, увы, все это не позволило выдвинуть каких-либо версий по поводу факта исчезновения.;., И потому день за днем комиссия топталась на месте.

Между тем Алевтина Деева привела в исполнение свою угрозу.

«Молчуны» сидели в своем закутке над шахматной доской, подавленные свалившейся на них бедой, когда дверь отворилась и вошел невысокий упитанный мужчина с гривой седых волос.

— Бородин Станислав Сергеевич, следователь, — представился он. — Да вы сидите, сидите! — жестом руки остановил он собравшихся было вскочить Диму и Костю. — Я с удовольствием понаблюдаю за вашей баталией, поскольку и сам грешен в этом деле. Даже числюсь в чемпионах нашей районной организации.

Он сел сбоку от шахматного столика и с нескрываемым интересом стал наблюдать за игрой.

— Явная ничья, — констатировал Бородин. — А партия была на высоком уровне, такую редко увидишь. Был бы счастлив при случае скрестить с вами шпаги.

— Заглядывайте, — отозвался Еостя. — Мы люди не гордые.

— Вы, — следователь вытянул палец в сторону Кости, — Кучерняк Константин Иванович. А вы, — он взглянул на Диму — Евдокимов Дмитрий Всеволодович. Я не ошибся?

— Видимо, Алевтина нас во всех подробностях описала, — усмехнулся Дмитрий. — И статью, наверное, подсказала.

— Это вы о моей племяннице? — самым краешком губ улыбнулся следователь. — Вздорная пустая девчонка. Вся в папашу, моего младшего братца-бизнесмена. Конечно, потолковать с нею пришлось, не без того. Но… пока давайте забудем о ней. Меня привело к вам желание разобраться в странном и необъяснимом факте исчезновения человека.

Дмитрий и Константин застыли в напряженном ожидании. Еще бы, перед ними сидел человек, о профессии которого они до сих пор знали только из детективных романов. Да и те читали не часто, не испытывая к ним особого интереса.

— Прежде всего мне непонятно, — продолжал Бородин, — почему вы, кандидаты наук, несущие основную тяжесть исследовательских работ в секции Деева, находитесь в должности младших научных сотрудников?

«Молчуны» переглянулись и пожали плечами.

— Нас это абсолютно не трогает, — за обоих ответил Дима. — Главное, нам дали возможность работать. А звания — что звания…

— Вы знакомы с предварительным отзывом Академии наук па открытие Петра Деева?

— Да, нас вполне подробно ознакомили, — глядя в сторону, вздохнул Костя.

— Кто? Директор института?

— Ну, где там! Директор института человек занятой. Члены комиссии ознакомили.

— И вам нечего возразить по поводу этого заключения?

— А кто поверит нам, младшим научным сотрудникам? — усмехнулся Дмитрий. — Это же будет походить на присвоение заслуг исчезнувшего автора.

— Что верно, то верно! — весело согласился Бородин. Помолчав, дружелюбно разглядывая «молчунов», признался:

— Всю жизнь я мечтал заполучить дело, связанное с запутанными проблемами пауки. У меня это, видите ли, врожденное, от деда перешло, Сергей Бородин тоже был следователем. И однажды ему довелось распутывать преступление, связанное с применением ультразвука. Захватывающая история, скажу вам! Когда он поведал ее мне, тогда еще мальчишке-школьнику, я твердо решил стать следователем. Учился в том же университете, что и вы. Только чуть пораньше, лет этак на тридцать.

— Стало быть, и нас будут обвинять в преступлении… — огорченно вздохнул Костя.

— Это вас все Алевтина настращала? — глаза Бородина гневно блеснули. — Да как же могло случиться, что эта пустышка попала к вам в лабораторию? Это ничтожество, эта трескушка?

Ведь всюду, где она ни работала, обязательно впутывалась в скандальные истории.

Следователь поднялся со стула.

— Если не возражаете, — попросил он, — я бы хотел взглянуть на ваше уэллсовское творение.

— Вы хотите сказать — творение Петра Деева, — не без ехидства уточнил Дмитрий.

— Я сказал то, что я хотел сказать, — сухо возразил Бородин.

Бородин не спеша обошел вокруг машины времени, потрогал поверхность сферы.

— А как проникнуть внутрь? — спросил он.

