"Крестовый поход" - читать интересную книгу автора (Янг Робин)

7

Аль-Бира, Северная Сирия 26 февраля 1276 года от Р.Х.

Из зарослей тростника в небо воспарили стаи птиц. Рассветную тишину разорвал завывающий боевой клич тысячи глоток, а следом в стены аль-Биры полетели огромные валуны. Это дали залп выстроившиеся в боевом порядке семьдесят осадных орудий. И тут же управляющие катапультами воины-китайцы их перезарядили, вложив в кожаные пращи новые валуны. Залпы следовали один за другим. Время от времени воины заменяли валуны бочонками с горящей смолой, и тогда небо освещало зарево.

К шеренге катапульт медленно подкатывались три широкие деревянные платформы с диковинными сооружениями, похожими на сказочных чудовищ. В каждом было два уровня. На нижнем, защищенном деревянными перекрытиями, на коленях притаились лучники-сельджуки, нацелив стрелы в щели между досками. На верхнем уровне каждой башни под тяжелой деревянной крышей согнулись десять воинов-монголов в пластинчатых доспехах, напоминавших рыбью чешую. В руках они сжимали готовые к бою булавы и мечи. Следом двигались шеренги пеших воинов с длинными лестницами. На них были доспехи полегче, из дубленых воловьих шкур. Они шли, забросив на плечи щиты. У каждого на поясе болтался меч. За последние несколько дней воины сильно исхудали. Неожиданно свалившаяся на войско болезнь — свирепая рвота и понос — унесла около тысячи, остальные кое-как оправились и сейчас были в строю. Коричневая кожаная масса монголов местами расцвечивалась яркими плащами и тюрбанами полков сельджуков и иракцев.

Вскоре со стен донеслись крики раненых мамлюков. В ответ их лучники пустили в монголов затемнивший небо каскад стрел. Стрелы отскакивали от щитов, впивались в землю и людские тела. За городскими стенами испуганные люди собирались в мечетях и молились. Громко плакали дети.

Поставленный Бейбарсом в аль-Бире после захвата города у монголов одиннадцать лет назад гарнизон мамлюков был привычен к осадам. Набеги случались часто. Но на этот раз все было иначе. Монголы хорошо узнали слабые места обороны мамлюков, сосредоточили все усилия на них и преуспели. Не помогло даже прибывшее две недели назад подкрепление из Алеппо.

Мамлюки на стенах заряжали манджаники и аррады, метательные машины, воздвигнутые на башенных платформах. В приближавшееся войско летели камни и метровые дротики, легко пробивавшие кожаные доспехи пехотинцев с лестницами. Воины падали, роняли лестницы, но их подхватывали другие, переступали через мертвых и продолжали движение.

Камни, пущенные мамлюками со стен, наносили меньший урон, чем дротики. Повредить деревянные сооружения монголов они не могли. Набитая сеном мешковина ослабляла удары. Когда камень попадал в башню, она лишь содрогалась. Прошедший недавно проливной дождь быстро превратил землю в вязкую трясину. Монголы увязали в серой зловонной грязи, скрипели зубами от боли в руках, но продолжали тянуть осадные башни, упорно продвигаясь к аль-Бире.

Когда первые осадные башни монголов достигли стен аль-Биры, Ишандьяр со своим войском находился меньше чем в четверти мили от города. Сквозь облака дыма он увидел, как из башни стали выпрыгивать воины. В считанные мгновения к стене прислонили две лестницы, а еще через несколько по ним начали взбираться люди. Наступление остановила бочка с горящей смолой, пущенная катапультой с угловой башни. Атакующие полетели вниз, пылая как факелы. Ишандьяр теперь мог лишь слышать крики, видеть мешал дым.

Он повернулся к стоявшим рядом двум эмирам:

— Готовьте людей.

— Надо ли показывать себя врагам так скоро? — засомневался один.

— Они нас все равно увидят.

Пока войско мамлюков скрывали крутые берега Евфрата. К тому же они истребили все сторожевые посты монголов, так что предупредить об их приближении никто не мог. Но впереди берег становился пологим. Ишандьяр повернулся, оглядел ощетинившееся копьями войско. Воины успокаивали коней, пили из бурдюков воду, подтягивали доспехи. Кроме его четырехтысячного полка, там стояли полки двух эмиров и полк из Алеппо. Всего их было двадцать тысяч, но это составляло лишь две трети от войска монголов.

