"Клан Инугами" - читать интересную книгу автора (Ёкомидзо Сэйси)

Выбор Сизумы

Вечерние тени, наверное, удлинились, потому что капель, еще недавно так громко звеневшая, стихла, и в углах большой комнаты постепенно скапливался холод. Киндаити поежился не столько от холода внешнего, сколько от дьявольских деяний Мацуко, от; жестокости судьбы и злосчастных обстоятельств, постигших Киё, — они леденили ему душу.

Но не время предаваться печали. Он снова повернулся к Мацуко.

— Госпожа Мацуко, теперь ваша очередь. Надеюсь, вы нам все расскажете.

Мацуко пронзила Киндаити хищным взглядом, скривила губы и ответила:

— Разумеется, расскажу. В конце концов, чем больше я расскажу, тем меньше вины будет на моем дорогом сыне.

— В таком случае, пожалуйста, не начнете ли с убийства Вакабаяси.

— Вакабаяси? — Мацуко удивленно вскинулась, потом фыркнула и сказала: — Ах да, этот. Совсем забыла — ведь это случилось, когда меня не было в Насу. Что ж, именно я заставила Вакабаяси сделать копию завещания. Сначала он упорно отнекивался, но я грозила ему, обхаживала его, и в конце концов, поскольку он был мне кое-чем обязан, он не смог отказаться. Он сдался. Можете себе представить, в какой я была ярости, когда прочла завещание. Во мне кипело негодование и ненависть к Тамаё, с которой так щедро обошлись в завещании только потому, что она потомок благодетеля отца, — в куски готова была ее разорвать, и этого мне было бы мало. Тогда-то я и решила: Тамаё должна умереть. Если я что-то решила, я иду до конца. Испробовала всякого рода маленькие хитрости — подбросила гадюку в спальню, испортила тормоза в машине, продырявила лодку — но всякий раз мне портил дело Макака.

Она пососала трубку.

— Через некоторое время я поняла, что не все так просто — Вакабаяси кое-что заметил. Он, похоже, был влюблен в Тамаё, и когда с ней стали происходить такого рода неприятности, он заподозрил меня. Это никуда не годилось. Мне было все равно, что случится потом, но тогда я не могла допустить, чтобы стало известно, что я тайком прочла завещание. Перед отъездом в Хакату на встречу с Киё я подарила Вакабаяси пачку сигарет, одна из которых была отравлена. Но даже я не рассчитывала, что она сработает в такой удачный момент.

Мацуко мерзко, презрительно хохотнула.

— Где я достала яд? Прошу прощения, об этом я умолчу. Не стану причинять неприятности кому-то еще. Как бы то ни было, после этого я отправилась встречать Киё и по дороге внимательно изучила завещание. И решила не убивать Тамаё. Поняла, что если Тамаё умрет, Киё получит полный контроль над делами фирмы Инугами, но остальное-то состояние будет поделено на пять частей, и Киё достанется только одна пятая, а отродью Кикуно Аонума — в два раза больше

Ее ярость до сих пор не утихла — Мацуко громко скрипнула зубами.

— Тогда я вновь и внимательней перечитала завещание и поняла, что отродье Кикуно наложит лапу на часть состояния только в двух случаях: если Тамаё умрет или если она откажется выйти замуж за одного из трех внуков и так потеряет права на наследство. Вот тут-то до меня дошло, как точно отец все рассчитал. Он слишком хорошо знал нас. Он знал, что мы постараемся избавиться от Тамаё, и воспользовался историей с Кикуно Аонума, чтобы это предотвратить. Прекрасно понимая, как мы ненавидим Кикуно с ее сынком, он все выстроил так, что дал нам единственный способ лишить это ничтожество, это отродье Кикуно его части наследства — оставить Тамаё в живых. Как он был изобретателен!

Киндаити тоже это понимал. Вот почему, узнав, что Тамаё несколько раз подряд подвергалась опасности, но всякий раз выходила сухой из воды, он довольно долго не мог избавиться от подозрения, что все эти покушения на ее жизнь подстроены и разыграны самой Тамаё и что именно она, соблазнив Вакабаяси, тайком прочла завещание.

— Что ж, Тамаё пришлось оставить в живых, — продолжала Мацуко, — она обязательно должна была выйти замуж за Киё. Но тут я не сомневалась — она это сделает. Я-то знала, что Киё ей нравится — да нет, на самом деле я прекрасно понимала, что он ей более чем нравится. Я приехала в Хакату в полной уверенности, что все уже улажено. Но когда я увидела его лицо, эта уверенность развеялась дымом. Вообразите мое потрясение, мое отчаянье, когда я увидела это лицо.