— После монтажа генераторов и системы управления, — пояснил Дмитрий, — сфера герметически закрывается. Внутри больше делать нечего.

— А как производится управление машиной?

— Дистанционно с пульта.

— Стало быть, нахождение человека внутри машины во время испытаний исключено?

— Безусловно!

Бородин удовлетворенно пожевал губами. Отойдя от машины, он остановился напротив «молчунов», лицом к лицу.

— А теперь послушайте продолжение истории с исчезновением Деева, — сказал он. — Выслушав ее, вы наверняка найдете нужное объяснение и поможете мне поставить точку.

Покачиваясь па носках, он все вглядывался в «молчунов».

— Получив сигнал об исчезновении Петра Деева, — продолжал Бородин, — я, естественно, поинтересовался его родственниками: а вдруг да объявится пропавший у кого-нибудь из них?

Но у Петра Деева оказался единственный родственник — младший брат, проживающий в Якутске. Родители Деевых погибли в автомобильной катастрофе четырнадцать лет назад. Так вот… — Бородин сделал многозначительную паузу, — Петра Деева в Якутске не оказалось. Зато… зато исчез и брат Петра. Более того, вместе с братом Петра исчезли и его дети. Девочка одиннадцати лет и мальчик четырех.

— Может, похищение? — высказал предположение Константин.

Бородин отрицательно покачал головой.

— Полностью исключено! Вся семья вчетвером возвращалась вечером из гостей. Деев вместе с ребятишками подымался по лестнице первым, открыл двери квартиры. Втроем они вошли в прихожую и вдруг исчезли прямо на глазах идущей следом жены. Исчезли так, словно растворились в воздухе.

В лаборатории наступило тягостное молчание.

— И… и это произошло в один день с исчезновением Петра… — упавшим голосом произнес Дмитрий.

— Во! — Бородин ткнул его в грудь указательным пальцем. — Именно! В один день и в один час. А может быть, и в одно и тоже мгновение. Давайте же раскручивать дальше, уважаемые физики.

— Для окончательной раскрутки, — сказал Дмитрий, хватая следователя за рукав, — нам важно выяснить, не случалось ли в нашем городке землетрясения двести сорок лет тому назад.

— Двести сорок лет — это время, заложенное в программу движения вашей машины, — сообразил Бородин. — Ну что ж, завтра же я получу интересующие вас сведения. Хотя, насколько мне известно, в наших краях землетрясений никогда не было. И трудно представить, чтобы оно случилось. Ладно, на сегодня все. Извините, у меня еще дел по горло.

Пожав руки «молчунам», следователь покинул лабораторию.

На этот раз они встретились с Бородиным в его кабинете.

— Итак, — сказал Станислав Сергеевич, раскрывая лежащую перед ним папку и извлекая из нее листок бумаги с напечатанным на машинке текстом, — итак, как ни покажется нам невероятным, но в нашем городе действительно произошло землетрясение. Ровно двести сорок лет назад, единственное за всю историю города. Как утверждают геологи, этого землетрясения не должно было быть, ибо по всем законам этой серьезной науки наш регион расположен на мощной плите, не имеющей никаких разломов, а значит, и возможности относительных смещений. Однако оно было. Шесть баллов по шкале Рихтера. Случались разрушения зданий, имелись человеческие жертвы. Что скажете, младшие научные сотрудники?

Станислав Сергеевич с интересом смотрел на «молчунов».

— Это все наша машина… — покаянно выдохнул Константин.

— Да, теперь вы вправе привлечь нас к уголовной ответственности… — подтвердил Дмитрий. — Это наша машина.

— А машина-то вовсе и не ваша, — погрозил «молчунам» пальцем Бородин. — По имеющимся у меня документам единоличным творцом машины и вдохновителем уникальных исследований является Петр Алексеевич Деев. Вот так-то, мои молодые ученые.

В глазах следователя запрыгали веселые искорки.

— Ну как, пронимает? — посочувствовал он. — Однако пойдем дальше. Как мне удалось установить из бурного словоизлияния моей непутевой племянницы, вас обоих в момент испытания машины в лаборатории не было. Более того, ваш сотрудник Фивейский утверждает, что вы вообще не собирались отправлять машину в путь, поскольку догадывались о возмож ных последствиях. Так что, дорогие, не берите на себя чужие грехи.