Со стороны города продолжали доноситься глухие удары камней о стены и крики людей.

— Если мы пойдем сейчас, — сказал Ишандьяр, — когда они начали штурм, то можем застать их врасплох. Медлить нельзя.

— Я согласен, — отозвался второй эмир.

Ишандьяр кивнул:

— Я двину своих к стенам, а вы заходите с тыла. И да пребудет с вами Аллах.

Эмиры вскочили на коней и рванули вдоль строя, хрипло выкрикивая приказы пехоте и конным всадникам, бедуинам и воинам, несущим горшки со смертоносной нафтой. Ишандьяр отдал несколько коротких приказов своим атабекам и вскинул саблю.

— Аллах акбар!

Пришпорив коня, он ринулся вперед по пологому песчаному берегу. За ним последовали конники и пешие воины.

Появление мамлюков вызвало в рядах монголов тревогу. Затрубили горны, забили барабаны. Их конники, наблюдавшие за штурмом в задних рядах войска, побежали к своим лошадям, хватая копья и шлемы, с тревогой посматривая на приближавшуюся тучу пыли.

Теперь стен достигли и остальные осадные башни. Воины с верхних уровней ринулись к лестницам, размахивая булавами и мечами. Лестниц уже стояло шесть. Мамлюки на стенах пытались их столкнуть, но падали, сраженные стрелами лучников-сельджуков с нижних уровней. Монголы упорно карабкались вверх, убитых тут же сменяли другие. Они лезли и лезли, рыча, отплевываясь, не обращая внимания на боль, срываясь с перекладин.

Первыми из войска Ишандьяра линии монголов достигли бедуины, похожие в своих цветистых плащах и куфиях на полчище рассвирепевших ос. В ход у них шло все — стрелы, сабли, кинжалы, камни. Вот уже несколько катапульт замолкло. Воины-китайцы пали, жестоко порубленные бедуинскими саблями. Ишандьяр бедуинам не доверял. Они часто переходили на сторону врага, если он оказывался сильнее, за что получали долю от награбленного. Но теперь, наблюдая за ними, он довольно улыбнулся. Бедуины были ловкими бойцами, и монголы сейчас испытали это на себе в полной мере. Издавая воинственные крики, бедуины двинулись к лагерю, круша все на своем пути, не давая пощады ни раненым, ни больным. Швыряли горящие головешки в шатры, те вспыхивали как бумага. Некоторые монголы обратились в бегство, несмотря на окрики командиров.

Увидев приближавшийся справа строй тяжелой кавалерии монголов, Ишандьяр немедля повел авангард полка к стенам, направив правый фланг встретить всадников. Тем временем вдохновленные появлением своего войска защитники стен смогли сбросить одну лестницу. Монголы вопили, цепляясь за перекладины. Некоторые спрыгивали раньше, но через несколько секунд были раздавлены товарищами, когда лестница упала на землю.

Ишандьяр свирепо рубил мечом налево и направо, двигаясь сквозь ряды пеших монголов. Одному удалось запрыгнуть на коня эмира. Уродливо оскалившись, враг замахнулся кинжалом на Ишандьяра. Тот увернулся, поймал монгола за подбородок, затем быстро развернул коня коленями. Его хорошо обученный конь сбросил монгола на землю и, попятившись, раздавил копытами голову. За несколько минут кавалерия мамлюков прорубилась сквозь людское месиво к основанию стены. Но их кони то и дело спотыкались на вязкой и скользкой земле, усыпанной камнями и трупами. Одни всадники падали на землю, погибая от мечей монголов или от стрел сельджуков. У иных мамлюков монголы убивали коней, и воины, спешившись, вступали с врагами в смертельную схватку. В воздухе повис кровавый красный туман, раскисшая земля под ногами тоже была красной от крови, а люди все продолжали кромсать друг друга.

Ишандьяру пока удавалось усидеть в седле. Он ожесточенно отбивал и наносил удары. Зарубив одного неприятеля, разворачивался встретить другого. Со стены упали еще две лестницы, катапульты монголов затихли, но битва продолжалась. Ишандьяр не знал, что происходит в других местах. Со стороны лагеря монголов поднимался густой дым, но враги не сдавались. Его воины гибли один за другим. Он слышал их предсмертные стоны. В какой-то момент его охватила тревога, но Ишандьяр жестоко подавил ее и, собравшись с силами, вновь ринулся в битву.