Она горько вздохнула. Киндаити осторожно подтолкнул ее к дальнейшему:

— Простите, что прерываю вас, но… неужели вы совсем не заподозрили, что человек с изуродованным лицом — самозванец?

Мацуко уставилась на Киндаити горящими глазами.

— Господин Киндаити, я, возможно, упрямая женщина, но разве не ясно, что даже я не привела бы в дом самозванца, зная, что он самозванец, и не совершила бы ради него все эти ужасные деяния? Нет, я его не раскусила. Конечно, случалось порой кое-что, вызывавшее недоумение, но он объяснил мне, что из-за контузии потерял память о прошлом, и я ему поверила. Да, один случай и вправду сбил меня с толку — тот вечер, когда от него требовали оттиска его руки. Я вышла из себя, я отказывалась подчиняться требованиям, но втайне ждала, что Киё наконец скажет свое слово, согласится. А он воспользовался моим упорством и так и не сделал этого оттиска. В тот раз, должна признаться, я почувствовала что-то неладное. В голове у меня мелькнула мысль, что, может быть, Такэ и Томо правы и он — самозванец, но я выбросила эти подозрения из головы. На другой день Киё сам пожелал этого, я была потрясена, а когда отпечатки оказались тождественны, пришла в восторг — мне показалось даже, что я вот-вот упаду в обморок — и я устыдилась своих, пусть мимолетных, сомнений. После этого я уже ни в чем не сомневалась до тех пор, пока…

Помолчав, она продолжала:

— Что ж, вернемся к моей истории. Увидев, как ужасно изувечено его лицо, я поняла, что не могу привезти его домой в таком виде, потому что Тамаё наверняка отвернется от него с отвращением. И вот, сидя в Токио, я обдумывала возможные варианты и в конце концов заказала эту гуттаперчевую маску. Я велела сделать ее точной копией прежнего лица Киё, чтобы Тамаё, вспомнив старые дни, могла привязаться к нему.

Мацуко вздохнула.

— И все эти ухищрения ни к чему не привели, даже мне было совершенно ясно, что Тамаё невзлюбила его. Теперь-то я понимаю почему: она чуяла в нем незнакомца. Но откуда мне было это знать? И я поняла, что заставить Тамаё остановить свой выбор на Киё будет нелегко, пока Такэ и Томо не умрут.

— И вы шаг за шагом стали осуществлять свой план.

Ужасная улыбка явилась на губах Мацуко.

— Именно. Я же сказала, что, решившись на что-то, я всегда иду до конца. Впрочем, позвольте заметить, что в случае с Такэ и с Томо я не слишком старалась скрыть следы своих преступлений. Единственное, чего мне хотелось — это убить их обоих. Мне было все равно, пусть меня посадят или даже казнят. Я просто хотела убрать этих двоих с дороги моего сына. Собственная жизнь меня не заботила.

Да, без сомнения, она не лгала — таков был мотив преступлений, совершенных этой необыкновенной, дьявольской женщиной-убийцей.

— И очень удивились, когда поняли, что кто-то идет по вашим следам и заметает их.

— Конечно, я была удивлена, но, честно говоря, мне это было почти безразлично. А тревожило меня как раз то, что Киё в маске, как мне казалось, причастен к этим уловкам. Я беспокоилась за него, и одновременно мне чудилось в этом что-то зловещее. Мы с ним ни разу не говорили об этом, но сама легкость, с какой он скрывал улики моих преступлений, порой делала его в моих глазах каким-то жутким чудовищем.

Киндаити повернулся к инспектору Татибана.

— Инспектор, вы понимаете? Она вовсе не пыталась скрыть свои преступления. Два соучастника подчищали за убийцей, стараясь направить следствие по ложному следу. Вот почему так сложен и тем интересен был этот случай.

Инспектор кивнул и, подавшись вперед, к Мацуко, сказал:

— Теперь, госпожа, давайте наконец перейдем к убийству Сизумы. Это, разумеется, дело только ваших рук.

Мацуко кивнула.

— Почему же вы решили убить его? Вы обнаружили, кто он такой?

Мацуко снова кивнула.

— Да, я узнала, кто он. Но позвольте мне прежде рассказать, как я это узнала. Итак, Такэ и Томо больше не было — мы победили. И я стала пилить Киё в маске, я требовала, чтобы он сделал предложение Тамаё. А он почему-то отказывался.

Инспектор Татибана нахмурился.

Интересно, почему? Из слов Киё ясно, что Сизума намеревался занять место Киё и жениться на Тамаё.