Помолчав, Бородин потребовал:

— Давайте-ка, объясняйте мне, куда подевались Деевы.

«Молчуны» посмотрели друг на друга: кому отвечать?

— Они растворились в квантовом поле вакуума, — сказал Дмитрий.

— Ага, вот даже как…

Бородин аккуратненько положил листок обратно в папку, неторопливо завязал ее.

— Итак, насколько я понимаю, началось все с того, что во время землетрясения погиб далекий предок Деевых, так сказать, родоначальник. И погиб до того, как успел оставить после себя потомство. Естественно, его гибель обернулась исчезновением всех последующих поколений Деевых — они все растворились в вашем чертовом квантовом поле. Так получается?

«Молчуны» дружно ответили кивками. Они уже с удивлением и уважением поглядывали на следователя, сумевшего вникнуть в такие запутанные дебри теории относительности.

А Бородин в притворном отчаянии развел руками.

— Нет, вы только вообразите себя, физики, на моем месте! — простонал он. — Ведь мне предстоит писать заключение по делу исчезновения крупного ученого Петра Алексеевича Деева… которого никогда на свете не было. Он был, но… его не было. Да кто же примет у меня подобную галиматью?

Не получив ни ответа, ни сочувствия, Бородин подпер подбородок сплетенными пальцами рук.

— Да и землетрясеньица-то никогда в наших местах не случалось. А теперь вот оказывается, что случилось. Единожды, но случалось. Посему могут объявиться два историка. В руках одного из них будет геологическая летопись без всяких землетрясений. А в руках другого будут неопровержимые факты наличия землетрясения. И оба будут безусловно правы, — Бородин шумно выдохнул. — Чудны дела твои, господи!

Он прошелся по кабинету. А когда остановился перед «молчунами», лицо его стало холодным и отчужденным.

— Хотелось бы верить, — сухо произнес он, — что вы оба прониклись чувством ответственности, вторгаясь в этакую сложную область познания. Ведь окажись теперь ваша машина времени в руках авантюриста от науки, представляете, каких бед он может наделать?

И, может быть, это даже к лучшему, что к ней более не прикоснется Петр Деев…

Помолчав, посоветовал:

— Найдите в себе силы ударить в колокола самого громкого боя, предупредите человечество о бережном отношении к вашему открытию. И остерегайтесь подпускать к нему таких пустобрехов, как моя племянница Алевтина… — и, вдруг улыбнувшись, сказал:

— А ведь это, собственно, она и отправила своего муженька в небытие. Да вы сидите, сидите! — махнул он рукой на вскочивших было «молчунов». — Какой уж тут секрет… Она же, шельма пустоголовая, еще под стол пешком ходила, а уже мечтала, чтоб мужем ее стал самый знаменитый человек на свете. Вот в Дееве ей, должно быть, такое светило и привиделось. Да и сам Деев, видно, сумел ей себя подать соответственно.

— Да уж не без этого, — согласился Костя.

— А уж какими злодеями он вас Алевтине расписал… — Бородин только развел руками. — Ну, а потом Алька убедилась, что Петя-то ее трусоват, машину испытать ему и хочется, и кто его знает, что тут может случиться. Ну, вот она и нажала кнопочку…

Уже в дверях, положив руки на плечи «молчунов», заглядывая им в лица влюбленными глазами, следователь сказал:

— Вы, граждане физики-аналитики, работайте, как до сего дня работали, решайте свои премудрые проблемы. Я же со своей стороны сделаю все, чтобы вам никто поперек дороги встать не посмел. Тут-то у меня возможности широкие. — И он уже совсем по-простецки подмигнул «молчунам», добавил:

— Самое трудное, самое ответственное, что предстоит следователю Бородину — доказать, что истинными творцами машины времени являются Дмитрий Евдокимов и Константин Кучерняк, а не Петр Деев. Впрочем, тут у меня есть на кого опереться. Догадываетесь? Нет? А жаль. Это ваш конструктор Фивейский. Он и комиссии-то все карты спутал, встав на вашу защиту.

Такой шум в институте поднял! А вы о нем почему-то ни слова. Вот так-то… Ну, ладно, все!

Заболтался я с вами.

И он обоими кулаками подтолкнул «молчунов» в спины. Но не сразу закрыл за ними двери, в раздумье глядя вслед. Потом не спеша возвратился к своему рабочему столу.