Нет, Ишандьяр не подожмет хвост, как трусливая собака. Если ему суждено сегодня принять смерть, значит, так тому и быть. Он встретит ее как воин и мусульманин. Он встретит ее со своими людьми.

Где-то неподалеку затрубили горны. Ишандьяр поначалу не понял, что происходит, а затем увидел, как один атабек торжествующе вскинул саблю. Со стороны города двигалось войско в плащах полка эмира Алеппо. Ворота аль-Биры были открыты. Гарнизон города спешил им на помощь. Это решило исход битвы.

Продолжающие штурмовать стены города уже давно в ужасе поглядывали на свой объятый пламенем лагерь, а когда из ворот на них двинулось войско, монголы побежали. Меньшая часть, понимая, что спастись не удастся, решила отчаянно сражаться, но большинство ринулись к реке в надежде перебраться на другой берег. Кто вплавь, а кто вброд на загнанных конях. Очень многих догнали стрелы мамлюков.

Вот так завершилась осада аль-Биры. Победа казалась уже близкой, монголы торжествовали, и вот теперь были отброшены обратно, за Евфрат, оставив у стен своих убитых и раненых.

К Ишандьяру подскакал атабек. Доложил, что битва закончена, не успевшие убежать монголы либо пленены, либо убиты. Нога у эмира горела огнем. Лекарь только что перевязал резаную рану. Ишандьяр приложился к бурдюку с водой, прополоскал рот и сплюнул в песок пыль и кровь.

— Отвези это в Алеппо. — Он протянул атабеку свиток. — Передай эмиру, и пусть он пошлет его султану Бейбарсу. Каир ждет вестей о нашей победе.

Атабек с поклоном удалился.

Наступив на раненую ногу, Ишандьяр поморщился и похромал к воротам. Там вносили в город раненых. Битва закончилась победой над монголами. Теперь пришло время считать мертвых.

Цитадель, Каир 1 марта 1276 года от Р.Х.

Бейбарс поморщился. Ему до смерти надоели эти монотонные хриплые голоса, жужжавшие, как надоедливые мухи. Впрочем, не меньше надоели и сами эмиры, сидевшие у подножия трона на подушках. С трудом подавив зевок, Бейбарс крепче ухватился за львиные головы на подлокотниках трона.

— Будет, Махмуд. Мы уже взяли в толк твои речи.

Махмуд поклонился, не в силах скрыть на лице досаду.

— Эмир Калавун, — сказал Бейбарс, — ты все молчишь. Скажи тоже свое слово.

Чувствуя на себе взгляды всех пятнадцати эмиров, собравшихся в тронном зале, Калавун поднес к губам кубок с крепким ароматным напитком, собираясь с мыслями. Военный совет длился больше часа, и пока султан решения не принял. Эмиры помоложе, такие как Махмуд, горели нетерпением начать войну с христианами.

Калавун поставил кубок на низкий столик рядом и встретил вопросительный взгляд Бейбарса.

— Как и прежде, мой повелитель, я не вижу смысла идти войной на христиан, сейчас они нам ничем не угрожают.

— Пока не угрожают, — подал голос молодой эмир Байдар, сидевший рядом с Махмудом. — Но замышляют Крестовый поход. Каждый мирный день, что мы им дарим, они используют для строительства кораблей и сбора войск. До какой поры мы будем ждать?

— От торговли с франками мы получаем выгоду, — возразил Калавун. — И нет вестей, что на Западе собирают Крестовый поход. Напротив, оттуда доносят, что многие правители не хотят войны.

— Купцы как торговали с нами, так и будут. Но зачем дозволять им жить на наших землях? Зачем нам сидеть и гадать, пойдут на нас франки на грядущей неделе или через десять лет? — Молодой эмир оглядел собравшихся в поисках поддержки. Некоторые закивали.

— Твое недовольство еще не причина затевать войну, — спокойно произнес Калавун.

Эмир коротко рассмеялся, задетый его словами.

— По виду ты вроде мусульманин, эмир Калавун, но нутро у тебя, я угадываю, христианское!

Собравшиеся зашумели.

— Тихо! — рявкнул Бейбарс. Его глаза сверкнули гневом. — Повинись перед эмиром Калавуном, — приказал он Байдару. — Он знатный воин и правоверный мусульманин, как и я. Твои обидные слова обращены также и ко мне.