В этот момент Киндаити, бешено и с самозабвением чесавший голову, вдруг произнес, ужасно заикаясь:

— С-Сизума с-собирался с-сделать это, но т-только д-до двадцать шестого ноября, к-когда было найдено т-тело Т-томо. — Киндаити, наконец осознав, как звучит его речь, с трудом сглотнул и взял себя в руки. — Но после того, как нашли тело Томо, господин Ояма, настоятель святилища Насу, сообщил нам невероятное — тайну, скрытую в китайском сундучке. Мы узнали, что барышня Тамаё — не внучка благодетеля господина Инугами, а родная внучка господина Инугами. А это означало, что Сизума не может жениться на Тамаё.

— Почему же? — Инспектор никак не мог сообразить, и Киндаити ответил с улыбкой:

— Что тут непонятно, инспектор? Сизума — сын господина Инугами, а барышня Тамаё, как оказалось, — внучка господина Инугами. Он дядя, а она его племянница.

— Вот теперь все понятно! — вскричал инспектор. — Ясное дело, Сизума просто не знал, как ему поступить. — Он вытер свою толстую шею большим носовым платком.

Киндаити выразительно вздохнул.

— Да. Теперь-то ясно, что взрывоопасное открытие господина Оямы стало кульминацией в этом деле. Перед Сизумой стоял выбор. Официально ни Сизума, ни барышня Тамаё не считались родственниками господина Инугами, так что легко могли получить разрешение на брак. Но сам Сизума, зная об их кровном родстве, не мог этого сделать. Судя по словам господина Киё, Сизума не был каким-то особенным злодеем, им владело только желание отомстить, и поэтому ему мешали угрызения совести, свойственные всем людям.

Снова глубоко вздохнув, Киндаити повернулся к Мацуко.

— Кстати, госпожа Мацуко, когда именно вы обнаружили, что он — Сизума?

— Около половины одиннадцатого вечера двенадцатого числа. — Мацуко улыбнулась не без горечи. — В тот вечер мы в очередной раз спорили, спорили о Тамаё. Спор разгорался все сильнее и достиг такого накала, что он наконец не выдержал и сообщил всю правду, почему он не может на ней жениться. Как я теперь понимаю, он решил, что, открыв мне истину, он ничем не рискует — я не смогу ничего сделать, поскольку ему известна моя тайна. Но вы можете себе представить мое потрясение, мою ярость. Комната пошла кругом перед моими глазами. Я продолжала расспрашивать его, выяснять всякие детали, но потом он, очевидно, заметил, какое у меня лицо, вскочил и попытался сбежать. На этом все кончилось. Когда я очнулась, он лежал мертвый, а я сжимала в руке пояс от кимоно, пояс, которым я его удавила.

Кокин вскрикнула и упала на татами.

— Какой ужас, какой ужас! Вы дьявол, вы злой дух из преисподней. Как могли вы совершить такое?

Кокин содрогалась, захлебываясь слезами, но Мацуко и глазом не моргнула.

— Ничуть не жалею, что убила его, — сказала она. — Я знала, что рано или поздно это произойдет, и я сделала только то, что должна была сделать тридцать лет тому назад. Но если поразмыслить, этот мальчик явно родился под несчастливой звездой, не правда ли? А скольких трудов мне стоило вытащить его тело! Господин инспектор, господин Киндаити, ну скажите, разве жизнь — не насмешка? Убивая Такэ и Томо, я ничуть не заботилась о том, чтобы скрыть дела рук моих. Я ведь думала: пусть забирают меня, если им так охота. И всякий раз кто-то хитро покрывал мои преступления. А на этот раз, когда мне вовсе не хотелось, чтобы меня схватили, когда у меня возникло страстное желание еще немного пожить на этом свете — помощи ждать мне было неоткуда.

— Простите, — перебил ее Киндаити. — Почему именно на этот раз вы стремились избежать подозрений?

— Разумеется, из-за Киё. Раз отпечатки рук полностью совпадали, значит, в тот день здесь был настоящий Киё. Сизума признался и в этом. Только я была в такой ярости, что забыла спросить у Сизумы, что сталось с Киё. Мне еще предстояло это выяснить.

— И вы проделали с трупом невероятную операцию.

— Да, чтобы придумать это, мне потребовалось не меньше часа, — все же я не слишком сообразительная женщина. Но, устроив такую шутку, я могла надеяться, что труп примут за труп Киё, а пока все уверены, что это Киё, я, мать Киё, буду вне подозрений — так я думала.

Вот и вышло, что проклятие топора, цитры и хризантемы, которое пытался инсценировать Сизума, исполнилось, завершившись смертью самого Сизумы.

— Все продумав, я отнесла тело в лодочный сарай, погрузила его в лодку и выгребла за ворота канала. Подплыла туда, где было помельче, и сунула его вверх ногами в ил. С вечера лед был еще не слишком крепким, но за ночь стал толще, и получилось совсем смешно.