— Прости меня, о повелитель, — смущенно проговорил Байдар. — И ты прости меня, славный эмир Калавун. Мой язык — мой враг.

— С двумя врагами биться труднее, чем с одним, — сказал пожилой эмир. — Монголы не дают нам покоя. И я согласен с эмиром Калавуном — воевать надо идти на них.

— Мы послали войско отогнать монголов от аль-Биры, — вмешался Махмуд. — Но они не в первый раз берут в осаду наши города и, я уверен, не в последний. — Он осмелел, увидев, что Бейбарс его не прерывает. — Пусть наше войско в Сирии держит монголов за Евфратом, а мы все пойдем на франков. Захватим Палестину, изгоним оттуда неверных и тогда повернем на Анатолию. С тыла нам никто больше грозить не будет.

— У франков сейчас и войска настоящего нет, — сказал Калавун. — И ты их равняешь с монголами? Которые уничтожили целые народы и стерли с земли многие города? Которые сейчас владеют половиной мира? — Голос Калавуна стал тверже. — Десять лет назад монголы преодолели пустыню и горные перевалы, чтобы напасть на Киликию. Армяне их тогда отбили. Но, видно, монголы ненасытны. Им нельзя уступать, если мы отдадим монголам хотя бы пядь нашей земли, они обрушат на нас все свое несметное войско и отберут все наши победы, начиная с битвы при Айн-Джалуте.

При упоминании Айн-Джалута Бейбарс пошевелился.

Это была первая победа над монгольским войском, какую когда-либо знал мир. И это была его победа, его сладостный триумф. Он покарал монголов за разорение своего народа, за свою неволю. После этой битвы началось его восхождение к власти. Бейбарс вспомнил Айн-Джалут и как будто стал снова молодым. Он оживился, в нем забурлила энергия, что в последнее время случалось очень редко. «Пусть ненавистные франки посидят пока в своих городах за неприступными стенами. От них сейчас нет никакого вреда. А вот монголы постоянно совершают набеги, бросают мне вызов, отважусь ли я встретиться с ними на поле битвы». Бейбарсу захотелось снова ощутить в руках меч, снова почувствовать на лице сухое дыхание пустыни.

— Я решил, — объявил он резким, повелительным тоном.

Эмиры затихли. Лицо Калавуна было невозмутимо, как всегда, однако сердце в груди заколотилось быстрее.

— Мы пойдем на Анатолию.

Махмуд и другие молодые эмиры угрюмо опустили глаза. Калавун почувствовал облегчение, но не радость. Потому что впереди все равно ждала война. Но эту войну Калавун не стал бы останавливать, даже если бы мог. Он хотел мира, а монголы его не хотели. И он будет защищать свой народ.

— Я не стану трогать франков, пока не покончу с монголами, — продолжил Бейбарс. — Вот возьмем Анатолию, прогоним оттуда монголов, и я разберусь с франками. Они сейчас боятся потерять свои последние земли и мир не нарушат. — Он поднялся. — Я призову вас на совет, когда придет весть из аль-Биры.

Кланяясь, эмиры начали пятиться к выходу из тронного зала и неспешно двинулись по сводчатому коридору. Калавун их обогнал. Он не желал ни с кем разговаривать. С него было достаточно сегодняшних споров. Однако в конце коридора ему путь преградила фигура в сером драном халате.

— Приветствую тебя, эмир Калавун. — Прорицатель Хадир поклонился с преувеличенной почтительностью и улыбнулся, показав гнилые зубы.

— Чего тебе?

— Что решили на военном совете?

— Спроси своего господина, — ответил Калавун и двинулся дальше.

Хадир сузил белесые глаза и двинулся следом, едва поспевая за быстрым шагом Калавуна.

— Ловко ты навострился управлять моим господином.

— Что? — Калавун остановился.

Хадир проворно заступил ему путь и, хихикая, сделал несколько танцевальных движений, мерзких в его исполнении:

— Вот так ты танцевал на совете вокруг моего господина, пока у него не закружилась голова и он не потерял путь.

— Ты опять шпионил?

Хадир продолжал улыбаться:

— Хотел бы знать, отчего ты, эмир, так жалуешь христиан?

— Идти на монголов угодно нашему султану.

— Нет! — зло бросил Хадир. — Не ему угодно, а тебе. Это ты месяцами нашептывал ему на ухо: не иди на франков, не иди на франков…

— Пошел прочь! — Калавун сделал угрожающий жест.

Хадир отскочил в сторону.

— Ты думаешь, франки затихли, эмир? Нет, на Западе есть кому их поднимать против нас. Король Сицилии, Эдуард Английский. А теперь еще и новый магистр тамплиеров. Они могут собрать большое войско. А наш господин сильно изменился после гибели Омара. Мы оба это знаем. — Хадир вскинул руку. — А я имел видение, Калавун. Видел, как франки снова оскверняют нашу землю. И я видел, как ты можешь помочь горю нашего господина.

— Тут ему никто помочь не может.

— Может, — раздраженно вскрикнул Хадир. — Ты можешь. — Он приблизился к Калавуну и горячо зашептал: — Наш господин должен отомстить. Но не хашишим, они свое заплатили. Он должен отомстить тем, кто их нанял. — Хадир тронул пальцами золотую рукоятку кинжала на поясе. Сам в прошлом ассасин, изгнанный ими, он их люто ненавидел. — Убить нашего господина замыслили франки. Я это знаю. — Он пристально посмотрел на Калавуна: — А ты можешь узнать имя злодея. И когда наш господин отсечет ему голову, он вернется на истинный путь.

Калавун пожал плечами:

— Как я могу узнать злодея? Ведь прошли годы. Ты предлагаешь неразумное, Хадир.

— Крепостями хашишим теперь управляют наши эмиры, — возразил Хадир. — Пошли Назира. Он из тех мест. Знает их язык и веру. Он может дознаться.

— Нет, — бросил Калавун и продолжил путь.

— Думаешь, я не вижу, что ты делаешь с Баракой? — крикнул ему в спину Хадир.

Калавун повернулся.

— Подмял под себя принца. Женил на своей дочке. Только слепой не видит, как ты рвешься к власти.

Калавун рассмеялся:

— У тебя бараньи мозги, Хадир. Любой приближенный к султану ищет его милости. И я тоже. Но не к личной власти рвусь, а стремлюсь, чтобы власть султана была крепкой. Тогда и мне от этого будет польза. — Взгляд Калавуна отвердел. — Ты бы лучше дознался о своем будущем, Хадир. Продолжишь испытывать мое терпение — оно у тебя окажется невеселым.

Калавун зашагал прочь, чувствуя злобный взгляд прорицателя, кинжалом впивающийся ему в спину.

На Каир спускался вечер. Закатное солнце окрашивало тени в оранжевый цвет. Анджело пробирался к месту встречи. Ветерок слабо покачивал деревья в саду у стен Цитадели. Пахло дымом, едой и навозом. Вдалеке медленно нес свои черные воды Нил. Анджело Виттури плотнее запахнул плащ.

Венецианец бывал в Каире много раз, но все по торговым делам. Привозил мамлюкам клети с отроками для их войска и увозил кошели с золотом. Но сейчас его миссия была совсем другого свойства, и надо было действовать с оглядкой. Прибыв, он послал уличного мальчишку передать весть в Цитадель и сидел ждал в месте, где нашел приют. Потом мальчишка прибежал с ответом. Виттури было назначено прийти сюда.

Анджело остановился. В дальнем конце сада у бочки с водой был виден человек в длинном черном плаще. Все лицо, кроме глаз, закрывала куфия.

— Принес? — спросил Виттури по-арабски.

Человек вытащил из-под плаща серебряный футляр для свитков с инкрустацией в виде цветков лотоса.

Анджело вытащил из футляра свиток, развернул. Посмотрел на написанное, затем на человека, который этот свиток принес:

— Тут сказано то, о чем мы договаривались?

— Да.

— Кайсан сумеет это прочесть? — уточнил Анджело, пряча футляр в кошель на поясе.

Человек кивнул.

— Но если свиток попадет в плохие руки, это будет скверно для нас всех.

— А разве ты можешь там что-то понять? — бесстрастно спросил человек.

Анджело пожал плечами:

— Главное, чтобы твой брат привел наших людей в Мекку, когда придет время. Он это сделает?

— Да.

Виттури повернулся, собираясь уходить.

— А ты помнишь, что обещал? — произнес человек ему в спину.

Анджело оглянулся:

— Когда у нас будет камень, ты получишь все.